«Тесла», легко притормозив у самого крыльца, останавливается возле большого белого дома. Совершенно обычное строение, отделанное досками, за исключением насыщенно-черной крыши. Среди рубиновых рорбу побережья оно ярко и странно выделяется, застыв у скалистого обрыва. Нет ни лужайки, ни подъездной дорожки, только дом, скала и мелкая серая галька. По ту сторону обрыва, внизу, неистовствуют вечерние волны. Пенятся, утягивая камни, а затем выбрасывают их обратно на безжизненный берег.
Водитель открывает двери. Кристофф, нервозный на протяжении всей дороги, прошедшей в гробовой тишине, коротко смотрит на Розали. Ей не совсем ясно, расстроен он или зол. Но судя по тому, как сжимает губы, когда смотрит на него в ответ, все-таки зол.
- Это последнее мероприятие на островах, - отчеканивает, резко поправив рукав своего пиджака. Впервые за все время Кристофф, ненавистник оттенков, подчеркивающих его кожу, выбрал иссиня-черный костюм и темно-синюю рубашку. Даже запонки – и те черные, правда, с бордовым отливом. В контрасте с его лицом такой выбор смотрится тревожно.
- Я сделаю все в лучшем виде, - тихо отвечает Роз, неожиданно чувствуя испуг, смешанный с трепетом, когда так смотрит на нее. Утренний завтрак без субординации, как и ночь, как и секс… все кажется за гранью реальности, не мог Кристофф быть таким, он в принципе не такой. Вот здесь, вот сейчас с ней тот Койновски, которого знает еще с первой встречи у Карлайла. Правда, надменности в нем меньше. Зато мрачности значительно прибавилось.
Они выходят из машины практически синхронно, удивив заскучавшего водителя. Грация терпеливо ожидает у своей двери те несколько мгновений, что требуются Кристоффу, дабы подойти к ней. Поправляет свое темно-рубиновое, узкое платье, тонкими кожаными бретелями поддерживаемое на плечах. Не только Кристофф сегодня пренебрег прежними правилами стиля, но и она – в таком наряде Розали смотрится необычайно бледной, сама себе поразилась в зеркале. Уложенные на плечи светлые локоны переливаются от робких солнечных лучей, пробивающихся к вечеру. Но ветер бездушно-холодный.
Койновски идет впереди, на отдалении шага. Розали без труда сохраняет дистанцию, на сей раз не гадая ни о хозяине ужина, ни о высокой кухне, ни о будущих знакомствах или представлениях. Глядя на спину Кристоффа, неестественно прямую сейчас, прикусывает губу, запоздало вспомнив об алой помаде. Хочется вернуть те несколько минут в спальне, когда был близко не только физически, но и мыслями легко делился с ней. И касался. И не отпускал. И не предлагал делать то, что физической болью отзывается где-то между ребрами даже сейчас. Если бы они встретились в другое время… или в другом месте… могло бы все быть иначе?
На самом пороге, где темный настил слегка потерт и пахнет морским бризом и старым деревом, Кристофф ожидает ее. Ничего не говоря, предлагает свой локоть и, когда она касается его, сразу же стучит в дверь. Розали в недоумении, подрагивает она от пронизывающего ветра улицы, или же дрожь идет от Кристоффа.
Своевольно, она мягко проводит пальцами по его запястью, вдоль ярко-голубых очерченных вен. Мужчина резко оборачивается в ее сторону, полыхнув пламенем глаз. Но дверь открывается, лишая его возможности что-то сказать.
- Добро пожаловать, мистер Койновски, - отходит в сторону, приглашая их войти, вышколенный стюард. Лицо у него беспристрастно, голос ровный, форма однотонная, грязно-серого цвета с вкраплениями из синих пуговиц пиджака.
В доме довольно многолюдно, учитывая его размеры. Из широкого холла, в лучших норвежских традициях отделанного деревом, Кристофф увлекает Роз в главные комнаты. Две гостиные, веером расходясь от арок коридора, наполнены разговорами и приторно-сладким травяным ароматом. Гости, заинтересованно расступающиеся перед новоприбывшими, неприкрыто разглядывают Роз. Судя по всему, Кристоффа они уже хорошо знают, хотя он ни с кем не здоровается и никто, соответственно, не здоровается с ним. Даже кивком головы.
В отличие от предыдущих вечеринок в стиле высокой кухни и необычайных вкусовых сочетаний, здесь все более-менее стандартно. Гости, одетые в совершенно разные, хоть и изысканные наряды, без определенной цветовой гаммы, что доминировала бы. Светлое помещение с обилием темных кресел, ютящихся у накрытого стола в одной из гостиных. Стюарды предлагают имбирный отвар в тонких бокалах, украшенных бусами апельсина, лимона и мяты.
- Isskjær.
Женщина, общающаяся с кем-то возле большого и старого, давно не топленного камина, широко улыбается, завидев Кристоффа. Оставляет своего прежнего собеседника, изящно перехватив бокал на тонкой ножке другой рукой, и поворачивается в их сторону.
Роз без труда узнает ту, чьих красивых рук в черных перчатках Кристофф касался на коктейльном приеме у Фавора. Там, в уединенном уголке, они говорили о чем-то, пока она отыгрывалась на бедном Итри. Теперь все снова.
- Мирендерга, - вежливо отвечает Койновски, легко улыбнувшись. Правда, в этой улыбке Роз без труда определяет натянутость. – Спасибо за приглашение.
- Ну что ты, - женщина, качнув головой, улыбается искренне. – Спасибо, что вы пришли.
У нее правильные, аристократично-бледные черты лица, странно сочетающиеся с карими глазами и черным коротким каре. Ей не меньше пятидесяти, легкие морщинки на ухоженной коже уже заметны. Но сливочное платье, что облегает каждый сантиметр фигуры и ниспадает на пол, смотрится просто чудесно. Рукав в три четверти, в отличие от открытого, кричащего даже платья Розали, целомудрен. А вот испытующий, любопытный взгляд, каким смотрит на Грацию, нет.
- Jeg er glad for å møte deg, kjære (я рада познакомиться с вами, дорогая).
Розали, невозмутимо вслушиваясь в мелодию языка, что совершенно не знает, учтиво кивает.
Женщина, напротив, удивившись и вполне явно, умиленно посмеивается.
- Både vakker og grasiøs, Kristoff. Og hun snakker ikke norsk. Du fant det du lette etter. (И красива, и изящна, Кристофф, и не говорит по-норвежски. Ты нашел то, что ты искал).
Она поворачивается к мужчине, игнорируя непосредственную близость Розали, и открыто, как позволяют себе только любовники, касается низа его спины. Смотрит в глаза, ожидая оценки своим действиям, не иначе. Койновски, чуть прищурившись, забирает ее руку в свою – легко, но предупреждающе пожимает. И отпускает.
Словно бы в этой игре жестов неисчерпаемое количество смысла, брюнетка отступает на полшага назад. Подзывает стюарда и предлагает Розали бокал имбирного отвара.
- Добро пожаловать на Лофотены, дорогая, - с австралийским акцентом, ласково улыбнувшись, говорит она. Посматривает на Кристоффа, почему-то все больше веселясь. – Надеюсь, наша кухня пришлась вам по вкусу.
- Я открыта экспериментам, - соглашается Роз, забирая бокал себе, - благодарю.
- Это видно. Ну что же, хорошего вечера. Я хотела бы поговорить с тобой немного позже, Кристофф.
- После дегустации, Мирендерга.
Удовлетворенная таким ответом, женщина переключается на следующих гостей. Оживленно обсуждает с кем-то имбирный отвар, описывая правильный надрез дольки апельсина.
Кристофф, по-прежнему не отпускающий локоть Розали, увлекает ее за собой. Угол гостиной, довольно интимный, с торшером и картиной неизвестного современного художника. Все эти передвижения, как в театральной постановке, сюжета которой она не знает, нервируют Роз. Не пробуя напиток, отдает его вездесущему стюарду.
Они стоят у арки гостиной, почти у прохода, но все же на некотором отдалении. И, хоть не скрываются и не выглядит это все, будто хотели бы скрыться, никто не замечает их в этом месте. Кристофф, возвышающийся над Розали, чересчур внимательно смотрит на нее. На губах его бродит нервная, нездоровая усмешка.
- Ключевой момент пройден.
- Кто она? – не уверенная, что должна знать, но убежденная, что хотела бы, негромко спрашивает Роз.
- Хозяйка дома и вечера, - серьезно отвечает мужчина, - к тому же, новатор кондитерского дела. Десерт, ради которого мы пришли, ты не забудешь.
- Ты уже пробовал?..
Ему ясно, без лишних дополнений, что именно спрашивает. Удивленно поглядывает в ее сторону, как будто не ожидал такого, и едва заметно хмурится. Но Розали не отводит взгляд и выглядит вполне решительно. Уголки губ мужчины недовольно опускаются.
- Секс – это тоже искусство, Розали. Я пробовал, ты права.
Ужаленная этим ответом, хоть и вполне логичным, если судить по обстановке и действиям хозяйки дома, Роз старается сохранить лицо. Неглубокий, неявный вдох делает, выгоняя лишние мысли. Эскорт. Она здесь эскорт. Точка.
- После дегустации мне не следует искать тебя? Чтобы не потревожить, если…
- Ты не потревожишь, не переживай.
«Я бы хотела поговорить с тобой» - такие на Лофотенских островах у Кристоффа разговоры. С этим тоже нужно будет смириться. Розали мучительно больно, что сказанное Кристоффом на балконе их рорбу становится правдой. Она не просто потеряла субординацию, она послала ее к черту. Иначе как объяснить, что ревнует клиента, быть с которым не может по самому определению? Видимо, не зря прописывала отсутствие секса в договоре. Секс нещадно подрывает все устои.
Койновски, приметив растерянность Грации, прикасается к ее руке, забирая себе ладонь. Медленно, чересчур медленно, поднимает ее к своим губам. И чувственно целует, пожимая пальцы.
- Ты здесь в качестве моей невесты, kjære (дорогая), - шепотом сообщает, не давая усомниться в своих словах благодаря горящему голубому взгляду, - веди себя соответственно.
С такой подчеркнутой истиной Роз становится совсем не по себе. Прикосновение Кристоффа, столь стандартное и логичное, предательски вызывает дрожь и… желание. Это никуда не годится.
- Конечно, - убежденно соглашается, мягко забирая руку.
Помнит, глядя на лицо альбиноса, заключенный договор и то условие, что назвала ему. Хоть что-то было выбрано в этой жизни правильно.
В главной гостиной подают десерт.
На больших зеленых тарелках с красной окантовкой, прямо посередине, небольшое произведение искусства. Бисквит, пропитанный тайной настойкой трав, в состав которой точно входит солодка, в окружении ягодного мусса из морошки, брусники и клюквы. Украшение составляют съедобные микроскопические ракушки из белого и черного шоколада. Синий густой джем, принявший в свой плен и бисквит, и ракушки, отображает море – пенистое нутро волн любовно вырисовано сливками. Гостям, после первой пробы, сразу же предлагают белую чашку крепкого турецкого кофе. Сочетание вкуса, хоть казалось Розали, что ее уже не удивить, поражает до самых кончиков пальцев. Незабываемый эксперимент, в котором сам участвуешь. И кофе в конце… и дольки белых ракушек…
Кристофф, прежде расположившийся на кресле возле нее, сперва изучающий десерт, а потом неспешно пробующий каждый элемент в отдельности и лишь затем – все вместе, поднимается. Стюард забирает его тарелку и чашку кофе, к которой он не притронулся – Карлайл был прав, не любит.
Стараясь не быть чересчур заметной, Роз тихонько наблюдает, как мужчина подходит к хозяйке, легко тронув ее талию. Они оба выходят куда-то за пределы темной гостиной.
Допивая свой кофе и без капли сожаления отставив десерт после первой пробы, Роз вдруг понимает, что улитки этим утром были самым прекрасным кондитерским изделием в мире. Как может отметает причину, что на их вкусовые качества непосредственно влияла близость Кристоффа.
- Розали? – приятно удивленный мужской голос над ее ухом материализуется в фигуру Итри, с чашечкой эспрессо замершего перед ее креслом. – Я не думал увидеть вас снова.
На нем чудесно сидящая синяя рубашка и брюки с кожаным широким ремнем. Рыжеватые волосы, очки, улыбка – все осталось прежним. Итри необычайно мил, хоть и осторожен сейчас рядом с ней. Сюрреалистично, что посещают одни и те же места? А может, все дело в том, что Лофотены – маленький остров?
- Здравствуй. Кофе отличный, да?
- Кофе мне как раз по душе больше всего, - усмехается Итри, принимая правила игры с фамильярным «ты». – Я могу присесть?
Ей приятно, что подошел Итри, а не кто-то другой. С ним очень просто. И, кажется, он не в обиде на нее за ту игру на приеме в саду.
- Само собой. Кристофф, думаю, не скоро вернется.
- Мистер Койновски умеет выбирать лучшее время, - задумчиво соглашается молодой человек, придвигая к себе соседнее с Розали кресло. Ловит ее взгляд и поясняет, - в кулинарных экспериментах. Он чувствует, что будет прорывом, а что не выдержит конкуренции, какая тенденция окажется выигрышной, а какая быстро сойдет на нет. Это отличные качества для ресторатора.
- Ты давно знаешь его?
- Скорее, я о нем наслышан, - смущенно качает головой Итри, рассеянно допивая свой кофе, - моя мать всегда отзывалась о нем наилучшим образом, как о профессионале и первооткрывателе в одном лице.
Роз слегка хмурится, надеясь, что ослышалась.
- Твоя мать?..
- Мирендерга, я думаю, ты видела ее, - он выглядывает из-за спинки кресла в гостиную, но Кристоффа и хозяйки уже давно там нет, - она столько усилий вложила в это… чтобы удивить его. Чтобы он выбрал это блюдо и дополнил им список для «Мишлен».
Розали растерянно смотрит на остатки десерта. Отлично… такого поворота не ждал, наверное, никто. Итри в курсе, с кем делит постель его мама?
- Десерт великолепен. Я думаю, она получит то, что хочет.
Итри робко смотрит на нее сквозь стекла своих очков. Совершенно очаровательный, галантный, красивый мальчик, что однажды станет внимательным, успешным мужчиной. И будет любить кого-то без условностей и договоров. И будет делать кого-то счастливым, не требуя ничего сверхъестественного взамен.
- Ты ведь тоже получаешь то, что хочешь, Розали? Я имею в виду, с замужеством.
Он знает. Роз вдруг становится так неуютно, что почти больно. Все знают. Для этого она и здесь. Продемонстрировать, подтвердить, чтобы слухов не было, чтобы все получилось. Чтобы обмануть.
- Да, Итри, - шепотом восторженной невесты, дабы не привлекать внимание, но на самом деле, чтобы скрыть дрожь голоса, признается она. – Так и есть.
Итри вздыхает, неловко отставляя чашку с кофе. Но когда смотрит на нее снова, его добрые голубые глаза лучатся.
- Ты вдохновишь его на куда большее, - без тени сомнения обещает, мягко Розали улыбнувшись, - ты обворожительна.
Грация сама, послав все к черту, разрушает разграничительную линию между ними. Кладет свою ладонь на руку Итри, отрывисто огладив ее. И говорит три фразы, каждая из которых, впервые, является незыблемой истиной.
- Ты чудесный. Я завидую твоей невесте. Спасибо за комплимент.
Стюард, услужливо подойдя ближе, предлагает Роз и Итри еще кофе. Оба соглашаются.
На другом краю гостиной тем временем шумное, запретное приветствие. Фавор, материализуясь в пространстве со всеми позабытым уже бокалом имбирного отвара, пожимает руку Кристоффу, вернувшемуся из глубины дома. Мирендерга, очаровательно улыбаясь, стоит рядом с ними обоими. Обрывки разговора, пусть и долетающие, на норвежском. У Розали нет шансов.
Наверное, она слишком внимательно наблюдает за ними. Итри подмечает.
- Знаешь, если они оба станут вдохновителями «The White», возможно, мне не придется включаться в эту игру самому.
- Клюквенная «Маргарита» Фавора выигрывает для меня за счет подачи, самое удивительное, что видела. Ты говорил мне тогда, что участвовал в сборе ракушек… вы с Фавором работаете вместе?
- Вынужденно, - Итри делает глоток кофе с таким видом, будто оно поможет ему собраться с мыслями, - он мой отец. Это уже вроде семейного помешательства.
Розали изумленно глядит на любовный треугольник, сам собой образовавшийся посреди гостиной. В курсе ли каждый из них, что происходит в его отсутствие? И Итри… еще и Итри включен в это. И она теперь. Боги.
- Но ведь если Кристофф получит «Мишлен», они даже не будут упомянуты, разве нет?.. – перевести тему – самое правильное решение, что сейчас можно придумать. Впрочем, Роз и вправду интересно то, что спрашивает.
- Он поможет получить ее им, - тихо, как тайну, признает молодой человек, - это их давний договор. Будет предлагать блюдо за блюдом, пока они не соберут достойное меню.
Оказывается, все проще, чем выглядит на деле. Ведь в выигрыше в таком случае все.
Мирендерга, Фавор и Кристофф, закончив с разговором, замечают их. Оборачиваются, оглядывая гостиную, и без труда видят. Итри приветственно встает навстречу родителям и вдохновителю всего ресторанного бизнеса острова. Розали поднимается следом. Взгляд Кристоффа, остановившийся на второй чашке кофе, игнорирует.
- Ты уже познакомился с Розали, милый? – Мирендерга, коснувшись плеча сына, довольно улыбается. – Не будь Кристофф таким прозорливым, могли бы вас сосватать. Никогда не думала, что увижу твою невесту, дорогой.
Итри едва заметно краснеет, смущенно взглянув на Роз, и та отвечает ему подбадривающей улыбкой.
- Браки заключаются на небесах, так меня учили, - Фавор, приветственно кивнув Грации, смотрит на ее открытые плечи и бретели платья с нескрываемой похотью, - думаю, небеса не ошиблись, фрау.
- Дав согласие, слов обратно не забирают, - Кристофф подходит к девушке, на вид несильно, но на деле крепко сжав ее пальцы, - но мы оба довольны. Спасибо вам.
Мирендерга пожимает плечами, подмигнув Койновски. Фавор, хмыкнув, залпом выпивает свой имбирный отвар, на мгновенье дольше задержавшись на очерченной платьем груди Грации. И только Итри, смятенно глянув ей в глаза, улыбается без похоти и призыва. Нежно.
Розали поспешно оборачивается к Кристоффу.



В вечернем рорбу балом правит тишина.
Не говоря ни слова с того момента, как садятся в «Теслу» в конце вечера, и Розали, и Кристофф молчат до сих пор. В этом безмолвии каждый звук оказывается громче нужного. Как переворачивает колесами гравий машина, как вставляется в старый замок, дважды повернувшись, металлический ключ, как скрипом отзывается мрачный тихий коридор, когда они заходят внутрь дома.
Розали думает, что Кристофф зол из-за ее вольностей в течении вечера и потому молчит, или же и вовсе говорить больше не намерен после встречи со своей бывшей (или настоящей?) любовницей, еще и в компании с ее семьей. Кажется, Мирендерга и Фавор не разведены.
Однако Кристофф, опровергая догадку Грации, выглядит отнюдь не раздраженным, скорее потерянным. Он присаживается за кухонный стол, рассеянно открывая перед собой кожаный ежедневник, и что-то медленно, как нехотя, пишет в нем. Не обращает внимание на Розали, уже успевшую переодеть вызывающее платье на нечто более простое и приятное. Изваянием в черном замерев в кухонной зоне, Койновски выглядит не лучшим образом. Как минимум – позабытым. Вообще на него не похоже.
Роз аккуратно присаживается на ближайший к нему стул. Даже не пытается посмотреть в ежедневник, что прежде так старательно прятал от нее.
- Мне стоит знать, что случилось?
Кристофф дописывает какую-то фразу, спокойно отложив ручку. Откидывается на спинку стула, прикрыв глаза.
- Ты была со мной и все видела.
- Я не присутствовала на вашем личном разговоре.
- Поверь, там ловить уж точно было нечего.
Розали кладет руки на стол, задумчиво изучая его поверхность, будто видит впервые.
- Ты ведь получил то, что хотел? Десерт исключителен.
- Ты правда хочешь говорить о десерте? – Койновски, хмуро оглянувшись на нее, выглядит уязвленным.
- Я не понимаю, Кристофф. Я не понимаю, что мне делать.
Ее честность, вполне вероятно, несвоевременная, не вызывает в нем гнева. Очевидного, по крайней мере. Альбинос тяжело, потерянно вздыхает, резким жестом скинув ежедневник на пол. Он глухо и громко ударяет о дерево в безмолвном рорбу, и Роз вздрагивает, дернувшись в сторону.
- Извини, Розали.
Приглашающим жестом раскрывает перед ней свою ладонь. Не забирает к себе сам, не приказывает, а скорее предлагает. С легким опозданием Грация все же принимает приглашение. Бледные и восковые пальцы Кристоффа, вопреки всему, согревают.
- Ты все делаешь отлично. Лучше, чем я мог бы пожелать, - признается он.
Это не вписывается в концепцию понимания ситуации, что Розали приняла за верную. Теперь она действительно ничего не понимает.
- Я считала, ты разочарован как раз мной.
- Я разочарован своим эгоизмом, - шепотом поясняет Койновски. Пожимает ее пальцы, обернувшись к окну. Летнее солнце, никуда не уходя, закатными лучами освещает кухню. И подчеркивает каждую черту лица мужчины, невольно заставляя Роз залюбоваться. Снова.
Она терпеливо ждет, скажет ли он еще что-то. Терпение, стало быть, оцененное, вознаграждается.
- Я не думал, что это будет так трудно, Розали. Но репетиция удалась. Послезавтра мы будем в Осло.
Он отпускает ее руку, резко отодвинув стул. Поднимается, так же резко расправляясь с пуговичками тесного воротничка рубашки. Остается лишь в ней, сняв пиджак. И, как человек, которому до жути нужно хоть как-то действовать прямо сейчас, разворачивается к кухне.
- Ты голодна? Я голоден.
Розали, изумленно наблюдая за мужчиной, подмечает каждое из его движений. И то, как наскоро моет руки, и то, как открывает холодильник, пару мгновений думая, что приготовить, и то, как все ингредиенты одним махом устраивает на кухонной тумбе. А затем Роз становится свидетельницей чуда – Кристофф приступает к непосредственному приготовлению их позднего ужина.
Не нарушая его установившегося, чересчур быстрого ритма, Грация занимает наблюдательную позицию у барной стойки, откуда сам он не так давно рассматривал ее готовку.
Движения у него профессионально-отточенные, уверенные, как на кулинарных шоу. По сравнению с его ловкостью и таймингом каждого действия, ее скорая готовка кажется созданной с помощью замедленной съемки.
Спаржа помыта и отваривается в подсоленной воде. Закипает вода и для пасты, чья пачка притаилась в дальнем конце кухонной тумбы. Красный перец и томаты нарезаны крупными кубиками. Бекон поджаривается на сковороде в то время, как пармезан тонкими слайсами сходит с ножа Койновски. Специи, опасливо ждущие своего часа, наполняют сковородку синхронно с овощами. Спаржа присоединяется к ним спустя пять минут. Паста – спустя семь. Оставив практически готовое блюдо томиться под крышкой, Кристофф резво моет руки и заваривает лакричный чай. Всю использованную посуду резко и без сожаления отправляет в мойку, предварительно залитую водой. И к тому моменту, как паста готова, достает из шкафа две темно-синие тарелки.
Он останавливается, прервав череду своих отточенных движений, и упирается ладонями в кухонную тумбу. Опустив голову, игнорирует и пасту, и все прочее, тихо, но тяжело дыша.
- Кристофф?..
- Готово, - отметает, возвращаясь в действительность. Качает головой, поднимая крышку со сковородки. И, положив пасты на первую тарелку, протягивает ее Розали. – Приятного аппетита.
Они ужинают вместе, за одним столом. Блюдо, приготовленное мужчиной, ожидаемо выше всяких похвал. Роз осторожно пробует его, стараясь уловить каждое мгновенье вкуса, и эффект оказывается потрясающим. Сколько раз на Лофотенских островах она чувствовала, что познает новые грани в простых вещах? В еде?
Но касательно пасты Койновски, это просто неимоверно вкусно. Без особой подачи, без неизвестных ингредиентов, без тайных соусов. Еда, от которой не откажешься из-за ее изысканности или неимоверных вкусовых сочетаний. Еда, что вернет тебе приятные воспоминания, успокоит и согреет, обдав домашним уютом. Ведь так готовят, когда… любят. Свое дело, прежде всего.
- Ты так талантлив, Кристофф.
Ее тихое и тронутое признание мужчина встречает пронзительным взглядом.
- Это самая банальная паста, Роз.
- Улитки тоже можно назвать самым банальным десертом. Но их не повторить.
Хмыкнув такому ее умозаключению, мужчина возвращается к ужину. Но за улыбку, что бродит на его губах, Роз многое готова отдать. Как бы ни было это нерационально.
После пасты – лакричный чай. Столь неприемлемый прежде, сегодня он как нельзя кстати и к блюду, и к настроению. За кухонным столом по-прежнему царит тишина, но теперь она ничуть не натянута, не напрягает и не нервирует. Тишина уютная, как и ощущение горячей чашки в руках. В рорбу пропадает протоколированная, жесткая линия поведения, что требует от нее Кристофф. Как-то само собой исчезает напряжение между ними, тонкими нитями взаимного понимания позванивая в пространстве. И звуки волн за окном, и соленый аромат моря, дерева отделки, недавней пасты – все пронизывает обстановку, делая ее необыкновенной. Доверительно необыкновенной.
Кристофф останавливает Розали на лестнице, когда та собирается подняться наверх. Прикасается к рукам, поворачивая к себе, а затем обвивает за талию. Солнце, уже поистине закатное, искрит его кожу и волосы, когда Роз запускает в них пальцы. Светит ярче, стоит ей повернуться непосредственно к окну, когда глубоко мужчину целует. И пугает, заставив вскрикнуть, едва Кристофф резко поднимает ее, усаживая на ступени лестницы. Дерево теплое от целый день согревавшего его солнца.
Койновски сверху. Целует ее, оглаживает все тело, стонет, когда она пытается расстегнуть его рубашку, задевая волосы на груди. Из-под черной рубашки материализуется снежно-белая, подсвечиваемая солнцем кожа – невероятно красиво. Кристоф рьяно сбрасывает одежду, позволяя как следует, как хочется себя касаться – по ключицам, по мускулам рук, по груди и к ребрам. Выгибается, застонав громче, когда легко проводит по ним ногтями. Торопливо стягивает серую кофточку, надетую не так давно, возвращая себе полноценный обзор ее груди.
Теперь уже не может удержаться от громких звуков Роз. Койновски никогда не уделял ее груди столько внимания – и напрасно. Уверенность Розали, что после давних событий ее эрогенные зоны сместились, разбивается на мелкие осколки под поцелуями альбиноса. Первый раз она кончает еще до начала самого секса.
Кристофф выглядит восторженно-довольным. Прекращает касаться ее лишь тогда, когда начинает кричать от его прикосновений к чересчур чувствительной сейчас зоне. Давая переждать удовольствие, целует ее шею и гладит волосы.
Отдышавшись, Роз возвращается в игру с большим задором. Привлекает мужчину к себе, почти что грубо целуя его, обвивая за шею, фиксируя бедра ногами. Лестница, на вид неудобная для такого рода деятельности, подстраивается под ситуацию. Розали в восхищении внезапной идеей Койновски. И тем ритмом, что он выбирает, дорвавшись наконец до желаемого. Они вместе, целиком и полностью погруженные в свое удовольствие, не стесняют себя в звуках и движениях. Однако в момент разрядки, совершенно потерявшиеся на границе реальности и небытия, молчат оба. Кристофф утыкается в ее шею, резко выдохнув, а Роз запрокидывает голову, как впервые видя перед собой ступени лестницы. Картинка пульсирует и дрожит так же, как ее собственное тело.
Мужчина приходит в себя первым. Глубоко вдохнув, мягко убирает пряди с лица Роз, погладив ее пылающие, саднящие губы.
- Еще раз.
Розали, все еще слишком расслабленная, чтобы как следует понимать его слова, недоумевает. Но вот Кристофф поднимается на ноги, разделавшись с все еще остававшимися на его талии брюками, а затем поднимает на руки саму Роз. Она с трудом успевает заметить, как дерево лестницы меняется на его горячую, влажную кожу.
- Что ты?..
Мужчина ничего не отвечает, уверенно направляясь в сторону своей спальни. Но вместо того, чтобы повторить вопрос, Розали с удовольствием приникает к его груди, глубоко вдохнув пряный запах можжевельника и секса. У Кристоффа быстро бьется сердце и ходят от частого дыхания ребра. Роз как следует обнимает его, закрыв глаза. Проникается. Слушает. И свои мысли, разрозненные и непонятные, в том числе.
Кристофф бережно опускает ее на простыни. Слишком бережно, наверное. Розали, открыв глаза, даже недоумевает. Но вот он возвращается, как и повелось, сверху. Мягко и ласково, будто впервые, прикасается к ее лицу. Целует лоб, скулу и щеку, прежде чем коснуться губ. Пальцами осторожно разравнивает пряди.
- Ты очень красива, Роз.
Она часто слышит это от мужчин. И куда чаще слышала раньше. Но в исполнении Кристоффа звучит особенно. С нежностью, на которую, думала, уже не способна, она накрывает ладонями его лицо. Притягивает к себе и легко, как украденно, целует. Много, много раз.
Койновски, через некоторое время подняв голову, тронуто ей улыбается. А затем толкается влево, поменяв их местами. Теперь сверху Роз.
- Хочу так, - честно признается, с любованием укладывая волосы Грации на ее плечи и вдыхая запах мятного шампуня.
Она усмехается, впечатленная, но довольная.
- И я хочу!
А затем Розали, удобно устроившись на новом месте, медленно опускается. И прерывисто, отчаянно выдыхает от неожиданной глубины ощущений. Кристофф, судя по его лицу, испытывает то же самое. Растерянно и вдохновленно одновременно, он смотрит на нее, изредка поглаживая бедра пальцами. И тихо, как украденно, стонет, подстраиваясь под первое движение.
У Роз никогда в жизни не было такого медленного секса. Тягучего, бархатного, исчерпывающего. Когда глубина и движений, и чувств предельна. Когда прикосновения неспешные, а поцелуи долгие, насыщенные, терпкие. И никакой спешки, никакой грубости, даже мнимой.
Кристофф разминает ее плечи, гладит спину, касается волос и придерживает бедра, время от времени будто бы прося остановиться, продлить момент полноценного единения еще дольше.
Розали постигает нечто совершенно новое в этот второй раз. Срываясь в удовольствие, пришедшее куда медленнее всех предыдущих, отчаянно стонет и движется, не отпуская его, горячего, влажного и неизведанного, как оказалось, от себя как можно дольше. В момент пика видит Кристоффа как на ладони, без масок, сокрытий, без лишних мыслей и ненужных слов. Каждую его черту, каждый рваный вдох, каждую морщинку удовольствия. И каждую эмоцию, что уникальна в своем проявлении.
- Розали!..
Он притягивает ее к себе, крепко обнимает и долго держит, дрожа всем телом и никак не в состоянии совладать с дыханием. Едва не всхлипывает, жмурясь, чтобы стерпеть столь всеобъемлющее удовольствие.
- Кристофф, - ласково, с незнакомыми прежде нотками в голосе, отзывается она. Не может устоять от прикосновений, что жизненно необходимы. Роз оглаживает пульсирующую венку на его лбу, гладит руки, целует волосы и улыбается, не в силах прекратить. Не пьяно, не сорванно, а устало. Устало и счастливо.
К тому моменту, как они оказываются в состоянии посмотреть друг на друга, в утихших, совершенно безмятежных глазах Кристоффа Розали видит чистую правду. Широко улыбается, целомудренно поцеловав его губы.
Сегодня они занимались любовью.