Четыре года прошло после выхода «По волчьим законам». Сложно ли было преодолеть то, что называется «рутиной создания второго фильма»?
Да, очень сложно. Нелегко определить природу второго фильма – не только то, о чем он будет, но и то, как он будет снят. После долго обсуждения, во время которого я рассматривал несколько вариантов – некоторые из них были просто огромными проектами – я решил, что самое главное для меня, это заняться проектом, который я смогу контролировать. Сценарий «Ровера» был к тому времени готов и мне он показался идеальным проектом.
Было ли важно, чтобы второй фильм отличался от первого в плане эстетики?
Не обязательно, нет. Но чем больше я думал о «Ровере», тем более четко я видел, что могу здесь контролировать все, обычно этот процесс вполне естественный для режиссера. Если смотреть на общий вид фильма, на его тон, он отличается от фильма «По волчьим законам». Но это по-прежнему история человека в мире, который побуждает его вести себя определенным способом. Никогда не рассматривался вопрос, чтобы проекты были совершенно разными.
Тем не менее, «По волчьим законам» очень темный фильм, снятый в закрытых помещениях. В «Ровере» же много солнца, он представитель «дорожных фильмов» и бескрайних дорог.
Да, но такова природа истории и ее сюжета. По-своему, «Ровер» является вестерном. А лучшие вестерны - это всегда напряженные личные истории в сожженных солнцем пейзажах, обширных и одиноких. В конце концов, я должен признаться, что мне понравилась идея создать фильм, который одновременно еще глубже, еще более напряженно рассматривает тему, поднятую «По волчьим законом».
Для вас, «дорожный фильм» - это общепринятый жанр или все же только австралийский?
Много фильмов можно отнести к жанру «дорожных». Все, которые имеют отношения к путешествию, фильмы, во время повествования которых мы вместе с актерами перемещаемся из одного места в другое. Что касается «Ровера», все было гораздо проще с самого начала. Здесь есть путь, который персонажи начинают в одном месте и заканчивают в другом, в конце длинной прямой дороги. Впрочем, австралийский кинематограф имеет долгую историю «дорожных фильмов», вероятно из-за огромных расстояний, которые нужно преодолеть, чтобы попасть в нужное место. Впрочем, то же можно сказать и о США.
Вы хотите закрепиться как режиссер, работающий с австралийскими пейзажами и использующий традиции фильмов, снимаемых в «глубинке», в австралийской пустыне, как «Опасное пробуждение», «Потерянный уик-энд» и других?
Я знаком с подобными традициями, но убедился в них на собственном опыте, как никто другой. «По волчьим законам» получился чем-то больше, нежели обычный триллер, «Ровер» же вообще оказался уникальным фильмом.
Почему южная пустыня ассоциируется у вас с таким чувством опасности, неизвестности и примитивизма?
Там страшно, потому что вокруг ничего нет, там очень пустынно. Уязвимость, изоляция, ощущения того, что ты находишься на другой планете – это очень тревожные ощущения. Там вы чувствуете себя очень маленьким, запуганным и в то же время вы видите и ощущаете интенсивную красоту этого места.
В Европе, кажется, существует реальное сообщество молодого поколения австралийского кино. Что вы думаете?
В любом случае, у меня присутствует такое ощущение. Я не знаю, относится это только к Австралии, и в частности к этому поколению, но я действительно испытываю теплые чувства к людям моего возраста, которые работают в этой отрасли. Вся эта дружба, переживания, это творческое сотрудничество, эти общие стремления… Мне нравится думать, что все это создается людьми, которые начали примерно в то же время, что и я. Еще не так давно мы все задавались вопросом, сможем ли мы влиться в этот мир, и вот теперь мы находимся в центре него. Это замечательное чувство, разделить свои самые смелые мечты с друзьями, а затем обнаружить, что это уже не просто мечты.
Сравнение с «Безумным Максом» подстрекало вас или давило?
Я просто знал, что нам не избежать этого – австралийская пустыня, машины, будущее. Но я никогда не думал о «Безумном Максе», создавая этот фильм.
Сюжет антиутопии не нов для нашего общества. Но в вашем фильме нет «великой катастрофы», просто неумолимое снижение уровня нашей жизни…
Да, все, что происходит в «Ровере» - это прямые последствия того, как мы живем сегодня – жадности, ущерба, который мы наносим окружающей среде, краха империй. Мир этого фильма полностью правдоподобен, это и пугает.
В двух ваших фильмах люди определяются как «животные». Но в то же время вы показываете их жертвами их образа жизни. Вы видите себя в качестве нигилиста? Фаталиста? Гуманиста? Моралиста? Сочетанием всего этого?
Скорее сочетанием, да. Иногда я говорю себе, что я счастливый нигилист. Но я часто балую себя приступами сентиментальности и морального восстания, что удивляет даже меня. Хотя это не так уж удивительно. Я поражен нелепостью всего этого, ведь в своей жизни я разделяю многое из того, что переживают и другие вокруг меня. И это приятно, это единственный реальный повод вставать по утрам.
По вашему мнению, когда зрители узнают, что Гай Пирс хранил в своем автомобиле, это будет самым эмоциональным моментом или скорее моментом черной иронии, указывающей на абсурдность всего, что произошло?
Оба варианта, по-моему. Персонаж осознает, что преследовать эту машину, как сумасшедший, для этого нет никаких причин. В то же время желание мести - это единственное, что позволяет ему избежать собственной деградации. Но скорее, это важный фактор, чтобы в финале раскрыть то эмоциональное воздействие, что направлено на этого персонажа на протяжении всего фильма, чтобы зрители испытали сочувствие к монстру, которым является этот герой.
С Джоэлем Эдгертоном, со-автором оригинальной идеи, вы продумали все это с самого начала или оно пришло к вам только в процессе?
Это была не первая идея, но она пришла довольно быстро. Это важный ключ к понимаю персонажа. Это чудовищно, но мы поняли, что у фильма очень сложный эмоциональный фон. И в конце мы сталкиваемся с ощутимым доказательством того, что этот герой все же способен любить.
Есть что-то особенное в этом персонаже, что привлекает вас?
Я думаю, что меня привлекают персонажи, которые пытаются понять то безумие, которое их окружает, которые пытаются найти свой способ жить в этой «системе», созданной другими – вероятно, потому что это выглядит довольно близким к моему собственному жизненному опыту.
Какими критериями вы руководствовались, выбирая ваших актеров?
Гай Пирс был у меня на уме с самого начала. Нам нужен был мужчина в его возрасте, с тихой и таинственной силой, который обладал бы его талантом и исключительным вниманием к деталям. Я не забыл того удовольствия, когда мы работали с ним над фильмом «По волчьим законам». Роб (Паттинсон) появился позже. Мы встретились, он мне очень понравился, затем он прошел тесты, они получились удивительными, полными жизни, совсем непринужденными и решение было принято. И есть что-то очень волнительное в том, чтобы иметь возможность показать этому миру, что эта звезда, недооцененная, и чью карьеру свели к одному определенному образу, обладает огромным талантом. Я быстро понял, что Роб великолепный актер. И я с нетерпением жду, когда все другие это поймут.
Диалоги намеренно медленные и повторяющиеся, почти ошеломляющие…
Это не стилистическое решение. Персонаж Гая холодный и жесткий, герой Роба же наивный и причудливый. Так что это просто способ, которым они выражают себя.
Некоторые сцены насилия вы показываете визуально, другие же остаются за кадром. С чем связан такой выбор?
«По волчьим законам» и «Ровер» вполне могут казаться жесткими фильмами, но я не чувствую, что это напрямую связано со сценами насилия. Что мне нравится, так это драма, которая развивается перед нами, эффекты, которые она оказывает на жизни героев. Иногда драматические последствия акта насилия требуют, чтобы их описали на экране с определенной жестокостью. А иногда, наоборот, визуальное представление насилия может преобразовать все настолько, что оно идет вразрез с эффектом, производимым этой ситуацией или глубиной произошедшей трагедии, наконец-то возводя все к обыденности, стирая весь смысл этой сцены и проблемы, которую она пыталась показать.
Темп фильм определенно несколько медлителен. Как вы думаете, поведение персонажей определяется климатом и ландшафтом?
Но это не медленный фильм!
Тем не менее, на первый взгляд кажется, что все было подобрано так, чтобы создать стиль и передать стремления этого фильма…
Ладно, это правда, я думаю, что это сработало, придав фильму медлительности! Подобное ощущение возникает сразу после слов «10 лет спустя после краха» - так определяется природа этого мира и его развала. Для персонажа Гая, это то, что произошло и все еще происходит сейчас. Пока не ясно, что это означает для остального мира и в основном у вас возникает чувство, будто вы попали в ад. Для него это просто ужасное чувство пустоты, и он просто доживает последние минуты своей жизни.
Как вы работали с композитором?
Мы пересмотрели работы многих для этого фильма – и даже довольно странные вещи – Колина Стетсона, Уильяма Басински, Джачинто Сцелси, Тортоисе. «По волчьим законам» требовал своего рода более традиционной музыки, которая просто представлялась в электронном виде. «Ровер» же требовал другого – звуков, которые издают традиционные инструменты. Оригинальная музыка Энтони Партоса смогла поддержать этот необходимый фон на протяжении всего фильма.
Если персонаж Гая Пирса - это бродяга, тогда как вы определите персонажа Роберта Паттинсона?
Он также является бродягой. Гай – это бродяга, но в смысле «странник». В классическом английском языке «бродяга» также используется в качестве определения для собаки. Роб повсюду следует за Гаем, такой себе потерянный щенок.
Перевод выполнен Тео специально для сайта www.twilightrussia.ru и группы http://vk.com/twilightrussiavk. При копировании материала обязательно укажите активную ссылку на сайт, группу и автора перевода.
Интервью с Дэвидом Мишо о «Ровере» и Роберте Паттинсоне
|