Ϟ
Нет боли сильнее, чем та, что причиняют друг другу влюбленные.
© Сирил Конноли.

Lily

Когда мне было десять лет, родители купили мне красивую куклу.
Она стоила невероятное количество денег – и была чудесна, до головокружения прекрасна. Тонкая бледная кожа, слегка тронутая легким румянцем, выразительные голубые глаза, прелестные губы цвета спелой земляники, пышные ресницы и красивые густые золотистые волосы – она была так же реальна, как и я. Я представляла, что это моя младшая сестричка, с которой я могу поговорить обо всем, провести каждую секундочку.
Я назвала ее Еленой.
Каждый раз, когда я возвращалась с прогулки, она ждала меня в моей детской, изящно восседая в кукольном креслице, идеально прекрасная. Я садилась у нее в ногах и рассказывала о том, как падали осенние листья, как наша собака, Боб, согнала рыжего кота с дерева, как Петунья нашла блестящего жука в траве.
Елена слушала меня, широко раскрыв глаза и улыбаясь своей задумчивой улыбкой, будто делясь со мной каким-то секретом, тайной, которую могла доверить только мне.

У меня был довольно строгий отец, и мы с Петуньей часто боялись его, забивались в угол комнаты, и слушали, как он кричит на слуг, кричит на мать, кричит на деловых партнеров, кричит на домашних животных. Иногда я, крепко обняв Елену и прижавшись ухом к стене комнаты, слушала, как он кричит на Петунью.
Меня он любил. Называл сладкой конфеткой, куколкой, птичкой. Выражение его суровых глаз преображалось, когда он видел меня – он таял и крепко прижимал меня к себе, шептал, как любит свою драгоценную доченьку.
Однажды все изменилось.
У него был деловой ужин, и мы все долго готовились к этому. Петунья ходила с синяком на скуле и распахнутыми, полными страха, глазами и все время, как заученный урок, повторяла имена всех приглашенных, репетируя поклоны.
От меня ничего такого не требовалось – я была младшей дочуркой. Нужно было только присутствовать на ужине в красивеньком платьице и с пышными кудряшками.
Мама нарядила меня и поцеловала в макушку, сказала сидеть дома. Но у меня с Еленой были свои планы – сбегать в летний домик, посмотреть на бродячего котенка, которого я приютила. Котенка звали Миледи, его шерсть была такой густой и красивой, а глаза чрезвычайно умными.
Я провела в домике два часа до ужина, а потом решила вернуться, но в то время, как я играла с Миледи, полил сильный дождь. Я выскочила из домика, держа Елену за руку, поскользнулась на кипе мокрых листьев и съехала по земляному склону вниз.
Мне было очень больно. Я была мокрая, грязная, дорогое платье из магазина порвалось, покрылось темными пятнами. Я так и не выпустила Елену, и мы лежали, словно две сестрички, на земле, с влажными, покрытыми землей волосами.
Мама нашла меня и, заливаясь слезами, велела убежать в домик, сказала, что мы сообщим папе, что у меня заболела голова, и все будет хорошо. Она нежно подняла меня со склона и вытерла слезы с щек.
Но папа пришел за нами. Он рассвирепел, и до сих пор я помнила удары, которые он отвесил мне – три мощных удара, раз за разом, пока мама не повисла у него на руке.
И тогда он схватил Елену, крича на меня, крича, что я не заслуживаю такой красоты, и бросил ее со склона, и она покатилась, и ее крохотные ручки и ножки беспощадно переворачивались…
Он запер меня в домике на всю ночь. Утром мама выпустила меня, и я стрелой бросилась к Елене, а она лежала, засыпанная землей, в грязи, с порванной одеждой и смятыми волосами. Я подумала, что она умерла, моя маленькая подружка умерла, и тогда мое сердце словно разорвалось на несколько кусочков.
Так и не собралось вместе.

Когда я, абсолютно счастливая, улыбаясь, спускалась в Большой Зал, я заметила впереди лохматую макушку, до боли знакомую. Сердце было готово выскочить из ребер, и я подошла ближе, желая положить руку ему на плечо…
За ним я увидела грустное лицо Нарциссы, с сильно припухшими глазами, как будто она очень долго плакала.
Меня не волновало, почему плакала Нарцисса. Она могла сколько угодно стоять и разговаривать с ним, но он принадлежал мне. После Рождества он принадлежал только мне.
- Она сделала это. Как… она могла? Ее все поддерживают, абсолютно… кроме меня и Сириуса. Я ненавижу ее, - сдавленно произнесла она.
И на моих глазах, впервые в жизни, Нарцисса разрыдалась и спрятала лицо у него на груди.
- Это худшее Рождество в моей жизни.
- У меня оно тоже было не блеск, – ответил он печально, и я чувствовала себя букашкой, над которой висит тень от опускающегося ботинка. – Я провел его на вершине Башни, напился в хлам и потом меня всю ночь выворачивало. Дерьмо, да? – И затем он ее нежно поцеловал.
В губы.
Что определенно не было братским жестом.
Мне казалось, будто мое сердце снова выброшено на мокрую осеннюю землю.
...напился в хлам. Не блеск. Дерьмо.
Бедную маленькую букашку раздавили.
Я отшатнулась в сторону, закрыла лицо руками, и он даже не смотрел на меня. Он гладил по спине Нарциссу, пока я бежала по коридорам Хогвартса, дальше, дальше, дальше…
…на третий этаж, в туалет…
...там, в углу, лежал разбитый гребень…
…и я захлопнула дверь туалета, не желая заходить туда…
И теперь, лежа в кровати и рыдая, я понимала, что это худшее Рождество. Не спасала ни гора подарков у кровати, ни пачка писем, присланных от обитателей Хогвартса.
Мне никогда не было так плохо. Мне казалось, что мое сердце лопнуло.
Потому что все, что произошло вчера, произошло из-за того, что ты был пьян.
Потому что ты можешь думать, ты можешь знать, что ты навеки мой. Но тебя это не очень волнует.
Потому что ты - эгоист.
Потому что ты забыл все хорошее, что было вчера.
Потому что ты напился и вел себя по-другому.
Потому что это было ненастоящее.
Кто-то стучался в створку портрета, но мне было все равно. Мне было все равно, пока я не почувствовала особый ритм в стуке.
Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук.
Только одни человек мог стучать именно так.
Только ему я могла открыть в данный момент.
Эшли не поняла бы.
Мэри бы все сделала в амплуа Матери Терезы.
Я распахнула створку портрета и зарылась лицом в блейзер Северуса, и он робко погладил меня по плечу.
- Теперь понимаешь? – спросил он с болью.
- Да, – ответила я. – Понимаю.

Было невероятно уютно. Я лежала, свернувшись калачиком, крепко сжимая его руку. Как маленькая.
Он гладил меня по волосам и говорил.
Потом говорила я.
Обо всем. О теории магнетизма, будь она проклята, о своей глупой влюбленности, о его глубоко затаенных чувствах, которые сдавливаются под натиском эгоизма. О вчерашнем вечере. О разговорах. О его нежном «солнышко». О Елене. Об эфемерности. О том, как он снова растоптал мое сердце. О его разговоре с Нарциссой, не с кем-нибудь, а с Нарциссой. О поцелуе. О том, что я не хочу с ним разговаривать. Что он все забыл.
- Мне кажется, что он трус.
Я вопросительно посмотрела на него.
- Ну, он, вероятно, помнит о поцелуях в туалете? – спросил он, не дожидаясь ответа. – Ну и так какого хрена он не помнит о том, что вроде как ночью признался тебе в своей сопливой любви, прочитал стишок и целовал всю ночь? Да, насчет поцелуев, у тебя засос.
Моя рука машинально дернулась к шее, и я поняла, что он прав. Благо, сегодня волосы прикрыли его, пока я шла по коридорам.
- Он просто надрался. С чего бы ему бояться меня? – спросила я недовольно, наливая тыквенный сок в крохотный стаканчик.
- Ну, я тоже был в хреновом шоке, когда услышал, что ты влюблена в него и прочие романтические сопли. Если бы я был Поттером – не пошли мне, Боже, такой участи – я бы тоже не поверил. Но не струсил бы.
- Он просто надрался, - снова повторила я.
- Лили, ты удивительная женщина, и если бы ты сказал мне, что я тебе сильно нравлюсь, будь я хоть под каким кайфом, я бы этого не забыл, - произнес он с невероятной болью.
Я пожала плечами.
В моей жизни было столько любовной канители, что мне не хотелось еще и думать о том, что Северус тоже втрескался в меня.
- В тебя трудно не влюбиться, - произнес он в какой-то прострации, и я присела рядом с ним.
- Ну, так наш Олень всегда был исключением, верно?
Он внезапно засмеялся.
- Знаешь, я нашел способ ему отомстить. Давай сегодня мы будем целый день гулять и целоваться, он увидит и заревнует, а?
Я тоже засмеялась и ударила его подушкой.
- Прекрати. Ты невыносим.
- Серьезно? Ну, у меня есть, у кого учиться.
Продолжая смеяться, я рухнула на кровать.
- Спасибо тебе.
Он пожал плечами.
- Ну, это вроде как моя хренова профессия. Лили Эванс хреново? Вперед, Северус мачо-мэн!
Я слегка стукнула его.
- Сколько я должна вам, сэр?
- Благородные люди вроде как не берут деньги.
Я покачала головой.
- Дурачок. Ты не видел Эшли?
- Вот только мы начинаем смеяться и налаживать отношения, как эта женщина вспоминает либо оленей, либо куриц.
- Ты о ком это сейчас?
- О своей матушке. Нет, я не видел мадемуазель Джонс со вчерашнего вечера, когда мосье Блэк увел ее в свои покои с самыми грязными намерениями.
Я улыбнулась.
- А Мэри?
Тут его голос потеплел. Мэри невозможно было ненавидеть.
- Мадемуазель Макдональд слишком целомудренна, чтобы уходить со школьных танцев в обнимку со своим ухажером, фемида ля комедия.
- Откуда ты набрался этих словечек?
- Я живу в слизеринской гостиной, и мадемуазель Блэк щеголяет своим французским двадцать пять часов в сутки.
Я вздрогнула.
- Скажи... а что случилось у Нарциссы?
Он посуровел.
- Ее сестричка Беллатриса объявилась в открытую как Пожирательница. Вчера она покинула Хогвартс вместе с Родольфусом Лестрейнджем.
Волна липкого страха накатила меня.
Я редко видела Беллатрису – гордую девушку с пятого курса, с короной черных блестящих волос. Она была невероятна красива, ну она вроде всегда была... тихоней.
- И что? – спросила я робко.
- Родные одобряют ее поступок. Песик и Барби – нет.
- Моя лучшая подруга встречается с Сириусом, поэтому прекрати называть его так.
- Хорошо. Блэк и Барби – нет.
Я вздохнула.
- Ты же никогда не станешь одним из них?
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
- Естественно, нет. Я еще не свихнулся. И не планирую.
Я обняла его.
- Хорошо. Я не хочу тебя терять, мачо-мэн.
- И я тебя, Ветерок.

В конце концов, я разобрала подарки и спустилась вниз, уже на ужин. За сегодняшний день многие разъехались по домам, и я быстро оглядела стол с оставшимися учениками.
Эшли махнула мне рукой – около нее в кои-то веки не было Сириуса. Мэри вела светскую беседу с Люпиным, посматривая на меня и улыбаясь. Питер запихивал в себя уже сотую сосиску. Какое счастье, Билл бросал на меня печальные взгляды. Курт и Кортни Кокс с факультета Билла - Пуффендуя тихо переговаривались между собой.
Не густо.
А затем сердце ушло в пятки.
Джеймс сидел, обнимая Нарциссу и что-то нашептывая ей. С другой стороны на скамье развалился Сириус, сжимая ладошку кузины в своей.
Я села рядом с Эшли, несмотря на вялые протесты Северуса.
- Привет.
- Привет, - ответила она сочувственным тоном.
И откуда она все знает?
Ответом был виноватый взгляд Северуса, брошенный на Мэри, и ее ответный взгляд, брошенный на Эшли.
Ясно. Сплетница-Севви, блин.
Я потянулась к горе обжаренных свиных отбивных, понимая, что умираю с голоду, как вдруг столкнулась с чьей-то рукой.
Медленно я подняла взгляд.
- Они клевые, особенно если обвалять их в апельсиновом соусе.
Пит Коллинз с седьмого.
Очаровательный когтевранец, довольно скромный. За все семь лет, согласно моим сведениям, у него не было ни одной подружки.
Я улыбнулась.
- Или в соевом. Тоже неплохо.
Он посмотрел на меня лукаво, и его ольховые глаза блеснули.
- Я присяду к вам?
- Валяй, - лениво ответил Сев за меня, и я ткнула его локтем. Не дал мне возможность поддержать разговор, применяя тактику старшего брата! – Кстати, здорово, Коллинз.
- Привет. – Затем Пит заметил Эшли. – Ох, здравствуй, Эшли.
Эшли с ним общалась, но откуда Сев знал его? Он не пересекался с когтевранцами…
…хотя в определенный период времени мы не общались с Севом.
Тот поймал мой вопросительный взгляд и усмехнулся.
- Мы с Коллинзом одинаково любим бродить по этажам.
Пит улыбнулся нам и наложил себе салата.
Плюшевый мишка.
- Ну и почему вы остались тут, в Хогвартсе? – спросил он весело.
- Не больно-то хотелось ехать домой к Тобиасу, - буркнул Сев.
Он ненавидел свой дом, своего отчима, и, несмотря на глубочайшую любовь к матери, оставаться там он не мог. Я понимала это – его жизнь превращалась в ад, пока он проводил время с ними.
Коллинз понимающе кивнул.
- Ну, я помню.
Помнит?
Какого хрена он «помнит»?
Он что, был рубашечкой Сева, в которую можно было поплакать?
- Ну а вы, дамы? – теперь Пит обращался к нам.
- Ну, по мне, в Хогвартсе веселее, - ответила я, пожимая плечами.
- Да, точно, - вставил Пит.
Чья бы корова мычала. Он одиночка.
- Я осталась тут ради своих чокнутых подруг, которые остались тут ради своих парней, и я тоже вроде как осталась ради своего парня, но он вроде как будет занят со своей младшей сестрой, - выпалила Эшли.
Пит, похоже, не уловил смысла.
- Ага. – Он посмотрел на меня. - Так ты осталась все-таки ради своего парня?
Я покраснела и ожесточенно начала мять пюре вилкой.
- Нет. У меня нет парня.
Эшли фыркнула.
- Конечно, у нее нет парня.
Если честно, даже я не поняла, сарказм ли это или нет.
Было уютно сидеть и ужинать вместе с ними. Пит без конца шутил, и я беспрестанно улыбалась, понимая, что он довольно мил. Пусть и туповат в некоторых моментах. Он рассказывал нам о своем детстве, смешных случаях, друзьях, и мне это нравилось. Он был простым и открытым; несмотря на тормознутость – начитанным, и с ним было интересно говорить.
Все было хорошо, пока Поттер не оставил Нарциссу и не подсел к нам.
- Здравствуй, Коллинз, - сказал он, пожимая руку Питу с таким видом, будто они были лучшими друзьями с детства.
- Здорово, Поттер, - ухмыльнулся Пит, поддерживая рукопожатие. – А мы тут едим.
- Спасибо, что сказал. Я как-то сразу не понял.
Пит засмеялся.
- Обращайся.
- Без проблем.
Сев упорно делал вид, что никого рядом нет. Ту же тактику так же упорно применяла и я.
Эшли скрестила руки на груди. Миротворец.
- Привет, Эванс, - чуть насмешливо сказал Поттер. – Нормально вчера Бал закончила?
Мне хватило десяти секунд, чтобы понять, к кому он обращается, и волна ярости накрыла меня.
- Лучше, чем начала, - прошипела я.
- Прости, что оставил тебя вчера, - сказал он притворно галантно. – Я был не в форме, после того, как сходил в туалет.
Кипя от ярости, я решила изменить стратегию.
Стратегия была предельно проста.
Поттер? Какой Поттер?
Я посмотрела на Сева. Сев посмотрел на меня.
- Будешь печеные яблочки? – спросил он с глупым выражением лица, словно принимая пас.
- Да, давай.
Поттер лишь усмехнулся.
- Как Рождество, Эванс?
Я сделала вид, что не слышу.
- Эванс, я обращаюсь к тебе, - пропел он и, перегнувшись через стол, щелкнул перед моим лицом пальцами.
Я продолжала упорно его игнорировать.
Пит, похоже, чувствовал себя неуютно.
- Эм... Лили... как тебе первый день Рождества? – неуверенно перефразировал вопрос он, и меня почему-то затопила волна гнева.
На Поттера. На то, что все, что было вчера, было жалкой неправдой.
Стало быть, ты даже не помнишь, что мы милые друзья?
Хорошо.
- Замечательно, - буквально прошипела я, а затем лучезарно улыбнулась Питу. – Замечательно! Лучше Рождества у меня не было! Серьезно! А тебе как?
Он вздрогнул от перепада моего настроения.
- Ну, нормально.
- Хорошо, - почти пропела я, снова улыбаясь ему, и переложила французскую косу на правое плечо. – Что планируешь на каникулах?
- Не знаю, – неуверенно улыбаясь, сказал он. – Наверное, буду сидеть в Хогвартсе.
И это человек, считающий, что в Хогвартсе веселее.
Какой он... не такой.
- Может, сходим в Хогсмид?
Какого гиппогрифа я порю эту чушь?!
Эшли рядом со мной начала кашлять, потому что тыквенный сок пошел ей не в то горло. Сев, проявляя чудеса добродетели, слегка ударил ее по спине.
Реакции Поттера я не видела – все потому, что не смотрела на него.
Я смотрела на Пита.
Он медленно прожевал кусок курицы и сглотнул.
И медленно улыбнулся.
- Ну, давай. Это будет забавно.
Я снова улыбнулась своей коронной улыбкой, понимая, что все это нечестно по отношению к Питу... Зато мне так хотелось задеть Поттера!
Впрочем, вряд ли это задело его. Только удивило, быть может.
Но это было неважно.
- Замечательно. Так, значит, выберемся? Скажем, завтра?
Он кивнул.
- Да, завтра. К тому же, завтра туда приедет много людей. Рождественская ярмарка.
Точно.
Ярмарка, проводится раз в год, и на нее съезжаются все, кому не лень.
- Да. Будет круто.
Эшли поднялась из-за стола и слабо сказала:
- Ну, я пойду, утешу своего парня. Он немного расстроен, как бы. Но это ничего. Сейчас я его поцелую, мы займемся сексом, и все будет хорошо.
Знаете ли, это трудно – вогнать Сева в ступор.
Но у Эшли получилось.
- Ну, удачи, - в конце концов, сказала я, чтобы разрядить молчание. – Да, пока, Эшли.
Пит с ошарашенным лицом помахал ей рукой.
- Она всегда такая странная? – спросил он шепотом.
- Да, - ответил Сев.
- Нет, - ответила я.
- Иногда, - заключил Поттер.
Я встала из-за стола, чувствуя себя глупо. Мне не хотелось сидеть вместе с тремя парнями. В одного я была влюблена, второго я использовала, третий был моим лучшим другом, и он тоже был в меня влюблен.
Просто любовный роман какой-то.
- Сев, я пойду, пожалуй.
- А, да. Мы еще поговорим тут с Питом.
- Пока, - сказал вышеупомянутый робко. – Так значит, завтра?
- Да, завтра. Во сколько?
- Может быть, в десять?
- Да, - сказала я, чувствуя, что мне трудно дышать. – В десять. Это ведь же рано. Уверена, ты не любишь поспать.
Когда я выходила из Большого Зала, я наслаждалась гневным взглядом Поттера.
Я не знала, чего хотела.
Или знала?

Еще на первом курсе Эшли предложила мне сбежать после отбоя, и я с трудом согласилась. Тихо смеясь, мы миновали коридоры – старосты были особенно расслаблены в канун Рождества. На улице шел тонкий снег, и ворота были незапертые. Мы шли по снегу, даже не заботясь о том, чтобы убрать следы, и мы точно знали, к чему шли.
К озеру, покрытому тонкой пленкой льда.
Там, над озером, возвышался огромный дуб. Он напомнил мне о доме – у нас тоже росли такие дубы, крепкие и сильные. В его крупных вьющихся корнях была небольшая пещерка – если спрятаться в ней, тебя можно было увидеть, только подойдя вплотную.
Мы сидели в этой пещерке, глотали ледяной тыквенный сок и смеялись.
Пока не увидели на другом конце озера, у кромки Запретного леса, четырех мальчишек. Они хохотали, дурачились, валяли друг друга в снегу.
Эшли тогда сказала, что у Сириуса Блэка смешная меховая шапка. Что он в ней похож на плюшевую игрушку.
Я тогда заметила, как красив искренний смех Поттера.
Тот случай запомнился мне.
Я любила это место.


Моим единственным желанием было укрыться там, забыть о чертовом Потерре. Но, черт побери, трудно забыть о человеке, когда он тащится рядом с тобой и говорит что-то.
- Ты со мной не разговариваешь? – спросил он саркастически.
Я пошла быстрее, и он тоже ускорил шаг.
- По-видимому, нет. Но, во имя всех святых, объясни мне, почему.
Ты же атеист, Поттер, - ответила я мысленно.
- Эванс, шутка – это когда смешно.
Я продолжала идти, вздернув подбородок.
- Прекрасно, - сказал он гневно. – Прекрасно.
И ушел.
Скатертью дорожка, думала я, вытирая неизвестно откуда взявшиеся слезы.
Признак своей слабости.
Я быстро зашла в комнату, схватила меховую мантию и небольшой рюкзачок.
Наложив на него заклятие растяжимости, я кинула туда шоколад – верное лекарство, бутылочку сливочного пива – хватит с меня огневиски, еще одну мантию, несколько французских булочек, присланных мамой в качестве дополнения к подарку, еще парочку домашних пирожков.
Надела шапку и бросилась вниз.
Слезы примерзали к щекам на ледяном воздухе, пока я бежала к высокому дубу, к пещерке, спрятанной в его корнях, в которой даже не было снега.
Быстро, судорожно я бросила туда теплую мантию, зажгла огонь и села, обхватив руками колени.
Чувствуя себя глупо.
Не сказать, что мне становилось в несколько раз лучше, пока я отламывала шоколад и делала медленные глотки сливочного пива, но это все… приносило облегчение.
Я думала. Думала, почему так. Почему все произошло именно так, как это произошло.
Почему я не дала ему тогда, в туалете. Наверное, все было бы проще.
Почему меня понесло на чертову башню.
Почему я осталась на этой чертовой башне.
Почему говорила с ним, с пьяным парнем, который нес полную чушь, потому что им владел ром.
Почему дала ему произнести те слова.
Почему целовала его на морозном воздухе, на вершине Башни.
Почему верила, что все будет лучше.
Проще.
Почему?
Почему мое сердце разрывалось на части, когда я поняла, что все было ложью.
Почему я не могу смириться с этим.
Почему я влюбилась в него.
Не полюбила, нет. Влюбилась.
Почему не могла влюбиться в Пита.
Да, он немного тормознутый увалень, но он забавный и даже милый.
Почему пригласила этого ленивца в Хогсмид.
Почему не могу перестать думать о шоколадных глазах.
Почему не могу забыть вкус его кожи.
Вкус поцелуев.
Его тепло.
Ну, хватит, думала я, яростно вытирая слезы. Хватит плакать.

« - О господи, Лили! О Боже! У тебя волдыри, о господи, я сейчас с ума сойду! ПРОФЕССОР СТЕБЛЬ!

- Милая, что случилось?

- У Лили… у Лили… о боже, на нее пролился гной из вашего пакетика… о боже… гной бубуртендтрика.

- Бубонтюбера, Эшли.

- Мисс Джонс, успокойтесь. Мисс Эванс, пойдемте со мной. Пойдемте. Ничего страшного, мадам Помфри вас залатает. Можно поплакать, ничего страшного…

- Лили Эванс не плачет, профессор.

- Ну, хватит молоть чепуху, Поттер!

- Но она никогда не плачет. Никто за четыре года не видел, чтобы она плакала.

- Действительно.

- Блэк, Поттер, заткнитесь! Лили, пойдем, солнышко…

- Утютю, Джонс».

«Лили Эванс никогда не плачет»…
Это было начало пятого курса. Наверное, после этого я поняла, что он всегда замечал меня. И никто не видел, как я плакала, только Миртл.
После этого он начал флиртовать со мной.
Я доела шоколадку и уставилась на блестящую гладь озера, как вдруг…
Я была готова поспорить, будто что-то хрустнуло рядом со мной. Я почти подскочила и посмотрела направо.
Никого и ничего. А я так близко к Запретному Лесу…
- Люмос, - тихо сказала я. Огонь, зажжённый мною ранее, давал немного света – больше тепла. – Кто здесь?
Молчание.
А потом снова хрустнула ветка.
- Кто здесь? – повторила я. Сердце тяжело стучало.
И тут я увидела черный высокий силуэт... на корне дерева. Он выглядел очень пугающе, и мне по-настоящему стало страшно.
- Кто здесь?! – почти закричала я, и вдруг…
С корня что-то спрыгнуло.
Это был олень.
Я облегченно выдохнула.
- Ты напугал меня, малыш.
Олени в Хогвартсе были редкостью – они боялись Запретного Леса, боялись магии, витавшей над замком. Но некоторых мы видели – чаще всего в Хогсмиде. Один раз я заметила одного, стоящего около Визжащей Хижины.
- Будешь булочку? – спросила я у оленя.
Он был очень красивый. Густая шерсть светло-коричневого цвета, умные глаза цвета шоколада...
Они были очень похожи на шоколадные глаза другого человека.
- Французская, - пояснила я, будто он меня понимал.
Он подошел вплотную ко мне и опустился… можно сказать, что на колени. А затем лег.
Я засмеялась и протянула кусок булочки.
У папы были лошади, и часто я угощала их яблоком. Они точно так же забирали пищу с руки – касаясь влажными губами ладони.
Огромные ветвистые рога были так близко ко мне, и я робко их коснулась. Затем погладила его по лбу.
- Красивый, - сказала я ему, и он прикрыл свои глаза.
- Что ты тут делаешь, дорогой? В Запретном Лесу много существ, которым может нравится оленина.
Олень – как мне показалось, презрительно – фыркнул.
- Ты такой же самоуверенный, как один мой знакомый, - задумчиво сказала я, протягивая еще один кусочек булочки.
Олень снова фыркнул, а я засмеялась.
- Что ты хочешь мне сказать этим? Что я веду себя странно, разговаривая с тобой? Но, понимаешь ли, дневника я не веду, Эшли слишком занята с Сириусом. А Сев все время понимает все не так.
Олень склонил голову.
- У меня много проблем, знаешь ли. Куда больше, чем у тебя. – Я протянула ему еще кусочек булочки, и легонько погладила по шее.
Я часто гладила Боба, и он начинал заваливаться набок, виляя хвостом и высовывая язык.
Но что бы так делал олень?
Я определенно схожу с ума.
Я снова засмеялась, продолжая его почесывать.
- Ты довольно мил. У тебя есть самочка?
Он посмотрел на меня грустно.
- Не можешь найти любовь всей своей жизни?
Олень фыркнул.
- Боже, как будто ты меня понимаешь. Ты олень. Такой же, как один мой знакомый с глазами, как у тебя. Хотя нет, ты умней.
Он снова фыркнул.
- Ты понимаешь меня? Если да, то... фыркни три раза, не знаю, - сказала я, чувствуя себя глупо.
К моему огромному удивлению, я услышала...
Тройное фырканье.
Это уже интересно.
- Я точно схожу с ума, - доверительно сказала я, потрепав его по холке. – Такое бывает только в сказках.
Олень фыркнул.
- Ты умеешь... ну, ржать, я не знаю? – спросила я, улыбаясь, и он с укоризной взглянул на меня.
Клянусь, это был волшебный олень. Выражение его глаз было довольно легко угадать. И он понимал меня.
- Ты классный, - сказала я, понимая, что точно схожу с ума. – Любишь шоколад?
Олень фыркнул.
- Давай условимся. Один фырк – «да», два фырка – «нет», - засмеялась я.
Олень фыркнул.
- Я сумасшедшая? Схожу с ума?
Олень фыркнул.
И еще раз.
- Класс, ты понимаешь меня! – воскликнула я восторженно.
Господи, вот что бы вы думали, разговаривая с оленем и понимая, что он осознает все, что вы ему говорите?
Мне хотелось смеяться.
- Так что там насчет шоколада?
«Да».
- Точно будешь? Я тебя не отравлю?
«Нет».
- Ты поразительный, - сказала я, рассуждая вслух. – Как такое может быть? Ты типа заколдован?
«Да».
- Классно. Ты вроде принц? Или кто?
Молчание.
- Ох, извини. – Я уже не могла сдерживать смех. – Ты заколдованный принц?
«Нет».
- Было бы круто.
«Нет».
Я погладила его.
- Знаешь, если бы с людьми все было так просто. Если бы все люди были такими же классными, как ты.
Он игриво дернул хвостиком.
- Знаешь, как со мной все трудно?
«Да».
Я засмеялась.
- Серьезно? Это так видно с первого взгляда?
«Да».
- Скорее, все трудно с тем человеком, с шоколадными глазами.
Я точно сумасшедшая, но олень выглядел довольно милым. Понимающим. Он был… как игрушка. Нет, неправильное слово. Я не могла объяснить. Скорее… ну… он мог стать для меня тем же, чем была Елена для меня. Тогда.
- Я влюблена в него, – сказала я просто. - И, наверное, всегда была влюблена.
Я уносилась в те далекие времена. В тот момент, когда я увидела его впервые. Потом увидела его на распределении, когда Шляпа мгновенно вскрикнула «Гриффиндор».
А потом…

- О нет… - Тогда моя сумка порвалась, и книги, пергамент, перья – все попрыгало по ступенькам.

- Вот же неловкое отродье. – Красивая девочка с белокурой копной волос царственно, чуть сморщив носик, миновала меня.

- Заткнись, Нарцисса. – Черноволосый мальчик с неодобрением уставился на сестру. – Ты дура.

- Правильно, уйми свою мегеру. – Тогда Джеймс Поттер улыбнулся мне впервые и протянул руку. – Привет. Ты Лили Пэванс, верно?

- Эванс. – Я до сих пор помню свою реакцию. Сердце неловко ушло в пятки, но я изобразила гордость, которая вполне могла посоревноваться с гордостью Нарциссы. – Я сама встану, спасибо. И соберу все тоже сама.

Наверное, он тоже запомнил меня после этого.

- Эй, Эванс, помоги мне с домашкой по трансфигурации.

Я посмотрела на него царственно, с гордыней, которую никогда не могла унять.

- А волшебное слово?

- Империо, - ответил за него Сириус, ухмыляясь, уводя друга. – Спасибо, Эванс, ты очень нам помогла!

Потом мои часы в библиотеке, после оскорбительных слов Нарциссы, когда она меня унизила перед всеми.

- Эванс, ну хватит тут сидеть. Ты как древесная крыса. Пошли, посмотришь на тренировку, например.

- Мне не нужно твое сочувствие.

И потом все изменилось.

«Добро пожаловать на вечеринку, здравствуй, Лили… Нарцисса, спасибо за приглашение…»
Нарцисса целуется с Поттером... целуется с Поттером…
«Привет, Люциус...
Привет, Лили. Как тебе вечеринка...
Идеально. У тебя красивый галстук, кстати...
Спасибо…»
«Ненавижу тебя. Знай, я объявила тебе войну, грязнокровка!»
«Там, на вечеринке у Нарциссы… это был… смелый поступок. Ты повела себя… нагло. Знаешь, она вроде как твоего имени слышать не может.
А я никогда трусливо не поступаю.»
«Лили Эванс никогда не плачет…»
«Ты невероятно притягательная…
Отвали…»
«Почему ты отшиваешь его? Ты его обижаешь, и, он в тебя…
Ты не понимаешь, Ремус. Я ненавижу его.
… наверное.»
«Господи, да я лучше пойду на свидание с Гигантским Кальмаром.
Вот как, Эванс?»
«ИЗВИНИСЬ ПЕРЕД ЭВАНС!
Посмотри на него. Он выглядит…ну… вроде как самоотверженно и…
Замолчи, Эшли. Ненавижу его…
… или думаю, что ненавижу.»

В реальность меня вернуло нетерпеливое тройное фырканье оленя.
- Извини. Я всегда была в него влюблена. – Я снова чувствовала влагу около глаз. – А он… мне вчера казалось, что он тоже влюблен в меня. А потом все изменилось. Мне просто казалось. Знаешь, что говорит Сев? Что он трус. И я … охотно верю. А ты думаешь… а ты как думаешь? Он трус?
Олень смотрел на меня, склонив голову набок и прикрыв умные глаза.
- Ну и как ты думаешь? – спросила я, сглатывая.
«Да».
- Ну и я так думаю. – Я погладила его. – Ты живешь на территории Хогвартса или уйдешь?
Он посмотрел на меня с укоризной.
Никаких предложений с «или» во время беседы со странным оленем.
- Живешь тут? В Запретном Лесу?
«Да».
- А завтра ты тут будешь?
«Да».
- Хорошо. Ты клевый.
Он снова махнул хвостиком, и я обняла его.
- Поразительно. Я пошла, отдохнуть и встретила тебя. Мало того, ты понимаешь меня. Ты ведешь себя, как человек.
Животное – и как человек.
Я улыбалась, почесывая его за ушком, как вдруг эта мысль приобрела другое значение.
Анимаги.
Что, если этот олень – анимаг?
Сообразительность, достойная человека. Понимание. Даже эмоции. Весьма нехарактерно для животного, пусть и заколдованного.
Я попыталась вспомнить свежий лист новой книги в Хогвартсе – со списком зарегистрированных анимагов. В основном это были старики, или люди в зрелом возрасте. Что одному из них делать на территории Хогвартса?
Я облегченно засмеялась.
- Ты заколдован, - сказала я, вздохнув.
Он сонно посмотрел на меня.
- Я говорила, что ты милый? – спросила я ласково, проводя рукой по шерсти. – Ты очень милый.
Олень насторожился, приподняв голову и косясь в сторону дерева.
- Что? – спросила я, закусывая губу.
Он быстро встал, и моя рука упала.
- Там кто-то есть?
Он посмотрел на меня и фыркнул.
- Ну, спокойной ночи. Я еще буду здесь… наверное. И завтра приду. Ты придешь?
«Да».
- Что ж, хорошо, - улыбнулась я. – Жаль, что ты уходишь.
Стремительно он перепрыгнул через корень и исчез. Я вздохнула и начала собирать вещи. Только у меня появился друг, как он посчитал нужным уйти.
Олень - и друг. Я определенно схожу с ума.
- Привет, Эванс.
Я вздрогнула и выронила Шоколадную Лягушку.
Поттер, небрежно прислоняясь к стволу дерева, лениво улыбался.
Я чувствовала предательские слезы на глазах.
Почему я вела себя, как ничтожество? Почему? Почему не могла остановиться плакать?
Поспешно поднялась, опустив голову и не глядя на него, и быстро начала перелезать через корни. Мне нужно было в замок, я не хотела говорить с ним, не хотела видеть его.
Практически побежала – и натолкнулась на него.
Его руки крепко схватили меня за талию, и мне пришлось поднять взгляд.
Он нахмурился.
- Если бы ты умела убивать взглядом, я уже был бы мертв.
- Увы, - сказала я, вырываясь, но он только сильнее сжал руки.
- Что происходит?
Я замерла.
- Ты издеваешься?
- Я действительно не понимаю, - сказал он вполне искренне. Его шоколадные глаза – теплые шоколадные глаза – смотрели с изумлением, но в них была частичка сомнения, что делало изумление несколько притворным.
Мне этого хватило.
- Меня от тебя тошнит, - выпалила я, вновь начиная вырываться. – Меня тошнит от тебя, Поттер.
Его руки двинулись вверх и чуть сжали мои плечи.
- Нам нужно поговорить.
Злость затопила меня. Да как он смеет?
- Давай поговорим! Только ты напейся сначала, чтобы ничего не запомнить – это выгодно. А знаешь, я так и поступлю! Я напьюсь, а потом все забуду, и мне будет все равно, и я пойду и буду целоваться с Питом, - я вырывалась, но его руки сжимались все сильнее и сильнее, а в глазах зажигалась злость. – Ведь это твой классный метод, да? Трус!
Он внезапно отпустил меня и сделал шаг назад.
- Ты права, - неожиданно безжизненно сказал он.
- Я знаю, что я права, – выпалила я. - И это, - я сильно ударила его по щеке, так, что голова дернулась в сторону, - и это за дело.
И мне… мне стало легче.
- А теперь скажи мне, - прошипела я, - как много ты помнишь?
Он не отвечал. Он не смотрел на меня.
- Наверное, только то, что Лили Эванс чуть не дала тебе в туалете, - с отвращением сказала я, отступая. – Меня тошнит от тебя. Ты отвратителен.
Он на секунду поднял взгляд.
- Меня самого от себя тошнит.
- Если ты мазохист, можешь не меняться. Но ко мне не подходи.
Я сморгнула слезу.
- Не подходи, ясно?
Он медленно кивнул.
- Я понял. Больше не буду мучить тебя… своим присутствием.
- Это самое большое, на что ты способен.
- Не самое.
- Вот тут ты не прав.
Я развернулась и не оборачиваясь побрела к замку.
Моя жизнь была слишком сложной. Такой сложной потому, что в ней был он.
Эгоист. Жалкий эгоист.
Трус.
И лжец.
Полный набор положительных качеств.

Самовлюбленный
Эгоистичный
Трусливый
Лгун
Импульсивный
Своевольный
Меркантильный
Беззаботный
Безответственный
Беспечный
Гневливый
Вспыльчивый
Грубый к чувствам других
Задиристый
Ненастоящий
Капризный
Ленивый
Любопытный
Мятежный
Навязчивый
Ироничный
Принципиальный
Спонтанный
Амбициозный
Безалаберный
Бессердечный
Двуличный
Бестактный
Бесцеремонный
Взрывной
Заносчивый
Задиристый
Изворотливый
Легкомысленный
Малодушный
Мелочный
Наглый
Напористый
Настырный
Небрежный
Необязательный
Нетерпеливый
Непоследовательный
Нерациональный
Самонадеянный
Самоуверенный
Саркастичный
Темпераментный
Тщеславный
Циничный.
«Я могу составить список пятидесяти отрицательных качеств Джеймса Поттера, но, тем не менее, я влюблена в него»

Я быстро шла к Хогсмиду и думала.
Я думала, о том, что вчера сделала, как только пришла…
Села писать, и писала, и писала.
Слезы оставляли мокрые дорожки на щеках, спускались ниже и падали на пергамент, чуть размывая чернила.
Я хотела отправить, честно.
Но не смогла.
Просто убрала это письмо…
…было ли это письмом?
…в ящик.
Но я… не смогла.
А потом сказала Питу, что никуда я с ним не иду. И не отправила письмо. Понимала, что так будет лучше.
…не для меня.
Для человека, кому было адресовано письмо.
…позже и для меня это будет лучше.
Наверное.
Я надеюсь.
В Хогсмиде было веселье – гирлянды, большое количество наряженных молодых сосенок, огоньки и много, много веселых людей. Я не стала к ним спускаться.
Я распахнула двери «Трех метел», и просто села подальше, за рождественское деревце.
Ужасно чувствовать одиночество среди такой толпы людей.
И напротив меня сел он.
Джеймс.
И посмотрел на меня.
И ничего не сказал.
Протянул бутылку сливочного пива, и я приняла ее.
- Знаешь, - нарушил он громкую тишину, - ты права.
Я бросила на него взгляд.
- Я трус.
- Рада за тебя.
Он простонал и уронил голову на руки.
- Отключи режим гребаной язвительной суки хоть на минуту, Лили! И выслушай меня.
- Ну и? – спросила я, сглатывая тугой комок в горле.
Я опять собиралась заплакать. Прекрасно.
- Я просто давно должен сказать кое-что, верно? Ну, я и говорю. Я говорю, что я...
Но он не закончил.
Потому что в тот самый миг у дверей бара вспыхнула сплошная стена огня.