Глава 32. Судьба



Из приоткрытого окна в спальне со светло-зелёными стенами пахло свежестью. Сидевшая на кровати Полина отняла парящую кружку с липовым чаем от бледных губ и подняла усталый взгляд на стоявшее в углу кресло. Смоляное облако, пронизанное багровыми языками пламени, на миг окутало его.

— Извини, что задержался, были проблемы, — тихо произнёс появившийся Беслан и поднялся на ноги.

— Ничего, — Полина слабо повела плечами. Поставила кружку на прикроватную тумбочку. — Я знаю, идёт войн... — она запнулась и пристально всмотрелась в приблизившегося к ней Беслана. Вздрогнув, поднялась к нему навстречу. — Мой волк, в тебе, ты другой, ты, глаза, в них ты... ты...

— Прости, — Беслан резко, но нежно обнял её. Прижал к голове Полины ладонь, засветившуюся золотом и лазурью, разбавленными кроваво-чёрными всполохами. — Я дам тебе вспомнить, чтобы не мучилась отголосками чувств.

— Радан... — с тягучей болью простонала она и вжалась в него. Мелко задрожала.

— Да, Мая, это я. Прости, что не уберёг, что обманул твои надежды. Не бойся, ты не будешь одна, куда бы судьба меня не повела. Верю, ты ещё обретёшь свою настоящую любовь. Я лишь сон. Не плачь. Ешь... — взяв её за волосы, прижал своё запястье к её рту. — Ешь! — грубо потребовал.

Сморгнув слёзы, она зарычала и глубоко вонзила острые клыки ему в руку. Он криво улыбнулся и мягко провёл пальцами по рыжим волосам Полины. С ностальгией вдохнул аромат печёных с мёдом яблок. Где-то вдалеке послышался гром. Резкий порыв ветра затрепал листья деревьев.

— У тебя, Чертовка, всё будет хорошо, — пообещал Беслан. — Я люблю тебя как сестру, и это не сон. Не бойся жить дальше.

Спустя несколько минут насытившаяся Полина сидела на кровати и носовым платком смущённо вытирала следы крови Беслана с уголков своих губ. На её щеках появился румянец. Бледность кожи отступила. Беслан вернулся в кресло. Расположился в нём, закинув ногу на ногу и переплетя пальцы у груди. Рана на запястье уже затянулась.

— У тебя в комнате без перемен, — тепло сказал Беслан, смотрясь в зеркало. Оно находилось посреди огромного молочного цвета шкафа, тянущегося вдоль стены, противоположной креслу. — Тихо, уютно. Горит ночник. Фарфоровые статуэтки танцуют вальс вокруг фонтанчика на полочке над моей бедовой головой. Закрыты шторы. Бесконечная бархатная ночь.

— В последние дни свет солнца меня раздражал, — с нервными нотами в голосе произнесла Полина.

— Это пройдёт. Теперь свет дня и в моей крови, — Беслан ей чуть улыбнулся. — Я не ощущаю в доме твоих приёмных родителей, — он вопросительно изогнул бровь.

— Мы отправили их жить в Австралию. Теперь им стало совсем небезопасно быть с нами. Нет смысла сохранять прежний театр, — грусть и тоска заполнили её душу.

— Да, я развязал войну между мирами, и прежние правила, границы, устои теперь лишь пепел над пламенем пожара, — Беслан хмуро хмыкнул. — Отчего же ты и Леон с Наинго не уехали подальше в какую-нибудь глушь? Зачем оставаться в зоне конфликта? Посчитали, что я не отыщу тебя? — кривая полуулыбка.

— Отец здесь ждёт какого-то друга. Говорит, в другом месте тот его не найдёт, а прямо к другу поехать нельзя, слишком опасно, — Полина вздохнула. Задумчиво стала мять носовой платок.

— Любопытно кого, ведь очевидно, что не меня, — злорадная усмешка скользнула по тонким губам Беслана. — Чем важен тот друг, если допустимо рисковать тобой, ожидая его?

Полина пожала плечами.

— Мама с отцом согласна. Значит, тот человек крайне важен и им, и для моего будущего.

— Скорее, совсем не человек, — твёрдо сказал Беслан. — Серафим вас посещает?

— Если ты о том, что приказывала ли нам Лейли бежать или рекомендовала, — Полина прищурилась, — но мы ослушались её... то нет. Вчера она была у нас и выглядела вполне довольной. У меня сильное чувство, что тебе известна причина её хорошего настроения. Оно такая редкость для неё, словно снегопад в африканской пустыне. И?.. — она изогнула бровь, подражая ему.

Беслан рассмеялся.

— Причина перед тобой во плоти, — его глаза сверкнули золотым пламенем, пронизанным голубыми молниями. — Я стал по мощи не ниже Бога! Теперь война пойдёт по иным правилам.

— Ради власти? — угрюмо спросила Полина.

— Исключительно ради безопасности моих детей, — твёрдо, с безжалостностью в непроглядно почерневших глазах.

На некоторое время повисло напряжённое молчание. Беслан думал о дочери и сыне, о том, что несмотря на все усилия ему не уберечь их от столкновения с ужасами бесконечной войны. Бескомпромиссной войны, в механизме которой он лишь одна из крупных шестерёнок, но не более. Вечной войны, раскрученной в неудержимый смертоносный маховик его ошибкой с починкой машины Бездны. Ошибкой, которую он не ведал, как исправить, не лишившись всего бесценного для себя в один миг. Ошибкой, за продолжение существования которой он и сражается.

Одновременно с собственными тяжёлыми раздумьями Беслан считывал и мысли Полины. Они кружили вокруг его персоны, словно вороны около израненного война на поле кровавой брани. Она приходила к выводу, что их сыну лучше поменьше знать отца. Тем больше будет шансов избежать удушающих объятий мрака, вырасти со светом добра в сердце и солнцем чистой любви в душе, а не захлебнуться в крови, насквозь пропитываясь смертью и ненавистью к жизни.

«Быть может, я и впрямь настолько токсичен. С каждым вдохом наполняюсь ядом и не замечаю того», — Беслан криво усмехнулся. Его глаза просветлели.

— Когда-то в тебе правил страх, что ты чудовище. Боялась в порыве страсти слопать меня, словно лиса жирную индюшку, — без тени какой-либо эмоции сказал он. — Сейчас же так смотришь на меня, будто тот самый монстр — я. Возможно, ты права. Меня называют Антемос, только я не боюсь. Неприглядная правда в том, что ради существования нового поколения всё живое так или иначе должно убивать. Либо познать вымирание, — лёгкая улыбка. — Разве ты не убьёшь ради хотя бы секунды жизни сына или дочери? А как другие славно потчевали Смерть ради твоего дыхания, помнишь? Чудовище тот, кто убивает больше, чем требуется для жизни. Хотя, быть может, эти рассуждения лишь самооправдания прирождённого убийцы, — усмехнувшись, Беслан встряхнул головой, откидывая густую чёлку с глаз.

— Не знаешь, как поживает Аделаида? — голос Полины стал тихим, чуть дрожащим и с крапинками вины. В её взгляде заплескались воспоминания. В мыслях замерцал образ юного Радана, но оставалась и непреклонность в желании удерживать его подальше от их ребёнка.

— Она была вынуждена уйти через портал в будущее. В своё время, — хрипло ответил он. Серая пелена легла на его лицо. — Оттуда ей сподручней защищать нас, чтобы мёртвое было вечно живое, если любит.

— Не вернётся?

Беслан отрицательно покачал головой.

— Надеюсь, ещё встречусь с ней и скажу спасибо, — Полина тяжело вздохнула. — Ещё раз поблагодарю за спасённую мне и родителям жизнь. А о Милене тебе удалось хоть что-нибудь узнать? — слабая надежда в увлажнившихся глазах.

— Милена рядом с Аделаидой, — уверенно сказал Беслан, твёрдо чувствуя это через связь с Ангелиной. — Они подруги не разлей вода и не раздели огонь. Хотя порой из-за горячих характеров друг с другом словно буйные собака с кошкой, — он слегка рассмеялся.

— Хорошо, — Полина чуть улыбнулась. — Значит, за них можно не волноваться.

— Да, — Беслан резко встал с кресла. — Не грусти о них. Твоя жизнь, — он щёлкнул пальцами и по призыву его могучей силы в комнату явился Вир. — Тут!

Вир тактично кашлянул и втянул в ладонь вившийся вокруг него сизый туман, пронзённый россыпью золотых искр. Перевёл недовольный взгляд с Беслана на Полину и мгновенно карие глаза чародея потеплели, заполнились сладостью.

— Добрый час, красавица! Прошу нижайше меня извинить за мой ненадлежащий вид, — замурлыкал Вир обольщающим котом. — Позор предстать перед чудесными зелёными очами в помятом невзрачном спортивном костюмчике и с растрёпанными волосами. Знал бы, что призывающее меня зло во плоти ожидает в компании чуда наяву, то обрёл себе доблести дракона! И задержался бы, дабы предстать пред красавицей в достойном служения ей виде. Не вели карать, чудо див...

— Хватит, в общем, — Беслан с кривой ухмылкой прервал медовое излияние Вира. С некоторой небрежностью подтолкнул его в плечо к смущённой и опешившей Полине. — Без меня уже разберётесь с поощрениями и наказаниями. Думаю, Вир, ты старательно будешь оберегать от любых бед и тоски мою названую сестру? — строгий взгляд на чародея.

— Сейчас я рад назвать вас Хозяином и Владыкой! Счастлив поклясться жизнью, что не подведу твоё доверие, Властитель Ада! — Вир дерзко подмигнул, но в его глазах была полная серьёзность.

— До встречи, — подойдя к Полине, мягко сказал Беслан и наклонился к ней. — Не скучай! — он невесомо поцеловал её в алеющую щёку. — Общайтесь! Я же поздороваюсь с... теми, кем дорожу и кого не потерял в прошлом.

Задумчиво сдвинув брови к переносице и едва заметно улыбнувшись, Беслан ласково провёл ладонью по голове Полины и уверенным шагом направился к двери.

Леон и Наинго сидели в гостиной на диване. Они были встревожены и крепко сжимали переплетённые пальцы друг друга. Холодно посмотрев на Беслана, пара встала.

— Вижу, ваша любовь ярка, сильна и нерушима. Счастлив за вас, — приблизившись к ним, Беслан чуть улыбнулся.

— Ты принёс нам сполна бед. Сказал бы я тебе. куда убраться и сгинуть с твоим чувством, но вынужден радоваться, что в тебе ещё горит жизнь, — ответил Леон с хрипотцой в голосе.

— Спасибо, что не забываешь нашу дочь, — со сдержанной мягкостью добавила Наинго.

Беслан раскрыл перед ними ладонь. С неё тончайшими паутинками взвились чёрные струйки, пронизанные цветом огня и неба. Они коснулись висков оскалившегося Леона и обхватившей его, удерживая на месте, Наинго.

— Разве я мог бы забыть, — Беслан усмехнулся, — её и вас? Неужели настолько много зла во мне, по-вашему?

Наинго, едва не вскрикнув, зажала себе рот рукой. Не веря, она посмотрела на Беслана и глаза её заполнили шок, слёзы, растерянность. Леон же, взирая на него, отшатнулся, отрицательно качая головой.

— Да, это я, ваш обожаемый Радан, — скинул вновь упавшие пряди чёлки с глаз.

Наинго резко бросилась к нему на грудь. Крепко обняла и заплакала.

— Действительно, кем тебе ещё быть, убл... — Леон стиснул зубы и кулаки. Глубоко вдохнул и выдохнул, — ...как не им. Одна приятная мысль от встречи с тобой в том, что, значит, моя подруга Авелин тоже жива! Где она?

— В надёжном месте. Но ты встречался с ней, — нежно поглаживая Наинго по голове, Беслан искривил губы в торжествующе-ехидной усмешке. — Ангелина!

— Понятно, — Леон обмяк. — Игры Неба и Ада, как они меня достали. Но я в плюсе от всех бед, которые они на меня вывалили из-за тебя. Пускай в части грехов я и сам виноват. Ладно уж... — он протянул руку. — Не враги ведь мы!

— Мы оба не внакладе, — Беслан пожал ему ладонь.

— Надеюсь, так и останется. Кто там с Полиной? — тревожась, спросил Леон.

— Её судьба. Во мне Искра, потому я знаю душу Любви, — буднично пояснил Беслан. — При знакомстве с парнем будьте к нему добрей и снисходительней. Он, разумеется, не без греха, но куда лучше меня.

— Таких, что лучше тебя, дядя, нет, — Наинго расцеловала его в обе щеки. — А его я приму как сына, не сомневайся. Верю тебе, всегда верила в тебя! — она увлекла его к дивану. — Расскажи о себе. Как жил с того дня, когда я потеряла тебя?

— Лучше покажу, — присев рядом с Наинго, он повернул ладонь. На ней заклубились нити его силы.

— Уволь, приятель, — категоричным жестом отказался Леон. — Ко мне в голову прошу больше не лезть. Я потом с удовольствием от жены послушаю о твоих похождениях.

— Уют постели, тепло супруги и сказки на ночь, — Беслан посмеялся. — Тебе рано дружить со старостью, но будь по-твоему.

— Спасибо, — покривившись, выдавил Леон. Посмотрел на смоляные паутинки, поплывшие от ладони Беслана ко лбу охваченной возбуждением и весёлостью Наинго.

Прошло несколько минут. В их течение на лице Наинго проплыли разные эмоции. Холод и жар, боль и ярость, счастье и грусть. Задержалась только печаль.

— Прочь уныние, — Беслан погладил по щеке Наинго и убрал руку от её головы. — Вся борьба и жизнь ещё впереди. Я счастлив тем, что было и есть. Не жалею ни о чём. Ну разве что о невозможности сейчас освежить память вкуса парой-другой бутербродов с салями эпохи Советского Союза, — он улыбнулся.

— А я порой тоскую по круасанам и жареной рыбе, которые подавали во французских кафе и ресторанах того же времени. Про аромат и вкус кофе в них и упоминать нечего. Сейчас такое пресное, суррогаты, — сидящий на диване Леон хмыкнул. Выпрямился. Обнял одной рукой жену за плечи. — Теперь есть одно настоящее для меня в мире. Моя супруга, дочь и друзья из прошлого.

— Ты забыл о врагах, но не они о тебе, — с кривой усмешкой заметил Беслан.

— Я о натуральном мороженом из тех времён скучаю, — добавила Наинго. Взяла за свободную ладонь Леона, хмуро смотрящего на задумчивого Беслана. — Не так важно, что мы потеряли. Главное — что приобрели. Думаю, помнить о друзьях ценней, чем о недругах. Враг всегда сам придёт в твой дом, а вот друг — только если позовёшь.

— Ты всегда была умницей, — Беслан поцеловал её в висок и встал с дивана. — Одно замечание. Всегда есть исключение, — он с кривой полуулыбкой подмигнул. — К примеру, я тот ещё воспитанный друг...

— Уходишь уже? — Наинго тревожно посмотрела на него. Резко поднялась. Леон с кислой физиономией последовал примеру жены.

— Не волнуйся, буду приходить так часто, что ещё успею надоесть. До бешенства! — Беслан игриво щёлкнул её по кончику носа.

Наинго взволнованно отрицательно покачала головой и, обняв его, сказала:

— Наш дом — это твой дом. Люблю тебя. Всегда жду. Не рискуй, не мсти, живи. Пожалуйста, живи.

— Хорошо, обязательно. Не плачь, — Беслан аккуратно отстранил Наинго от себя и почти невесомо провёл кончиками пальцев по её влажным щекам. — Ничего ужасного со мной не произойдёт. Ведь мёртвое вечно живое, если любит! А чтобы вы не скучали по мне, — он понизил голос до едва различимого шёпота. Словно заговорщик улыбнулся. — Предлагаю вам обсудить имя вашего внука. Я считаю, моему сыну будет достойно имя Ксавьер. Есть два его значения. Одно — яркий, ведь я не сомневаюсь, что таким он и будет. Ярким, как рассвет. Второе же можно трактовать как «хозяин нового дома». Верю, он станет хозяином целого нового мира, который будет родным домом его единокровной сестре. Но ещё есть и третье значение, не от человеческого языка. Звучит словосочетанием Кса Виер. Переводится как «путь зари». Красиво. Разве нет? — Беслан слегка прищурил глаза, в которых заплясали дьявольские искры.

Наинго улыбнулась.

— Хм... — Леон насупился. — Если даже заиметь весь Ад во враги, то будешь бояться не гнева его обитателей, а заполучить тебя в друзья.

— Согласен, — посмеиваясь, Беслан протянул ему руку. Начал окутываться в кроваво-чёрно-золотую пелену. — Но меня оправдывает то, что я, пропащий, всегда вернусь из мрака к свету!

С выражением потрясения на лице Леон крепко пожал ему ладонь. Через миг Беслан переместился.

— Вот я и вернулся, как обещал. Как поживаешь, Англия? — он сел на белесый ствол давно умершего дерева. На несколько секунд закрыл глаза. Подставил отмеченное умиротворением лицо дыханию солёного ветра. Рокот перекатываемых штормом волн Ла-Манша заполнил сознание Беслана. — Мятежный дух покой не ищет. Понимаю тебя, — он разомкнул веки и посмотрел на затянутый грозовыми тучами горизонт. — Помнишь, у меня были вопросы... Сейчас я знаю ответы. Многие ответы суровой правды. Теперь у меня есть корабль, даже лучше... я сам корабль. Мне ведомо, где стоит замок с моей принцессой. Мне известен дракон, стерегущий её. Даже ключ от её светлой темницы есть в моей тёмной душе, а руки мои острые мечи. Я нёс принцессе свободу, но даровал плен. С первого мгновения как встретил её, заглянул ей в глаза. Я знаю её имя, все имена и жизни. Кто я ей? — горькая усмешка. — Уже мне не секрет. Я её судьба, награда и кара, страж и палач, мир. Я тень её греха и свет её благодетели. Она моя истина, пульс, дыхание, кровь, воздух и вода, тепло. Она солнце. Преграда, отделяющая меня от замораживающего мрака. Не в силах я освободить её от себя. Ей больно, но боль — эта жизнь для неё и смысл для меня, падая, лететь. Без страха и сомнения.

Беслан крепко вжал пальцы в каменную твёрдость ствола. Тяжело выдохнул.

— Лейли, серафим, призываю тебя! — громко крикнул он.

«Ты, как и я, знаешь, что значит жить огнём, пожирать одних, дабы греть других. Ты знаешь ещё и то, что не открыто мне. Пора заглянуть друг другу в ненасытно алчное пламя», — его глаза затянула смоляная дымка. С низкого свинцово-угольного неба заморосил дождь.

Огненный вихрь облизал край белесого бревна, оставив после себя высокую девушку. Ветер подхватил её волосы цвета вороного пера, с испугом тронул сложенные за хрупкими плечами крылья, словно сотканные из пламени.

— Здравствуй, Радан, — Лейли присела подле него. Ни одна чёрточка на её точёном лице не дрогнула. В глазах оттенка стали не отразилось ни крупицы хоть какой-либо эмоции.

— Давно не виделись, Виолетта. Спасибо, что находишься на моей стороне. Могу ли чем тебя отблагодарить? — Беслан подставил ладонь каплям дождя. — Ты ведь отправляла смс Ангелине словно они от меня?..

— Я. Ты давно одарил меня благом, неоценимым. Мы оба нашли каждый свой крест, тяготы которого нести в радость. Ты и я получили страдания, которые нам за счастье.

— Да, неоднозначная суть у жизни. Порой, страшные грехи ведут через Ад к вратам Рая. А бывает, напротив, святая праведность вдруг швыряет от солнца в чистилище мрака, — Беслан спрятал собранные капли в кулак. — Хорошо, что ты нашла выход к свету. Если тебе будет нужно, — он с теплотой посмотрел на неё, — чем помочь, дай мне знать.

— Хорошо, — её голос чуть дрогнул. С сомнением в ожившем взгляде она робко накрыла ладонью его кулак. — В тебе Искра, ты чувствуешь, кого я люблю всей душой. Ощущаешь ли, как он ко мне относится? Насколько любит?

— Неисчислимо больше, чем когда-то я и Огниан, — окрашенная лёгкой печалью полуулыбка. — Он взял бы пронзивший твоё сердце кинжал и воткнул себе в грудь. Немедля последовал бы за тобой в смерть. Ты особенная для него.

— Я надеялась на другое, — грустно ответила Лейли. — Не заслуживаю такой любви и прощения.

— Почему? Отчего твоё раскаяние не может быть его искуплением? — хмыкнув, Беслан повёл плечами.

— Не надо так... — попросила она и убрала руку от его кулака.

— А что? — дерзкий огонь мелькнул в глазах. — Он тоже не без тёмных пятен на солнце, хоть и светило творенья.

— Но не такой...

— Грязный, как ты? Брось! — перебив её, Беслан рассмеялся. — Только не оправдывай его прегрешения тяжким бременем ответственности за равновесие в мироздании!

— Не собиралась, — глаза Лейли заполонил огонь. — Его тёмные поступки имеют за собой внушительные основания. Они вызваны серьёзными мотивами и прочим, а вот мой грех от поверхностной, никчёмной, посредственной безмерной зависти! — эмоционально сказала она.

— Порой, песчинка сдвигает лавину, сокрушающую всё на пути, — с кривой полуулыбкой Беслан разжал кулак и отпустил с ладони к земле пару капель. — Она очищает пространство для нового, обновляет!

— Ты истинный сын Люцифера, — с депрессией заметила Лейли. — Я завидовала, что меня родители любят меньше, чем их. Братьям с рождения всегда было больше внимания, нежели мне. Я удостаивалась одного поцелуя, а они сотни. Мне постоянная ответственность, а им почти всегда простор воли. Им наследство, как продолжателям рода, а мне выходить замуж за одобренного отцом и матерью кандидата. Я словно товар, птица в клетке. А братья люди... — она сокрушённо покачала головой. — Меня нельзя прощать за то, что сделала с ними. Они же любили меня. Да и я их, но зависть отравила мне разум. Я подожгла дом, чтобы они и я умерли. Чтобы родители сошли с ума от боли. Но окружённая огнём, я захотела жить. Захотела спасти братьев. Только из-за ужаса окаменела. Какое мне прощение? Какая любовь наградой? Часть меня желала заслуженной гибели, кары вечным огнём. Другая часть стремилась быть утешением родителям и в раскаянии любовью искуплять грех. Не могу себе ответить, какая из половин победила: светлая или тёмная.

— Победила ты и жизнь, — уверенно сказал Беслан и взял её за руку. — Победила любовь! Не сомневайся в этом, мне известны все её тайны.

— Ещё увидимся, — Лейли, чуть улыбнувшись, потянулась к нему и поцеловала в щёку. Окуталась огнём. — Любовь зовёт!

— Секунду, — Беслан крепко уловил её пальцы. — Не подскажешь, как найти того, чьё имя Лёд? Долг зовёт...

— Жди тут, — тихо сообщила она и пропала с пламенным вихрем.

Смотря на растворяющиеся в буграх волн Ла-Манша дождевые капли, Беслан задумался о связи прошлого и будущего. Он с напором, остервенело и мучительно принялся искать в себе ответ, как обратить черноту своих грехов в свет огня согревающего очага. Отвергал шёпот совести о том, что на примере судьбы Маи и Виолетты заметно создаваемое им тепло.

— Здравствуй, Пистиос, — поприветствовал Беслана возникший словно из ниоткуда мужчина крепкого телосложения. На вид ему было лет около сорока. Шрам на шее подчёркивал его жёсткую натуру. Он встряхнул пламенные крылья за широкой спиной, испуская с них массу искр, и затем сложил их. — О чём твои тревожные думы?

Беслан встал, ощущая от пришедшего могучую энергию. Незримый жар истекал от того, трогал каждую клетку тела, каждую частицу в душе. Проникновенный взгляд его бирюзовых глаз был знаком, но будто притворялся чужим.

— О том, как, горя, воскрешать, а не испепелять, — Беслан мрачно хмыкнул. — Помню порабощённый Тенями мир и старика за барной стойкой, его уставшие глаза, но взгляд их словно скальпель, поднесённый к рассудку. Здравствуй, Творец. Чем обязан повторной встрече?

— Зови меня Каис. Твой взор не менее острый, — с добротой в голосе отметил мужчина, тронул покачивающиеся на запястье фигурки ворона и голубя. — У меня нет намеренья ещё раз испытывать тебя. Моя вера непоколебима, что ты сеешь жизнь, хотя и движешься косой смерти. Ты срезаешь многие колосья, но из них в изобилии опадают в плодородную почву семена. Оставь сомнения и грей мир через тех, кого любишь, не бойся сжечь. А вот искать встречи со Льдом тебе не советую.

— Вера, — Беслан хмыкнул, — в то, что я потоп, очищающий загаженный скверной мир. Чего мне опасаться от общения со Льдом, когда уже впереди меня ждёт на ладонях пепел от любимых.

— Пепел, — задумчиво и грустно проговорил тихо Каис, вмиг растаял в воздухе. — Все мы тлен...

Беслан обернулся на прозвучавший за его спиной женский голос. Ему приветливо улыбнулась молодая девушка. Светлые волосы струились по краям её нежного лица. Глаза цвета бирюзы смотрели с утешением и лаской. Она была одета, как типичная байкерша, только пахла не топливом железных коней, а духами с богатым шлейфом благородной горечи и муската. На её запястье висела цепочка с подвеской в виде ворона и голубя.

— Пепел и тлен... Видишь, и я жнец по имени Каис и сеятель по имени Каси, — девушка протянула Беслану ладони. — Смотри, на них тоже зола любимых. Смотри внимательно...

Дождь наполнял её ладони влагой.

— Да, любовь обращает пепел в... — Беслан плотно сжал губы, подставил небу ладони и, поймав с него живительные капли-семена, взял Творца за руки. Соединил его ладони и свои. Судорожно сглотнул. — Но иначе разве никак?..

— Увы, — Каси с печалью в глазах покачала головой. — Только любящие руки могут принять в мир жизнь, не отравив её гнилью.

— Я понял тебя, — сдержанно. Беслан отнял холодеющие ладони от горячих рук Каси.

— Любовь ведь этого всего стоит, правда? — она повернулась лицом к охваченному штормом Ла-Маншу.

— Нет сомнения, да, — Беслан тяжело выдохнул и встал рядом с Каси. — Лёд и вода чреватый союз, но бывает мороз не губит, а оберегает жизнь. Я всё же хочу встретиться с ним. Я верю... и любовь моя опора вере.

Они стояли молча. Шумел дождь, гудели волны, свистел ветер. Минуты растянулись. Вдруг горизонт вспорола молния, извилистая, словно линия пульса.

— Будь так, — почти шёпотом согласилась Каси. Она обняла Беслана и пропала без следа. Он потёр лицо ладонями. Ему невозможно захотелось закричать, будто от боли, сердце и душу затерзали противоположные чувства.

— Я справлюсь, посею и взращу, — выдавил Беслан из себя, смотря на подрагивающие пальцы. Ему мерещилась на них кровь и слышался плач младенца.

— Неважно как часто сам думаешь о Смерти, важно, как скоро она вспомнит о тебе, — словно заговорил с треском высоковольтный трансформатор. — Рад возможности напрямую пообщаться с тобой, змей, обвивающий меч.

Беслан повернулся к туманной белесой фигуре. В той слабо были выражены очертания мужчины. Его лицо колебалось, расплывалось и в секунду меняло десятки черт. Зато глаза пронзительно сияли насыщенно-голубым светом. Сильный холод тянулся от облачного тела мужчины. Рядом с ним влага на земле обернулась инеем, а мелкие капли дождя, падая, преображались в снежную пыль.

— Думаю, мы и прежде не единожды встречались, — Беслан неспешно протянул руку к морозному туману. — За свои жизни я достаточно раз ощущал твой холод, Лёд.

— Естественно, но на мне были маски.

— Разумеется, — Беслан криво усмехнулся. Посмотрел на солнечное марево, окутывающее его ладонь, приближенную к белизне собеседника. — Зачем? Что ты ищешь в моей судьбе? К чему стремишься в идущей войне заката и рассвета?

Вокруг сияющих солнцем пальцев замерцали искры огня и заклубился с шипением пар. Беслан убрал руку от холода Льда.

— Война — это мой путь вернуться из мрака к свету и жить, любя. Жить, чувствуя страсть и отчаяние, ревность и радость, желание, страдание и удовольствие, любить и ненавидеть. Жить. Сейчас я существую потому, как люблю, но не чувствую ничего. Только знаю. Ведаю обозначения чувств. Мне, для тебя живущего, невозможно точно передать, объяснить моё восприятие того, что ты знаешь как обыденность жизни. Я существую не живым, а словно робот. Так для тебя будет доступней осознание моей личности. Я мёртв и ищу жизнь в твоей судьбе. Зачем? — короткий чёрствый смех. — Этот вопрос к тебе, Пистиос. Зачем ты полюбил Агапэ и вытащил её дочь Элпис из дороги вечности, приведя её мёртвую к живым? Этот вопрос к тебе, Радан. Зачем ты не дал упокоиться матери в объятиях дочери, когда всеми силами стремился дать им навсегда быть вместе? Это к тебе вопрос, Беслан. Зачем ты Ангелину вытолкал из мира жизни в мир смерти, когда любишь её всей душой? Разве тебе не известен ответ?..

— Я не могу, любя, не жить, — прохрипел Беслан и отшатнулся. Боль из сжавшегося сердца схватила его за горло. Стон тысячелетних мучений, разорвавших душу на несчётные лоскутки, застрял в груди. В глазах полыхнула огнём ярость и взорвалась отчаянием тьма. — Не в силах их отпустить...

— Как и я Дану и Искру, — на несколько секунд очертания белоснежной фигуры уплотнились. Лицо Льда приобрело чёткость. На нём отпечатались горе с тоской и сожалением. — Я хочу жить. Мне нужно вернуть себя, сложить разбитое алчностью всевластия на три части в одно целое.

— Ты был в нём, — Беслан забыл о боли. Его руки оплели молнии. Злость хлынула в разум раскалённым металлом. Он с ненавистью посмотрел на строгие линии лица Льда, и видел перед собой Арно. — Ты издевался над Авелин... — глухой рык.

— А кто же ей дал шанс спастись и привёл к встрече с тобой, Радан? — отстранённо спросил Лёд и его внешность расплылась в молочную пелену, но тут же стянулась в чёткий образ другого мужчины. — Кто из жизни в жизнь помогал ей и тебе? Больше, чем Творец, Святой Дух, Люцифер и Бездна, Марс... больше всех вместе и каждого заинтересованного в победе вашей любви... Кто помогал больше, чем я? Никто.

— Тибо, — Беслан, словно не веря, покачал головой. Энергия смерти растаяла над его руками. Голос лишился гнева и наполнился пустотой. — Я видел его в её мыслях.

— Да, я бывал и в Тибо, и в Арно. Множество масок познал, опекая вас. Наблюдая, оценивая и оберегая, ведя к жизни, пряча от смерти вашу любовь и даря шанс моей мечте воскреснуть, — холодно обозначил Лёд и сменил облик на колышущееся облако. — Для меня нет наслаждения в чьих-то страданиях, нет удовольствия в сексе, еде, питье и прочем. Я ощущаю и знаю, но не чувствую. Я спасаю и убиваю, несу радость и горе, караю и благословляю, испытывая только безразличие. Я холодный расчёт и логика, почти Фемида с завязанными глазами, если угодно. Иногда я воздействовал на маски, заставляя их поступать так, как требуется мне, но чаще лишь смотрел, ощущая их жизнь.

— Тибо? — с мрачным выражением на лице Беслан изогнул бровь.

— Я привёл его к Авелин, а на благородный самоубийственный поступок он решился сам. Чем заслужил телу смерть, а душе награду. Ты, Беслан, знаешь его как Камила.

— Выпить бы чего покрепче, — Беслан с напряжением выдохнул и повернулся к рокочущему Ла-Маншу. — Арно?

— Он и любил Авелин, и ненавидел. В ней была и его сила, и безумство, терзавшее ему рассудок. Влияние Бирна и Аханы сказывалось на Арно. Можно признать, что он сошёл с ума, отчаянно сражаясь с темнотой в себе. Однако Творец дал последней искорке света в его душе возможность окрепнуть в звезду.

— Где он теперь? — Беслан скрипнул зубами, крепко сжав кулаки.

— Уже в Раю, пока там, как надолго, зависит от успехов твоей войны. Чтобы понимать больше, тебе следует знать, Ангелина знала Арно... — пауза в пару секунд. — ...как маму той, что родила её. Как и тебя Беслан.

— Бред! Чушь! — воспротивился услышанному Беслан. С яростью пронзил взглядом сочно-голубые глаза, окутанные белоснежным облаком. — По времени не совпадает! С момента, когда я в облике Радана убил Арно и сам погиб с Авелин, прошло недостаточно лет, чтобы он возродился в женском теле и вырос... — Беслан свирепел. Сжал кулаки. — Для чего ты лжёшь? Ещё и так наивно!.. Арно не мог быть душой женщины, что родила меня и Ангела!

— Правда? — чёрствый смех. — Какая у тебя хлипкая вера в коварство и благородство, и силу Творца. Что будет, если ветер с севера тебе нашепчет, что в детстве эта женщина попала в автоаварию? Бедный ребёнок получил серьёзную травму головы и был в коме. Врачи несколько дней боролись за её жизнь и исчерпали все методы лечения. Надежда умерла в них, и вот сердце девочки остановилось. Одиннадцать минут они пытались его заставить биться, но тщетно. Была констатирована смерть. Затем вдруг приборы жизнеобеспечения заискрили. Бездыханный ребёнок дёрнулся и ожил. Уже через три дня девочка пришла в себя, ещё через тридцать семь дней полностью выздоровела. Чудо, — ледяной смех.

— Но в ней уже была иная душа… Арно, — подавлено произнёс Беслан.

— Велик Творец в его милости и страшен в испытаниях, — отметил Лёд. — В новом теле Арно не помнил себя, но перед ним вновь стал выбор умножать свет или тьму.

— Да, учитывая, кто я есть, принятое им решение неочевидно, — Беслан едко ухмыльнулся. — А потом Велия и Ант прикончили его... вновь автоавария. Творец умыл руки. Круг замкнулся.

— Кто ведает... быть может, лишь тень спирали замкнула тот круг. Неисповедимы пути Судьбы, — с окрасом грусти и глубокой задумчивости ответил Лёд.

— Судьба, — Беслан кивнул и обратил взор на шторм. — Любовь. Что мешает тебе соединиться с Искрой и Даной? Точнее, что мешало? Я догадываюсь, но знать наверняка лучше.

— При разделении Морок все не сдерживаемые разумом страсти, эмоции и желания отошли в Дану. Она отнюдь не сгусток инстинктов. Напротив, весьма умна, в интеллекте значительно не уступает мне. Только её суть тёмный разум, а мой — светлый. Она будто животное с умом выше человеческого, а я же словно робот. За счёт буйства желаний в себе и крайнего эгоизма ей не ведома тоска по единству Морок. Она не стремится объединиться, напротив, её влечёт сила стать единственной существующей частью Морок. Дане нужна Искра, чтобы уничтожить меня, испарить. С прочими противниками потом она легко покончит на пути к трону единого божества мира. Мне требуется Искра, чтобы подчинить Дану, соединиться с ней и воскресить тем Морок. К сожалению для меня и мириад жертв интриг Даны, я не властен просто взять в себя Искру или войти в тело её носителя. Из-за разницы жизненной сути моей и Искры я буду очень быстро убит. Исчезну, как снежинка под летним солнцем. Тьма Даны может пригасить Искру, тогда я бы мог присоединиться к ним и направить мощь Искры на возрождение Морок.

— Дилемма, — Беслан скрестил руки на груди. — Выходит, нужен посредник, способный удержать Дану, заполучившую Искру, от уничтожения тебя. Считаешь, я согласен стать мучеником и отдать себя на поглощение возрождающейся Морок? — кривая едкая усмешка.

— Отчего нет? Ты ведь не сомневаешься, что пойдёшь на это ради жизни своего Ангела, своей Авелин, своей Агапэ. Если для её спасения не будет иного выхода, ты шагнёшь в пропасть Морок без сожаления и оглядки.

— Тебе всего-то нужно отсекать у меня иные возможности, — сквозь зубы процедил Беслан.

— Нет. Я заинтересован в твоей ничем не омрачённой доброй воле на этот поступок. Иначе у тебя не получится сдержать Дану на требуемое мне время. Наоборот, я чем могу содействую тебе найти иной путь для помощи мне. Я до последнего мига твоей жизни, всей единой жизни, буду рассчитывать, что есть иная возможность. Тут же ставка и моя жизнь, и любовь.

— Да, любовь, — Беслан подставил ладони дождю и испил собравшейся в них воды. — Мне она всецело жизнь. Тебе её страсти жар — это яд и пепел смерти. Дане же пыл любви пища, но кристальный свет сердца этого чувства ей цепи оков, тяжкие и удушающие. Любовь, разве не Судьба она при стольких-то гранях, среди которых острые и бархатные?..

— Риторический вопрос.

— Вот тебе противоположный, — Беслан хмыкнул. — Машина Бездны функционирует на энергии души. Сейчас в машине нет Искры, к ней подключены только Агапэ и Элпис, но Лада не они. Лада есть биологическое воплощение Бездны, а энергетика, разум, кто она? Машина живая и без Агапэ и Элпис, но умрёт без них, на данный момент так. Кто же она?

— Чудо. Жизнь, возникшая из осколков генетического материала множества судеб, которые разорвали создатели машины.

— Чудо, — с невесомой, отмеченной печалью, полуулыбкой сказал Беслан и посмотрел на собеседника. — Чудо, как тень, порождающая свет, как смерть, дарующая жизнь. Пульс моей веры.

— Да. Именно о тебе же, Антемос, говорится: «Пропавший да вернётся из мрака к свету, так как мёртвое вечно живое, если любит», — глаза Льда ярко сверкнули. Их бездонный слепящий голубой простор отразился искрами в языках пламени, всколыхнувшихся в чёрных зрачках Беслана. Он покачнулся. Лёд пропал. Тончайший белый шлейф от ушедшего сквозь пространство древнейшего существа закружил ветер. Беслан протянул к тающей дымке пальцы и нырнул в воспоминания парижских хроник.

— Я пришёл забрать тебя из Ада в своё Чистилище. Где омою с тебя кровь грехов людей счастьем страдать за твоё счастье, за тебя. Мой Ангел. Моя Бездна. Я нашёл тебя. Судьба… — прошептал Беслан, смотря за свинцовый разрезанный молниями горизонт.