Ему 36, и он преуспевающий врач-эмбриолог. Ей 28, и она работает ассистентом в юридической фирме. По счастливой случайности герои встречаются в Лас-Вегасе, но к чему всё это приведёт?

В парке оказывается довольно многолюдно. Не так, как это было бы в мегаполисе с толпами людей на улицах и сотнями человек в местах для отдыха, но и десять-пятнадцать человек, встречаемых нами по пути, для Форкса немало. Дети с родителями на детской площадке, двое парней и девушка, которые учились на класс младше меня, и в какой-то момент я даже замечаю свою учительницу по истории, но мы поворачиваем на другую дорожку чуть раньше и остаёмся незамеченными. Но вот Эдвард внимание обращает.

Дворцовые страсти, интриги, сплетни, потери и истинная любовь, которая, возможно, переживёт все невзгоды в декорациях Англии XIX века.

На часах ровно десять вечера, и при этом на моём телефоне нет ни пропущенных вызовов, ни новых сообщений, которые я могла бы пропустить после краткого разговора с подругами в перерыве между двумя фильмами. Каллен мог бы и написать, а не стучать. Я честно не думаю, что с той стороны не он, и открываю, только чтобы разобраться с его причинами для визита сегодня, а не доказывать назавтра, что я якобы ничего не слышала. Эдвард опускает правую руку, не успев поднести её к двери в очередной раз, а на земле близ моей лестницы стоит бежевый крафтовый пакет. Ни Жизель, ни кого бы то ни было ещё рядом не наблюдается.

Мне представляется, что Эдвард выглядит напряжённым. От него словно исходит угроза. Потому что его девушка разбила то, что он ценил, а он не смог высказать ей все свои мысли на этот счёт и теперь готовится отыграться на мне? Ощущая дрожь тревоги, я отступаю на шаг, но там только трейлер, и прохлада металла соприкасается с моей спиной через ткань платья, когда Каллен вдруг сокращает было созданное расстояние и с будоражащей рассудок грубостью прижимается ко мне. Не боясь трогать меня. Его правая рука до сих пор на моём правом плече. Сильная, горячая и тактильно приятная. И это неправильно. По целому ряду причин. Но я словно утратила дар речи.

Вскоре мы приезжаем на пляж. Эдвард оставляет фары включёнными, чтобы те немного рассеивали сгустившуюся тьму. Волны накатывают на берег одна за одной, и под их неравномерный гул я расправляю углы покрывала, скидывая обувь чуть в стороне, а после ступая в воду. Она скорее прохладная, нежели тёплая, но я привыкаю. Спустя несколько секунд меня побуждают обернуться звуки музыки. Эдвард сидит на краю покрывала с телефоном в руках и немного завёрнутыми брюками. Из динамика играет что-то из рока, но по звучанию не слишком тяжёлое. Что-то... лиричное.

Всё это уже было. Но в кадре, обусловленное необходимостью, а теперь... Теперь это наяву. В реальности. Не потому, что нужно для сцены. Мне приятно и одновременно тревожно. Потому что это мы, но не... мы. Ничего серьёзного. Часть рабочего процесса. Хотя ноги словно подгибаются, и, разворачивая меня лицом к себе, Эдвард Каллен сжимает мою руку немного сильнее. Он смотрит в мои глаза. Пристально и сосредоточенно. Его глаза сощурены, а он сам кажется... взволнованным. Волнующимся обо мне... искренне. Я тоже смотрю на него, прерывисто дыша, но стараясь делать это как можно тише.

Я моргаю, потому что даже секундная передышка от его взгляда кажется крайне необходимой вещью. Когда я смотрела его фильмы, я не чувствовала этого ни разу. Хоть во всех из них он хотя бы раз, но смотрел в камеру, а значит, и на человека, пришедшего в кинотеатр или смотрящего фильм дома. Я делала и то, и то, но никогда взгляд с экрана не влиял на меня так, как это имеет место быть в реальности.

По пути я погружаюсь в сценарий с целью повторить реплики, иногда произнося их шёпотом, на что Каллен в какой-то момент хмыкает и тем самым сбивает меня с мысли. Я опускаю распечатки, ведомая яростью изнутри, ведь он даже не посмотрел в мою сторону, когда на территории студии я села в машину, а теперь просто занят своим телефоном, из которого постоянно доносятся отвлекающие звуки оповещений о новых сообщениях.

Он делает шаг в мою сторону и оказывается словно нависающим надо мной из-за разницы в росте. Естественный запах Эдварда Каллена с ноткой какой-то горечи, наверное, от парфюма заполняет мои лёгкие в тот же самый миг. Но нет, я ошибаюсь. Это не парфюм. Это алкоголь. Эдвард Каллен пил ночью или поздно вечером, и теперь у него похмелье. Вот почему он опоздал. На мгновение мне становится неприятно. Потому что это мой первый день, и я не ожидала такого начала. Совсем не ожидала.

- Я уже несколько раз звонила! – ненадуманный укор в женском голосе ощутим на расстоянии в восемь тысяч километров. – Почему ты не отвечаешь?
- Потому что она только что уснула.
- Это исчерпывающее спокойствие в твоем голосе - признак беды, Эдвард. Я хочу знать, что происходит!

Пэри – так они называют фей. Ты выглядишь как пэри на этой темной террасе на фоне Босфора, Schönheit.
- Тогда тебе удалось поймать пэри. Или ей – тебя.
- Ей – меня, - он тихонько усмехается, устало, но нежно. – Мое самое большое сокровище.

Немногим позднее меня занимает вопрос, что надеть. Я не сильно заботилась об этом прежде, ни разу из всех тех дней или часов, которые провела с Эдвардом, но теперь, стоя перед шкафом между его открытыми дверцами, задумываюсь о том, можно ли будет считать сегодняшний ужин... свиданием. Должна ли я выглядеть иначе, чем обычно? Нанести лёгкий макияж или обойтись без него? Платье или юбка? Оставить волосы традиционно распущенными или закрепить заколкой, возможно, сбоку? Хорошо ещё, что это лишь Форкс. Без нескольких единиц разных вилок и прочих столовых приборов, в которых разбирается Эдвард, но не я.

Эдвард Каллен потягивается на своём стуле при моём появлении, наверное, уставший от затянувшегося сидения, и я чувствую, как мои ладони вновь покрывает испарина. Как... как такое может быть? Самое ироничное, что мне ведь понятно, как. В день, когда главному актёру ищут партнёршу, ему вряд ли позволят где-то... прохлаждаться. Наверняка его вызвали, и вот он здесь. И, кажется, я хочу прямо противоположных друг другу вещей. И чтобы меня заметили, и одновременно стать невидимкой.

Я вздрагиваю от ощущения губ на шее. От того, как плотно и быстро Эдвард прижимает меня к себе сверху. Между нами моё платье, его довольно пышная юбка, и мне хочется избавиться от него. Так сильно хочется почувствовать Эдварда кожа к коже, но он будто не может перестать меня целовать. Тёплые, влажные губы перемещаются к ключице и плечам. То, чего я не испытывала никогда раньше. И даже не думала, что однажды мы сможем к этому прийти. Что я... позволю. Бретельки сами сползают вниз от интенсивности наших движений, от обоюдного стремления к друг другу, когда Эдвард едва дотрагивается до этой детали платья.

Эдвард чуть отстраняется, чтобы взять коробку с последующим извлечением из неё бархатного футляра квадратной формы. Под красной крышкой, едва Каллен без всякого промедления поднимает её, аккуратным овалом разложено золотистое ожерелье с подвеской в виде... колибри. У неё золотистые крылья, хвост и клюв, но остальная часть тела состоит из вставки какого-то розового камня в форме груши и ещё семи круглых вставок камня зелёного цвета. Я не разбираюсь в драгоценностях, что, впрочем, не лишает меня понимания, что всё это наверняка стоит немалых денег. И это... мне? Мне, никогда прежде не получавшей в подарок ничего дороже обычных серёжек без всяких вставок?

— Ты зачем-то переворачиваешь с ног на голову мое желание дать тебе лучшее, Белла. Я называю это «забота». Ты обвиняешь меня в абьюзе.
— Я знаю, что мы никогда не будем на равных. Но мне бы хотелось хоть немного приблизиться к этому… чтобы мы друг друга слушали.
Эдвард изгибает бровь.
— То есть, я тебя подавляю?
— Да.

Белла прикусила нижнюю губу, подавив судорожный вздох. Может ей просто снять трусики и пойти предложить себя Эдварду, потому что ей было тошно от всех этих интриг, которые всё равно вели только к одному - её идиотским трусикам.

Родители одновременно поворачиваются в сторону входа в ресторан, а мне даже не нужно этого делать, потому что я сижу лицом к двери, и в горле словно пересыхает от осознания того, что бабушка говорит об Эдварде. Тут явно не кинотеатр, куда Элис собиралась вытащить брата, но, тем не менее, именно они в сопровождении родителей входят в заведение, и в белой рубашке и чёрных брюках Эдвард определённо выделяется среди всех присутствующих тут сейчас мужчин. Если он так собирался пойти в кино, то это удивительно и для меня. Я чувствую, что мысли попросту путаются. Элис видит меня за секунду до того, как почти садится за столик наискосок от нашего, и, подскочив обратно, пересекает проход, чтобы подойти ко мне.

Он холодный, грубый и жестокий, выполняющий грязные дела для своего отца. Темный омут, который уничтожает всех, кто к нему приближается. Белла добрая, чуткая учительница с прекрасной душой, посвятившая свою жизнь обучению детей с задержкой психического развития. Сможет ли молодая учительница исцелить сердце и душу опытного хладнокровного киллера, который закрылся от чувств?! Ведь не так просто измениться даже во имя любви...

Он перемещается с поцелуями мне на шею и сжимает мою левую грудь через ткань. Настойчиво, но не болезненно. Меня затягивает в омут потрясающих телесных ощущений. По коже и под ней словно проходит горячая волна. Поцелуи кажется дурманящими и бесконечными. Я чувствую опьянение ими, тем, как они нежно, но нетерпеливо проходятся вдоль ключицы. Томление внутри меня стремительно нарастает, и, едва осознавая, я хватаюсь за пижамные штаны Эдварда у него на боку. Если он и ощущает это, а я думаю, что да, то лишь чуть замедляется в своих действиях прежде, чем, установив между нами зрительный контакт, удивительно бережно развязывает левую бретельку и, мягко потянув за ткань, оголяет мою грудь.

Его рука пробирается мне под платье, и вместе с тем моя кожа словно вспыхивает. Незримо тлеет всюду, где прикосновения следуют всё выше и выше, обхватывая меня, притягивая ближе и наконец совсем прижимая. Я и сама не замечаю, как Эдвард оказывается сверху, и мы уже не сидим, а лежим. Мне становится жарко, тяжело дышать, темно из-за того, что фактически весь дневной свет заслоняется им, даже когда мои глаза ещё открыты, но я думаю лишь о желании почувствовать оголённую кожу мужской груди под своей рукой и удовлетворяю его в момент превращения поцелуя во что-то особенно значительное и потрясающее. Во что-то, что кажется занятием любовью, но только в одежде.

Он холодный, грубый и жестокий, выполняющий грязные дела для своего отца. Темный омут, который уничтожает всех, кто к нему приближается. Белла добрая, чуткая учительница с прекрасной душой, посвятившая свою жизнь обучению детей с задержкой психического развития. Сможет ли молодая учительница исцелить сердце и душу опытного хладнокровного киллера, который закрылся от чувств?! Ведь не так просто измениться даже во имя любви...



Новая история на сайте!

Это был не его брат. Дверь Эдварду открыла маленькая шатенка - испуганная, нервная птичка, которая, казалось, дай ей волю и тотчас выпорхнет в открытое окно.

Впервые очутиться с Эдвардом Калленом в одной кровати оказывается тем, что приносит противоречивые эмоции. Он освобождает мне пространство, отодвигаясь влево, и тем самым я занимаю ту же сторону, на которой сплю и дома. Я накрываюсь лёгким пледом, одним на двоих, но между нами будто кто-то проводит чёткую границу, и с одной стороны я ощущаю уют и спокойствие, но в то же время чувствую себя жутко неправильно. Скованной даже больше, чем когда ещё стояла у двери. Дистанция кажется большим дискомфортом по сравнению с тем, который я могу испытать, если некоторые части тела Эдварда Каллена соприкоснутся с моими частями тела, пусть и через одежду.

- Ты идёшь? - Джаспер протянул фее руку, он заметил, как та как будто удивилась его жесту и о чём-то задумалась на мгновение, которое ему показалась вечностью. - Давай же, составь мне компанию. Мне так одиноко…

Я едва успеваю договорить, как Эдвард целует меня. Безоговорочно, самую малость грубо, но ласково и с ощущением накопившейся тоски. Не думая, я инстинктивно обхватываю его ногами, когда его тело совсем сближается с моим, внушая приятную тесноту, необходимость и влечение. Поцелуй становится всё глубже и лишает кислорода. Отнимает дыхание. Настойчиво-властные губы, тёплая рука, обхватывающая шею, чтобы не дать увернуться. Но мне это и не нужно. Несмотря на то, что я не думала, что с ним... что с ним всё будет именно настолько неистово. Так значительно и ярко. Так... запредельно.