Спасибо дорогим читателям, так высоко оценившим Кристоффа в голосовании TRA. Du er den beste/вы лучшие!



Две белых чайки, гордо восседая на волнорезах, потрошат рыбу. Солнце, так и не заходившее, затягивает густым туманом. Соленый прибой лижет скалистый берег, покачивая пришвартованные рыбацкие лодки.
Утро, по-северному свежее, вступает в свои права.
Розали, опираясь о деревянную балку террасы, без особого интереса рассматривает просыпающийся городок. Рорбу расположен в самой гавани, но на своеобразном отшибе – любопытствуй сколько угодно. К тому же норвежцы никогда не задергивают шторы, Розали уже просветили. Им нечего скрывать и это, хоть и вряд ли им известно, поистине роскошь – не прятаться и не таиться.
Приминая траву, серебрящуюся инеем, немолодой мужчина направляется к своей лодке. Суденышко, иначе не назовешь, а на плаву – и судя по довольному выражению лица островитянина, этого достаточно для хорошего дня. У него в руках две удочки и темно-синее ведро. Розали невольно подмечает, что она крепко сжимает пальцами такого же цвета кружку.
В закромах рорбу оказалось две стеклянные банки с травяным содержимым. Первую, только лишь открыв крышку, Роз отмела сразу – лакричный чай, а вот из второй отсыпала в чашку пару ложек. Чай – или настой? – пах горными травами и луговыми бутонами. Нотка клюквы кислинкой затаилась на самом острие вкуса – и тут же выдала себя, взметнувшись паром от добавленного кипятка. Требование Кристоффа отказаться от кофе дает шанс открыть для себя чайный мир – негоже упускать такую возможность.
Согревая ладони, Розали неторопливо, глубоко вдыхая запах, продолжает свое незапланированное чаепитие. Как-то на удивление гармонично вписывается травяной вкус в нордическую пейзажную картинку.
Мелкие волны обдают ноги рыбака, когда тот ловко запрыгивает в лодку и отвязывает ее от пирса. Чайки, заканчивая с рыбным завтраком, кричат островитянину вслед. Несколько птиц срывается с волнорезов, направляясь следом – сцена, достойная National Geographic.
Птичий гогот заглушает все иные звуки, включая звук шагов, но Роз знает, что он здесь. Чувствует присутствие теплого тела за спиной и характерное напряжение в воздухе, когда Кристофф настолько близко.
Белые ладони – оттенок в оттенок с ее халатом – накрывают бедра. Кристофф, не спрашивая, притягивает девушку ближе к себе. Мятые простыни, эвкалипт и мускус – причудливая палитра, если добавить травяной аромат чая и солено-йодный морской бриз.
Спиной Роз ощущает, что под халатом у Койновски по-прежнему ничего нет, и ее собственная нагота под махровой тканью волнует меньше. В конце концов, Розали отдалась мужчине вчера потому, что сама хотела – и сама получила все, чего потребовала, сумев Кристоффа переиграть – ей не стыдно. И, возможно, даже хочется прожить все заново – ночь в его постели была одной из самых спокойных за последние годы. Ей ничего не снилось.
- God morgen, - негромко произносит Койновски, и кожа уха саднит от его горячего дыхания, - так оно здесь произносится.
- Доброе утро, Кристофф.
Он усмехается – и мурашки бегут уже по шее Роз.
- Я говорил, что мне нравится, когда ты называешь мое имя?
- Вчера за тебя говорили глаза.
- И все равно в кульминации ты молчала, - с неявной улыбкой подтрунивает альбинос.
Розали, крепче сжав чашку, слегка поворачивается к его лицу. Он видит ее профиль, но прямого взгляда Роз не позволяет.
- А ты – нет.
В памяти мимолетным фрагментом всплывает его исказившееся лицо и пульсирующие на лбу и шее вены. Под звучный аккомпанемент ее имени.
Смелость на грани фола и игра в опасной близости от края. Только со вчерашнего вечера ничего не изменилось – Грация не боится этого мужчину и не собирается начинать.
Признавая очевидное, Койновски кивает. А затем крепко, ни миллиметра не оставляя, прижимается губами к женской шее. Проводит языком точь-в-точь по тонкой коже над сонной артерией. Розали непроизвольно подается назад – ближе – и чувствует его улыбку победителя.
- У тебя еще будет возможность исправиться, Розали.
Это было странно, забыто и как будто украдено – проснуться с ним в одной постели. В принципе провести всю ночь в его постели, ибо раньше запрет на близость, закрепленный договором, лишал девушку шанса оказаться рядом с кем-то вне рабочего времени.
Кристофф не посягал на ее сторону постели, спал спокойно и выглядел куда мягче, куда моложе вне существующей реальности. Его белые ресницы, по-детски длинные, чуть подрагивали, губы казались розовее в сравнении с простынями, а ворот халата игриво прикрывал затылок, ставший точкой невозврата вчерашнего секса.
Всю ночь Койновски провел на спине, не сменив позы до самого, видимо, пробуждения – но вряд ли от того, что ему было неспокойно. Идеально контролирующий все аспекты и своего, и чужого поведения днем, во сне даже Кристофф был бессилен справиться с самим собой. Секс, столь страстный и отрывистый, внезапный и испепеляющий, вышел удивительно умиротворяющим. До самого утра.
Альбинос подозрительно поглядывает на кружку, откуда еще идет тонкий витиеватый пар.
- Ты нашла здесь чай?
Его руки по-прежнему на ее бедрах и девушке, вопреки здравому смыслу, нравится их чувствовать. Даже не столько в разрезе ночи – просто этот жест, хоть и доминирующий, вселяет чувство безопасности. Розали слишком сильно по нему соскучилась, чтобы отказываться.
- Даже два. Но я не претендую на лакричную эйфорию.
Кристофф кивает со знанием дела.
- Солодка – краеугольный камень всего пищевого скандинавского мироздания. В любом виде, начиная от напитка и заканчивая десертами.
- Слишком своеобразный ингредиент.
- Нужно чувствовать, где он уместен, это так. Ты позволишь?
Роз несколько удивленно смотрит на чашку в собственных руках. Он действительно собирается попробовать?
Койновски терпеливо ждет ответа – на него не похоже. Розали оборачивается, отдавая напиток в цепкие восковые пальцы. Кристофф, со сходящими отпечатками сна на лице, делает несколько мелких глотков. Взгляд его задумчиво блуждает по утреннему пейзажу Лофотенов, открывающемуся с террасы. В голубых глазах по-прежнему сорванное движение, белоснежные волосы не приглажены, широкие брови слегка сведены, а острые черты лица игрой полутеней подчеркивает скупое северное солнце. Красиво.
Впервые за все их время наедине Розали не воспринимает внешность Койновски специфичной. Здесь, в окружении подобного фона, он свой. И на дощатой террасе, в этом халате, возможно, куда ближе к ней – и к себе настоящему. Нет здесь праздного интереса: Грации действительно хочется узнать его ближе. Не физически.
- Кипрей Хорнеманна, чабрец, можжевельник. И клюква.
- Приятная, терпкая горечь. От клюквы – нотка кислого.
- Именно она создает эту плотную текстуру, скрепляет разносортные травы, - Кристофф делает глоток побольше, - требуется углубить степень заварки, а температуру я бы оставил прежней – так лучше всего раскрывается вкус. Будет отличным сопровождением норвежским ягодным пирогам.
Эта игра-предположения – часть Кристоффа. Впервые включившаяся в нее еще за их первым завтраком, Розали испытывает истинный восторг, выстраивая догадки. Ни на одну другую тему у Койновски так откровенно не загораются глаза.
- Ты за этим приехал сюда, так ведь? На поиски новых вкусовых сочетаний?
Голубые льдинки его взгляда, чуть царапая, Роз осаждают.
- Я говорил, чем чреваты прямые вопросы. Я их не люблю.
- Ты знаешь обо мне гораздо больше, чем я могу спросить.
- Учись проницательности. Некоторые вещи очевидны, Розали, и лишний раз спрашивать о них – терять время.
Девушка, не избегая прямого взгляда – глаза в глаза – забирает у него свой чай. В темных зрачках Кристоффа мелкие снопы искр, но сдержанность лица отточена до совершенства. Ни слова не говоря, он отдает чашку. Роз демонстративно отпивает еще немного. Пальцы Койновски, так и оставшиеся на ее теле, неспешно движутся к нижней части спины.
- Я делаю вывод, что гастрономический тур здесь – как подготовка к обновлению меню «The White» и борьбе за «Мишлен». Ты будешь пробовать и искать, открывать и экспериментировать. Ты вдохновляешься здесь, Кристофф. А я испытываю свою проницательную наблюдательность.
Ни одна мышца не вздрагивает на его лице, ни одного движения не происходит в глазах. А вот уголок губ изгибается в преддверии оскала. Игриво-беспечного, доброго, если такое слово применимо – как в постели, когда уступил ее желанию остаться в своей спальне.
- И мое терпение ты тоже испытываешь, Розали.
Смелость, столь же терпкая, как травяной чай, пьяняще-кисловатая, как клюква, теплом разливается в груди. Розали совсем близко подступает к любовнику. С такого расстояния слышен его собственный, едва уловимый запах – мужской и пряный.
- Кристофф.
Не так давно упорный взгляд мужчины гипнотизировал ее – сегодня она переворачивает карты. Оторваться не может Койновски – от напряжения подрагивают его ресницы.
- Мне нравится тебя испытывать, - четко выделяя каждое слово, Грация соблазнительно улыбается. Отступает назад – не дает ему и шанса удержать себя. И бедра, и спина теперь свободны.
Он хмуро прищуривается, некрепко сжав руки в кулаки. Губы устраиваются в тонкую линию, а взгляд пронзает.
Немного опомнившись от хмельной храбрости, Роз на мгновенье задумывается, не перешла ли черту – играть со зверем можно, когда он позволяет. Но проходит секунда – две – и Кристофф оттаивает. Самодовольство заполняет его черты.
- Приготовь мне завтрак, Розали.
Грация изумленно моргает. Голос у него ровный, без толики смеха, а поза расслабленная. Койновски опирается о балку террасы, чуть склонив голову. Живописно.
- Что ты имеешь ввиду?
- Frokost. Frühstück. Завтрак. Из того, что найдется на кухне.
- Кристофф, - его собственная прозвучавшая ремарка о том, как нравится, когда зовет по имени, побуждает Роз произносить его чаще, - несправедливо бороться в разных весовых категориях. Соотношение сил неравноценно.
Он ухмыляется – так по-мальчишески, что Розали невольно пропускает вдох. Засматривается.
- Тебе нравится меня испытывать, ты сказала. Подумай, а если мне тоже? Тем увлекательнее узнать, насколько я был прав со своим выбором. Удиви меня, Розали. Или разочаруй. Все в твоих руках.
Девушка, отставляя чашку на край деревянной рамы террасы, скрещивает руки на груди. Жажда доказать соперничает с опасением упасть так низко, что и не снилось. Удивлять (даже слово это звучит неуместно) Кристоффа собственной стряпней, все равно что предлагать ее на оценку звездным мишленовским критикам – по сути, одно и то же. Ей не нужно принимать в этом участие, поражение не просто объяснимо, оно более чем определено.
Но он так смотрит… и так он ухмыляется… и взгляд у него особенный, совершенно иной. Такого Кристоффа Роз впервые увидела вчерашней ночью – когда весь был в ее власти и сам того желал. Захватывающее зрелище – к нему привыкаешь.
- А если я не разочарую, что тогда? – с вызовом зовет Грация.
- Ты хочешь заключить пари? Спортивный интерес?
Игра возвращается на круги своя. Он снова благосклонен.
- Он самый, Кристофф.
Мужчина поджимает губы, чуть распустив пояс своего халата. Дорожка белых волос недвусмысленно ведет к паху, косые мышцы живота сходятся красивым треугольником, теряясь в махровой ткани.
- Если удивишь меня, я исполню твое желание, Розали. Любое.
Он так уверен, что она проиграет?
Если до этой фразы у Розали еще были сомнения поучаствовать, теперь они практически исчерпаны. Приз стоит борьбы. Если Кристофф, конечно, способен сдержать слово.
- А если нет?
- А если разочаруешь, ты исполнишь любое мое – так сказать, в счет компенсации.
По ту сторону открытой террасы рорбу кричат чайки.
Кристофф обезоруживающе, выжидающе улыбается.
Розали делает свой выбор.
- Договорились.



Кристофф, едва они входят в главную комнату, занимает наблюдательную позицию в левом углу кухонной зоны. Холодильник, плита, деревянные тумбы с отполированной рабочей поверхностью – все перед ним как на ладони. Розали пробует отослать Койновски заняться хоть чем-нибудь, чтобы избежать собственной лишней суеты, но он неумолим.
- Это мое условие, Розали: я хочу все увидеть своими глазами. Мне важно наблюдать, как именно ты готовишь.
- Результат может оказаться разным, в зависимости от того, здесь ты или нет.
- Не может, - убежденно качает головой мужчина, - я не для того хочу посмотреть, чтобы подсчитать ошибки, здесь не соревнование кулинаров. Я собираюсь научиться у тебя чему-то, что-то перенять. Не заставляй меня объяснять слишком долго, иначе мы так и не позавтракаем.
Грация, не слишком удовлетворенная ни предстоящей перспективой готовить под строгим надзором требовательного критика, ни его витиеватым объяснением своего присутствия, тяжело вздыхает. И недовольно выдыхает, что-то хмыкнув.
Поведение, прежде совершенно недопустимое. Но на этой кухне в начале седьмого утра, когда вчерашний вечер и так существенно откорректировал, казалось, незыблемые границы, ее реакция не выглядит вопиющей. У них с Кристоффом уговор и он вполне ясно выражает свои эмоции – Розали поддается слабости сделать тоже самое. С надеждой, что потом не пожалеет.
Но то будущее. А настоящее вершится прямо сейчас – у нее еще есть шанс превзойти ожидания мистера Койновски, зашедшего так далеко в поисках новых идей.
Розали как может абстрагируется от голубых глаз с синими льдинками на поверхности. Открывает холодильник, придирчиво рассматривая его содержимое. А потом полки. А затем – ящики стола.
На размышления о том, что именно приготовить, уходит не больше пяти минут.
Кристофф с живым интересом, подмечая каждую мелочь, рассматривает продукты, выкладываемые ею на тумбочку.
Норвежский карамелизированный козий сыр. Черный перец. Сыр из коровьего молока. Слабосолёная семга. Мелкая голубика. Куриные яйца. Белая спаржа. Сливочное масло. Лимон. Гранатовый сок.
Набор продуктов, мягко говоря, вызывающий. Но Роз и самой теперь интересен результат: вкусы, затейливые и нестандартные, переплетаются у нее в голове в четкую канву. Должно быть вкусно.
Мужчина, безмолвным наблюдателем прослеживая каждое ее движение, выглядит удивленным, хоть и под силу ему это удивление скрыть. В отличие от Розали, сменившей махровый ночной халат на темно-синее платье, достаточно простое для того, чтобы сойти за домашнее, он по-прежнему в исконно-утреннем одеянии. Приверженность Кристоффа всему, что не бросается в яркий контраст с его кожей, прослеживается вполне явно – даже в закрытом от посторонних рорбу.
- Яичная запеканка? – с сомнением интересуется альбинос.
- Интернациональный омлет.
В белой миске Розали взбивает шесть яиц – белки и желтки вместе, не отделяя. Щепотка соли, щепотка перца, две чайных ложки гранатового сока и пару капель лимона, растворенных в его текстуре. На плите тем временем закипает подсоленная вода для спаржи. Сковородка со сливочным маслом предупредительно шипит на дальней комфорке.
По глазам Койновски видно, что такой расторопности он от Розали не ожидал. Но если говорить честно, то и она сама не ожидала. Как-то слаженно все выходит, будто только омлетами в своей жизни она и занималась. Элитный эскорт… да, видел бы ее сейчас Карлайл.
- Кто научил тебя готовить, Розали?
Спаржа, очищенная и с подрезанными кончиками, отправляется в кипящую воду. По старой памяти Розали кладет ее вдоль стенки кастрюли. Солнце проглядывает в кухонное окно сквозь туманную дымку.
- Моя бабушка.
- Она была домохозяйкой?
- Из разряда тех, кто закончил все кулинарные школы в округе, чтобы готовить по-настоящему стоящую еду.
Масло, уже подтаявшее, Розали приливает к яйцам. Пробует. Еще немного перца.
Кристофф, скрестив руки на груди, подмечает толщину кусочков семги, какие она нарезает. Пояс халата он затянул, но ворот лежит неровно, оголяет кожу. Борода, волосы – все в цвет молочного тумана. Живым изваянием застывает Койновски на своем месте. Всматривается. Слушает.
Карамелизированный сыр Роз мелко нарезает острым ножом. Он неподатливый, легко ломается и прилипает к тарелке.
- Ты когда-нибудь пробовала его?
Задумавшись, Роз кладет маленький кусочек сыра прямо в рот. Сладкий, сливочно-тягучий вкус, напоминающий вареное сгущенное молоко. То еще извращение, считали ее родители, но бабушке нравилось – и нравилось Розали. Увлекательно на полмгновенья заглянуть в детство.
- Brunost, - делится познаниями локальных продуктов мужчина, - первая проба решает все: либо любишь, либо ненавидишь. Он крайне своеобразный, согласна?
- В моем доме готовили крепы с похожим вкусом. Вареное сгущенное молоко – как правило, в десерты.
- Типично для русской кухни.
- Бабушка какое-то время там прожила, - не опровергает Розали. Спаржу, уже приготовившуюся, ловко сливает на дуршлаг. И, пока та остывает, яично-масленую смесь отправляет на разогретую сковородку. На мелкой терке натирает стандартный сыр из коровьего молока.
- Какая кухня превалирует у тебя?
- Что ты имеешь в виду?
Волосы Розали убирает в пучок на затылке, и одна-единственная выбившаяся прядь не в состоянии скрыть ее от внимательного наблюдателя.
- Ты учился в кулинарной академии, могу поспорить. Какая кухня ближе тебе? Даже с поправкой на то, что «The White» называешь смешением всех кулинарных традиций.
Края омлета подрумяниваются на раскаленной сковороде. Роз методично нарезает спаржу на тонкие полоски-кусочки, щедро сдабривая лимонным соком.
- Думаю, ты хочешь услышать, что французская, - не упуская и малейшего движения ее рук, произносит Кристофф. – Но нет, она слишком классическая. Северно-морская, вроде норвежско-датской, с определенными вкраплениями шведской – выбор получше. А что касается уникальных вкусовых сочетаний, арабская на недосягаемой высоте. Специи, овощи, соусы и мясо – магия.
Он говорит с запалом и одухотворением. Не прерывает, не извращает смысл и не загадывает загадок. Говорит о том, что близко и что знает, говорит о своих предпочтениях – и даже без упрека, будто никаких прямых вопросов быть не должно. Именно ради такого его тона Роз и спрашивает. И готовит.
Девушка, перевернув подрумянившийся лист омлета, на его правую сторону выкладывает послойно brunost, семгу и белую спаржу. Умело подливает три столовые ложки гранатового сока. Сверху – натертый сыр из коровьего молока. Все это – не переставая слушать. Он расположен к беседе, как бы не было это нетипично, и, быть может, расскажет что-то еще. Розали удивительно – до странных мурашек – слушать этого мужчину. Он ей интересен.
- Почему ресторанный бизнес, Кристофф? Почему еда?
- А почему эскорт, Розали? – риторически вопрошает он. – Таков был выбор.
- Ты так стараешься ради гида Мишлен?
- Это мой сектор. В своем секторе я лучший – или он больше не мой, - резко отрезает Койновски. По часам на духовом шкафу, где считают все, вплоть до секунд, подмечает время, что Розали дает омлету «подышать». Минута и пять секунд. А потом она захлопывает вторую половинку яичного листа поверх первой. Запечатывает начинку внутри, сдобрив края мелкими кусочками сливочного масла и остатками сыра. И еще ложка гранатового сока сверху, прямо на омлет.
Грация, отвернувшись к кухонным шкафчикам, достает лакричный чай в небольшой стеклянной банке.
Альбинос молчит.
- Думаю, здесь он будет уместен.
- Это твое блюдо и твоя подача, - не спорит. Выглядит слегка задумчивым после недавней фразы. Видимо, дух соперничества в нем сильнее самодовольства и потребности в полнейшем контроле ситуации.
Розали заваривает чай. Омлет, подрумянившийся, снимает со сковороды. Укладывает на белую большую тарелку. Разрезает пополам. На каждый из кусков – по дюжине ягод голубики.
- Завтрак готов, Кристофф.
Деревянный стол у широкого окна. Две чашки лакричного чая и свежеприготовленный омлет. Столовые приборы.
Койновски занимает свое место одновременно с Розали. Девушка распускает волосы и на одну-единую секунду это перетягивает его внимание на нее. Роз поспешно откидывает пряди за спину, придвигает к себе кружку чая. И глубоко вдыхает запах, чье существование прежде так раздражало.
- Приятного аппетита.
Кристофф нисколько не торопится. Напротив, с притязательностью истинного гурмана он изучает блюдо со всех сторон. Степень прожарки, текстуру, капли гранатового сока, красными пятнами осевшие в яичной массе, пузырьки запекшегося сыра и блеск промасленной начинки-спаржи. Вдыхает аромат цельного блюда. Отрезает первый кусочек. Снова вдыхает – запах уже его, конкретного, с полноценным осмотром на острие вилки. Трепетно прикладывает к губам – на пределе осязательных возможностей. Наконец пробует. Вдумчиво.
Его взгляд перемещается на Розали. С ног до головы, оценивающе окидывает всю ее. И особенное внимание уделяет еще не тронутому завтраку.
- Пробуй.
Грация, не сопротивляясь, отрезает себе небольшой кусок. Не подвергает его сложным осязательным и зрительным манипуляциям в духе Койновски, просто кладет в рот.
Вкусовой водоворот погребает под собой почти сразу. Толкает на дно, к странным ноткам, а затем выталкивает на поверхность, где сыр и рыба искусно переплетаются воедино. И яйца, и спаржа здесь к месту, она не ошиблась. Чуть больше бы лимона… или чуть больше перца. Чтобы ярче.
Розали хочется улыбнуться, но преждевременное ликование здесь ни к чему. Кристофф профессионал, даже более того – он эксцентричный гуру. После еловых оладий Сварьярда и бананового хлеба с козьим суфле от его поваров это… слишком просто. Хоть и не совсем стандартны для бабушкиного рецепта ингредиенты.
- Что скажешь? – призывно обращается к ней Кристофф.
Что думает он, так просто не понять – ни подсказки, ни догадки. Только опять все мужское внимание – ее. И выжидательное оно.
- Гранатовый сок и брюнуст пришлись к месту.
У него нервно дергается уголок губ – в слабую ухмылку. Нистагм в который раз гипнотизирует – Розали хмурится, забывая о заданном вопросе.
- Здесь лишний лимон. Лучше заменить грейпфрутом. И для воздушности в яичную массу – молоко.
Запал Роз слегка стихает. Замечания, стоит признать, дельные, но, похоже, говорят о не лучшем результате. Не то чтобы Роз нужна несправедливая оценка… но ей самой блюдо очень даже нравится. Удивляет рецепторы так точно – и не вызывает ответного рвотного рефлекса, что немаловажно.
Кристофф пригубливает лакричного чая.
- Ты была права, он здесь кстати. Привкус лакрицы оттеняет омлет.
- Надо верно понять момент, ты говорил. Чтобы использовать его.
Мужчина откидывается на спинку стула, негромко стукнув кончиками пальцев о раритетный стол.
- Я не ем больше первой пробы, если пища не кажется мне достойной, - объясняет он. Теми же кончиками пальцев удушающе-неспешно отодвигает от себя тарелку.
К лицу Розали совсем некстати приливает жар.
Не удалось?..
Кристофф, тем временем, поворачивает блюдо другой стороной – ближе к себе той, где капли горячего гранатового сока более заметны.
- Я съем сегодня все и с удовольствием, Роз. Ты меня удивила.
Он склоняется в ее сторону, не давая шанса избежать явного взгляда – последнее время все чаще к нему прибегает. Улыбается одними глазами, хоть на лице и ни грамма эмоций. Едва заметно, одобрительно кивает.
- Загадывай свое желание.

Предыдущая глава