Мой взгляд то и дело падает на радостное личико сестры, и я едва ли могу скрыть свою собственную радость от лицезрения этой милой картины. Видеть её пылающие от переизбытка эмоций щёчки, горящие глаза. Всё это заставляет меня саму окунуться в приятные воспоминания о прошлых радостях.

Но, как ни странно, сейчас подобные мысленные путешествия не причиняют мне сильной душевной боли. Нет, разумеется, горечь потери до сих пор велика. Но сейчас всё несколько иначе. Ведь раньше, чего греха таить, порой к этой самой боли примешивались сразу два смертных греха. Гнев: всепоглощающий, застилающий взгляд, парализующий любые, даже самые сильные чувства. И зависть. Склизкая, мерзкая змея, которая нет-нет, да время от времени всё же опоясывала мой рассудок несколько месяцев назад, стоило моему взгляду хоть на короткое мгновение зацепиться за счастливых возлюбленных.

В такие моменты в мой измученный горем рассудок приходили особенно эгоистичные мысли. Как другие могут жить обычной жизнью, когда я пребываю в агонии от собственного горя? Никто не должен любить, когда я не люблю. Ужасно? Не то слово. Но я была именно такой.

Сейчас же я с присущей покорностью принимаю правила игры с судьбой. Так уж устроен наш мир: кто-то рождается, кто-то в эту же минуту умирает. Мир не останавливается от горя другого. Он останавливается только для того, у кого горе, а для других… всё идёт своим чередом. И, как ни странно, именно признание этих вроде бы обычных вещей по крупинке, но всё же заставляет меня вставать с постели, смотреть в окно, восхищаться щебетанием птиц по утрам и видеть свет в горящих от радости глазах Элис.

— Ты неисправима, — заявляю я со смехом, наблюдая, как сестрица заходит на очередной танец по комнате.

Выйдя на балкон, я с лёгкостью вдыхаю свежий и приятный ночной воздух. Ласкающий ветер приятно обдувает лицо.

— О чём вы разговаривали с отцом в библиотеке? — раздаётся голос сестры за спиной через некоторое время.

— Угадай с трёх раз…

Судя по тишине, наступившей через мгновение после моих слов, радостные пляски завершены.

— Лучше бы ты танцевала…

— Тебе не кажется, что тебе пора прекратить себя наказывать? — интересуется Элис, оказываясь рядом со мной. — Ты не виновата, что Джейкоб погиб. Это уже произошло. Тебе уже пора прекратить жить прошлым, тем более, судя по… — я прерываю её, прекрасно понимая, куда она ведёт.

— К сожалению, горе - не платье, которое можно подогнать по фигуре с помощью прислуги и корсета. Здесь у каждого свои сроки.

— Но Эдвард…

— Эдвард сказал, что готов дать мне время, — заявляю я тоном, который не подразумевает дальнейших расспросов.

Но мою сестру, конечно же, это не останавливает. Элис в окружении высшего общества и Элис в каменных стенах дома – разные люди. Здесь она всегда чувствует себя более раскованно и уверенно. Так уж она устроена. Впрочем, наверное, так устроены если не все, то многие девушки или женщины нашего общества.

Наш долг - создавать иллюзию безмятежности и даже некой беззаботности. Об остальном должно заботиться мужчинам и только им. Мало кто считает, что девушкам присущи разные эмоции. И только в своих домах, когда свечи в большинстве комнат гаснут, привычный уклад жизни меняется.

— Ты боишься, что он оставит тебя?

— И об этом он тоже знает, — безэмоционально заявляю я, вынимая из своей причёски шпильку за шпилькой.

С каждым движением я чувствую облегчение. Словно разбор причёски помогает мне освободиться от гнёта, нависшего на душе.

— Тебе нужно перестать жить прошлым, а жить тем, что происходит с тобой в настоящем. Прошлое было в прошлом. Да и вдобавок ко всему, я не думаю, что Джейкоб хотел бы для тебя такой затворнической жизни. Он бы подобного уж точно не одобрил, и ты это знаешь, — как прописную истину заявляет моя младшая сестричка.

А ведь она всего секунду назад беззаботно крутилась по комнате, ведомая музыкой, звучащей только в её голове.

Да, в такие моменты порой я забываю о нашей разнице в возрасте.

— А я и не заметила, когда ты успела вырасти, — с улыбкой заявляю я совершенно искренне, поглаживая Элис по щеке.

Её юное личико тут же вспыхивает ярким румянцем, что вызывает у меня ещё более открытую улыбку.

— Жалко, что нам в основном не разрешается выходить в общество с распущенными волосами. Тебе так гораздо лучше, — заявляет сестра, нежно убирая в сторону упавший на лицо завиток волос.

Странно, но такой обыденный ритуал действительно всегда придаёт мне некую уверенность. Распуская волосы, я всегда ощущаю свободу. Пусть лишь и на короткий миг.

Но, к сожалению, вынимание шпилек из причёски не может подарить мне истинную свободу.

Так уж устроен мир, в котором мы живём. Смерть граничит с семейными ужинами, даже самых прогрессивных мужчин порой пугает женщина с книгой в руке, а ощущение свободы может даровать снятие обычной заколки для волос.

Ну и, возможно, ещё верховая езда. Но это только если повезёт. И стоя сейчас на балконе, вглядываясь в безмятежное ночное небо, я решаю завтра проверить свою удачу. Впервые за несколько месяцев.

Я хочу отпустить всё по-настоящему. Отпустить, покаяться и простить. А для этого мне требуется покинуть пределы собственного дома и уйти на противоположный берег. На несколько часов. Чтобы освободиться от прошлого навсегда.

— Вероятно, ты права, Элис. Пора мне уже отпустить его. Наверное, так будет лучше для него самого. Ведь не зря говорят, что чем дольше мы удерживаем их, тем хуже для них. А я хочу, чтобы он пребывал в покое. Хватит его мучить, — полушёпотом произношу я.

Хрупкая и тёплая ладонь сестры сжимает мою. Уже с миллион раз за всю свою жизнь я мысленно благодарю Всевышнего за свою сестру.

И в тишине мы проходим в свою комнату.



Я оказываюсь совершенно невольным свидетелем столь личного разговора двух сестёр Свон.

Нам с братом выделили по отдельной комнате на нижнем этаже с широкими окнами. А спальни девушек располагались на втором этаже чуть левее от наших окон. И благодаря этому я остаюсь незамеченным.

Но, несмотря на подобную «конспирацию», я всё равно чувствую себя весьма неловко. Оказаться свидетелем подобного разговора – всё равно, что без спроса прочесть чужой личный дневник.

Узнаю ли я что-то новое? Разве что Белла уже была влюблена в юношу по имени Джейкоб, который погиб на внеочередных военных действиях, которые сотрясают нашу страну до неприличия часто.

Теперь тот страх, о котором она поведала мне несколько часов назад, кажется для меня ещё более сокровенным и даже несколько интимным, вероятно.

Всё её решения, фразы обретают почву.

Она не пытается благодаря столь скрытному поведению набить себе цену или показаться не собой. Она просто боится довериться кому-то, а потом потерять. Был ли этот страх «важным»? Многие мои знакомые назовут его дурацким, граничащим с эгоизмом.

Но является ли он таковым для женщин нашего общества? Да и в принципе для родителей, которым суждено проводить своих детей на войну? Вряд ли.

В моей памяти ещё свежи воспоминания о том, в какое состояние погружалась матушка, стоило отцу покинуть родной дом и отправиться в очередной военный поход. Нет, она не погружалась в беспамятство, мы все жили обычной жизнью, но надо было видеть, с каким всепоглощающим взглядом надежды взор Эсме устремлялся на парадные двери. С каким трепетом мы все каждую минуту ждали хотя бы короткой весточки от отца.

Ожиданием пропитывался каждый уголок дома.

И теперь с подобным сталкивается уже следующее поколение – мы.

У кого-то этот момент, как и раньше, завершится радостными встречами, а для кого-то…

Странно, но впервые за последние несколько лет я устремляю свой взгляд на ночное небо, усыпанное тысячами звёзд, и возношу мысленную просьбу Всевышнему о том… нет, не о том, чтобы вернуться живым после очередного похода, а чтобы каждый момент разлуки с кем-то близким для Беллы завершался только улыбкой.

Кому из нас хочется умирать в расцвете лет? На чужбине, вдали от дома и родных? Никому.

При всём нашем чувстве патриотизма, о котором так любит судачить высшая знать любой страны, каждому военнообязанному хочется покинуть этот бренный мир в окружении близких: любимой жены, детей, внуков и правнуков, и последнее, что ты хочешь увидеть - это прекрасные глаза супруги, а не застывшие в немом ужасе глаза другого солдата.

В моём сердце всё ещё теплится надежда на то, что я смогу выполнить данное Белле обещание. Дать ей время и главное, что буду бороться до самого конца, чтобы, вернувшись домой, увидеть на её лице улыбку, полную облегчения и радости.