Над городом уже вовсю господствует тьма, когда я возвращаюсь в отель и переступаю порог своего гостиничного номера. Очередной город, очередной отель. На этот раз в Джидде, что в Саудовской Аравии. На гонках, проходящих в мусульманских странах с более строгими законами и обычаями из-за исламских ограничений во время традиционного душа для победителей вместо шампанского используется безалкогольный газированный напиток, но какая мне разница. Ко мне это не относится. Я не победитель. Я совершенно сухой, я вспотевший под обычной одеждой, но не мокрый. В Джидде 22:52, а у Беллы в нашем Лондоне на два часа меньше. Боже, как это далеко. Как она чертовски далеко. И как одновременно близко. Была бы дальше, может быть, и спала бы, но в 20:52 подобное маловероятно. Или она вообще не дома. Чёрт его знает, она может быть и на вечеринке или совсем уехать из города по работе. Я не могу звонить ей каждый день. Расписание держит в узде. Но и Кейт, по-видимому, тоже. Она поехала со мной. Но не туда, где я только что был. Не в ювелирный. Оказалось, что они открыты тут допоздна. Ну да, никогда не знаешь, когда кто-то захочет жениться. Или купить подарок своей формально бывшей. Хотя в исламе, наверное, нельзя иметь бывших. Всё раз и навсегда. Должно быть раз и навсегда. Я поднимаю голову от ботинок и вижу Кейт, что выходит из комнаты к двери, скрестив руки ниже груди. Так выглядят, когда что-то не нравится. Но Кейт выглядит так, и когда просто беспокоится. Её кольцо поблёскивает даже в полумраке. Я не поскупился на бриллиант. Мне понравилось, и я купил. Но, может, с Беллой я бы заказал сделать. Чтобы её кольцо было единственным в своём роде.

- Где ты был?

- Гулял.

- Я не хочу, чтобы ты гулял здесь один. Мы не в Европе, Эдвард.

- Но и в не трущобах. Мне нужно было побыть одному. Разве я не имею права?

- Имеешь. Конечно, имеешь, - Кейт разжимает руки и подходит ко мне, касаясь моего лица. Так быстро, так мгновенно и так ласково, что я почти ненавижу себя за многое. Если бы она только знала, действительно всё знала... Что я с ней, но не с ней. Что вижусь с Беллой при каждой возможности, что думаю о былом и что покупаю подарки той, кому я не так и уж необходим. - Ты имеешь право на грусть и на любые эмоции...

- Но я упустил не первое место, а всего лишь шестое, так какого хрена я парюсь, да?

- Я твоя жена, Эдвард. С тобой я, а не кто-то еще, - слова Кейт как острой бритвой по сердцу. - Я многое могу принять, но не то, что ты ходишь один по чужому городу. Кто, по-твоему, стал бы искать тебя по больницам или и того хуже?

- Кейт.

- С тобой только я. Здесь только я. Я тебя жду и забочусь о тебе. Теперь, когда ты вернулся, я иду спать.

Кейт разворачивается и уходит. Я стараюсь вести себя как можно тише, принимая душ, потому что не могу лечь грязным и пропитанным запахом машины. Я не люблю Кейт, но уважаю её. Пытаюсь уважать. Она не должна терпеть, если от меня отвратно пахнет. Я задумываюсь, не подарить ли ей купленное ожерелье. Со мной действительно она, а не Белла. И пока мы ездим с место на место, если что случится со мной во время гонки или вне её, рядом будет Кейт. Она любит меня. Она это и имела в виду. Что ей опознавать труп или мчаться ко мне в больницу, и ей что-то делать на месте, потому что здесь она. Не мои родители и не кто-то ещё. А только она. Я аккуратно залезаю под одеяло и когда слышу дыхание, то понимаю, что Кейт так и не спит. Я размещаюсь в кровати удобнее, насколько это возможно с чуть заевшим плечом. Ничего страшного, надо просто нанести тот чудодейственный крем. Я собираюсь снова встать и сходить за ним, когда Кейт, поднявшись, включает свет на тумбочке со своей стороны постели.

- Болит?

- Нет. Только ноет. Видимо, слегка потянул. Когда...

- Когда пытался не дать Окону уйти.

- Да.

- Я нанесу мазь.

Она ненадолго скрывается в ванной. Я оставил тюбик там. Я сажусь, пока Кейт нет. Прежде чем коснуться меня рукой с кремом, Кейт какое-то время греет его на ладони и только потом, втирая, начинает распределять по области плеча круговыми движениями. Иногда ощущается болезненно, но только так можно заставить крем проникнуть глубже. Иногда нужно просто перетерпеть, и тогда всё, быть может, наладится. Кейт передвигается у меня за спиной и начинает втирать с большим нажимом. Я морщусь, но терплю. Мне уже давно не двадцать, а все тридцать четыре. К каким-то болям пора привыкать. Она мягко опускает голову мне на плечо с самого края. На здоровое плечо. По крайней мере, я не чувствую неприятных ощущений в правом.

- Спасибо, Кейт.

- Ты не должен за это благодарить. Как я и сказала, я забочусь о тебе. Даже если это означает не спать в половину второго ночи.

Я поворачиваюсь и прикасаюсь к ней, ведомый странным желанием. Оно не имеет ничего общего с любовью, нет. Это лишь потребность. Нужда ослабить напряжение. Выпустить пар. Вдыхая, Кейт дотрагивается до моих губ своими. Её губы обветренные, потому что она часто облизывает их. Я не хочу, чтобы она целовала меня так нежно, и перехватываю инициативу. Она не сопротивляется, а принимает, и вот она уже подо мной. Мне нравится её покорность. То, как она дышит, ощущая меня. Но видеть её лицо… Я не всегда могу так. Иногда мне плевать, но не сейчас. Я не готов смотреть на неё. Не готов, чтобы её взгляд словно пожирал меня. Она никогда не отводит его, не прикрывает глаз. Она смотрит и смотрит, но она не Белла. Это не такой взгляд. Не те ощущения. Не та женщина. Но я лишь заставляю Кейт повернуться. Подминая её под собой, я избавлен от того, чтобы видеть её лицо. У неё темные волосы, и так, благодаря позе, я могу представить, что это Белла. Я делал это много раз. Был с Кейт, но воображал Беллу. Как всё было бы, будь это она. Я не вожусь долго ни с презервативом, ни с одеждой. Всего несколько секунд, и я стремительно проникаю в Кейт. Глубоким мощным толчком. Она вздрагивает подо мной. Может, ей и больно. Но вряд ли. Она подаётся ко мне, словно умоляя взять её сильнее. Жёстче. О да. Я захватываю её волосы в кулак. Она нужна мне ближе, чтобы достигнуть освобождения. Она очень мокрая. Двигаться легко, я скольжу назад и обратно. Снова и снова. Кейт пытается повернуть голову. Я удерживаю за шею. Ещё несколько секунд. Мне нужно только несколько секунд. Без её прямого взгляда. Только так я могу. Только так мне надо. Какой я козёл.

- Не шевелись.

- Эдвард...

Я наваливаюсь на Кейт всем весом. У меня уже всё болит от желания кончить. Я протягиваю руку к её рту, заглушая стонущие звуки. Они отвлекают. Мешают. Но я представляю голос Беллы в своих мыслях, её протяжные всхлипы удовольствия, от которых сжимается член. Сжимается в хорошем смысле. Наконец я кончаю. Не так сильно, не так бурно, как с Беллой. И близко не так. Но, чёрт побери, это лучше, чем если бы я совсем не кончил. Медленно я оставляю Кейт и отодвигаюсь. Она перемещается на свою половину кровати, одёргивая сорочку вниз. Вроде всё в порядке. Между нами. Или нет? Хрен знает. С Беллой, когда она касалась меня и после такого траха и закидывала ногу мне на бедро, всё было понятнее. Кейт тянет одеяло на себя. Я вдыхаю и выдыхаю, и снова вдыхаю. Белла бы не позволила мне сделать ничего, что слишком для неё. Кейт позволяет. Или, по крайней мере, она не попыталась отпихнуть меня, как следует.

- Кейт. Ты в порядке?

- Ты был груб. Именно так я сегодня не хотела. Как твоя жена, я должна просто терпеть?

- Не терпи.

- А как тогда?

- Сказать «нет». Отпихнуть. Ударить, - я прямолинеен. Я всегда прямолинеен. Почти всегда. С Беллой случались и случаются исключения. - Давай обсудим. Ты считаешь, что я тебя изнасиловал?

- Нет. Но я считаю, что ты не чувствуешь всё так, как я. Ты хочешь контроля, его хоть в чём-то, когда не выходит быть первым на трассе, и я подхожу для этого, я понимаю. Правда, понимаю.

- По-твоему, мне никогда не победить, и поэтому я такой?

- Я не знаю, Эдвард. Возможно.

- Я не обещал быть идеальным мужем.

- Ты мог этого и не говорить.

- Чего ты хочешь, Кейт?

- Не слишком многого, - Кейт садится, поворачивая голову ко мне. - Чтобы ты учитывал мои желания или нежелание чего-либо. Если ты не можешь, если этому не бывать... Я не хочу так и дальше.

- Ладно. Но я не хочу разводиться.

- А чего ты хочешь?

- Спокойствия. Я хочу спокойствия, Кейт. Нервов мне и снаружи хватает. Там, на трассе. Это жизнь, но я не хочу выяснять отношения с тобой в два часа ночи.

- А развод дело беспокойное. Понятно.

- Развода не будет, - повторяю я и, когда Кейт перестаёт на меня смотреть, протягиваю руку для прикосновения к её руке. Кейт дёргается, и я сжимаю её руку слегка крепче, но не грубо. Надеюсь, что не грубо. - Мы не станем разводиться. Ты моя жена, я сделал выбор. Я выбрал тебя.

- Правда что ли? Когда мы вернёмся домой через пару недель, ты не встретишься с Беллой? Ты встречаешься с ней, Эдвард. Если ты недостаточно знаешь женщин, что маловероятно, то я должна сказать, что мы чувствуем, когда мы не единственные. Рано или поздно чувствуют все. Я не хочу спать с тобой в одной кровати сегодня.

Кейт поднимается, утаскивая с собой единственное одеяло. Ну замечательно. Вообще-то я не могу без одеяла. Я легко замерзаю, даже когда жарко. И спать одному одиноко. Пусто. В двуспальной кровати так и вообще. Мне это не нравится. Кейт всё так же в этом номере. Просто в другой комнате. На диване. Она не ушла. Не уйдёт. Или уйдёт, потому что ей точно известно про Беллу. Не детально, не о том, как часто это происходит, и не пропускаю ли я тренировки ради неё, но в целом... Блять. Мне не похуй, что Кейт действительно всё поняла. Вот как оно оказалось. Не похуй. Я не привык причинять боль. Я так вовек не засну. Я слезаю с кровати и привожу всё в порядок. Всё, кроме своих мыслей. Кейт не хочет меня видеть. Я не должен идти к ней. Не должен. С моей стороны будет совсем хреновым поступком не послушать её, не прислушаться к её желанию. Я надеваю носки. Так становится теплее, и кое-как мне удаётся заснуть. Но утром я просыпаюсь очень рано. Кейт ещё спит на диване. На нём недостаточно места, чтобы комфортно разместиться вдвоём. Но один человек вполне успешно может перекантоваться так и несколько ночей, а не только одну. Но мы скоро уезжаем. Самолёт в Мельбурн меньше, чем через пять часов. Мне нужно проветрить мозги. На улице уже не темно. Кейт не придётся снова волноваться. Я натягиваю спортивный костюм для пробежки. В целом я ненавижу бегать. Но для поддержания формы нужно и это, а не только плавание. Плавание я люблю. И Белла любит. Мы много раз плавали вместе, когда я был дома и ходил в фитнес-центр с бассейном. Кейт не ходит со мной. В это время она предпочитает работать, а для этого нужно оставаться перед ноутбуком. Я бегаю долго, очень долго. До рези в лёгких. До стука сердца, отдающегося в уши. До тремора в ногах, не боли, а именно до лёгкого покалывания в икроножных мышцах. Я выдыхаюсь почти весь, тело словно горит, выжигаемое повысившимся пульсом, и я останавливаюсь у кофейни. До отеля отсюда совсем недалеко. Я жду, как сокращается очередь, снаружи. Не хочу быть внутри дольше, чем действительно нужно. Не хочу слушать незнакомую речь и ломать голову, что говорят иностранцы. Хотя для них я тоже иностранец. Чужак. Наконец я вхожу, когда очередь сокращается до одного единственного человека, мужчины с бородой. Он уже получает свой стакан с кофе, и я делаю заказ, как только мужик отходит.

- Здравствуйте. Говорите по-английски? - если нет, видимо, придётся показывать картинки. Но девушка кивает, тоже здороваясь. - Супер. Спасибо. Латте и американо, пожалуйста. Нет, давайте лучше эспрессо, а не американо. И ещё два круассана с шоколадом и два карамельных доната, - Кейт любит пончики. Клубничные тоже, но клубничных сейчас нет. - Расплачусь картой.

- Да, сэр, - мне называют сумму. - Прикладывайте.

- Можете сложить пончики в пакет с ручкой?

- У нас есть крафтовый. Подойдёт?

- Отлично.

Я возвращаюсь в отель уже без своего эспрессо. Выпил по пути. За то время, что меня не было, в фойе стало более оживлённо. Я вижу Нико Хюлькенберга из Aston Martin у стойки регистрации. Он что-то подписывает, а рядом с ним его чемодан. Потом Нико разворачивается и идёт со своим багажом на выход. Он не замечает меня, да и ладно. Мы соперники, не друзья. У меня здесь нет друзей. Нельзя, чтобы они были. Потому что это неподходящее место. Неподходящая среда. Охуеть какая неподходящая. А с Джасом мы типа разругались. Он не в восторге от Кейт, но и ситуация с Беллой ему не нравится. Эммет пытается быть на моей стороне, ведь он сам тот ещё неопределившийся и всё не делает предложение любви всей своей жизни, но он пропустил мою свадьбу, выехав слишком поздно. Джаспер и то был. Я еду на лифте наверх и вскоре переступаю порог нашего с Кейт номера. Сначала мне кажется, что Кейт нет, но потом она выходит из ванной, собирая волосы в низкий хвост. Кейт идёт то платье, что сейчас на ней.

- Доброе утро, - говорю я. - Как спалось?

- Доброе. Лучше ожидаемого.

- Я рад. Принёс тебе латте и пончики. Позавтракаем?

- Я буду только один пончик.

- Хорошо, - она напряжена, я тоже напряжён. Я ем, запивая круассаны водой. Неохота возиться с чаем, хоть тут и есть чайник и много чашек. - Я видел Нико в холле.

- Выезжает?

- Вроде.

Кейт допивает латте. Я подхожу к ней. Теперь она настороженно смотрит на меня, пока не отводит взгляд в сторону. И тогда я опускаюсь в прикосновении к её лицу, разворачивая его к себе. Она издаёт вздох, но я едва думаю о нём или о том, что он означает. Я скольжу рукой под её платье и почти сразу к трусикам. Кейт вздрагивает и сопротивляется, пытаясь сжать ноги, чтобы мне не было места, но я уже миную бедро и наклоняюсь к ней ближе.

- Прекрати. Ты меня не получишь.

- Это только для тебя.

Беззастенчиво я проникаю пальцем под трусики в её влагу. Не сухо, но недостаточно влажно. Но только пока. Я надавливаю и добавляю ещё один палец. Я знаю, где у Кейт та самая точка. Кейт пытается отдалиться. Не сильно. Сильно она не может. Мешает то, что она сидит. Она возбуждённо вдыхает. Возбуждение струится через мои пальцы. Я могу не любить её, но мне эгоистично нравится, что она злится, но всё равно возбуждается. Со мной, для меня, из-за меня. На вдохе Кейт цепляется одной рукой за стул, а другой за моё плечо. Она бессильна передо мной. Ещё чуть-чуть. Я сгибаю пальцы, пробираясь чуть глубже, и она теплеет, увлажняется внутри ещё больше, прежде чем начать сжиматься и стонать. Кейт не притворяется. Она елозит на стуле, дыхание как у задыхающейся. Поверхностное и частое. Такое частое. Её трясёт, и она кончает, словно нанизываясь на мои пальцы. Кейт медленно поднимает голову. Очень медленно. Она точно о чём-то думает. Я не хочу, чтобы она думала после того, как я только что её удовлетворил. И я принёс завтрак. Если она не вопит про развод, то можно уже просто помириться?

- Можешь не заводить со мной с десяток детишек, Эдвард, но мы стали семьёй. Ты моя семья, а я твоя. Ты сказал, что выбрал меня, и если это так, то уважай меня. Ты больше не станешь уезжать вечерами к ней. Я понимаю, ты не можешь этого пообещать, вам, мужчинам, многое прощается и считается, что вы имеете право там, где женщину называют шлюхой, но ты мой муж. Если тебе не совсем похрен на меня, то делай, что хочешь, со мной, и я буду молчать, но только не...

Не встречайся с ней. Кейт не облекает свои мысли вслух, но ей этого и не нужно. Всё понятно и так. Но как я могу пообещать ей подобное? Как смогу смотреть в её глаза и говорить что-то, зная, что она уловит фальшь? Как, пообещав, я смогу видеться с Беллой, как будто этого разговора и не было? Никак. Я не смогу уважать себя, если продолжу, Боже. Я не могу. Не могу. Придётся рвать по кускам. По куску каждый день.

- Мне не похрен.

- Вот и узнаем. Нам надо собираться. Я иду в душ.

Кейт находится в ванной довольно долго. Мне приходится ждать, чтобы тоже попасть туда после пробежки. Я хотел и побриться, но времени становится совсем в обрез. Пофиг, полечу так, а побреюсь в Австралии. Я складываю свои вещи и в последнюю очередь кладу в карман на замке внутри чемодана гоночные перчатки, в которых тренируюсь. Их подарила Белла. Состояние у них соответствующее, потёртости и прорехи на ладонях. Сотни заездов и тысячи километров сейчас, а когда я ездил в них и на гонках, то как минимум пятьдесят кругов на каждом этапе, а иногда и больше семидесяти. Когда-то придётся выкинуть. И я выкину. Но не здесь, не сейчас, не в урну в этом номере. Ещё не пришло время. Кейт наконец выходит, и в душ иду я. Позднее автомобиль отвозит нас в аэропорт. В совокупности выйдет тридцать три часа пути. Без учёта времени на пересадке. Пока мы ждём, когда объявят посадку на рейс, Кейт неотлучно находится рядом со мной. То ли стережёт, чтобы я что-то не сделал, то ли тупо хочет быть рядом. Думаю ли я, что она расчётлива? Нет, если бы. Она всегда поблизости. В те редкие моменты, когда Белла ездила со мной, она никогда не охраняла меня, не сидела в соседнем кресле или на соседнем стуле, как приклеенная, как прикованная ко мне наручниками. Она могла уйти пройтись по магазинам в аэропорту и что-то купить или ничего не покупать, а просто посмотреть, или уйти сделать звонок или несколько в тихое место. Её могло не быть довольно долго, и я уже начинал волноваться, и как раз в этот момент она возвращалась. Она не нянчилась со мной, но точно знала, когда прийти, чтобы моя тревожность не переросла в обеспокоенный звонок. Белла знала меня. Она всё ещё знает. Просто мы блять не вместе. Мы не вместе так, как я этого хочу. А так, как мы вместе... Если честно, сколько ещё это сможет продолжаться? Дело не в Кейт, не в том, что она заговорила откровенно и поставила мне что-то вроде ультиматума. Так, как сейчас, это всё крохи, подаяние отчаявшемуся. Я могу жить без них. Я пришёл в наш несостоявшийся дом не сразу же, как женился. Я был только с Кейт. И не существовало никакого напряга. А теперь существует. И ещё какой.

- Я пойду попью, - Кейт поднимается из кресла. - Тебе что-то принести?

- Нет.

- Я до автомата и обратно.

- Не задерживайся. Вот-вот объявят посадку.

Кейт оставляет и сумку, и телефон. Я откидываю голову назад, смотря в потолок. Люди снуют вокруг, а их дети смеются, но кто-то и ревёт. Я ненадолго зажмуриваюсь, отгораживаясь от всего и всех, пока не звонит телефон. Белла. Это Белла. Она не звонила несколько дней. Я тоже не делал этого. Я отвечаю. Нужно быстро.

- Привет.

- Привет. Ты можешь сейчас разговаривать?

- Могу. Но зачем нам разговаривать, Белла? Зачем мы делаем всё, что делали?

- Что-то случилось?

Мгновение, на которое она задерживается с ответом, недостаточно длинное. Её голос такой, каким он бывает после того, если она плакала. Она плакала? Из-за чего ей плакать? Меня не должно это заботить. Я должен жить дальше. Без неё.

- Ты и сама знаешь. Мы расстались, я женился. Ты не хочешь большего со мной. Ты просто... пользуешься мной. А я... Я был как одержимый. Я любил тебя, как одержимый.

- Любил, - повторяет она за мной. - В прошедшем времени. Значит, теперь не любишь?

- Тебе не нужно, чтобы я тебя любил, - сам не знаю, откуда это берётся. От того, что это может быть правдой? Или от того, что я хочу так думать, лишь бы стало эгоистично легче? Да, чёрт побери, я хочу эту недоступную мне лёгкость. Она недостижима, но и я устал. - Нам больше не следует видеться, Белла. Это ни к чему не ведёт. Я никогда не представлял, что всё будет так. Я приезжаю, мы только трахаемся, и я уезжаю. Это совсем не то.

Она молчит. Я не могу слушать эту тишину. Но я слушаю, потому что Белла ещё на линии. Я бы записал это молчание на диктофон. Как ты можешь не понимать, что я по-прежнему люблю тебя, детка? Каких моих действий или слов не было достаточно?

- Так это действительно всё?

- Мы и так далеко зашли. Снизь цену на дом, насколько посчитаешь нужным. Его нужно наконец продать. Деньги не бывают лишними. Ни у кого из нас. И мы оба, и ты, и я... Мы ещё можем найти другой путь в этой жизни, путь к счастью с кем-то другим.

- Ты хотел сказать, что я могу. Потому что ты уже нашёл, Эдвард. Как нам лучше всё сделать, когда я продам дом? Наверное, я просто перечислю половину тебе. Ту половину, что останется после выплаты комиссии риэлтору.

- Да. Так будет лучше всего. Копия документов мне не нужна. Я ненавижу хранить всякие такие бумажки.

Этим всегда занималась Белла. Систематизацией и организацией хранения. Одинаковые папки, в которых всё было разложено в хронологическом порядке. Счета отдельно, документы отдельно. Теперь-то она наверняка всё выбросила за ненадобностью.

- Ладно.

- Я ещё вернусь не очень скоро, но касаемо матраца...

- Я его уже вывезла. Отдала нуждающимся.

- И когда?

- Не всё ли равно. Или ты имеешь что-то против?

- Нет.

У меня будто тахикардия. Я вдыхаю снова и снова, несколько вдохов подряд, но не чувствую облегчения. Она вывезла ту единственную вещь, что связывала нас. Избавилась от неё совсем. Отдала куда-то, где теперь ею будут пользоваться другие люди. Наверное, этого ожидали и от меня. А я не задумывался о том, куда должен его деть. Но было бы хуйнёй привезти и выгрузить матрац в гараж. Как бы я объяснил всё Кейт? Мы оба ставим туда автомобили.

- Хорошо. Я... Хорошо, что мы это решили, - медленно, как уставшая, говорит она. - И вообще решили всё.

- Да, хорошо. Ну...

- Эдвард. Я только…

- Что только?

- Я никогда не стремилась сделать тебе больно.

- Но тебе это удалось. Пожалуйста, больше мне не звони.

Я жму на отбой. Услышать что-то ещё выше моих сил. Экран гаснет, но я разблокирую телефон введением пароля и открываю список вызовов. Удаляю данные о последнем входящем, как будто его и не было. Неужели я, и правда, порвал с Беллой? Неужели всё? Я обхватываю бедро рукой. Я сильный. Достаточно сильный, чтобы сжать сильно и надавить до самых мышц. Чтобы поднимать штангу много раз подряд или иной груз в тренажёрном зале. Физическая боль ненадолго купирует стесняющее чувство в груди. Я никогда не чувствовал такого. Это ощущение как чёрная дыра. Как скорбь, что больше, чем просто тоска. Горло перехватывает спазмом. У отца Кейт астма. С её слов, когда она была младше и спросила его о том, больно ли ему, он описал приступы именно так. Спазм, царапающий всё изнутри, из-за которого едва хватает воздуха, и просто говорить себе дышать не помогает. Я осматриваюсь в надежде переключить внимание с того, что происходит внутри меня, на что угодно другое. На Кейт. Я не замечаю её в первую же секунду, но замечаю. Она одевается не как Белла. Белле настолько надоедал деловой стиль, что в редких поездках со мной она никогда не надевала в самолёт брюки или юбку. Но Кейт предпочитает брючные костюмы. Или брюки с топом, как сейчас. И они ей идут. Правда. Мысленно я концентрируюсь на всём этом, и понемногу меня отпускает. Всё хорошо. Или будет хорошо. Кейт приближается совсем и садится, протягивая руку к моему плечу потирающим движением. Туда-сюда. Какая же у неё тёплая рука. Очевидно даже через ткань. Никакого отрицания. Всё так. Именно так. Объявляют посадку на какой-то рейс. Это наш.

- Нам пора, - Кейт пронзительно смотрит на меня. - Ты в порядке?

- Да. Пойдём.

Я беру свой рюкзак и её сумку. Всё остальное уже в багаже. Надеюсь, на стыковке ничего не потеряют и успеют перегрузить на другой борт. Там будет достаточно времени. В полёте мы с Кейт играем в шахматы. Я не умел до встречи с ней. Когда нет интернета, выбор, чем себя занять, весьма ограничен. Хотя у меня в телефон закачано много книг, а Кейт загрузила на свой ноутбук парочку сериалов, что не засмотрены всеми до дыр. Она подсадила меня на те, которые снимают в Европе. Франция, Дания, Швеция, Германия, Австрия. Мы с Беллой смотрели либо американские, либо свои английские. И если и играли в настольные игры, то в основном в скрэббл. Он не требовал особо напрягать голову. Но шахматы ещё как требуют. Хоть я и новичок по сравнению с Кейт, иногда мне удаётся побеждать. Примерно в двух случаях из десяти.

- Шах и мат, - провозглашаю я, ощущая, как губы сами по себе расплываются в улыбке. Ну что тут сказать, я люблю побеждать. Даже если это лишь тупые шахматы, а на трассе мне едва ли везёт. Не в том, что касается первого места в отдельно взятой гонке, и уж тем более не когда речь о чемпионстве во всём сезоне. Я побеждал лишь на тестах да во время свободной практики. Крайне редко. Может, всегда случайно. Не потому, что сам был хорош, а потому, что машину настроили практически идеально, или соперники не особенно вкладывались в гонку, которая по сути неважна. - Сыграем ещё?

- Да. Ты стал чаще меня обыгрывать. Знаешь, что я в тебе люблю?

- Что?

- То, как ты очевидно тащищься от самого себя даже в такой момент, Эдвард. Я имею в виду, что так или иначе это всего лишь игра.

- Может, для меня нет. Может, я не воспринимаю это так. Просто не умею.

- Неправда. Ты же играл в детстве футбол.

- Играл. И расстраивался, когда мы проигрывали другим знакомым пацанам. Мне хотелось приходить домой, рассказывать, с каким счётом мы победили, и чтобы родители гордились даже такой ерундой. Отец был в университетской команде и выступал за неё успешно. Я тоже хотел так.

- Ты даже не стал никуда поступать.

- Не стал.

Кейт знает, как я увлёкся картингом и гонками и не мог представить себя просиживающим часы за партой в каком-нибудь колледже для получения года через три нормальной профессии. Нормальная профессия это отстой. Не для всех, но для меня точно. У многих спортсменов нет нормальной профессии и высшего образования. И когда наступает время заканчивать карьеру, приходится искать себя и своё место в мире вновь. Я думал об этом. Осознавал. И, тем не менее, пошёл на риск. На необходимость однажды начать что-то с нуля. Я буду готов. Лучше так, что заработать себе кучу болячек из-за малоподвижного образа жизни и прозевать их большую часть в силу отсутствия времени и денег на походы к врачу. По крайней мере, сейчас меня не упускают из виду. Регулярные медицинские обследования, сеансы массажа, индивидуальные тренировки. Всё включено.

- Значит, в действительности тебе совсем не хотелось в университетскую команду и в университет в целом. По-моему, твой отец гордится тобой просто так. Потому что ты можешь о себе позаботиться, и у тебя есть дело, которое приносит тебе доход.

- Ты снова об этом? Кейт, многие говорят, что хотят сына, но это не значит, что они не способны любить дочь.

Для Кейт это проблема. Её отец мечтал о сыне. Но родилась она. Роды были тяжёлыми, её матери пришлось удалить матку. Кейт росла и иной раз бесила отца. И однажды он на неё наорал. Словами, что ему никогда не хотелось иметь дочь. Ей было тринадцать. Позже он извинился, а ещё позже они спросили её, прежде чем принять окончательное решение об усыновлении мальчика. У Кейт появился брат, которого она искренне любит и звонит чаще, чем кровным родственникам. Но та её боль, боль от тех слов... Возможно, она навсегда.

- Ты уже так говорил. Хватило одного раза. Я тебя услышала. Но между нами есть разница. Твой отец, рассказывая о тебе, скажет, что ты гонщик Формулы-1, и все гарантированно поймут, о чём речь, и какие это затраты ресурсов организма, а моя работа считать чужие балансы и вести бухгалтерию не так уж сильно выделяет меня среди других.

- Зато это стабильная профессия, и лет через десять тебе не придётся думать, что делать в оставшиеся активные годы жизни.

- Лет через десять меня могут заменить робот и искусственный интеллект.

- Вероятность этого ниже, чем вероятность мне пострадать в следующей же гонке. Десять лет это больший срок.

Я никогда до конца не забываю об этом. О несчастных случаях и смертельных происшествиях. Гонщики погибали прежде, и на самом деле такое снова может повториться. Буквально с кем угодно. У меня у самого происходило всякое. Соперники задевали автомобиль на трассе, подрезая в попытке оторваться. Из-под шин возникало задымление раньше, чем я ожидал. А однажды я с трудом увернулся от колеса, слетевшего с впереди идущего болида, которое лишь скользнуло ребром по крыше, и в зеркале заднего вида увидел, как оно отскочило за барьеры. Там никого не было. Но могло бы быть. Те же зрители, которые нередко размещаются там следить за гонкой. Я не недооцениваю риски.

- Ты перепутал местами короля с ферзём, - показывает Кейт, не вмешиваясь, чтобы переставить самой. - В другой раз сыграешь белыми? Неправильно, что всё время ими играю я.

- Это не так и важно. Меня вполне устраивают чёрные.

Это просто цвет фигур. Это отличается от того, чтобы видеть Беллу в чёрном и говорить ей, что я ненавижу его, когда она и так знает. Снова я за старое. Блять. Но мне ещё предстоит долгий путь. Искусство прощания это не просто произнести те самые слова. Это нечто, что лежит в другой плоскости. Проститься это смирение. Это то, когда забываешь и не думаешь о человеке на ровном месте. Это принятие, а не притворство и забивание себе головы разным, лишь бы не осталось времени на то самое. Но шахматы не из числа таких вещей. Меня по-настоящему увлекает практиковаться и пытаться анализировать ходы. Очевидно, в том числе из-за этого даже одна игра требует много времени, и Кейт наверняка бывает скучно со мной. Но она неизменно терпелива. Мы играем много раз во время обоих перелётов, но в основном я сплю. На втором рейсе я обнаруживаю себя просыпающимся на плече Кейт незадолго до приземления в Мельбурне. Она смотрит фильм через правый наушник, тогда как левый болтается между нами просто так, и посмеивается, но сжимает губы, чтобы не разбудить меня. Я не спешу выдавать, что уже не сплю, примерно ещё минуту. Мог бы и дольше, но приходится пойти по нужде. Я шевелюсь, выпрямляясь в кресле. Кейт жмёт на паузу.

- Привет. Как ты спал? Я договорилась, что тебе подогреют еду, когда захочешь.

- Привет. Мне снилась какая-то муть. Но спал нормально.

- Ты запомнил, что это было?

- По-моему, то, что у меня дома бегают мыши. Прямо как в королевском дворце или в резиденции премьер-министра. Но я не уверен. Может, мне снилось и что-то другое. Я в туалет.

Я медленно двигаюсь в хвост самолёта и беспрепятственно остаюсь наедине с самим собой, насколько это только возможно на высоте в несколько тысяч километров. Лишь тонкая дверь отделяет меня от множества посторонних людей, и я слышу их снаружи. Голоса и шум. Никакой тишины. Правда ли, что мне снились тупые грызуны? Белла бы сказала, чтобы я забыл. Что если они не оттяпали мне ногу во сне, то и хрен с ними. И что если на Даунинг стрит их видят вживую и всё равно продолжают работать на благо общества, то мой сон тем более не опасен физически. Да и я не боюсь мышей. Они сами боятся. Белла бы сказала… Меня не должно заботить её мнение. Она любила меня? Или говорила это для галочки, автоматически, на самом деле не чувствуя? Всё последнее время… Для неё это был только секс? Я достаю телефон. Согласно часам, до приземления ещё около пятидесяти минут. Появляется оповещение. У вас новое воспоминание. Я жму открыть, и в автоматически созданном телефоном видео сплошь снимки Беллы. Я же их удалял. Но, видимо, не все. 2017-2022. Он его ещё и озаглавил. Годами, что мы провели вместе. Ебучий телефон. Откуда это только взялось? Я не хочу это видеть. Я больше никогда не хочу получать подобные оповещения. Они должны как-то отключаться. Наверняка в настройках. Я захожу и перелистываю до настроек приложения фото. Вот где это. У меня включено отображение подборок. Подборки фото и воспоминания будут автоматически появляться на этом устройстве. Я смещаю переключатель влево. Вот так. Теперь их не будет. Но сами фотографии… Что делать с ними? Они могут остаться. Но вообще не должны. Я не должен их оставлять. Я выделяю эти семнадцать снимков, избегая вглядываться хоть в один, иначе ничего не выйдет, и удаляю. В том числе и из корзины. Пора уходить отсюда. Сейчас. Я мою руки, прежде чем выбраться в салон. Стюардесса отступает в сторону, чтобы меня пропустить, но я прошу зелёный чай.

- Это о вас говорила ваша жена?

- Да.

- Я всё принесу.

Я возвращаюсь к Кейт. Она уже убрала ноутбук и сидит на месте у иллюминатора, забравшись с ногами, с которых предварительно сняла балетки. На коже отпечатались их контуры. Кейт сжимает и разжимает пальцы. Разболелись ноги? Затекли? За столько часов неудивительно. Я снял кроссовки, прежде чем уснуть, но она так и осталась сидеть в обуви. Я протягиваю руку к ноге Кейт. Она дёргается от моего прикосновения, выдавая, что ей действительно больно. Но я сталкивался с подобным неоднократно и знаю, как быстро сделать всё лучше. Я массирую ниже пальцев, чтобы восстановить приток крови.

- Не видишь, что я не хочу? Так ещё больнее.

- Ненадолго. Предпочитаешь просто терпеть?

- Это не что-то новое. Просто затекла нога. Как началось, так и пройдёт.

- Я знаю всё об этом, можешь поверить. О том, как незаметно они затекают, и как болезненны последующие минуты.

Я притягиваю ногу на себя. Кейт всё так же морщится, но уже без стремления меня остановить. Я тру костяшками, разминая болевую точку отточенными движениями, которые сотни раз использовал на себе. На Белле иногда тоже. В те редкие разы, когда у неё затекали ноги за несколько часов из-за ношения каблуков на мероприятия. Я мог уводить её в уборную прямо там или в иное укромное место, чтобы помочь ей привести всё в норму. Белла никогда не отказывалась, если я замечал, как она поджимает или трясёт ногой, но я не всегда был рядом. Я либо отсутствовал в городе, либо она ездила на премию или какой-либо ужин со своей группой без меня. Изменилось бы что-то для нас, если бы я присоединялся к ним всякий раз, будучи в городе, и тем самым проводил бы больше времени и непосредственно с ней, выражая участие и поддержку? Хреновый бойфренд для одной. И неверный супруг для другой. Дерьмово это признавать. Но вместе с тем и освобождающе. Кейт убирает ногу, завидев на горизонте стюардессу с едой для меня. Я ем размеренно и спокойно. Некуда торопиться. Пятьдесят минут это достаточно времени. Кейт красится в фиолетовых оттенках. Это её любимый цвет, и чаще всего для макияжа она выбирает именно его. На этих выходных в том числе. По итогам гонки я становлюсь четвёртым, а накануне неё внезапно для самого себя побеждаю в свободной практике. Машина слушается лучше обычного. Я тащусь от неё. От запаха шин. От блеска руля, который натёрли специальным средством. Да даже от нагретого воздуха в салоне. Бывает и горячее. Жарче. Пот безостановочно стекает под шлемом за воротник, и тогда я не тащусь. Но в эти дни всё иначе. От психофизиологического возбуждения кровь словно стучит в ушах. Я вылезаю из болида. Шины вновь почти стёрты. Но при необходимости их хватило бы ещё на пару кругов. Вокруг машины начинают суетиться техники. Её предстоит загнать в бокс и снова разобрать до последнего винтика. В первый раз я воспринял всё, как надругательство над автомобилем, который превращают в ничто, но это обычная практика. Единственный способ заглянуть в самое нутро, рассмотреть механизмы со всех сторон после каждой гонки и заключить, какова степень износа. Хватит ли их ещё на одну гонку, или нужно менять уже сейчас.

- Уилл. Уилл!

- Чего орёшь?

- А какого хуя орал ты из-за пяти капель ебучего дождя?

- По погодному радару всё ещё было непонятно, станет ли здесь всё полностью мокрым к концу гонки.

- Мелкий дождик, Уилл!

- Оставалось восемь кругов. Достаточно, чтобы мы все вымокли и утонули, если бы он усилился за одну минуту.

- Ты блять такой паникёр.

Я снимаю шлем и вижу Кейт. Я даже рад её видеть. Честное слово. Она меня ждёт. Не в личном пространстве, но совсем рядом. Я приближаюсь к ней и обнимаю. Она будто удивлена, потому что медлит секунду, прежде чем обернуть руки немногим выше моей поясницы.

- Эй. Ты чего?

- Уилл достал.

- Не впервые.

- Да, но сегодня больше.

- По-моему, так проявляется профессионализм твоего гоночного инженера.

- Давай поужинаем сегодня в каком-нибудь ресторане, - предлагаю я. Совершенно не хочется торчать в отеле с едой, доставленной прямо в номер. Надо развеяться. Это заключительный вечер в Мельбурне. Хочу заказать бутылку красного вина, позволить себе эту слабость, небольшое отклонение от спортивного режима, и порадовать Кейт. - Может, итальянский?

- Да, можно. Я так голодна, что могу съесть две порции спагетти.

- А я хочу пиццу. Приведу себя в порядок. Выберешь пока место?

- Да. Не спеши.

Машину загоняют в бокс. Я наблюдаю, чтобы проследить, хотя в этом нет нужды. Она в надёжных руках техников, которые в команде не первый год и знают, как со всем управляться. Но я всё равно дожидаюсь и вижу отвалившийся болт, подбирая его.

- Я возьму.

- Он уже хлам.

- Не тебе судить. Всё посмотрим на контроле, - Джефф закидывает болт в карман своих штанов. Уверен, эта хрень может так там или остаться. Или нет. - Не смотри так. Тебя что, не ждут?

- Ждут.

- Так иди помойся, и расслабьтесь там, куда пойдёте.

Мы с Кейт неплохо проводим время в ресторане. Действительно неплохо. Я и не думал, что будет ужасно. Но оказалось ещё лучше. Вкусная еда, выдержанное красное вино, гостеприимный персонал, и уютная атмосфера. Хотя наутро у меня слегка побаливает в висках. Вторая бутылка вина, возможно, была слегка лишней. С непривычки это основательный дискомфорт, и с ним частично справляется лишь принятая мною таблетка. Раньше хватало обычного принятия душа, чтобы отпустило, но, видимо, я старею. А у меня ещё даже нет детей. Если они будут, да хоть один, как я буду за ними поспевать, играя, к примеру, в футбол или просто пытаясь догнать? А если Кейт захочет детей? Она моя жена. И из-за одного этого факта это обоснованное желание. Мне не стоит думать о подобном прямо сейчас. Мы возвращаемся домой спустя полтора суток в пути. До Италии почти две недели передышки. Можно валяться на диване целыми днями напролёт, но я не такой. Я никогда таким не был, так что исправно хожу в бассейн или в тренажёрный зал в том же фитнес-центре. Через день или два. Может, я надеюсь увидеть Беллу. У раздевалки или прямо в бассейне. Однажды я даже задерживаюсь и думаю, вдруг она вот-вот придёт, потому что теперь ходит позже, но я ни хрена не уверен, что она в городе или что вообще не сменила центр. И я не могу ждать сильно долго. Мне надо на вечеринку. На обычную я бы не пошёл, но меня объявили лучшим гонщиком по итогам заездов в Мельбурне. Нельзя просто всех послать и не явиться. Кейт уже наверняка приготовилась и вот-вот наденет лучшее платье. То светло-розовое с пайетками и длиной до пола. Я приезжаю домой и первым делом вижу это самое платье на кресле в гостиной. Кейт спускается по лестнице в распахнутом халате поверх белья. Разве что на ней вроде нет лифчика. Что, совсем не будет надевать? Не хочу я, чтобы она пошла так, даже если платье на тонких бретелях, и чтобы кто-то да судил обо мне по её внешнему виду в один конкретный вечер.

- Привет. Как поплавал?

- Привет. Хорошо. Ещё покрутил педали, но недолго. Потом снова вернулся в бассейн. Ты в этом пойдёшь?

- Да. Ванная свободна, если пойдёшь в душ.

- Нет, я помылся в центре. Надень, пожалуйста, лифчик под платье, ладно?

- Не собиралась. Я не единственная, у кого есть соски. У тебя они тоже есть.

- Я хочу, чтобы ты соответствовала мероприятию.

- Я иду не голой, Эдвард! - она так быстро оказывается рядом, что я едва не пропускаю удар. Но вижу, как она поднимает руку, чтобы ударить меня в грудь кулаком, и ударяет. Блять. Между прочим, это чертовски больно. Костяшки попадают точно по кости. От удара меня ведёт назад, и я запинаюсь ногой о журнальный стол, но не падаю. Мне удаётся обрести контроль над телом. Я не слабак. Я. Не. Слабак. И я не бью женщин. Я не ударю её. Хоть она и ударила меня. Хоть меня и трясёт от желания ответить. Я не буду. Я не стану. Нет. - Может, ты не знаешь, но мне похуй на мнение общества. У некоторых всё наружу, и ничего. Ты только мне диктуешь, что надевать и как? - крича, она жестикулирует руками, и думаю, ей действительно плевать. - Я не лезу в твой ебучий шкаф, не лезь в мой и ты.

- Ты как раз-таки лезешь, Кейт. Ты навела там порядок…

- Которого по твоим собственным словам у тебя отродясь не было. Ты сказал, что тебе понравилось. Ты сам так сказал, Эдвард! Я не тащила тебя смотреть и благодарить меня.

- Не тащила.

- Так и всё.

- Если не хочешь, чтобы я ехала с тобой в том платье, какое я выбрала, то сейчас самое время сказать.

- Нет.

- Что нет? Не хочешь?

- Нет, другое. Поедем вместе, как и собирались.

- Отлично.

Мы выезжаем через двадцать минут. Вечеринка проходит в довольно привилегированном клубе. Мне доводилось бывать тут пару раз в прошлом на подобных мероприятиях. Тогда в центре внимания был не я, но сегодня мне достаётся его ощутимо больше. Приходится общаться с разными людьми и даже с журналистами. Снова и снова повторять, как я рад, что меня признали лучшим гонщиком уик энда, хотя это забудется слишком рано. Это же блять не победа в гонке и тем более не титул чемпиона сезона. Находясь тут в костюме, который у меня уже несколько лет, я чувствую себя не в своей тарелке. Ну зачем мне всё это? Я люблю гоняться, но не надевать один единственный костюм раз в сколько-то месяцев, когда меня решают позвать на сборище в основном для более везучих и соответственно богатых. Наконец журналистка заканчивает задавать вопросы и благодарит за моё время. Я ищу глазами Кейт. Её нигде не видно. Где она? Куда ушла? Она же только что была здесь. Пару минут назад. Но я замечаю Джейка, нашего общего с Беллой друга. Лишь её друга теперь. Как всё и было изначально. Я встречался с ней, и потому мы общались втроём. Он тоже видит меня и безразлично кивает на расстоянии. Здоровается, не подходя. И тогда подхожу я.

- Здорово, Джейк. Что ты здесь делаешь?

- Моя девушка журналистка, и она позвала меня с собой. Между прочим, ты давал интервью и ей. Где-то минут десять назад. Вы даже знакомы, Каллен, но ты наверняка не помнишь.

- Не помню.

- Ну конечно.

- И что это значит?

- Я всегда знал, что ты эгоистичен. Я и ей это говорил. Но она к тебе вернулась, только чтобы ты…

- Она ко мне не возвращалась.

- Она к тебе вернулась, Каллен! - он делает шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. В помещении царит полумрак, но не от этого взгляд Джейка кажется тёмным. Совсем не от этого. Он просто является таким. Мрачным. Пустым. Отрешённым. - Как могла и умела. Не она прыгала из койки в койку. Не она сейчас счастлива в работе или отлично проводит время на подобной тусовке, а ты. Для меня о многом говорит именно это, а не все твои красивые слова о любви. Ты любишь так, как тебе удобно. Когда удобно. По графику. Ты пробовал быть с кем-то двадцать четыре часа семь дней в неделю? Ты был столько с ней? Я и так скажу, что нет.

- Похоже, что я блять весь такой счастливый?

- Мне похуй на твоё дерьмо, Каллен, и на то, если ты несчастен. Ты сам это выбрал. Сам выкинул всё с ней на помойку. И из-за чего? Из-за того, что у неё есть карьера, как и у тебя, и именно сейчас женщина не хочет детей? Блять, Каллен, не всех есть дети. Не все могут их иметь. И не все они рождаются здоровыми или остаются здоровыми всю жизнь. Где ты будешь, когда появится ребёнок, или когда у него вылезет что-то неизлечимое? В пустыне или в отеле на другом конце света? Мне похуй, если ты считаешь, что я несправедлив. Ты заслужил, что получаешь, но она нет. Ты никогда не поймёшь, как ей хреново.

- И почему ей хреново? Говори, что с ней.

- А что потом? Скажу я тебе, и что дальше? Последнее, что ей нужно…

- Я сказал, говори! - ору я. Похер на всё и всех. Он открыл рот и либо закончит сам, либо я выбью это из него прямо здесь. - Где она?

- Дома. Но у неё что-то нашли, - слишком низким и тусклым голосом отвечает Джейк так, что я едва слышу. В каком смысле нашли? У неё это у неё? У неё… Где именно? Нет, она внимательно относится к здоровью. Мы занимались спортом, и она никогда ни на что не жаловалась. Это какая-то хуйня. Ошибка. Надо всё проверить. Надо…

- Она больна?

- Я не должен был говорить. Ты должен пообещать мне, что не полезешь к ней. Что оставишь в покое. И что…

- Что это?

- Она обследуется. Я больше ничего не скажу. Пообещай.

- Я не могу.

- Ты меня не слышал? Она не может продолжать думать о тебе. Ей не до этого. Исчезни хотя бы раз. Белла не должна узнать, что я тебя видел и сказал. Не суйся.

- Ты меня не остановишь, Джейкоб.

- А что же твоя жена?

- Она тоже меня не остановит.

- Если сделаешь хуже, я буду говорить с тобой по-другому.

Он уходит, вероятно, к своей девушке, специально ударив меня плечом. Точно специально. Белла больна. Она не выглядела хреново в последний раз, когда я видел её. Она может выглядеть хреново сейчас. Бледной и уставшей. Я всё думал, что она сменила образ просто так. Но она знала? Чувствовала? Уже подозревала? И всё равно она была со мной. Ничем не выдала себя, если что-то и было. Если уже тогда ей нездоровилось. У меня кружится голова, и я хватаюсь за барную стойку. Как же так? Белла… Моя Белла. Она дома. Совсем дома? Всегда за исключением визитов к врачу? С работой всё? Я не хотел, чтобы было так. Чтобы всё изменилось вот таким образом. Нет-нет-нет. Нужно дышать. Дышать. Но я не могу. Дыхание перехватывает спазмом в горле. Я кашляю.

- Мистер Каллен, сэр, вы в порядке? Вызвать скорую?

- Воды.

- Да, сэр. Эй, Скотт, срочно найди его жену.

Не надо мне Кейт. Не сейчас. Как будто кто-то блять станет слушать. Не станут. Решат, что я просто брежу. Я крепче цепляюсь за барную стойку, когда мне протягивают стакан с ледяной водой прямо в руку. Но я не левша. Я не могу взять левой рукой. Точнее, могу, но прямо сейчас будто разучился. Руки трясутся. Обе. Кто-то подносит стакан к моему рту и наклоняет. Вода соприкасается с моими губами прежде, чем я соображаю открыть рот, так что она скользит потоками по шее. Пиздец. Мне никогда не было хуево. Я никогда не терял себя так.

- Эдвард, - Кейт. Это Кейт. Она даёт мне пощёчину. Чувствую я её смутно, и, скорее всего, Кейт видит, потому что ударяет снова, а потом надавливает ногтём по центру моей ладони. Блять. Как же больно. Я ощущаю боль. Значит, ещё жив. Боль приводит в чувство. Возвращает рассудок. По крайней мере, Кейт может причинить мне отрезвляющую боль. - Смотри на меня. Дыши глубоко. Как я. Слышишь меня? Что с тобой? Если не ответишь, то вызову скорую.

- Кейт.

- Что ты выпил? Тебе что-то налили?

- Ничего. Я ничего не пил.

- Ладно-ладно. Я тебе верю, - Кейт проводит рукой по моему лбу. Почему у неё такая холодная рука? Нет, она наверняка нормальной температуры. Тогда почему я чувствую всё так? Я тянусь рукой и обхватываю талию Кейт. Едва ли не из последних сил. - Ты горячий. Ты должен ещё попить. Давай же.

Я пью, но недолго. Больше не хочу. Нет. Боюсь, что меня вырвет. Чувствую на себе взгляды зевак, несмотря на то, что Кейт преимущественно загораживает меня ото всех. Замечательно заканчивается вечерок, ничего не скажешь. Если кто сделает и выложит моё фото в сеть, то все решат, что я обкурился или перенюхал. Я пытаюсь различить хоть кого-то, кто стоял бы с наведённой на меня камерой телефона, но вроде никого нет.

- Куда все делись?

- Журналистов вывели. Не беспокойся о них. Ты можешь встать или ещё посидишь? Мы можем поехать домой, когда будешь готов.

- Да, я могу встать. Но мне нужно сначала попрощаться с людьми.

- Я знала, что ты так скажешь. Я пойду с тобой. Не хватало ещё, чтобы ты снова упал.

- Я не падал.

- Я всё сказала, Эдвард.

Она сопровождает меня на расстоянии короткого шага. Чувствую, она схватит меня за руку при малейшем подозрении на то, что я покачиваюсь или собираюсь терять сознание. Но мне уже, правда, лучше, и ничего такого Кейт делать не приходится. Я и сам держусь на ногах и позже в условиях абсолютного контроля над телом самостоятельно сажусь в машину. Но в целом это был пиздец. Я надеюсь, что никто ну будет трепаться об этом между собой на протяжении нескольких недель. Что со мной что-то случилось, и я чуть не рухнул в обморок на первой за все годы вечеринке в мою честь. Там присутствовало ещё несколько гонщиков из разных команд, не вся турнирная таблица, но если они станут мусолить это… Блядство. Я провожу рукой по лицу. Поскорее бы оказаться дома. Хочу в ванну. Закрыться там. Подумать. Побыть один. Сколько получится. Белла сейчас одна? Или, возможно, она перебралась к родителям? Если ей очень плохо, то, может быть, она не ездит сама за рулём и пользуется такси или просит родных её возить. Я ей больше не родной. Ты никто. Это бы сказал кто угодно. Я для неё никто. Я лишился права быть кем-то, к кому можно обратиться. Кому можно сказать эти слова, сказать всё, попросить о чём угодно и знать, что я не откажу, что останусь, а не уеду снова. Я не такой человек для неё. Теперь нет. Мы доезжаем до дома, Кейт выходит, а я задерживаюсь оставить водителю чаевые. Но он качает головой.

- Всё уже оплачено, сэр. Нам не положено брать чаевые. Хорошего вам вечера.

- Ладно. Спасибо.

Я тоже покидаю машину. Кейт уже открыла калитку и прошла к дому через двор. Я вижу её почти у моего внушительного крыльца. Или нашего. Фактически теперь это наше общее крыльцо. Я закрываю всё, изолируясь от остального мира. Кейт как раз ступает на лестницу, ведущую на второй этаж, но разворачивается, наблюдая, как я вожусь с дверным замком и сигнализацией.

- Ты же сходишь к врачу, да?

- Зачем?

- Из-за того, что с тобой случилось.

- Не вижу необходимости. Я прохожу регулярные медицинские осмотры, и если бы это был инсульт или инфаркт, вряд ли мы с тобой сейчас бы разговаривали, Кейт.

- Ты дышал, как астматик, Эдвард. Если это паническая атака, она может повториться и повторяться снова и снова.

- Я здоров, Кейт! - я разворачиваюсь к ней. - То, что со мной случилось, не связано с тем, что я собираюсь помирать. От панических атак не умирают. Это просто… Это было и прошло. Да, наверное, это была она, но я живой, ясно? Я вышел из машины на своих двоих, и я стою перед тобой.

- И до того, как это случилось, ты говорил с каким-то парнем. Кто он, Эдвард?

- Он из прошлого.

- Друг?

- Не мой.

Я иду на кухню. Теперь мне хочется пить. Именно пить, а не выпить. Я не пью. Лишь в редких случаях. Вода в чайнике как раз комфортной температуры. Я смачиваю губы, увлажняя их и языком после того, как поглощаю воду из бокала, взятого из посудомойки. Всё это в темноте. Но Кейт включает свет, от которого я зажмуриваюсь, кратко успев увидеть грязное пятно на столешнице. Вероятно, кто-то из нас капнул кофе или очень крепким чаем. Я не собираюсь вспоминать и выяснять, кто именно это был. Не всё ли равно. Я отрываю бумажное полотенце и вытираю пятно.

- Я имею право знать, что он тебе сказал, что тебя так затронуло?

- Я не уверен, что это тот случай, когда стоит следовать фразе, что всё моё твоё.

- В своей клятве ты её и не сказал, и я не претендую на дом. А об остальном мы уже говорили. Давай не будем возвращаться к разговору, в рамках которого я напоминаю тебе, кто находится с тобой большую часть времени, и что это важно в экстренных случаях.

- Что-то я нажил до тебя. Как этот дом. И некоторых людей. Эти люди не имеют к тебе отношения, Кейт!

- Но ты о них беспокоишься. Ты беспокоишься о ней. Скажи, что с ней, и всё.

- И всё? Что всё? Что потом?

- Я буду знать, что с тобой! Я не буду чувствовать себя дурой! Лучше знать худшее, чем не знать ничего.

- Белла больна. Ты это хотела услышать? Ты услышала.

И в темноте видно, как Кейт беззвучно двигается. Переходит к столу от того места, где стояла, когда я произнёс имя Беллы, как причину всему, и обхватывает спинку стула. Мы покупали их вместе с Кейт. Стулья, какие захотела она, крепкие и надёжные, но не слишком вычурные. Мне они нравятся. А вот Белле бы точно не понравились. У нас с ней были совершенно иные. Она их забрала, а вот стол оставила, сказав, что ей такой большой без надобности, а мне пригодится, чтобы с комфортом размещать много людей. Как в воду смотрела. Вскоре я женился, и даже за этот год случалось неоднократно отмечать что-то и с моими родителями, и с родителями Кейт одновременно.

- Я никогда не хотела услышать, что кто-то, о ком ты беспокоишься, о ком заботишься, не здоров. Я никогда такого не желала. И я никогда не видела, чтобы кто-то так чувствовал. Будто это всё, конец. Мне даже почти себя жаль, что это не я.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ты её любишь, Эдвард? Ты любишь ту женщину так, что охотно бы поменялся с ней местами, даже не зная, что именно с ней будет, умрёт…

- Она не умрёт! Не смей блять это произносить и говорить о ней так! - ору я на всю кухню. Мой голос дрожит, как и руки. Злость и ненависть к себе так сильно оплетают меня изнутри, что я не знаю, что чувствую больше. Желание, чтобы Кейт заткнулась или исчезла, или желание крушить, ощущение, что я сделал это с Беллой, что вытянул из неё что-то, здоровье и силы, тем, что не любил её достаточно. - Ты можешь быть моей женой, но ты не любовь всей моей жизни. Я здесь лишь потому, что я не конченный ублюдок.

- И я ещё здесь только потому, что ты не конченный ублюдок? Ответь мне, Эдвард!

- У меня ещё есть совесть, Кейт! Не думаешь же ты, что я способен выгнать тебя в ночь, когда тебе…

- Мне есть куда идти, Эдвард, - не уступая мне, она тоже переходит на крик. - Возможно, у тебя сложилось неверное впечатление, что некуда, но это не так, понял?

- Да неужели? А какое ещё впечатление у меня могло сложиться после года намёков, что твой отец мало любящий или вообще не любящий тебя родитель?

- Пошёл ты! После этого года я не заслужила, чтобы ты это говорил, Каллен. Я вышла за тебя, не за твои деньги, а что делал ты? Трахал бывшую.

- Не с первого дня, - я ударяю рукой по столу. Это точно не то, в чём можно меня упрекнуть. Не выйдет. - Я пытался, Кейт.

- Меня должна радовать эта альтернатива? Что меня не любят, но женились на мне на годик-другой и пытались? С кем мои свадебные фотографии? Давай, выскажи своё мнение, что мне с ними теперь делать, что нам обоим с ними делать.

- Ничего.

- Ничего?

- Я не знаю, Кейт. Я не знаю, что тебе с ними делать. Блять, я не знаю, что делают люди с этим, когда…

- Когда разводятся. Мы разведёмся и можем их сжечь или выкинуть, или…

- Убери на самую верхнюю полку и не смотри.

- Теперь ты уже не пытаешься. Прекрасно. Я всё сделаю. Тебе ни на что не придётся тратить время. Потом просто подпишешь.

- Что сделаешь? - короткими ногтями я чешу линии на руке в центре ладони. Пересекая их туда-сюда. - Мы оба на взводе. Не надо принимать решений прямо сейчас.

- Я найду адвоката и постараюсь съехать в течение недели.

Кейт проходит мимо меня через темноту. Шаги по ровной поверхности сменяются шагами по ступенькам, когда жена ступает на лестницу. Я тоже иду наверх в направлении спальни. Кейт уже достаёт дополнительное одеяло из отделения в шкафу. Я наблюдаю за её действиями, совершаемыми в молчании, и сам молчу, пока она не тянется к подушке взять ту с кровати.

- Ты уходишь?

- Вниз. На диван. Это представляется мне единственно верным решением в свете всех обстоятельств. И новых, и старых. Твой дом, твоя кровать. Я не могу делить её с тобой, Эдвард. У нас всё. Ты… свободен, - она поджимает губы на последнем слове. Оно выходит глухо звучащим. Нелепым. Вымученным. И я ни хера не чувствую эту самую свободу. Я не мудак, которому осточертела жена, как человек, и который только и хочет, что вырваться, когда всё опостылело. Я просто мудак. Я не знаю, как сделать всё правильно. Если для правильного ещё не слишком поздно. - Ты можешь не стоять тут и не ждать чего-то. Ты можешь поехать к ней, и я точно не наглотаюсь таблеток и не сделаю с собой ничего иного. Ты не должен выглядеть, как цербер.

- Для нашей ситуации нет правил.

- Нет, но я и не хочу их придумывать. Не хочу говорить с тобой больше необходимого. Хорошо, что тебе скоро в Италию. Это даст тебе время всё обдумать без меня. Жизнь, карьеру, будущее.

Кейт покидает комнату. Я сажусь на кровать, которая теперь не выглядит прежней. Ну конечно, потому что мне спать в ней одному. По дурацкой иронии она застелена бельём, подаренным Беллой. В наше отсутствие постаралась приходящая домработнцица. Заметила ли Кейт, или я не говорил ей, откуда этот комплект на самом деле? Я ни хуя не помню. Снизу доносится звук чего-то пластикового, что она как будто швырнула с большого расстояния на пол. Что она собирается мне разбить? Мне похрен, если это пульт от телевизора. Да нет, мне вообще похрен. Даже если она крушит там что-то существенное вроде проигрывателя дисков. Я достаю телефон. Я поеду в Италию один. Или совсем не поеду. Ну да, не поеду, как же. Я могу не поехать лишь в обмен на расторжение контракта. Меня выкинут и больше никогда не возьмут обратно. Бесславный конец карьеры, которая и так не могла похвастаться значительными достижениями. Я открываю контакты и за мгновение спускаюсь до имени Беллы в списке. Я не могу представить, как именно звоню ей. В моих мыслях словно не существует ничего дальше этого момента, нынешнего мига, когда я сижу тут один, и этот миг как поглощающая дыра. Неизвестность. Вот что это. И Кейт уже меня не ударит, не приведёт в чувство. Я должен сам. Только сам. Я двигаю пальцем и целенаправленно нажимаю на номер. Начинаются гудки. Остаётся лишь ждать, ответит или нет. Ответь мне, Белла. Ответь, пожалуйста. Два. Три. Нет ответа. Она ведь не ответит? Четыре, пять, шесть. Она может и спать. Но я чувствую, что не спит. Седьмой гудок. И после него тишина. Тишина? Почему так тихо? Я убираю телефон от уха посмотреть на экран, и сердце тотчас заходится иным ритмом, почти бешеным, снова как в том баре. Белла ответила. Она приняла звонок. Идут секунды. Эти цифры… И эта тишина… Но за этой тишиной, за этим молчанием Белла. Звоню ей я. С чувством уже ставшего привычным отчаяния, но с новым чувством страха, от которого сжимаются внутренности, я понимаю, что именно потому она не скажет и слова. Она будет молчать и молчать. Не считая непроизвольных звуков дыхания, что вызывают помехи в этом безмолвии снова и снова. Я не могу… Не могу… Я смотрю на дверь. Белла не там. Она за много километров отсюда. От меня и моей нынешней жизни. И даже не представляет, как нестерпимо больно быть вот так. Нет, представляет. Знает.

- Белла. Я… Мы можем встретиться? Я… Я могу приехать?

- Тебе это действительно нужно? - её слова, что я слышу первыми за долгое время, звучат отстранённо. - Как ты наверняка понимаешь…

- Прекрати. Пожалуйста, прекрати, Белла. Я всё знаю.

- Я знаю, что ты знаешь. Джейк мне позвонил. Но что с того, что ты знаешь? Будешь обещать мне развестись и быть со мной неотлучно? Не утруждай себя этим. Так не будет. Я прожила с тобой достаточно, чтобы понять, какой ты. Никто не познает тебя лучше моего, даже если проживёт с тобой до самой своей смерти. Ни твоя Кейт, ни кто-либо ещё после неё. Если вы и расстанетесь.

- Она со мной разведётся.

- Она с тобой… Может быть, она умнее, чем я думала. Тебе её совсем не жаль?

- Я позвонил, чтобы поговорить о тебе, не о Кейт. Когда мы виделись в последний раз, ты знала?

- Когда мы трахались в последний раз, Эдвард, тебя совсем не интересовала моя грудь или иная часть моего тела с мыслью, что внутри меня что-то не так. Я тебя не виню. Ведь это не твоя грудь, а моя. Да и кто, занимаясь сексом, думает о чём-то ещё, кроме самого секса.

- Это опухоль?

- Это не рак. Уплотнение может им стать, если всё оставить так, как есть, но я рассматриваю варианты.

- Варианты?

- Врачей, клиники, то, как будет осуществляться удаление.

- Тебе удалят грудь? - я провожу рукой по лицу. - Блять, я не имею в виду то, чем это, возможно, кажется. Я не имею в виду, что в таком случае ты перестанешь быть женщиной, или что мы…

- Нас нет, Эдвард. Но полагаю, что хотя бы на данный момент и в ближайшее время я останусь с грудью. Наверное, и в перспективе подобное не такая уж и трагедия, если когда-то у меня не было их в нынешних пропорциях. И Анджелина Джоли сама удалила всё, чтобы не повторить судьбу матери. Зачем я говорю тебе всё это? Зачем… Мы были…

- Мы были созданы друг для друга, Белла. Давай оставим тот дом. Не будем продавать. Я не хочу. Я никогда действительно этого не хотел. Я всё ещё могу представить нас в нём.

- Я не могу думать об этом сейчас, - шепчет Белла так тихо, что я вынужден почти прислушиваться. - Мне завтра к врачу. Без пятнадцати два. Я пойду к нему не впервые, но я склоняюсь оперироваться у него. Если ты хочешь, то можешь пойти со мной.

- Я бы приехал… - блять, мне же надо на трек, пока машину не увезли в Италию. Потом я смогу сесть в болид уже только там, а маневренность и управляемость надо проверить и сейчас. Мне на трек с утра. Я не пробуду там очень долго, по крайней мере, не должен. Обычно это требует часа, ну максимум двух. - Забудь, что я начал говорить. Я приеду. В какой клинике у тебя приём? Не в том медицинском центре, куда я хожу?

- Нет, в другой. Я скину адрес. В том медицинском центре мне не понравился врач. То, как он говорил со мной.

- Ну а тот, к кому ты идёшь завтра, нормальный?

- Он лучше. Учтивый. И у него не такие холодные руки при осмотре.

- Как ты себя чувствуешь из-за таких прикосновений?

Её касались разные люди, может, только мужчины, а может, среди них были и женщины, но всё в медицинских целях. Понимаю, что прикосновения холодных пальцев были бы особенно неприятны. Я часто посещаю сеансы массажа и врачей для полноценного обследования. Это не то же самое, что испытывает Белла. И близко не то самое. Потому что каждый раз мне позволяют продолжать оставаться гонщиком, не находя ничего угрожающего для моей жизни или здоровья.

- Это не то, к чему можно привыкнуть.

- Но всё будет хорошо, слышишь? Я помогу тебе всем, чем смогу. Тебе что-то нужно прямо сейчас?

- Деньги не нужны. Ты о них. Я знаю твой тон, которым ты говоришь о них. Я уволилась, но у меня есть деньги.

- Ты уволилась?

- В группе называют это неоплачиваемым отпуском. А я не уверена, когда вернусь. Послушай…

- Я слушаю всё это время. Говори.

- Кейт сейчас в доме?

- Да.

- Она не ушла?

- Нет. Она сдаёт свою квартиру. Предполагаю, ей сначала нужно решить вопрос с жильцами.

- Предполагаешь?

- Я не спрашивал её подробно. Прежде чем уйти вниз, она лишь сказала, что съедет в течение недели.

Возникает пауза. Белла молчит. Почему? Хотела услышать, что Кейт здесь нет, что она собрала вещи и уехала? Я задыхаюсь от собственной честности. Но и с ложью было бы то же самое. Кейт спит или пока ещё не спит на моём диване. И вроде она не собирается к родителям. Как и в отель. Я не стану просить Кейт, чтобы она сняла номер. Не стану, и всё. Я прожил с ней год. И мы ещё женаты. Будто заново чувствую кольцо на своей руке. Я должен продолжать его носить? Всё так запутанно.

- Значит, вы не будете в одной комнате?

- Не будем. Думаю, что, по крайней мере, не одновременно. Её вещи…

- Там.

- Да, в этой комнате.

- Ну я собираюсь лечь спать. Спокойной ночи, Эдвард.

- Тебе тоже спокойной ночи.

Белла кладёт трубку очень скоро. Я убираю телефон на тумбу и замечаю ночную сорочку Кейт. Ей, вероятно, понадобится. Или нет. Здесь только мы вдвоём. Она может спать и голой. Никто не увидит, что она не одета. Скорее всего, мне лучше не идти туда. Внизу вроде тихо. Лучше бы всему так и оставаться. Может, там всё и целое. Тогда тем более лучше не ходить. Не рисковать тем, что Кейт действительно что-то расколотит. Я принимаю быстрый душ. Только вода. Без мыла. Нет сил. Двери душевой кабины запотевают, но в какой-то миг снаружи мелькает едва видимый силуэт. О блять. Кейт пришла меня убить? Или что-то похуже? Хотя смерть вроде самое худшее. Если я буду мёртв, то мне тем более не понадобится член. Но, выбирая между кастрацией и смертью, я, пожалуй, предпочту смерть. Я не хочу истечь кровью, лишиться части тела и всё равно умереть. Кейт наклоняется за чем-то к тумбе под раковиной с множеством ящиков. Вряд ли за тампонами. В этом месяце месячные у неё уже были, а к следующему месяцу я уже буду здесь один. Кейт громко закрывает ящик, чтобы я слышал, и я слышу, но не вздрагиваю. Я вообще не двигаюсь, а только наблюдаю через запотевшее стекло, что она делает. Уже ничего. Она уходит, и я выключаю воду. Ну и адреналин. Кейт нет и в комнате. Но облегчение от этого факта недолговечно, и на всякий случай я запираю дверь. Сплю я хреново, потому что много думаю и не меньше прислушиваюсь к звукам в доме. И позднее я натягиваю пижамные штаны, хотя чаще всего сплю голым, и никогда прежде это не вызывало чувство такой незащищённости. Не уверен, когда удаётся заснуть, но просыпаюсь я только в девятом часу. Живой. Конечно, живой. Желательно быть на треке к десяти. Или даже раньше. Техники и инженеры никогда не против, если я появляюсь чуточку заранее. Им нравится поднимать голову от машины и видеть, что я уже на месте и жду только их, пока они продолжают возиться. Спускаясь на первый этаж, я ощущаю себя едва ли не чужим в собственном доме. До чего всё дошло. Здесь так тихо, что слышно, по-моему, бензопилу за несколько участков отсюда. Где Кейт? Она ушла? Нет, её телефон на журнальном столике. Разве что она ушла без него. Я обхожу все комнаты. Её нет. Только одеяло свисает с подлокотника, а подушка прислонена к спинке дивана. Как искать жену в двадцать первом веке, когда она могла уйти куда угодно и, может, не хочет, чтобы её искали? Я проверяю, и, по крайней мере, сумка Кейт в доме, и её кошелёк со всеми картами находится внутри. Также на кухне обнаруживается, что она готовила омлет с беконом, и на сковородке даже ещё осталось. Всё холодное. Значит, это было давно. Как минимум полчаса назад, если не раньше. В моих планах на это утро не значилось поиска жены после ссоры. И хрена с два это ссора в буквальном смысле. После ссоры люди мирятся и прощают. Кейт же намерена подать на развод. И я согласен. Но я не хочу, чтобы с ней что-то произошло. Куда она могла пойти и зачем? Она ушла одна? Я знаю её пароль от телефона. Может, там есть информация о недавних звонках или сообщениях. Я собираюсь уже ввести цифры, их всего четыре, когда хлопает дверь дома. Я откладываю телефон на стол. Кейт как раз входит на кухню и устремляется в сторону холодильника, не глядя на меня. Блять, что с ней случилось? Почему она такая грязная в прямом смысле этого слова? Её костюм, состоящий из легинсов, и топика в тон, весь в мокрой земле и чёрных разводах. Руки тоже, но я только тупо смотрю, как Кейт пачкает дверцу холодильника и достаёт оттуда бутылку с водой.

- Что произошло?

- Не всё ли тебе равно?

- Нет. Где ты была?

- Ходила на пробежку проветрить мозги.

- Ты же не бегаешь.

- Теперь, видимо, бегаю.

- И что произошло?

- Я споткнулась и слегка скатилась по склону. Но я цела. Спасибо, больница не нужна.

- Ты ударилась головой?

- Нет. Нет! И отстань от меня. Займись своими делами, Эдвард.

- Ты тоже моё дело, Кейт.

- Мне недолго осталось быть твоим делом. Съешь омлет. По привычке я наготовила на двоих.

Кейт уходит в прачечную и так и не показывается снова, пока я ещё дома. Нетрудно понять, отчего. Не хочет видеть меня лишний раз. Боюсь представить, на что теперь будут похожи наши ужины. Готов поспорить, что она постарается бросить свою привычку и готовить только для себя одной. Или вообще станет заказывать готовую еду по собственного усмотрению и опять же лишь одну порцию. Мне и кусок в горло не лезет, так что я просто собираюсь и захватываю с собой кофе в термосе, отправляясь в гараж. Он рассчитан на две машины. Автомобиль Кейт тоже здесь. Помню, как Белла вечно загоняла свою машину криво, и я заставлял её выходить и перегонять иначе, чтобы мог заехать и я. Мы ругались почти каждый раз, пока я просто не стал брать её ключи. Белла так и не освоилась с этой фигнёй. А вот у Кейт всё идеально. И моя жизнь с ней почти идеальная. Была. Я выезжаю в сторону гоночного трека, прежде протерев лобовое стекло. Там я нарезаю круги, останавливаясь всякий раз, когда говорят вернуться на исходную позицию. Техники что-то подправляют после череды вопросов о том, как слушается автомобиль, и записывают всё себе, прежде чем снова скомандовать мне проехать несколько кругов на разных скоростях. Однажды они возятся дольше, и я отхожу в сторону попить воды. Но не только. Я открываю интернет и ввожу в поисковике три слова. Уплотнение в груди. Появляется множество ссылок. Уплотнение (новообразование) в молочной железе – это утолщение или шишка, которая на ощупь значительно отличается от окружающей ткани молочной железы. Уплотнение можно обнаружить в молочной железе случайно, во время самостоятельного обследования молочной железы или в ходе планового обследования у врача. Я не очень хочу читать дальше, но читаю, потому что в то же время хочу всё понять. В груди могут образовываться уплотнения разных типов. Когда женщина замечает узловое изменение, зачастую это безобидные кисты или фиброаденомы. Размеры варьируются от нескольких миллиметров до нескольких сантиметров. Узел на ощупь обычно круглый, с ровными контурами. Его можно сравнить с шариком. Его часто можно сдвинуть, и он редко вызывает жалобы. Можно сдвинуть, но не лопнуть. Обычный шар можно было бы так легко уничтожить. Несколько секунд, и его нет. Это другой шар. Он под кожей. До него не добраться столь легко. Сможет только врач. Я снимаю шлем. Хотя бы ненадолго дать ветру остудить кожу, а солнцу осветить лицо. Насколько большой потребуется разрез?

- Эдвард. Садись. Ещё раз. У нас всё готово.

- Иду.

Когда мы заканчиваем, мне говорят, что ко мне приехал друг. Сюда способен приехать только Эммет. Ему уже, бывало, приспичивало. Рассказать что-то, спросить совета, как бы поступил на его месте я, и потом аккуратно поинтересоваться моим браком. И при этом он никогда не приезжал повидаться именно сюда до моей женитьбы. Я не идиот. Знаю, что его как отрезало с появлениями в гостях как раз из-за Кейт. И он стал ездить сюда. Ни хуя мне сейчас не до него. Вот совсем. Но разберёмся. Я вижу его у бокса.

- Здорово, дружище.

- Здорово. Что не позвонил?

- Занят?

- Да. Мне надо возвращаться в город. Но у меня есть ещё минут пятнадцать.

- Поговорим в раздевалке.

- Да.

Эммет идёт за мной через бокс. Идёт молча. Мы доходим до раздевалки, и он садится на лавку. Я начинаю раздеваться. От меня воняет не сильно. Бывает и хуже. В душ не пойду. Некогда. Просто тщательно вытрусь и снова воспользуюсь дезодорантом.

- Слушай. Розали хочет, чтобы я обследовался и сдал анализы, чтобы мы прошли врачей перед тем, как делать ребёнка.

Я застываю. Ребёнок? Так не шутят. И Эммет не стал бы так шутить. Даже когда он был глупее, чем сейчас, и позволял себе шутить временами неуместно, это никогда не касалось религии, политики, материнства и общественной жизни. Для него это табу. Нерушимая клятва.

- Ты согласился?

- На всё. Мы решили пропустить этап со свадебной церемонией и всеми этими процедурами и просто завести червячка.

Охренеть. Он и про свадьбу-то едва говорил. Всё с позиции того, что зачем людям штамп, отчего не продолжать жить, как жили, и почему нужно обязательно что-то выдумывать, если двоим и так хорошо вместе. А теперь он проверяет всего себя, прежде чем приступить к более приятному процессу? Да ну к чёрту. Не верится.

- Червячка? Это не червячок.

- Поначалу он. Не я это придумал. Роуз сказала так первая, так что позволено и мне.

- Значит, сдаёшь кровь и прочее. Мне тоже надо будет на днях.

- Да, в том медицинском центре, в который всегда обращаешься ты. Иди лучше завтра. Я уже изучил, с кем больнее. Завтрашняя медсестра делает всё легче. Мы стареем, Эдвард. Вместо женщин говорим о медицине и про кровь.

- У тебя будет ребёнок. Ты ближе к старости, чем я.

- Но и ты его хотел, - замечает Эммет, искоса и вскользь смотря на меня. - Знаю, всё свернуло не в ту сторону, но не думаю, что ты был бы ужаснее всех мужиков на свете в качестве отца. Ты не алкоголик, не бьёшь женщин, и ты можешь дать многое.

- И кому я могу дать многое?

- Кому решишь. Кейт или…

- Мы с Кейт разводимся. А Белла больна.

- Больна? - Эммет поднимается с лавки и подходит ближе, но не вплотную. - Больна чем? И откуда ты вообще…

- Узнал на вчерашней вечеринке в свою честь. Там был Джейк. Он точно не собирался говорить. Но у него что-то вырвалось, и я заставил. Белла фактически спокойна, хоть эта хуйня и может переродиться в рак. Говорит, что это просто уплотнения в груди, и их легко удалят, и всё.

- Ты ей звонил?

- Звонил. Мы недолго поговорили. Не верю, что она так равнодушна.

- Ну это же Белла. Блять, чувак. Я имею в виду, она… она сильная, - мучительно подбирает слова Эммет. - Такой глупостью кажется всё то, что я только что тебе говорил, когда у тебя происходит это. Мы твои друзья. Мы с Джаспером. Ты собирался этим поделиться? Просто сказать всё хоть кому? И я не о Кейт. Очевидно, вы…

- Очевидно. И я не знаю, собирался ли сказать. Белле к врачу через час. Она позвала меня, если я хочу.

- Это же хорошо? Или ты не хочешь быть там с ней?

- Я не хочу её подвести. Я столько раз… Гонки, её мероприятия, вечера, когда меня не было, какие-то праздники. Или когда её мать лежала в больнице. А однажды даже День рождения.

- В таком случае придётся не подводить, друг, и потренируй улыбку, а то будет хреново, если Белла подумает, что ты уже присматривал гробы у похоронщика.

Тупая шутка. Я ударяю Эммета в бицепс из-за неё, но одновременно невольно улыбаюсь.

Предыдущая глава || Следующая глава