Гермиона сошла с трапа и, вздохнув, потерла покрасневшие глаза. Неделька выдалась утомительная – это уж точно. С неожиданным пристрастием Драко к медленным танцам, которое держало их на ногах глубоко за полночь, и его популярностью среди всех находившихся на борту дамочек (Гермионе возмущалась нахальством экзальтированных девиц, не оставлявших Драко в одиночестве ни на минуту) суммарная продолжительность ее сна за время круиза с полным правом могла отправляться в ведение мудреной науки под названием «анализ бесконечно малых». Гермиона боялась, что стоит оставить Драко без присмотра хотя бы на секунду, как новоиспеченный супруг с ловкостью заправского вервольфа оборотится «холостяком», не выдержав испытания короткими юбками и облегающими блузками…

Насчет собственной привлекательности Гермиона иллюзий не питала, понимая: не будучи красавицей, она должна возблагодарить судьбу за всех парней, с которыми ей удалось поддерживать отношения. Некоторые из них, правда, повели себя с ней не по-джентельменски, используя лишь в качестве своеобразного орудия для шантажа более желанных девиц. Первым в этом ряду стоял Виктор: когда делегация Дурмштранга приехала на Тремудрый турнир, он как раз пребывал в депрессии из-за какой-то младшекурсницы из его школы, которая нагло отвергла домогательства мировой квиддичной знаменитости… Гермиона потратила кучу времени (отрывая его даже от книг и домашних заданий!) на утешения страдальца, а тот в ответ не нашел ничего лучшего, как попытаться соблазнить ее. Больших трудов стоило устоять перед напором привыкшего к высоким скоростям спортсмена, но, в конце концов, столь ценимая Гермионой логика взяла верх, и она ответила на нескромное предложение звонкой пощечиной. Потрясенный Виктор долго извинялся, им даже удалось остаться друзьями – Гермиона и теперь время от времени получала от него письма. Виктор устроил свою жизнь с младшей представительницей видной магической семьи – Эйлин Забини, кто бы мог подумать…

Гермиона припомнила младшую Забини – она поступила в Хогвартс в тот год, когда Гермиона перешла на шестой курс (и начала встречаться с Роном). Как и ее старшая сестра, Эйлин была рассортирована в Слизерин, что не помешало им с Гермионой подружиться: когда у первокурсницы начались трудности с заклинаниями, она обратилась за помощью к гриффиндорской старосте. Гермиона, конечно, удивилась – почему бы Эйлин, в конце концов, не обратиться к кому-то с собственного факультета? – но вслух вопроса не задала, оказав всю необходимую помощь. Позже она выяснила, что именно это спокойное дружелюбие и привлекло к ней младшую Забини, а еще – целеустремленность в учебе (большое впечатление на Эйлин произвели слухи о том, что на третьем курсе Гермиона изучала практически все возможные предметы).

Их дружба так и не стала широко известной: Гермиона не рассказала даже Гарри и Рону, по причинам, неясным и ей самой, – уж Гарри-то определенно избавился от предубеждения к слизеринцам! Правда, Рон так и остался при своих взглядах, как бы глупо это ни стало выглядеть после женитьбы его лучшего друга на «враге» (по терминологии того же Рона).

Гермиона нахмурилась, внезапно сообразив, что практически не видела Рона с того времени, как стало широко известно о предстоящей свадьбе Гарри и Пенси. Упрямый мальчишка – он пытается что-то доказать?!

Яркая вспышка вырвала Гермиону из раздумий. Она подняла голову, перестав разглядывать причал, и увидела, что их окружила толпа репортеров, выкрикивающих вопросы, самым громким из которых стал: «Мистер Малфой, как вы прокомментируете ваши отношения с Гермионой Грейнджер?» – и Драко, по-видимому, не захотел оставить этот вопрос без ответа:

– Во-первых, – сказал он, – это теперь Гермиона Грейнджер-Малфой, – она действительно выразила желание сохранить девичью фамилию, хотя бы через дефис. – Итак, началось, – добавил Драко, склонившись к уху жены, а рука его в то же время, будто невзначай, скользнула ей на талию. Напряженно замерев в этом полуобъятьи, Гермиона могла поклясться, что слышит ухмылку супруга. Она все еще ощущала дискомфорт от такой его близости, а Драко, как назло, настаивал, что они должны постоянно эту близость демонстрировать, дабы поддержать имидж женатой – и к тому же до умопомрачения влюбленной друг в друга – пары. Эх, одна видимость – на самом деле они ни разу даже не поцеловались…

Не то чтобы Драко не пытался. Нет, он прекрасно играл роль внимательного мужа, и в круизе было немало моментов, когда Гермиона не сомневалась, что поцелуй неизбежен, но эти моменты всегда проходили, оставляя ее глубоко разочарованной. Конечно, она не выказывала чувств – Гермиона Грейнджер никому не признается в своих слабостях, особенно – своему недавнему врагу, независимо от того, насколько близки они стали в последнее время. А они действительно стали близки, Гермиона открыто признавала это – себе самой… Драко, наверное, ощущал то же самое, но и он не высказывал свои мысли вслух.

В круизе у них успел установиться определенный распорядок. Гермиона спала на кровати, а Драко – на кушетке (они поспорили, кто точнее предскажет количество женщин, желающих пригласить его на танец, и Гермиона выиграла). Драко просыпался первым – между шестью и полседьмого, причем без будильника, а Гермиона вскоре после него. По праву раньше проснувшегося Драко первым шел в ванную, где проводил не меньше четверти часа (да, Гермиона действительно его хронометрировала). Ел он немного и небрежно, хотя и не торопясь, тщательно пережевывая пищу. Трапезы занимали у них примерно по полчаса, и тут уже опережала Гермиона. Пока Драко доедал, она занимала его разговорами, в которые он время от времени вставлял свои вопросы. В результате этих застольных бесед к концу круиза у Гермионы сложилось ощущение, что Драко знает о ней все, а сам остается таким же загадочным, как до их брака…

Снова возвратившись к действительности, Гермиона почувствовала, как рука Драко легонько надавила ей на спину, приглашая двигаться вперед. Улыбнувшись репортерам, она прошла к ожидающей машине, стараясь не обращать внимания на почти болезненно стучащее в груди сердце, поудобнее устроилась на заднем сиденье, откинулась на мягкую кожу подушек и со вздохом прикрыла глаза.

Когда дверь лимузина захлопнулась, отрезав их от окружающего гама, Гермиона посмотрела на сидевшего напротив мужа. Драко взирал на нее с самодовольной улыбкой на лице. Серые глаза сияли, словно он знал что-то, недоступное ей.

– Почему ты меня не предупредил? – Гермиона сердито нахмурилась и скрестила руки на груди, не замечая, что от этого движения тонкий шелк платья натянулся, соблазнительно подчеркивая округлости ее фигуры.
– Честное слово, ты меня поражаешь, – ухмыльнулся Драко, извлекая бутылку шампанского из ведерка со льдом, которое Гермиона раньше даже не заметила. – Ты не задумывалась о том, что последний наследник имени и состояния рода Малфоев, сбежавший с маглорожденной ведьмой, станет самой желанной добычей для любого из этих, с позволения сказать, акробатов пера и фотоаппарата? Единственная причина, по которой нас не осадили вопросами еще на пароходе, заключается, вероятно, в том, что министерство просто не разрешило газетчикам аппарировать в место, где так много маглов… А я-то все годы думал, что ты действительно Гермиона «Всезнайка» Грейнджер! – он приподнял брови в деланном изумлении.

– Во-первых, – Гермиона изящно фыркнула, – полной формой именования теперь является «Гермиона «Всезнайка» Грейнджер-Малфой», – слабая улыбка пробежала по ее губам. – А про журналистов я и вправду не подумала. Была… была поглощена своими мыслями… – пробормотала она, огорченная тем, что такой очевидный факт не пришел ей в голову. Но Гермиона и в самом деле передумала много разных дум, первое место в списке которых занимали размышления над новой реальностью – ее замужеством. Следом с небольшим отрывом следовали ревнивые чувства по отношению к пассажиркам лайнера, рассыпавшимся в комплиментах перед ее мужем. Хотя в основном они восторгались внешними данными Драко, которые нравились и ей самой, Гермиону не слишком радовало подобное единодушие.

Драко налил в бокал пузырящееся шампанское и протянул жене.

– И какие же, интересно, мысли снедали тебя всю дорогу?

Гермиона сделала глоток и покрутила бокал в пальцах, затем подняла глаза, пытаясь отыскать на крыше салона благовидный ответ на заданный вопрос. Она не могла четко сформулировать ответ, но точно знала одно – мысли ее были о Драко. Но Гермиона не могла прямо ему об этом сказать…

– Да так, – пожала плечами она, – всякая ерунда. К тому же, я поехала в круиз веселиться, а ничто не в состоянии убить веселье так, как предвкушение своры репортеров, готовых наброситься на тебя в конце пути, – она натянуто рассмеялась.

Драко наблюдал за Гермионой, откинувшись на спинку сиденья. Ответ ему не сильно понравился – чувствовалось, что был он не совсем искренним, – но Драко не собирался давить на супругу. В их отношениях, конечно, начал намечаться некий прогресс (скажем, они уже вполне могли шутить друг с другом), но до взаимного доверия еще было далеко – вполне естественно, что Гермиона не доверяет ему, после всех-то прошлых лет. А доверие являлось критически важным моментом – не только для их отношений, но и… Да, он хотел, чтобы Гермиона доверяла ему, хотел, чтобы она знала: он не только бывший ловец, староста, слизеринец – с упором на слове «бывший» во всех трех случаях. Вероятно, она не имела представления, о том, кем он стал теперь, и винить ее в этом Драко не мог: за столом они говорили в основном о ее жизни, а остальное время круиза было занято сном, покупками и танцами. Неожиданно для себя Драко обнаружил, что ему нравятся медленные танцы, хотя после того, как в первый же вечер он, увлекшись, уронил Гермиону, приходилось относиться к ним с повышенной осторожностью. А еще Драко обнаружил, что ему начинает нравиться его маглорожденная супруга – причем независимо от его собственных соображений по поводу данного факта…

– Понятно… – произнес Драко, закрывая глаза. Что ж, если Гермиона не намерена делиться своими мыслями, он не будет настаивать. Не будет он и пытаться продолжать этот не слишком-то продуктивный диалог – куда полезнее будет попытаться заснуть.


Гермиона свернулась клубочком на заднем сидении лимузина – глаза закрыты, дыхание медленное, еще не спящая, но приближающаяся ко сну. Драко, решила она, уже давно в объятиях Морфея – он не сказал ни слова за последние два часа, хотя мог бы: скажем, предупредил бы ее, что до Поместья такой далекий путь…

К несчастью для Гермионы, не успела она задремать, как автомобиль остановился, разбудив при этом Драко. Он взглянул в тонированное окно и улыбнулся.

– Мы на месте, – прошептал Драко. Он наклонился к Гермионе, убрал с ее лица каштановую прядь, а потом легонько потряс за плечо.
– Я не хочу вставать, – сонно пробормотала она.
– Просыпайся, приехали.

Глаза Гермионы распахнулись, и перед ними – в считанных сантиметрах – оказалось лицо Драко. Она замерла, уставившись на его губы, а затем, проклиная себя за невоздержанный образ мыслей, с трудом перевела глаза выше – к его глазам. Вокруг них лучились морщинки, и потрясенная Гермиона поняла, что он улыбается – впервые за все годы их знакомства.

Драко отодвинулся, ощущая, как дрожат его ноги, словно сделанные из желе. Если просто пребывание рядом с ней вызывает подобный эффект, то что же будет, когда они, наконец, поцелуются? А когда обнимутся? А если – хотя пока это из области фантастики – у них дойдет до интимных отношений?.. Предугадать невозможно, а сравнить не с чем – до сих пор максимальной близости они достигали лишь в танцзале. Да и не стоит изводить себя вопросами из серии: «А что будет, если?..» У него есть дело поважнее – ввести в Поместье Малфоев новую хозяйку.


Гермиона с трудом держалась на ногах – во-первых, от усталости, а во-вторых, на нее давило величие огромного здания – такие она видела в своей жизни лишь однажды, когда была с родителями в Италии, но в итальянских ей не надо было жить, а это отныне – ее дом… Хотя назвать Поместье просто «домом» не поворачивался язык: скорее подходило «особняк» или «замок». Да, пожалуй, правильнее всего сказать «замок», учитывая все эти каменные стены и башни.

В холле, где они стояли, вполне могла бы поместиться целиком Нора семейства Уизли, и еще осталось бы место. Винтовая лестница подчеркивала громадность помещения, причем Гермиона была уверена, что лестница сделана из мрамора. А пол!.. Кто бы мог подумать, что бывают такие великолепные полы?! Черный со светлыми – вероятно, серебряными – прожилками, отполированный до почти слепящего блеска. Гермиона ступала осторожно, как по льду, опасаясь, что поскользнется и будет выглядеть как последняя дура. В зеркале пола отражалась висящая высоко над головами огромная люстра, сделанная, судя по ее виду, из хрусталя, и весящая полтонны, если не больше… Ничего удивительного, что на Поместье наложены чары Ненаносимости – если какой-нибудь коллекционер пронюхал бы обо всей этой красоте, она бы испарилась быстрее, чем вы скажете «Акцио».

А ведь люстра не являлась главной достопримечательностью потолка. Помимо мраморного окаймления на его стыке со стенами, имелись еще и картины. Причем – на потолке! Гермиона чувствовала, как все шире и шире раскрывается ее рот, но ничего не могла с собой поделать, очарованная открывшейся взору красотой, сравнимой разве что – из всего, когда-либо виденного ею, – с Сикстинской капеллой.

– Что за… – только и смогла она прошептать.
– Середина первого десятилетия XVI века, – Гермиона почувствовала улыбку Драко, но не в силах была оторвать взгляд от потолка и взглянуть на него, – нарисовано современником Микеланджело. Моя пра-пра-пра… ну, ты поняла идею, – Гермиона кивнула, – прабабушка наняла его, а по окончании работ стерла память, – тут она все же повернулась и удивленно взглянула на Драко, который с невинным видом развел руками: – А что тут такого? Он был маглом. Но если тебя это утешит, добавлю, что до конца жизни ему больше не пришлось заботиться поисками хлеба насущного, хотя он никак не мог понять, откуда этот хлеб появляется на его столе… Как видишь, не все мои предки ненавидели маглов.

Гермиона с улыбкой покачала головой.

– Наверно, ты можешь часами рассказывать подобные истории, – вздохнула она.
– Папаша всегда рассказывал мне о предках, о Поместье, обо всех ценностях, которые тут есть, – пожал плечами Драко. – Он был уверен, что я стану таким же знаменитым, как и все, о чем были его рассказы. Смешная штука: я и стал, хотя отец явно рассчитывал на другую славу.

Гермиона кивнула, неожиданно попытавшись представить себе, каково это – пойти против своего отца, против всего, во что верил, или, по крайней мере, во что приучен был верить, и… смахнула с глаз слезы, удивившись – с каких пор она стала столь сентиментальной?..

– Что ж, – с деланным оживлением произнесла Гермиона, – не проведешь ли ты меня в мою комнату?
– Конечно, – уголок его рта чуть скривился. – Ты же должна разложить вещи…

Гермиона последовала за Драко вверх по лестнице, почти не разбирая дороги, размышляя о том, какие же чувства она испытывает к нему? Как было просто, когда эти чувства сводились к неприязни, а до этого еще проще – когда она смертельно ненавидела будущего мужа. Ситуация усложнилась после того, как стало известно о его деятельности в качестве шпиона, теперь же… Да, теперь очень трудно разобраться в своих чувствах. С одной стороны, он оставался тем же Драко – с предубеждением к маглорожденным, нелюбовью к Уизли и… Одним словом, Драко. Тремя словами – Драко Люциус Малфой. Сын собственного отца. С другой стороны…

– Гермиона? – Драко остановился. – Мы пришли.

Она одарила супруга благодарной улыбкой и огляделась. К счастью, комната уступала размерами холлу, впрочем… Высотой она была примерно в полтора раза больше, чем квартиры в магловских домах. Пол не мраморный, а паркетный, хотя и не из простого, а из красного дерева. Потолок не украшали картины мастеров эпохи Возрождения, зато имелось окно высотой почти во всю стену. Посредине комнаты стояла огромная – «трехспальная», подумала Гермиона, – кровать под балдахином. Своими размерами она внушала трепет: ночью там, наверно, и заблудиться недолго! Перины даже на вид производили впечатление очень мягких, а портьеры были темно-зеленого цвета, который очень нравился Гермионе, несмотря на ассоциации со Слизерином… Все остальное в комнате было почти непримечательным – во всяком случае, по сравнению с холлом и парой-тройкой мест, которые Гермиона сумела разглядеть по дороге сюда.

– Спасибо, – произнесла она, подошла к кровати и провела рукой по простыне. Не шелк, как показалось вначале, а хлопок тонкой выделки, еще лучше, чем шелк. – Спасибо, – повторила Гермиона и добавила – за всё, – она вернулась к стоящему у входа Драко, обратив по дороге внимание на три двери справа. – А что там?

Уголки рта Драко чуть заметно приподнялись, когда он продолжил экскурсию.

– Гардеробная, – первая дверь распахнулась, дав Гермионе возможность разглядеть величину комнаты. К счастью, обстановка в ней не блистала роскошью: такой же паркет, как в спальне, и деревянная обшивка на стенах. Драко перешел к следующей двери: – Эта дверь ведет в гостиную, за которой моя спальня.

Гермиона покраснела, надеясь, что муж этого не видит. Она заглянула в открытую дверь по дороге к следующей: гостиная походила на ее комнату – то же преобладание темно-зеленых тонов, такой же высокий потолок, хотя площадь раза в два меньше, чем в спальне.

– И, наконец, – продолжил Драко, – ванная и туалет, так сказать, два в одном флаконе, – предвосхищая незаданный вопрос, он широко улыбнулся и добавил: – Да, из моей спальни тоже есть дверь сюда, – на этот раз Гермиона покраснела гораздо гуще, зная, что Драко – на этот раз – заметит, и увиденное, несомненно, доставит ему удовольствие. Возвращаясь к ванной комнате, Гермиона пришла к выводу, что потолок в ней не такой высокий, как в спальне и гостиной, но помещение довольно просторное, и вообще – это одна из лучших ванных, которые она видела за многие годы.

Драко закрыл дверь и подошел к ней.

– Я пока пойду к себе в комнату. Обед будет готов через… – он сверился с серебряными карманными часами, – через час. Я за тобой зайду, не возражаешь?

Гермиона кивнула, в который раз постаравшись не обращать внимания на то, как близко от нее он стоит. Чтобы отвлечься, она подумала о недавно обнаруженном свойстве своего организма – чувствовать присутствие Драко. По привычке исследователя Гермиона закрыла глаза и попыталась протестировать свою «дракосенсорику». Результат оказался неожиданным – она ощутила… его прикосновение! Драко легонько коснулся губами ее лба и через пару мгновений отстранился, и когда Гермиона открыла глаза, он уже вышел в гостиную. Она пыталась осмыслить происшедшее и потому не заметила, что в походке Драко не было привычной четкости.


Драко пронесся через гостиную, не удостоив ее даже взгляда, – он бывал здесь достаточно часто, чтобы выучить обстановку наизусть: зеленая кушетка у стены, смежной с комнатой Гермионы; книжные шкафы у трех остальных стен; три стула с – естественно – зеленой обивкой, равномерно распределенные по всей комнате; кофейный столик; большой стол слева, обычно заваленный книгами, и при нем еще два стула; серый ковер, полностью покрывающий пол… За полным отсутствием окон и камина, в гостиную можно было попасть только через двери, ведущие в спальни.

Драко жил в апартаментах хозяев Поместья с того дня, как Люциус был заключен в Азкабан четырьмя годами ранее, хотя во время довольно частых приступов уныния он перебирался в комнаты, в которых прожил предыдущие двадцать лет. Хотя и поменьше огромных хозяйских спален, они зато являлись его собственными. Возможно, он вообще не стал бы перебираться в другое помещение, но от наследника Малфоев ожидают, что он будет спать в апартаментах Малфоев, не так ли?.. Как странно, подумал Драко: ему глубоко наплевать на то, что ожидают от него окружающие в куда более серьезных вопросах, а на такую мелочь… он наплевать не смог. Или место сна – дело принципа?..

Драко остановился у двери своей спальни и покачал головой – что-то перехотелось ему идти туда. Он повернулся и все же окинул взглядом гостиную. Никто ведь не говорит, что он должен идти в спальню – вполне можно посидеть и тут. Драко посмотрел на стол и слабо ухмыльнулся: нашлась уважительная причина никуда не идти – у него есть полно дел. Похоже, что мистер Дженис прислал все бухгалтерские книги, связанные с недвижимостью Малфоев, – иначе никак нельзя объяснить такое обилие бумаг на столе.

Драко уселся и притянул к себе ближайшую книгу. В ней оказалась финансовая отчетность Хостернского имения. В следующей – отчетность Эвергрин-хауса, что в графстве Йорк. Дальше шли бумаги Фонда Тома Эндрюса – «благотворительного» учреждения, созданного дедом Драко для прикарманивания денег, принадлежащих доверчивым маглам; записи о движении средств на счетах в Гринготтсе и так далее…


Тридцать три минут спустя Драко стал задаваться вопросом, почему Люциус не передал управление финансами в руки людей, знающих как ими управлять… Наверно, в книге «Что значит быть Малфоем: правила поведения» существовало правило, запрещавшее так делать. Драко прищурился и пробежался взглядом по книжным полкам у противоположной стены. Вон она, вторая полка сверху. Чтобы достать, понадобится стремянка, но Драко это не остановило: он давно собирался перечитать семейный бестселлер, к тому же после всех цифр, просмотренных за последние полчаса, не мешало развеяться.

Достав книгу и смахнув с нее многолетнюю пыль, Драко взглянул на начинающее тускнеть золотое тиснение заголовка: «Что значит быть Малфоем: правила поведения. Написано Ксавьером Темзом Малфоем II. Дополнено Темзом Люциусом Малфоем». Драко вздохнул: его прапрапрадед и прапрадед – естественно, по отцовской линии. Ксавьер скоропостижно скончался в начале первой войны с Волдемортом после того, как отказался присоединиться к Темному лорду. Темз был убит несколько дней спустя – убийцы и их мотивы так и не были установлены…

Драко заставил себя прервать экскурс в историю и раскрыл книгу на содержании.
«Введение – стр. 1.
Глава 1: коллеги, союзники, сообщники – стр. 3.
Глава 2: финансы – стр. 29…»
И так далее, и тому подобное. Малфой не может работать и сохранять уважение общества; Малфой не может себя какими-либо отношениями с теми, кто ниже его; Малфой не может продавать семейную недвижимость, каким бы тяжелым не было финансовое положение; Малфой никогда не проявляет своих чувств, особенно на людях… Губы Драко скривились в презрительную усмешку, и звучно захлопнув книгу, он бросил ее на стол.

– Драко? – Гермиона выглянула из своей спальни. – Что случилось?

Взглянув на жену, Драко внезапно ощутил стыд за то, что ведет себя так по-детски: так огорчаться из-за каких-то пустяков!..

– Ничего не случилось, – ответил он и снова сел за стол.

Гермиона подошла ближе.

– Над чем ты работаешь? – с естественным любопытством поинтересовалась она, разглядывая заваленный книгами стол.
– Мистер Дженис, видно, прислал все это, пока мы были в круизе, – рассеянно отвечал Драко, любуясь тем, как Гермиона откидывает с лица непослушную прядь волос. – Финансовая отчетность по всей – теперь уже моей – недвижимости, банковские счета…
– Финансовая? – переспросила неожиданно заинтересовавшаяся Гермиона.
– Да. А что?
– Э-э… ничего.
– Ну, – пожал плечами Драко, – думаю, придется нанять человека, который бы разобрался во всей это писанине, поскольку лично я не в состоянии этого сделать: у меня всегда было плохо с цифрами.

– Зато у меня хорошо, – тут же откликнулась Гермиона.
– Что?!
– Просто обожаю цифры, – подтвердила она. – Я сама вела свои финансовые дела и дела фирмы, а еще помогала Элизабет…
– Элизабет?
– Мы с ней вместе снимали квартиру, – пояснила Гермиона, разглядывая лежащие перед Драко гроссбухи с почти голодным выражением лица.
– Что ж, – медленно произнес Драко, – если ты так любишь все эти цифирки, пожалуй, займись семейной бухгалтерией – во всяком случае, будет лучше, чем если бы это делал я.

– Правда? – Гермиона взглянула на супруга горящими от страстного желания глазами, и Драко внезапно ощутил острую потребность, чтобы этот взгляд вызывался иной причиной – не имеющей никакого отношения к столбикам цифр на пергаменте.
– Конечно – хмыкнул он.

На лице Гермионы появилась улыбка, словно от райского наслаждения, и желудок Драко сжался – от голода, сказал он себе. Очень кушать хочется…


Гермиона склонилась над книгами, водя глазами по столбикам чисел без малейшей паузы, – за исключением редких остановок для пометок на листе пергамента, который Драко нашел для нее. Сам Драко сидел на кушетке и что-то читал… кажется. Она не обращала на мужа особого внимания, полностью увлеченная любимым делом – бухучетом.

Гермиона всегда считала: не окажись вдруг, что она ведьма, быть ей бухгалтером. Она не просто любила подсчитывать деньги, а имела к этому настоящий талант – довольно редкий дар даже среди маглов, так, во всяком случае, многие ей говорили… Правда, юриспруденцию Гермиона любила не меньше, что и повлияло в конечном итоге на ее выбор карьеры.

– Гермиона? – оторвавшись от гроссбухов, она с удивлением увидела, что Драко стоит всего в каком-нибудь метре от нее. – Время обедать, – он показал на стенные часы.

Не верилось, что время пролетело так быстро: уже было восемь вечера, время обеда, как и говорил Драко. Гермиона закрыла книги почти с сожалением – жаль было отрываться, хотя она и понимала: морить себя голодом – по меньшей мере, нездорово. И еще: очень важно не забыть за любимой бухгалтерией не менее, как уже говорилось, любимую юриспруденцию и свою основную работу, хотя и нельзя сказать, что Гермиона была слишком уж ей довольна…

Встав из-за стола, она последовала за Драко – сначала через свою спальню, а потом… потом маршрут сделал столько изгибов и поворотов, что Гермиона остановилась, пытаясь понять, куда они зашли. С этого места она стала внимательнее относиться к окружающей обстановке – статуям, картинам, колдографиям… После нескольких заданных Гермионой вопросов Драко стал рассказывать буквально о каждом предмете, попавшемся им на пути. Хотя голос его свидетельствовал о смертельной скуке, нагоняемой предметом рассказа, Гермиона не обращала внимания, занятая поглощением информации о Поместье и его прежних обитателях. К ее удивлению, далеко не всех из них можно было охарактеризовать термином «абсолютное зло», который она привыкла применять к Люциусу Малфою. Некоторые из них придерживались пацифистских взглядов, другие старались не влезать в серьезные дела, предпочитая пересидеть смутные времена, так сказать, «на заборе», а затем присоединиться к победителю… И все они, как один, учились в Слизерине.

Когда Гермиона обратила внимание на этот факт, Драко хмуро произнес:

– Ты знаешь, Слизерин – это ведь не обязательно прибежище зла. Если ты вспомнишь песню Сортировочной шляпы, когда мы были на первом курсе, там говорилось, что на наш факультет попадают люди амбициозные, а не злые.

Гермиона ничего не ответила, чувствуя себя пристыженной. Она всегда гордилась своей непредубежденностью, но, как видно, даже женитьба ее лучшего друга на слизеринке не искоренила в сознании связанные с этим факультетом предрассудки. А ведь если подумать… Она сама вполне могла бы оказаться в Слизерине, или в Рейвенкло – с ее-то тягой к знаниям. Амбиции тоже имелись – едва ли не в лошадиных дозах, и все же шляпа уверенно направила ее в Гриффиндор… Гермиона покачала головой: вот уж в чем не было ни малейшего смысла, так это в попытках пересмотреть решение, вынесенное древним куском ткани почти тринадцать лет назад!

Обед был великолепен. Плавник акулы в лимонном соусе, рис, салаты и вино, которое – Гермиона не сомневалась – имело выдержку не менее двадцати лет. Заметив суетящихся вокруг стола домовых эльфов, Гермиона, вопреки себе, промолчала – ей все еще было стыдно, а в таком состоянии невозможно было осуждать предубежденность магического мира против «братьев меньших», особенно если осуждающий еще не изжил собственных предубеждений против одного из факультетов родимой школы…

За столом не разговаривали, не считая обычных любезностей: «Еда замечательная», «Спасибо», «Не стоит благодарности». Большую часть времени Гермиона не подымала глаз от тарелки. Дважды она посмотрела на Драко и несколько раз окидывала взглядом столовую. Стол, за которым они сидели, был, естественно, деревянным, полированным и с элегантной резьбой по углам, такой же узор покрывал и спинки десяти стульев. Гермиона и Драко сидели друг напротив друга, по центру длинной стороны стола. Белоснежный потолок украшал великолепный канделябр, стены были темно-зеленого цвета – в полном соответствии с основной схемой раскраски Поместья Малфоев…

Когда супруги перешли к десерту (великолепный шоколадный торт, покрытый взбитыми сливками, за кусочек которого не жаль отдать десять лет жизни), дверь столовой распахнулась, и звонкий женский голос пропел:
– Драко!

– Алисия, – чуть слышно прошептал Драко, закрыл глаза и блаженно улыбнулся.