Кристофф дает ей три шага форы.
Замирает у дверного косяка своей спальни – и это обстоятельство не может не окрылять, ее взяла, - больше наблюдает пока, чем действует. После их столкновения в прихожей меняет правила игры.
Впрочем, стоит только Розали притронуться к платью, мужчина оживает. Негромкий голос звучит властно и строго.
- Я сам.
Грация послушно убирает руки, расслабленно опустив их на ткань. Холодные пальцы Кристоффа оглаживают тугие пуговицы, скользят по молнии застежки. Изучают.
Уже слегка оправившийся от нежданного женского напора, он не торопится. Движения тягучие и продуманные, от их послевкусия ноет кожа. Он знает это. Краешком губ, прикасаясь еще медленнее, еще осторожнее, пробуждает крайне глубокие ощущения.
Розали это по нраву. Обстановка, подернутая маревом позднего заката, аромат Кристоффа, мужской и терпкий, запечатлевшийся в комнате, его неспешные прикосновения. Секс с ним – это эстетика. Роз одновременно и не терпится, и хочется оттянуть основное действо – таких прелюдий у нее еще не было.
- Мне нравится, - хрипло признается мужчина. По узкому контуру оборки очерчивает полукруглый вырез закрытого платья. – Тебе идет.
- Все сегодня были в зеленом, Кристофф.
- Всех ты и затмила.
Розали оборачивается. Голубые глаза, как лед на солнце, завораживающе переливаются. Без доли притворства. Он правда так думает?
- Спасибо…
- Тебе спасибо, - а вот ее едва уловимый румянец Кристоффа уже забавит. Это почти чудо, видеть на его лице подобие улыбки.
Впрочем, она быстро пропадает – на смену приходит многообещающий оскал. Койновски резво, позабыв о неторопливости, расправляется с зелеными пуговицами. Молния беззвучно скользит вниз.
Это дежавю – то, как Кристофф, несильно дернув ворот наряда, обнажает ее плечо. С чувством кожу целует. Опять. Опять. Опять.
Розали не ожидает его выпада, но не робеет. Короткая дрожь, электрическим зарядом пронзившая тело, несет в себе лишь удовольствие. Вместе с прерывистым вздохом выражает ее реакцию. И Койновски целует крепче.
- Ты живая, - в тоне сплошное одобрение, - теперь мне еще больше нравится.
Роз улыбается, хоть и странно это. Неясно, остались на эту ночь еще какие-то условности, мерки, да и не важно. Она в агентстве, чтобы все забыть. Но сегодня хочется забыть и агентство. Чтобы только Лофотены, заходящее солнце и Кристофф. То, как рьяно его губы хозяйничают на ее коже.
Нет и не было выстроенных границ. Обыденно, практически бесконтрольно, Грация привлекает любовника к себе. Правой ладонью требовательно касается его скулы.
- Кристофф.
Имя повисает в пространстве, наэлектризованном до вибрации окружающих предметов. Только лишь услышав его, мужчина несильно прикусывает мочку ее уха.
- Ты еще много раз это скажешь.
И требовательно, резко тянет платье вниз. Помогает Розали с ним разделаться. С интересом и подрагивающим огоньком распутства во взгляде рассматривает ее черное белье. Слишком ярко оно выделяется на бледной коже – и уж точно чересчур контрастно. Только сегодня Кристоффа это не смущает.
Розали поворачивается, расслабленно укладывая волосы на грудь. Подвивающиеся светлые пряди прикрывают кружевной узор. У Койновски вздрагивает уголок губ, недовольно опустившись.
Теперь не только он, но и Роз за ним наблюдает. Перешагивает через платье, вплотную подходя к мужчине. Окончательно себя отпускает, требовательно его целуя.
- Ты смелее с каждой минутой…
Она очаровательно, довольно улыбается. Обвивает его шею, собственный след засоса тронув пальцами.
- Я бесстрашнее, чем ты думаешь.
Он откровенно усмехается, с готовностью отвечая на поцелуй. Каждый позвонок очерчивает на ее спине, двигаясь сверху-вниз. У копчика останавливается – Роз, как и обещала, бесстрашно расстегивает пуговицы его рубашки. По одной в пару секунд.
Отвлекает. Не губы теперь целует, а шею. Под углом челюсти, ближе к уху – чтобы почувствовал. Уже знает, где ему нравится.
Кристофф упускает контроль над ситуацией, поддавшись на провокацию. На полминуты сдается ласке Грации, даже прикрыв глаза. А открывает их, когда она несильно толкает его грудь. На покрывало постели.
Розали смело на него смотрит. На голову выше, когда он сидит, пользуется своим положением. Устроившись между колен, подступает вплотную, обеими руками касается лица – и затылка, и шеи, и спины. Стягивает рубашку.
Удивительное зрелище. Кристофф, такой сдержанный и строгий, на краю постели в обезоруженном состоянии желания. Губы чуть приоткрыты, брови сведены. Последние блики заката – необычайно алые – падают на его лицо, освещая белые волоски бороды и бесцветные, подрагивающие ресницы. Восковая выбеленная кожа едва заметно мерцает… тысячей и тысячей раскрошенных алмазов.
Розали за мгновенье теряет прежний запал. Мир замирает в этом моменте.
- Ты прекрасен.
Совершенно искреннее, ее восхищение Кристоффа изумляет. Пронятые взгляд замирает на ее лице. И требует, и не желает объяснений. Пускает, отворив засов, поглубже, ближе… тоже замирает в моменте.
Правда, в себя мужчина приходит куда быстрее Розали. Моргает – и нет больше пораженного выражения. Только скованное себялюбие, притянутое «знаю, конечно же».
Он ничего не говорит, просто действует. Снимает с Роз остатки одежды и требовательно привлекает к себе.
Его спальня точь-в-точь ее, даже расположение мебели то же. Но простыни – белоснежные. Роз чувствует спиной их жесткость, когда Кристофф нависает сверху. Столь органично смотрится в окружении белого, что снова вызывает восхищение.
Она изучает его тело. Забыв, как и хотелось, обо всем, концентрируется на горячей, упругой коже, что внешне – безжизненный белый воск, на реакции мужчины, когда прикасается к его ребрам и крестцу, на труднодоступных из-за позы, но очень действенных поцелуях шеи.
Кристофф часто дышит, дрожат и ресницы его, и глаза, и губы. Только губы меньше всего. Он усиленно прячет дрожь за резкими поцелуями. Возвращает себе ведущую роль, стягивая Розали ниже. Нещадно терзает ее грудь, обнажаясь окончательно. И в какой-то момент пропадает – чтобы через секунду заполнить собой ее всю.
Койновски крадет ее стоны, смешивая их с собственными, когда глубоко целует. И языком, и телом борется с лишними движениями Розали, призывая получить все сполна, испытать максимальные ощущения. И больно, почти до крови прикусывает ее губу за секунду до оргазма. Дает Роз тот стимул к точке невозврата, маленькую деталь, дабы нырнуть на глубину и задержаться там. Как минимум на секунд двадцать.
Это нечто невообразимое, невозможное даже. Розали видит Кристоффа во всей красе, прямо над собой, безжалостно ласкающего, ожесточенно двигающегося, первобытно-неудержимого. Он ее не берет, он ее себе подчиняет. Как будто не сдалась бы сама. Как будто раз этот – первый – последний.
Розали не кричит его имени. Удовольствие на самой грани с болью погребает под собой, а она молчит. Только пальцами уж очень сильно впивается в его спину – Кристофф даже выгибается, давится воздухом.
И гулкий, гулкий гром крови в ушах. Такой оргазм действительно вынимает душу – жаль, что ничего после себя не оставляет. И хорошо, и страшно.
Розали зажмуривается, запрокидывает голову, выгибается – а все без толку. Койновски не замедляется, наоборот, движется быстрее. Вжимает их обоих в матрас, не щадит деревянную кроватную раму. И заходится… уже почти заходится… вызывающе вздуваются, пульсируют на его шее вены, пленка пота покрывает лоб, чуть выступает челюсть…
Он опрометчиво закрывает глаза, вбиваясь глубже. И Розали этим пользуется. Впивается в его волосы, сжимает кожу затылка вовсе не безобидно теперь – ногтями.
Высота падения Кристоффа увеличивается вдвое. Лететь ему без парашюта до самой земли – и глубоко, до боли крепко в самые ее недра. С рыком. С криком… выкриком – стоном благодарности или проклятья – под кончающийся кислород.
- РОЗАЛИ!

Приходя в себя, они оба не двигаются.
Кристофф практически лежит на ней, он тяжелый, обжигающе-горячий, и Роз не уютно… но есть что-то особенное в том, чтобы так явно его чувствовать. Радость победы над тем, кто думал, выиграл сам. Пьянящее понимание, что вот такой мужчина поддался, что можно укротить его, заставив испытывать подобное. И можно трогать, пока безоружен и отдыхает, где и как душе угодно.
Впрочем, Розали ограничивается сложными узорами на коже спины – прикосновения к ней вызывают зависимость.
Минут пять, не открывая глаз и выравнивая дыхание, Кристофф ее игнорирует. Но, как только основные ощущения отступают, ворчливо спрашивает:
- Ты тяготеешь к петтингу?
Розали методично расчерчивает его спину.
- Только в твоем случае.
Койновски, ворочая лицом, удобнее мостится у женской груди. Его борода приятно покалывает кожу.
- Вряд ли у тебя еще будет альбинос.
- Твоя уникальность несомненна, это да, - устало парирует Роз, плавно переходя на его шею, отчего Кристофф напрягается, и к волосам, отчего сжимает губы. Все эти реакции, настолько очевидные, девушку забавят. С ним куда проще, чем пытается показать. И быть в том числе.
Тем временем, почти утверждением, с легким налетом самодовольства, Койновски интересуется:
- Тебе ведь понравилось?
- У меня был оргазм, Кристофф.
Роз касается влажных волос у его лба, мягко убирая с кожи. Почему-то все это выглядит до жути естественным. Со вчерашнего вечера Розали не то, что не боится, а даже не опасается своего клиента. Хотя, наверное, стоило бы.
- И что же, это не одно и то же?
Кожей Грация чувствует, как он хмурится. На лбу собираются мелкие морщинки.
- Это секс.
- По-твоему, мы занимались чем-то другим?
«Хотелось бы заняться любовью», про себя думает Розали, но вслух ничего подобного не произносит. Внутри нет ни опустошения, ни горечи, просто пустота. Ее снисходительность к Кристоффу прикрывает болезненное воспоминание о том, как один мужчина уже пытался ею обладать. Приятного в этом ничего не было, и отдаленно, конечно, на их соитие с Кристоффом не похоже, а все равно красная ниточка тянется… секс по любви – он другой. И вряд ли ей суждено когда-нибудь его попробовать.
Все это мысли. Глупые и никчемные. До ее заморочек и самоанализа Койновски нет дела, не стоит забывать, почему она с ним и на каких условиях. И пусть на миг показалось… это все не имеет значения. Он не был жесток, был почти что добр – в ее кругах редкое отношение. Надо ценить.
Сама себе качнув головой, Розали легонько целует солоноватый лоб любовника.
- Спасибо, Кристофф.
Он теряется. Секунд на десять. А потом поднимает голову, пристально на Роз посмотрев. Нистагм ее гипнотизирует.
- Ты у меня лучшая, - негромко признается, чуть сдвинув брови, - из тех, кто был.
Розали старается скрыть свое изумление, но альбиносу оно и не интересно уже. Он поднимается, перебираясь с ее тела на простыни, и грациозно укладывается на свободной стороне кровати. Для собственного удобства набрасывает на пояс простынку, закидывает левую руку за голову.
За окном опускается за горизонт последний кусочек догоревшего солнца. Небо в сизых разводах темнеет. Блеклые сумерки, которые продляются до трех утра, вступают в свои права. Через их призму чернеет синий океан.
- Ты говорила, мне стоит знать.
Кристофф смотрит в окно, даже не в ее сторону, и потому его вопрос воспринимается странно. Розали, подтянув покрывало к груди, поглядывает на любовника с недоумением.
- Что именно?
- Кому досталась твоя девственность.
А вот теперь он оборачивается. И, похоже, не шутит.
Роз хватает только на непрофессиональный смешок.
- Это личное.
- Если бы это было личным, при мне бы ты об нем вслух не говорила.
Слова, стоит признать, справедливые. Вечернее разглядывание океана способствует откровениям.
- Редкостному ублюдку, - не оттягивая, просто признается Розали.
- Он бил тебя?
Кристофф интересуется с абсолютно индифферентным лицом, будто о ничего не стоящем факте. Внутри у Роз что-то перегорает, но терпимо. Она послушно продолжает отвечать.
- Да. Сначала избил, потом изнасиловал.
- Тебе было шестнадцать лет.
- Шестнадцать, - соглашается Грация, задумываясь о том, какого черта рассказывает ему это все. Но внимание внезапно перетягивает другое: он не спросил, он констатировал.
- Этого нет в моей анкете. Откуда тебе известно?
- Самый частый возраст для подобного, - пожимает плечами Койновски. Но взгляд ненадолго отводит. Делает вид, что рассматривает появившийся среди облаков месяц. Уж очень острый сегодня серп.
По спине Розали какого-то черта бегут мурашки. Но их как раз игнорировать несложно.
- Сколько тебе лет?
Кристофф дважды моргает. Правда, от ответа не уходит.
- Двадцать девять.
- Тебе не дашь.
Не без изумления ее словам усмехнувшись, мужчина качает головой.
- Ну спасибо, Розали.
- Ты слишком хорошо разбираешься в людях, - продолжает, как ни в чем не бывало, Грация, - ты слишком умен и отточенно себя контролируешь. В действительности тебе все сорок, Кристофф.
Она смотрит прямо на него, без попыток увернуться. По голубым льдинам глаз, едва приметная, ползет узкая трещина. Затронула.
Кристофф намеревается что-то сказать, но передумывает. Садится на постели.
- Ты читала программу на завтрашний день?
Откровенные разговоры обрываются обыденной темой. Наверное, к лучшему.
- Я сделаю все наилучшим образом, - заученной фразой, натянув улыбку, уверяет Розали.
Приметливый Койновски недоволен.
- Я уже видел тебя живой, Розали. Давай без притворства.
Роз тоже садится, правда, не отпуская пока покрывала. Сама мысль о том, чтобы обнажиться перед ним, теперь… режет.
- Само собой. Я могу идти, Кристофф? Уже поздно.
Мужчина мягко касается ее волос. Выбившаяся предательская прядка повисает как раз между ними.
- Не нужно никуда идти. Оставайся.
- Моя спальня…
- Ты сегодня так ратовала за мою, - во взгляде альбиноса беснуются чертята, - так спи же здесь.
Розали прищуривается. С эмоциями ей сегодня по пути – правят балом. Видимо, эндорфины после секса и не на такое способны.
- Как скажешь.
Кристофф, удовлетворенный ответом, милостиво кивает. Поднимается с кровати, краем глаза подмечая, следит за ним Роз или нет. Забирает из-за двери ванной белый халат, накинув его на голое тело. А потом девушке, так и не отпустившей злосчастного покрывала, подает второй, точно такой же.
- Не мерзни, Розали.

Предыдущая глава