«Звездная карта» Кроненберга — история о призраках или поучение о свободе?
«Звездная карта» — сатира на современный Голливуд. Таков, по крайней мере, критический консенсус. Писатель Брюс Вагнер, сценарист фильма, пытался по молодости пробиться в Голливуд, но дальше водителя такси его карьера не пошла (персонаж Роберта Паттинсона в фильме — alter ego писателя). Вот он и изошел желчью в памфлете на местные нравы (сценарий фильма был написан 20 лет назад). В его трактовке Голливуд — это сборище шизофреников, шарлатанов и наркоманов, дурдом, который только каким-то чудом не огорожен забором с сигнализацией. Вот Гавана (Джулианна Мур) — актриса на закате карьеры. Ее мечта — заполучить роль в ремейке фильма, в котором когда-то играла ее мать. Слава умершей в молодости матери не дает Гаване покоя, причем буквально — ее призрак может беспардонно заявиться в самый неподходящий момент, например, во время группового секса.
А вот Стэффорд Вайс (Джон Кьюсак) — психотерапевт и ТВ-шарлатан со стажем, в своей методике недалеко ушедший от Кашпировского. Он устраивает для Гаваны сеансы то ли ускорения личностного роста, то ли экзорцизма, но ему самому бы не помешала психологическая помощь. Сын Стэффорда Бенджи — звезда телесериала, едва шагнул в пубертат, но уже успел крепко сесть на наркотики: «Дрю (Бэрримор. — Ред.) это не помешало». Его тоже навещают фантомы. А дочь Стэффорда Агата (Миа Васиковска) после долгого срока выходит из психиатрической больницы во Флориде. Ее внезапное возвращение сеет в «святом семействе» смуту, выявляя изначальное преступление, на котором построена вся эта голливудская идиллия, — инцест между братом и сестрой, отцом и матерью Агаты и Бенджи.
Но едкая сатира на Голливуд — это, пожалуй, самое неинтересное, что можно сказать про «Звездную карту». Критиковать голливудские нравы в 2014-м — не слишком ли поздно? Куда любопытнее тот жанр, который Кроненберг выбрал для этой критики, — история призраков. Именно это спектральное измерение делает киноленту уникальной в фильмографии канадца — до этого в интересе к загробному миру он замечен не был.
Кроненберг создал свою репутацию на фильмах о мутациях тела — его трансформации под тяжестью современных технологий исследовали «Муха», «Видеодром» или «Автокатастрофа». Но с конца 90-х режиссер все больше смещал акцент на непостоянство, текучесть человеческой психики. В «Экзистенции» мутации тела под воздействием компьютерных технологий служили лишь декорациями, в центре — игры с сознанием. Шизофрения в «Пауке», «Опасный метод», фильм о Фрейде и Юнге, выглядят как логическое завершение этой тенденции. Ничего удивительного, что, исследовав сначала тело (res extensa), а потом и душу (res cogitans), режиссер обратился к призракам — пограничным сущностям, которые подрывают устоявшуюся картезианскую дихотомию. Первые признаки этого интереса можно заметить уже в «Космополисе»: в этом фильме Капитал играл роль не менее важную, чем Роберт Паттинсон, — хотя роль эта и оставалась незримой, иными словами — призрачной (напомним, что, по Марксу, именно капитал превращает товар в «чувственно-сверхчувственную вещь»). Фантомы, которые населяют «Звездную карту», поначалу сбивают с толку, но интерес режиссера к ним вполне закономерен.
Когда Кроненберг снял «Видеодром», многие критики увидели в фильме карикатуру на теорию медиа Маршалла Маклюэна. «Звездная карта» выглядит как невольная и изуверская пародия на «хонтологию» Деррида. Призрак, уверял основатель деконструкции, — парадоксальная фигура: «присутствие отсутствия», «видимое ничто». Он преследует тебя из прошлого, но в то же время предопределяет твое будущее — будь то призрак коммунизма или тень отца Гамлета. Призрак путает карты. Понять, что делать с этим наследием, довольно сложно. Дар это или проклятие? Фантом молчаливо наблюдает за тобой и своим молчанием требует действий. Но каких? Он никогда не скажет. Призрак не может «говорить», не может давать четкие указания. Вряд ли кто-то назовет Кроненберга дерридеанцем (и уж точно он отсекает этический момент этой теории), но «Звездная карта» построена по всем правилам «хонтологической», или спектральной, логики. «Б**дь, чего ты от меня хочешь?» — огрызается Бенджи на дух девочки, которую его угораздило навестить в госпитале незадолго до ее смерти. Она только улыбается и читает стих Поля Элюара «Свобода». Призрак как наследие, с которым нужно разобраться, — сюжетная линия героини Джулианны Мур, получившей от матери не только старомодный особняк в Голливуде, но и травмы с комплексами. Фантом на экране, а потом и в жизни (в жизни ли? она же призрак!) не дает покоя актрисе, и единственная надежда его победить — это самой стать фантомом своей матери, сыграть ее роль в ремейке.
Парадоксальная темпоральность фильма обнаруживается в обыденной сцене в забегаловке: Агата сидит с водителем такси (Паттинсон) и предлагает ему киносценарий, где тугой спиралью свернут сюжет того фильма, который мы, собственно, и смотрим, — то, что мы видели, и то, что нас ждет. «Тема инцеста не слишком заезжена?..» «Это будет инди про брата и сестру...» «Добавим немного мифологии, и будет замечательно...»
Агату воспринимают как чокнутую, и ее внезапное возвращение тоже сродни вторжению призрака. Может быть, поэтому она единственная, кто не боится фантомов прошлого и настоящего. Другие от них бегут, она же воспринимает их как данность. Даже больше — как руководство к действию. Агата и ее брат регулярно зачитывают вслух стих о свободе — но абстрактная свобода может обрести полноту реальности, только если она включает элемент ответственности, в данном случае — перед прошлым. Получается почти как по Канту, который понимал свободу как долг. Кроненберг же видит за этим словом amor fati, умение наследовать судьбу.
Только Кант возводил долг в универсальный принцип, спектральная логика же заставляет каждого из нас вырабатывать этическое отношение с нуля.
Текст: Владимир Лукин
За информацию спасибо сайту http://www.colta.ru.
Спектральный анализ
|