Став единым целым с любимым, все равно во многом сомневаешься. А особенно - любит ли он тебя и будет ли с тобой до конца, даже если вдруг случится ужасная болезнь или найдется кто-нибудь краше тебя. Мне повезло: в Пите я не сомневалась ни минуты. Пройдя сквозь множество преград и боли, мы все же остались вместе.

Любить... Раньше для меня это было просто слово. Сейчас, когда я знаю, каково это - любить до конца и на всю жизнь, я понимаю, что без этого не выживу. Не знаю, что бы я делала без его рук, слов, губ. Даже одного взгляда светлых глаз хватало, чтобы пасмурный день становился солнечным.

Любить. Это так странно: любить того, кого раньше считала предателем, кого когда-то предала сама. Но мы простили друг друга и знаем, что даже спустя столько лет наша любовь не только не угасла, но и становится все больше и больше. В нем я нашла так много всего. Он стал мне и братом, и мужем, и другом. Когда Прим не стало, он не был навязчивым, но поддерживал меня. Когда мама перестала смотреть мне в глаза, то он был единственным, кто не осудил ее, а понял, как и я. Хемитч когда-то сказал, что если бы не было Пита, то я бы не выжила. Я это знаю.

Пит это отрицает. Глупый, он так и не смог понять той странной связи между мной и Гейлом когда-то. Но все это в прошлом. Друг, когда-то близкий, пошел вслед за властью, отдалившись от меня насовсем. Он стал слишком другой после тринадцатого. Мы перестали друг друга понимать.

Он терпеливо ждал, когда все грозовые тучи войны, преследовавшие меня, отступят. Помогал пережить ночи, в которых я видела Руту и Прим, зовущих на помощь. Он долго не решался вновь сказать, что любит меня. Боялся, что я прогоню, боялся, что вновь услышав эти слова, я сбегу из двенадцатого куда-нибудь, лишь бы не вспоминать игры. Он не поверил ушам, когда я первая сказала о любви. Нет, быть может со стороны это выглядело не казалось так, но мне казалось, будто я навязываюсь. Он тогда уезжал в Капитолий, чтобы дать какое-то очередное интервью телевидению и пройти проверку, на которую его вызывали раз в полгода. И, стоя на перроне, я просто сказала ему, чтобы он вернулся ко мне, потому что я люблю его. Ошарашенный, он смотрел на меня не говоря ни слова, а потом я убежала. Глупо, трусливо убежала, ведь мои надежды не оправдались, я не услышала его ответного признания. И он не уехал. Разыскал меня в лесу, чтобы никогда больше не разлучаться.

Улыбнувшись в очередной раз своим мыслям, я поднялась наверх. Из детской доносились голоса мужа и двух наших малышей. Они снова играли в Сойку-пересмешницу, а Пит снова изображал Сноу.

56-е Голодные Игры

Четыре часа пополуночи. Солнце уже поднималось над ареной 56-х Голодных Игр. Редкие деревья отбрасывали короткие тени, стрекот цикад наполнял уши и заставлял думать о доме. О хлебе. О том, чего лишил ее Капитолий.

Желтые колосья кололи щеки и забирались под куртку, высокие стебли не скрывали от глаз только чистое голубое небо и зеленые листочки многовекового дуба. Трибут дистрикта 11 нехотя открыла глаза. И чуть не вскрикнула, увидев прямо перед собой полевую мышку, такую маленькую, но все равно пугающую. Даже для взрослой девушки, всю жизнь проведшей в полях, среди яблок, риса и пшеницы, эта маленькая зверушка была вестницей смерти. Как любое живое существо, как любое движение здесь, на арене.

Движение рядом заставило ее встрепенуться. Но уже не от страха: рядом был единственный человек, которому она не разучилась доверять за последние несколько дней. Рядом был Колин. И лишь одно не изменилось: в нем был весь ее мир дома, в нем остался ее мир здесь. И только Колин не позволял реальности превратиться в настоящий кошмар.

- Почти как дома, - прошептал парень и придвинулся чуть ближе к Виолетте.

- И это «почти» размером с целую жизнь, - ответила она и прилегла на жесткие пшеничные стебли, казавшиеся сейчас самой мягкой периной. Прикрыла глаза, на которые тут же упала светлая челка.

- Как твоя нога?

- Нормально. А если поцелуешь – через час уже смогу бегать, - отозвалась девушка. Солнышко, тепло проникли в ее голос.

- Только если просишь.

Ласки на этом поле казались более чем неуместными. Смерть ступала по пятам за каждым из оставшихся четырнадцати участников. Но какими красивыми и пробивающими на слезу – для жителей Капитолия, которые не раз еще прильнут к экрану, чтобы понаблюдать за этой сценой, такой волнующей сердца и бесконечно спокойной для Виолетты и Колина.

- Как думаешь, есть ли у нас шанс? – сорвалось с губ девушки через некоторое время. Нежные поцелуи уже не могли ее полностью успокоить, не могли забрать весь страх теплые объятия теплых рук под теплым солнцем. Таким теплым, что куртки пришлось скинуть, таким теплым, что капельки пота проступали на лбу. Таким жарким, что реальность зыбилась от пара, поднимавшегося с иссохшей земли.

- В живых останется только один. Удача тут ни к чему. – Колин не имел привычки строить воздушные замки и обманывать себя. Обманывать Виолетту – тем более.

- А как же выход? Который должен быть всегда, - подняла глаза она и встретилась взглядом с Колином. Неужели им обоим сейчас суждено было заплакать? Нет, не так.

- Ты хочешь, чтобы был выход? – Колин неожиданно встрепенулся. Нет, слезы не были пролиты. В его голубых глазах зажглась искорка, вселившая в тот миг надежду в сердце Виолетты. Надежду, от которой никогда не сможет отказаться любящая душа. Она кивнула.

Такое теплое солнце играло бликами на пшеничного цвета волосах Колина. Такое теплое солнце не смогло проникнуть в его душу, но застелило пеленой глаза.

- Смотри, - он извлек нож из кармана черного рюкзака, - только так. – И добавил, увидев испуг в глазах Виолетты: - только так мы сможем остаться верны себе, верны друг другу.

Он хотел спросить, боится ли она. И он боялась. Виолетта протянула руку к ножу, провела пальцами по холодному поблескивающему лезвию и сжала пальцы на рукояти.

- Только так, - едва слышно отозвалась девушка и прижалась к Колину теснее. Спрятала глаза от него, сжимая нож в руке. Он достал еще один.

- Мы не дадим им завладеть нами, да, Виолетта? – спросил он, целуя ее волосы. И приставил лезвие к груди. К сердцу. Девушка, ничего не говоря, кивнула и сжала рукоятку ножа крепче. Зажмурила глаза.

Под теплым-теплым солнцем продолжала плавиться реальность. Под теплым-теплым солнцем пролилась кровь трибутов 11-го дистрикта. Капитолий не раз еще приникал к экрану, чтобы насладиться этим моментом. Таким зрелищным и странным.

Прозвучал выстрел. Дважды.