Кристофф придерживает для Розали белую деревянную дверь. Тепло натопленного помещения, равномерно перемешанное с ароматом травяного чая и свежей выпечки, обволакивает незримой дымкой. Приглашает – даже вполне настойчиво зовет – пройти внутрь. И хоть ненадолго забыть о зябком утреннем бризе побережья.
- Velkommen, - с мальчишеской ухмылкой, такой ему несвойственной, парирует Койновски. Делает их сегодняшнее утро совершенно сюрреалистичным, вынуждая Роз поверить, что ничто человеческое ему не чуждо. Самонадеянно Грациям из агентства Карлайла ждать джентельменского поведения от клиентов – это, как минимум, непрофессионально. Напускное уважение, бережное (в какой-то мере) обращение, но не более того. Кристофф и здесь уникален, пусть и на короткие пару минут.
Розали не стоит на пороге. Не скрывая приятного удивления, заинтересованно проходит внутрь. И останавливается на милом стеганном коврике с набором неизвестных букв, засмотревшись на гигантский гобелен на стене. Среди выкрашенных деревянных стен он выглядит одинаково аутентично – из-за сюжета, и современно – из-за черной металлической рамки.
- God morgen! – добродушно приветствует девушка из-за прилавка. Места здесь немного и до него – рукой подать.
- Доброе утро, - улыбнувшись краешком губ, отзывается Роз.
Кристофф, мягко усмехнувшись, заходит следом за ней. Его мускусно-хвойный аромат вытесняет запах коричной выпечки.
- Здесь есть свободные столики, - как бы намекает мужчина.
Это правда. В небольшом, но просторном помещении кондитерской семь деревянных столов, два из которых, круглые, рассчитаны на пару персон. Как правило, посадочные места сконцентрированы вдоль стен, чтобы никто не был вынужден сидеть слишком близко друг к другу. Над каждым столиком есть светлая лампа в абажуре, а на самом большом – черно-красная, расшитая серебряными нитками скатерть. На ней, само собой, изображены горы.
Розали выбирает стол у самого гобелена, в укромном левом уголке. Кристофф не оспаривает, лишь грациозно идет следом. И даже помогает снять пальто. Хочет исчерпать весь лимит джентельменских поступков за пару часов?
- Спасибо.
Роз присаживается на деревянный стул, такой простой, но на поверку такой удобный. И осторожно прикасается пальцами к гобелену. На грубой, плотной ткани изображен фьорд. Слева виднеется водопад, бирюзово-серебристыми нитками стремящийся с гор. Несколько темных чаек кружат между тяжелыми, пышными облаками. На подлесок у подножья скалистого берега мелкими стежками синего падает снег. Изумительная работа, кропотливо выполненная с большой любовью к норвежской природе.
Тем временем, Кристофф возвращается из-за прилавка. Он так органично смотрится в нетипичном для него интерьере, что Роз не до конца верит своим глазам. Кофейно-бежевый пуловер, темные брюки, взъерошенные ветром волосы и светящиеся энтузиазмом глаза.
Это тот самый мужчина, клюквенную «Маргариту» которому подают в устричных раковинах? Тот же, что выбрал для своего нового меню еловые оладьи? Неужели тот, что с претенциозностью требовал регламентированного поведения и не менее регламентированных блюд?
Он садится напротив нее и Роз невольно улыбается в ответ на его улыбку. То ли он сегодня сам не свой, то ли морской воздух вызывает у нее зрительные галлюцинации.
- Мне нравится твое удивление, - раскрепощенно устроившись на своем стуле, альбинос приглаживает растрепавшиеся пряди, - не такая уж и простая кондитерская, правда?
Он даже говорит по-другому. Свободно, без каких-либо продуманных слов, и все время с полуулыбкой. Видимо, растопить сердце ледяного Кристоффа могут лишь булочки с корицей. Улитки, кажется.
- Здесь очень уютно.
- Уют – главное правило всей Скандинавии. Иначе долгую зиму не пережить.
Розали подается вперед, опираясь локтями на ровную поверхность стола. Ближе к Кристоффу, чьи глаза мерцают в ответ ее действиям.
- Ты здесь другой.
- Хуже прежнего? – и опять это шаловливое выражение лица. Совершенно нетипичное, будто запретное. Гобелен, кондитерская, дерево вокруг реальны, а Кристофф – нет. Роз всеми силами старается перебороть в себе сюрреалистичность восприятия.
- Лучше.
- Лучше, - добродушно посмеивается он. Раскрыв ладонь, протягивает ее девушке. Белая кожа контрастирует с темным деревом, но смотрится гармонично. Все вокруг Кристоффа здесь смотрится особенно гармонично.
- Я не хочу этим утром никакой субординации, Розали. У тебя прекрасно получалось вчера – сделай мне одолжение, не играй и сегодня.
Сделать ему одолжение? Должно быть, ослышалась. Грация не спешит прикасаться к его руке, хоть и ужасно этого хочется.
- Я не понимаю тебя.
А вот это уже правда. Кристофф ответно придвигается ближе. Чуть наклоняет голову, отчего тень длинных белых ресниц касается его скулы. Мягкий свет из окна подчеркивает контуры лица. Слишком красиво.
- Это просто улитки и чай, Роз. Это просто наш с тобой завтрак. Не правил, не ограничений. Как внеплановый художественный семинар с изучением пары картин.
«Я научу тебя читать меня», сказал он тогда. Так вот оно что.
И все же, поверить так быстро у Розали не выходит. Еще вчера подобное ее поведение стало темой преткновений, хоть ночь затем и многое переменила.
- И что же, мы поговорим? – слегка надменно интересуется она.
- Обязательно, - Кристофф, практически не двигаясь, внимательно смотрит ей прямо в глаза. Ни на секунды не отводит взгляд. – О настоящем, как и собирались.
Занимательно. И соблазнительно.
Его ладонь, все еще приглашающе раскрытую, Роз накрывает своей. Мужчина, не выжидая, крепко ее пожимает. Победно перетягивает на свою сторону.
- Спасибо, Розали.
Чуть прищурившись, она мило ему кивает. Играть без правил все-таки гораздо интереснее.
Девушка из-за прилавка, появившись из-за спины Койновски, ставит на их стол большой чайник с двумя керамическими чашками – ни ручек, ни блюдечек, скорее вытянутые пиалы. Травы, заваренные в кипятке, правят балом – аромат восхитительный.
Островитянка, ничуть не обращая внимание на их переплетенные ладони, мило сообщает что-то Кристоффу. Тот кивает, даже не глянув в сторону девушки. Внутри Роз зреет капля самодовольства. Она ему интереснее.
- Что я не могла предположить о твоем настоящем, так это булочки с корицей.
- Negle, - снисходительно поправляет Койновски, легко массируя ее пальцы, - ты все поймешь после первой пробы.
- Cinnabon давно уже правит миром, Кристофф, но не мной.
Альбинос шутливо морщится на слове «синабон», будто это и вовсе что-то неприличное. Медленно качает головой, отвечая Грации как неразумному ребенку:
- Ты не представляешь, какое это парадоксальное сравнение.
Девушка расслабляется, поддавшись его смешливому выражению лица. Если чудеса, наподобие северного сияния, случаются – Кристофф вот такой с ней – ими нужно просто наслаждаться. Рано или поздно небо затянется, ночь кончится – и вот тогда будет время хорошенько все обдумать.
- Почему же их до сих пор нет в меню The White, этих Negle?
- Видимо, скандинавы продали душу Дьяволу, чтобы их рецепт не смогли повторить вне севера.
- Ты уже пробовал?
- Конечно, - он закатывает глаза – жест, непросто необычный, а вопиюще нетипичный для строгого Кристоффа, - с самого первого для в кулинарном закулисье.
- Когда занимался кулинарной критикой, ты имеешь ввиду?
- Чтобы критично оценить блюдо, нужно попробовать все возможные его версии, Роз, включая блестяще верные. И никак не без того, чтобы самому быть в состоянии это «нечто» приготовить.
- Почему ты оставил это? Ресторан – как собственный профессиональный рост?
- Мы говорим о настоящем, Розали. «Оставил» - глагол в прошедшем времени.
- Он непосредственно связан с твоим настоящим, - не уступает Грация, откинувшись на спинку стула, - разве нет?
Кристофф, ненадолго задумавшись, тянет ее ладонь к себе. Заставляет вернуться к столу как можно ближе. И чуть наклоняется, указательным пальцем свободной руки коснувшись губ. Роз пристально следит за каждым его движением, ничуть не робея. Ждет ответ.
- Не только оценивать, но и создавать – вот, чего я хочу. The White – как шанс этого достичь. Неужели это не очевидно?
- В тебе в принципе мало очевидного…
Кристофф пьяно улыбается. У Роз предательски сбивается дыхание, когда он самостоятельно подается вперед. Отрывисто целует, полоснув горячим дыханием. Напоследок слегка прикусывает губу. Отстраняется на сантиметр, не больше – Роз не может оторваться от сорванного нистагма.
- Буду считать это комплиментом, - и серьезно, и шутливо парирует он. А затем возвращается на свое место, отпуская ее ладонь.
Следующие десять секунд Розали требуются, чтобы прийти в себя. Благо, островитянка возвращается с двумя белыми тарелками выпечки. Резкий запах корицы, врываясь в звенящее от напряжения пространство между ними, возвращает Роз в прежнюю колею. Кристофф выглядит довольным ее реакцией – судя по теплу кожи, румянца избежать не удалось. А ведь Роз казалось, краснеть она больше не умеет.
- Итак, negle, - придвигая к ней одну из тарелок, повседневно сообщает мужчина, - твоя жизнь больше не будет прежней, как только ты прикоснешься к ней, Розали.
Если она в принципе может быть прежней после этой поездки, сама себе отмечает Грация. Но вслух говорит другое:
- Надеюсь, так и будет.
Улитка, сиротливо пристроившаяся на тарелке, не большее ее кулака. Густо присыпанная мелким сахаром и щедро наполненная корицей. И мягкая, и хрустящая одновременно, где круговые слои особенно тонкие. Горячая, а потому приятно согревает пальцы, когда девушка забирает ее с тарелки.
Кристофф с предвкушением наблюдает за ней и Роз это веселит.
- Момент истины, - докладывает она, совсем близко поднеся улитку к губам. Аккуратно, стараясь не торопиться, откусывает кусочек.
Три. Два. Один.
Неописуемо.
По одному лишь проблеску в ее глазах Кристофф осознает свою победу. И гораздо раньше, чем чувство удовольствия сполна заполняет их, ударяет ладонью об ладонь.
- Так не бывает, - Роз, медленно собирая крупинки сахара с губ, сама себе качает головой, - они невозможно вкусные.
- Добро пожаловать в Норвегию, - наливая в обе их кружки травяной чай, отзывается Койновски. – Раунд за мной, Роз, как и правда. Negle еще никого не оставили равнодушным.
Сладость, которую могли придумать лишь с помощью Одина. Единственный десерт, где все ингредиенты существуют в такой гармонии. Божество, чьи пророки – сахар и корица – изменят сознание. И все равно никаких слов недостаточно, чтобы такую простую, но выдающуюся вещь можно было описать. Роз сдается.
Вместо поиска несуществующих сравнений еще раз откусывает булочку. Под понимающий смешок от Кристоффа, который тоже пробует свою.
Пять минут – или чуть ближе – они оба молчаливо постигают коричное наслаждение. Чай, так искусно дополняющий вкус, приходится очень кстати. Уют, о котором много говорил Койновски, становится настолько реальным, что можно потрогать. И царит повсюду, согревая изнутри.
- Какое еще волшебство ты знаешь? – с сожалением признавая, что улитка закончилась, Роз кладет в рот последний ее кусочек.
Кристофф, уже закончившись со своим десертом, проводит языком по нижней губе. Прикасается указательным пальцем к уголку рта Розали.
- Думаю, о нем я уже рассказывал.
Она даже не вздрагивает, когда он стирает корицу. Лишь незаметно улыбается, когда медленно облизывает подушечку пальца, забирая удовольствие себе – и коричное, и ее собственное. Внизу живота, посылая волны тепла, разгорается маленькие сине-фиолетовые пламя. Кристоффом пресытиться невозможно.
- Впрочем, - делая вид, что припоминает, вздыхает он, - есть еще рассвет над фьордом. В скором времени сможешь приобщиться.
- Сколько же ты прожил здесь, если успел ко всему приобщиться?
- Четырнадцать лет, - без пауз, не заостряя внимание на снова возникшей тематике прошлого, ровно отвечает Койновски. Но черты его чуть заостряются, теряя расслабленность и игривость. – Этого хватило.
Розали не нравятся эти перемены. Когда Кристофф говорит о доме, его глаза наоборот горят, а энтузиазм очевиден. Хочется исправить ситуацию.
- Назовешь мне свое любимое место в Норвегии?
- С точки зрения чудес? – хмыкнув, он чуть прикрывает глаза, - в этом случае, ты уже как несколько дней их наблюдаешь.
Серьезности чуть меньше. Получилось.
- Лофотенские острова? – Роз не изображает интерес, он искренен. – Правда?
- Не зря они заполонили туристические проспекты, - кивает Койновски, допивая свой чай, - я помню их еще до всей этой мишуры. И пусть концентрация волшебства стала чуть меньше, все равно оно весомо.
- Из-за красоты? Или северного сияния?
- Из-за умиротворения, - по-настоящему глубоко взглянув на нее, озвучивает Кристофф. Видит недоумение, просьбу объяснить. И объясняет, ничуть этого не воспротивившись. – Сначала все эти пейзажи и инопланетные эмоции перевернут все внутри тебя, вызовут этот Мальстрем-водоворот, не зря его так часто упоминают. А затем невыразимое умиротворение, в самом чистом виде, поселится внутри. И больше нигде, кроме как здесь, ты его не испытаешь. Лофотены станут самым ярким твоим воспоминанием, сколько бы новых мест не пришло после них.
Он выглядит очень особенным сейчас. Не из-за внешности или поведения, даже не из-за тех слов, которые говорит, хоть они и невероятны. Из-за эмоций, которые не скрывает, а скорее даже демонстрирует. Никогда еще в ледово-голубых глазах не было столько откровенности. Роз лестно, что он ей доверился, и это доверие она хочет оправдать.
- Тебе так спокойно здесь?..
- Более чем, - задумчивый, Кристофф аккуратно прикасается к ее подбородку, большим пальцем медленно скользя по нижней губе. Никакого сексуального подтекста, что-то почти сакральное. Его белые ресницы подрагивают, а крошечные морщинки оседают в уголках глаз.
- Более чем, - повторяет. Не останавливает Розали, когда придвигается к нему ближе. И отвечает на осторожный, чувственный поцелуй, не возражая и против того, как придерживает его лицо, ладонями накрыв щеки. Жесткие волоски бороды покалывают под пальцами. У них обоих слегка сбивается дыхание – такой поцелуй случился впервые.
Он отстраняется первым – теперь даже сантиметра между ними нет, крошечное расстояние. Сдавленно улыбается.
- Сейчас принесут еще улиток.
Розали, впервые настолько удовлетворенная вне секса, довольно улыбается в ответ.
- Прекрасная новость.
Койновски закрывает глаза, коснувшись ее лба собственным. Дыхание у него мятное, горячее и еще не совсем ровное. Оно откликается в Розали легкой дрожью.
- Спасибо.
- Тебе спасибо, - шепотом отзывается она. Не разрушая атмосферы, осторожно изучает пальцами его лицо. Мирно и тягуче, никуда не торопясь, оглаживает скулы, щеки и бороду. Когда прикасается к подбородку, Койновски открывает глаза. Они снова серьезные, хоть лед и тронулся. Уязвимо-серьезные, если такое бывает.
- Розали.
- Хмм?
- Я хочу представить тебя как свою невесту.
Что?
Последняя хрупкая капелька, стекая по острию сосульки, тянет весь ее корпус вниз. Лед срывается, рухнув в бездну. И пробивает землю, вдребезги разрывая воцарившееся взаимопонимание. С небес на землю. С потолка на пол.
Нет ни уюта, ни тепла. Розали ничего не понимает.
Островитянка, второй раз врываясь в атмосферу их столика, ставит на стол обновленные тарелки с улитками. И новый чайник с чаем.
И Кристофф, и Роз возвращаются на свои прежние места. Койновски долго, но не требовательно смотрит на нее. А Розали лишь растерянно переводит глаза с чайника на тарелки, с тарелок на стол, затем на прилавок – а потом на альбиноса. Все знакомое, но удивительно чужое. Роз не знает, хочет ли объяснений или лучше с ними подождать.
Первенство снова у Кристоффа.
- Хочу представить тебя своей матери, - спокойно поясняет он, довольно невозмутимо придвинув к себе керамическую чашку и игнорируя сладость. – Она всегда хотела встретить женщину, на которой я женюсь. Лучше тебя мне не подойдет никто.
До сего момента, похоже, сюрреализма не существовало как такового. Розали окончательно теряет нить повествования, как в самом начале их совместного времени с Койновски.
- Ты собираешься жениться на мне, Кристофф? – даже звучит сказочно.
- Я не собираюсь жениться в принципе, Розали, - твердо, но уважительно произносит мужчина, протягивая Грации наполненную чаем чашку. – Но моей матери этого знать не обязательно. У нее мало времени и я бы хотел, чтобы оно прожила его спокойно.
- Я тебя не понимаю, - честно признается девушка. Не чашка, не улитка больше не занимают и толики сознания. Все внимание концентрируется на словах альбиноса, которые ей, похоже, не суждено постичь. Никак они не соединяются в единую картинку.
- Некоторые заболевания неизлечимы. И людям, у кого они есть, просто не повезло. Мы будем в Осло через пару дней. Я рассмотрю любую цену от тебя за это небольшое представление.
- Господи, ты шутишь?
- Это настолько вопиющая просьба? – в глубине взгляда видно, что Койновски слегка потерян, но это компенсируется уверенностью голоса, - разве ты не делала вещей хуже? Разве не сможешь отнестись к этому как к работе?
- Она же живой человек…
- Розали, ей не нужна правда, поверь мне. Ни в таком состоянии и ни в это время. Помоги мне. Я прошу тебя мне помочь – так лучше?
На одном-единственном звуке, не больше, чем на полсекунды, его голос вздрагивает. В глазах нет ни мольбы, ни отчаянья, ни, упаси боже, слез. Но просьба есть, и она действительно очень ощутима. У Кристоффа как никогда ровная поза и напряженное лицо. Он открыт для Розали, не прячется. Но ответ хочет получить правильный.
Роз глубоко вздыхает.
- Ты планировал это с самого начала? Когда говорил, что поедем в Осло.
- Я знал, что это может быть возможно, - не юлит мужчина, - мне нужно было немного времени, чтобы понять, насколько это правильное решение.
- И оно оказалось правильным?
- А разве же ты не почувствовала?
Почувствовала. Но Роз никогда не признается, что хотела бы списать это ощущение на кое-то другое. Самозабвенно и совершенно бессмысленно. Невозможно ведь, что за наивность. «Химия» - это просто химия, не нужно лишних бесполезных идей.
- Контакт есть, это да, - тихо кивает она. Для храбрости – и для того, чтобы лучше сосредоточиться – делает глоток чая. Обжигающе-горячий – больно. Закусив губу, морщится.
- Это важнее всего. Она раскусила бы меня с кем угодно, Роз, но только не с тобой. Соглашайся. Называй любую цену или условие – и соглашайся.
Розали требуется время, чтобы подумать. Довольно много времени, если говорить честно. Но Кристофф более чем терпеливый человек. Он наблюдает, молчит и не торопит. Догадывается, в какую сторону склонится? Или боится услышать отказ, не хочет ему способствовать?
Чай остывает.
Роз, неглубоко вдохнув, кладет обе ладони на стол. Озвучивает свое условие.
Кристофф слегка приподнимает бровь, не успев уследить за этой реакцией.
- Это все?
- Все, - Грация, отломав половинку улитки, уже прохладной, но все такой же насыщенно-сладкой, откусывает от нее новый кусочек. – И я согласна.
Кристофф не медлит, пусть и не понимает пока до конца, Роз это очевидно. Если бы еще она сама понимала… определенно было бы проще.
- Договорились.
В рорбу они возвращаются молча.

Предыдущая глава