 В 24 она уже известна огромному количеству зрителей как звезда блокбастеров. Она впервые влюбилась под пристальным взглядом папарацци. И она познала проклятие, которое Голливуд накладывает на тех, кто делает то, что хочет. После двух лет, когда она почти не говорила со СМИ, угрюмая актриса возвращается – конечно же – но вот только туда, где мы не ожидали ее увидеть, во французском фильме Оливье Ассайаса, и она ухватилась за возможность обсудить с Ингрид Сишу запутанное сходство между выдумкой и реальностью ее жизни.
Сколько людей может похвастаться наличием гибрида волка в качестве домашнего любимца? Это случай Кристен Стюарт, тревожащий предвестник той, кто была Беллой Свон в Сумеречной саге, старомодный подросток, романтичный, посмешище старшей школы, которая влюбилась в задумчивого вампира и чей лучший друг обратился в оборотня…
Актрисы, у которых хватает мужества создавать что-то неповторимое в Голливуде, не растут на деревьях в США. Когда вы достаточно удачливы, чтобы ваши пути с ними пересеклись, вы определенно хватаетесь за такую возможность. Особенно когда это актриса, что выросла в Лос-Анджелесе, родителей которой работают в кино- и тв-индустрии – ведь именно так Кристен Стюарт оказалась на большом экране. Она не была «маленьким богатеньким ребенком», защищенным коконом известности и/или огромной удачей, заключенной в особняке в Беверли-Хиллс, окруженная идеальной высокой изгородью. Детство Кристен Стюарт, в значительно менее гламурной долине Сан-Фернандо, было полной противоположностью описанному выше. Ее родители, Джулс Манн-Стюарт и Джон Стюарт работали на знаменитостей. И они очень хорошо знали, как некоторые из них могут сделать вашу жизнь сущим адом.
Когда их дочь Кристен, которая носила ту же одежду, что и ее брат Камерон, а другими словами одевалась как мальчишка, носила спортивные костюмы даже в классе, сказала, что хочет пойти на прослушивание, ее мать предупредила ее: «Я работаю с этими детьми – они безумны. Ты не такая, как они». Но она не хотела останавливаться, даже после этого Кристен держалась за свою мечту, в 11 она получила роль дочери Джоди Фостер в «Комнате страха», триллере Дэвида Финчера. Потрясающий актерский состав. Стюарт не притворялась милой, она была тем ребенком, с которым вы и сами хотели бы отправиться в приключения. Я поговорила с Джоди Фостер о Кристен – которая также пережила этот трюк со становлением известной в юном возрасте – несколько лет назад, и она описывает ее вот такими словами: «Кристен не обычная личность как актриса. Она не хочет танцевать на столе своей бабушки с абажуром на голове».
Сказать, что Сумеречные фильмы не принесли много денег, было бы эвфемизмом [400 миллионов долларов сборов по всему миру только за первую часть]. Не нужно говорить, что эти фильмы не были самыми лучшими. Но Стюарт никогда не презирала их, как и миллионы фанатов этих книг. А ведь сказать подобное такому хипстеру, как она, было бы легко. Но Роберт Паттинсон – ее возлюбленный вне и на экране все это время – и она похоже действительно уважают поклонников этой Саги. И друг друга тоже.
В отличие от Франции, в Соединенных Штатах никогда не колебались покичиться своим высокомерием, когда дело доходило до морали, но все зашло даже еще дальше. Публика была разочарована. И я думаю, что самая интересная часть – Стюарт больше всех была разочарована в себе. Никто и никогда не ожидал, что она закончит в подобной ситуации. Но, правда в том, что именно подобный сжигающий человечество интерес и заставил ее отделиться от других ложно веселых актрис и отказаться от обложек журналов. Даже во время «На дороге», экранизации романа Керуака, который она так любит, вышедшего в США примерно в то же время, когда она более-менее исчезла с радаров. В интервью, которое вы прочтете, она вспоминает: «Я сошла с этой гигантской волны и захотела защитить себя немного от всего. К этому я вернусь немного позже».
Настал этот момент. После менее чем пяти снятых фильмов, которые выйдут в следующие несколько месяцев, начиная с «Зильс-Марии», при поддержке Оливье Ассайаса и ультра-современной знаменитости, актриса была более чем занята. В фильме Ассайаса она доказывает, что может посмеяться над собой. Тот факт, что это французский фильм – не случайный. Как и многие американцы до нее – от Гертруты Стайн до Джеймса Болдуина и заканчивая Ниной Симон, которая выбрала Францию, чтобы обрести путь к свободе – Стюарт оказалась по другую сторону Атлантики. Вы понимаете, что есть что-то другое в этой статье: это интервью, в лучших традициях таких изданий как «Playboy» или разговоры, которые так полюбились Энди Уорхолу, когда тот запустил журнал «Interview», то, что он хотел бы «запомнить из первых уст», как он говорил. Вот как я впервые встретилась с Кристен Стюарт. Ей было едва ли больше 12, она только начала играть, а я была шеф-редактором «Interview». Я помню, как думала: «Этому ребенку действительно есть что сказать». Это не изменилось. И во время этого интервью, такого необычного для интервью «Vanity Fair France», все правила были нарушены, но ведь для этого они и существуют. Кристен Стюарт – настоящая мятежница. Описывая это восстание, она использует образ, который я нахожу забавным: «Я надела свои боксерские перчатки с надписью «нет»». Так что мы нарушили правила, мы надели наши перчатки с «да» и отправились на боксерский ринг, чтобы скрестить шпаги, смеяться и говорить.
Кристен Стюарт: Что случилось?
Vanity Fair: Ты первая! Я знаю, как сильно ты любишь вопросы «красной дорожки». Что ты надела на это интервью.
КС: Я не надела свою пижаму. Я горжусь собой. Который сейчас час, полдень?
VF: Время поговорить! Ты знаешь, что мы изменили нашему обычному способу брать интервью только для тебя?
КС: Здорово! Я люблю читать интервью людей, которые мне интересны. Когда они играют в эту игру по-настоящему. Вы не можете обмануть. Я знаю, что вам это нравится. Вперед!
VF: Мы не часто видели тебя за эти прошедшие два года. Но ты собираешься наделать много шума с этими фильмами, которые вскоре выйдут. Я видела первый вчера, «Зильс-Марию» Оливье Ассайаса. Честно говоря, не думала, что он мне так понравится. Думала, мне будет скучно, но оказалось как раз наоборот. Я была поглощена. Это настоящее отражение ограничений искусства и жизни друг для друга. Иногда я даже спрашивала себя, не послужила ли ты вдохновением для этого сценария.
КС: Это вроде как безумно. Иногда вам приходится искать своего персонажа. Этот же свалился мне под ноги, и я много веселилась, играя его.
VF: В фильме также присутствует этот аспект «Америка против Европы». Прошлое против будущего. Ценности старого мира против цифровой культуры нового, где все заканчивается Твиттером, Инстраграмом… Но в то же время фильм отражает реальную жизнь, что завораживает. Что ты подумала, когда прочла сценарий?
КС: Я была в ужасе от мысли, что не получу эту роль, ведь у Оливье уже была на примете другая актриса. Но для меня это даже не казалось вариантом не получить эту роль. Слава Богу, звезды были на моей стороне.
VF: Это забавно, потому что роль молодой актрисы [сыгранной Хлоей Грейс Моретц] кажется, написана для тебя, но для того, кто знает тебя настоящую, этот персонаж ассистентки, которую ты играешь в этом фильме, тебе просто суждено было сыграть ее. Все ли хорошо шло с самого начала с Оливье Ассайасом?
КС: Мы впервые встретились в ресторане, в Париже. Это был первый раз, когда он заговорил о проекте, не очень много, но все же он говорил о важных вещах. Но мы немного поговорили. Мы оставались там, сидели рядом, и я сразу же подумала, что мы будем работать вместе над этим фильмом. Мы просто обменялись несколькими словами, и дело было решено.
VF: Расскажи о своем персонаже…
КС: Я играю Валентину, личного ассистента Марии Эндерс, известной актрисы [сыгранной Жюльет Бинош]. В фильме двое женщин находятся на разных стадиях их жизни. Их точки зрения совершенно разные, и в то же время они похожи и многое разделяют. Хотя все, что связывает их, и разделяет. Это та гребанная эмоциональная вещь, в которой нельзя просто взять и разобраться. Они не любовники. Они не мать и дочь. Они всё это сразу и это странно. Вот почему я хотела эту роль. Я ее партнер в каждом понимании этого слова.
VF: Все, что связано с личным ассистентом, это минное поле. Ты сама как видишь эти отношения между ассистентками и знаменитостями?
КС: Как актер, вы, как правило, в конечном итоге изолированы, мы находимся на краю, и это ограничивает общение с людьми. Это кажется нормальным для меня: нанимать друзей или людей, которые поддерживают нас. Но грани очень размываются, поскольку они работают на вас. Вы нанимаете их, но они также ваши друзья и креативные партнеры. После вы становитесь зависимыми или одержимыми. Это действительно дестабилизирующие и нездоровые отношения, уникальные и все же довольно часто встречающиеся. Я знаю это по собственному опыту.
VF: Жюльет Бинош действительно поняла ваши с ней роли, и фильм действительно показывает сложность этих отношений между знаменитостями и их ассистентами. Потому что нет здесь четких границ. Шоу-бизнес это такой себе культурный шок, потому что часто это длится 24 часа 7 дней в неделю, вдали от дома, семьи и друзей.
КС: Это интересно, потому что один человек должен хотеть служить другому. И когда грани размыты, вы можете чувствовать, будто вас используют, или заканчиваете вы тем, что вас, оказывается, слишком легко обмануть. В фильме Валентина появляется из ниоткуда. Тот факт, что мы ничего не знаем о ней, сильно порадовал меня.
VF: Это из-за присущего нарциссизма эти отношения выглядят так, будто мы знаем все о знаменитой актрисе, но ничего о анонимной ассистентке?
КС: Точно. Этого и хотели. Мы действительно хотели, чтобы все так и получилось. Я хотела только намекнуть, не говоря об остальном, как о татуировке, например. Она появилась из ниоткуда, никто не знает откуда. У нее есть интересы, но мы о них не знаем.
VF: И помимо этого, каково было играть с Жюльет Бинош? Была ли ты запугана? Взволнована? Ничего из этого?
КС: Я была без ума от встречи с ней в первый раз. У нее есть эта безумная способность подталкивать других, открывать в тебе то, чего ты никогда бы не узнала о себе. Она выглядит такой, как я и представляла себе, такой себе эксцентричный философ, открытая, немного ку-ку. Как Жюльет Бинош, понимаете. [Мы неожиданно слышим лай собак] Что случилось, ребята?
VF: Клички?
КС: Беар, Берни и Коул. Моя настоящая защита.
VF: Ты только что действительно использовала слово «ку-ку», чтобы описать Жюльет Бинош?
КС: Да. Я не думаю, что это связано с тем, что она европейка, ведь в таком случае это бы преуменьшало то, кем она в действительности является, такая, какой я хотела бы, чтобы она была. Вместо того, чтоб сказать: «Черт, я так голодна», как сказала бы я, она скажет: «Я чувствую эту потребность в еде, глубоко внутри себя, в самом основании…». Видите, что я имею в виду? Она не может сказать что-то насколько простое, как «я голодна». Она не голодна. Она испытывает эту потребность в еде.
VF: Давай поговорим о твоем стремлении работать с теми, кто полностью отдается делу. С самого начала ты работала с именитыми режиссерами и актерами. В одиннадцать ты снималась с Джоди Фостер в «Комнате страха» (2002), в шестнадцать — у Шона Пенна в фильме «В диких условиях» (2007), а в двадцать один ты сыграла в «На дороге» (2012) у режиссера Уолтера Саллеса… Можно подумать, что это всего лишь удача, даже если уже есть определенная тенденция в выборе и это явно не случайность. Даже в «Сумерках» твой партнер по фильму Роберт Паттинсон уже был известен, и ходило много слухов о том, что вы изо всех сил пытались убедить студию оставить часть рискованности, грусти, эмоций, самобытности в истории. Похоже, ты очень внимательно выбираешь врагов.
КС: О да. Абсолютно. Я не из тех актрис, что могут играть без зеркала. Все знают, что намного лучше работать с актерами, которые ведут себя естественно, с которыми можно чем-то поделиться, и в итоге — складываются у нас отношения или нет — я становлюсь либо сильнее, либо слабее. Если мне приходится работать с кем-то, кто не вызывает эмоций, или с кем мне приходится притворяться, становится грустно, и я играю плохо.
VF: Такое случалось?
КС: Конечно. Я не совсем все портила, но мне приходилось себя заставлять. Я думала: «Слава Богу, что у нас мало общих сцен». Как вы сказали, мне очень повезло, у меня было больше положительного опыта, чем не очень приятного, но да, разницу я знаю. Черт, это так хорошо, затягивает, как наркотик.
VF: Что ты делаешь, когда получается плохо? Что с тобой происходит?
КС: Чувствую дискомфорт. На протяжении нескольких дней, или же нескольких сцен. Сначала ты говоришь себе, что дело в новизне. Но как только ты выматываешь себя поисками ответа, то включаешь режим «по умолчанию» и играешь хреново. И это не весело. Это плохо. Глядя на те эпизоды, я думаю «фу». Мне не нравилось.
VF: Напоминает слова Элизабет Тейлор. Мне удалось взять у нее несколько интервью перед ее смертью. Мы говорили о «Баттерфилд 8» (1960), за который она получила «Оскар» как лучшая актриса. И тогда она сказала что-то вроде: «Я считала режиссера ослом и так ненавидела его, что мы перестали разговаривать, и я снимала сама себя». С ума сойти, да?
КС: Ого. Сильно. Это сумасшествие, когда такое случается на площадке, а зрители и понятия не имеют.
VF: Элизабет не поддавалась контролю. Современные актрисы просто воплощение спокойствия по сравнению с ней. Из-за интернета скандалы потеряли свою привлекательность. В фильме «Зильс-Мария» ты делаешь все против этого. Ты защищаешь молодую актрису, чья жизнь превратилась в хаос, от которого люди не могут отвести взгляда, как от автомобильной аварии. Расскажи о героине, которую сыграла Хлоя Грейс Моретц.
КС: Хлоя играет молодую актрису, Джо-Энн Эллис, стоящую на пороге чего-то огромного, но также находящуюся в центре скандала. В ней есть свежесть, желание и наивная смелость, которая привлекает людей. В героине Хлои есть что-то настоящее, такая простая искренность. Это молодая девушка с собственным мнением, отличным от других.
VF: Может, этот персонаж и не имеет реального прототипа, но очень похож на портрет современности. Эта героиня — некий обобщенный образ всех американских актрис, которые в итоге оказываются в эпицентре скандала по той или иной причине. Один из сильнейших моментов фильма — когда ты встаешь на ее защиту. Ты говоришь: «Она молода, но хотя бы смела достаточно для того, чтобы быть собой. В ее возрасте это храбро, на самом деле я думаю, что это круто. И сейчас она, наверное, моя любимая актриса». Я, например, как житель Америки, следящий за происходящим вокруг последние несколько лет, не могу не подумать, что в этих слова Ассайас описывает твою карьеру. Не очень явно, как бы намеком. Ведь сколько раз ты слышала «О, Кристен Стюарт никогда не улыбается» или «Кристен Стюарт не бывает счастлива». И эти слова из твоих уст звучат очень весело. Столько раз говорили то же самое о тебе!
КС: Должна признать, что мне приходилось успокаивать себя, потому что я была так рада произнести эти слова. Оливер не писал их для меня. Но то, что мне досталась эта роль — судьба. Я принимаю это ближе к сердцу, чем должна, но так уж получается. Это сумасшествие. Странное и забавное совпадение.
VF: Что возвращает нас не только к слухам, которые всегда являются неотъемлемой частью известности, но также к влиянию интернета, таблоидов, сайтов разных сплетников, блоггеров, твиттера и миллионов людей, которые жалуются на Всемирную сеть. Фильм показывает, что случается, когда все это переплетается, когда юная актриса появляется в ресторане с женатым сценаристом, и ты, личный ассистент, который знает многое, предсказывает «когда об этом узнают, будет эффект цунами».
КС: Лучше всего, когда героиня Жюльет говорит: «О да, на какой планете?», и я отвечаю: «У этой планеты есть название — реальный мир». Мне это понравилось. Все говорит, что это не важно, но на самом деле это было так легко произнести.
VF: Звучит убедительно...
КС: Никто не захочет слышать от человека вроде меня постоянные напоминания о том, как сложно все это может быть.
VF: В смысле повторять то, что со славой непросто справиться?
КС: Да, именно.
VF: Да, раздражает, когда люди на это жалуются. Поэтому люди сходят с ума, когда Гвинет Пэлтроу говорит о том, как ей сложно совмещать работу и воспитание детей, и что ей приходится брать детей на съемочную площадку. Нелегко сочувствовать ей, если сравнить ее жизнь с жизнью обычных женщин, которые каждый день ходят на работу.
КС: Знаю. Поверьте. Нет никакой проблемы, если вы говорите об этом с легкостью. То, что люди предпочитают говорить, что это не важно, или не имеет ничего общего с реальностью, меня не волнует. Я согласна, что когда ты связан с масс-медиа, не стоит позволять ему влиять на тебя. Да, в принципе, это сказывается на твоей жизни. Как во сне. Но люди думают, что это глупо и все так и должно восприниматься.
VF: Пару раз ты оказывалась по ту сторону цунами. В прошлый раз, когда я брала у тебя интервью, мы были в Париже в «Ле Дюк». Мы тогда открыли дверь ресторана, чтобы выйти, и черт. Сумеречная лихорадка была в самом разгаре, как раз перед выходом пятого фильма, поэтому на улице была толпа папарацци. Мы забежали обратно в ресторан. Прошла пара часов, а они все еще были там. Такое ощущение, будто тебя накрывает огромной волной. А позже появились твои фотографии, полное безумие. Так что ты сама прекрасно знаешь, как это происходит на самом деле и что это реально.
КС: Да, это правда. У меня есть обязательства поддерживать связь с СМИ, потому что никто не заставлял меня становиться актрисой. Но было бы глупо отрицать, что здесь все совсем по-другому, никто не подписывается на такую жизнь.
VF: Обличье этого зверя изменилось. Он не тот, каким был, скажем, в 1930-е или 1940-е, когда студии контролировали прессу.
КС: У меня никогда не было плана своей карьеры. Я не пыталась влиять на мнение людей обо мне, что делают многие. Художники, актеры делают все, чтобы соответствовать определенному образу, а я не такая. Я была в разных ситуациях, получала разный опыт, действовала инстинктивно. Поэтому не могу дать себе утонуть в сожалениях. Когда дело доходит до того, как люди воспринимают тебя, что запоминают и какое мнение составляют, нет неправильных поступков. Это что-то вроде коллекционирования запахов, которые мы собираем в магазинах, театрах, интернете. Я не составляла этот набор сама, а другое меня не особо беспокоит. Но я не буду ничего добавлять к этой куче ерунды, которую придумали про меня, и в которой нет ни слова правды. Находиться в центре всего этого уже достаточно, чтобы еще и как-то комментировать. Но, что странно, я чувствую, что могу постоять за себя и сказать: «А не слишком ли будет просто?» То есть, это «забавно», как говорит Валентина в «Зильс-Марии», эти истории забавные, но ты все их знаешь, в них принимают участие люди, которые играют свои роли по просьбе СМИ и те, кто получает деньги за распространение сплетен. Просто мыльная опера. Я очень сильно стараюсь не позволять этому задевать меня, чтобы сохранить свою настоящую жизнь. Люди могут считать, что они все знают, но черт, кому известна правда? Никому. Вы когда-либо все же умрете. Вы будете лежать рядом с человеком, которого знаете лучше всего в мире, с кем вы состарились. И рядом с этим человеком среди ночи вы будете задаваться тысячами вопросов, потому что, черт, никто не знает всей правды.
VF: Твои слова напоминают мне отрывок из «Американской пасторали» Филипа Рота. Он пишет про «других»: «Мы ошибаемся даже до того, как встречаем людей, когда представляем себе встречу с ними; мы заблуждаемся, когда считаем, что мы вместе с ними; а когда возвращаемся домой и рассказываем об этой встрече кому-то еще, мы снова ошибаемся. (…) Дело в том, что понимание других — это не правило в жизни. Сама жизнь — это ошибаться в людях снова и снова, и снова, и всегда, беспрестанно, а потом, все обдумав, ошибаться снова. Даже когда мы думаем, что живы, мы ошибаемся. Возможно, лучше всего встретить кого-то и ошибиться в нем или оказаться правым, и просто продолжить путь». Но давай вернемся к моменту, когда ты проходила первые прослушивания, еще ребенком, с мамой. Помню, пару лет назад ты сказала, что люди, проводившие пробы для рекламы, пытались заставить тебя улыбаться, и тебе это казалось переигрыванием. Или что они были недовольны твоим слегка мальчишеским видом. Как думаешь, чему тебя это научило?
КС: Это были первые шаги, показавшие, что я это могу. Там нужно было расслабиться, несмотря на повышенное внимание. Если бы я не начала это в раннем возрасте, не думаю, что смогла бы позже. Находиться в центре внимания — не совсем мое. Но я очень хотела стать актрисой и сниматься в фильмах. Я хотела быть как родители.
VF: Они работали в киноиндустрии, верно? Твоя мать — сценарист, а отец — продюсер, они иногда приводили тебя на площадку, если я правильно помню.
КС: Я смотрела на них и думала, что у них самая крутая работа в жизни. Я не была похожа на «звездного» ребенка, так как не хотела быть знаменитой и радовать зрителей, но меня снимала невероятный молодой режиссер, Роуз Троше, в фильме «Безопасность вещей» в подходящей для меня роли — роли девчонки-сорванца. Меня едва ли можно было отличить от брата.
В детстве я была довольно уверена в себе, но в школе, когда тебя не принимают за девушку из-за внешнего вида, это сложно. Терпеть не могла, когда люди говорили: «Хм, знаешь, ты не выглядишь как…». Меня называли мальчиком и все в таком роде. Какое-то время это задевало. А потом перестало, потому что, начав работать, я перестала думать о себе как о странной. Я была клевой. Я нравилась себе. И я думала, что мне повезло стать известной в этой индустрии еще ребенком, потому что если ты на верном пути, там самая открытая и добродушная обстановка, какую я знаю. Там как магнитное поле, которое притягивает самых разных людей. Множество прогрессивных, провокационных подстрекателей, которые любят задавать вопросы и самовыражаться. Черт, это прекрасно. Это потрясающе. Мне это нравится. Я рада и горда быть частью этого. Актеры — странные люди с любознательной натурой. Они хотят жить и другими жизнями, даже если это причиняет боль, только для того, чтобы рассказать другим истории.
VF: Почему ты думаешь, что начало карьеры в раннем возрасте было так важно для тебя?
КС: Все дело в том, что, как я уже сказала, мне нравилось, в каком состоянии родители возвращались домой после шестнадцатичасового рабочего дня на площадке.
VF: А не ты говорила однажды, что тебе нравилось их нюхать?
КС: Да. Если я нахожу сумку со съемок, которой я давно не пользовалась, то можно почувствовать запах того места или съемочной площадки. Я буквально ощущаю все, что там было. Моя мама сценарист, она складывает все сценарии в пакет, который всегда пахнет работой, пролитым кофе и сигаретным дымом, из-за пыли от спецэффектов. Это привлекло меня в первую очередь. Похоже на то, будто ты прошел за день много-много миль. Куда ты ходил, что заставило тебя подняться утром и выйти из дома. Я знала, что это будет интересно. Я знала, что если мои родители вставали и уходили на шестнадцатичасовой рабочий день, то это, должно быть, круто и потрясающе. И тогда я поняла, каково чувствовать это и разделять это с кем-то. Это не просто так, это чувство надо найти где-то глубоко внутри себя, и только тогда им можно поделиться. Это чертовски сложно и нужно действовать на веру. Нужно открыться для того, что не обязательно придет сразу же. А когда приходит, это самая потрясающая вещь, которую я знаю, это то, что дает мне сил двигаться дальше. Я никогда не перестану искать это. Мне нравится сам процесс. Это то, что я люблю больше всего. Искать, выискивать, копать, копать и еще больше раскапывать.
VF: Что интересно, так это что люди, с которыми ты работаешь, никогда не описывают тебя как беспокойного человека, который не может усидеть на месте. Но в большинстве других описаний ты именно такая.
КС: На съемках я иногда действительно не могу успокоиться, и мне нравится это чувство. Это что-то особенное. Намного легче работать так с подобной неуклюжестью.
VF: Ты не работала два года.
КС: Да, целую вечность.
VF: «Зильс-Мария» стал первым твоим фильмом после долгого перерыва?
КС: Нет, первым фильмом был «Лагерь «X-Ray» [режиссер и сценарист Питер Сэттлер].
VF: А чем ты занималась до «Лагеря «X-Ray»?
КС: Второй частью «Рассвета» [последний фильм Сумеречной Саги].
VF: Чем объясняется столь долгий перерыв в съемках?
КС: Я осматривалась. Предполагалось мое участие в одном-двух проектах, но потом они прекращались и так и не возобновлялись, и я тратила много времени на эти проекты, что так и не увидели свет; такое случается. Это многое говорит о состоянии, в котором я находилась, должна была быть какая-то искра. Кто знает, что произошло бы, если бы я прочитала сейчас все сценарии, что читала тогда? Я даже задаюсь вопросом, что, если я не найду то, что заставит меня сказать: «Как я могла позволить этому убежать, как песок сквозь пальцы?». Серьезно, я думала об этом после «Сумерек» и «Белоснежки», это были колоссальные проекты, я не хотела сниматься в еще одном блокбастере. Людям, которые знали в своей жизни два больших успеха, кажется, что теперь их дело заниматься успешными блокбастерами и нестись на этой волне. Я сошла с этой волны и сказала себе, что немного отдохну. Что вернусь позже. И это было хорошо. Мне нужно было время, которое я могла бы посвятить только себе. Чтобы вернуться к своей личной жизни. Чтобы оставаться дома в окружении собственного беспорядка, чтобы играть на гитаре и писать.
VF: Должно быть, это было облегчением для тебя - вернуться на съемочную площадку и снять «Зильс-Марию» в буколическом окружении, в Швейцарии и Германии… вдали от толпы. И хотя сюжет фильма предполагает толпу и подобные вещи, как раз это и делает его таким современным. Мне хотелось бы обсудить определенную сцену: ты, Валентина, и Жюльет Бинош/Мария Эндерс находились в горах. Во время прогулки вы беседуете, подходите к озеру и входите в воду. Происходит нечто совершенно неожиданное, не так ли? Жюльет бежит к воде с голой задницей. А ты, Валентина, пример идеальной молодежи, скромно остаешься в трусиках.
КС: По правде говоря, на мне их было две пары.
VF: Это потому, что ты, Кристен, носишь шляпу американки-пуританки и не снимаешься в обнаженных «европейских» сценах, или потому, что этого требовала роль?
КС: Это еще один образец Жизни, имитирующей Искусство/Искусства, имитирующего Жизнь. Мы никогда не говорили об этом с Оливье, он в какой-то мере работает по принципу оркестровки. После кастинга у нас было очень неопределенное предварительное обсуждение фильма, и он раздал нам диалоги перед самым началом съемок. И каждый раз, когда я задавала ему вопрос, он мне отвечал. Он говорил: «На самом деле, это зависит от того, как ты это переживаешь». Я собиралась подойти к нему с важным вопросом, а он такой: «Как хочешь» и «Вот почему я тебя нанял». Он чувствовал себя не очень свободно, когда говорил нам броситься в воду. Он такой. Он начал съемку и сказал: «Делайте все, что хотите. Увидите, как только спуститесь к озеру, входите в воду, не входите в воду, говорите друг с другом, молчите, мне все равно. Делайте то, что нужно делать». Конечно, мы собирались войти в озеро. И когда я спускалась к нему, я знала, что сделаю все, что сделает на. Когда она начала снимать одежду, я последовала ее примеру и сказала себе: «О Боже. Черт, я же не могу обнажаться перед ней». Как Валентине, мне было неуютно. Я отлично воплотила в себе эту пуританскую, американскую неловкость. А она на сто процентов дышала свободой. Я решила взять на себя ответственность и сказала: «К черту, я останусь в трусиках».
VF: Сексуальное напряжение можно было резать ножом.
КС: Когда она снимает одежду, это вызов, который Валентина не может принять. Когда ты работаешь с теми, кто оставляет много места для свободы, для изменчивости, для импровизации, наблюдать за ними и играть с ними очень интересно: это обещает много сюрпризов.
VF: Ну, ты тоже полна сюрпризов, когда дело доходит до ношения – или не ношения – одежды. Я собираюсь использовать эту возможность, чтобы поговорить с тобой об одежде. Ты не перестаешь создавать собственные правила, чтобы определить себя в качестве актрисы Голливуда. Мы не можем с уверенностью говорить о том, что на красной ковровой дорожке ты играешь в игру. Когда ты приближаешься к определенному модному бренду, это обретает смысл. Несколько лет назад ты была лицом аромата Баленсиаги, тогда дизайнером был Николя Гескьер. Год назад, когда мы узнали, что ты станешь лицом коллекции Шанель под названием «Métiers D'Art», помнится, я сидела за тобой в Далласе, где проводился показ, и я сказала себе: «Как так получилось?».
КС: У меня по умолчанию сложились определенные отношения с модой, поскольку, как молодой актрисе, тебе приходится подчиняться правилам красной ковровой дорожки, и я делаю это с детства. Как вы наверняка помните, я познакомилась с Николя Гескьером на фотосессии, в которой участвовала для вашего журнала в Монтоке с Брюсом Вебером. Тогда я впервые увидела себя, стала свидетелем вдохновения, которое окружает художника, работа которого не имеет ничего общего с моей. К тому времени я была знакома лишь с тем вдохновением, что загорается у режиссеров или актеров. У Николя оно выходило за все рамки. Это было словно: «О Боже, я все поняла». Я знала, что мне понравилось. Раньше я злилась, когда приходилось носить туфли на каблуках, чтобы понравиться людям, которые хотели поговорить со мной о вышеупомянутых каблуках… Внезапно все превратилось в: «Это клево, забавно и удивительно!». Это пробуждение в мире моды было действительно захватывающим. И я очень рано начала носить Шанель. Это совершенно отличается от того, чтобы носить простую одежду. Когда она интересная, она открывает скрытые сокровища твоей личности, которые ты прежде игнорировал, не надевая подобную одежду.
VF: К счастью, есть еще такие бренды, как Шанель, что не обращаются со знаменитостями словно с куском мяса, живой рекламой, которую вы продаете по своей цене.
КС: Да, это отвратительно. Я бы не хотела, чтобы это когда-либо случилось со мной. Разница бросается в глаза. У меня была возможность встретиться с семьей, которая владеет Шанель, и Шанель действительно как семья. Я не говорю это так, словно я была их публицистом. Вам может показаться, что они надменные и претенциозные, но они спокойные, без особых требований. Я познакомилась с девочками, которые работают там. Они искали кого-то, кто мог бы представить коллекцию «Métiers d'Art», которая охватывала всю Америку, и она сказала мне: «Девочка, а почему бы не ты?».
VF: А потом ты получила работу и познакомилась с Карлом Лагерфельдом. Вы оба трудоголики. Могу представить, что это сделало тебя только настойчивее.
КС: Этот человек невероятен. Когда ты говоришь «Карл Лагерфельд», ты сначала видишь только силуэт. Он как тень. Но что на самом деле меня шокирует, так это его продуктивность. Он колоссальный кладезь информации. Это безумие. Он сказал мне: «Здешние девочки очень взволнованны возможностью поработать с тобой». Я нашла это милым. Все прошло очень естественным, очень старомодным образом. И он в одну секунду сделал меня намного более хладнокровной.
VF: Итак, это новая эра для тебя. Фактически, на «Сумерках» солнце зашло. Что ты помнишь из этого опыта сейчас, когда он стал таким далеким? Могут ли люди увидеть тебя другой?
КС: В середине проекта у меня выпала возможность сказать, что это не будет длиться вечно. Что все стихнет. Но на самом деле я в это не верила [смеется]. Я думала, что это будет длиться вечно. Теперь это всё кажется таким далеким. Прошло всего два или три года, а в реальности я так и стою у подножья этой громадной лестницы. Я едва-едва пробралась в здание.
Выпуск журнала появится во Франции в среду, 27 августа.
Перевод выполнен Тео, Crazy_ChipmunK, little_eeyore специально для сайта www.twilightrussia.ru и группы http://vk.com/twilightrussiavk. При копировании материала обязательно укажите активную ссылку на сайт, группу и автора перевода.
«Vanity Fair» (Франция): Кристен Стюарт – мятежница
|
...что у нас на сайте есть собственная Студия звукозаписи TRAudio? Где можно озвучить ваши фанфики, а также изложить нам свои предложения и пожелания? 
Эх, как же мне хочется наконец-то посмотреть фильм "Зильс-Мария" 
.
