Жениться, жениться и жениться — как завещал…
Драко Малфой оперся об изголовье кровати красного дерева и взглянул на небольшие часы, висящие на дальней стене просторной спальни. 12:07. А в час дня ему предстояла встреча с семейным адвокатом, на которой должно быть оглашено завещание Люциуса Малфоя. Драко вздохнул, устремив невидящий взор на темно-зеленый балдахин кровати. Он вновь задал себе вопрос, стоит ли вообще идти – у отца не было других близких родственников, и разве не очевидно, что он завещал всё сыну?.. Впрочем, когда Драко изложил эти соображения мистеру Дженису, на лице старого законника появилось ухмылка, красноречиво говорящая: «Я ничего не принимаю на веру, сынок», и, покачав седой головой, он ушел, не проронив ни слова…
Драко снова вздохнул: мистер Дженис отреагировал так неспроста – вне всякого сомнения, он что-то знал, и такая ситуация не могла не раздражать. Драко не выносил, когда другим было ведомо что-то, неизвестное ему, поскольку обладание информацией всегда ставило их в более выгодное положение. Поэтому Драко всегда старался собрать максимум информации о ситуации, прежде чем впутываться в нее, – остатки аврорской подготовки засели в его подсознании накрепко.
Откровенно говоря, Драко слегка нервничал. Перед самым концом войны Люциус выяснил, что сын предпочел Волдеморту Дамблдора, и незадолго до того, как колдовской суд приговорил его к заключению в Азкабане, вызвал к себе в следственный изолятор министерства магии мистера Джениса. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: причиной этой встречи могло послужить только внесение изменений в завещание Люциуса Малфоя, чего не делалось, насколько знал Драко, с момента его рождения.
Малфой покачал головой и пригладил рукой белокурые волосы, которые он в последнее время стриг излишне коротко – по крайней мере, с точки зрения его отца… Драко хмыкнул и спросил себя, почему его до сих пор беспокоят суждения Люциуса по какому бы то ни было поводу – он ведь умер, в конце концов, после двух лет Азкабана. «И скатертью дорога!» – мрачно резюмировал Драко, поднявшись с постели и подойдя к стоящему в паре шагов от кровати гардеробу. Выдвинул верхний ящик и после недолгих поисков извлек из-под стопки белья фотографию матери. На снимке она была… счастлива, как никогда в реальной жизни, по крайней мере, не на его памяти. Белокурые волосы, которые Драко привык видеть собранными в тугой узел, на снимке рассыпались по плечам юной Нарциссы, ее глаза смеялись, и время от времени она даже подмигивала и корчила забавные рожицы…
Драко в очередной раз вздохнул и в очередной же раз задал себе вопрос, почему он держит фотографию в гардеробе, если каждый день все равно достает ее, чтобы посмотреть?.. Впрочем, он знал ответ: если бы снимок всегда находился на виду, он постоянно напоминал бы ему о матери, за воспоминаниями о ней неизбежно следовали бы мысли об отце, за ними – размышления об их совместной жизни, а кончалась эта мысленная цепочка всегда одинаково: он обещал себе никогда и ни за что не жениться, чтобы не подвергаться изощренной пытке, имя которой «брак»… Драко положил портрет матери обратно в ящик, аккуратно прикрыв его вещами, и прижался головой к полированной стенке гардероба, пытаясь понять, как и когда мать потеряла свою лучистую улыбку. Произошло ли это в одночасье или как результат постепенного процесса – такого медленного, что она и сама не заметила происходящих изменений?..
Хотя, успокоил себя Драко, ему-то что волноваться? Он не повторит ошибок родителей!
* * *
Гермиона Линн Грейнджер, ведьма двадцати трех лет, рост пять футов два дюйма, с волнистыми каштановыми волосами, которые доходили ей почти до лопаток в увлажненном состоянии, сидела на краешке изящного розовато-лилового кожаного диванчика в гостиной квартиры, которую снимала вместе со своей подругой Элизабет. Она читала письмо, то и дело отводя от глаз непослушные пряди распущенных волос. Сообщение, написанное незнакомым, но красивым и четким почерком на листе пергамента, гласило:
Уважаемая мисс Гермиона Грейнджер!
Адвокатская контора «Дженис и Грегори» просит Вас явиться на оглашение последней воли покойного Люциуса Ксавьера Малфоя. Вы упомянуты в завещании.
Ждем Вас в час дня в понедельник 28 февраля.
Искренне Ваш,
Эдвард Дженис
Гермиона никак не могла определиться – идти или нет. Часы показывали 12:31, на раздумья оставалось полчаса. Она не имела ни малейшего представления, почему ее имя попало в завещание. На это не было ни малейшей причины – разве что старшему Малфою захотелось напоследок еще разок поиздеваться над ней. Он делал это довольно часто при жизни, но, похоже, ему все-таки не хватило… Существовал единственный способ выяснить, что пришло на ум Люциусу, – отправиться на чтение завещания. Во всяком случае, соседка Гермионы по квартире ни капли в этом не сомневалась:
– Миона, – по-другому Элизабет не называла ее с первого дня их знакомства, не обращая ни малейшего внимания на протесты Гермионы, – сходи туда. Конечно, Малфои ненавидят маглов, и все такое, но что, если… Не знаю… а вдруг он оставил тебе немного денег? Будем откровенны: твоя фирма не приносит больших доходов, и ты даже не можешь снять себе приличную квартиру – приходится с кем-то кооперироваться…
Гермиона вздохнула, вспомнив слова подруги. Элизабет была права. Открывая частную юридическую фирму, специализирующуюся на делах, связанных с маглами, маглорожденными и прочими угнетаемыми видами, Гермиона не представляла, какие трудности ее ждут. Поначалу она напоминала себе Перси первых лет его министерской карьеры – горячее желание услужить плюс готовность не обращать внимания на тех, кто вытирал (в переносном смысле слова, конечно) об нее ноги. В результате окружающие стали воспринимать такое положение дел как должное. К тому же, Гермионе было куда тяжелее, чем Перси: она была женщина и к тому же маглорожденная – обе категории дискриминировались в магическом мире. Это ужасно беспокоило Гермиону, и она стремилась как-то изменить сложившееся положение, однако на это не оставалось времени – фирма занимала большую его часть, а доходы, как справедливо заметила Элизабет, не слишком впечатляли, даже в случае выигранных дел (к чести Гермионы следует все же отметить, что они – выигранные дела – составляли подавляющее большинство; в конце концов, она ведь недаром была лучшей ученицей Хогвартса).
Светлым пятном в безрадостной в общем картине жизни мисс Грейнджер был Джефф. Гермиона улыбнулась, вспомнив о своем парне. Он тоже учился в Хогвартсе – Рейвенкло, двумя годами старше ее. Впрочем, она не помнила Джеффа по школе – в те годы она практически не общалась с теми, кто не относился к ее факультету или к ее параллели. Они познакомились на министерской вечеринке по поводу первой годовщины победы над Волдемортом и встречались вот уже два года, хотя до постели, вопреки постоянно циркулирующим слухам, у них дело еще не дошло. Не то, чтобы Гермионе не хотелось, – еще как хотелось, притом давно! Начиная с Виктора Крума летом после ее четвертого курса, когда их отношения едва не зашли довольно далеко… Потом, на шестом курсе, случился краткий роман с Роном, способным контролировать свои гормоны ничуть не лучше любого другого семнадцатилетнего подростка. На седьмом она несколько месяцев встречалась с Симусом, но за этот краткий срок их отношения зашли куда дальше, чем в предыдущих случаях. А теперь у нее был Джефф, но и ему, как и остальным, она твердо отвечала «нет», когда доходило до … К счастью, каждый из парней с уважением относился к ее желаниям.
Гермиона почти не сомневалась, что Джефф в ближайшее время предложит ей выйти за него замуж. В конце концов, они встречались уже два года – определенно, следующим шагом должен стать брак. Он, возможно, считал следующим шагом секс, однако же, никогда не навязывал ей эту точку зрения. Гермиона расценивала это как знак того, что Джефф не просто считается с ее мнением, но и одновременно тихой сапой пытается приучить ее к своему присутствию рядом. А если еще учесть тот факт, что из компетентных источников (этим термином Гермиона иронично обозначала подслушанные на работе краем уха сплетни) ей стало известно, что Джефф был замечен в одном из ювелирных магазинов в Косом переулке…
Гермиона отвлеклась от приятных мыслей и снова взглянула на часы: 12:58 – время принять решение! Двадцатитрехлетняя маглорожденная ведьма встала и сконцентрировалась. Через миг с негромким хлопком она исчезла из своей квартиры.
* * *
Драко вошел в контору мистера Джениса с нехорошим предчувствием, щекотавшим где-то под ложечкой. Он был не в состоянии объяснить свою тревогу. Обычно он чувствовал себя как рыба в воде в легкой и непринужденной атмосфере адвокатского офиса, но сегодня эту рыбу словно выбросили на берег. Через пару секунд Драко вроде бы идентифицировал источник неприятного чувства, увидев сидящую у стола мистера Джениса… Грейнджер – со знакомой копной волос и всем прочим, памятным со школьных лет.
– А ты что тут делаешь? – ухмыльнулся бывший слизеринец, разглядывая Гермиону. На ней была темно-красная мантия, то ли свободного покроя, то ли просто не подогнанная по фигуре, – Драко не мог сказать с уверенностью. Несколько прядей, выбившихся из общей массы стянутых в тугой узел волос, немало удивили Малфоя: раньше Гермиона практически никогда не позволяла себе небрежности в прическе, до странности напоминая ему профессора Макгонагалл (Драко достаточно насмотрелся на них обеих вместе – особенно на собраниях Ордена Феникса в годы, последовавшие за окончанием школы).
Обернувшаяся Гермиона нахмурилась, увидев его; ее карие глаза сверкнули хорошо знакомым блеском – обычно далее следовало едкое замечание о дефектах воспитания, полученных по вине чрезмерно любящих родителей, или предположение, что и его тоже затронул процесс вырождения из-за генетических проблем, связанных со всеобщим родством чистокровных магических семейств… Поэтому Драко даже мысленно поблагодарил мистера Джениса, который произнес, не дав Гермионе шанса что-то сказать:
– Мисс Грейнджер здесь по моему приглашению, мистер Малфой. Похоже, она упомянута в завещании вашего отца, – брови Драко поползли вверх, а адвокат продолжил с почти равнодушным видом: – Не угодно ли присесть?
Драко упал на единственный свободный стул – рядом с Гермионой. Мистер Дженис вальяжно прошествовал за свой письменный стол с неестественно чистой поверхностью (юристы бывают просто пугающими в своем стремлении к порядку, и Дженис был одним из лучших в этом отношении), на которую и выложил стопку листов пергамента, после чего откинулся на спинку стула, разглядывая своих клиентов. У Драко появилось ощущение, что черная мантия адвоката накрахмалена, – он вроде бы услышал слабый треск, словно бы ткань прогнулась под весом владельца.
– Так… На оглашении завещания, в принципе, должно было присутствовать еще одно лицо, – мистер Дженис просматривал свои записи. – Мисс Пенси Паркинсон, но боюсь, это невозможно – в данный момент она проводит медовый месяц где-то в Греции, – на лице адвоката появилась натянутая улыбка. – Поэтому мы начнем, не откладывая. Для начала я попрошу вас подписать отказ от претензий, в соответствии с которым вы обязуетесь не оспаривать завещания после его оглашения, а также не пытаться вносить в его текст никаких изменений, ни по принуждению, ни по доброй воле, – он извлек из папки два листа пергамента и вручил по одному Драко и Гермионе, причем последняя нахмурилась и углубилась в тщательное изучение документа, тогда как Драко с равнодушным и скучающим видом ожидал, пока адвокат вручит ему перо, которым он оставит на листе свою подпись.
Уголок рта Джениса чуть искривился. Младший Малфой вырос очень похожим на отца – замечает он это или нет. Такой же требовательный и не слишком склонный прощать. Как говорится, яблочко от яблоньки… Адвокат вручил ему перо, придвинул ближе чернильницу. Драко размашисто и с завитушками расписался, не забыв свой коронный волнистый хвостик над буквой «й» в фамилии. Дженису не было нужды присматриваться – он видел эту подпись достаточно, чтобы узнать даже на расстоянии.
Драко вернул перо адвокату, проигнорировав протянутую руку Гермионы. Удивленно приподняв бровь, Дженис передал перо ей. Как странно – обычно Драко вел себя, как подобает хорошо воспитанному человеку, особенно с дамами, и приходилось лишь догадываться, что сделала ему мисс Грейнджер, чтобы заслужить такую ненависть. Может, она была любовницей Люциуса?! Хотя если судить по тексту завещания… Впрочем, от Люциуса можно ожидать чего угодно – это адвокат понимал, как никто другой, прекрасно зная покойного…
Мистер Дженис сложил подписанные листы в углу стола, раскрыл завещание и начал читать:
– «Параграф 1а. Я, Люциус Ксавьер Малфой, в случае моей кончины завещаю все титулы, земли и имущество, находящиеся в моем владении, моему сыну, Драко Люциусу Малфою», – Драко улыбнулся, а Гермиона закатила глаза и откинулась на спинку стула. По крайней мере, ей не придется здесь долго сидеть: Люциус оставил все сыну, и что ему еще писать в завещании? Разве что пару раз проклясть ее имя напоследок. Адвокат хоть казался приличным человеком – слабое утешение, но лучше, чем ничего, решила Гермиона, а вышеупомянутый адвокат продолжал: – «Параграф 1б. Однако вся собственность, полагающаяся моему сыну в соответствии с предыдущим параграфом настоящего завещания, перейдет к нему только в случае женитьбы на мисс Гермионе Грейнджер».
Драко ахнул, не в силах поверить услышанному. Невозможно! Отец не мог… Наверняка это незаконно – обязать сына жениться против его воли!!!
– Боюсь, дело обстоит именно так, – произнес мистер Дженис в ответ на немой вопрос в глазах ошеломленного Драко. – Завещание составлено в полном соответствии с законом. Более того: на случай, если вы решите, что можете жениться, получить наследство и быстренько развестись, ваш папенька приготовил… – он снова раскрыл завещание, – «Параграф 1в. В случае их развода вся упомянутая выше собственность должна перейти во владение мисс Пенси Паркинсон».
– Ерунда, – Драко попытался овладеть собой и произнес настолько спокойно и уверенно, как смог. – У меня есть и личные деньги. Тем более я смогу все продать, как только вступлю во владение. На жизнь должно хватить, – действительно, одно только имение в Уэльсе стоило не менее миллиона галеонов.
– На самом деле, мистер Малфой, вы не сможете, – спокойно произнес адвокат, несомненно, привыкший к вспышкам эмоций разгневанных молодых людей. Он перелистал завещание: – Вот. «Параграф 3г. Недвижимость, являющаяся предметом настоящего завещания, может быть продана только при выполнении требований параграфа 1б». А знаете, во сколько вам обойдется уход за всей этой недвижимостью? Никаких личных сбережений не хватит…
Драко взглянул на пожилого мага, ощущая, как внутри закипает гнев. Он грохнул кулаком по спинке стула и оглянулся на Грейнджер. Та тоже выглядела шокированной таким поворотом событий – руки сжаты в кулаки, сузившиеся глаза рассматривают мистера Джениса. Но ее шок не может идти ни в какое сравнение с моей яростью, решил Драко, взбешенный тем, что его родной отец так поступил со своим единственным наследником!
– Почему он это сделал?! – воскликнул он, утратив всякий контроль над собой.
– Ваш отец предусмотрел и этот вопрос, – кивнул адвокат, осторожно подбирая слова. Он протянул Драко сложенный вдвое лист пергамента. – Люциус просил вручить вам это в случае именно такой реакции.
Драко развернул пергамент и медленно прочел:
Драко!
Я ужасно разочарован в тебе, но не думай, что тебе все сойдет с рук! Шпионить для Дамблдора!.. Ты даже не можешь себе представить мои чувства, когда я узнал, что мой единственный сын предал и Темного лорда, и родного отца. Что ж, если тебе так нравится валяться в грязи среди столь милых твоему сердцу маглов, – лежи там и дальше.
Твой отец (хоть мне и больно признавать этот факт),
Люциус Ксавьер Малфой
Рука Драко задрожала, но адвокат успел подхватить выпавший из нее листок и окинул клиента спокойным взглядом. Как он может быть таким спокойным, удивился Драко. Окружающий мир рушится на глазах, а этот Дженис ведет себя, словно они пришли к нему в гости на воскресный поздний завтрак и в перерыве между блюдами обсуждают новый триллер известного романиста!..
– Ну, – улыбнулся адвокат, – завершим чтение?..