 Недавно показанная в Венеции «Блондинка» с конца сентября будет доступна на Netflix. О фильме про Мэрилин Монро и мифах, которые он каталогизирует, рассказывает Вероника Хлебникова.
Эндрю Доминик нейтрализует поэтической вольностью тьмы мифов, питавших и пин-ап иконографию Мэрилин Монро и одноименный роман Джойс Кэрол Оутс, взятый Домиником в работу. В его кино «блондинка» означает лишь заведомый обман, приставшую краску, классификатор поп-иконы, липу пополам с клюквой. Мэрилин Монро, блондинка, которой не было, едва знакома с безотцовщиной Нормы Джин Бейкер, ее детством в огне и в слезах.
В фильме «Как трусливый Роберт Форд убил Джесси Джеймса» Доминик три часа разглядывал пляшущие пылинки, которые сам же сдувал с другой национальной легенды — бандита и параноика. Не забыть, как тяжелело небо над плечами Брэда Питта, и как солнечный луч обшаривал покинутые им дома. Те же три часа взбесившиеся обломки невидимой материи заваливают самоотверженную Ану де Армас в роли Нормы Джин. Она переходит из цветной в черно-белую жизнь и обратно через поле электрических помех и магнитных искажений, воплощенных в заурядных земных вещах: оптически растянутые вожделеющие рты, блестящие вагинальные расширители (вид из матки на галактическое вторжение), осветительные приборы всех калибров, струи теплого воздуха из вентиляционной шахты метро, взметающие юбку, вялый член мистера президента и спущенные брюки мистера Z — студийного магната Дэррила Занука.
«А картина-то запылилась», — молвил Джесси Джеймс, глядя на лошадь в раме, и повернулся спиной к братьям Форд. Редкое свойство Доминика видеть вместо лошади галоп красок, теней, элементарных частиц и редких элементов заметно расцвело за 15 лет, минувших с венецианской премьеры, где Брэд Питт взял Кубок Вольпи за роль грабителя с большой дороги. «Блондинка» — грандиозная космоопера, где Доминик и его актриса перетряхивают планету М. М. на молекулярном уровне, насыщая ткань вещей беспримерной печалью под риффы Ника Кейва и Уоррена Эллиса, порой напоминающие Бадаламенти и его заупокойную по Лоре Палмер. Доминик поджигает Лос-Анджелес, и танцующая сила воображения сквозь гарь и пепел сшибает с осей унылую силу тяготения и остальные физические силы и законы. Плоть любовников сливается ртутью в полиаморную амальгаму «близнецов» — Нормы Джин и утомленных предками младшего Чаплина и младшего Эдварда Дж. Робинсона.
Нет фантастики беспредельнее, чем младенец, живущий в ящике комода. Доминику удается и ее переплюнуть совершенством реалистических деталей. Сумасшедшая мать в воплощении конопатой Джулианны Николсон трет пальцы, и подросшая Норма Джин снимает с этой неосознанной жестикуляции движение для своей роли.
Режиссер соблюдает условности хронологии, последовательно разворачивая поразительные реконструкции легендарных моментов из фильмов Монро, включая ненавистный ей «В джазе только девушки», и ее встречи с мужьями «папочками» — спортсменом и драматургом.
Лейтмотив отчуждения и разрыва Нормы Джин с Мэрилин, дара со стереотипом, готовит к катастрофе невстречи с собственным ребенком, с которым можно поболтать в темноте чрева, но которого не удастся произвести на свет. Галлюциногенный побег Нормы Джин сквозь пропасть анестезии в процессе аборта — одно из ужасных чудес кинематографической правды.
Де Армас предъявили множество смехотворных претензий, включая заметное отсутствие талии, но уже через 15 минут ее дурной славы между артисткой и двумя ее персонажами, М. М. и Нормой Джин остается только необходимый тонкий зазор, позволяющий двуликому образу не быть пойманным в бесцеремонный сачок байопика. Это филигранная работа на грани, точно рассчитанная шизофрения внутри маниакального сюжета.
Нежность Доминика к разодранному образу, в котором все расфокусировано, вышло из пазов, слетело с катушек, наступило на грабли и в конце концов умерло, компенсируется беспримерной, шокирующей грубостью в отношении американской политической иконы — JFK и презрением к модусу политического в целом. В жизнь Нормы Джин и в ее постель политическая власть входит хищной татью во мраке, ужасом в камере ночного видения.
Всякому зрелищу трудно, почти невозможно выдержать конкурентоспособность на пиру Мэрилин. Оно должно быть либо еще фантастичнее вплоть до трэша, либо, напротив, не быть собой, вжаться в пустой ящик комода, выскобленную утробу, слиться с покинутыми стенами, вовсе вывести себя за скобки зрелища — в ум и в грусть, в жалкие и родные жесты матери, в Чехова, в небо, которое давит и гнет. Доминик и де Армас соединяют эти разные контуры и регистры заподлицо, и это бомба, в облаке которой уже неважно, где будем делать талию и каким тиражом.
За статью благодарим сайт СЕАНС
«Блондинка» Эндрю Доминика — Из Венеции на Netflix
|
...что в 
что в 
