Леденцовый, так бы я его назвала. Леденцовый цвет. Ярко-алые полосы, перемежаясь кремово-белыми, блестят в огнях заката, подгоняемые брызгами волн. Выпуклый, четкий, с четырьмя углами и хрупкой для такого веса мачтой. Парус, влекущий по волнам небольшое суденышко викингов, неистово борется с ветром.
Есть что-то прекрасное и настолько же ужасное в штормах. Взобравшись на их гребень, людям открывается вид на мили вокруг, но также быстро они и поглощают, не оставляя вокруг ничего, кроме воды. Яркий корабль на фоне пурпурного неба, чьи облака замешаны в густую, пеструю массу, несмотря ни на что движется вперед. Вот оно, олицетворение событий последней недели моей жизни. Или же предугаданное будущее отношений, которые я так хотела бы сохранить. По крайней мере, теперь я в иллюстративном образе вижу, что вызывают во мне поцелуи Эдварда и те легкие касания, что их сопровождают.
Я так зачарованно смотрю на эту картину выставочного зала, что Элис, отошедшая далеко вперед, возвращается. Останавливается рядом со мной, с налетом недоумения поглядывая на изображение. Ник Эрксей, «Плавание VI», масло и дерево.
- Посмотри, Элис, - прошу подругу, чуть наклонив голову влево, в сторону натянутого полотна паруса, дабы оживить образ. – Это что-то невероятное.
- Очень яркие цвета и объемные формы, - соглашается она, задумчиво оглядывая каждый элемент картины, - но сюжет, как по мне, простоват. Не зря это «Плавание VI». Мы только что прошли предыдущие пять вариантов, и они все чем-то схожи. Наверное, он любил наблюдать за кораблями.
- Этот выделяется. У паруса, быть может, последний закат. Море к нему отнюдь не милосердно, посмотри, какие волны…
- Насколько я вижу, пытаются грести только трое или четверо викингов (по крайней мере, это их манера перевозки щитов, стало быть, это викинги), остальные смирились с участью.
- Они любили море, Элис. Им не страшно поддаваться искушению… испробовать его силу.
- Даже при том, что они ничего о нем не знают? Даже если последствия окажутся фатальными?
- Таковы правила игры, - рассматриваю мельчайшие мазки масла на деревянной поверхности, - зато какой может быть выигрыш…
Элис, заинтригованная моей неожиданной философией, под разными углами изучает «Плавание VI», кажется, больше всего проникаясь к пурпурным облакам. А я вдруг понимаю, вполне ясно, почему работа меня зацепила. Сама себе только что объяснила, описывая впечатление от сюжета.
Вчерашний вечер был одним из лучших на моей памяти. В плане свиданий – абсолютное первенство. Эдвард не просто был галантен и внимателен, он помнил мельчайшие детали моих рассказов и воплотил их в жизнь самым непосредственным образом. Начиная от вида на Берлин с Колонны Победы и заканчивая кофе на закатной лужайке Рейхстага. Вернувшись домой и проигрывая в голове снова и снова наше первое официальное свидание, я все больше удивлялась ему. В темноте спальни, с все еще столь живыми пионами на журнальном столике, чувствовала себя по-настоящему счастливой. Забавно, но после череды наших поцелуев на разных локациях германской столицы, при мысли об Эдварде у меня теперь слегка саднят губы.
Этот корабль, все его окружение – это то, что я чувствую рядом с ним, и то, что подстерегает меня в виде прошлого и настоящего. Легко нырнуть вглубь волны, если знаешь, что ты на пляже, а глубина не больше пары метров. А готов ли нырнуть, когда не известно ничего, в том числе, всплывешь ли? Парус яркий, мерцающий даже, он мчит на всех порах, он притягивает внимание и не отпускает, переворачивает все внутри – знакомо. Только морская пучина, ветер и нависшее мрачное небо никуда не делись. Они ждут решения и готовы ему поспособствовать. А какой итог всему этому, узнать суждено лишь в конце.
- Надеюсь, они будут довольны выигрышем, - резюмирует Элис, мягко увлекая меня к следующим картинам. Оставляя взглядом корабль, я понимаю, что согласна с ней. В моей ситуации с Эдвардом речь не о выигрыше, о джек-поте. Вчерашняя мысль о том, что влюбляюсь в него, как бы парадоксальна ни была после третьей встречи, укрепилась этим же утром.
Я собиралась к Элис, которая внезапно позвонила с предложением провести часть дня вместе, когда в дверь позвонили. В воскресном сонном Берлине, в десять утра, бодрый курьер принес мне цветы. Нежные бутоны белого цвета, крупные, с зелеными листьями и окантовкой в виде темно-синей ленты. Розы.
Размус, проводивший курьера до моей двери, с довольной и многообещающей улыбкой стоял с ним рядом. И когда, забрав цветы, я расписалась в их получении, с тем же выражением лица двинулся с курьером назад. Этот пожилой консьерж невольно стал хранителем нашей романтической истории. Одобряющим хранителем, что немаловажно.
Бутонов оказалось двадцать семь. Все настолько живые, легко пахнущие, до конца не распустившиеся и обещающие еще больше красоты. Как и повелось, с запиской. С радостью не меньшей, чем ребенок в рождественское утро, я искала ее среди роз. Сине-голубую на этот раз.
«Бах писал жене, Изабелла: целовать тебя – все равно, что целовать розы. Я с ним совершенно согласен. Спасибо за удивительный вечер, meine Schöne. Эдвард».
Вечер действительно был удивительным. Но не менее удивительным стало после послания и мое утро. Мне нравится, что Эдвард всегда пишет сам, его почерк дополняет каждое слово, подчеркивает его. И можно почувствовать углубление от стержня в плотной бумаге, усилить эффект. Двадцать семь роз. Двадцать седьмое сентября, сегодня уже сменившееся на двадцать восьмое. У меня теперь будет хорошая память на даты. Да и уроки немецкого продолжаются.
- Ты такая загадочная, Белла, - мягкий, но веселый тон Элис вливается в мои воспоминания, возвращая в Берлинскую Галерею, где вчера открылась новая выставка современных художников, - в соседнем зале экспозиция «Загадочные полотна XXI века», может быть, нам пойти туда?
Я улыбаюсь ее псевдо-подозрительному взгляду.
- Все в порядке, это отличная экспозиция.
Мы останавливаемся возле очередной картины автора, изображающей женщину в образе яблони, телом заменив ее ствол, а волосами создавая крону. Вид у женщины, мягко говоря, неважный. В испуганных глазах и общей мрачности происходящего витает ощущение ужаса. Мне хочется пойти дальше.
- Можно продолжить твое высказывание о паруснике. Это вариант того, что может случиться, если поставить на карту все. Раствориться в идее-фикс, став ее частью.
Мудрая Элис напоминает мне, что у любого сюжета всегда есть два сценария. Это немного приглушает поднявшуюся в душе радость от воспоминаний. Не стану ассоциировать хотя бы минуту нашего времяпровождения с Эдвардом с этой работой, но замечание веское. Даже готовые и уверенные в победе проигрывают. Это нужно просто принимать.
- У этого художника все женщины выглядят такими напуганными. Корабли ему явно даются лучше.
- Не стоит тратить время на мужчин, что пугают, - она похлопывает меня по руке, соглашаясь. – Ты расскажешь мне хоть немного о своем свидании? Он ведь тебя не испугал?
Я снисходительно смотрю на подругу, остановившуюся до следующей картины, чтобы ничего не отвлекало. Знала ведь, что долго ходить вокруг да около у нас не получится.
- Вечер был чудесным, Элис. Мне очень понравилось.
- Если бы ты писала такие рецензии для журнала, Эммет намекнул бы о подробностях, - ее глаза задорно блестят, у лица почти детское выражение нетерпения и восторга, - ну же, Белла. Я так рада за тебя, но хоть что-нибудь…
- Он очень… внимательный. Он на самом деле слушает меня, Элис, запоминает какие-то моменты нашего разговора и потом действует согласно им. Например, я рассказала ему про Алькасар Севильи, мое любимое место, и вчера мы ужинали в ресторанчике андалусской кухни под апельсиновым деревом.
Элис, чья улыбка становится шире и восторженнее, возбужденно мне кивает.
- Очаровательно! Умение слушать можно включить сегодня в список главных достоинств, особенно у мужчин. Ты определенно ему очень нравишься.
- Как и он мне, - не могу сдержать улыбку, пусть и сопровождающуюся каплей румянца, которая не укрывается от Элис. Хлопнув в ладони, она обнимает меня.
- Отличное начало, Белла, поздравляю! У вас все должно получиться.
- Это было только первое свидание, Элис, - не знаю, зачем, мягко осаждаю ее энтузиазм, припомнив женщину-яблоню в паре шагов отдаления, - рано что-либо предполагать.
- Первое впечатление – самое важное, - серьезно сообщает подруга, следуя за мной дальше, к следующему ряду картин, - но скажу так: твои эмоции говорят больше, чем ты хочешь сказать сама. И, как я вижу, это начало большого пути.
- Поверю тебе, - усмехаюсь, мельком оглядев очередную нимфу из коллекции художника, на фоне большого зеркала и с яблоком в руках – у него страсть не только к парусникам, но и к яблокам.
На следующей картине та же женщина, уже полностью обнаженная, изящно возлегает на застеленном белой скатертью столе, любуясь на свой портрет на мольберте напротив. Художник, как сторонний наблюдатель, изучает музу и ее реакцию на получившуюся картину. Муза довольна, и, мне кажется, художник тоже. Они оба получают удовольствие.
- Еще вопрос относительно твоего нового друга, - останавливаясь рядом со мной у полотна, Элис даже не смотрит на обнаженную женщину, - как его зовут? Имя может сказать многое, если не все. Фриц, как по мне, вообще не сексуально. А вот Стефан или Торстен…
- Ты определяешь сексуальность человека по его имени? – удивленно смотрю на нее, не ожидая такого поворота. Картина излишне эротична, конечно, но красива. А еще дает пищу для размышлений и порождает вопросы. Я многого не знаю об Элис, выходит.
- Звучание. Тебе ведь произносить его потом, - она заговорщицки подмигивает, с шаловливым видом повернувшись ко мне всем корпусом, - он не Фриц, Белла? И не Керр. Открой тайну.
- Элис!..
Но она, явно не намеренная оставлять это просто так, выжидающе смотрит, легко улыбаясь. В галерее кроме нас и картин почти никого нет, воскресенье все-таки, и потому стоять мы так можем долго.
- Тебе не историю нужно изучать, а следовательское дело, - сдаюсь я, с псевдо-мученическим видом поморщившись, - его зовут Эдвард.
Элис, довольная своей победой, весело кивает. Глаза мерцают интересом.
- «Страж счастья», отличное значение.
- И вполне сексуальное звучание?
- Очень даже, - усмехается она, - правда, не в моем случае – так же зовут отчима, но он крайне привлекательный мужчина, так что ты права.
- Тебе поэтому приглянулся Эммет? Все мужчины с первой буквой имени «Э» привлекательны?
Мы вместе смеемся нежданно создавшемуся каламбуру, все-таки сдвинувшись с мертвой точки и следуя к новому ряду картин. Я рада, что Элис пригласила меня провести это утро вместе. Галерея, потом поздний завтрак, что значится в плане, и недолгая прогулка к станции метро. Я даже согласовала это с боссом, не привыкшим работать в первую половину выходного. Все на руку.
Следующая картина. Девушка, держащая в руках яблоко (само собой!), повернулась к зрителю спиной. Между двух ее идеальных ягодиц рука, судорожно сжимающая фрукт. Двойственное значение мужского и женского начала. Я невольно усмехаюсь. Художник не прост.
- Ты проверяла его в соцсетях? – вдруг спрашивает Элис, слишком внимательно вглядываясь в несчастное маленькое яблоко. - Своего друга, я имею в виду.
- Проверяла в соцсетях?
- Или искала в Google. Хоть что-нибудь?
Я недоуменно поглядываю на подругу.
- Зачем?
- О боже, Белла, - она снова останавливается, серые глаза большие и изумленные, - неужели тебе не интересно? И ведь Google знает в разы больше, хранит фото! Ты можешь изучить человека по его соцсетям, вдруг его интересы совсем не твоего плана?
- О чем ты, Элис?
Боже, мы как будто снова вернулись в старшую школу…
- Как-то в университете на лекции ко мне подсел очень милый парень, Арви Шлиндт. Швейцарец, программа обмена, но не суть. Мы мило болтали, потом выпили кофе, и он проводил меня. А потом в его инстаграме оказались целые альбомы с женщинами-шибари и анонсы кастингов. Я не слишком люблю такие вещи и мне было проще прекратить это общение. А еще один, Курт, кажется, был привлечен к суду за публичное издевательство над животными. И знаешь, никогда бы не узнала этого, если бы не интернет.
- Очень серьезный подход к делу, - признаю, подумав, что действительно можно было бы догадаться использовать Google в век информационных технологий, подруга права. Видимо, меня слишком увлек процесс живого общения и анализ фактов, полученных из него же. Вопрос лишь в том, готова ли я узнать больше о прошлом Эдварда. Google хранит фото, вот здесь Элис попала в точку. Все фото.
- Ты искала Эммета, кстати?
- Еще после той вечеринки, - при упоминании моего босса она вдруг слегка краснеет, - мы с тех пор в друзьях на Facebook. Ничего криминального, помимо того, что он любит «Guiness».
С «Guiness» у Элис своя неприятная история с первого курса, когда она и другие студенты устроили по-немецки ярый алко-забег в барах, и последующие три дня Элис боролась с его последствиями.
- Переживаемо, думаю. Я рада, что за ним не стоит ничего страшного, нам ведь еще работать вместе.
Элис закатывает глаза, но потом говорит довольно серьезно:
- Поищи его, Белла. Просто ради интереса.
И мы возвращаемся, окончательно закрыв тему разговоров о мужчинах, к выставке Ника-любителя-яблок.
После того, как все картины осмотрены, я веду Элис в любимый ресторанчик для завтраков с улыбчивым Бураком. Открываю ей это место, почему-то захотев этого именно сегодня, и мы, наслаждаясь менеменом и круассанами, болтаем о простых и приятных вещах.
Работу Элис приняли на перевод. Предварительный гайд с моими берлинскими обзорами скоро будет запущен на сайте журнала. Осень в городе очень мягкая и теплая, особенно сегодня, еще и с солнцем. И чай отсылает к Стамбулу – и я, и Элис, оказывается, любим этот город одинаково сильно.
- Я очень рада, что мы познакомились тогда, - проникнувшись моментом, поднимаю наполовину полную армуду, улыбнувшись подруге, - Берлин никогда бы не был таким без тебя, Элис.
Она тронуто улыбается, поднимая и свою армуду.
- Хорошо, что мы обе приехали сюда! Не представляю жизнь без наших пятниц и суббот, Белла. Придется нам дружить вечно.
- Поддерживаю, - мы чокаемся, сперва негромко, а затем как следует, со звоном стекла, и смеемся.
На улице уютно – виноградная лоза и столики, как дизайнерская брошюра. Ветер, еще теплый, голубое небо. И аромат чая, выпечки, менемена. А еще – желтые листья и парочка воробышков на асфальте.
Берлин еще не был так хорош для меня, как этим утром - после вчерашнего вечера и сегодняшней Галереи. Все-таки здорово, что я осталась здесь, даже расставшись с Керром. И особенно здорово, что у меня есть Элис. Она кормит воробышка крошками от круассана почти с руки – он верит ей. И я тоже ей верю.
Покидаю свое место и обнимаю подругу за плечи.
- Спасибо, Элис. За все-все-все.
Элис, расчувствовавшись, обнимает меня в ответ.
А потом Бурак приносит нам еще чая.



За одну короткую среду я успеваю многое: отправить подарочную посылку отцу в Колорадо, пометив ее как хрупкий груз, заглянуть в «Zeit für Brot» на завтрак и «Brauhaus Georgbraeu» на ланч, тем самым закрыв два пункта списка посещений на неделю. Свекла, тушеная с корицей, будет мне сниться после этого пивного ресторана, зато любители аутентичной немецкой кухни знают, где искать любимый гарнир. Еще я встречаюсь с хозяином квартиры в кофейне под домом, и мы продлеваем договор аренды, договорившись о новой ставке оплаты, прежде чем заверить ее в бюро.
Моменту, когда могу отправиться домой, искренне радуюсь. В своей уютной маленькой студии, где витают цветочные ароматы, мне спокойно. После напряженного дня, насыщенного рабочими и житейскими моментами, особенно приятно вернуться в знакомое пространство.
Переодевшись и заварив чай, я отправляю Эммету таблицу с заведениями и их предварительными рецензиями. Устроившись на кровати и удобно расположив макбук на коленях, проверяю почту – помимо рассылок, ничего нового.
Элис занята в университете, Эммета, как и повелось, нет онлайн. Я листаю готовые статьи по вчерашним заведениям, а поисковая строка Google притягивает внимание своим белым фоном и разноцветными буквами.
С воскресенья я так и не прислушалась к совету Элис. Пытаюсь оправдать себя работой и прочими мелкими делами, но на самом деле понимаю, почему до сих пор не искала Эдварда. Я не уверена, что хочу видеть его бывшую жену, фотография с которой на просторе сети быть просто обязана. Не хочу… сравнивать нас? Или думать, почему обратил на меня внимание, искать схожести.
А ведь есть еще ребенок, если таковым можно назвать пятнадцатилетнего американского подростка…
Я смотрю на логотип Google будто под гипнозом. Но подруга права, мне интересно, не глядя на все опасения, увидеть чуть больше, чем знаю. В конце концов, не для этого ли был изобретен интернет? Новые знания означают новые возможности. Быть может, знай я чуть больше об Эдварде, мне было бы чем его удивить или порадовать? Мне хочется чем-то его порадовать. Любая информация на благо, верно ведь? Прошлое – это прошлое, будущее мне неизвестно, а настоящее к прошлому и будущему имеет лишь косвенное отношение. К тому же… я стараюсь верить Эдварду, но Google виднее, в разводе он или нет. Это основополагающая вещь, и я бы не хотела быть яблоком раздора семьи, которой даже не знаю. Мне определенно нужно использовать имеющееся средство поиска.
Сама себе качнув головой, я все-таки отпускаю сознание. Волевым решением закрываю вкладки со статьями и чатом с Эмметом, используя поисковую строку по назначению. Ввожу «Эдвард». И секунду спустя осознаю, что понятия не имею о его фамилии. Отлично, Белла.
Делаю глубокий вдох. Ничего, отсутствие фамилии не помешает.
«Эдвард, Порше».
Google доволен. Он открывает передо мной страницу с разными результатами, среди которых есть гонщик «Формулы-1», подаривший «Порше» своей младшей дочери и упомянувший об этом в интервью английской газете, а также Эдвард Крон Стоукс, угнавший «Порше» из частного гаража Анкориджа пару месяцев назад.
«Эдвард, Порше, Берлин».
А вот теперь верно. Открытие выставки «Порше» в «Drive-Forum Volkswagen», обзорная статья корреспондента «Berliner Zeitung», лично присутствовавшего на презентации нового «Coupe-2». Эдвард Герхард Каллен, один из лидеров компании и непосредственный участник создания новой модели, выступал на открытии. На фотографии, сопровождающей статью, он в том идеально сидящем официальном костюме, в котором увидела его впервые, держит микрофон. Волосы в продуманном беспорядке, глаза горят, на лице улыбка и увлеченность своим делом. Я зря не осталась послушать ту речь, теперь понимаю это ясно. Эдвард действительно любит то, чем он занимается, даже обыкновенное фото передает его запал относительно «Порше». А голос… и движения…
Я смотрю на фотографию, в очередной раз глупо улыбаясь, и не могу перестать. Это как физиологическая реакция, рефлекс. Видимо, по-другому быть и не может.
Пару минут спустя, все же закрыв статью, благо продублированную на английский, пользуюсь полученными знаниями.
«Эдвард Герхард Каллен, Порше».
Сайт автомобильной компании, которую он представляет, встречает меня еще одним фото Эдварда, уже в темно-синем костюме и с легкой улыбкой взирающего на зрителя. Его должность и список карьерных достижений прилагаются. Как и рабочий телефон и электронная почта для связи.
Замечательно, я побывала на сайте «Порше», увидела две новых фотографии Эдварда и узнала его фамилию. Но ведь это не может быть пределом поисковых возможностей всемирной паутины, не так ли?
Но Google не радует меня ничем особенно новым. В его архивах есть упоминание Эдварда в других статьях и автожурналах, еще несколько его фото с выставок и тест-драйвов «Порше», а также образцовый профиль на Linkedin. Благодаря ему, кстати, я узнаю, что Эдварду сорок три года.
Тех иллюстраций, которых опасалась, здесь нет и в помине, не говоря уже об упоминании жены или сына. Социальными сетями, помимо профессиональных, Эдвард Герхард Каллен пренебрегает. Или я плохо ищу.
Воспользовавшись автоматическим переводчиком, пробую продолжить поиск на немецком языке, но из того, что мне удается понять, упоминания теперь значатся в немецких изданиях и в немецкой версии сайта «Порше». Может быть, что-то упускаю?
Еще несколько минут смотрю на экран макбука, но история поиска не изменяется, ровно как и его результаты. Встаю с кровати и допиваю чай стоя, глядя в окно. Вечер, уже вступивший в свои права, освещает район огнями фонарей и фар машин. Невольно вздрагиваю, заметив авто, въезжающее в мой переулок. Жалею, что сегодня не прошлая суббота.
Оглядываюсь, вздрогнув – телефон вибрирует от нового уведомления.
Неужели?..

Среда, 1 октября. Моя история сообщений.
Эммет, 18.50:
«Твоя статья о «Buschbeck's» отличная, мне даже нечего править. Единственное, в следующей части обзора попробуй сконцентрировать внимание именно на немецкой части меню, это место облюбовали туристы и им интереснее национальная кухня».

Не буду скрывать, что немного разочарована отправителем сообщения, но это не страшно. В конце концов, ничто не отвлекает лучше, чем работа. Особенно если Эммет, судя по его удовлетворению статьей, в хорошем расположении духа.

Моя история сообщений.
Я, 18.51:
«Хорошо, так и сделаю, спасибо. А относительно «Zeit für Brot»? Я отправила тебе таблицы с этой недели».

Моя история сообщений.
Эммет, 18.52:
«Да, их я тоже посмотрю, завтра напишу тебе. По плану «Leibhaftig» на завтра, правильно? И еще, Белла, нужно будет повторить визит в «Lemke», они ввели специальное меню на время Oktoberfest с предварительной бронью. Лучше сделать это в первой половине дня и как можно скорее, пока еще остаются варианты резерва».

Интересные новости. А ведь Эдвард говорил, что нам стоит вместе посетить это заведение. Отличный повод, если у нас совпадет свободное время. Октоберфест, хоть и отмечается с самым большим размахом в Мюнхене, отзывается эхом и в Берлине. Как ненавистница пива и специального меню, не люблю это время года. Благо Тревор, специализирующийся на этой части обзоров, посещает большее количество пивоварен. Но и мне, к сожалению, достается такая работа.

Моя история сообщений.
Я, 18.53:
«Поняла тебя. Завтра же забронирую Lemke».

В моей чашке кончается чай. Может быть, и к лучшему. Время для ужина, и сегодня у меня четкое и определенное желание пасты Болоньезе. Аутентичную немецкую капусту и мясо, которое не помещается на тарелку, в обычной жизни есть никогда бы не стала.
Я включаю электрическую плиту, доставая пачку пасты, когда телефон снова вибрирует.

Моя история сообщений.
Эммет, 18.59:
«Договорились. И Белла… не рабочий вопрос: что нравится Элис? Я знаю о вашей дружбе уже довольно долго, но эта информация сейчас как никогда актуальна».

Улыбаюсь, разогревая сковороду для фарша. Зелень, морковь и лук, подготовленные, ждут своей очереди на кухонной тумбе. Чайник снова кипит.

Моя история сообщений.
Я, 19.00:
«Ей очень нравятся примулы, если говорить о цветах, и профитроли, если о десертах. Кондитерская у Зоосада как раз ими славится, мы писали на нее обзор, если ты помнишь. Если дело подождет до завтра, я напишу тебе еще некоторые моменты».

Моя история сообщений.
Эммет, 19.01:
«Да, Белла, спасибо большое. Не напомнишь мне название той кондитерской?»

Моя история сообщений.
Я, 19.02:
«Botoung»

Моя история сообщений.
Эммет, 19.02:
«Отлично. Хорошего вечера».

Элис будет рада, я думаю. Эммет проявляет куда больше инициативы и интереса, чем я могла подумать. Словами подруги, хотелось бы мне верить, что у них все получится.

Моя история сообщений.
Я, 19.03:
«Хорошего вечера, Эммет».

Двигаясь по пошаговому рецепту, за столько времени уже выученному наизусть, я накрываю фарш крышкой, а зелень и овощи мелко нарезаю на деревянной доске. Томатный соус, единственное, что всегда покупаю готовым, ведь тушить помидоры то еще занятие, достаю из холодильника. Подсаливаю медленно закипающую воду.
Телефон снова вибрирует. Эммет, похоже, намерен уточнить все детали сегодня. Или все же по работе?
Наскоро сполоснув руки, забираю мобильный себе, открывая новые уведомления.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.10:
«Привет, Sonne. В «Театре на Потсдамской Площади» в последнюю субботу месяца будет «Лебединое озеро». Могу я тебя пригласить?».

Радость, какую испытываю, когда вижу его сообщения, особенна. Последнее время ничто не доставляло мне столько удовольствия, сколько общение с этим мужчиной. Тем более мы не виделись уже несколько дней – это усиливает эффект.

Моя история сообщений.
Я, 19.11:
«Привет. В субботу у меня всегда выходной, поэтому я совершенно свободна. Буду рада с тобой пойти».

Снимаю крышку с фарша, медленно начинающего подгорать. Едва не обжигаюсь.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.13:
«Отличная новость для середины недели. Как твой вечер?»

Моя история сообщений.
Я, 19.14:
«Обычный будний вечер, всего лишь среда. Как твой?»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.15:
«Все та же среда, но в офисе на сегодня мы закончили. Кстати, сайт «Порше» теперь в новом виде, а «Coupe-2» добавили в базу желтый металлик, Ван Гог может быть спокоен»

Цвет машины, обсуждаемый раньше, занимает меня меньше, чем упоминание сайта звезды немецкого автопрома. У меня с ним уже стойкая ассоциация.

Моя история сообщений.
Я, 19.16:
«Еще одна хорошая новость! Кстати, помимо сайта «Порше», Google ничего о тебе не знает, Эдвард».

В который раз сделав что-то, я задумываюсь о смысле этого действия. В случае наших с Эдвардом переписок эта ситуация уже почти стандартна. Насыпаю пасту в воду и пишу то, что приходит в голову. Отправляю. А потом смотрю на экран и недоумеваю собственному решению. Зачем делиться такой информацией и что именно я хочу от него услышать? И как это вообще выглядит?
Нет. Мне можно переписываться с ним, только когда совершенно сосредоточенна на этом, и только.
Паста во власти кипятка. В фарш добавляю зелень. Чайник закипает во второй раз. Эдвард ничего мне не пишет.
Черт.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.24:
«Я не люблю лишней публичности, особенно если речь идет о социальных сетях. Но на любой твой вопрос могу ответить как первоисточник, не привлекая Google :)».

Смайлик в конце особенно сильно влияет на меня, когда через долгие восемь минут ответ все-таки приходит. Останавливаюсь посреди кухни с деревянной лопаткой в руках, встревоженно глядя на только что полученное сообщение. Немного отлегает от сердца, когда дважды перечитываю его. По крайней мере, он не зол.

Моя история сообщений.
Я, 19.24:
«Спасибо».

Томатный соус отправляется к мясу и овощам. Пестрая масса помещается под крышку, но запах все равно проникает. Потрясающий аромат легкого домашнего уюта. Расслабляюсь.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.25:
«Не за что, Белла. У тебя на сегодня есть планы? Поужинаешь со мной?»

Очень интересное предложение. Я наливаю себе чая, откладывая лопатку. Пару секунд смотрю на сковороду с почти готовым соусом и пасту, что в активном процессе приготовления. Делаю быструю, но аккуратную фотографию, сняв со сковороды крышку. Фото прикрепляю к сообщению.

Моя история сообщений.
Я, 19.26:
«Моя работа на сегодня закончена. Ужин в процессе. Поужинаешь со мной у меня, Эдвард?»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.27:
«Болоньезе? Тебе и Google не нужен, Изабелла. Через сколько я могу приехать?»

Мне хочется танцевать. Улыбаюсь, чересчур крепко сжав лопатку.

Моя история сообщений.
Я, 19.27:
«Я угадала? Это и моя любимая паста, и она почти готова. Жду тебя».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.28:
«Двадцать минут. Адрес я помню».

Довольная, посылаю ему смайлик с поцелуем. Как хорошо, что кто-то такой придумал.
Затем я накрываю сковороду крышкой, убираю соус на место. И оглядываюсь на свою студию, расценивая, насколько идеально смогу прибраться за оставшиеся девятнадцать с половиной минут.



О пунктуальности Эдварда за наше недолгое время знакомства я знаю достаточно, поэтому грамотное распределение времени – та самая составляющая, что так необходима. Благо, благодаря статьям и четкому графику, тайминг – сильная моя сторона. За минуту я рассчитываю, как следует поступить, а потом идет просто череда ровных четких действий, и никаких новых вводных.
Пока до степени своей готовности al dente доходят спагетти, я прибираю на кухне и ровно устраиваю подушки на единственном диванчике невдалеке от обеденного стола. Этот стол, деревянный, но на стальных ножках, заслуживает особенную любовь хозяина, и я понимаю, почему – комфортный, стильный и полезный компонент любой обстановки. На его поверхности, наскоро протертой, выставляю тарелки и приборы. Два высоких стакана устраиваю сбоку, не до конца зная, что именно мы будем пить.
Спагетти, смешанные с соусом, накрываю крышкой. На крошечном жаре даю вкусам разных ингредиентов слиться воедино, а сама достаю из шкафа повседневное хлопчатобумажное платье. Равномерные полосы, как на паруснике воскресной выставки с Элис, уходят вниз по всей его длине. Темно-синие на темно-сером – выходит неплохо. Наскоро поправляю волосы у антикварного зеркала, решив оставить их распущенными. Выключаю плиту и принимаюсь за основную часть комнаты. Расправляю покрывало на постели, убираю макбук и ежедневник, прячу зарядные устройства и парочку флешек. Телефон, дабы не пропустить важной информации, оставляю на кухонной тумбе. У меня еще пять минут и это приободряет.
Закончив с той работой, что может быть сделана, открываю окно на проветривание, а сама тем временем натираю на мелкой терке пармезан. Успеваю даже ополоснуть терку и деревянную лопаточку, ровной горкой высыпая сыр на тарелку.
Мою руки. Опять смотрюсь в зеркало. И еще некоторое время стою посреди собственной студии, стараясь придумать, что еще можно сделать. Но на поверку – все.
Вот теперь приходят мысли. Когда план выполнен и дела сделаны, а время еще осталось, испытываю настоящий мандраж перед приходом Эдварда на мою, казалось бы, домашнюю территорию. С моего собственного приглашения, между прочим, но это не сильно меняет дело. По части внезапных порывов, что обычно заканчиваются весьма и весьма благополучно в случае мистера Чек-Поинта, я мастер. Но в плане моральной подготовки к их воплощению все еще явный юниор. Почему-то кажется, что Эдварду не понравится моя студия. Или паста. Или еще какая-нибудь мелкая деталь, на которую не обратила внимание прежде из-за нехватки времени.
Делаю глубокий вдох и стараюсь сконцентрироваться на приятных воспоминаниях, вызывающих улыбку и саднящее ощущение в губах. Он совсем скоро будет здесь, и я по-настоящему соскучилась. Разнежили меня две наши первые встречи с разницей в сутки, последующие, с разрывом как минимум в четыре дня, переносить сложнее. Не помню, чтобы романтические чаяния меня настолько поглощали. Возможно, Эдвард прав, и наши отношения действительно выйдут совершенно особенными. Такими я их и ощущаю.
…Звонят в дверь.
Бегло оглянувшись на комнату и часы на микроволновой печи, демонстрирующие время – 19.40 – поправляю салфетку, подаренную фрау Роззестер, еще когда только приехала, и спешу к двери. Мандраж усиливается, комком останавливаясь в горле. Пальцы подрагивают, когда отпираю замок.
Ну вот и он. Прямо на пороге, как будто бы всегда так заходит.
Терпеливо ожидающий в коридоре Эдвард мне широко улыбается. Я останавливаюсь взглядом на его синих глазах, чуть мерцающих в неярком освещении нашего холла, и вся тревога разом улетучивается. У него доброе, воодушевленное лицо, чьи черты смягчаются при виде меня.
В знакомом мне пальто, уже расстегнутом, и темно-серых джинсах Эдвард смотрится и стильно, и повседневно. Ничего лишнего. Даже крафтовый пакет в его руках вписывается в композицию, выгодно ее дополняя.
- Привет, - первым здоровается мужчина, не отпуская моего взгляда, - ты потрясающе выглядишь, Белла.
- Привет, - расслабившись, словно бы не было той нервной обстановки, полноправно царствующей здесь пару минут назад, отступаю в квартиру, - спасибо большое. Проходи.
Так же грациозно, как делает и все иное, Эдвард переступает порог и заходит внутрь. Я закрываю дверь, на удивление изящно потянувшись ему за спину. Теперь мы действительно наедине.
- Я надеюсь, ты любишь карамель, - мужчина подает мне крафтовый пакет, уже ставший частью его образа, снова мило улыбнувшись. – Спасибо за приглашение.
- Карамель – это чудесно, - отвечаю ему, отставляя пакет на журнальный столик и наблюдая за тем, как он снимает верхнюю одежду, ловко устраивая на свободном крючке у входа. Под пальто оказывается пуловер темно-кофейного цвета с едва заметным крокодильчиком-лейблом, и белая рубашка под ним, если судить по расстегнутому воротничку. Рукава в три четверти и подвернутые манжеты рубашки позволяют мне коснуться непосредственно рук Эдварда, когда увлекаю его за собой с порога. Малейшие проблески неуверенности или смятение прогоняет его улыбка. Мне комфортно, и я хочу, чтобы настолько же комфортно было ему.
- Спагетти готовы, и я прямо сейчас положу их в тарелки. Ванная комната, если нужно, первая дверь налево.
Мужчина, совершенно раскрепощенный, словно бы не первый раз уже у меня, но в то же время внимательный к интерьеру, что с интересом изучает, благодарно кивает.
Пока он моет руки, достаю из пакета красивую матово-красную коробку с серебряной эмблемой кондитерской, о которой никогда не слышала. Внутри – тарталетки с карамелью и лимоном, если не ошибаюсь, украшенные дольками свежих мандаринов. Вы и это запомнили, мистер Каллен.
Я выкладываю пасту, предварительно перемешав содержимое сковороды еще раз, когда Эдвард возвращается. Он с любованием оглядывает мою квартиру. Его глазами и сама вижу ее как впервые.
Ровные, высокие стены, прокрашенные традиционным для Германии белым цветом, с кремовым потолком и деревянным полом из широкой доски. Темно-серая кухня у левой стены, маленькая, но со всем необходимым, а также обеденная зона со столом и двумя стульями в его цветовой гамме. С правой стороны расположился небольшой серый диван и светло-серое кресло, разделенное журнальным столиком. На нем белые розы, самый недавний его подарок, полноправно занявший лучшее место в комнате. На стене, над диваном, абстрактная картина с яркими мазками синего. Коврик у кресла – ее напольное отражение. Ровно напротив него – крошечный коридор и входная дверь с встроенным закрытым шкафом и открытыми крючками для верхней одежды. За тонкой перегородкой – моя постель и маленькая тумбочка, вместившая на себя вазу с пионами. Напротив кровати – уже увиденная им репродукция подсолнухов Ван Гога. Сами подсолнухи наверняка заметил в ванной, как раз возле зеркала. Собственно, это и все.
- У тебя красивая квартира, Белла. Еще уютнее, чем казалось на фотографии.
- Цветы – отличное дополнение к интерьеру, - подмигиваю ему я. Эдвард, довольно усмехнувшись, не опровергает. Подходит, мягко привлекая к себе. Широкими теплыми ладонями касается талии и легко целует в щеку.
- Я рад, что тебе нравятся цветы, Schönheit.
Осмелев окончательно, тоже обнимаю его. И говорю:
- Ты мне нравишься больше.
Синие глаза, лишь на секунду изумленные, вспыхивают знакомыми мне хитрыми огоньками. Следующий поцелуй достается моим губам. Считаю его чудесным началом вечера, не давая действу кончиться просто так. С удовольствием отвечаю Эдварду, чуть приподнявшись на цыпочках, чтобы быть ближе. Он как следует накрывает ладонью мою спину, легко потирая ткань.
- Ужин? - напоминаю, приложив немного сил, чтобы отстраниться. Теперь огоньки искрятся желанием, что греет мне душу. Но Эдвард согласно кивает. Отпускает меня, вежливо занимая свое место за столом.
Помимо Болоньезе ставлю между нами натертый пармезан и виноградный сок в стеклянной бутылке, обнаруженный в холодильнике. Отличная замена вину, с учетом, что сейчас середина рабочей недели, а Эдвард наверняка за рулем.
Мужчина наливает сок нам обоим.
- Приятного аппетита.
Первой пробой пасты остаюсь довольна. И соли, и перца, и овощей в блюде достаточно, что особенно актуально сегодня. Пригласить Эдварда на ужин и оставить его голодным – не лучший вариант.
И, судя по лицу мужчины, голод ему не грозит. Моя вариация Болоньезе Эдварду нравится.
- Очень вкусно, Белла.
- Спасибо. Это все твое влияние.
- Мое влияние?
- Вкус блюда зависит от того, для кого его готовят.
Эдвард и довольно, и благодарно улыбается. Одно из чудес света, несомненно, эта его улыбка.
- Сколько же еще твоих достоинств мне предстоит узнать?
- Посмотрим, - загадочно сообщаю ему, про себя подумав, что список явно не будет длинным. Напоминаю Эдварду про пармезан, подвинув его к нему чуть ближе. Ненадолго засматриваюсь на то, как по-итальянски умело накручивает пасту на блестящую вилку.
По ту сторону окна горят фонари, чей свет чуть колеблется из-за шумящей листвы деревьев. Окна домов полны огнями, семьи готовятся ужинать. Судя по прогнозу, к ночи будет дождь. Запах свежести и прелой листвы, так характерный для осени, тонким витиеватым ароматом просачивается сквозь приоткрытое окно. Путается с Болоньезе и соком. Придает атмосфере особую огранку. Не думала, что так скоро мы будем ужинать у меня и процесс окажется настолько приятным. В эту минуту, прямо сейчас, мне кажется, в Берлине я дома. Потому что он здесь.
- Как прошел твой день? – интересуюсь у Эдварда, разомлев от уюта, ощутимого кожей. Пробую виноградный сок – прохладный и терпкий, он как никогда кстати.
- Довольно продуктивно – наконец помимо бумажной работы с «Coupe-2» появилось время для проработки электроники для новой модели. Еще не утверждено окончательно, но я надеюсь, что это будет электрокар.
- Если честно, я с трудом представляю, как можно с нуля создавать всю электронику машины…
- Есть множество отличных программ, да и наши корпоративные наработки, все проще, чем кажется. Процесс увлекательный и творческий, многие парни рвутся в программирование ради него.
- Все равно это какая-то магия, Эдвард. Вы с командой творите магию.
- Теперь я прохожу по делу как волшебник? – он по-доброму посмеивается, наливая нам еще сока, - по крайней мере, для тебя я был бы счастлив им быть. Как у тебя сегодня дела, Schönheit?
Знает, само собой знает о влиянии на меня этого слова, я уже и сама выучила. Чтобы немного унять пылающие щеки, пару секунд с повышенным вниманием смотрю на свою тарелку.
- Неплохо. Я сегодня была особенно продуктивна, и что-то в таком ритме есть. Кстати, босс сказал мне, что в «Lemke» запускают новое меню. Хорошая возможность совместить приятное с полезным, в лице работы.
- И что же, я увижу тебя в действии?
- Самом непосредственном, - смеюсь, собирая свои последние спагетти, - ты все еще не против разделить со мной ланч в заведении с говяжьей печенью?
Эдвард, развеселившись, отрывисто мне кивает.
- Ну конечно же. Чуть позже мы сверим графики и, я уверен, найдем подходящий день.
Разговор плавно перетекает на простые темы, уходя от рабочих моментов. Эдвард рассказывает мне некоторые истории из своих первых берлинских посещений, а я делюсь своими. Беседа затрагивает и Мэн, и Луизиану, фокусируясь на тех чертах США, что нам импонируют, и на достоинствах Берлина и Германии в целом, которые выгодно выделяются на фоне недостатков нашей страны. Сходимся во мнении, что отличие Берлина от типичных немецких городов и уклада жизни того же Штутгарда или Гамбурга по душе нам обоим.
Потом, когда мы заканчиваем с пастой, я провожу Эдварду краткую экскурсию по своей квартире. И, когда присаживаемся на диван с чашками чая и раскрытой упаковкой изысканных тарталеток, разговор сам собой возобновляется. С Эдвардом и молчать, и говорить легко – такое сочетание редко.
- Знаешь, мне до сих пор удивительно, как ты все подмечаешь, - признаюсь ему, пробуя сладость, настолько же вкусную, насколько красивую, - вот мандарины на тарталетках сейчас, например. Или Рейхстаг…
- Мне приятно доставлять тебе удовольствие, Белла, - не скрывает он, элегантно, именно это слово, устроившись на моем не новом диване. Рекламу тарталеток, «Lacoste» или интерьера можно снимать прямо сейчас. – И радостно, если что-то из таких мелочей может поднять тебе настроение.
- Я очень ценю это, правда, - отпиваю немного чая, прежде чем поставить кружку на журнальный столик и всецело сфокусироваться на сладости, - но мне кажется, я говорю больше, чем ты. И потому, наверное, знаю меньше.
По-домашнему устроив руку на спинке дивана, Эдвард заинтересованно поворачивается в мою сторону.
- Я обещал ответы из первоисточника, как ты помнишь. Если тебе что-то интересно, Белла, ты запросто можешь меня спрашивать. Что бы ты хотела узнать?
- Я не хотела бы устраивать допрос…
- Ну что ты, какой допрос, - он фыркает, отставляя чашку с чаем, по моему примеру, на столик. – Давай так, вопросная игра. У каждого из нас есть шанс узнать друг друга лучше и выяснить больше, чем расскажет Google. Что скажешь?
- Хорошая и честная идея, - не до конца уверенная, что не зря соглашаюсь, все же признаю я. Сажусь удобнее, надеясь не напрягаться и выглядеть так же естественно, как и за ужином. То ли Болоньезе обладала особым эффектом, то ли я привыкла к Эдварду в моей студии, но волнение поднимает голову.
- Начнем с тебя, если ты не против. Любой вопрос.
Все карты у меня на руках, но спрашивать в лицо, в отличии от поисковой строки, куда страшнее. Или тяжелее? Я никак не могу придумать, что именно хотела бы узнать. Или была намерена? Не глядя на терпеливое ожидание мужчины, я торопливо ищу хоть какую-нибудь тему. Как назло, на горизонте всплывает только тревожная, первостепенная, от которой так отчаянно хочу отойти. Поддаться?
- Твой сын… у тебя один сын, Эдвард?
По-моему, такого вопроса не ожидает даже спокойный и готовый ко всему Эдвард. Он изумленно моргает пару мгновений, неглубоко вздохнув. Неявная улыбка трогает уголок губ, будто смущенная.
- У меня двое сыновей, Белла. Старшему пятнадцать, младшему недавно исполнилось одиннадцать.
Двое. Великолепно. Генофонд действительно отличный.
- Это… все твои дети?
Боже. Я начинаю жалеть, что вообще завела эту тему.
- У меня еще есть дочь, но она уже взрослая и живет самостоятельно. Активно постигает университетскую науку.
Трое. Трое детей. Ну что же, я хотя бы знаю цифру.
Я делаю глубокий вдох, поморщившись от собственных расспросов. Уют, растворившись в напряжении воздуха, окончательно пропадает из квартиры.
- Извини, я не должна всего этого спрашивать.
Эдвард, подвинувшись ближе, касается моей ладони. Немного успокаивает знакомое ощущение его пальцев. К тому же, говорит он тоже сдержанно и умиротворенно.
- Если тебя это волнует, то ты можешь спрашивать, Изабелла. Мои дети – это весомая и очевидная часть моей жизни, мне не сложно говорить о них.
- Спасибо… теперь, думаю, твоя очередь.
Он ободряюще прикасается к моему плечу, легко погладив рукав свободного платья. Просит посмотреть? От спокойствия, пронизывающего синие глаза, мне немного легче. Черту, по крайней мере, я не перешла точно.
- Твой любимый цвет, Schönheit. Я никак не могу угадать.
- Как такового, одного у меня и нет. Но розовый, черный и синий с недавних пор мне очень нравятся.
- И что же, синий на пути к первенству? – приметив мои слова, хитро интересуется мужчина. Мягко переходит с плеча выше, коснувшись шеи, а затем – щеки. Я чуть наклоняю голову, чтобы лучше чувствовать его пальцы.
- Вполне может быть.
Эдвард, обведя контур моей нижней губы, медленно убирает руку. Настраивает на новый вопрос.
- Я весь во внимании.
- До «Порше»… чем ты занимался?
- Учился, - слегка запрокинув голову, Эдвард в этом пуловере теперь выглядит неотъемлемой частью моей гостиной зоны, - пробовал себя в бизнесе отца, но быстро понял, что это не мое. Моя первая стажировка была в «Ауди», тогда она еще не принадлежала концерну «Фольксваген». Там я понял, чем бы хотел заниматься, сменил профиль в университете и вернулся в компанию уже после выпуска. Через пару лет перешел в «Порше», их разработки оказались интереснее, да и условия лучше.
Я закусываю губу.
- Еще… я видела твой профиль на Linkedin. Но помимо года рождения, больше никакой информации. Я могу знать, когда у тебя день рождения, Эдвард?
- Восемнадцатого февраля, - ничуть не смутившись вопроса, ласково отвечает он, - а твой?
- Восемнадцатого мая, - улыбаюсь, недоверчиво качнув головой, - видимо, у нас больше общего, чем кажется.
Ставшим привычным для меня жестом Эдвард раскрывает передо мной ладонь. Без лишних просьб пожимаю его пальцы. Приятное чувство единения, даже настолько мизерного, умиротворяет.
- Расскажешь, что в принципе тебе удалось отыскать обо мне?
- Мне немного неловко, что я занималась этим, извини меня.
- Я не жду извинений, это вполне логичный ход действий с твоей стороны. Мне просто любопытно.
Похоже на правду. Эдвард подталкивает меня к откровениям не только своим очевидным присутствием, но еще и отсутствием даже капли недовольства ко всей этой ситуации. Мне действительно с ним проще, чем было хоть с кем-то. Эдвард не только в интерьер моей студии вписывается… он так правильно и красиво вписывается в саму мою жизнь.
- Ну… я знаю твое второе имя. Очень звучное и немецкое, кстати. Герхард.
Он прищуривается, усмехнувшись.
- Экстраординарное для консервативного Мэна, мне долгое время не нравилось. Но в Берлине играет на руку, я схожу за «своего». Что еще?
- Год рождения? И места работы. И название университета.
- Тебя это тревожит?
- Колумбийский университет? Это же здорово!
- Мой возраст?
Эдвард очень внимательно смотрит мне в глаза, сложно отвести взгляд, и в принципе не следует этого делать. Он старается понять мою истинную реакцию. Действительно считает, что я беспокоюсь на сей счет?
Я самостоятельно переплетаю наши пальцы, устроив ладонь у себя на коленях.
- Я скажу честно, вначале это немного удивило меня. Но сейчас – нет. Меня не тревожит наша разница, если ты об этом. Наоборот.
- Наоборот? – он расслабляется, пусть и не слишком заметно, позволив себе даже улыбнуться. Улыбка меня и подбадривает.
- Мне нравится, - признаюсь. Легко, практически целомудренно, мужчину целую, доверительно подавшись вперед. Теперь улыбаемся мы оба.
- Помимо упоминаний тебя в контексте «Порше» и компании, больше никакой информации… я не знаю, может быть, это не мое дело, но ты говорил о нелюбви к лишней публичности. Что это значит?
Свободной рукой Эдвард касается моих волос, разравнивая прядку. Домашний жест.
- Все сложнее добиться приватности, особенно если речь идет о семье, работая в моей сфере. Я удалил социальные сети с рождением детей, тем самым ограничив публичность, насколько это возможно. Осталась лишь сухая, первостепенная и рабочая информация. Мне так удобнее.
- Я понимаю тебя, - задумчиво смотрю на наши ладони, лишь затем подняв глаза на Каллена, - думаю, поступила бы так же.
- И все же у тебя они есть?
- Facebook. Мой босс любит общение там, плюс некоторые постоянные читатели журнала подписаны на меня. Но это больше для коммуникаций, чем для рассказов о жизни. Я не люблю делиться личными моментами с широкой аудиторией. Ты видел мою страничку?
- Я догадывался, что она существует, скажем так.
- Мне стоит поблагодарить тебя, что при возможностях твоей профессии не искал всю мою подноготную…
- Ты так считаешь? – блеснув взглядом, изгибает бровь он. Тон шутливый, и меня это успокаивает, но и сам Эдвард практически сразу качает головой. – Я шучу, Белла. Я уважаю твое личное пространство и не стану ничего искать. Если ты хочешь чем-то поделиться со мной, ты можешь сделать это лично, и я всегда готов выслушать.
- Danke, - я окончательно сокращаю между нами всякое расстояние, удобно устроившись рядом. Кажется, он не возражает. С интересом следит за моими действиями, медленно разглаживая ткань платья на спине.
Я целую Эдварда, и он отвечает на мой поцелуй, с удовольствием касаясь талии уже обеими ладонями. Я привстаю на колени, чтобы углубить поцелуй и хоть немного, но сравняться с мужчиной ростом, и он помогает мне, удобно поддерживая в новой позе. Оглаживает бедра, когда обвиваю его шею. О недавних разговорах, мелких неловкостях и прочих глупостях ничего не напоминает. Тарталетки, принесенные Эдвардом, были очаровательны. Но поцелуи с ним куда слаще. И от них гораздо тяжелее оторваться.
- Sonne.
Эдвард сажает меня к себе на колени, удобно опираясь спиной о диванную спинку. Открывает для меня обзор и поле для действий. И мне нравится ощущать его так явно и так близко. Жар вокруг, не глядя на прохладу с улицы, нарастает, и его губы, и руки становятся требовательнее. Влюбивший в себя аромат мандарина и сандала крепчает, окутывая коконом. Я нежусь в нем, получая истинное и простое наслаждение от поцелуев. Хоть и стараюсь быть тихой, но как только Эдвард принимается за шею, оставив губы в агонии, сбитого дыхания и двух негромких стонов удержать не удается. Я не просто соскучилась, я действительно хочу его. После доверительной беседы – сильнее, чем прежде. И чего так опасалась внутри «Порше»?
Впрочем, не спускаясь ниже моих ключиц, Эдвард, неглубоко поцеловав меня напоследок, отстраняется сам. Откидывается к спинке дивана, держа все так же близко, но вне опасной зоны прикосновений всем телом. Дышит чуть чаще, в очаровательной доступности расположившись подо мной, и улыбается, приглаживая мои спутавшиеся волосы. Не избегает прямого взгляда, любуясь. Хотя сам куда большее совершенство сейчас.
- Немного позже, Schönheit, - мягко обещает, давая наблюдать, как в глазах пропадают чертята вожделения, - у нас не спринт, а длинная дистанция. Если ты позволишь.
Я медленно возвращаюсь в действительность, припрятанную за жаром от нашего физического желания друг друга. По-прежнему моя студия. По-прежнему чашки на журнальном столике. И Эдвард, с чьего лица медленно пропадает румянец страсти, все тот же. Буквально в моих руках.
Теперь я понимаю, ум это или сознание, что не хотела бы нашего первого раза прямо сейчас. Не наспех, поддавшись ясному и без этого влечению, не на этом неудобном диване и не после упоминания его детей и обсуждения интернет-сетей. Эдвард прав, нам нужно остановиться. И Эдвард оказался мудрее и сильнее, чтобы помочь мне это сделать.
Я не знаю, можно ли испытывать больше теплой благодарности к человеку противоположного пола, чем испытываю сейчас я.
- Ты – чудесный, - просто и скоро объявляю ему, прежде чем отодвинуться на безопасное расстояние. Изящно покидаю его колени, возвращаясь на диван. Профилактика возгорания, так? Емкое определение.
Будто бы только что вспомнив о чае, предлагаю Эдварду еще чашку. Он соглашается.
Пользуясь случаем, мы унимаем и дыхание, и желание, съедая по еще одной тарталетке. Какие они все-таки вкусные.
- Мне следует посетить эту кондитерскую, - резюмирую, неспешно наслаждаясь десертом, - как так вышло, что я еще не была в ней?
- Шарлоттенбург, Белла, прямо под моим домом. Можем организовать совместный визит сразу после «Lemke».
- Теперь и ты непосредственно влияешь на «Bloom Eatery».
- И на тебя, - игриво дополняет Эдвард. Я посмеиваюсь.

Как бы ни был прекрасен этот спонтанный ужин, часы неумолимо движутся к половине двенадцатого. И у меня, и у Эдварда завтра работа – неприятная условность приятного времяпровождения. Сейчас, когда наблюдаю за тем, как надевает пальто в моей прихожей, намереваясь уходить, переживания вечера и нервозность по его приходу кажутся глупостью. Эдвард не просто мне нравится, он, насколько уже могу судить, мой человек. Поэтому мне кажется, что я давно знаю его. И поэтому нам легко вместе. Я рада, что в эту среду мы не только пообщались, но и обсудили важные вопросы. Игра удалась, о чем я «новому другу», с легкой руки Элис, и сообщаю.
- Можем играть чаще, - добродушно предлагает он. – Доброй ночи, Белла. Спасибо за твое приглашение.
- Спасибо за ужин. Не думала, что в моей квартире он может быть таким.
Он смеется, легко, помня об опасности воспламенения, поцеловав меня. Не углубляя поцелуй, ответно глажу его щеку. Поглубже вдыхаю аромат сандала.
- Доброй ночи, Эдвард.
Я закрываю дверь только после того, как закрываются за ним двери лифта. Оборачиваюсь на квартиру, внезапно опустевшую без Эдварда и еще хранящую его присутствие. Мечтательно улыбаюсь, припомнив наше раскрепощенное действо на диване, и немного краснею, ощутив жар кожи. Губы все так же саднят, но теперь к этому чувству добавляется полет фантазии. Не глядя на то, что физически я устала, пока это плохо ощутимо. И даже надвигающийся новый день, с новыми статьями, редактурой, Эмметом не выглядит чем-то весомым и напряженным. Бережно перебираю вечер по крупинкам из воспоминаний, сопоставляя моменты и возрождая фразы. Легально думать об Эдварде в процессе?.. Я хочу о нем думать. Интересно, думает ли обо мне так Эдвард…
Я убираю чашки в мойку, невольно улыбаясь своей фантазии, когда в дверь снова раздается звонок. Останавливаюсь, недоверчиво оглянувшись на коридор. Но нет, не показалось – два шага, вздох и звонок повторяется.
Неужели не у одной меня полет мысли? И мы все-таки продолжим?..
Я открываю дверь, ругая свое воображение за столь яркие иллюстрации, стараясь остановиться на мысли, что Эдвард просто что-нибудь нечаянно забыл, вот и вернулся. Но в видимой зоне ничего забытого не вижу.
- С возвращением!
Приветствую, быстрее сказав, чем осознав, кому это говорю. На пороге моего дома Керр. В своей несменной кожаной куртке, темных ботинках и, что нетипично, спортивной бутылкой для воды в руке. Правда, пахнет от Керра далеко не водой.
Разрыв шаблона, не иначе, несвязная склейка воспоминаний и реальности. Я моргаю, изумленно глядя на нежданного гостя и не до конца веря своим глазам, что он действительно здесь. Мы ведь пили виноградный сок, я точно помню. А как легла спать, не помню совершенно. Ведь где, кроме сна, Керр может явиться ко мне под дверь нетрезвым и так поздно? В Берлине?! Два месяца спустя!
Черт. Черт. Черт.
- Ты ждешь меня?.. – впрочем, не только я на высоте своего удивления. Керр, видимо, ожидавший совсем иного приема, если ожидал хоть чего-то, смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
- Нет… я не…
Вместо того, чтобы закрыть дверь, наоборот, раскрываю ее шире. Отхожу назад, нахмурившись и тщетно анализируя ситуацию, которая анализу не поддается. Керр расценивает это как приглашение. В его взгляде что-то меняется, будто щелкнув. Обретает осознанность.
Он тяжело переступает порог, останавливаясь возле меня.
- Белла…
Зовет меня, и, кажется, на зов я откликаюсь. Понимаю, что, фантазия это или нет, сон или взаправду, Керра здесь быть не должно. Не в таком виде и не в такое время. Упираюсь руками ему в грудь, надеясь вытолкнуть обратно в коридор. Благодарна памяти, что не подсовывает тяжелые воспоминания о неудавшихся отношениях и поводы для смятения. Не к месту. Все сегодня с ним совсем не к месту.
- Керр, сейчас слишком поздно. Иди домой, пожалуйста.
Он смотрит на меня влажными, грустными глазами. Но на слове «пожалуйста» вдруг хмурится. Не поддается моим движениям, а противится им. И сам, приложив немного силы, прижимает меня к входной двери. Тяжелый, наваливается всем телом, как будто сопротивляюсь изо всех сил, хотя растерявшись, даже не пытаюсь. В опасной близости от моего лица, неожиданно твердо заглянув в глаза, сообщает:
- Я никуда не пойду.
Чувствую его дыхание на коже. Ежусь, сперва несильно, а затем явнее постаравшись вырваться. Глупая ситуация. Еще глупее, чем могла себе представить.
- Керр, отпусти меня!
Он качает головой. Медленно, уверенно, словно совсем не пьян. Держит крепче, блокируя отступление.
- Поцелуй меня.
И это не просьба. По виду, по ускорившемуся дыханию понимаю, что не просьба. И мне действительно становится страшно.
- Пожалуйста…
Забываю, как на него сегодня действует «пожалуйста». Злясь, в обычной жизни совершенно безобидный Керр вдруг больно сжимает мои руки, которыми все еще стараюсь его от себя оттолкнуть.
- Целуй меня! – громко, не опасаясь шума, велит. Насильно притягивает к себе ближе.
Я отворачиваюсь, все еще стараясь вырвать ладони. Попытка терпит неудачу, но хотя бы уворачиваюсь от навязанного поцелуя. И вижу, теперь уже как в полноценном сне, как снова открываются двери лифта.
Первое мгновение Эдвард смотрит на нас совершенно растерянно. Но затем, как только мелкие детали в виде позы и двери, от которой не могу оторваться, предстают на обозрение, его брови сходятся к переносице.
Обеими руками, что обеспечивает стопроцентный успех, взявшись за его плечи, Эдвард отрывает от меня Керра. Прижимает к стене, не заботясь о том, чтобы не ударить сильно. Падает на пол бутылка с водой, и Керр вздрагивает, ругнувшись. Намеревается Эдварду сопротивляться, но тщетно.
- Что происходит? – требовательно спрашивает Каллен у нас обоих, наскоро оглядев меня, все еще у этой злосчастной чертовой двери. - Как ты, Белла? Кто это?
От шока, удивления и не прекращающегося ощущения, что все это в каком-то неясном кошмаре, сбито дышу, качая головой. Но ничего не пропадает и не меняется. Только Эдвард, оттолкнув неуемного парня, быстрым шагом подходит ко мне.
- Он сделал тебе больно? – встревоженно зовет мистер Чек-Поинт, наклоняясь ближе. - Что он сделал, Белла? Скажи мне.
Очевидно ведь, что ничего. Сколько прошло времени? Минут семь, не больше. В таком состоянии он бы ничего не успел… или я бы вырвалась… я бы вырвалась?
- Все… все хорошо, - стараюсь говорить как можно ровнее, - это Керр… я не знаю, почему он здесь… мы с ним давно… расстались… я правда не знаю, Эдвард.
Все так отвратительно, мрачно и спутанно, что я злюсь. Злость выливается в немногочисленные, злые слезы. Их Эдвард путает с настоящими. С болью.
Я вижу, как краснеет его лицо, а взгляд наполняется колючей жесткостью. Он разворачивается к Керру, все так же подпирающему стену коридора с потерянным видом, и низким, не терпящим возражений тоном, озвучивает ему свои мысли. Никогда бы не подумала, что Эдвард может выражаться так нецензурно.
Он берет его за ворот куртки, как следует встряхнув, и спрашивает, держа к себе так же близко, как хотел Керр быть ко мне:
- Что ты сделал?!
- Ты к-кто?..
В пустом коридоре эхом отдаются голоса. Фрау Роззестер, как моя ближайшая соседка, явно уже набирает полицию. Нужно что-то делать.
- Эдвард, он пытался поцеловать меня. Все. Пусти его. Надо отправить его домой, он просто пьян.
Мужчина не двигается, почти игнорируя мои слова. Но когда подхожу ближе, коснувшись его спины, выдыхает. С презрением, не меньше, убирает руку от вконец захмелевшего Керра. Тот бормочет что-то, должное быть угрожающим, но выходит жалко.
- Я вызову такси, - благодарно взглянув на Каллена, послушавшегося меня, судорожно ищу телефон в прихожей, - ради бога, Керр, заткнись!
Называю диспетчеру, ответившему после второго гудка, адрес. Четыре минуты до приезда машины.
- Я сам его посажу, - объявляет Эдвард, не давая Керру покинуть место у стены, - и сразу же приду к тебе. А ты вернись в квартиру, Белла.
- Он мне ничего не сделает, - раздосадованная самим фактом, что Эдварду предстоит разбираться с моим бывшим парнем посреди ночи, пробую настоять я.
- Конечно не сделает, - вызывая лифт, не опровергает тот, - но мне так будет спокойнее. Я обещаю, что не трону его больше.
Мне глупо спорить с Эдвардом. Я понимаю это по серьезному, излишне взрослому выражению на его лице и глубокой морщинке, прорезавшей лоб, когда говорит со мной, а краем глаза следит за Керром. Из четырех минут осталось две. Думаю, уступить будет проще.
Неопределенно, растерянно кивая, я захожу обратно в квартиру. Прикрыв дверь, слышу, как уезжает лифт.
Прислоняюсь к стене у крючков для одежды. Закрываю глаза. И считаю секунды, стараясь отвлечься от надоедливых, роящихся мыслей. Но цифры счета не запоминаю. И вздрагиваю, когда вернувшийся Эдвард осторожно накрывает ладонью мое плечо.
- Как ты себя чувствуешь? – настойчиво спрашивает, недовольный моей позой и молчаливым ожиданием. - Давай мы сядем, и ты попьешь воды. Ты совсем бледная, Schönheit.
Слово, им предложенное и им же так успешно применяемое, не теряет своего эффекта и сейчас. Правда, противоположного. Секунду, не больше, посмотрев на Эдварда, с сочувствием и опасением наблюдающего за мной, я подаюсь вперед. И крепко, почти напуганно, его обнимаю. Судорожно вздыхаю, утыкаясь лицом в плечо, и жмурюсь, когда обнимает меня в ответ, утешающе поглаживая спину и прижимая к себе.
- Тише, мое солнце. Все кончилось.
Я не хочу больше плакать. Борюсь с собой и вполне успешно. Только голос дрожит.
- Прости меня.
- За что мне тебя простить? – Эдвард, бережно приглаживая мои волосы, наклоняется, легко их поцеловав.
- Ужасно глупо, что ты видел это. И что был здесь.
- Я рад, что я был здесь, - отметает мужчина, - и я рад, что я вернулся. Давай все же сядем, Белла.
Он закрывает дверь, разворачивая нас к дивану. Мне не нравится перспектива разорвать объятья, но Эдвард уверяет, что это ненадолго. Как только садимся на диван, обнимает меня снова, как и обещал. Какое-то время мы сидим молча и практически не двигаясь. Эдвард гладит мои волосы и спину, пока я унимаю дыхание у него на плече. Сам факт присутствия здесь мужчины успокаивает.
Но с течением времени приходит понимание, что задерживать его еще дольше я просто не имею права. Как бы приятно ни было.
Эдвард не препятствует тому, что отстраняюсь, лишь бережно придерживая мои руки и по лицу стараясь понять, что делать со мной дальше. Надеюсь, картина его ободряет.
- Я действительно в порядке, - спокойно говорю, более или менее совладав с мыслями. Упоминание об алкоголе Керра вытесняется мандариновым ароматом Эдварда и мне гораздо лучше. – Чего только не случается, но больше сюда приходить некому. Ты с чистой совестью можешь идти.
Так просто не ведется. Сосредоточенно, но с пониманием и готовностью помочь смотрит в глаза.
- Ты хочешь поговорить об этом? Или о чем-то другом? Ты уверена, что можешь остаться одна?
- Ничего ведь не было, - пожимаю плечами, устало оглянувшись на входную дверь. Возвращаюсь к его лицу, хмурому, неловко улыбнувшись. – Спасибо тебе.
- Я говорил с консьержем, он сказал, что выходил курить на заднее крыльцо на пару минут. Видимо, он пришел в это время.
- Ты очень помог мне, Эдвард, правда… и особенно с тем, что отправил его отсюда. Спасибо. Я не хочу задерживать тебя…
- Прекрати меня благодарить, Белла, ну что ты, - он недовольно качает головой, невесомо коснувшись моей щеки. Синие глаза очень добрые, но Эдвард смотрит на меня с подозрением. - Пообещай мне, что позвонишь, если вдруг тебе что-то понадобится или станет плохо, страшно, все что угодно. В любое время. И только тогда я уйду.
- Я обещаю позвонить тебе, - спокойно, чем наверняка подкупаю его, говорю, не ощущая ни страха, ни боли, только лишь бескрайнюю усталость, туманом наполняющую все вокруг, - я не обманываю… кстати, зачем ты вернулся?
- Телефон, - он демонстрирует мне мобильный, затерявшийся в глубине диванных подушек, - забираю его с собой и не буду выключать звук. Пожалуйста, Белла, я прошу тебя.
- Я уже пообещала, - напоминаю, мягко и как-то повседневно погладив его плечо, - здорово, что ты вернулся. Мы обязательно обсудим все это в другой день, если ты не против. Это тоже обещаю.
Эдвард явно в нерешительности, что со мной делать. Я не видела его таким встревоженным еще ни разу. И растерянным, если применимо это слово, тоже. Но он смотрит на часы – двадцать минут первого. Смотрит на меня. На дверь. И все же принимает верное решение. Забирает мобильный, спрятав в задний карман джинсов, направляясь к двери. Я провожаю его с ощущением дежавю, свершившегося так внезапно. И как мы оказались в этом сумбуре?..
Обычный вечер оказался чересчур насыщенным, и, думаю, с его последствиями мне еще предстоит встретиться лицом к лицу. Керра завтра утром я прикончу точно.
- Я всегда рядом, Белла, - напоследок говорит мне Эдвард, нагнувшись, чтобы быть на уровне глаз и не отпускать взгляда, - Берлин – маленький город. Как только я нужен тебе, ты мне звонишь. Мы договорились.
- Договорились, - сонно приникнув к косяку двери, отзываюсь я. – Спокойной ночи, Эдвард. Поезжай осторожно, пожалуйста.
Смерив меня многообещающим, твердым взглядом, он все-таки уходит. Но до тех пор, пока не закрываю дверь на замок, лифт не вызывает.
Я наскоро умываюсь, надеваю пижаму и оставляю телефон на прикроватной тумбе. Делаю все автоматически, больше не оглядываясь на квартиру и не вспоминая ужин. Оставляю посуду в раковине, чашки на столике. Ложусь на постель, отметая и фантазии, и лишние мысли.
Но когда смотрю на пионы, в прозрачной вазе замершие совсем рядом с подушкой, будто охраняющие меня, все же тронуто улыбаюсь. Перед глазами – его лицо. Хотел того на самом деле или нет – и хотела бы или нет я – Эдвард все же остается рядом.



Наутро меня будит назойливый рингтон мобильного. Не имею понятия, сколько времени, но, судя по залитой солнцем гостиной, уже немало. На экране три непрочитанных сообщения, россыпь уведомлений с рабочего аккаунта Эммета и, само собой, входящий вызов. Номер скрыт.
- Да?..
Я беру трубку скорее автоматически, чем осознанно. Принимаю вызов, сонно потянувшись в постели и пытаюсь по крупицам собрать моменты вчерашнего вечера. С утренним солнцем все кажется как минимум вымыслом.
- Guten Tag. Isabella Swan, ist das richtig?
Глубоко, сонно и раздраженно вздыхаю незнакомому мужскому голосу.
- Я не говорю по-немецки.
Английский не заставляет себя ждать. Впрочем, засмотревшись на пионы, все так же устроенные на тумбочке, я мгновенно просыпаюсь от прозвучавших на нем слов.
- Изабелла Свон, это полиция Берлина. У нас есть к вам несколько вопросов.