Раздвижные двери открываются и закрываются. Одни и на выход, и на вход. Не считая обычной боковой двери, через которую тоже можно попасть в здание или покинуть его. Две минуты. У меня всего две минуты. И ещё надо найти Беллу. Решаясь и двигаясь в сторону дверей, я едва не врезаюсь в коляску, с которой мать довольно взрослого ребёнка покидает клинику. Колесо прокатывается сбоку от кроссовка. Ощущаю, как оно задевает кожу, но пофиг. Не время думать о том, что по мне чуть не проехались по ноге суммарным весом коляски и трёхлетки. Или что могли сломать ногу и отправить меня самого куда-то в больницу, но точно не в соседнюю с Беллой палату. Я прохожу мимо, не вслушиваясь в извинения, и пробиваюсь к девушке на стойке информации.

- Здравствуйте. У меня тут приём. Вернее, не у меня, но я хотел бы…

- Здравствуйте. Имя.

- Эдвард… - блять. Вряд ли ей нужно моё имя. Ну точно, она даже не начинает его вводить и ждёт, когда я скажу нужное. - Извините. Изабелла Свон. Она уже должна быть здесь.

- Да, она оплатила приём. Вам в кабинет 409. Лифт и лестница за моей спиной.

- Спасибо.

Я вызываю лифт через считанные секунды. Но он всё не едет. Может, и сломан. Или останавливается на каждом этаже. Быстрее было бы по лестнице. По пути наверх в лифте можно тоже собрать все этажи. Наконец двери внезапно открываются, когда я уже хотел бежать к ступенькам. Лифт нигде не останавливается, и через минуту я выхожу на четвёртом этаже. На стульях в холле сидят человек шесть. Кто-то у кулера, кто-то спиной к лифту, а кто-то слева у стены. Но среди них нет Беллы. Кабинет же находится справа. Она уже там? Я царапаю кожу неровными ногтями, когда сжимаю ладонь в кулак. И когда замечаю движение краем глаза всё так же слева, но ближе к окну. Там тоже сидит человек, а я и не увидел из-за грузного мужчины. Белла. Ещё здесь. Ещё не позвали внутрь. Ну ладно, я смогу. Я смогу подойти и не смотреть на неё так, будто был у похоронщика. Эта шутка так засела в мыслях. К чёрту её. К чёрту то, что у меня почти ватные ноги. Я преодолеваю это расстояние, такое короткое, но показавшееся вечным, и сажусь напротив Беллы. Не могу рядом вот так сразу. Не из-за себя. Из-за неё. Вдруг ей бы не хотелось. Я даже не знаю, в каком качестве я здесь. Можно ли мне будет зайти вместе с ней? Или я останусь ждать тут? Мы не вместе так, как раньше. Белла смотрит на меня в молчании. Только крепче обхватывает ручки сумки, что лежит рядом с ней. Оттуда торчит папка. Наверняка в ней медицинские бумаги. Я сглатываю, думая о том, какими мы были и где находимся теперь, и об этой ебучей пропасти, что не видна взгляду, но так блять очевидна. И никуда она не денется, если молчать и дальше. Я совершаю глубокий вдох и наклоняюсь корпусом вперёд. Так больно. Не в плече. Не в этот раз.

- Как ты? Ты приехала одна?

- Одна. За рулём. Я по-прежнему могу о себе позаботиться. Делать все те же вещи, что и раньше. Умыться, почистить зубы, принять ванну. Навести порядок. Не всё так страшно. Пока никто не запрещал мне самой управлять транспортным средством, - она делает паузу, прерываясь на молчание, прежде чем заговорить снова одновременно с тем, как я передвигаю ногу по полу. - Знаешь, меня не заберут на экстренную операцию прямо отсюда, но если тебе неуютно, и ты не уверен, что в силах здесь находиться, то ты не должен оставаться. У тебя сейчас свои… дела.

- Это не дело. Это ситуация. Моя ситуация. А я приехал к тебе. Ради тебя. Быть с тобой здесь. Сейчас. Потом. В твоей жизни. Я хочу… Я хочу быть с тобой в этой борьбе.

- Как кто? В каком качестве ты собираешься или думаешь, что собираешься, быть в моей жизни и в этой борьбе? Не говори, что как друг. Мы не друзья в буквальном смысле.

- Всё, что бы тебе не потребовалось… Всё, что понадобится. Что-то купить. В аптеке или из продуктов. Даже чёртов шампунь.

- Но только пока ты в городе. Я всё ещё знаю твой график, Эдвард. Я так и не отписалась от каких-то страниц, посвящённых спорту. Я только перестала заносить даты в календарь.

Она поднимает руку к своим коротким волосам. Они же не станут у неё выпадать? Блять, какая разница. Важнее то, что между нами. Ебучая пропасть. Это расстояние не столько физическое, сколько эмоциональное. Незнание, что говорить. Как говорить. И когда именно говорить. Молчать или всё-таки больше разговаривать хоть о чём. Даже здесь.

- Ты скучаешь по группе?

- Я не могу продолжать. Поэтому нет. Собираешься сказать родителям?

Мне нет нужды уточнять, о чём идёт речь. Я сказал Эммету, не думая. У нас случился разговор о личном, и я сказал. Но поехать к родителям после предварительного звонка, чтобы не приехать так, что дома только кто-то один, совсем не то же самое, что с Эмметом. Какой будет их реакция? Мама помогала Кейт организовывать свадьбу. Именно моя мама нашла нам фотографа и общается с Кейт и без моего посредничества. С Беллой они никогда не были настолько близки. Не уверен, что смогу вспомнить даже хоть один раз, когда мама звонила пусть и мне, но с целью передать что-то Белле. Да и что она могла бы хотеть передавать? Именно нам с Беллой не были нужны данные для связи с ещё одним неплохим фотографом или координаты кондитерской, специализирующейся на тортах для торжеств. Белла могла пропускать звонки от моей матери и не перезванивать по несколько часов, о чём мама упоминала в разговорах со мной, намекая, что это просто факт, но выражаясь противоречиво. К чему было доказывать, что Белла тоже занята, когда моя мать и так это знала, и что это вовсе не свидетельство неуважения? Они с Кейт были словно обречены поладить лучше, потому что пять минут беседы для Кейт не играли никакой роли и не отрывали её от чего-то, что можно было доделать позже, а Белла могла находиться и в другом часовом поясе и просто спать, когда ей звонила моя мать, не знающая, что и Белла тоже покинула город по своим делам.

- Полагаю, у меня нет особого выбора. Они мои родители. Не хочу, чтобы они узнали от кого-то ещё. От…

- Признай, тебе было бы так проще.

Белла немного улыбается. Впервые за эти минуты со мной. Может, и впервые за много недель, что мы встречались. Её улыбка никогда не бывает слишком открытой или наоборот вымученной. Белла никогда не улыбнётся без истинного желания. Никакой фальшивой улыбки, чтобы показать, что у неё не такое уж плохое настроение, как может показаться, или что позади остался удачный день, когда на самом деле всё было совсем по-другому. Я знаком со всеми её улыбками. Похотливыми и усталыми, многозначительными и таинственными, вежливыми и ироническими, удовлетворёнными и задумчивыми, но фальшивых и натянутых у неё просто нет.

- Было бы. Но не будет.

Где-то открывается дверь. За моей спиной проходит женщина или мужчина. Я оборачиваюсь и вижу, что открыта дверь как раз в тот кабинет, куда надо Белле. В проёме появляется, очевидно, медсестра, поскольку Белла говорила о враче-мужчине, и произносит её фамилию, поднимая глаза от планшета.

- Мисс Свон.

- Это я.

- Проходите, пожалуйста. Если вы с кем-то пришли, сопровождающий тоже может зайти.

Белла встаёт с места. Она бы сидела здесь и дальше, не выясняя, почему её ещё не зовут. Её тело говорит об этом. Движения, то, насколько они медлительны, и то, что она будто бы и не улыбалась каких-то пару минут назад. Я протягиваю руку за её сумкой и обхватываю ручки, чтобы точно не было вопросов. Работает ли это? Нет. Белла спрашивает, и её голос звучит тихо, просто тихо, без подтекста.

- Ты пойдёшь?

- Я иду.

Не решаюсь ни прикоснуться, ни взять за руку, но иду за ней и закрываю дверь кабинета, куда вхожу после Беллы. Кабинет традиционно белый. И всё в нём, как и во многих других. Стол, стулья, кушетка, а рядом с ней аппарат для ультразвукового исследования. Белла садится в стороне от меня, и думаю, не только потому, что расстояние между стульями достаточно велико. Я проглатываю чувство горечи, возникающей где-то в желудке, и молча сажусь, всё ещё держа сумку у себя. Сумка тяжёлая. Или это я внезапно стал ощущать себя тяжелее.

- Как ваши дела, Изабелла? Ощущается всё так же, или, может, что-то изменилось?

- Нет, всё так же.

- Вы пришли с другом, - почему он так удивлён? Он же не имеет в виду, что Белла всегда приходила к нему одна? Или на самом деле всё так и есть? - Хорошо. Давайте я вас осмотрю, а потом поговорим. Встаньте, пожалуйста, и снимите кофту и бюстгальтер.

Белла начинает раздеваться. Неторопливо. Заторможенно. Нет ничего сексуального в том, как она действует, как двигаются руки, расстёгивая крючки на спине, или как Белла смотрит на меня, прежде чем повернуться к врачу. Что она чувствует в моём присутствии? Может, и зря я пошёл с ней прямо в кабинет. Может, было бы лучше ждать снаружи. Нет, не лучше. Врач ощупывает её правую грудь в боковой части. Он смотрит лишь вниз за редкими исключениями, когда переводит взгляд к лицу Беллы, чтобы спросить, больно ли ей от его нажатий в той или иной точке, но он врач. Не сомневаюсь, что ему всё равно на грудь пациенток в интимном плане. Я не могу знать, как это возможно, но блять, если бы ему в голову лезло что-то гнусное, кто-то бы да сообщил, донёс до руководства давным-давно. Наверное. Он же производит впечатление профессионала, подходящего к делу с необходимой чуткостью, как и должно быть. Кроме того, на вид ему около пятидесяти, среди волос местами проглядывает седина, и через медицинские перчатки виднеется обручальное кольцо. Я пришёл ради Беллы, но смотреть только на неё, смотреть на неё в такой момент, когда она сама не смотрит в мою сторону… Я не желаю делать всё сложнее, причинять ей особую неловкость или заставлять чувствовать что-то не то. Стеснение или стыд. Это не рядовая ситуация между нами. Я не друг, но сейчас ей не нужно ничего другого. И, вероятно, тот музыкантишка тоже не был нужен так, как я думал о том, чего он может хотеть с ней.

- А вот в этом месте так и чувствуется подвижность?

- Нет, я не совсем уверена, но, по-моему, этот узел уже сместился ближе к тому.

- Да. На данный момент так и есть. Он немного мигрирует, но это не страшно. Можете одеваться.

Врач возвращается на своё рабочее место. Белла надевает бюстгальтер, и я словно оживаю, подавая ей кофту. За эти несколько секунд, необходимых, чтобы одеться, я подтягиваю стул Беллы ближе к своему. Очень близко. Почти вплотную. Она нужна мне совсем рядом. Она не подаёт и виду, что что-то изменилось. Но она заметила. Конечно, заметила. Белла обхватывает бедро рукой. Движение подобно барьеру между нами. Не трогай меня. Вот так это выглядит. Но необязательно является. Я смотрю на её руку. Взять или не взять? Да к чёрту. Я протягиваю руку и накрываю ладонь Беллы сверху. У неё дёргается нога, но это всё. Единственная непроизвольная реакция. Белла не убирает руку, и блять, это как блаженство. Даже когда у меня слишком быстро начинает потеть кожа ладони, а этот врач всё ещё что-то щёлкает мышкой у себя в ебучем компе, пока не просит папку. Папка? Чёрт, папка. Она же у меня. Не совсем у меня, но в сумке, которую я держу. Я достаю необходимое одной правой рукой. Он пролистывает все файлы, просматривает всё и вновь обращается к ноутбуку. Теперь всего на несколько секунд. И после переводит взгляд к Белле.

- Ну что же. Мы удаляем узлы в правой груди, а за левой продолжаем наблюдать. Как вы смотрите на то, если мы назначим операцию на девятое мая? У меня свободное утро. Самая первая операция только после часа дня, поэтому есть вариант, скажем, в 9:30.

Девятого? Что у меня в тот день? Где я буду? Я напрягаю мозги, потому что не могу взять и достать телефон, чтобы посмотреть. Это даже звучит хреново. В Испанию мне вроде позже, значит… Майами. Точно. С четвёртого и по восьмое числа. А он хочет назначить операцию днём позже. Мы говорим о Белле. Буду я здесь или нет, это её здоровье, и только ей решать, когда оперироваться. И время не терпит. Блядство. Она смотрит на меня, ненадолго поворачивая голову в мою сторону. Совсем ненадолго. Я киваю, если это вопрос, как лучше поступить. А если это был другой вопрос, вопрос о моём присутствии? Вопрос о том, буду ли я сидеть у дверей операционной и ждать, когда кто-то выйдет сообщить новости? Я постараюсь сделать всё, что от меня зависит. От Майами до Лондона лететь не более девяти часов. Я должен пересмотреть рейсы. Возможно, есть другой. Более ранний, на который я тоже успею после гонки.

- Да, хорошо. В половину десятого. Я буду готова.

- В таком случае за пару дней вам будет необходимо сдать анализы, которые я укажу, переслать их мне, и если они окажутся хорошими без серьёзных замечаний с моей стороны, то мы подтвердим операцию, и тогда вы плотно ужинаете тем, что любите, а утром уже не едите и не пьёте. Таков план на данный момент.

- А если по анализам вас что-то не устроит?

- Если так случится, то мы отложим операцию, чтобы устранить эти факторы. Но вы не волнуйтесь раньше времени. Понимаю, вы всё равно волнуетесь, но лучше сосредоточиться на хороших мыслях. Делайте, что любите, смотрите любимые фильмы или слушайте музыку. Посмотрите, какая у вас поддержка. Это немаловажно, мисс Свон, - он достаёт из ящика лист бумаги, на котором уже что-то напечатано, и просматривает его, зачёркивая несколько строк, прежде чем протянуть Белле. Она берёт его, но особо не смотрит. - Это необходимые нам анализы. То, что я вычеркнул, можете не сдавать. Вы уже сдавали их ранее, и по ним картина ясна.

- Хорошо.

- Но при желании Белла же может их сдать? Лишним не будет, - я открываю рот впервые за все эти минуты здесь. - Я, конечно, не врач, но картина, которая вам ясна, могла и измениться с того дня, когда Белла сдавала то, что вычеркнули из списка.

- Да, сэр, вы справедливо заметили, что вы не врач, и полагаю, вы можете принять, как правду, то, что в нашей области есть что-то, что необходимо проверить перед операционным вмешательством, а есть более второстепенные вещи, которые достаточно проконтролировать один раз в пределах нескольких недель. Я не желаю вашей девушке зла. Конечно, вы вправе сделать всё, если захотите. Я дам вам новый список.

- Не стоит, доктор, - Белла смотрит на меня, высвобождая руку и намереваясь встать. - Я разберусь даже так, если решу сдавать все. Мы свяжемся через несколько недель.

- Несомненно. Но помните, я на связи в любое время.

- Я помню. Спасибо. До свидания.

- До свидания.

Белла отбирает у меня сумку. Я отдаю без сопротивления и выхожу из кабинета секундой раньше Беллы, замешкавшейся, чтобы убрать медицинские документы. Наконец она тоже ступает в коридор. При этом она дотягивается рукой до левого плеча потирающим движением. Она злится. Нет, просто расстроена. Чёрт. Куда она теперь? Домой? Она ещё не спешит убраться подальше от меня. Хорошо, потому что я не готов попрощаться. Я иду за ней. Нет, вровень с ней. И чувствую тепло от руки Беллы в воздухе, пока она опускает её обратно вниз. И даже потом.

- Может быть, пообедаем?

- У меня нет аппетита прямо сейчас.

- Понимаю. Но тебе необходимо хорошо питаться. Точно качественнее, чем ты привыкла, перехватывая, что попадётся под руку на бегу или за компанию. Рыба, как никогда, кстати. И я не имею в виду суши или роллы со шведского стола на твоих рабочих вечеринках.

- Которые остались в прошлом.

- На данный момент. И ты не можешь знать, что будет через год или через четыре. Подожди, Белла, - я принудительно останавливаю её на площадке между этажами, куда мы спустились, пройдя мимо лифта. Белла даже не остановилась, и я так и продолжил двигаться за ней, чтобы не отстать. - Если ты… если ты хочешь плакать, то плачь, - она моргает и последовательно вдыхает, скользя взглядом к моей руке, обхватившей её локоть, и снова издаёт вдох, что отдаётся во мне печалью. - Я прямо здесь, если тебе нужно и это. Я, эта одежда и платок. Кому какая разница.

- У тебя нет платка, Эдвард.

Я качаю головой. Всё у меня есть. Целая упаковка одноразовых платков. Это, конечно, не тканевые, как в восемнадцатом веке или же в девятнадцатом, но так более гигиенично. Воспользовался и выкинул. Я достаю её из кармана джинсов и протягиваю Белле. Она отступает, чтобы вверх могли пройти другие люди. Я приближаюсь к ней, восстанавливая прежнее расстояние.

- Возьми. Ты была права, иногда они нужны.

- Спасибо. Моя машина в паркинге. Проводишь меня до неё? Он в соседнем квартале.

- Конечно.

Это короткая прогулка. Едва ли не самая короткая на свете. Кажется, что мы идём медленно, но всё равно приходим совсем скоро. Белла открывает автомобиль, седан оттенка морской волны, который и близко не передаёт всю красоту настоящей воды в океане. Вот отчего мне никогда не был по душе выбранный цвет. Я предлагал его изменить, перекрасить, подобрав колер лучше и, возможно, нанести некий рисунок по одной стороне, но Белла не захотела и слушать. Сказала, чтобы я не вмешивался, раз я покупал новую машину один и просто поехал в салон, как захотелось. Свою нынешнюю тачку я действительно купил самостоятельно. Но не потому, что мне было похер, что думает Белла. Но тогда она вернулась из деловой поездки накануне поздно ночью, и я посчитал, что будет достаточно того, что она уже видела фотки, которые я делал в салоне двумя неделями ранее. Блять, да я просто хотел сделать сюрприз. И мы всё равно обсуждали, что я не могу представить, как машина достаётся кому-то ещё, кто думал меньше, чем я. Я понимаю, что мог бы купить ту же модель позже и в присутствии Беллы, но как уж вышло.

- Я могу позвонить тебе позже?

- Можешь. Хочешь, чтобы я написала тебе, как окажусь дома?

- Да. Напиши, пожалуйста. Подумаешь над моим предложением вместе пообедать или поужинать?

- Подумаю. Спасибо, что побыл со мной. Для меня это было… очень важно.

- Я хотел тут быть. Правда.

Немного кивая, Белла касается моей руки на прощание. Короткое прикосновение, что длится лишь несколько секунд. Потом я опережаю её с открытием водительской двери и жду, отодвинувшись, когда Белла сядет и закроет её. Она садится за руль, захлопывая дверцу, но опускает вниз стекло после того, как заводит двигатель.

- Я не спросила. Тебя подбросить до твоей машины? Она далеко?

- Нет. Не далеко, и подвозить тоже не нужно.

- Хорошо, - Белла собирается нажимать на кнопку поднятия стекла, и я двигаюсь ещё в сторону, чтобы точно уйти с пути. Мимо проезжает другая машина, после чего путь свободен. - Пока, Эдвард.

- Пока. Будь осторожна.

Белла скрывается за стеклом и технично сдаёт назад для выезда с парковочного места. Она быстро уезжает в сторону въезда в паркинг, за чем невозможно проследить досконально, а я возвращаюсь к клинике, за которой оставил автомобиль. По привычке я проверяю, не оцарапал ли его кто, пока он тут стоял, но всё в порядке. Не видно никаких повреждений. Ни одного. Я возвращаюсь домой и натыкаюсь там на Кейт, лишь когда вхожу внутрь. Двери гаража были закрыты, и без всяких на то оснований я подумал, что её может не быть. Что она уехала хоть куда, только чтобы не видеть меня. Но она здесь и уже, разумеется, в чистой одежде. Даже более того, она одета в брючный костюм и лёгкую светлую блузку, хотя пиджак пока висит на стуле.

- Куда-то собираешься?

- Если тебе интересно, да. Встречаюсь с адвокатом в десять минут четвёртого.

- Спросила у отца?

- Нет, нашла сама, как делают это обычные люди, когда им нужна юридическая помощь.

- Ты пока не будешь рассказывать.

- Думаю, как и ты.

- Я уже кое-кому сказал.

- Не желаю слушать, муж. Очевидно, что по тебе этот развод ударит больше, чем по мне. Ты живёшь в публичном поле, не я. Будут говорить о тебе, а не обо мне. Задавать вопросы с намёком только тебе. Со временем я оценю решение, что ты принял, но сейчас даже близко не то время, Эдвард. Да я, наверное, ещё лет десять не захочу проверять, с ней ты или нет, - Кейт смеётся, но не таким смехом, когда кто-то пошутил и рассказал анекдот, и все вокруг поняли шутку, отреагировав именно так, как и предполагалось рассказчиком. - Какой-то частью себя я буду счастлива от того, какие вопросы тебе могут задать.

- Не будешь, Кейт. Тебе больно, ты хочешь расковырять что-то и во мне, но ты ещё меня любишь. Ты не будешь веселиться, зная или догадываясь, что мне плохо. Ты не закатишь вечеринку по этому поводу.

- Но и открытки с добрыми пожеланиями я тебе слать не буду. Мы не останемся в дружеских отношениях после и больше никогда не встретимся.

- Может быть, и встретимся. Не специально, не по договорённости, но случайно.

- Ты, я и твоя новая жена.

- Может, наоборот. Я, ты и твой новый муж.

- Ну я поехала. В холодильнике почти ничего нет, но на ужин я, скорее всего, и не вернусь. Отец уехал в командировку, так что я поужинаю с мамой.

- У них не останешься?

- Нет. Это ещё мой дом. Но у меня в планах съехать до твоего отъезда в Италию. Не переживай, что ты уедешь, а я превращу твой дом в руины, муж.

Упаси Бог. Я люблю этот дом. Он хранит так много всего. Воспоминания, произнесённые в его стенах слова, моменты и дни. Кейт смотрит на меня, но наверняка мы думаем о разных вещах. О разных моментах. Она захватывает свой телефон, прежде чем уйти в гараж через улицу. Смутно слышно, как открываются ворота, а потом Кейт сигналит. И зачем? Что-то забыла? Ничего она не забыла. Она взяла и сотовый, и сумочку. Я видел. Я выхожу, и Кейт кричит через опущенное стекло. Блять. Я поставил свою машину напротив гаража так, что Кейт просто не может выехать. Почти по центру.

- Убери её.

- Сейчас уберу. Не ори!

- Куда ты?

- Ключи в доме.

- Боже.

Я отгоняю машину в сторону и, только Кейт выезжает за пределы гаража, загоняю автомобиль внутрь, чтобы она уехала без лишних манёвров туда-сюда. Всё равно я больше никуда сегодня не собираюсь. Глядя во внешнее зеркало заднего вида, я почти полагаю, что вот-вот Кейт высунет руку в открытое окно и покажет мне средний палец, но она просто газует и пропадает из зоны видимости. Пока-пока. Как, интересно, всё будет потом, как только дело дойдёт до бумажек? Кейт вручит мне их где-нибудь на кухне, если на тот момент мы вдруг ещё будем делить кров, или велит их в любом случае прислать мне по почте, даже если сама до той поры не съедет? Представляю, как достаю конверт из почтового ящика, обнаруживая внутри документы, притом что моя пока ещё жена всё равно видится со мной каждый день, и двумя минутами спустя я сообщаю ей на кухне или в другой комнате, что бумаги по разводу пришли. Как увлекательно всё может быть. Если бы только речь шла не о моей жизни. И не о жизнях других. Кейт и Беллы. Я закрываю гараж, прежде чем вернуться в дом. Холодильник действительно фактически пуст. Я заказываю доставку всего, что нужно, и что не так уж и необходимо прямо сейчас. Например, я мог бы обойтись без пончиков. Формально мне нельзя пончики и иную выпечку. Но они попались на глаза, и от парочки штук ничего не будет. Я оставляю их на более позднее время, а на обед варю себе суп из готовой смеси. Пока он варится, звонит мама.

- Привет.

- Привет, мам.

- Как дела на базе?

- Всё по-старому, как и всегда. Несколько тренировочных заездов. Ну ты знаешь.

- Знаю. Я хотела вот о чём поговорить. Мы с твоим отцом на днях отдали в химчистку ковёр из подвала, мы же нечасто туда спускаемся, но твой отец пролил на ковёр машинное масло, и когда за ковром приехали, я нашла под ним серьгу. Может быть, ты не помнишь, но это Белла её потеряла. В нашем подвале. Вы тогда, как я думаю… Ну ты понимаешь, о чём я. Ты сказал, что вы не смогли найти. Сейчас ваши отношения… изменились, и может быть неудобно, но мне кажется, ты мог бы её вернуть.

- Ну не уверен, что Белле она ещё нужна.

Мысли в голове лихорадочно перескакивают с одного на другое. Я пытаюсь понять, может ли мама знать. Если Кейт ей что-то рассказала или рассказала всё. Нет, это невозможно. Тогда мама не говорила бы со мной так нормально и просто о дурацкой серьге да запачканном ковре, как будто это действительно то единственное, в чём проблема. Нет, мама точно не знает. На данный момент это можно исключить.

- Она золотая, Эдвард. Белла точно не могла выкинуть вторую. Если только отдать на переплавку, но я сомневаюсь. Я могу сама позвонить Белле, если тебе совсем… трудно.

Блять. Звучит, как будто меня проверяют. Если скажу, что трудно, то мама сразу решит, что я не так уж и забыл Беллу, как хотел показать. Зачем толкать меня к ней? Я не могу ничего понять.

- Я заберу позже. Сейчас я собираюсь пообедать. Если тебя не будет дома, то у меня есть ключи. Просто оставь её где-нибудь на столе, чтобы я увидел.

- Да, хорошо. Кейт же сейчас не рядом с тобой?

- Нет. Её нет дома. Она уехала по делам и потом к матери.

- Хорошо. Не всегда же девочке проводить время с тобой одним здесь и в поездках.

- Ты так её любишь, - медленно проговариваю я. - Ты её любишь, мам?

- Люблю. Кейт твоя жена. Конечно, я люблю её. За всё, что она делает для тебя, что я уже не могу делать, потому что ты не в том возрасте, когда с тобой может ездить мама. За всё, что не делала Белла, потому что у неё есть объективные причины, и на самом деле я их понимаю. Но ты мой сын, и да, я хочу, чтобы ты выглядел хорошо, чтобы рядом с тобой была женщина, способная на жертвенность.

- Ты поэтому не любила Беллу?

- Я любила. Так, как с ней только было возможно проявить чувства. Так, как она позволяла. Любить Кейт проще. Она всегда ответит или вскоре перезвонит. Белла… Моя любовь к Белле совершенно иная. Белла слишком независимая для того, чтобы её можно было любить так, как Кейти. Почему ты спрашиваешь обо всём этом, Эдвард?

- Потому что я… - блять, только не эта хрень, как на вечеринке. Блять, только не снова. Не потому, что я один у себя дома. Просто не надо. Я совершаю судорожный вдох и, открывая кран с водой, подставляю руку под холодный поток. - Вся эта жизнь… Если она не такая, как я…

- Если она не такая, то неважно, как сильно я люблю Кейт, или кого я люблю намного меньше неё, мой ребёнок это ты и только ты. Что хорошо для тебя, хорошо и для меня, и наоборот. Если просто первый год тяжёлый, а они такие у многих, то это не означает, что нужно сразу рубить, ладно?

- И у вас с папой был тяжёлый?

- Не тяжёлый. Но могло быть и проще, не купи он абонемент в театр на весь сезон для нас двоих. Ты же знаешь, как я не люблю театр.

- О да.

- Мне пора возвращаться на работу, сын. Я оставила серёжку на столе на кухне. Дверь в кухню я закрою, так что Макс точно сюда не проникнет. Но мы его всё-таки кастрировали, поэтому будь осторожнее. Временами он ещё ищет их.

- Свои бубенчики?

- Их.

- А ты не запрёшь его в переноске?

- Исключено. Я не хочу добавлять стресса бедному коту.

Ну да, разумеется. Этот кот не такой уж и бедный. Не то чтобы я ненавижу его или что-то такое, но он ест почти строго по часам, у него есть крутая поилка-фонтан, и на год жизни ему приобрели ещё и автоматическую кормушку. Подумаешь, стал кот кастратом, скоро он об этом и не вспомнит, и ему станет казаться, что так было всегда. Может, и желание тереть свои яйца именно о мою ногу останется в прошлом. Белла всегда из-за этого смеялась. А Кейт пыталась брать его на руки, чтобы Макс отвязался, но он не любит почесушки, когда прямо сейчас у него нет в них потребности, и обычно он спрыгивал обратно к моей ступне, продолжая действительно ему необходимое. Я не был счастлив от такого внимания, но это же животное. Ему не объяснить, что хорошо, а что плохо. Я заканчиваю разговор с мамой и помешиваю суп. Сколько его там варить? Упаковка валяется на полу. Видимо, смахнул, не заметив. На ней написано, что время варки пятнадцать минут. Хорошо, скоро будет готов. Минут через семь. Телефон издаёт короткий сигнал, когда я вытаскиваю ложку из кастроли. Белла. Сообщение от неё.

Я дома. Добралась хорошо.

Всё в порядке? Ты вроде долго.

Да. Остановилась заправиться и ещё заехала за гамбургером, ну и выпила там коктейль. Что-то захотелось.

Клубничный?

Нет, ванильный.

Звучит вкусно.

Белла больше ничего не пишет. Из-за этого мне ещё сильнее хочется её проведать, и, пообедав, я заезжаю к родителям за серьгой. Она лежит там, где мы и договорились, но вот Макса что-то нигде не видно. Где он? Мне всё равно волнительно за него. Я не могу уйти, не убедившись, что он в доме или хотя бы в дворе, куда легко выйти через кошачью дверцу во французских дверях. Я прохожусь по комнатам первого этажа, прежде чем подняться на второй, и заглядываю даже под кровать в родительской спальне, однако Макс обнаруживается спящим на весах в ванной. Он приоткрывает глаза, видимо, из-за того, что ещё не успел полноценно заснуть, и потягивается, так что я решаюсь подойти ближе, а потом и коротко погладить в районе задних лап.

- Привет. Как ты, дружок? Да, знаю, ты меня не очень любишь, но я уже почти ухожу. Просто заглянул на минутку.

- Мяу. Мяу.

Он мяукает ещё и неожиданно подаётся ближе к моей руке, которую я уже убрал. Что, хочет, чтобы я погладил? Его рыже-коричневая шерсть так блестит, ухоженная и шелковистая. Я прикасаюсь к нему вновь, но всё ещё с осторожностью. Не хочу, чтобы он меня куснул или оцарапал. Макс мурчит, пока не поджимает лапы. По-моему, с него довольно. Я встаю, и он провожает меня взглядом, когда я выхожу из ванной. Я доезжаю до Беллы в течение пятнадцати минут. Но теперь у меня нет беспрепятственного доступа за ворота. Приходится выйти, чтобы позвонить через интерком. Она не подходит. Как так? Она же написала, что дома. Соврала? Или куда-то ненадолго отъехала? Я выжидаю ещё немного и повторяю попытку связаться. На этот раз успешную. Белла отвечает отчего-то с учащённым дыханием. Что она делает?

- Алло.

- Это я.

- Эдвард?

- Ну да. Впустишь? Я объясню всё внутри.

- Мы не договаривались, Эдвард. Я… - да что с ней такое? Она что-то скрывает? По-моему, для этого уже поздновато. - Я… Хорошо, проезжай.

Ворота начинают движение влево. Я возвращаюсь за руль и подъезжаю прямо к дому. Около него уже припаркована чья-то тачка, которую я никогда не видел. Припаркована в тени дерева, где обычно оставлял машину я, если собирался позднее уехать по делам или просто к себе домой, когда мы с Беллой ещё не жили вместе. У автомобиля цвет переспелой вишни. Ужасно, как по мне. И тем более я не поклонников ниссанов. Я проезжаю к другому дереву и покидаю внедорожник, двигаясь к двери дома слегка в горку, огибая зелёный островок. Белла выходит на крыльцо в накинутой поверх купальника пляжной туники.

- Привет.

- Да, привет. Итак, ты хотел объяснить.

- Думал, мы зайдём внутрь.

- Можно было бы, - Белла загораживает дверь, хотя та не прозрачная, и прижимает ступню правой ноги к лодыжке левой. - Но…

- В чём блять дело?

- Именно в том, как ты себя уже ведёшь. Я тебя впущу, но если ты пообещаешь мне не устраивать сцен. Мне не нужны сейчас сцены, Эдвард. Я никого не приглашала. Ни тебя, ни его. Но он приехал с цветами, и…

- Он?

- Дистрофик, как ты его назвал.

Замечательно. Всё-таки он хочет не просто общаться, а подкатить к ней. И где он? Она вышла в купальнике, сухом, но всё же они собирались в бассейн? Он уже там? Плавает в её бассейне, в котором когда-то плавал я? Случалось так, что иногда мы занимались там и сексом. Не самое удобное место, скажу я вам. Но всё равно у меня сносило крышу.

- Ему ты тоже сказала?

- Нет. Конечно, нет. Я не говорю об этом всем подряд.

- Ты хочешь, чтобы он был здесь? Я могу его выставить. Это твой дом, конечно, но если ты сама не можешь, или тебе неловко, то я могу взять этот разговор с тем дистрофиком на себя.

- Для начала, может, перестанешь так его называть? Он худой, но не больной, Эдвард. Я сама могу выставить кого-то за порог. Переходи к делу, пожалуйста.

- Мама нашла твою золотую серегу у них в подвале. Видимо, мы тогда плохо искали. Держи.
Я вытаскиваю серёжку из кармана джинсов. Ну да, я не слишком элегантен в том, как можно было её преподнести. Чего уж теперь, она не только что из ювелирного салона. Может, я и понимаю, отчего этот дистрофик тут задержался. Цветы, всё такое. А я лишь с этой серьгой, подарком из прошлого.

- Оу. Удивительно. Спустя столько времени. Я и думать о ней забыла. Не уверена даже, где её пара.

- Ну мне кажется, что ты её найдёшь. По крайней мере, мама заметила, что это золото, а золото не выбрасывают. Так она сказала.

- Да, наверное. Спасибо, что привёз её. Знаешь, я…

Входная дверь открывается, и на крыльцо выходит дистрофик собственной персоной. Сухой. Полностью в одежде. Не в трусах или в полотенце. Значит, в бассейн не пустили. Или ещё не успел попроситься. Боже, при свете дня в столь солнечный день он выглядит даже хуже, чем на тех фотках, сделанных в тёмное время суток. Видок у него так себе. Среди щетины проглядывают незажившие порезы от предыдущего бритья, а волосы после применения геля для укладки не помешало бы помыть. Готов поспорить, что как-то на днях он участвовал в какой-нибудь съёмке, и на него этого геля вылили целую тонну, но никто не порекомендовал сходить в ванну в тот же самый день. Ну пиздец. Как можно быть таким тупым и притаскиваться к девушке, выглядя вот так? Белла его точно не хочет. Никакие цветы вот это не скрасят. Даже если мы и не сойдёмся вновь, у неё высокие стандарты. Но как бы избавиться от него так, чтобы насовсем? Не хочу, чтобы он тёрся рядом с ней и всё равно рассчитывал, что ему обломится хотя бы раз, и потом можно будет трепаться об этом с друзьями. Без сцен, но я хочу, чтобы он свалил.

- О, здорово, мужик. Не слышал, что кто-то звонил. Белла, это твой друг?

- Да. Эмерсон, это Эдвард Каллен. Эдвард заехал отдать мне кое-что. Эдвард, это Эмерсон Перси.

- И что же?

- Мою серьгу. Я обронила её дома у его родителей.

- Как я понимаю, недавно.

- Не слишком, Эмерсон. Когда мы с Эдвардом встречались. Вот тогда.

Блять. Я не ожидал, что Белла это скажет. Так честно. Так откровенно. Выглядит всё так, будто они общаются очень близко, и у неё нет тайн от него, но внешний вид её дружка опровергает моё предположение. Он не знал, что мы были вместе. Точно нет. Она ему не говорила. Качнув головой, он притоптывает ногой.

- А что тогда между нами?

- Эмерсон, мы с тобой общаемся. У нас, правда, хорошо складывается просто общаться. Давай всё так и оставим, ладно? Или если ты не согласен…

- Да, Белла, не согласен. Я не собирался с тобой так и продолжать просто общаться. Но неважно. Я чувствую, что я здесь точно лишний. Я поехал.

Он направляется к машине и садится за руль. Белла уходит внутрь дома, оставляя дверь открытой. Я торчу снаружи ещё несколько секунд, будто чтобы убедиться, что дистрофик точно уедет, но на самом деле я лишь смотрю, чтобы он на эмоциях не въехал в мою тачку. Белла стоит у домофона, когда я ступаю за порог, и дожидается появления автомобиля перед камерой у ворот, прежде чем закрыть их одним нажатием кнопки.

- Он такой драматичный, не правда ли?

- Правда. Но это не значит, что ты можешь остаться, или что мы снова вместе, или что я не заинтересована в нём, но заинтересована в тебе, несмотря на… всё.

- Я знаю, Белла.

- Что ты знаешь, Эдвард? Что у нас были причины расстаться? Что это не было просто решением, принятым на эмоциях? У всего этого есть причина. И ею не является именно моё отношение к детям. Тебя не было так часто…

- Но сейчас я здесь, - несдержанно перебиваю я. - Давай сядем и поговорим. Давай представим, что ты… Пять минут без мыслей о диагнозе, всего пять минут, и мы сможем решить, как всё может быть между нами, если не думать о нём. Блять, просто… Только ты и я. Никаких других людей. И ничего остального. Только ты. И только я.

Белла закрывает дверь и направляется в гостиную. Я иду следом, расценивая, что мне можно. Белла не сказала мне уйти. Она поворачивается в дверях.

- Ты всё здесь знаешь. Дом, комнату. Садись, куда хочешь, и поговорим.

Я выбираю кресло. Не хочу сидеть на диване. Как чувствую, что Белла ни за что не сядет рядом. Она садится в другое кресло в стороне от моего и скрещивает ноги в лодыжках. Молча. В тишине. На моей памяти здесь никогда не было так тихо.

- Ты всегда слушала музыку. Скачивала на флешку всё подряд и потом, если тебе что-то не нравилось, говорила, что надо бы запомнить и удалить, но этого никогда не происходило. Здесь непривычно тихо. Сейчас.

- Да. Мне тоже непривычно. Это словно не я, но это я. Такая, какая есть, в нынешний момент.

- Да. И это нормально. Это естественно. Всё меняется.

- Надеюсь, не слишком. Потому что ты здесь, и мы были счастливы в том периоде. Мы были счастливы. Я никогда не скажу, что мы расстались, потому что были полностью несчастливы. Это не так. Но мне кажется, что я потеряла тебя гораздо раньше, чем это произошло в реальности. Всё началось с мыслей. С моих мыслей. С того, как где-то в моём мозгу всё словно вцепилось в то, что… В то, как часто тебя физически нет рядом. Это не о сексе, Эдвард. Это о тебе, как о мужчине, о твоей силе и способности защитить от… многого. И если ты…

- Если я далеко, то я не силён для тебя. Это ты думаешь?

- Я не думала до определённого момента, Эдвард.

- А потом? Что изменилось потом?

Наклоняясь вперёд, Белла переплетает руки. Её взвешенное молчание таит в себе столько невысказанного. Я думаю, что она могла мне не сказать, будто запретив себе, а может, и правда, запретив, но я ни хуя не знаю, в чём дело. Какими были её мысли, и отчего именно она решила, что меня нет даже мысленно. Я никогда не сводил всё лишь к себе. Мы разговаривали не так часто, как хотелось, но эти разговоры не были только обо мне. Я спрашивал её о ней. Я старался, чтобы эти вопросы не звучали однотипно день за днём. Я напоминал фотографироваться почаще и присылать фото. Я чувствовал близость с ней, и просто глядя в её глаза на этих снимках, пересланных онлайн. Но я почти не слал ей своих фотки. Несмотря на сообщения в стиле «покажи, что на тебе сегодня надето» и интимные послания с намёком на то самое, когда она скидывала снимки в белье или вообще без него.

- Я никому не говорила. Но если бы и сказала, то только тебе. Помнишь менеджера группы?

- Не особо. Ты хочешь сказать что-то о нём?

- О нас с ним.

- О вас, - киваю я. - Ладно. Меня не было, и ты с ним…

- Думаешь, я тебе изменила, пока ты был вдали?

- А ты изменила?

- Нет. Но если ты думаешь так…

- Я не думаю так. Ты сама спросила об этом. Значит, ты думаешь, что я могу решить, что у вас что-то…

- Было не это. Пит меня домогался. Он был нетрезв, и я разобралась. Я умею управляться с пьяными мужиками. На следующий день он извинился, а потом ещё, и мы забыли. Этого больше не повторялось.

- Где я тогда был?

- Где-то. Но дело не в том, где был ты. А в том, что и я не была здесь. Я тоже находилась в другой стране. Это не только ты тот, кто постоянно уезжал. Помню, я подумала не то, что меня могли изнасиловать, а то, какая из меня может быть мать с моим образом жизни. Вот почему я не хотела детей. Или не хочу по-прежнему.

- Ты могла сказать мне всё это. Просто сказать, - шепчу я. Так нечестно. Я чувствую бессилие. Это как быть обманутым. - Тебе не нужны дети. Эти слова ты кинула мне в лицо, а не то, что говоришь сейчас. «Это не срочно, давай поговорим об этом потом». Я бы…

- Ты не хотел больше ждать. А я не хотела приносить ребёнка в этот мир, зная, что не буду рядом столько, сколько надо.

- Ты не могла этого знать. Ты не могла знать, что бы ощутила через месяц или семь.

- Я не о знании, Эдвард! Я говорю о чувстве.

- Тогда не называй это знанием, - я встаю с дивана и приближаюсь к ней. Опускаюсь перед ней на колени, протягивая руку всё равно что вслепую, потому что смотрю лишь в глаза Белле, в её лицо, которое так близко, что от этого сердце заходится набатом, стучит, как при выбросе адреналина во время гонки. - Ты рассказала мне, и сейчас это главное. Сейчас дети не то, о чём я думаю. Совсем. Нам главное тебя…

- Подлатать. Меня нужно подлатать. Я не хочу употреблять другое слово. Вылечить. Я не хочу его слышать.

- Нет, - я сжимаю руку на её талии. Кажется, что там. Или, может, чуть выше. Да, точно, это уже рёбра. Я чувствую их почти все. Всегда было так. - Я не согласен. Я не хочу использовать другие слова. Тебе предстоит лечение. Это именно лечение, - с нажимом говорю я и ощущаю, как поджимаются губы, когда я произношу слова, что Белла не желает слышать. Но ей нужно их слышать. Ей нужно признать. Не отворачиваться от этого. Не отворачиваться от меня, что она пытается сделать, отводя взгляд. - Нет, посмотри на меня, - она часто моргает, несколько раз подряд, прежде чем повернуть голову обратно, сдвигаясь в кресле ближе ко мне. Осознанно она двигается так или нет, я не знаю. Но так или иначе она придвигается, и её ноги упираются в мои колени. - Ты болеешь. Это больно не только физически. Я не могу понять всё до конца. По большей части это лишь твоё. Никогда не будет достаточно того, что ты рассказываешь об ощущениях или не рассказываешь, но позволяешь видеть. Но я не буду говорить, что тебя просто латают, как какую-то дыру. Я не стану.

- Я тебя прошу.

- Нет, Белла. Ты не получишь от меня притворства.

Я не страшусь, что она пошлёт меня подальше. Не пошлёт. Я не чувствую, а знаю. Я знаю её. Она уже доверила мне правду и не сможет притворяться. Белла касается моей руки, моргая и слишком громко втягивая воздух при дыхании. Её рука дрожит, и я пожимаю пальцы.

- Я не хочу думать о худшем, - она озвучивает это слабым шевелением губ. - О том, что у меня может возникнуть рак не сейчас, так позже. Но эти мысли… Иногда мой мозг словно сужается вокруг них, и остаются только они, и я просто…

- Ты не проваливаешься. Ты не падаешь. Ты здесь, и я здесь. Я не смогу доказать тебе последнее в одиночку. Ты тоже должна постараться. Если мы хотим…

- Я постараюсь. Поплаваем в бассейне? Я собиралась до того, как пришёл Эмерсон.

- Прекрасная идея.

Предыдущая глава