 Когда Шейлин Вудли входит в комнату, ничто в ней не кричит: «Звезда! Дива! Знаменитость!» Между собой коллеги называют ее просто Шей, и именно так она и выглядит: обыкновенная девушка, достаточно земная, чтобы не только делиться историями о фильме и голливудской жизни, но и с энтузиазмом рассказывать про самые разные волнующие ее вещи.
У нее лишь чуть накрашены глаза, а волосы собраны на затылке в растрепанный пучок. В противоположность актерам, заявляющимся на пресс-мероприятия в дизайнерских костюмах и создающим ощущение, что армия визажистов следует за ними по пятам, Вудли выглядит совершенно довольной в свободном черном платье, кожаной куртке и тяжелых ботинках. Чтобы не заскучать, в промежутках между интервью она отжимается, а после каждого журналиста приветствует улыбкой и крепким рукопожатием. За рассказ о фильме «Дивергент, глава 2: Инсургент» Шейлин принимается с неизмеримым энтузиазмом.
— Мы уже беседовали с автором романа Вероникой Рот о том, что многие трудности в жизни подростков перемещаются с ними и во взрослую жизнь. Возможно, поэтому люди разных возрастов так активно реагируют на одни и те же книги и фильмы. Вы думали об этом?
— Подростком ты впервые открываешь неуверенность в себе, начинаешь сравнивать себя с окружающими. Думаю, с возрастом эта неуверенность никуда не исчезает. Просто твои болевые точки смещаются, трансформируются и превращаются во что-то новое. Стоит побороть свои старые страхи, как на их место приходят новые. Подростками мы постоянно пытаемся понять, кто мы. Спрашиваем себя: «Кто я, какова моя история в отрыве от истории моих родителей, моей семьи? Что я представляю собой?» Думаю, трансформируясь, эти вопросы преследуют нас до конца жизни.
— Насколько тяжелыми были съемки в смысле трюков и физической активности?
— Вообще-то менее трудными, чем съемки «Дивергента». Первый фильм был тяжелым. Зима в Чикаго оказалась просто ледяной. Нынешние же съемки проходили в Атланте очень теплым летом. Работа над «Дивергентом» включала множество сцен с боевой хореографией, приходилось запоминать последовательности действий, держа в голове движения своего партнера. Нынешний же фильм весь про страховочные тросы и провода. На экране сцена карабканья по отвесной скале, конечно, выглядит очень тяжелой, но в реальности тебя на всем ее протяжении тащит вверх специальный кабель.
— Сами ли вы отбираете проекты? Или кто-то помогает вам стратегически? Есть ли какой-то, скажем, пятилетний план, где «Виноваты звезды» соседствует с подростковыми франшизами вроде нынешней?
— Я всегда выбираю инстинктивно. Одна из особенностей искусства как раз в том, что нельзя иметь пятилетний план. «В этом году будет комедия, а в следующем — мрачная драма» — так не получится. Ведь если подходящих сценариев никто не напишет, и сниматься будет не в чем. Так что для меня это вопрос инстинкта. Если на поиск следующего хорошего сценария придется потратить пять лет, я не против эти пять лет не сниматься. Ведь импульс в работе всегда должен идти от сердца.
— Когда вы осознали, что актерское искусство — это для вас?
— Я начала играть в пять лет. Карьера актера всегда была для меня тем, в чем хочется преуспеть, а работа — тем, чем я искренне наслаждалась и наслаждаюсь до сих пор. Вот так все легко. Я актриса просто потому, что очень люблю быть актрисой.
— Вы очень серьезно относитесь к женским правам и гендерной солидарности, не так ли?
— Да, я думаю, для женщины очень важно ценить то, что делают другие женщины, и уважать других женщин безотносительно ярлыков, которые все друг на друга навешивают. В их отношениях большую роль играет соперничество, эго. «Ах, у нее есть вот это и вот то. Как бы я хотела, чтобы у меня тоже это было. Я бы тогда…» И все это вместо того, чтобы ценить окружающих и искренне восхищаться друг другом: «Вот это да! Какая ты красавица! И как же классно, что ты такая, а я другая, и мне так нравится быть мной». Я полагаю, женщины, способные избавиться от такой зависти и поддерживать других со всей искренностью, излучают особенную силу. Нам всем нужно к этому стремиться.
— Должно быть, стремиться к этому особенно тяжело в индустрии, которую вы выбрали? Здесь соревновательность, зависть, женщин сталкивают друг с другом…
— Честно говоря, в индустрии легче. Единственные, кто сталкивают женщин друг с другом, — люди, которые пишут об этом. Довольно смешно читать в прессе, что какая-то конкретная актриса ненавидит другую конкретную актрису, и знать, что на самом деле они большие друзья и поддерживают друг друга.
— Это миф, что публика не хочет видеть в кино хиты с девушками в главных ролях? Ведь сейчас есть вы, Дженнифер Лоуренс, другие…
— Я считаю, это миф и клише. Мужчинам нравятся девушки во главе киноистории, ведь они красотки, и так здорово наблюдать за ними на экране, будь они нежные и ранимые или сильные и независимые. Точно так же волнующе для нас видеть мужчин сильными, слабыми и уязвимыми в рамках истории, ведь мы люди, мы сложные существа с клубком эмоций и множеством реакций. Именно это и привлекает зрителя в героях.
— Вы когда-нибудь отказывались от роли просто потому, что она была написана как отрицательный стереотип?
— Нет, я не верю в понятие «отрицательный стереотип». Ведь и в кино, и в жизни это вопрос восприятия. Кто-то может быть слабым, черствым, мрачным и жестоким, действительно злым, но в итоге дело ведь в причине, сделавшей его жестоким и злым, а не в самом факте. А причин может быть множество. Никто не становится злым просто потому, что хочет. Никто не встает утром со словами «Сегодня я буду жестоким». Даже люди, совершающие действительно ужасные вещи, со своей точки зрения поступают правильно.
— В фильме вы играете героиню. А какой поступок в своей жизни можете назвать самым храбрым?
— В жизни есть много возможностей проявить храбрость. Одна из самых выдающихся — быть собой. Это действительно требует внутренней силы, особенно когда вокруг сотни миллионов людей, и каждый знает, каким ты должен быть.
— Над вами смеялись в детстве, когда вы носили зубные скобки? Вы сами когда-нибудь были в роли той белой вороны, какую воплощаете в фильме?
— Нет, мне очень повезло. Надо мной никогда не издевались в школе, потому что скобки я воспринимала как что-то само собой разумеющееся. Вроде гипса на сломанной руке. Так что они никогда не доставляли мне внутренних переживаний, и сегодня я этому очень рада, ведь в таком нежном возрасте переживать из-за ерунды вроде скобок — это совершенно нормально.
— Говоря о миллионах зрителей, обсуждающих вас и вашу роль. Их мнение влияет на вашу жизнь?
— Нет, вы знаете, я ведь не слушаю всего этого.
— И что, даже не читаете обзоры в сети?
— Боже упаси.
— Какие у вас вообще отношения с вашими фанатами?
— В общем-то говоря, никаких. У меня прекрасные отношения с теми, с кем я каждодневно общаюсь, кто приходит на премьеры моих фильмов. Но я не пользуюсь социальными сетями, так что других связей с ними у меня нет.
— Как думаете, каков главный посыл этого фильма для подростков?
— В нем мириады посланий, но один из моих любимых состоит в том, что мир полон сильных женщин. Персонажи Кейт Уинслет, Октавии Спенсер и Наоми Уоттс — все они пытаются повлиять на Трис, изменить ее видение того, как добиться успеха в стоящей задаче. А в итоге она слушает все, что они могут сказать, и принимает решение сама, не перекладывая ответственность ни на кого из окружающих. Думаю, это сильнейшее послание для подростков и очень нужное. Представьте, вот кто-то учится в старшей школе, и все вокруг только и твердят, что ему нужно пойти в университет, что это единственный способ чего-то добиться в жизни. А он думает: «Хм, а я ведь хочу быть художником и не очень стремлюсь учиться бухгалтерскому учету». Несмотря на давление со всех сторон, он выбирает собственный путь и спустя годы становится невероятным мастером. Согласитесь, будет здорово, если наш посыл так сработает.
— А сами вы когда-нибудь следовали чужому неверному совету?
— Конечно. Мы следуем советам каждый день и, даже если ошибаемся, учимся на этих ошибках.
— Вы научились чему-то особенному, работая с Кейт Уинслет и Наоми Уоттс?
— Я многому научилась, наблюдая за их работой. К сожалению, мне не удалось близко познакомиться с Наоми, поскольку мы снимались вместе очень короткий период времени. А вот с Кейт мы работали очень плотно и много. Я даже не представляю, в скольких фильмах она снялась, но, приходя на площадку, она ведет себя так, будто в первый раз: «О, свет! Вот это да! Камера!» В ней так много жизни, она так захвачена процессом создания фильма, что это почти заразно. Ты тоже начинаешь думать: «О Боже! Это камера! И как же это круто!» И это правда круто — от всего того, что делаем мы сами, до остальных деталей кинопроцесса, за которыми мы имеем счастье наблюдать. Когда двести человек собираются в одной точке пространства, чтобы создать что-то прекрасное, — это ведь большая редкость. И я рада, что научилась у Кейт ценить это, смотреть на процесс ее удивительным взглядом.
— Многие актеры заявляют, что съемки выматывают, на них легко начать расстраиваться из-за незначительных мелочей, впасть в депрессию, когда, к примеру, в журналах начинают обсуждать твои волосы.
— Этому просто не стоит уделять никакого внимания. По большому счету, когда читаешь статьи о себе, комментарии о своей внешности и работе, видишь фотографии, которые ты сам никому никогда в жизни бы не показал, ты просто отдаешь часть своей силы кому-то абсолютно чужому. И начинаешь жить, ориентируясь на впечатления и знания людей, не имеющих к тебе никакого отношения.
— Что было самым трудным в съемках этого фильма?
— Было очень тяжело проработать эмоциональный аспект моей роли. Просто потому, что он активно пересекался с физической активностью. Кроме того, в фильме была пара штук, которые мне пришлось сделать в первый раз в жизни. Ведь действие картины происходит в футуристическом мире со всеми вытекающими. Сцены с сывороткой правды были для нас с Тео настоящим вызовом. Нужно было сыграть то, о чем не имеешь ни малейшего представления, без опоры на личный опыт, сделать свою игру искренней и честной.
— Все экшн-сцены выглядят очень необычно. Вам было больно на съемках, или все шишки получили каскадеры?
— Конечно, на съемках было много каскадеров. В картине есть сцена с летающим домом, и где-то неделю по площадке ходило пять одинаковых коротко стриженых девочек. Но никто не поранился.
— А какой самый безумный трюк вы лично исполнили?
— В пресловутой сцене с летающим домом. Каждый раз, когда на экране вы видите, как он поворачивается, он действительно поворачивается. Это не компьютерные эффекты, а настоящая платформа на гидравлическом приводе, которая качалась туда-сюда с амплитудой в 90 градусов. Взбираться по ней было довольно забавно, но и адреналина в кровь было выброшено немало.
— Возвращаясь к неуверенности в себе и подростковым уязвимостям. Есть ли они у вас?
— Конечно, есть, и они меняются каждый день. Мы все человеческие существа. Порой просто встаем с постели в определенном настроении, с которым сражаемся весь день. Поразительно, как много вещей определяют наш характер, сколько переменных есть у человека. Но я бы не назвала подобную неуверенность уязвимостью. Уязвимость заставляет нас быть скромнее, постоянно смотреть на себя со стороны чужими глазами.
За информацию спасибо сайту http://www.kinopoisk.ru.
Шейлин Вудли: «„Инсургент“ — сильнейшее послание для подростков»
|
...что в 
вы можете рассказать о себе и своих произведениях немного больше, создав Личную Страничку на сайте? Правила публикации читайте в специальной 
0
