Спасибо всем за ожидание! Кристофф вернулся.

В безмолвии лесного дома он выдает себя сам.
Тихими, но твердыми шагами – отзвуком подошв от деревянного пола. Быть может, он и вовсе не скрывается, но Розали все равно не спокойно.
Мягкий, неглубокий вдох, неприметный до безумия. И слабое подобие улыбки на губах – словно предвкушающей, словно случайной.
Кристофф останавливается. Его прохладные белые пальцы перехватывают зеленую серьгу у ее уха.
- Ты позволишь?
Лесной аромат мускуса с отзвуком эвкалипта. Тембр у мужчины глубокий, низкий. В теплом полумраке комнаты почти искушающий.
- Разумеется.
Розали без сопротивления сдает свои позиции. Впереди нее – панорамное окно, слегка тонированное напылением. Нет ни штор, ни прочих ограничений – по ту сторону распростерся во всем своем великолепии нетронутый зеленый лес. Могучим стволам больше столетия, а кроны такие широкие, что укрывают землю одним сплошным покрывалом – как присутствие Кристоффа мгновенно накрывает всю ее.
- У тебя красивые украшения.
Серьга тяжелая, с замысловатым узором из сплетающихся серебряных нитей и не менее замысловатой застежкой. Но Койновски справляется с ней без видимых усилий. Роз чудится, ему правда нравится.
- Спасибо, Кристофф.
Он усмехается – кратенький звук среди первозданной тишины. Почему-то в его присутствии она не устрашает, а уютно обволакивает.
Мужчина с приятной неторопливостью ведет линию по ее шее. Розали очень сильно хочется прикусить губу – мурашки следуют точно по пути его пальцев. Кожа предательски саднит, ничуть не противясь, хоть они и холодные.
Касания переходят на плечо, нежно очертив его изгиб. Отодвигают рукав платья.
- Ты совершенна сегодня.
Ничего внятного не ответить. Розали не стремится отпустить себя и «быть живой», как клиенту того хочется, но это выходит само собой. С ним, сейчас, здесь… ее самообладание не работает. Горько-сладкое состояние, чей вкус уже почти забылся, охватывает все тело. Не получается испугаться, наоборот – крепнет желание, чтобы все это длилось подольше.
Кристофф удовлетворен многозначительным молчанием. Уже обеими руками он притрагивается к мягкой ткани темно-изумрудного платья – того самого, что предназначено для званого ужина. По незаметным швам движется вниз, к талии. И у суживающегося пояса покровительственно прижимает Розали к себе.
Слишком резко – она вздрагивает. Слишком своевольно – восковые пальцы сжимают крепче. Слишком знакомо – она всхлипывает. Слишком исчерпывающе – бледные губы смыкаются на ее плече.
Упасть Розали не дает лишь надежная хватка мужчины. Он предполагал, что так будет? Неужели она настолько предсказуема?
Трезвые мысли тонут под поцелуями Кристоффа. Не сдержанными и совсем не нежными – теми, что дарят партнерам лишь давние, страстные любовники. Это мучение – живое мучение плоти.
Ей страшно. Страшно хочется. Самой. Его.
Тревога теряется за налетом желания. Розали, отчаянно-глубоко дыша, подается назад, ближе к согревающему телу позади себя. Свободную от истязаний руку забрасывает за спину. В его волосы, жесткие и белые, запускает пальцы – ногтями массирует затылок. Кристофф гортанно стонет – совершенно неожиданный и безумно сексуальный звук – и легонько прикусывает ее кожу.
По телу Роз яркой волной разливается тепло. В этом холодном доме ей жарко.
Ладонь Койновски следует от пояса вниз – посередине ее бедер, минуя легкие оборки платья, крепко прижимает ткань к телу.
Кислород кончается слишком быстро.
- Я тебя хочу.
Так просто и так слаженно. Розали сама себе удивляется, но брать эти слова обратно не намерена.
Собственной кожей она чувствует довольную улыбку Кристоффа. Он отпускает из плена платье, идет теперь вверх. Обе ладони, будто только этого и ждали, накрывают ее грудь.
Роз мимолетно усмехается. Не отпуская его затылка, второй рукой недвусмысленно прикасается к ремню брюк. Без труда находит его на ощупь. Кристофф мешает ей, слишком сильно прижав их друг к другу, но не критично.
Розали почти разделывается с ремнем, когда Койновски отстраняется. Как всегда – неожиданно и быстро. В одном шаге от бездны.
Исчезают его руки, пропадают губы – и заласканная кожа физически болит, требуя их возвращения.
Розали оборачивается на мужчину с немым вопросом. Ничуть не наигранным, скорее недоуменно-удивленным. От ее открытого взгляда он сам, похоже, теряется.
Стоит на отдалении трех шагов и сорванно, тяжело дышит. На белоснежном виске видна капелька пота. В прежде спокойных глазах из колючего льда пробивается синее пламя. Его выражение лица никак не вяжется с наигранной прежде безмятежностью. Нет ее здесь.
- Я хочу тебя, - просто повторяет Розали. Без толики игры.
Кристофф, застигнутый врасплох своей же задумкой, опаленный силой этого притяжения – иначе и не назовешь – исконно-физического, первобытного даже, потихоньку приходит в себя. Проводит пятерней по волосам, приводя их в более-менее приличный вид. Поправляет воротник рубашки. Сглатывает, напоследок поглубже вдохнув. И выдыхает, возвращаясь к себе прежнему.
- Позже, dronningen (королева – норв.). Нас ждут.



Большой стол из цельного куска дерева, выделанного лишь по скругленным краям. Вместо столешницы – ровный слой мха. Массивные стулья с затейливой резьбой украшены мелкими ягодами клюквы. А в центре композиции, отгороженный лишь узким слоем темной воды, мерцает небольшой огонь. Оранжевые язычки пламени взлетают вверх и окрашиваются в синий, спадая вниз. Природа и человек едины в этой комнате.
Сварьярд, на правах хозяина, занимает место у окна. На нем однотонный светло-бежевый костюм, без особого силуэта и выделки, на лице – приветливая сосредоточенность, за спиной – небо. Ночной лес угрожающе шумит, искусно вплетаясь в едва уловимое потрескивание огня.
Кристофф, вошедший перед Розали, чуть отходит – вежливо освобождает ей место.
Девушка подмечает, что все уже собрались. В столовой шесть пар, не считая их с Койновски, все женщины – в зеленом, как она. Все мужчины, не считая хозяина, в сером. Как на зарисовке дизайнерской брошюры – идеальная колористика в контексте продуманного интерьера.
Только теперь Розали понимает, что это спектакль, пусть и с нотками импровизации. От первой секунды и до последней – по задуманному кругу. У сильных мира сего свои развлечения…
Кристофф становится слева от нее, ближе к кулинарному гению северного леса. Спутники других женщин делают тоже самое.
Сварьярд, дожидаясь полного внимания, хитро улыбается уголками губ.
Поднимает длинный узкий бокал, заполненный до золотистой линии на его грани. Салютует всем собравшимся. Залпом выпивает.
Кроме него, к выпивке никто не притрагивается. Тихо, и, по возможности, незаметно наблюдая за другими гостьями, Розали пытается понять, какого поведения от нее ждут. Но девушки – все не старше двадцати пяти на вид, и все с застывшими, бледными лицами – попросту недвижны. Помимо нее, в этой комнате все шатенки, оттенки зеленого на платьях не повторяются. Зрелище, способное напугать – только Роз давным-давно известно, что бояться стоит совершенно иных вещей.
Сварьярд, оценив обстановку, посветлевшим взглядом обводит собравшихся. Теперь улыбается широко. Снова салютует пустым бокалом – и позволительно кивает.
Мужчины занимают свои места. Они садятся, а спутницы, незримой тенью переместившись на два шага, останавливаются за их спинами. Длинными тонкими пальцами накрывают плечи.
Розали, ничем не выдавая своего отношения к таким играм, послушно следует правилам. Тоже становится за спинкой стула Койновски и тоже, уже отточенным движением, кладет ладони на его плечи.
Маэстро, обрадованный сложившейся в гостиной идиллии, нарушает тишину. Крохотным серым пультом повелевает музыкой, ненавязчиво вплетающейся в напряженную атмосферу. Сперва вступают скрипки. Отзвуки фортепиано. Флейта. Контрабас… на первых же нотах его партии девушки, все как одна, оживают. Их пальцы движутся на плечах спутников, гладят кожу, очерчивают контуры. Губы оставляют на их шее едва заметные матовые узоры сиреневого.
Кожа касается кожи – и сбивается мужское дыхание.
Роз первые пару секунд попросту наблюдает. Ей занимательно, хоть и непонятно, что именно здесь происходит. Но куда любопытнее, по прошествии первого впечатления, реакция Кристоффа. Грация позволяет себе легкую улыбку, склоняясь к лицу мужчины. Массирует мягко, движется медленно, а целует – глубоко. Кристофф прикрывает глаза. Настоящий сиреневый ободок остается на его шее, не от матовой помады, живой, пульсирующий даже – мужчина поджимает губы.
- Не все сразу, Розали, - предостерегает.
Чуть сбавляя обороты, она легонько, словно пробуя, касается белоснежной кожи языком.
Койновски резко перехватывает ее пальцы.
- Не все сразу, - требовательно повторяет он. Сварьярд, уже обновивший содержимое своего бокала, с интересом посматривает в их сторону.
Роз, хоть и не по нраву ей, останавливается. Сумасшедшая игра, тоталитарная… нездоровая. А ее затягивает. Потому что дает полноправную возможность обладать этим мужчиной. Сейчас.
Грация усмиряет свой пыл, касаясь Кристоффа несильно, лениво даже. Не целует теперь, не нарушает границ. И кожей чувствует, в глубине души себе победно улыбаясь, его разочарование.
Контрабасы замолкают.
Хозяин вечера негромко ударяет кончиком ножа о свой бокал.
Девушки отступают – и отступает, подмечающая каждое их движение, Розали. Теперь за стол садится и женская половина гостей. Самостоятельно придвигает за собой стулья.
Вносят ужин. На знакомых Розали графитовых досках, угольно-черных, со стесанными краями, на подставке из цельного дерева. Две серебряных вилки и один нож лежат рядом. Услужливый официант наполняет ее бокал багрово-сливовой жидкостью.
Койновски оборачивается к своей спутнице. Легонько касается ее губ – не поцелуй, скорее подобие его. И тихий шепот, как дуновение.
- Не пей.
Не выдавая его, Роз соглашается. Под столом кладет свою ладонь на мужское колено.
Сварьярд снова поднимается со своего места. Жестами благодарит собравшихся и приглашает отведать трапезы. Теперь гости салютуют ему бокалами. Розали, умело маскируя глоток легким прикосновением к напитку, тоже пьет за здоровье хозяина.
Кристофф доволен. Руку Розали он ненадолго накрывает своей.
Сегодняшнее блюдо – все та же torsk av nordskogen. За ее нестандартным процессом приготовления Розали уже наблюдала и вкус ее, не менее нестандартный, насыщенно-яркий, терпкий, уже знает. Потому с удовольствием отрезает себе кусочек рыбы. Треска тает во рту.
За столом обсуждают кулинарное решение и оттенки вкуса. Мужчины, выбирая самые точные описательные слова, высказывают свое мнение. Девушки, с не меньшим интересом, чем хозяин, прислушиваясь к ним, описывают собственные ощущения. Сварьярд вежливо кивает каждому, кто говорит. И Кристоффу – в том числе. Роз вздыхает.
- Страстный лесной дух.
Маэстро, удивленный комментарием Грации, оборачивается к ней.
Койновски, качнув головой, сдерживает улыбку. В ледяных глазах его снова крохотное, а пламя.
- Животная жажда плоти в кисловатой окантовке нежности, - не сбиваясь, продолжает Розали, - прикосновение, от которого сбивает дыхание.
Кристофф, чьи зрачки резко расширяются, смотрит на нее в упор. Предостерегающе, хоть и удивленно. Отрезвляет.
Сварьярд, озадаченный, делает небольшой глоток напитка. А затем, изумляя свою публику, трижды негромко ударяет в ладоши. Аплодирует.
Тихие несмелые аплодисменты других гостей тянутся вслед.
Цепкие пальцы Койновски до боли сильно зажимают ее колено. На лице его ни лишней эмоции, ни проблеска похвалы или недовольства. Но взгляд, айсберги эти, заметенные снегом, горят снопами искр. До черного беспамятного пепла.



Кристофф закрывает дверь рорбу.
В домике, освещенном садящимся солнцем и его редкими красноватыми лучами, разрезавшими сизые тучи, царит первозданная тишина. Пахнет морем, деревом и клюквой. Блики заката крупными ягодами укрывают скрипящую старую лестницу. Где-то далеко, по ту сторону окон, плещется о скользкие камни прибой.
Кристофф дает ей ровно минуту – только чтобы разуться. Бесшумно, подчиняя себе тишину дома, опять оказывается у Роз за спиной. Прижимает к стене, когда она оборачивается. И ничего, кроме себя, в поле зрения не оставляет.
Впервые за много лет Розали приятно чувствовать себя в западне. Дерево отдает прохладой, а Кристофф – настоящим жаром. Он смотрит сверху-вниз, с налетом превосходства, только острых снежинок во взгляде нет, растаяли они. Голубым океаном плещется в нем желание, где сорванное движение нистагма – ее собственное дыхание.
- Теперь я тебя хочу.
Его голос тихий, но тон серьезный и даже предвкушающий.
Розали позволяет себе победную улыбку. Обоюдность их желания придает ей смелости.
Глаза Кристоффа загораются и потухают за единую секунду, когда обнимает его за талию. Прижимает к себе или сама прижимается – не суть важно. До боли хочется его чувствовать – вот так и еще ближе.
Белые пальцы, неожиданно цепкие, на ее лице. На грани с болью сжимают кожу, вздергивая подбородок. На прежде сдержанном лице Кристоффа самая настоящая похоть.
- Я сказал, я тебя хочу, - резко повторяет он. Не дожидается ответа и даже не собирается дать Роз шанс – грубо целует, не отпуская ее подбородка. Свободной рукой злостно стягивает шуршащую ткань платья – перед отъездом от Сварьярда переодеться не дал.
Розали, опьяненная неразумным, животным желанием Кристоффа, не дает ему играть только по своим правилам. Обнимает теперь за шею, оглаживает затылок и подрагивающими пальцами прикасается к волосам. Что-то надламывается в сдержанном мужчине, когда путается в белых прядях, чуть потягивая их. Гортанный, хриплый стон, точно вечерний, ждать себя не заставляет.
Напоследок Койновски легко прикусывает ее губу. Разрывает поцелуй.
- В твоей комнате.
Какое же горячее, пряное у него дыхание. Розали задыхается.
- Твоя ближе.
Кристофф отпускает ее лицо, но смотрит пронзительнее, тверже.
- В твоей комнате я возьму тебя, Розали.
Эта искра, взметывающая пламя. Мелкий огонек, разжигающий большой костер. И капля самодовольства, которую Грация так пестует. Ощущения острее и крепче желания. Розали хочется с ним поиграть – сегодня она альбиноса не боится.
- Я возьму тебя, Кристофф. В твоей спальне.
Зрелище поистине завораживающее. Как сперва волна изумления обтачивает льдины, а затем, как пропадает она, клокочущая ярость вызывает их дрожь. Он поглотит ее в мгновение ока – вот-вот, даже вздохнуть не успеет как следует. Только вот ахиллесову пяту его Розали уже нашла.
С подрагивающей улыбкой, каждой клеточкой тела ощущая дрожь от собственной смелости, как следует массирует его затылок. Впивается в волосы, зарывается в них и тянет к себе. Кристоффу от этого поцелуя никак не увернуться.
Лавину, вот что Розали видит в голубых глазах. Только не ее она накрывает, а Койновски. Погребает под собой, выбивая почву из-под ног – и высекая, как камень искры, низкие ошарашенные стоны. Первобытные.
Всем своим весом он прижимает Розали к стене. Едва не рвет платье, задирая его выше, оглаживая ее бедра. Задыхается, скользя по коже пальцами, невольно запрокидывая голову. Окрыленная эффектом собственных решений, Роз мелкие засосы оставляет у основания его шеи.
Кристофф крепко, даже слишком, сжимает руками ее кожу. Держит, не контролируя силы, пока девушка не поднимает на него глаза. Урывает свой пьяный поцелуй, в то же мгновение отстраняясь.
Не только в глазах у него теперь сорванное движение, но и во всем теле – Кристофф дрожит.
- Даю тебе три секунды, чтобы оказаться в моей спальне, Розали.

Предыдущая глава