Глава 1 «… претендуют на опеку над Спасителем Магического Мира. Мистер Гарольд Джеймс Поттер, заканчивающий обучение в Школе Чародейства и Волшебства Хогвардс, пока не сделал официального заявления, но из анонимного источника удалось узнать, что данное ему на принятие решения время приближается к концу, так как объявить о своем выборе он должен не позже грядущего Хэллоуина.
Это первый Хэллоуин, который Магический Мир встретит после Победы над сильнейшим темным магом современности Томасом Марволо Риддлом (известным так же как Тот-Кого-Нельзя-Называть, Лорд Волдеморт и Темный Лорд), поэтому…
Ежедневный Пророк,
Рита Скитер»
- …Сколько же можно?! Мордред подери, вы не правы! – Ох, каким же я был идиотом, поверить невозможно!
Испытываемая мною злость, как океаническое цунами, хлынула в пространство. Готов поклясться, каждый из присутствующих в аудитории почувствовал всю силу этого выброса на себе. А мне вот плевать! Теперь очевидно: все это время я ошибался, принимал желаемое за действительное. Эх, понять бы раньше всю тщетность надежды на то, что наша общая Победа над Волдемортом примирит Снейпа с сыном своего врага, то есть со мной. Очевидно, последние полгода были для него всего лишь передышкой, во время которой он копил силы, но никак не прекращением «войны», во что я так глупо поверил.
Вязкое и темное, как болотная трясина, разочарование заполняет мое сердце. Грудь распирает от частых вдохов, как будто очнувшееся, реанимированное по прихоти Снейпа, чувство ненависти выкачивает из лёгких весь кислород. И мне сейчас абсолютно наплевать на последствия, которые не заставят себя ждать, стоит Снейпу открыть рот. Сейчас я способен обвинить Снейпа даже в своих проблемах с контролем магии, как подозревал его во всех смертных грехах в старые добрые времена. Но винить себя за то, что именно моя неловкость на подготовительном этапе варки зелья стала толчком для превращения урока зельеделия в состязание по оскорблениям, я не желаю. Ну не будет из меня великого Мастера Зелий! Видно, не дано мне постичь всех премудростей нарезания слизней столь утонченно, как надобно Снейпу. Разве из этого следует, что я обязан невозмутимо выслушивать его не-спра-вед-ли-вые издевки?
- Пятьдесят баллов с Гриффиндора, мистер Поттер, за неуважение к преподавателю, – презрительно скривив тонкие губы, наконец, произносит Снейп.
Да к дементоровой бабушке эти баллы! Отработаю на Защите, благо там меня не «травят», как последнего докси.
Поток магии привычно сосредотачивается в кончиках пальцев. Я до боли в суставах сжимаю кулаки, чтобы предотвратить новый выброс. Боль немного отрезвляет.
Есть ли смысл что-то доказывать? Если Снейпу хочется интерпретировать мои поступки по-своему, слова вряд ли изменят его мнение. А уж неспособность контролировать магию и подавно.
- Вы такой же, как и ваш отец – безответственный, самонадеянный, ленивый… – «Я не мой отец!» – хочется завопить в ответ. Я борюсь с едва заметной дрожью, видимо, напряжение, копившееся весь день, достигло критической точки и теперь требует выхода, как пар от Перечного зелья.
Значит, я копия отца? Действительно, у нас с Джеймсом всё-таки есть некоторое сходство. -
По крайней мере, мы с отцом не были прихвостнями Волдеморта, – на имени нашего общего врага мой голос срывается, но в воцарившейся тишине слова звучат предельно четко. Слова из прошлого… слова Гарри, который не видел дальше собственного носа; мальчишки, считавшего скрытного профессора исчадьем ада. Слова сына,
достойного своего отца.
Я тут же прикусываю язык, увидев, как смертельная бледность покрывает и без того далеко не румяное лицо Снейпа. И хочется провалиться сквозь каменный пол подземелья, когда меня настигает осознание того, что и кому я сказал.
Удовлетворение от меткого «укола» оборачивается отвращением к самому себе. И если минуту назад я был подобен тысяче раздразненных мантикор, то сейчас ко мне словно применили Finite Incantatem – злость испарилась, оставив после себя обжигающее чувство горечи. Ведь мне, как никому в этом помещении, отлично известно, через какие испытания пришлось пройти Снейпу, пока он шпионил для Светлой стороны. А после того как он поделился со мной воспоминаниями в Визжащей хижине, я больше не сомневался в его преданности. Я даже начал испытывать уважение к человеку, который ради общей победы над Злом каждый день ходил по лезвию ножа.
Пелена ярости, спавшая с глаз, больше не мешает мне рассуждать так, как надлежит взрослому мужчине. Давно распрощавшись с верой в святость отца и ангельский нрав крестного, я отмалчиваюсь, когда меня с ними сравнивают, предпочитая не озвучивать свои мысли на этот счет. Снейпу всегда удавалось выводить меня из себя подобными сравнениями, но, к сожалению, приходится признать, иммунитет на его шпильки я так и не выработал. Но зная, на что были способны Мародеры, и зная, что сам никогда не сделал бы ничего подобного, я хочу, чтобы он признал нашу непохожесть; хочется доказать ему, что от отца мне досталось только внешнее сходство; хочется, чтобы Снейп, наконец, увидел во мне пусть
безответственного, самонадеянного, ленивого, но Гарри! А не Джеймса.
И всё-таки даже вот такая детская обида и несбыточное желание не мешают мне жалеть о сказанном в порыве гнева.
- Вон, – после секундного замешательства придя в себя, обманчиво мягко выдыхает Снейп и отрывисто указывает в сторону распахнувшейся двери. Я вижу движение лишь боковым зрением, мне страшно поднять глаза на профессора. Страх не рожден чувством опасности, нет. Посмотреть в глаза человеку, сделавшего для победы над Волдемортом едва ли не больше моего, после моих неуместных слов откровенно стыдно. Ощущение настолько паршивое, что понятие «укол совести» бессильно описать моё состояние. Честное слово, если бы он заавадил меня на месте, стало бы легче. – Убирайтесь, мистер Поттер, и чтобы я больше не видел вас на своих уроках!
- Не больно-то и хотелось, – как-то обреченно даже для собственных ушей шепчу я, направляясь к выходу, сопровождаемый звенящей тишиной и разнообразными эмоциями на лицах однокурсников. Взгляды Слизеринцев излучают презрение – ведь я посмел оскорбить их декана! Да что там, я бы сам, не будучи Слизеринцем, поинтересовался у идиота, из чьего рта вылетел подобный намек, все ли в порядке у него с головой. К большому сожалению, этим идиотом в данный момент являюсь я сам, поэтому мне даже нет необходимости озвучивать вопрос.
- Минус еще десять баллов с Гриффиндора за пререкание с преподавателем. – Ну, конечно, он не мог не услышать.
Мельком бросаю взгляд на друзей. Гриффиндорцы, похоже, разделились на два лагеря. Несколько человек смотрят с явным осуждением, в том числе и Гермиона, которая после событий в Визжащей хижине сильно переживала о нашем несправедливом отношении к профессору и едва ли не силком потащила Рона и меня – хотя я будто бы и не сильно сопротивлялся – в св. Мунго извиняться перед Снейпом. Извинения он принял, но с такой неописуемой миной, словно и не нуждался в них вовсе. Но как бы там ни было, я рад, что мы сделали это.
На лицах других сокурсников читается настоящее одобрение – кажется, если бы не страх перед снятием баллов, они бы аплодировали мне стоя. Я знаю почему: несмотря на полное оправдание Уизингамотом, многие так и не поверили в преданность Снейпа. По крайней мере, сомнения оставались точно. Еще свежа память о погибших и пострадавших, о тирании Волдеморта, правой рукой которого долгое время считался именно Снейп. И хотя всем известно содержание завещания директора, переданное гоблинами Гринготтса МакГонагалл, многие никогда не забудут, от чьей именно палочки он «погиб» – людям свойственно думать, что дыма без огня не бывает. Я иногда перехватываю брошенные на Снейпа взгляды хогсмидцев, чьи семьи особо пострадали в войне – прошло слишком мало времени, и им всё еще сложно принять правду…
Ученикам же и без того проще простого видеть в Снейпе злодея, ведь несмотря на все прошлогодние события, он нисколько не изменился: всё те же едкие, саркастичные замечания, снятие балов, назначение отработок, внушение ужаса присущим только ему одному умением изгибать бровь.
Возможно из-за того, что от руки пожирателя погиб Фред, Рон тоже принадлежал к числу «группы поддержки». Он не раз высказывал нелицеприятные комментарии в адрес профессора, но если в последние полгода я старался всячески демонстрировать, что изменил свое отношение к зельевару, то сейчас, наверное, лишь укрепил друга в вере, что со Снейпом нужно вести себя именно так – непочтительно. За спиной – хорошо, а уж сказать ему что-то мерзкое в лицо – во сто крат лучше.
Пока двери не захлопнулись за моей спиной, практически выталкивая в темный коридор подземелья, тишину аудитории так и не нарушил ни один звук. Забросив на плечо широкую лямку сумки с учебниками, я отправляюсь в Гриффиндорскую гостиную.
Путь от кабинета зельеварения был не близким… Достаточным для того, чтобы я успел прийти к определенным выводам: во-первых, я отделался на удивление малой кровью – профессор снял всего лишь шестьдесят баллов да отстранил от занятий. А во-вторых, я еще раз утвердился в мысли, что, безусловно, оправдал любимый эпитет Снейпа. Он, как и в большинстве случаев, оказался прав: я идиот. Даже, несмотря на провокационность ситуации, мне стоило попридержать язык. В конце концов, слишком многим я обязан Снейпу лично. Сколько раз мне удавалось избежать неприятностей по причине его вмешательства? Не счесть. И уж один-то раз можно было потерпеть и не срываться, ставя под угрозу не только сдачу ТРИТОНОВ, но, что более важно, как бы самонадеянно это не звучало, в корне уничтожая саму вероятность нашей дружбы. Если такова, конечно, в принципе возможна между профессором и студентом. Снейпом и Поттером.
***
Я раз за разом удрученно вздыхаю, стоя на смотровой площадке Астрономической башни и уныло рассматривая блестящую в серебристом лунном свете заиндевевшую долину. Взгляд скользит по неровному ландшафту, так же как и мысли, не задерживаясь на чём-то конкретном.
В сравнении со случившимся на Зельях моё утреннее раздражение, связанное с министерским приглашением на празднование Хэллоуина, кажется мелкой, не стоящей внимания нелепицей. Точнее, выбило меня из колеи не само приглашение, а напоминание о том, что в ближайшее время я должен определиться с кандидатурой опекуна.
Когда я узнал, что до моего полного совершеннолетия, которое наступит через два года, ко мне приставят надзирателя, моему удивлению не было придела. Законы магического мира иногда вгоняли меня в полный ступор. Но постарались же, откопали…
Словно я нуждался в присмотре! Словно это не я несколько последних лет жил вполне самостоятельно, успешно обходясь без нянек. Опекун, по словам Шеклбота, должен будет помогать мне вливаться в магическое общество. Но, конечно, ни о какой заботе со стороны Министерства не шло речи, в каком бы свете они не выставляли свои намерения. Шеклбот, как выяснилось в скором времени после победы, оказался всего лишь марионеткой в руках правящих кланов, как и многие министры до него. Пока он делал то, что ему диктовалось, он сидел в министерском кресле. Только почему-то
они забыли, что я, вопреки своему прозвищу, давно не мальчик и тоже кое-что понимаю в политике.
Им выгодно было бы держать меня под контролем, еще выгоднее было бы, чтобы я находился под контролем
их человека. Но плясать под эту дудку я не собираюсь. Как, впрочем, и выдвигать свою кандидатуру на пост Министра, что беспокоит правящую верхушку больше всего. Ужасно бесит, что мои слова по этому поводу не воспринимаются всерьез. Но не давать же Непреложную клятву, в самом деле?
Хм. Смешно было наблюдать за Кингсли, который во время последней встречи делал вид, что идет на небывалую уступку, оставив за мной выбор опекуна, и поторапливал с окончательным решением. Поведение Министра выглядело комичным оттого, что в этом самом законе, по которому мне навязывали опеку, был пункт, в котором говорилось, что опекуна я могу выбрать сам, и никто не вправе оспорить мое решение. Если, конечно, кандидат будет соответствовать всем критериям, прописанным в следующих пунктах того самого закона.
Пока я не определился, но точно не предоставлю
им возможности управлять моей жизнью. Что, как ни печально признать, подозреваю, произойдет в любом случае, если я всё же остановлю свой выбор на ком-то из имеющегося списка.
Но сейчас мне было не до размышлений над преимуществами того или иного кандидата – тем более, не сомневаюсь, каждый из них, помимо всего прочего, видел во мне средство для достижений каких-то своих определенных целей – сегодняшние Высшие Зелья не шли из головы.
Ко всему, Гермиона оседлала своего любимого конька. После ужина я успел прослушать воспитательную лекцию в ее исполнении, еще более уверяясь в опрометчивости своего поведения на уроке. Будто я заблуждался на сей счет. На душе скребли книзлы, чувство вины, подпитываемое справедливыми упреками подруги, не давало ни минуты покоя. Герми всегда удавалось найти такие слова, которые могли убедить покаяться и праведника, что уж говорить обо мне? К тому же, она отметила, что я едва не потерял контроль над своей магией, которая после смерти Волдеморта по непонятной причине возросла, став более строптивой.
Признаю, иногда мне самому становится страшно от бушующей внутри силы. Я никогда не слышал, чтобы после первых детских спонтанных выбросов магическая сила снова начинала бунтовать. Может быть, просто об этом не принято особо распространяться? Нужно будет самому поискать что-то на эту тему в книгах, потому что сегодняшний день подтвердил, что существует реальная угроза спонтанного выброса, и к каким последствиям он приведет – одному Мерлину известно.
Кстати, можно спросить у Медиуса. Ведь он вроде бы искренне печется о моем благополучии. Но должен ли преподаватель ЗОТИ разбираться в таких вещах, может, лучше сразу идти к мадам Помфри?
Проследив взглядом за полетом ночной птицы, черной точкой пересекшей бархат небосвода, я снова погружаюсь в воспоминания о сегодняшнем вечере.
Рон… Его попытки всячески свалить вину лишь на одного Снейпа, мол, «не Гарри все это начал», и одновременно не вступать в открытое противостояние со своей девушкой угнетали. И хотя, казалось бы, я должен быть ему благодарен… чувствовал я себя с точностью да наоборот. А Рон всё продолжал спорить, ни в какую не соглашаясь с логикой Гермионы, стоявшей на стороне Снейпа, отмахиваясь от моих робких попыток открыть рот. В конце я просто молча кивал, уверенный в способности подруги постоять и за себя, и за профессора, раз уж она изначально приняла его сторону. Война, показавшая кто на самом деле друг, а кто враг, вынудила меня повзрослеть и принять правду о полутонах. А Рон, похоже, всё еще мыслит черно-белыми категориями... Профессор для него как был чистым злом, так и остался.
Почему-то вспомнился вечер на шестом курсе: в нашей спальне после отбоя сочинялся памфлет о Снейпе. Хотя мы были уверены, что профессор предатель, уже в то время мне было… неловко за своих друзей. Нет, я не был ангелом и не хочу выгораживать себя, но мне претило подобное ребячество. По-моему, если «бить», так только глядя в глаза врагу. Как тогда, когда я догонял сбегающего из школы Снейпа. Я ведь не бросил в него ни одного заклинания, пока он не повернулся ко мне лицом...
Тряхнув головой, я возвращаюсь в настоящее, сопровождаемый жутким отголоском прошлого – совершенно сумасшедшим визгом Беллы, пляшущей вокруг пылающей хижины.
Поплотнее запахнув мантию-невидимку, я прислоняюсь плечом к камню оконного проема, в очередной раз задумываясь над тем, каким образом исправить сложившуюся ситуацию. Но тем тяжелее было искать вариант решения, чем больше я погружался в воспоминания: не замутненные гневом и обидой, они вставали перед глазами яркими картинками. И ни одна не характеризировала меня с лучшей стороны... как, впрочем, и профессора, однако совесть ни в какую не желает идти на уступки.
Тихий шорох у входа на площадку привлек мое внимание, но оглянувшись и ничего подозрительного не обнаружив, я снова прижался к холодным камням, устремив взгляд в сторону темнеющего вдали Запретного леса. Мрачный и неприступный, он странным образом ассоциировался у меня со Снейпом – бурная жизнь, кипевшая в лесу, редко когда вырывалась за его границы, так же как и эмоции профессора даже в момент наивысшего напряжения всегда находились под контролем. А вот сегодня мой несправедливый упрек вынудил Снейпа на секунду потерять контроль, и я уверен – столь же отчетливо, как и то, что фестралы существуют не только в воображении Луны – профессор не простит мне этого.
Поежившись… от пробравшегося под мантию морозного воздуха, я решаю возвратиться в Гриффиндорскую башню и, как героиня магловского романа, о котором недавно рассказывала Гермиона, подумать обо всем завтра на свежую голову.
Осторожно спускаясь по покрытым тоненькой коркой льда ступенькам – мантия сковывает движения и не дает возможности держаться рукой за стену – я улавливаю за спиной едва слышный хруст мусора и, не успевая оглянуться, чувствую сильный толчок в спину, от которого, не удержавшись, падаю вниз.
Здорово приложившись виском о последнюю ступеньку, я, проваливаясь в липкую паутину тьмы, успеваю подумать, что, скорее всего, уже никогда не смогу извиниться перед Снейпом. Снейп…