Белла

Спустя ровно семь дней после первого сеанса УЗИ я впервые физически почувствовала сына внутри себя. Мы с Роуз сидели на маленьком диванчике, устроив Розалис посередине.
Закутавшись в стеганое одеяло, я грызла попкорн и смотрела «Дневник памяти». Фильм, естественно, заставлял меня проливать реки слез.

Это было больше похоже на трепетание, чем ощущение… Бесконечно слабый толчок внутри… Но буря эмоций, вызванная столь знакомой ситуацией, вызвала новый поток слез. Схватив руку Розали, я прижала ее к животу. Она так засияла от улыбки, что я чуть не ослепла. Глядя друг на друга, мы неподвижно ждали, что ребенок снова начнет шевелиться. Но он, конечно, наших ожиданий не оправдал… И я окончательно расстроилась.

По мнению Розали, в последнее время за мной было забавно наблюдать. В эти дни мы так много времени проводили вместе, что наша дружба стала крепче в несколько раз. Всю неделю я только и делала, что плакала. Плакала, принимая душ. Плакала, лежа в кровати… Разрыдалась в день, когда отправилась в университет, чтобы отчислиться «по личным причинам».

Во время очередной гормональной слезливой атаки Розали повергла меня в полный шок, решив вдруг извиниться передо мной за убийство моего лучшего друга. Словно громом пораженная я лишь молча уставилась на нее… У меня и мыслей никогда не возникало, что я могу услышать от нее нечто подобное. Я ни разу не упрекнула ее за смерть Джейка, потому что, положа руку на сердце, считала, что ее вины в этом нет. Ведь я попросила Роуз защитить мое дитя, и она пыталась сделать все возможное. Я не поднимала эту тему, потому что ее мотивы мне и так были понятны. Равно как я спокойно отнеслась к тому, что и сама она никогда не пыталась заговорить об этом, не считая себя виноватой. В последнем я оказалась не права. Я крепко обняла ее, благодаря за ее сожаления… Разумеется, момент вызвал новый поток слез.

Эммет не упускал возможности поддразнивать меня, такую в последнее время чувствительную. Но только до вчерашнего утра. Мы сидели на кухне, когда его подколки неожиданно вызвали у меня легкую истерику, и я, вцепившись ему в грудь, неистово рыдала, насквозь промочив его рубашку. Пожалуй, это стало самым эффективным средством, которым я могла располагать, чтобы отвадить его от ежеминутных поддразниваний. Пришедший в ужас Эммет теперь изо всех сил старался и вовсе не пересекаться со мной.

Сэт довольно быстро превратился в полноправного члена семьи. Сегодня Карлайл и Эсми отправились зачислять его в школу. У них ушло несколько дней на то, чтобы адвокат подготовил документы, подтверждающие их официальное опекунство. Мы решили оставить ему детскую, так как Розалис все равно спала в нашей спальне. Учитывая, что теперь квартира была полна обитателей, оставлять эти квадратные метры неиспользуемыми было бы неразумно.

Правда, мы с Эдвардом подумывали съехать, чтобы было не так тесно. Но, кажется, остальных домочадцев настолько расстраивала перспектива расстаться с детишками, что было решено жить вместе. Даже Розали вроде бы не возражала против совместного проживания с псом… Ее предложение «отправить его в отдельную конуру» прозвучало не очень искренне.

В действительности, только Элис выглядела нисколько не впечатленной сложившейся ситуацией. Всю неделю она избегала меня. Когда я однажды подловила ее и в лоб спросила, в чем дело, она так и не признала, что что-то не в порядке. Мне казалось, она все еще сердилась по поводу моей выходки, которую приняла за месть Эдварду. Меня угнетали такие отношения с ней. Без Элис мой мир выглядел неправильным. И хотя физически мы были рядом почти все время, я безумно скучала по лучшей подруге.

Виды на купленный Эмметом и Розали пару недель назад дом были отложены в долгий ящик. В связи с изменившимися обстоятельствами теперь он был слишком мал для всех нас, да и не это было сейчас главным. Меня до сих пор смущало их обращение с деньгами. Возможность вот так просто, с беспечностью покупать все новые и новые дома.

В общем, начались поиски очередного дома. Эсми с Элис довольно быстро нашли идеальный вариант. Огромный старый особняк в пригороде, количество комнат которого я и сосчитать не могла. В этом месте уже лет десять никто не жил, дом обветшал и был окружен заросшим садом с высокими деревьями, что навевало мысли о привидениях… Подходящее местечко для семьи вампиров. Даже Эсми такая ирония показалась забавной. Она с энтузиазмом планировала долгосрочный проект полной реставрации, но пока необходимо было сделать дом хотя бы пригодным для жизни. Последние пять дней они без перерыва приводили особняк в порядок. Наводили чистоту, что-то ремонтировали, облагораживали сад. Разумеется, не обошлось без
шопинга, который требовался для приобретения новой мебели и всевозможных товаров для дома.

Эсми привлекла к работе всех мужчин. Эммету поручили грандиозное задание скосить траву на всех заросших участках территории свыше двадцати гектаров, которая перешла в собственность вместе с особняком. Он настоял на том, чтобы перед этим Роуз провела газонокосилке надлежащий тюнинг. Теперь агрегат больше смахивал на квадроцикл, чем на газонокосилку, а Эммет с колоссальным удовольствием нарезал круги, устроив собственные гонки с препятствиями. Джаспер с Эдвардом, остававшиеся в глубине души детьми, не могли допустить, чтобы все веселье досталось ему одному. Внезапно в семье появилось три подходящих квадроцикла… Стрижка газона была благополучно забыта на несколько часов, пока Эсми наконец не потеряла терпение и не топнула ногой, вернув мальчишек к работе.

Лишь мне одной не разрешали помогать. Эдвард беспокоился, что пыль и плесень навредят моему здоровью. И, естественно, ни он, ни Эсми не дали мне и пальцем пошевелить, чтобы сделать хоть какое-нибудь полезное дело. Роуз вызвалась составить мне компанию, решив, что общаться со мной и ребенком приятнее, чем драить покрытый плесенью старый дом.
За последнюю неделю аппетит у меня возрос до невообразимых границ. Несколько дней я ела практически без перерывов. И полчаса не могла продержаться без того, чтобы закинуть в рот что-нибудь съедобное. При этом я не набрала ни грамма лишнего веса, хотя в моем животе, который я просто не могла не трогать поминутно, определенно что-то росло. Но была у меня еще одна напасть, которую невозможно было удовлетворить и контролировать – сексуальный голод. Бедный Эдвард, мне было его почти жаль.

Тело уже заметно изменилось. Груди стали почти вдвое больше и постоянно болела. Но меня больше беспокоило, что из потемневших сосков выделялись капельки молока. Эдвард старался подробно рассказывать обо всех изменениях в моем теле. Описывал, как гормоны влияют на настроение. Объяснял, почему женские «места» набухают и становятся чувствительными. Но пока он вещал о всевозможных «набуханиях», мне становилось все труднее контролировать себя… И мы ни разу так и не довели до конца ни один их этих познавательных разговоров.

В последнее время, кажется, это происходило очень часто. Я нежно проводила по животу рукой и, с ностальгией улыбаясь от счастья, вспоминала тот восхитительный остаток одного из дней на прошлой неделе…

Остаток дня, наступивший после первого сеанса УЗИ. Мы с Эдвардом и Карлайлом не один час обсуждали, как вести мою беременность. Карлайл вдохновился идеей с кровью, и его воодушевление моим планом вселило в меня еще больше уверенности, что все пройдет, как надо.
Когда я носила Ренесми, то по мере того, как она росла, я все сильнее худела и слабела… Она буквально высасывала из меня жизнь. Скорее всего, набор питательных веществ, необходимых для ее развития, включал большое количество крови, которую она, конечно же, получала прямо от меня. Мы надеялись, что этому ребенку потребуется то же самое… Карлайл полагал, что надо попробовать делать переливания всякий раз, как только у меня будут появляться признаки ослабевания, истощения или чуть большей, чем обычно, усталости.

Я содрогнулась, представив иголку, через которую в мои вены будут вливать кровь. Но когда Карлайл предложил в качестве альтернативы ее, кровь, пить, я тут же согласилась делать переливания. Пить кровь я не смогла бы ни при каких обстоятельствах, ведь один ее запах вызывал тошноту.

Когда все было обговорено, и метод «проб и ошибок» неохотно был принят в качестве способа ведения беременности, мне хотелось лишь отправиться домой и отдохнуть, но Эдвард предложил покататься. Вдвоем. Невозможно было игнорировать его проникновенный взгляд, когда он в ожидании открыл мне дверь автомобиля, зная, что отказать ему я ни за что бы не смогла.
Эдвард выглядел напряженным, однако в его энергичности можно было заметить и приятное волнение… Автомобиль скользнул вглубь заснеженных, темнеющих улиц Джуно, а я перебрала в уме все возможные причины и мотивы этой поездки.

В сгущающихся сумерках мы подъехали к площадке с видом на океан. Я даже не успела отстегнуть ремень безопасности, как он оказался возле моей двери и помог выйти из машины. В комфортной тишине, не спеша мы подошли к краю утеса, и у меня вырвался вздох при виде прекрасного заката над морем. Расслабившись, я прижалась спиной к его груди и смотрела на закат. Губами он коснулся моих волос. Сильные, холодные руки, в объятиях которых было так спокойно, обвились вокруг моего тела… Эдвард скользнул ладонями под мою рубашку, приложив их к животу и нежно поглаживая кожу. Райские ощущения.

Солнце практически закатилось за горизонт, когда он нарушил тишину и заговорил, вкладывая в слова всю проникновенность чувств.

– Моя Белла, – медленно произнес он и мягко примкнул губами к моей щеке. – Любимая, ты даже не представляешь, как я обожаю тебя. Не существует слов, которые могли бы описать мою любовь к тебе. Ты намного больше, чем я когда-либо позволял себе мечтать… Но ты сделала дар своей любви еще ценнее, подарив нам семью… То, что я в течение почти ста лет считал невозможным.

Убрав одну руку с моего живота, он шагнул в сторону, чтобы я видела его лицо, однако прикрыл глаза, устыдившись следующих своих слов.

– Я предал тебя. Я не верил в то, что достоин иметь семью, и совершил ошибки, которые нельзя простить. Ренесми должна была быть здесь, с нами, сейчас и весь остаток вечности…

Я больше не могла это слышать. Слезы полились непрерывным потоком, и я прервала Эдварда, приложив палец к его губам.

– Любимая, у меня кое-что есть для тебя. Это всего лишь символ… Просто еще один знак вечной памяти о ней.

Говоря, он достал из кармана маленькую коробочку, покрытую черным бархатом, и аккуратно положил на мою ладонь.

– Я хотел, чтобы у тебя была вещь, напоминающая о ней, до которой можно было дотронуться… Такая же, как у меня.

Он потянулся к воротнику и вызволил из-под рубашки тонкую цепочку, продетую через золотое кольцо, инкрустированное крошечным сапфиром в форме слезы. Затем Эдвард открыл коробочку в моей руке и поднес к цепочке. Внутри было такое же кольцо.

– Я ношу это в память о Ренесми, Белла. Смотри, внутри выгравировано ее имя. Я захотел подарить тебе такое же. Если ты согласна, что это поможет справляться. Не хочу делать тебе еще больнее, любимая, но я знаю, что она всегда с тобой, в твоем сердце. Я подумал, что так мы могли бы делить память о ней.

Не говоря ни слова, я смотрела на кольца. Глубокая забота, скрывающаяся за таким простым действием, снова открыла мое сердце. В этот момент я поняла то, о чем раньше не подозревала. Как бы мне ни было больно потерять дочь, моя боль не может сравниться с терзающей агонией, которая вечно будет мучить Эдварда, чье сознание полностью осознает свою вину в ее смерти.

Внезапно я почувствовала себя невероятной эгоисткой… Я не только не хотела понимать, что ему тоже больно, но и сделала его боль сильнее, отвернувшись от него и оттолкнув от себя… Его горе и чувство вины становились больше лишь от понимания, как больно он сделал мне. Я не заслуживала такого невероятного и самоотверженного, как он.

Смотря в расплавленное золото его глаз, я улыбнулась сквозь слезы и потянулась за кольцом. Оно было тонким, изысканным и точно подходило по размеру к левому мизинцу, на который Эдвард легко надел его. Но затем, вместо того, чтобы отпустить мою руку, он достал из кармана еще одну коробочку… Приведя меня в недоумение, он грациозно опустился на одно колено, улыбаясь своей непревзойденной улыбкой с приподнятым уголком губ, которую я так любила. Я не знала, плакать мне или смеяться. Из коробочки он извлек затейливое, старинное золотое кольцо, покрытое несколькими бриллиантами. Оно было ошеломляюще красивым.

– Белла, – его голос опустился практически до шепота и сбивался от переполняющих эмоций. – Ты выйдешь за меня замуж, снова?

Не найдя слов, я просто кивнула, и Эдвард надел мне кольцо на палец, где оно заняло свое место рядом с колечком Ренесми. Два кольца очень гармонично смотрелись бок о бок. Бросившись в его объятия, я вложила в поцелуй всю страсть, любовь и прощение, которые лились водопадом прямо из сердца. Словно шлюзы открылись. И я не только была не в силах остановить этот поток. Я и не хотела останавливать его.

– Прости меня, Эдвард. – Обливаясь слезами, я осыпала поцелуями его лицо, делая паузы между словами. – Я была слишком эгоистична. Я слишком жестоко наказала тебя за невообразимо сложное решение. – Крепко прижимаясь к нему всем телом, я целовала его веки и скулы.
Надежно поддерживаемая его руками, я с любовью погрузила пальцы в его волосы. – Я не хочу, чтобы ты мучился чувством вины, Эдвард. Теперь я понимаю, что ты не виноват. И ты больше не должен делать это для меня. Я прощаю тебя.

Он чуть отстранился, чтобы видеть мои глаза. Грустно нахмурившись, замотал головой.

– Белла… ты не можешь.

Улыбнувшись, я шепнула простой ответ, прежде чем завладеть его губами.

– Я уже сделала это.
_______________________

«Ошибаться свойственно людям, а прощать – богам»
Александр Поуп