Я прихожу в «Сияние» за двадцать минут до назначенного времени. Из угнетающей атмосферы дождливого осеннего вечера попадаю в теплое и, что немаловажно, сухое помещение. Панорамные окна, оживленные разговоры, аромат свежесваренного кофе и уютные темно-бордовые стены. Здесь, за небольшим столиком у бокового окна, в тихом уголке посреди бушующей болтовни веселого бара, я всегда чувствую умиротворение и радость. Это пятница. Это наши посиделки с Элис.
Впрочем, подруги ожидаемо еще нет. Я занимаю наш извечный столик, несколько упрятанный от других, а потому чаще всего свободный даже в самые посещаемые часы. Снимаю влажную куртку, убираю в невысокий хвост волосы, ставшие подвиваться от нескончаемой мороси и ветра, кладу сумочку к себе на колени. Она, темно-синяя, стала моим первым берлинским приобретением – прямо в аэропорту, еще толком не разобравшись, откуда отходит поезд в город, я наткнулась на небольшой магазинчик. С учетом того, что моя сумка порвалась в дороге, новая стала необходимой покупкой. Впоследствии синие вещи попадались мне все чаще, составив сумочке целый комплект. Мне хотелось верить, что все эти мизерные совпадения-случайности несут в себе какой-то смысл, обещая нечто хорошее. И, если учесть, что с этой сумочкой я отправилась в «Drive Forum» и встретила Эдварда, бонусы на ней просто копились для определенного момента.
Посмеиваюсь своим рассуждениям, боковым зрением заприметив Дамиано. Его фартук тоже темно-синий, что позволяет легко выделять бариста среди посетителей кофейного бара. Захватив карточку-меню со стойки, он размеренно, но изящно идет ко мне. Улыбается.
Дамиано двадцать три года, он студент математического факультета Берлинского университета и настоящий ценитель кофе. Он стал первым бариста, с которым я познакомилась в «Сиянии» тем дождливым ледяным вечером, и первым, кто не стал терзать меня немецкими приветствиями. Думаю, у меня на лице тогда было написано, что это бесполезно.
- Привет, Белла! – задорно приветствует он, легко убрав ниспадающую на лицо темно-русую прядь. Карие глаза блестят интересом.
- Привет, - усмехаюсь я. Если Дамиано улыбается, он делает это так очаровательно и естественно, что ты невольно отвечаешь ему тем же. И хоть выглядит молодой итальянец отнюдь не в стиле Габаны - подведенные черным карандашом глаза, легкий оттенок красной помады на губах и пирсинг в цветовой гамме татуировок на руках и шее, думаю, в Берлине у него хватает поклонниц. Заправский рокер, не иначе – я уже предлагала ему создать группу. Дамиано шутил, что в таком случае придется писать песни для Сан-Ремо и участвовать в Евровидении. А он еще не весь Берлин осмотрел.
- Ты сегодня наедине с собой или Маленькая Птичка присоединится?
Когда-то в инстаграме Элис ее профиль представляла радужная колибри, лакомящаяся нектаром. Элис тогда впервые увидела ее на выставке декоративных птиц и не могла сдержать ликования. А так как в то время Дамиано как раз занимался инстаграм-аккаунтом бара и размещал в сторис отметки Элис чаще любых других, дал ей это милое прозвище. К слову, Элис от него до сих пор в восторге.
- Птичка обещала прилететь, - я смотрю на парня с легкой выжидательностью. Но у него, в отличие от всех других бариста, глаза при упоминании Элис не зажигаются. Зато на меня сегодня он смотрит уж очень внимательно. Подрагивает приподнимающийся в улыбке уголок губ.
Оказавшись здесь через неделю после расставания с Керром – впервые выбралась куда-то не по работе – мне чудилось, я наберусь смелости и позову Дамиано на кофе вне бара. Но он в тот вечер ушел раньше, я так и не решилась, а идея потом отпала сама собой. При всей своей позитивности и запоминающемся образе Дамиано еще хочется веселья и незабываемых эмоций, поистине Jugendleben (молодежной жизни). А я, что отчетливо поняла чуть позже, хотела бы собственную семью. Элис тогда мудро рассудила нас – разные приоритеты. Как и с Керром. А с Эдвардом?..
- Начнем с флэт-уайта сегодня? Пока ждем Птичку? – очень кстати прерывая мои не туда зашедшие мысли, Дамиано наклоняется чуть ниже к столику и ко мне, дабы его было слышно за современной немецкой музыкой, пусть и не такой громкой, но все же немного приглушающей иные звуки.
- Да, будет отлично, - я весело улыбаюсь ему, забывая на этот вечер о чем-то грандиозном и решительном, концентрируясь на простом и приятном. – Как твои дела? Все в порядке?
- К концу семестра решили добавить пару срочных заданий, - хмыкает бариста, прижимая к себе карту-меню, - хотят сделать нас математическими гениями.
- Зато скоро каникулы – и Хэллоуин, и Рождество.
- Повезло тебе оказаться вне этого тонущего академического корабля, Белла. Уже сколько, три года как?
- Три с половиной, - смеюсь, отдавая ему карту-меню. – Не жалею, не буду тебя обманывать. Удачи с заданиями.
- Я еще вернусь с кофе, - подмигивает мне он. – Но спасибо.
Меняется играющая мелодия. Дамиано становится за кофе-машину, ловко выуживает прозрачный стеклянный стакан из-за ее бока. Характерный звук готовящегося кофе заглушается оживленным общением у барной стойки. Приходят новые люди, приветственно звенит колокольчик над дверью. Впрочем, Элис среди них нет.
Призывно вибрирует от нового уведомления мобильный. Возможно, подруга задерживается. Возможно, Эммет просмотрел мои статьи о новых берлинских пекарнях. Но в истории сообщений приятно выделяется имя особого моего контакта. Его ответ на мое предыдущее сообщение, когда, выходя из дома, написала о запланированной встрече в «Сиянии».

Пятница, 15 октября. Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 19.52:
«Желаю вам чудесно провести время, Шонхайт. Друзья придают нашей жизни смысл. Во сколько мне приехать завтра?»

Если кто-то и может заставить меня улыбаться от простой смс, это мистер Каллен. Малейшее упоминание о нем – и я ничего не могу с собой поделать. Раньше меня страшила такая реакция на малознакомого человека, надежды на которого, пусть и с малой долей вероятности, но могли не оправдаться. Сейчас я не боюсь. Я доверяю Эдварду и думаю, что если с кем-то у меня в жизни и получится пройти «длинную дистанцию», то это будет он.

Моя история сообщений.
Я, 19.58:
«Спасибо большое. Все еще жду подругу, зато мой кофе уже в пути. Мы встречаемся завтра с утра? Как насчет десяти?»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.00:
«Отлично. Белла, пожалуйста, позволь мне вызвать тебе такси до дома. Я не смогу забрать тебя лично, но хочу убедиться в твоей безопасности».

Неглубоко вздыхаю, тронутая, и немного недоумеваю его сообщению. Эдвард до поздней ночи занят одним из клиентов в центре «Порше», я знаю. Мы обсуждали, что он не сможет встретить меня в пятницу у бара, хотя я и не просила меня встречать. Думала, мы закрыли этот вопрос еще у Берлинского Собора...

Моя история сообщений.
Я, 20.01:
«До дома отсюда – пятнадцать минут пешком».

Моя надежда на его благоразумие после неприятного события в Кройнцберге едва зиждется, а все же.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.02:
«Schatz, выскажешь мне все завтра, хорошо? Сегодня просто сядешь в такси и мы оба будем довольны».

Ну конечно, завтра… я сдерживаю свое легкое негодование, терпеливо набирая ответ.

Моя история сообщений.
Я, 20.02:
«Ты не оставляешь мне выбора, Эдвард. Ладно».

Следующая смс приходит очень быстро. Будто заранее набранная.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.04:
«Спасибо. Напиши мне, как соберетесь уходить».

В чем-то Эдвард все-таки неисправим. Выглядываю на площадь, подсвечиваемую десятками фонарей и увенчанную Телевизионной Башней. Более безопасное место стоит поискать – мой дом видно со стороны стейк-хауса напротив. Впрочем, договор дороже денег.
Дамиано возвращается с моим флэт-уайтом. Блокирую мобильный, отложив его подальше. С удовольствием вдыхаю аромат кофе.
- Божественно, - искренне признаю, мягко кивнув мужчине, - спасибо. Ты мой персональный бариста сегодня?
Его карие глаза хитро поблескивают. Дамиано, отдернув край своего фартука, грациозно присаживается на стул возле моего. Смотрит осторожно, но решительно.
- Хотел бы я им быть. Белла, я хожу вокруг да около уже пару месяцев. Может быть, мы встретимся вне «Сияния», например, в кино? Или у Брандербуров, там великолепные закаты. Что скажешь?
Похоже, у меня намечается очередной вечер открытий. Закусываю губу, аккуратно посмотрев на парня. Он старается не показывать, как ждет моего ответа, но все в нем будто бы… подрагивает. Крайне непривычное зрелище, если учесть его уверенность в себе и нескончаемый позитив. Сейчас итальянец не улыбается – впервые за долгое время, что знаю его.
- Дамиано, два месяца назад я собиралась предложить тебе тоже самое, - стараюсь говорить твердо, но все еще плохо представляю, что именно хотела бы сказать, - только теперь… я уже встречаюсь кое с кем.
Он устало выдыхает, на пару секунд прикрыв глаза. Задумчиво на меня смотрит.
- Будет мне наукой не думать так долго, - примирительно, вполне умело скрывая толику разочарования, замечает. – Le bellezze (красавицы, итал.) быстро расходятся.
- Ты замечательный, Дам. Твоя Bellezza не сможет пройти мимо.
Он снисходительно мне кивает, делая не нужной извиняющуюся улыбку. Ерошит волосы, поднимаясь и оправив свой фартук. Оглядывается на дверь, снова зазвеневшую колокольчиком. Кажется, среди входящих я вижу Элис.
- Спасибо, Белла. Хорошо вам провести время.
- Хорошего вечера, Дам.
Когда он оборачивается к Элис, метко пущенной стрелой уже летящей к нашему столику, движения и выражение лица уже совсем другие. Дамиано снова становится собой, задорным и неутомимым, вызывающим, но милым. Разговора со мной как будто бы не было, и это, хочу верить, к лучшему. Мне жаль, что пришлось его огорчить.
Я поднимаюсь навстречу подруге, остановившейся лишь для быстрого приветствия бариста. В темно-сером шерстяном платье и черном плаще, дополненном высокими кожаными сапожками, Элис само очарование, только что сошедшее со страниц глянца. Карие глаза сияют, улыбка до невозможности широкая, ладони с черными ноготочками уже протянуты в мою сторону.
- Белла-а-а! – восторженно вскрикивает Элис, когда обнимаем друг друга. Крепко держит меня за талию, как следует прижав к себе, и посмеивается, несильно раскачиваясь из стороны в сторону. Вокруг приятно пахнет кофе, теплом бара и ее духами «Good Girl» от Carolina Herrera.
- Привет-привет, - отзываюсь на ее счастливые восклицания, не пытаясь разжать наших объятий, - я тоже ужасно соскучилась.
Рядом с Элис все разом становится как-то просто. Возможно, дело даже не в «Сиянии», мы могли бы встретиться где угодно в эту пятницу и все было бы так же, ничуть не хуже. Энергия, оптимизм и искренность Элис, пусть на вид и слегка подростковые, необузданные, заставляют меня чувствовать себя дома. В доверительном кругу из тех, кто знает все, а понимает – еще больше. Не могу представить Берлина без Элис, это уже факт. И с трудом могу представить без Элис собственную жизнь.
- Ужасно - не то слово, - тем временем качает головой подруга, ткнувшись в мое плечо, - чудовищно, убийственно - уже лучше. Какая долгая неделя была, Белла…
- Зато полная свершений, - утешаю, погладив ее спину. – Расскажешь мне, как все было? Я настроена на очень подробный рассказ.
Элис забавно хихикает, все же разжимая наши объятия. Изящно скидывает свой плащ, отодвигает стул напротив моего. Вопросительно смотрит на остывший флэт-уайт.
- Дамиано собирался скоротать мне время ожидания, - хмыкаю, чуть покраснев при упоминании бариста, - давай закажем и тебе что-нибудь.
- Ты давно ждешь?
- Минут пятнадцать, я вышла пораньше. Все отлично, Элис.
- У тебя какой-то виноватый вид, - подруга чуть хмурится, ожидающе сложив ладони на коленях, - что произошло?
- Я все расскажу, обещаю. Сперва – кофе.
Смерив меня недоверчивым взглядом, Элис оглядывается на Дамиано и его напарника, что сегодня на смене. Дамиано занят, стоит за кофе-машиной, как и всегда. А вот его напарник, новичок в кофейном баре, уже спешит к нам. Я рада, что и приносит заказ Элис он сам.
Пять минут спустя, когда на столе в парадном расчете уже стоят наши напитки, Элис нетерпеливо смотрит мне прямо в глаза. - Мы что же, не начнем с твоей триумфальной победы на конкурсе? – пробую буднично уточнить я.
- Что-то мне подсказывает, - ее карие глаза мерцают, - у тебя дела куда интереснее. Что успело произойти за пятнадцать минут?
Все же с тонущего корабля никуда не деться.
- Дамиано пригласил меня на свидание, Элис. Я надеюсь, не станет обижаться долго на мой отказ. Мне жаль, что все так вышло. Как насчет оставить эту тему до лучших времен?
- Что, только что пригласил?
- Сказал, что долго не решался. Правда, Элис…
- Дамиано классный, Белла. Я бы с ним погуляла, не будь я с Эмметом. Но в твоем случае «Хранитель счастья» остается вне конкуренции.
- Ты даже не представляешь, насколько, - загадочно парирую я, отпивая свой напиток. – Только все по порядку. Du bist dran (твоя очередь).
Элис, взглянув на меня с предвкушением и открытым интересом, с толикой пошлости в глазах, все же соглашается. Пробует флэт-уйат, расслабленно устроившись на кресле.
- Наша победа оказалась проще, чем я думала. Другие студенты выбрали неинтересные для себя темы, судя по всему, и не копали глубоко. Мы же с любовью отнеслись к тому, что делаем – по крайней мере, профессор так сказал. Знаешь, он во многом повторяет слова Эддера, он с детства учил меня, что преуспеть по-настоящему можно только в любимом деле.
- Мудрая фраза, я соглашусь. Тем более в твоем случае, Элис. Du musst die Arbeit lieben (Работу нужно любить).
- У тебя определенно проснулись чувства к немецкому, - восторженно отмечает подруга, широко мне улыбнувшись.
- Видимо, все дело в мотивации, - смущенно признаю. – Но я правда так думаю. Даже сейчас ты просто говоришь о своем проекте, а глаза сверкают.
- Дались тебе мои глаза, - теперь почему-то смущается Элис, но в то же время благодарно пожимает мою ладонь. – Тема была «Уроки Холокоста - путь к толерантности».
Элис увлеченно рассказывает о конкурсе, правилах, тезисах и конкурсантах еще некоторое время. Я, уже почти забывшая все эти университетские соревнования, немного ностальгирую по времени своего обучения. И невольно задумываюсь снова: занимаюсь ли я тем, чего хочу на самом деле? И готова ли принять помощь Эдварда в поиске работы по оставленной специальности. А магистратура была бы актуальна?..
Когда она заканчивает основную часть рассказа, я предлагаю поднять наши кофейные стаканчики вверх, легко ими чокнувшись друг с другом.
- Элис, я поздравляю тебя с заслуженным первым местом! Впрочем, другого я и не предполагала.
- Даже если ты льстишь, это все равно очень приятно, - смеется Элис, - спасибо, Белла.
Нового бариста зовут Олле. Он из Швеции, у его родителей оленья ферма. И он второй раз за вечер приносит нам с Элис кофе, которое она лично заказала у него. Тогда же и выспросила мимолетные подробности жизни. Я всегда удивляюсь коммуникативности Элис и ее доверительному тону, благодаря которому все сразу же раскрываются. Мне стоило бы поучиться этому у подруги.
- Это все папа, Белла, - мягко объясняет она, когда мы снова остаемся в уютном уединении дальнего столика, - его работа – это люди, так что он стал неплохим психологом. На южный характер мамы – самое то.
- Я думала, твой отец тоже из Алжира…
Элис удивленно изгибает бровь, остановившись на полпути к своей чашке со вторым по счету кофе.
- Фаррух? По сути, да. Но он… я слишком редко его видела, понимаешь? Да и сейчас хорошо если раз в год. Меня воспитал Эддер, Белла. Он для меня папа.
- Это здорово, что у вас так сложилось.
Элис тепло улыбается, задумчиво погладив ободок кружки указательным пальцем.
- Так могло сложиться только с ним. Я много раз спрашивала у мамы, какого черта она делает, зачем им расходиться, – Элис пристыженно закатывает глаза, нахмурившись, улыбка становится смущенной, - знаешь, традиционная детская история. Мне было шестнадцать, то еще время, а тут… я долго плакала, искала какой-то способ снова их свести… сейчас пытаюсь предостеречь от этого Парки. Трев уже взрослый, хоть ему и пятнадцать, а во многом взрослее меня. А вот Парки… ему бы хотелось. Может, и Эддер бы сейчас был не против, и мама… я не знаю. Считаю, лучше все это оставить на их усмотрение. Хотя мне сложно представить их с кем-то другим. Эддера особенно… Но к своим двадцати, уехав сюда, я поняла, что все – люди взрослые и вправе сами принимать решения. Наверное, поняла сразу, как эта свобода выбора появилась у меня.
- Вместе они или нет, Элис, он же в любом случае твой отец. И для братьев тоже.
- Верно, - она согласно кивает, умиротворенно вздохнув, - я рада, что он есть в моей жизни, и это главное. Как дела у твоих родителей, Белла? Есть новости о Рождестве?
- Мама в Лионе, у них дегустация вина в преддверии какого-то винного фестиваля, - хмыкаю, чертя узкие кружки по поверхности стола, - папа работает на Рождество, Марин мне сказала, его жена. А двадцать шестого они едут к ее детям. У них все отлично, Элис, жизнь идет своим чередом.
- Ты все еще не думала над моим предложением полететь в США на праздники? День Благодарения мне еще придется быть здесь, но вот Рождество – самое время для смены обстановки.
- Мы с Эмметом пока не обсуждали отпуск и Сочельник, Элис, - примирительно говорю я, - до Дня Благодарения еще очень много работы.
- В любом случае имей в виду. Мальчишки, конечно, шумные, зато с ними точно будет весело.
- Само собой. Спасибо тебе.
У меня снова вибрирует мобильный. Подруга, не говоря ни слова, следит за тем, как открываю историю сообщений. Многозначительно делает глоток остывающего кофе. Впрочем, это всего лишь рассылка от дизайнерского отдела. Эдвард Фридерх предлагает макеты фотографий для нового выпуска «Bloom Eatery».
- Как ваши дела с Эмметом? – предупреждая ее назревающие вопросы, первой интересуюсь я. Элис, не ожидавшая этого, удивленно прищуривается. Зато на губах уже блуждает милая улыбка.
- Он что-то говорил тебе обо мне? Это он?
- Это фотограф журнала, Элис. Кстати, тот самый Эдвард, с которым ты встречалась. Мы пересеклись с ним в Потсдаме в прошлые выходные, подшучивал, что его жена теперь думает, будто у него есть пассия.
- Это был не он? – Элис закусывает губу, зажмурившись. - Ох, Белла, боже. Извини. Вы что, работаете вместе?
- Периодами. Все нормально, это вышло вполне себе милым недоразумением. Никто не пострадал, зато жить стало веселее.
- Просто чересчур много совпадений, вот я и… черт, да Шерлок из меня никакой, Белла.
- Зато неплохой Ватсон, - посмеиваюсь, ласково пожимая ее ладонь. Элис мягко улыбается в ответ.
- А с истинным Эдвардом… это проблем не доставило?
Я усмехаюсь на такую фразу. «Истинный Эдвард» - забавно звучит.
- Он присутствовал на знаковой встрече, - припоминаю, не в силах сдержать улыбку, - они оба были немного в шоке. И мне кажется, прорезался даже росточек ревности.
Элис воодушевленно вздыхает, едва ли не хлопнув в ладони.
- Ревность доказывает, как сильно ты ему нравишься. Я это знала. Можешь тоже его приревновать.
- В его случае ревность – это нонсенс. А вот мне бы, наверное, стоило. Шучу, - ухмыляюсь, заприметив ее многообещающий взгляд, - пусть все идет так, как идет. Я не была счастливее, чем сейчас.
- Это видно, - тихонько признает подруга, на сей раз сама погладив мою ладонь, - по твоей улыбке и горящим глазам. Тут даже… можно я скажу это? Не страсть даже, а только нежность. Так не смотрят исключительно на партнеров в постели, Белла. Мне кажется, у вас многое впереди.
- Я знаю его семь недель, Элис. И я верила в себя как в осторожную, более или менее опытную девушку после всего этого… с Керром. Но я с тобой соглашусь. Мы провели эти выходные вместе. И с ним… я хочу с ним большего. И все.
- Выходные вместе? Неплохая точка отсчета, - подруга энергично кивает, отпуская тему на предельном ее моменте. - Верю в вас. И еще раз извини за «не того» Эдварда.
- Мы начали с Эммета, кстати, - приканчиваю второй стаканчик флэт-уайта, отставляя его, уже пустой, подальше. – Твой черед.
Элис опирается рукой на стол, подпирая подбородок ладонью. С налетом мечтательности смотрит на свой остывший капучино. А потом расцветает от мягкой, осторожной, но такой пленительной улыбки. Влюбленности.
- Думаю, почему я не встретила его раньше, Белла. Почему не позвала на свидание, когда еще был здесь.
- Говорят, лучшие вещи случаются в лучшее время.
- Мне нравится в это верить. И не хочется думать, что что-то может пойти не так. Я видела его в реальности один раз, понимаешь? У меня никогда не было отношений на расстоянии, переписок, этих милых сообщений… не хочу сомневаться, хочу ему верить. Как считаешь, это глупо?
- Если человек твой, Элис, никакое расстояние значения не имеет. Тем более вы скоро увидитесь.
- Это и… не знаю, как объяснить. Я боюсь разочароваться, что ли? Или что он разочаруется, когда мы встретимся в реальности. Все же это… как другое измерение. Или нет?
- Другое, - соглашаюсь, не вижу смысла это отрицать, - только оно дополняет отношения, возводит на новый уровень. Не создает что-то с нуля. Пока вам обоим доставляет удовольствие эта переписка, все отлично. И дальше будет лучше. Как ты говорила? Я в вас верю.
Элис смятенно, но с горящими энтузиазмом глазами и широкой, не пропадающей улыбкой качает головой.
- Кто бы мог подумать, что Берлин – город любви, Белла. Или это только нам так везет?
- Американцам из кофейного бара «Сияние», - шутливо подхватываю я, перехватив ее ладонь и пожав в своей, - именно так, Элис.
Мы проводим в баре весь вечер. Я не слежу за временем, более того, я совершенно о нем забываю. Начав встречу с животрепещущих тем, мы постепенно переходим на нечто более простое, но не менее актуальное. Мы говорим обо всем на свете, периодически отвлекаясь на десерты, кофе и комплимент в виде миндальных трюфелей лично от Олле, похоже, уже заприметившего Элис. Ближе к одиннадцати, когда Дамиано закрывает смену, даже он подходит к нам пожелать хорошего остатка вечера. Смотрим с ним друг на друга без смятения, кажется, приняв сложившуюся ситуацию. И оба довольны.
Темы исчерпывают себя к началу двенадцатого. Закрывается «Сияние», прерывается наш вечер. С приятной усталостью после не менее приятного общения мы с Элис обнимаем друг друга на пороге бара. На заднем плане, по ту сторону стекла, Олле моет кофе-машину.
- Если в течение недели вдруг получится встретиться, Белла, я буду рада, - докладывает подруга, не отпуская меня из объятий, - как компенсация за пропущенную пятницу.
- Посмотрим, что сможем сделать, - обещаю, погладив ее талию, - мне тоже очень хорошо с тобой, Элис. Кофе и пятница тут – как символ Берлина. Будем потом вспоминать.
- Уже, - констатирует Элис, недвусмысленно усмехнувшись. – Проводишь меня до метро?
- Конечно. Это же тоже традиция. Правда, нарушу ее продолжение, вызвав такси.
- До дома? Отсюда?
- Это идея Эдварда. После той пятницы он… хочет так.
- Какой «той» пятницы?
Черт. Я и забыла, что Элис не в курсе. Кратко, минуя особенно неприятные подробности, посвящаю ее в события того дня. Подруга изумленно оглядывает меня с ног до головы, накрыв рот ладонью.
- Ты что, Белла…
- Все закончилось и я жива-здорова, Элис. Благодаря ему в большей степени.
- Черт, ну правда же, Kotbusser Tor… а если бы что-то случилось с тобой? Какого бы мне черта тогда тот доклад сдался, этот конкурс…
- Элис, ни ты, ни он не можете отслеживать все мои передвижения. Может быть, еще и Эммета объявить виноватым, что я потеряла сумку? Он же меня попросил съездить в галерею. «Если бы» не бывает, есть только «уже». Я стараюсь думать так.
- Твое умиротворение меня немного пугает. Или фатализм. В любом случае, боже, Белла, как же я рада, что с тобой все хорошо, - Элис обнимает меня, мягко погладив по спине и талии, - больше так не делай.
- Уже пообещала. И обещаю тебе.
Подруга отстраняется, с налетом вопроса заглянув мне в глаза. Ее темные волосы, волнами рассыпавшиеся по плечам, тоже слегка подвиваются. Дождь-морось не прекращается ни на миг.
- Он играет с тобой в «папочку» после всего этого? Не странно?
- Будем считать это милой особенностью. Он помог мне, так что в каком-то плане я в долгу.
- Возможно, ты права.
Она выглядит немного неуверенной в том, что говорит. Отводит глаза.
- Это случайность, Элис, все хорошо, - как могу, нивелирую внезапно всплывшую тему. - Пойдем к метро, дождь усиливается.
У самых ступеней, обняв подругу на прощание, чувствую некую нерешительность в ее позе. Элис, сама отстранившись от меня, через какое-то время говорит. Негромко, быстро, но очень четко:
- Это одноразовая акция и в ней нет ничего такого – с такси. Может быть, он действительно очень хорошо о тебе заботится, и это чудесно, Белла. Я просто должна сказать… я должна. Будь аккуратна, прошу тебя. Не дай ему полностью тебя контролировать. С ними… с такими… такое случается. Это опасно.
В ее глазах на мгновенье появляется эмоция, которой я никогда прежде не видела. Элис бледнеет, нахмурившись, и глубокая складочка появляется у ее переносицы. Подруга поджимает губы, сама себе качнув головой. И это странная реакция пропадает.
- Элис?..
- Как-нибудь потом обсудим, - просительно бормочет она, покрепче перехватив сумку. – Спасибо за отличный вечер, Белла. Напишешь мне, как будешь дома?
- И ты тоже.
- И я тоже, - поспешно кивает Элис. Поворачивается, спускаясь в метро. Оттуда веет теплом и немного сыростью. Белые плитки, выложившие стены, мокрые от извечного дождя.
Почему-то ее слова меня задевают. Я достаю мобильный, пишу Эдварду, что мы закончили, и пару секунд внимательно смотрю на его имя на экране. Пытаюсь отогнать лишние мысли – не сегодня. Сегодня мне просто нужно домой – и выспаться. А обсудим позже, как и договорились.
Сообщение оказывается прочитанным. Мне приходит уведомление о том, что такси будет через две минуты. Водитель приезжает через полторы – серый Nissan. В белом кожаном салоне, где пахнет освежителем воздуха и немного чистящими средствами, очень неуютно. Какой-то развлекательный контент немецкого радио меня раздражает. Крепче прижимаю к себе сумочку, с ожиданием поглядывая в окно. У моего подъезда мы через семь минут. Поездка оплачена – я даже не удивляюсь.
Только-только закрываю дверь машины, как приходит новое смс.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 23.22:
«С возвращением домой, Schatz. Не злись на меня. Доброй тебе ночи».

Похоже, мое недовольство слишком очевидно – или должно быть очевидно? Не знаю. Эдвард почувствовал его через экран. Отвечаю ему емко, не до конца уверенная, что чувствую на самом деле помимо усталости. В конце концов, всегда есть завтра. Завтра и подумаю.

Моя история сообщений.
Я, 23.23:
«Спокойной ночи».

Достаю из сумочки ключи от квартиры и набираю код в подъезд.



Я просыпаюсь раньше будильника. Потянувшись в постели, а затем прижавшись к одеялу, неожиданно уютному этим утром, с интересом смотрю на часы. Без пяти минут девять.
На улице уже рассвело, легкие шторы колышутся от мягкого, но холодного осеннего ветерка. Дождь закончился, неизвестно лишь, надолго ли. Небо пасмурное, но пара смелых солнечных лучиков пытаются прорвать оборону.
Негромким переливом классической мелодии оживает мой телефон. Будильник.
Я лежу на спине, прижав к себе обе подушки и край одеяла. Смотрю на потолок, белый, как и долгие месяцы прежде, и улыбаюсь. Все, что случилось вчера, все, что произошло раньше – одни сплошные воспоминания. Реальность - это то, что происходит с нами сегодня. И сегодня, как бы там ни было, мои долгожданные выходные в компании Эдварда. Через час – ровно через час, зная его пунктуальность – он будет здесь. И я уже успела соскучиться. И я все так же его хочу.
Накрываю лицо подушкой, нежданно для себя самой покраснев – кровь приливает к лицу, мне жарко, не помогает даже ветерок из окна. Неужели уже сегодня?.. Мне определенно нужно вставать.
Горячая вода помогает проснуться. В душе я неспешно, с вниманием к деталям, привожу себя в порядок. Наношу сперва шампунь, а затем бальзам – кофейный, что вызывает улыбку – на влажные волосы. Проверяю полноценность процедуры шугаринга, испробованного третий раз в жизни, и второй – в Берлине. Хорошо, что я живу на Александерплатц, здесь нет недостатка в салонах.
Завариваю черный чай и сушу волосы, на всякий случай включив звук уведомлений на мобильном. Но он молчит. Лежит на стиральной машинке с разбитым стеклом, чью замену уже заказала на понедельник, без красного чехла, к которому успела за эти два года привыкнуть. Мой iPhone полиция отыскала быстрее всего – грабители продали его какому-то сброду на Kotbusser Tor, а их в тот же вечер накрыли. Не знаю, каким образом Эдвард сумел все это выяснить, но еще в наши первые совместные выходные телефон вернулся ко мне. Сразу после завтрака круассанами и разбором картин юного Фабиана он передал мне мобильный. С него же я отправила заявку на восстановление ID. Вчера была в полиции, а затем в еще нескольких государственных учреждениях. Мне кажется, процесс сдвинулся с мертвой точки.
Чай очень крепкий, но это как раз кстати. Для полноты картины добавляю в него две ложки сахара. Открываю свой шкаф, стремясь подобрать подходящий наряд для такого ответственного дня. Сложнее всего – с бельем. Отдаю предпочтение кружевному нежно-розовому комплекту с темно-бежевыми вставками на лифе. В меру невинно, в меру – сексуально. Еще и подходит к моему кулону.
Разглядываю себя в зеркало, примерив несколько возможных вариантов дневного образа. Темная юбка под кожу, белая блузка, массивный ремень. Синие джинсы, светлый джемпер. Останавливаюсь на плотных серых брюках и мятно-розовой блузке с полукруглым вырезом. Распускаю волосы, предварительно забрав передние пряди в небольшое переплетение сзади. Получается вариант греческой прически. Неплохо.
Черная тушь, темная подводка, матово-малиновая помада. Победно улыбаюсь идеальной зеркальной поверхности, благосклонной ко мне сегодня. Больше всего выигрывают глаза – по-настоящему светятся. Я надеюсь, своим энтузиазмом Эдварда не испугаю.
Как раз кладу в шоппер последний набор вещей, предусмотренный для совместной ночевки, когда раздается звонок в дверь. На часах – без пяти. Я уже должна была спуститься?..
Волнуюсь, никак не могу скрыть. Но хочу. Делаю глубокий вдох, убирая чашку с чаем в мойку, наскоро поправляю рукой волосы. Останавливаю себя, не дав закусить губу. Открываю.
Эдвард, обворожительно улыбаясь, поглядывает на меня, чуть наклонив голову. Его темно-синяя рубашка из-под серого пальто контрастирует с белыми бутонами цветов.
Я уже должна привыкнуть к подобным появлениям мистера Каллена. Эстетичным, продуманным, сексуальным… и каждый раз с новыми, пусть и небольшими, сюрпризами. Впрочем, розы с его собственноручной доставкой – самый неожиданный из вариантов.
- Доброе утро, meine Schönheit, - ласково здоровается Эдвард, не скрывая своего удовлетворения. Его стильный образ удивительно гармонично сочетается с моим.
Вздыхаю, шире раскрывая ему дверь. И делаю шаг назад, давая пройти внутрь.
- Доброе утро, Эдвард, - сокращаю между нами любое расстояние, когда он переступает порог. Обнимаю за шею, некрепко прижавшись, но крепко обняв за талию. С удовольствием вдыхаю и аромат цитрусовых, и его самого. В отличие от прохладной кожи рук Каллена, пришедшего с улицы, его шея – теплая. Чудесно.
- Я счастлив, что ты все еще рада меня видеть, - мягко подшучивает он, правой, свободной рукой погладив мои волосы. – И ты очень красива, Белла.
- Я все еще не понимаю смысла во вчерашнем такси… но за комплимент – спасибо.
- Цветы помогут загладить мою вину? – Эдвард чуть прищуривается, на полюбившемся мне лице легкие морщинки. В глазах, спокойных и счастливых, переливается огнями северного сияния интерес.
- Только если к ним прилагается записка, - ответно щурюсь я.
Мужчина мелодично смеется, поцеловав мою щеку. Шепчет у уха:
- Сегодня она в звуковом варианте. «Королеве цветов – моей розе».
Привстаю на цыпочки, снова прижимая его к себе. Поглядываю на Эдварда из-за его же плеча, медленно поглаживая ворот рубашки.
- Спасибо. Хоть мне и вряд ли стоит на тебя обижаться. Я понимаю твое беспокойство, Эдвард. Я ведь сама его вызвала.
- И что же, ты больше не будешь спорить со мной на этот счет?
- Мы просто договоримся, - убеждаю я, - объясню тебе, что причин для таких поездок нет, проведу от бара до моего дома – сам увидишь. И все будет отлично. Эти такси жутко неуютные.
- Впредь я сам буду забирать тебя, Schönheit, - решительно, но в то же время повседневно, будто мы давным-давно пришли к консенсусу на этот счет, докладывает Эдвард. Его пальцы скользят вдоль тонкой косы, переплетения моих волос. – Совместим приятное с полезным.
- Ты правда не собираешься меня слушать?
- Ты правда не хочешь, чтобы мы встречались чуть чаще? – Эдвард изгибает бровь, но в остальном выражение его лица остается безукоризненно-спокойным. Он делает неглубокий вдох, нежно коснувшись моей щеки. – Белла, я не хочу ссориться с тобой из-за таких мелочей. Это мой способ обеспечить твою безопасность – и только. Никак не ограничить тебя. Я попросту хорошо знаю этот город – и последствий тоже знаю много. Мы уже говорили об этом у Собора.
- Обсудим это позже, - отметаю я, забирая у Эдварда цветы. Отступаю от него на шаг, стараясь подавить в себе несвоевременную и, если честно, немного пугающую волну раздражения. Пытаюсь посмотреть на ситуацию под его углом, но пока выходит скверно. Некстати вспоминаются вчерашние слова Элис. Черт.
Мужчина, так и не снимая пальто, наблюдает за моими перемещениями по квартире из прихожей. Прислоняется плечом к несущей стене, немного повернув голову. Не могу сказать, о чем думает, лицо непроницаемо, эмоции максимально сдержаны. Но Эдвард не улыбается.
Ставлю букет в вазу, мою руки холодной водой, дав себе пару секунд в ванной комнате, чтобы оставить лишние эмоции там, где им место – позади. Наши выходные. Я не буду ничего портить – и никому не дам.
- Ты завтракал? – буднично зову его, надеясь разогнать воцарившуюся мрачноватую атмосферу.
Эдвард, отрываясь от стены, подает мне пальто.
- Нет.
- Любишь новые места?
- С тобой, - он кивает, медленно оглаживая мои плечи по кремово-кофейной материи пальто. Уголки губ ползут вверх, и это маленькая победа.
- Тогда у меня есть идея, - обещаю, оборачиваясь, но не покидаю кольца его рук. Улыбаюсь Эдварду и он, пусть и на секунду позже, улыбается мне в ответ. Легко целует мои волосы.
- С радостью. Ты готова? Мы вернемся в воскресенье вечером.
В синих глазах тихонько разгораются огоньки предвкушения на этих словах. Люблю их. Как и каждую черту, когда улыбается. И даже когда злится. Эдвард чересчур правильно, строго злится (по крайней мере, на меня).
- Вполне.
Я забираю со стенда ключи. И, воспользовавшись его замешательством, быстро Эдварда целую. Теперь он улыбается по-настоящему широко.
- Ох, Изабелла, - с псевдо-угрозой, притянув меня к себе, шепчет на ухо. Из огоньков разгорается пламя – очень быстро. Эдвард возвращает мне поцелуй.
Мы все же спускаемся к «Порше», припаркованному невдалеке от моего подъезда. Шоппер отправляется на заднее сиденье, мне же мистер Каллен придерживает переднюю пассажирскую дверь. Бережно поправляет своевольно спавший пояс пальто, уложив его концы мне на колени.
- Тут всего квартал. Все время прямо.
- Звучит угрожающе.
- Скорее просто, - пожимаю плечами, застегивая свой ремень безопасности. Ласково прохожусь пальцами по коже кресла. Вслушиваюсь в ноты зарождающейся классической мелодии. И, не скрывая своего любования, смотрю на Эдварда. Его профиль на фоне зданий моего района, его руки на черном руле. Каллен примечает мой взгляд, самодовольно хмыкнув. Машина срывается с места.
Припарковавшись в небольшом тупичке у нужного дома, Эдвард привычным делом открывает мою дверь. Правда, до последнего не верит, что мы направляемся к скромной арке-входу с настоящим деревянным засовом. Металлическая табличка с названием заведения поскрипывает на ветру.
Я веду Эдварда по узкому коридору маленького кафе прямиком на тайную террасу. Притаившаяся между домами, утонувшая в зелени, густой даже теперь, она на солнечной стороне. И робкие лучи прямо сейчас бродят по деревянным стульям у стены с плющом. Здесь всего три столика. Все свободны.
- Примирительный «Менемен», - объясняю Эдварду, присаживаясь напротив него за один из столиков. – Тосты с авокадо. Кофе. И даже баклава, если ты такое любишь.
- Это и есть заведение пресловутого Бурака?
- Он здесь повар, но от Бога. Тебе понравится.
Эдвард, без спешки оглядев интерьер террасы, мягко пожимает мою ладонь. Демонстрирует, что верит.
Официант приносит скромное, но выигрышное во всех смыслах меню. Впрочем, Эдвард заказывает то же, что и я, понадеявшись попробовать истинную турецкую кухню вне Турции. Шутит, что мы начали с «Mustafa's Gemuese Kebab», теперь пришел черед их конкурентов. Турецкая диаспора Берлина насчитывает 3 миллиона человек.
- Как вчерашняя встреча с клиентом? – когда приносят кофе, интересуюсь я. Стоит отдать должное, с самого момента своего прихода Эдвард даже не взглянул на телефон. Вот и сейчас он больше занят витиеватыми кустами жимолости, чем мобильным.
- Лимитированная партия «Coupe-2» уходит в Санкт-Петербург. Но это пока секрет. Контракт будет подписан в понедельник.
- Русские – ваши постоянные покупатели?
- Прямо из Штутгарда – не всегда. Из Берлина чуть чаще. Мы обычно работаем с дилерами, они лучше знают местный рынок. Единственное, если речь идет об уникальных машинах или лимитированных экземплярах – тогда напрямую. Помогаем клиенту воплотить его мечты.
- И о чем чаще всего мечтают? – мой капучино контрастирует с несменным американо Эдварда, отсылая меня к нашей самой первой встрече в «Старбаксе». Думала ли я, каким знаковым окажется для меня Чек-Поинт Чарли, проходя мимо него каждый день.
- Большая скорость. Лучшая управляемость. Отделка, цвет, дополнительные возможности. Все популярнее полноценный искусственный интеллект в бортовом компьютере.
- Я рада, что у тебя был хороший день, - касаюсь его пальцев собственными, мягко погладив их до тыльной стороны ладони. Эдвард переворачивает ее, раскрывая передо мной. Трепетно пожимает, прежде чем переплести наши руки.
- Неплохой, - признает, с живым интересом глядя мне в глаза, - а у тебя? Как встреча с подругой? И этот кофейный бар? Что вообще такое – кофейный бар?
- Ну, помимо кофе в нем есть коктейли – и кофейные, и нет. Алкоголь. Чай. Десерты. Нечто вроде небольшого специализированного кафе. У нас был отличный вечер. С учетом того, что давно не виделись – особенно. Кстати, я рассказала ей о Потсдаме и нашем фотографе. Бывает же такое.
- Фотограф и Бурак нейтрализованы, думаю, - посмеивается Эдвард, наклонившись и аккуратно поцеловав мои пальцы, - что еще обсуждали, планы на Хэллоуин?
- На Рождество, - не скрываю, робко посмотрев в синие глаза. – Она будет встречать праздники с семьей. Думала, я присоединюсь.
- И ты присоединишься?
- Я не знаю… вернее, я не уверена, где окажусь в Сочельник.
- Хотел бы я успеть раньше твоей подруги, Изабелла. Что ты думаешь о том, чтобы встретить Рождество в Портленде? Со мной?
Не похоже, чтобы он шутил. Эдвард в принципе редко шутит. И смотрит на меня крайне серьезно, даже с ожиданием.
- Но разве ты не с детьми?.. Я ведь понимаю, что прежде всего это – семейный праздник.
Каллен мягко гладит мою ладонь – от кончиков пальцев до запястья. Остывает на октябрьском воздухе его американо.
- В этом году не моя очередь быть с сыновьями в Сочельник, Schönheit. Но ты права, у нас планируется праздничный ужин с остальной семьей. Я бы хотел, чтобы ты была там со мной.
- Ты познакомишь меня с родителями?
- И с братьями, - убежденно кивает Эдвард, все еще поглаживая мою руку, - они до сих пор сомневаются в твоем существовании, хотя рады тому, каким покладистым я стал.
Усмехается с толикой напряжения. Но взгляд по-прежнему очень добрый, пусть и выжидательный. Глядя на него сейчас и вслушиваясь в каждое это слово, несмотря на крайне ответственную и неожиданную ситуацию-приглашение, я понимаю, почему хочу быть с Эдвардом. Возвращается это окрыляющее чувство в его присутствии. Абсолютное умиротворение. Полноправная радость. И желание постоянно улыбаться.
- Ты уверен? – не могу не спросить. Пребывая в эйфории, все равно хочу знать. Потому что это важно.
- Да, Белла, абсолютно, - он без промедлений мне кивает. Ни грамма шутливости, сплошная серьезность. – Что ты скажешь?
Не хочу заставлять его ждать еще дольше. Позволяю себе расслабленно, счастливо улыбнуться. И немного краснею.
- С удовольствием, Эдвард.
Бурак лично приносит нам «Менемен» и тосты. С интересом, пусть и прикрытым, наблюдает за переплетенными руками и зеркальными улыбками. Желает приятного аппетита.
Эдвард, игнорируя омлет, поднимается со своего стула и обходит наш маленький столик. Приседает передо мной, сглаживая разницу в росте и ласково огладив щеку. В третий раз за сегодня целует – безумно нежно.
А потом мы вместе пробуем «менемен». И даже скептически настроенный Эдвард в восторге.



Я никогда не видела ничего более красивого – в Германии так точно.
«Порше» мягко уходит влево на очередном повороте дороги, и из-за густых лесов, оттеняющих серо-голубое небо, выступает серебристая гладь воды. Мирная, ровная, переливающаяся от скупого солнечного света. Вода огибает леса, причалы и песчаные берега большим неровным кругом, а затем распадается мелкими проливами вдоль крошечных островков. Дорога, проложенная как раз вдоль берега, но близко к лесу, вьется между уютными белыми домиками с собственными пирсами.
Эдвард наблюдает за мной, хотя пока ничего не говорит. Машина идет крайне мягко, даже в довольно крутые повороты заходит легко и быстро, словно бы дорога прямая. Играет Бах. Пахнет мандаринами и немного кожей. Я знаю, что мы уже не в Берлине, или, по крайней мере, где-то невдалеке от его границы. Но до последнего не могу предположить правильный вариант.
- Здесь очень красиво.
- Некоторым местам красоту придает компания, - мужчина улыбается мне краешком губ, чуть приглушая музыку, - но ты права, Schönheit, это место – особенное.
- Ты уже тут был, не так ли?
- С десяток раз. Но сегодняшний – как первый.
Мне нравится, как смягчаются черты его лица. Эдвард приостанавливается у пешеходного перехода, пропуская пожилых фрау, и поворачивается ко мне. Медленно, давая прочувствовать каждую секунду касания, гладит по щеке – вниз от скулы, к челюсти. Обводит контур губ.
До поцелуя дело не доходит – приходится ехать.
Удобно сажусь в своем кресле, поглядывая то на озерные пейзажи за окном, то на мистера Каллена, уверенно увозящего меня куда-то на другую сторону озера. Мы проехали уже несколько поселков, и, хоть лес по-прежнему стоит слева стеной, даже он скоро закончится. Впереди, как раз над дорогой, показывается высоко поднявшееся солнце – не так тут пасмурно, как в Берлине.
- Не знаю, как тебе постоянно удается находить такие места, но здесь удивительно красиво, Эдвард.
- Здорово иметь возможность разделить эти места с тобой. Это еще не все.
Мы сворачиваем влево, на сей раз на пустынную дорогу, чуть присыпанную песком. Лес постепенно вырастает с обеих сторон холма, оставляя нас в импровизированной низине. «Порше» спускается ближе к воде – и замирает как раз у одинокого деревянного пирса, млечной дорожкой убегающего в озерную гладь.
Вот теперь вид поистине безупречен. Живописно переплетаясь в единую канву, все составляющие пейзажа – вода, лес, небо, пирс, камни-волнорезы, песочный берег – создают удивительную картинку. Это как будто бы не Германия, уж точно не Берлин. Это канадские озера.
Мы оба выходим из машины и Эдвард, словно бы всегда был настолько близко, останавливается за моей спиной. Мягко обвивает за талию, притягивает к себе. И в давно забытой позе с Колонны Победы целует мои волосы. Обволакивает собой.
Чайка пикирует в озеро с пронзительным криком. Еще несколько кружат высоко над ним, высматривая добычу. А я накрываю своими ладонями руки Эдварда, проникаясь теплом кожи. И близостью. И просто тем необычайным чувством единения, которое испытываю лишь с ним. Сама себе улыбаюсь, тихонько усмехнувшись. Кладу голову на его плечо.
- Что, Schönheit? – заинтригованно интересуется мистер Каллен. Неглубоко вздыхает, проведя носом по моим волосам, а затем лениво и бережно путается пальцами в прядях.
- Я счастлива, - тихо признаюсь, даже не смутившись. Вода мерцает и подрагивает так же, как синева в глазах Эдварда. Я смотрю на него, чуть запрокинув голову и Каллен тоже смотрит на меня. Молчание, воцарившееся на пару секунд, не прерывается.
Эдвард целует меня, крепче обнимая талию, а я придерживаю его затылок левой рукой, не давая поцелую раньше времени прерваться. Чуть потягиваю темные волосы и Эдвард едва слышно, гортанно стонет. Целует глубже.
Когда отпускаем друг друга, оба улыбаемся. В частом дыхании мужчины и мерцании его глаз вижу свое отражение. Прячусь у Эдварда на груди, а он, обнимая меня, но уже без подтекста, посмеивается над нашей новой позой. Geborgenheit, это именно такое чувство – быть с ним сейчас. Будет моим любимым немецким словом.
- Посмотрим и другие части озера? – как ни в чем не бывало, предлагает Каллен, хотя по-прежнему не разжимает рук. Ждет моего решения.
- Что это за озеро, Эдвард?
- Мюггельзе, - кажется, он немного удивлен, что до сих пор не узнала место, но практически этого не показывает. – Большое Мюггельзе, если быть точным.
- Значит, нам еще успеть посмотреть Малое, - отстраняюсь, понадеявшись, что совсем скоро наши объятия вернутся. Эдвард утешительно целует мой лоб.
- Да, Белла. Нам еще многое сегодня нужно успеть.
Мы покидаем одинокий белый пирс, возвращаясь на небольшую прибрежную трассу. Эдвард, расслабленно глядя на петляющее полотно дороги, кажется мне совершенно умиротворенным. Я давно не видела его настолько спокойным, особенно в разрезе двух прежних ночей, что мы провели вместе. Я проверяла в Google значение слова «Schwerenöter». Мне не понравился смысл. Что за черт?
Впрочем, выспрашивать такое, еще и в субботу, когда только-только наладили контакт и забыли о берлинских условностях я не стану. Хочу, чтобы и для Эдварда эти выходные оказались отдыхом.
Минуя спуски к озеру, «Порше» поднимается выше, к лесу. Паркуется у небольшого зеленого указателя на немецком, оставляя машину во власти асфальта, присыпанного все тем же береговым песком. Правда, теперь с вкраплениями сосновых игл.
Эдвард предлагает мне руку, и я не отказываюсь. Правда, нервный смешок, когда увлекает меня в лес, сдержать не удается. Каллен кривовато усмехается.
- «Белоснежка» – немецкая сказка, кстати.
- Вряд ли у нее был такой егерь, - я крепче переплетаю наши пальцы, стараясь поспевать за быстрым Эдвардом. Впрочем, он замедляется, приметив это. Твердая земля леса присыпана иглами сосен, пожелтевшими листьями и мелкими сучками. Тропинка вьется впереди ускользающей бежевой нитью.
- Знаешь, Белла, я многое не могу контролировать в этом городе, но вот за твою безопасность рядом со мной могу ручаться.
- Даже в безлюдном лесу вне Берлина? - смеюсь, поймав его хитрый взгляд. Где-то в глубине него разгораются знакомые огоньки желания.
- Даже в нем, - псевдо-серьезно отвечает Эдвард, по-походному быстро поцеловав мою щеку, - но в лесу – только прогулка, обещаю.
Снова вспоминаю о планирующемся вечере, который рано или поздно все равно настанет. И снова мне жарко в прохладном осеннем лесу.
По тропинке, спешащей между деревьями и минующей пару оврагов, Эдвард ведет меня к небольшому холму. С него открывается потрясающий вид на озеро и всю долину. В который раз нечто настолько прекрасное я познаю в обществе Каллена.
- У меня не хватает слов.
- Слова зачастую – вещь бесполезная, - мудрый Эдвард, наклонившись ко мне, возрождает наш поцелуй. Теперь я не так сдержана, когда ему отвечаю – обвиваю за шею, глажу затылок, придерживаю за талию. И сама решаю, когда поцелую прекратиться.
Отпуская его, любуюсь вполне себе разгоревшимся костром предвкушения в синих глазах – чертята, пляшущие в радужке, вдохновляют.
Еще какое-то время мы смотрим на долину. Эдвард занимает свое прежнее место за моей спиной, согревая собой и обещая ту защиту, которая скоро станет данностью в его присутствии. А еще наполняет лесную полянку уютом. Изредка поглаживает мою спину или волосы. Чувствую его дыхание у висков.
На серо-голубом небе, сквозь облака которого пробивается солнце, кружится птица. Это не чайка, слишком далеко от воды, крылья куда шире и как будто острее. Да и не белая она, скорее бордово-коричневая. Загадка получает ответ, когда птица высматривает то, что ищет – и кидается вниз с характерным громким, высоким криком. Сокол.
Я задумчиво прикасаюсь к своей подвеске, указательным пальцем очертив контур обеих птиц. Сокол поднимается в воздух, унося что-то в остром клюве. Летит быстро, красиво подстраиваясь под волны ветра. Медленно скрывается из вида.
- Как будет «Сокол» по-немецки, Эдвард?
Мужчина, наверняка наблюдающий за мной, хотя и не могу видеть, тепло гладит мои плечи.
- Falke.
- А «Ласточка»?
- Schwalbe , - произносит это слово с нежностью. – Начинается с той же буквы, что и «Schönheit», кстати.
Прохлада леса вдруг добирается до меня, не глядя на живое тепло Эдварда. Я отступаю на пару сантиметров назад, прижимаясь к нему крепче. С благодарностью встречаю вернувшиеся ладони мужчины на моей талии.
- Я правда хочу, чтобы это было длинной дистанцией, - тихо прошу, крепко сжав пальцами подвеску. Отпускаю птиц, и на подушечках указательного и большого пальцев остаются глубокие следы от их крыльев. – Не хочу верить, что это изначально глупая затея и в чем-то противоестественна. Что соколы и ласточки вместе не летают.
- Как видишь, летают, моя девочка, - оптимистично, но в меру, с уважением к моему тону, произносит Эдвард. Просит повернуться к нему, оставить озеро в покое.
С мягкими, по-особенному добрыми чертами Эдвард смотрит на меня, терпеливо дожидаясь прямого взгляда. Тронуто, благодарно улыбается, когда все же встречаемся глазами. Убирает прядь волос мне за ухо, трепетно оглаживает щеку. И осторожно, дабы никак не потревожить создавшуюся доверительную атмосферу, касается пальцами моей подвески. Ровно по контуру крыльев птиц.
- У нас свой путь, Белла, со взлетами, падениями, отступлениями – как и у всех. Все эти различия на самом деле условны – зависят только от взаимного принятия. Я много лет следовал принципу трех «ППП», которому учил и детей – поостеречься, подождать, продумать. Но с тобой все это лишнее, я не вижу в нем больше смысла. У нас с первой минуты появился контакт, разве нет? Искра. Я хочу верить, что такие костры не гаснут.
- Не гаснут, - уверенно отвечаю я. Обеими ладонями накрываю его щеки, медленно погладив большими пальцами скулы. Улыбаюсь, и рада той нежной, тронутой улыбке, которой Эдвард мне отвечает. Смотрю в его глаза и думаю, что скажу. Вот сейчас, ведь момента лучше и не придумать.
Но не могу. Страх, комьями забивая горло, не позволяет. Я слишком сильно боюсь узнать, что поторопилась, что не взаимно, что рано еще… что пытаюсь сбить все в кучу, ускорить процесс. Пропустить вступление или перемотать… не знаю. Глупости, боже, какие все глупости.
Может быть, мужчина понимает. А может быть, он просто заканчивает свою часть откровения, почувствовав, что нам это нужно.
Птица где-то над деревьями кричит снова. Эдвард глубоко меня целует.
- Сокол ласточку не упустит, Schönheit. Обещаю.



Домики, расположившиеся у самого берега озера Мюггельзе, традиционно выкрашены в белый цвет. У них темные крыши, широкие панорамные окна и собственный пирс-причал, если владельцу вздумается (а ему вздумается) иметь свою яхту. Домики небольшие, живописно дополняют панораму озерной долины, как минимум в три раза ниже шумящих лесных сосен. К каждому – собственная дорожка из морской гальки, говорят, из Гамбурга. И гараж на два машиноместа, пусть и слегка узкий для выдающихся представителей современного автопрома.
Внутри домики отделаны со всей любовью. Словно бы они не на продажу, не для аренды, а для самой настоящей и повседневной жизни – заезжай и сразу же обосновывайся, организовывай собственное гнездышко. Широкие балки, выкрашенные в цвет миндаля, уходят в высокий сводчатый потолок. Две комнаты, не считая кухонной зоны и столовой. Два санузла. Просторная и светлая, отделанная деревом, обставленная в стиле кантри хозяйская спальня. И камин в каждой из комнат – как дань тем временам, когда центрального отопления не существовало.
Но изюминка этого дома для меня в другом. За очередной белой дверью, как раз из главной спальни, располагается большая ванная комната. Белая плитка с синими и зелеными узорами-ракушками. Изображение чаек на стенах, кропотливо выложенных в виде мозаики. Две антикварные тумбы из старого дерева, прокрашенного темно-бежевым. Узкий, но глубокий мраморный умывальник в одной из них. Душевая, спрятанная в дальнем углу, идеально вписанная в интерьер, никак себя не выдающая. И гвоздь программы – квариловая ванна. Белая, на массивных темно-золотых ножках, с приподнятым изголовьем и скругленным ободком вдоль всего внешнего края. Горячая вода, неспешно наполняющая ее глубокий подъем, создает в комнате расслабляющую теплую влажность. Здесь пахнет лавандой и немного лимоном. Постепенно набирающие силу пузырьки пены шелестят в идеальной вечерней тишине.
Я оборачиваюсь к Эдварду, терпеливо наблюдающему за моей реакцией на расстоянии полушага. Уже снявший свое пальто и оставшийся лишь в светло-голубой рубашке, чьи рукава немного закатаны, а первые две пуговицы расстегнуты, он кривовато, обезоруживающе улыбается. В синих глазах мелькают нотки предвкушения – точь-в-точь появляющиеся и пропадающие пенные пузырьки.
А мне-то казалось, после заката на той уютной яхточке посреди Мюггельзе, где мы провели последние два часа, меня больше ничем не удивить.
- Как ты все это?.. Как ты это делаешь?
Мой обескураженный, недоверчивый тон он встречает снисходительным кивком головы. Подходит ближе, неторопливо, ничуть не намереваясь разогнать умиротворяющую атмосферу комнаты, поглаживает мои плечи.
- Я ведь обещал, Белла. Тебе стоило подумать, прежде чем посылать мне те фотографии в понедельник.
Он легонько прикусывает мочку моего уха, затем медленно проведя по ней языком. Горячее дыхание щекочет кожу. Эхом отзывается внизу живота.
Я как никогда рада, что не побоялась и отправила ему эти фото. Раззадорила чертят, что пытаюсь сделать еще с прошлого уикенда. Сегодня - он обещал мне - наш вечер. Сегодня он сдержит обещание, я прослежу.
Откидываю голову Эдварду на плечо, отклонившись назад. Прижимаюсь к нему, мечтательно, удовлетворенно засмеявшись. Медленно веду носом по его щеке. Мандариновый аромат сводит меня с ума, постепенно вплетаясь в канву запахов лимона и лаванды. Эдвард сводит.
- Я не перестану удивляться твоей предусмотрительности.
- Тебя приятно удивлять, Белла, - мистер Каллен проводит пальцами вдоль пуговиц на моей блузке. Не касается их, не торопит нас, но вызывает во мне новую волну дрожи. И, судя по капле самодовольства в последовавшей далее усмешке, чудесно это знает.
- Знаешь, у меня была ставка, что ванна окажется прямо на яхте.
- Там быстро становится холодно в октябре, - мелодично посмеивается Эдвард, путаясь пальцами в моих прядях и нежно поглаживая чувствительную кожу шеи. – Но летом – неплохая идея, стоит запомнить.
Я поворачиваю голову к его руке, целую пальцы. Мужчина тронуто мне улыбается, двигаясь еще ласковее.
- Главное условие – ты, Эдвард. И на яхте, и здесь, и на причале.
- У нас свой причал, - многозначительно подмигивает мне он, - и со мной моя чудесная девочка. Наконец-то.
Теперь мой черед улыбнуться. Утешающе глажу его скулу, спускаясь к краю челюсти. Гладковыбритая кожа теплая, согревает пальцы.
- Наконец-то, - эхом отзываюсь я.
В ванне уже больше половины от допустимого объема. Пузырьки превращаются в полноценную белоснежную пену, укрывая собой гладь воды. Все запахи становятся острее, но вместе с тем немного стихают – меньше интенсивности. В комнате полноправно правит жар.
Есть некий контраст между прохладой улицы, холодным воздухом на середине озера, теперешней небольшой комнатой. Объединяет все эти локации лишь вид – узкое матовое окно ванной выходит на Мюггельзе, все окна спальни выходят на Мюггельзе, с яхточки тоже открывался вид на Мюггельзе. Вездесущее озеро.
Помимо небольшой водной прогулки, во время которой Эдвард исполнил свое давнее обещание – показать мне закат, у нас был ужин в итальянском ресторанчике на берегу. Белые скатерти, синяя посуда, отменные казаречче с ракушками вонголе. И безалкогольный апероль. Эдвард аргументировал отказ от стандартного коктейля тем, что он все еще наш водитель, а мне приближающийся вечер наедине казался слишком важным событием, чтобы приглушать эмоции хоть чем-то. Ужин в любом случае удался, став еще одной вехой моих романтических воспоминаний в обществе Эдварда. Он действительно тот еще романтик.
…Но прямо сейчас уверенно движется к званию соблазнителя. Оглаживает каждый мой позвонок, неспешно переходя на низ спины, к бедрам. Прикасается к поясу брюк, на мгновенье совсем игриво проникнув под ремень двумя пальцами.
- Я хочу тебя, - с поразительной откровенностью признаюсь ему, подавшись назад, недвусмысленно приникнув к торсу под этой хлопковой рубашкой.
Эдвард замедляет свои прикосновения, с мучительной неторопливостью прокладывая дорожку поцелуев вдоль моих лопаток.
- Сегодня ты получишь все, что захочешь, Schönheit. И даже больше.
Ободряющее обещание. Глажу его затылок, легко массируя кожу. Дыхание Эдварда становится чуть более сорванным и частым. Он целует меня, не придерживаясь больше негласно возникшей дистанции. Избавляет от необходимости лишних слов. Ванна уже почти полная.
Я поворачиваюсь к нему, не разрывая объятий, скорее, углубляя их. Новый поцелуй и новый виток дрожи. Ласка, льющаяся через край, уже не такая невинная и размеренная. Мне нравится, как краснеет кожа на его лице. И затягивается чем-то тяжелым синий взгляд. Эдвард, возвышающийся надо мной, выглядит безумно соблазнительно – с этими взлохмаченными моими касаниями волосами, полурасстегнутой рубашкой, влажной от пара кожей, черными дрожащими ресницами... Я не хочу больше ничего ждать.
Самостоятельно расстегиваю оставшиеся пуговицы на его одежде. Они узкие, неудобные, светлые – то и дело промахиваюсь, но не теряю азарта. Эдвард не стремится помочь мне, обращая свое внимание на мой собственный наряд. Ему круглые пуговички-жемчужины блузки подчиняются гораздо лучше.
- Моя невероятная Красота, - восхищенно шепчет он, и смущая меня, и воодушевляя на каждое новое движение. Прерывает нас на одно мгновенье, как следует рассмотрев мой розово-бежевый лифчик, бережно очертя вставки бежевого на чашечках. Во взгляде поселяется какое-то безумное, восторженное выражение. Никто и никогда так, как Эдвард сейчас, на меня не смотрел.
Я снимаю его рубашку, помогая расправиться с рукавами. Веду пальцами по груди, спускаюсь к торсу, задеваю ребром ладони вязь из древнегерманских рун. Стараюсь запомнить эти ощущения – горячую, слегка влажную кожу, темные жесткие волоски, упругие, но не слишком приметные мышцы. И тесный пояс брюк, каким-то чудом оставшийся нетронутым в череде наших движений.
Эдвард рвано вздыхает, подбадривая каждое из моих прикосновений. Пьяно улыбается.
- Нравится?
- Плохо представляешь, насколько, - уже обеими ладонями, подступив к нему ближе, оглаживаю торс и плечи мужчины.
- Мне все равно больше, - качает головой он, без труда расстегивая одну-единственную пуговичку на моих джинсах. Приседает передо мной, снова медленно, как следует давая себя рассмотреть. Неспешно сдвигает джинсы вниз, сантиметр за сантиметром, каждый пройденный этап подкрепляя поцелуем. Мне очень нужна опора за спиной.
Эдвард снимает мои джинсы, почти сразу разделавшись и со своими брюками. Наша одежда неприметной горочкой возлегает на полу ванной, в левом углу. Сам же мистер Каллен, так и не поднимаясь пока с колен, ласкает мою кожу. Сначала – у голеней, затем, поднимаясь выше, уделяет внимание подколенной ямке, верхней части бедра. И, наконец, доходит до кромки трусиков. Ему определенно по душе этот розовый цвет – не видела еще Эдварда настолько вдохновленным.
- Наклонись вперед, Sonne. Держись за мои плечи. Вот так.
Он помогает мне добиться желаемой позы, вынуждая чуть шире развести ноги и податься вперед, к нему. Спускает трусики вниз, оставляя их позабытыми на плитке пола. Кивает, когда чувствует, что прикасаюсь к его плечам. И словно бы не замечает, как впиваюсь в них ногтями, как только касается языком внутренней поверхности моих бедер. Игриво затрагивает клитор – раз или два, не больше. Ускоряется, когда слышит мои несдержанные стоны. И замедляется, стоит лишь мне попытаться сдвинуться или прижаться к нему сильнее. Низко опускаю голову, не готовая к такому сладострастно-болезненному ощущению, чересчур сильному желанию. Я становлюсь зависима от вызываемых им оргазмов.
Впрочем, все это – не больше, чем аперитив. Эдвард, напоследок легко поцеловав низ моего живота, отстраняется. Поднимается на ноги, хитро улыбаясь. Синева его глаз выгорела до черноты, не глядя на внешнее спокойствие.
Просительно и недоуменно смотрю на него, в надежде, что мы вернемся к тому, на чем остановились. Однако у Эдварда другие планы. Он утешающе оглаживает мою шею, бережно, но страстно сжимает пальцами чашечки лифчика. И без труда расправляется с его трехступенчатой застежкой.
Запрокидываю голову, когда первый раз за вечер уделяет внимание моей груди. Избавляет ее от лифа, оставляет на свое полное растерзание. И второй раз за последние пять минут доводит меня до белого каления. Держусь за его плечи снова, кажется, теперь оставляя на них мельчайшие следы. Эдвард поочередно берет каждый из моих сосков в рот, одновременно сжимая пальцами тот, что остался на свободе. Я вскрикиваю, в приливающей к низу живота волне ощутив скорую разрядку. Но Эдвард успевает задержать меня на краю отвесной скалы. Беспощадно отстраняется, на мой возмущенный стон отвечая глубоким, исчерпывающим поцелуем.
- Терпение, Schatz, - успокаивает, прижимая к себе и расслабляюще оглаживая спину. Он все еще в боксерах и, хоть напряжение их весьма ощутимо, это немного сдерживает мои порывы. Ванна, про которую мы уже и забыли, скоро начнет выплескивать лишнюю воду.
- Самое время, - парирует мистер Каллен, обернувшись на пенный, горячий оазис, самолично организованный у узкого панорамного окна. По прохладной плитке пола, сопровождая на каждом из десяти требуемых шагов, подходит к ванной вместе со мной. Предлагает свою руку, помогая забраться внутрь. Вода обжигающе-горячая, но сейчас это меня мало волнует. Ореол из пузырьков воцаряется вокруг, насколько хватает глаз.
Эдвард, ловко скинув свое нижнее белье, аккуратно залезает в ванну следом. Садится первым, придвинувшись к изголовью, и затем с умением и точностью, обняв мою талию, привлекает к себе. Усаживается между коленей, как следует позволив прижаться к своей груди. Не думала, что в такой небольшой ванне нам может быть так удобно.
Я глубоко, удовлетворенно вздыхаю, кладя голову на его плечо. Эдвард, отведя на безопасное расстояние мои волосы, дабы ненароком не прижать их, успокаивающе гладит мою кожу.
- Ты бесподобна, моя девочка, - шепчет, встраивая свой сдержанный, сокровенный тон в шелест белой пены. – Самое невероятное и сексуальное создание, что я только мог себе представить.
- Теперь каждый свой поход в ванну я буду вспоминать тебя, - с псевдо-обреченностью сообщаю ему, неровной дорожкой из поцелуев проследовав от подмышечной ямки к плечу. – Так нечестно.
- Думаешь, я буду вспоминать что-то другое? – он мило изгибает бровь, с лаской поцеловав мои губы. Легонько прикусывает нижнюю, заговорщицки усмехнувшись. А потом крепко обнимает мою талию, как следует прижимая к себе. Тончайшая пленка пенной воды – вот и все, что нас разделяет.
В ванной царит тишина. Темное озеро по ту сторону окна выделяется на фоне взошедшей луны. Белая дорожка скользит по всей его глади, отражаясь и от нашего пирса, и от неярких фонариков вдоль улицы. Легкие светлые разводы уходящего дня то тут, то там показываются на небе. Успокаивающе шумит вдалеке осенний лес. Песок на берегу кажется пудрой.
Никогда еще у нас с Эдвардом не было такой концентрированной нежности, направленной друг на друга. Оказавшись один на один в этой ванне, проникнувшись жаром воды, ароматом пены, близостью желанного человека, мы прикасаемся друг к другу без спешки и излишней силы. Рисуем на коже затейливые узоры, оставляем целые тропы-маршруты из поцелуев, изредка говорим что-то приятное, хотя слова здесь снова излишни. Их как следует замещает собой тихий шелест лопающихся пузырьков.
Эдвард разрушает было воцарившуюся недолговременную идиллию, своевольно опустившись ниже моей талии. Оглаживает пальцами внутреннюю сторону бедер, лобок. Следует чуть дальше, чуть глубже. И я выгибаюсь, вздрогнув, когда выводит узкие круги на моем клиторе. Подбадриваю его своей неожиданной реакцией. Вот уже как следует, ничуть не щадя чересчур чувствительное место, Эдвард ведет меня к порогу оргазма. Правой рукой массирует мою грудь, фиксируя в нашей прежней позе. Придерживает собственными бедрами, не давая избежать причитающегося удовольствия, ни единой его капли. А левой ладонью продолжает несложные движения, от которых понемногу выплескивается из ванной вода. Дрожу, выгибаясь в его объятьях, до крови кусаю губу и прошу не останавливаться. Запрокидываю голову, прижавшись скулой к его виску. Делаю бесполезные, неглубокие вдохи, обжигаясь жаром ванной и в то же время еще больше проникаясь моментом за его счет.
- Давай, Белла, - призывает Сокол, с жаром проведя языком по моей шее. Посасывает кожу, заставляя ее гореть, но ничуть не сбавляет ритма. – Ну же, Schönheit. Ну же. Порадуй меня.
Не до конца отдавая отчет своим действиям из-за чересчур глубокого, изматывающего чувства скорой разрядки, впиваюсь пальцами в его правую руку, стараюсь приподняться чуть выше над поверхностью воды, невольно, а избежать столь интенсивной ласки. Сама себе облегченно смеюсь, когда понимаю, что не выйдет. Эдвард, держа меня крепче, явнее касается и груди, и шеи, и клитора. Давлюсь воздухом, дернувшись в его руках в момент Х. Вскрикиваю, но не стараюсь теперь избежать пальцев, скорее наоборот, хочу их как можно ближе, дольше и глубже. Утыкаюсь лицом в плечо Эдварда, пережидая упоительный момент первого за столько времени оргазма. Его, а значит, умопомрачительного. Разве же можно так хотеть человека?..
- Ох, Schatz, замечательно, - постепенно сбавляя обороты своих прикосновений, Эдвард довольно выдыхает, мягко целуя мое лицо. Отпускает грудь и талию, не сдерживает теперь, обнимает. Дает прочувствовать остатки пульсации в безопасном уюте своих объятий, размеренно массируя мою спину. Изредка целует мой лоб и мокрые волосы. Кожей ощущаю его улыбку.
- Unglaubech, - с приятной усталостью в голосе бормочу, прикрыв глаза и наполняясь каждой секундой этого момента.
- Unglaublich (невероятно), - снисходительно усмехнувшись поправляет он, убирая влажные пряди с моего лица, - я счастлив это слышать. Как ты, мое солнце?
- В предвкушении.
Мои бормотания в собственное плечо Эдвард встречает мягкими поглаживаниями. Ждет, пока посмотрю на него. Во взгляде мужчины одна лишь нежность – и удовольствие, словно бы мой оргазм стал и его тоже.
- Это правильно, - мудро соглашается он, указательным пальцем очертив линию моих волос. - Мы только начали, Белла. Еще немного полежим в ванной?
- Пять минут…
- Как скажешь, - Эдвард снова обнимает меня, давая прикрыть глаза и позволив как следует к себе прижаться. Кладет подбородок поверх моей макушки, размеренными прикосновениями расслабляя каждую мышцу. И согревая собой куда больше, чем пенной горячей водой. Небо за окном окончательно темнеет, пропадают разводы от былого солнца.
Сажусь в ванной, самостоятельно покинув объятья мистера Каллена. Он отпускает меня, оценивающе оглядев снизу-вверх. Теперь cам смотрит с предвкушением.
Из горячей ванны мы вдвоем плавно перемещаемся в душевую кабину. Смываем друг с друга остатки пены, и Эдвард, снова возвышаясь надо мной, с невозможной нежностью избавляет от мыльной воды мои волосы. Не удерживаюсь и целую его, приподнявшись на цыпочках. Прижимаю нас к стене душевой, победно закусывая губу, когда чувствую нескрываемую реакцию Сокола на мое присутствие. Он выглядит еще более удовлетворенным, многообещающим и темным взглядом посмотрев на меня из-под ресниц.
В спальне пахнет деревом и облепиховым маслом. Просторная кровать, расположившись у несущей стены, дает обзор на всю озерную долину со своих подушек. Белые простыни, темно-синее покрывало со вставками из разноцветных кусочков ткани, две огромные подушки в хрустящих наволочках и две поменьше. Все четыре – белоснежные. У кровати одна тумбочка, с другой стороны – темно-бежевое кресло. Напротив – зеркало во весь рост в антикварной раме и комод, но он пока пустует. Наши вещи лежат на журнальном столике у панорамного окна. Там же поджидают две бутылочки воды и два высоких узких стакана.
Забираюсь на постель, подобрав длинные полы своего банного халата – махрового и кофейного, на несколько размеров меньше того, что у Эдварда. Мужчина открывает небольшой выдвижной ящик тумбочки. Забирает оттуда полупрозрачный флакон с чем-то нежно-бордовым. Присаживается рядом со мной.
- Königin – королева, - серьезно произносит он, внимательно посмотрев мне в глаза. – Ты сегодня моя Königin, Schönheit. Что скажешь насчет массажа?
Его влажные волосы, приглаженные назад, открывают моему взгляду высокий лепленый лоб. Ясно очерченные скулы, глубокая синева радужки, рисунок бровей, привлекательная линия носа, розовые, припухшие от наших поцелуев губы. Я не могу на Эдварда насмотреться. Рассеянно ему киваю.
Каллен ожидал такого ответа. Он помогает мне снять халат, умеренная температура комнаты приятно остужает распаренную кожу. Помимо облепихи и дерева, в спальне появляются абрикосовые нотки – Эдвард открывает бутылочку с маслом.
Он притягивает из изголовья большую белую подушку, удобно расположив ее передо мной. Скидывает и свой халат, отправив их оба в изножье.
- Покажешь мне свою красивую спинку?
Я не чувствую никакого подвоха. Хмыкнув, поворачиваюсь к Эдварду спиной, с удовольствием устраиваясь на упругой, но приятной на ощупь подушке. Неглубоко вдыхаю легкую отдушку ее порошка, приникнув щекой к наволочке. И только когда слышу тихий скрип постели, предвещающий то, как Эдвард нависает надо мной, придвинувшись ближе, понимаю свою эмоцию. Глубокую, темную и крайне неприятную – до дрожи. Закусываю губу, отгоняя неправильные образы, способные испортить такой идеальный момент. Ну пожалуйста.
Эдвард не был бы собой, если бы не заметил. Для него всегда очевидны некоторые вещи. Одна из них – мой страх.
- Расскажи мне, в чем дело, Белла, – доверительно зовет, наклонившись к моему лицу. Избегаю смотреть на него, намеренно вглядываясь в цветастое покрывало.
- Это неважно.
- Все важно, если это касается тебя, - он подбадривающе, легко целует мое обнаженное плечо. – Ну же, красота моя, что такое?
- Мне не нравится, когда ты сзади. Когда я… не вижу твое лицо.
Признаюсь на одном дыхании, но выходит даже ровным тоном. Как могу отгоняю видения, уже испортившие нам один совместный вечер. Больше я не позволю такому случиться.
Эдвард терпеливо выслушивает мое откровение, ненадолго задумавшись. В спальне тихо, и эта тишина кажется мне нагнетающей.
- Но против самого массажа ты ничего не имеешь? – через некоторое время уточняет он, пригладив мои волосы.
- Нет… наоборот.
Утыкаюсь лицом в подушку, ненавидя жар, что приливает к коже. Знаю, что краснею. Знаю, но ничего не могу поделать. Боги, сдалась мне эта Галерея Современного Искусства в ту пятницу. Черт бы ее… черт с ней!
Слышу, как прогибается постель, когда Эдвард встает. Деревянный пол негромким эхом отражает несколько его шагов. Но оборачиваюсь я лишь тогда, оторвавшись от своей злосчастной подушки, когда иной звук – чего-то тяжелого и большого, поднимаемого с пола – появляется в пространстве. Антикварное зеркало, приставленное в углу, к комоду, Эдвард перемещает к изголовью нашей постели – как раз на месте должной быть здесь второй прикроватной тумбочки. На уровне моих глаз и с полноценным обзором всего, что происходит сзади.
- Так лучше? – ласково коснувшись моей ладони, зовет он.
Улыбаюсь его отражению в зеркале. Киваю.
Мужчина, давая мне как следует рассмотреть каждое из собственных движений, возвращается на постель. Снова открывает бутылочку с маслом, склоняется надо мной, хитро улыбнувшись. Несколько раз целует обнаженную кожу спины. Улыбается шире.
- Точно будет массаж? – хихикаю, подглядывая за ним через зеркальную поверхность.
На щеках Эдварда ямочки, а у глаз – милые крохотные морщинки от улыбки. Имитируя раскаяние, он выливает на руки немного абрикосового масла. Приступает.
Так я узнаю, что, помимо всех прочих достоинств и умений, мистер Каллен еще и отлично владеет техниками массажа. Он искореняет любое напряжение, испытанное мной когда бы то ни было за сегодня. Лучше, чем в горячей ванной, расслабляет каждую мышцу, каждую клеточку. И иногда чередует прикосновения с поцелуями, такими же теплыми, как и согретое его руками абрикосовое масло.
Вижу каждое из его движений, хоть постепенно и перестаю так внимательно наблюдать, поддавшись моменту, касаниям и тому всепоглощающему чувству комфорта, которое испытываю. Когда Эдвард заканчивает, мне кажется, я пластилиновая и мало на что уже гожусь. Ласково ему улыбаюсь, внимая просьбе повернуться на спину. С ленивым восторгом встречаю то, с каким любованием смотрит на мое тело, распростертое перед ним и не прикрытое ни единым кусочком ткани. Никогда еще мне не было так уютно в незнакомом доме и под столь откровенным взглядом мужчины.
Прикрываю глаза, выгибаясь навстречу его теплым пальцам, массирующим мою грудь. И ниже – талию, живот, бедра, икры. Эдвард не обделяет своим вниманием ни одного участка моего тела. Последними гладит плечи.
Обнимаю его обеими руками, глажу волосы, челюсть, затылок, намереваясь удержать рядом. С любованием, благодарностью, нежностью и желанием целую. Не могу перестать улыбаться.
Сокол, медленно обведя контур моих бедер, легко целует низ живота.
- Как ты хочешь свой следующий оргазм, Изабелла?
Прищуриваюсь, пьяно улыбнувшись.
- Сильно, Эдвард.
Он удивленно хмыкает, но быстро принимает мой ответ. Медленно кивает, массируя руками область таза. Чуть дольше задерживается на ягодицах, постепенно переходя с них к лобку – ровно по линиям-складкам, спускающимся к нему, вниз.
Прекращает. Подтягивает мою подушку чуть выше, наклоняется, снова оказавшись сверху, за быстрым поцелуем. А потом присаживается у моей талии.
- Вот так, красота моя, - помогает мне верно устроиться на постели, ловко, но трепетно приподняв левую ногу, сгибая ее в колене и отводя в сторону. Правую ногу перемещает ближе к левой, ласково огладив чувствительную область под коленом – знает, как мне это нравится. Выходит, что я лежу спине, хоть нижняя часть тела и повернута влево, практически на бок. Эдвард велит мне положить выпрямленные руки на простыни и постараться ими не шевелить.
- Ты человек-загадка, Эдвард, - воодушевленно бормочу, с интересом наблюдая за получившимся результатом. Мужчина, опускаясь ниже, ближе к изножью, устраивается у моих бедер. Вид у него более чем удовлетворенный.
- Это отлично, - многообещающе соглашается, - так куда интереснее. Наслаждайся, Schatz.
Не могу насмотреться на мышцы, перекатывающиеся под его кожей, ее влажную матовую поверхность, и, само собой, ничем не прикрытую эрекцию. А ведь мы еще даже не… прерываю мысль, так ее и не закончив. Ощущаю горячее дыхание и умелый язык Эдварда на внутренней стороне бедер, сегодня как никогда ярко представленной его взгляду.
Мужчина приступает к обещанному процессу, на сей раз не ходя дольше нужного вокруг да около. Меньше чем черед тридцать секунд достигает клитора. Мне немного непривычна наша поза, потому как вижу я Эдварда не так хорошо, как прежде, а вот каждое из моих движений он контролирует куда лучше. Одной рукой сдерживает и ноги, и бедра. А второй получает неограниченный, пусть и слегка вслепую, доступ к моей груди. Впрочем, едва ли ему это мешает. Закусываю край наволочки подушки и мечусь на постели. Я не знаю, как он это делает. Я не знаю, каким образом такие сильные, первобытные, вопиющие эмоции у него получается у меня вызывать. Мой второй в жизни оральный опыт. И как раньше могла без них существовать?..
В этот раз у Эдварда другая амплитуда движений, другая их скорость. Где-то на задворках остались неторопливость и всеобъемлющая ласка, которой щедро одаривал меня в ванной. Сейчас Сокол замедляется, лишь когда я вскрикиваю, не сдерживая следующего далее стона, на пороге разрядки. Дает мне секунду или две, вынуждая сжать зубы и терпеливо ждать его возвращения, отпуская болезненную, но желанную волну пульсации обратно вглубь тела. Я перестаю дрожать, и Эдвард, останавливающий даже свои прикосновения к моей груди и шее на все это время, возвращается. После третьего (или четвертого?) такого раза, я готова умолять его дать мне кончить. Отчаянно верчусь в твердых руках, стягивая вниз простыни и сдвигая ни в чем не повинную подушку. Мне жарко и почти больно уже, это не просто желание, это – отчаянная потребность. Кусаю губы, на острие ножа наслаждаясь касаниями Эдварда. Когда-нибудь воспою оду его умениям. Когда-нибудь, когда все это закончится…
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - одним сбитым, сорванным предложением, не узнавая свой голос, умоляю его. Не слушаюсь просьбы держать руки прямыми, но до чувствительной зоны мне добраться проблематично, а вот до Эдварда – нет. Прикасаюсь к его затылку, постепенно поднимаясь выше. Потягиваю волосы, массирую кожу, пытаюсь не дать отстраниться в самый важный момент. Эдвард негромко стонет, когда мои старания оказываются особенно очевидны. Слишком низко, слишком сексуально. Запрокидываю голову и до крови прикусываю губу.
Он находит мои руки, забирает их себе. Кладет рядом, крепко пожимает переплетенные пальцы. Дает ту требуемую опору, о которой прошу. Больше не отстраняется. Ведет к краю, ведет дальше. Не верю своему счастью, рвано вскрикивая после каждого быстрого круга.
- Господигосподигосподи-и-и, - задыхаюсь, на сей раз уверенная, что любой ценой не дам ему прекратить на самом интересном месте. Но Эдвард и сам решает надо мной сжалиться. Двигается быстрее, проникает глубже, изредка постанывает после самых громких моих восклицаний. И мы наконец у цели.
Я падаю в бездну – глубокую и темную, где не видно ни зги. Проваливаюсь сквозь мягкую постель, ее хрустящие простыни, деревянную подпорку и этот раритетный скрипящий пол. Окунаюсь в ледяную воду осеннего Мюггельзе и горячую, раскалившуюся воду ванной. Захлебываюсь в запахах и ароматах, доводящих до головокружения и сбивающих любую попытку ровно вдохнуть. Лаванда, мандарины, кожа, дерево, абрикос, порошок, пена, лимон, вода, Эдвард… Эдвард!
Он не оставляет меня все десять секунд, хотя мне кажется, это длится дольше. Придерживает в требуемой позе, сполна давая вкусить испепеляющее удовольствие, а потом помогает удобно устроиться на постели, чтобы переждать все его последствия. Зажмуриваюсь, выпрямляя плохо подчиняющееся тело, держусь пальцами за подушку, дабы ощущать какую-то надежную опору.
Когда открываю глаза, Эдвард лежит рядом со мной. Привстав на локте, с теплом и нежностью, снова безбрежной, гладит мое лицо, шею, плечи и волосы. Аккуратно очерчивает контуры ключиц, обводит яремную впадинку – но не спускается ниже. Заслоняет собой навязчивый желтый свет, создавая уютную полутьму рядом.
В идеальной тишине комнаты нет ни лишнего движения, ни лишнего звука. Улыбаюсь Эдварду краешком губ, устало, но до бесконечности счастливо. Никак не могу собрать мысли в кучку, дабы описать все только что случившееся. Он улыбается мне в ответ, трепетно коснувшись нижней губы. Аккуратно меня целует.
Придвигаюсь ближе, устроившись прямо у его груди. Рассеянно поглаживаю грудную мышцу, хвост татуировки и темные волоски у соска. Эдвард следит за каждым моим движением.
- Это было очень сильно, - шепотом признаюсь ему, чересчур сосредоточенная на своем деле. Даже не пунцовею, чем потом горжусь.
Эдвард вздыхает, облизнув губы. Легко целует мой лоб, добродушно улыбнувшись.
- Все для моей девочки, - отзывается фразой, что уже слышала от него в похожих обстоятельствах. Вот теперь краснею, но этот румянец не жжется, он приятный. Сама целую мистера Каллена, приподнявшись, чтобы быть ближе к нему.
Поцелуй неотвратимо перерастает в нечто большее. Сначала Эдвард крайне осторожен, не дает пламени вспыхнуть в полную силу сразу же, не пугает меня. Но постепенно, целуя глубже и возрождая прикосновения, которых тело по-прежнему хочет, мы переходим незримую черту.
Восхищаюсь, именно это слово, когда Эдвард оказывается надо мной. С любованием к каждой его черте, каждой эмоции глажу лицо, покрасневшие губы, вспотевшие волосы у висков. Не могу перестать улыбаться. Не могу перестать его целовать.
- Никогда прежде, ничего прежде… - ровным, низким шепотом произносит мужчина, заключая между ладонями мое лицо. Приглаживает волосы, нежно касается скул. Трепетно, но глубоко целует.
- Только с тобой, - завершаю его собственную фразу, чуть приподнявшись на своем месте и позволив своей обнаженной груди коснуться кожи Эдварда. Он поджимает губы, полыхнув неприкрытым желанием в глубине синего взгляда. У него снова дрожат ресницы, снова показываются на светлой коже синие венки.
- Я хочу тебя, Schönheit. Я хочу тебя прямо сейчас, - дрожь внутри его взгляда меня гипнотизирует, слова кажутся какими-то нереальными, чересчур откровенными. Но разве же остались на сегодня между нами еще какие-то преграды.
- Ich will dich (Я хочу тебя), - наверное, это первая и последняя фраза, что я с первого раза запомнила на немецком. С легкой руки Эдварда.
В синем взгляде из среднего по размерам костра разгорается всеобъемлющее, исчерпывающее по своей силе пламя. Погребает все под собой. Дает Эдварду абсолютную свободу действий. Мне волнительно видеть в его обычно сдержанном, твердом лице такую метаморфозу с эмоциями. Такую глубину желания. Меня!..
Он разрывает тонкий синий пакетик сам, практически незаметно. Справляется одной рукой, отвлекая меня поцелуем. И, отстранившись, когда все готово, пронзительно и требовательно смотрит прямо в глаза.
- Белла…
- Иди же сюда, - качаю головой, не желая больше никаких прелюдий и всего этого нагнетающего ожидания. Обнимаю его за плечи, привлекаю к себе, с радостью встречая, как он прикасается к моему телу каждой клеточкой своего. Раздвигаю ноги, облегчаю ему задачу, подавшись вперед. И с силой утыкаюсь лицом в его плечо, сжав губы, когда оказывается внутри. Быстро, без толики боли. Очень глубоко.
Не то стон, не то шипение… Эдвард рвано выдыхает, озабоченно взглянув на мое лицо. Но я могу ему лишь улыбнуться. Нестерпимо хорошо.
- Боже мой, Эдвард…
Он сбито, растерянно дышит, на мгновенье прикрыв глаза. Прижимает меня к себе сам, обнимает, гладит, целует – все, до чего может дотянуться, все, что желает успеть. Своевольничаю, потому что не знаю, как показать ему, что все отлично – обвиваю Эдварда за талию с помощью ног. Притягиваю к себе так близко, как он только может быть. И каждую секунду, каждый мельчайший момент нашего полноценного единения хочу запомнить во всех подробностях.
- Эдвард.
Реагирует, когда зову его. Вздрагивает всем телом, подняв голову, и в глубине глаз расцветает обожание. По силе его пока перебивает лишь желание. Судя по всему, такое же острое и болезненное, как мой мелькающий на горизонте недавний оргазм. Но почему же он до сих пор не двигается?
- Эдвард, - тихо повторяю я, на долю секунды перенимая его эстафету. Веду бедрами вперед, а затем обратно, давая ему как следует почувствовать, насколько мы друг другу подходим.
Мужчина, сжав зубы, мне подчиняется. Низко, гортанно стонет в конце движения. И следующую фрикцию, опережая меня, совершает сам. Как может, старается дышать глубоко и ровно. Получить все, что причитается от процесса. Вкусить сполна.
- Белла, - полустоном, полувозгласом произносит он. Как никогда крепко обнимает меня, вжимает нас в постель. Входит еще глубже, но так же медленно. И еще раз. И снова.
- Великолепно, - хнычу, так и не отпустив его лица. Хочу и улыбаться, и плакать от полноты тех ощущений, которые, как думала, мне уже недоступны. Если люди подходят друг другу идеально в физическом плане, я отыскала свою половинку. Лучше, чем идеально. Herrlich (Восхитительно).
Эдвард отпускает меня. Обеими руками, усиливая силу и глубину проникновения, опирается о спинку постели. Впивается в нее пальцами, с животным оскалом продолжая двигаться. Мне не так просто дотянуться до его спины сейчас, зато бедра – в полном моем распоряжении. Массирую область его крестца, оглаживая ягодицы, ногами придерживаю ноги. Эдвард глубоко вздыхает, чуть ускоряя темп, и мне радостно видеть постепенно поселяющееся на его лице отчаянное выражение.
- Мне нужен еще один твой оргазм, Schönheit, - вдруг требует он, стараясь двигаться так, чтобы затрагивать и мои эрогенные зоны. На его лбу уже появляются мраморные разводы вен, что говорит, как я уже знаю, о предстоящей разрядке, а Эдвард настаивает на моей. И хоть мне приятно до чертиков и до дрожи чувствовать его внутри, не уверена, что после двух предыдущих оргазмов еще один появится на горизонте. Меня больше заботит удовольствие Эдварда сейчас, чем свое собственное – это отдельный вид искусства, удивительная эстетика, видеть его таким.
- У меня уже было два, я хочу увидеть твой, - мягко напоминаю ему, стараясь отвлечь от лишних мыслей. Оглаживаю спину, каждый ее позвонок, легонько провожу ногтями в области ребер. Эдвард судорожно выдыхает, вбиваясь в меня сильнее, как только это делаю.
Впрочем, дослушав мой ответ, он сразу же останавливается. Сам себе качает головой.
- Эдвард, ну что ты…
Не слушает. Резко садится на постели, увлекая меня за собой. Устраивает у себя на бедрах, глубоко целуя, прежде чем войти. Забираю себе его сбитый вдох, когда возрождаем сладостные движения. Но почти сразу же начинаю задыхаться сама. Эдвард целует, лижет, посасывает кожу у моей шеи, у ключиц, у груди. Привычным движением сжимает соски, горячо целует каждый из них, не останавливая фрикций. Не отпускает меня ни на миллиметр, держит крепко, не дает отстраниться и отказаться от удовольствия.
- Черт, - стону в его плечо, с каждым движением, отзывающимся знакомым огнем в паху, забывая о первостепенности его собственной разрядки. Мое тело оживает, наполняясь всеобъемлющей концентрированной энергией. Царапаю спину Эдварда, сбито выдыхаю в его волосы, прижимая к себе. Дрожу, хоть и думала, что это уже невозможно сегодня.
- Ох, Белла, пожалуйста, - срывающимся тоном просит Каллен. Чувствую, как сжимаются в кулаки его руки на моей талии. Слышу сбитое, обжигающее дыхание у своей шеи. Он низко, с рыком стонет, с первобытным рвением атакуя мою грудь. – Ну же, Белла, ну же!
Запрокидываю голову, отражая каждое его движение, подстраиваясь под быстрый, ровный ритм, проникаясь всей глубиной момента. И что есть мочи сжимаю его кожу, впиваюсь в область у лопаток пальцами, когда третья за сегодня волна удовольствия накрывает меня с головой. Рвано, испуганно вздыхаю, застыв от интенсивной пульсации, помноженной на непрекращающееся движение Эдварда. Он дает мне две, три секунды, не больше. До боли крепко прижимает к себе, двигается так быстро и так глубоко, как только это возможно.
- БЕЛЛА.
Заходится в дрожи, подавившись воздухом, выкрикнув мое имя. Широко распахнутые глаза останавливаются на мне. А потом Эдвард, с головой погружаясь в собственное наслаждение, приникает к моей шее. Чувствую его горячее, неровное дыхание, что никак не может успокоить. Ощущаю не угасающую дрожь тела и горячую пульсацию внутри себя, что не уступают друг другу.
Как же это… невероятно. У меня нет другого слова.
- Ш-ш-ш.
Я прижимаю его к себе, глажу его волосы, шею, плечи, спину. Целую влажный лоб и горячие, пылающие щеки, не пытаясь сейчас добраться до губ. Успокаиваю, помогаю, как и он мне не так давно, пережить всеобъемлющее удовольствие. Улыбаюсь собственному недавно окончившемуся оргазму. Третьему – мистер Каллен своего добился. Сокол ласточку не упустит.
- Господи, - выдыхает Эдвард, медленно поднимая голову и нехотя открывая глаза. В них такая тишь да гладь, которой я еще никогда не видела. Постепенно отпускающие глубокое, пронзительное удовольствие, черты мужчины расслабляются, наполняясь особым, удовлетворенным светом. Он сейчас красивее, чем когда-либо. Я любуюсь.
- Господи, - с улыбкой вторю ему, не сдерживая порыва своей нежности. Приглаживаю его волосы на влажном лбу, очерчиваю угол челюсти. И наконец легко целую губы. Эдвард счастливо прищуривается, урывая второй поцелуй.
- Мое чудесное чудо, - пронято шепчет, наблюдая за каждым моим прикосновением к нему. Целует мои пальцы. – Спасибо.
- Тебе спасибо, Эдвард. Ты все-таки Бог Секса, я не ошиблась тогда, - весело заявляю ему, целомудренно поцеловав в щеку. Легко трусь о нее носом, поглаживая его затылок. – И безупречно красивый Бог, к слову.
- Называй меня по имени чаще, Schönheit, - скромно просит он, трогательно улыбнувшись на последнюю фразу.
У меня внутри глобальное потепление, когда смотрю на Эдварда в эту секунду. Не могу, ничего не могу с собой поделать. Крепко, ласково его обнимаю, несколько раз поцеловав в щеку.
- С радостью, Эдвард, - веселюсь, когда поглядывает на меня пронятым, слегка влажным в уголках глаз взглядом. Ерошу его волосы, не сдерживаю улыбки. – Эдвард, Эдвард, Эдвард. Мой Эдвард.
- Твой, - согласно кивает он, целуя мое плечо. В синеве взгляда появляется какое-то особое, глубокое выражение, что вижу впервые.
Каллен ненадолго отстраняется, разбираясь с презервативом и комком из одеял, что мы организовали на постели. Но потом возвращается ко мне, с сонным интересом ожидающей его на одной из наших белых, огромных подушек. Устраивается рядом, как и прежде, приподнявшись на локте. Медленно, с тлеющим в глазах пламенем удовлетворения, гладит все мое тело – от лица до икр. Не перестает трогательно, задумчиво улыбаться.
- Предположу, что тебе пришелся по душе твой оргазм, - хмыкаю, чуть выгнувшись на подушке. Не стесняюсь больше своей наготы рядом с ним, не задумываюсь об откровенности позы. Приникаю к пальцам Эдварда, что трепетно гладят мою щеку. Улыбаюсь каждому их движению, всматриваясь в его безмятежное лицо. Он как будто в нирване.
- Я люблю тебя, Изабелла.
Слова, которые он говорит, звучат в тихой комнате совершенно неожиданно. Эдвард, ни на секунду не отказывающийся от своих согревающий прикосновений ко мне, выглядит вполне себе реальным, убежденном в сказанном. В синих глазах нет ни тревоги, ни сомнений. Он говорит это так легко, так ласково, так… просто. Как самую настоящую правду.
Я не переспрашиваю, просто жду. Подтверждения? Опровержения? Затаиваю дыхание, потому что не знаю. Эдвард только что без труда произнес фразу, которую я готовилась ему сказать уже две недели. И все безуспешно.
- Люблю тебя, - сокровенно, пронято произносит Сокол, не переставая меня касаться. Нежно убирает с лица волосы, ведет линию вдоль моей скулы. Его глаза блестят. – Моя удивительная, прекрасная девочка. Schönheit.
Второй раз. Второй раз просто так не бывает. Я тоже привстаю на локте, теперь оказавшись с Эдвардом на одном уровне. Ни на секунду не ослабевает тепло в его глазах, не пропадает то расслабленное, умиротворенное выражение лица, которым я любуюсь. И только чуть-чуть сникает улыбка – в ответ на мое молчание.
- Ты… ты понимаешь, что говоришь? – пытаюсь реабилитироваться, но выходит до безумного скверно. Эдвард напротив меня немного изгибает бровь, но в целом выражение его лица не страдает. Он убирает руку, концентрируя мое внимание на своих словах.
- Конечно, Белла.
- Боже, прости…
- За что теперь ты извиняешься? – спрашивает с долей смешливой хитрости, но я вижу, что этот диалог его задевает. Знакомая мне узкая морщинка прорезает лоб. И блеск глаз, такой восхитительный, немного ослабевает.
Ну уж нет.
Я придвигаюсь как можно ближе к Эдварду, останавливаясь рядом. Сначала все так же. Но чем больше смотрю, тем больше он… теряется? Теперь последствия моих слов вижу четче – в его чуть опустившемся, подрагивающем уголке губ, влажных ресницах, неслышном, едва-едва сбитом, частом дыхании. Эдвард напряженно, тихо сглатывает, когда оказываюсь рядом. Очень хочет удержать лицо.
- Я тебя люблю, - делая акцент на каждом слове, привлекая его внимание к общему звучанию этой фразы и даже не улыбаясь из-за напряжения, говорю я. Закусываю губу, немного подрагивающей, но все еще теплой ладонью накрывая его щеку. Нервно хмыкаю, наблюдая за тем, как проясняется его взгляд.
Эдвард оценивает мои слова, принимая их не сразу, как и я. Совершенно безоружный сейчас, весь, как на ладони, он передо мной в самом уязвимом своем облике. И не внешняя обнаженность, не какие-то иные факторы не играют здесь никакой роли. Сокол посреди озера Мюггельзе. Боги.
- Прости, что я так долго и безуспешно пытаюсь это сказать, - обреченно выдыхаю, все же выдавив улыбку в ответ на его возобновившиеся прикосновения. Пунцовею, знаю это, но мне плевать. Эдвард всегда нежнее со мной, если я смущаюсь.
Мистер Каллен глубоко вздыхает, привлекая меня к себе. С радостью встречаю такое предложение.
Мы вдвоем теперь лежим на подушке, повернувшись друг к другу. Эдвард гладит мои волосы, массируя кожу, а я могу видеть его от и до, с каждой возникающей эмоцией. Пусть пока он и не спешит мне их показывать.
- Как долго, моя радость?
- С той субботы.
Он медленно качает сам себе головой, поджав губы. Целует мой лоб.
- Я понимаю, как извращенно все это звучит после секса, Изабелла, не думай, что я такой глупец. Но сегодня, здесь… я правда так чувствую. И в постели, и без нее. Попросту с тобой. Наверное, с самого «Форума».
- Я бы не простила себе, если бы не пришла на ту выставку, Эдвард…
Он мягко целует мою ладонь, пожав пальцы.
- Ты можешь не говорить то, в чем не уверена, Sonne. Я люблю тебя. Я не сомневаюсь. Но я не хочу никоим образом торопить тебя – у нас и так хватает подводных камней.
- Скорее я опаздываю с признаниями, - нервно усмехаюсь, озабоченно взглянув на мужчину, - ты сомневаешься в моих словах.
Эдвард медленно, давая мне любую возможность отстраниться, наклоняется к моим губам. Целомудренно и нежно, как лишь несколько раз прежде, целует меня. В его чертах крайне теплое, мирное выражение. Синие глаза переливаются неприметными огнями.
- Извини, я не буду.
Я с нежностью смотрю на его лицо. Эдвард выглядит уставшим, но, помимо усталости, он тихо и просто счастлив. Я очень хотела бы для него такого счастья. Он заслуживает его.
- Знаешь, секс был восхитительным, - признаюсь, встречая согласие в синеве глаз. - Но даже на него я бы этот разговор не променяла.
Переплетаю наши пальцы, забрав себе его ладонь, и кладу между нами. Медленно, давая по его же примеру сполна рассмотреть каждое из своих движений, целую каждый из его пальцев. Эдвард тронуто улыбается.
- Иди ко мне, моя Ласточка.
Он крепко, но бережно обнимает меня, вытягивая из изножья одеяло. Накидывает на нас сверху. Гладит мою спину, приглаживает волосы. Несколько раз тепло целует в лоб.
- Завтра мы снова поговорим об этом, а сейчас пора спать.
Сонно приникаю к нему, радуясь такой очевидной близости. И чувству безопасности, что люблю также сильно.
- Доброй ночи, Эдвард.
В его голосе одна лишь нежность. Никто и никогда так со мной не говорил.
- Спокойной ночи, Schatz.



Эта картина совсем небольшая, примерно тридцать на тридцать сантиметров. Темный фон, разбавленный аляповатыми мазками синего, серого, желтого и белого цветов. Трава и пшеница, созданные с помощью крупных касаний кисти. И четыре крошечных деревянных домика с покатыми нежно-голубыми крышами. В их окна попадает немного скупого солнца, оживляя композицию. Эта картина – первое, что вижу, когда просыпаюсь сегодняшним утром.
А вот первым, что чувствую, по-прежнему остается горячая и большая ладонь Эдварда, как и неделю назад. Впрочем, сегодня она не на талии – чуть ниже груди, у последних ребер, все так же прижимая одеяло ко мне, а меня – к своему обладателю. И в любом случае не давая озябнуть.
Глубоко и расслабленно выдыхаю, наслаждаясь уютом нашей просторной постели и близостью мужчины, вчерашняя ночь с которым была потрясающим событием. Во всех планах.
Впрочем, не глядя на умиротворенную тишину вокруг, Эдвард уже не спит. Чувствую на волосах у затылка его горячее дыхание. И мягкий, ласковый поцелуй, когда подаюсь Каллену навстречу.
- Доброе утро, моя радость.
В тихом, еще немного сонном тоне одна лишь теплота. Тронуто усмехаюсь, накрывая его ладонь собственной. Держу нас рядом, не давая и повода отстраниться. Хочу продлить этот момент.
- Доброе утро, мой Эдвард.
- Твой Эдвард? – нотки приятного удивления в его тоне наполняют тесное пространство вокруг нас. Во всей этой большой комнате, по-прежнему отделанной деревом, по-прежнему сохранившей в себе запахи ароматических масел и простыней, мы словно бы в собственном крохотном коконе, личном мирке. Необычное, но такое исчерпывающее ощущение удовлетворения.
- Уже несколько часов как мой, - хитро заявляю ему, обернувшись. Сокол не препятствует. Наоборот, отодвигается на пару сантиметров, давая мне больше места, чтобы устроиться поудобнее. Теперь вижу его во всей красе, как следует – по-утреннему уютного, раскрепощенного и счастливого. Хотела бы я чаще видеть Эдварда таким счастливым. Греет сердце, что в моем обществе.
- Доброе утро, - тихонько повторяю, не отказывая себе в удовольствии его коснуться. Веду осторожную линию по щеке, едва-едва тронутую утренней щетиной.
Его глаза переливаются глубокими, темными огнями. Их видела вчера впервые, сегодня они снова здесь.
- Как тебе спалось, Белла?
- Я даже не помню, как уснула, - посмеиваюсь, плавно переходя на волосы у его висков, а затем – чуть ниже, - слишком много удовольствия.
- Разве удовольствия бывает много? – задорные смешинки маленькими искрами рассыпаются по его взгляду.
- С тобой – нет. Трижды нет, Эдвард.
Он гладит меня, убирая со своего пути вставшие между нами пряди. Заботится о том, чтобы не прижать их, когда придвигается ближе. Теперь совсем рядом..
- Со мной у тебя никогда не будет одного оргазма, Белла.
- Серьезное обещание…
- Которое точно могу сдержать, - Эдвард с толикой смешливого самодовольства поднимает повыше голову, коснувшись носом и моей щеки, и скулы, и виска. Легко его целует.
Но мне мало такого невинного прикосновения. Я люблю нежность Эдварда, люблю его безграничную заботу, однако и другие стороны его характера – и умений – люблю не меньше. Целую мужчину как полагается, без лишних сопротивлений с его стороны притянув к себе. Каллен, принимая правила игры еще до того, как о ней объявляю, обеими руками обвивает мою талию. Не успеваю попросить его или начать действовать сама, как покрывало, тонким белым слоем разделяющее нас, пропадает. И снова, как и всю эту ночь, власть над моим телом переходит Соколу.
Черт, мне определенно стоит избавиться от контакта «Чек-Поинт» в своем телефоне. Забавно, что минуя стадию «Эдвард, который льстец». Сокол – самое исчерпывающее прозвище, которое хоть когда-либо могла Эдварду дать.
- Verrückt machen - сводить с ума, - объясняет он. - Deine Schönheit macht mich verrückt, Sonne (Твоя красота сводит меня с ума).
Такие уроки немецкого мне нравятся.
Эдвард с обожанием оглядывает мою грудь, талию и нижнюю часть тела. Откидывает покрывало к изножью, послав его к черту. Медленно изучает руками каждый изгиб, приятно согревая кожу, а после – заставляя подрагивать от нетерпения. Ухмыляется, когда у меня сбивается дыхание. Не заставляет просить – сам уделяет внимание груди. Сильно сжимаю его плечи, погружаясь в новое многообещающее удовольствие – немеют пальцы.
Эдвард нависает надо мной, возвращая нашу вчерашнюю позу. Дает мне как следует чувствовать себя, как следует себя видеть – и получать наслаждение от тех умелых, своевременных ласк, которые с легкостью воплощает на каждой из моих эрогенных зон.
- Ich will dich, – применяю свои недавно обретенные знания, требовательно потянувшись навстречу его губам. Запускаю пальцы в темные волосы, несильно сжимаю их, не давая Эдварду преждевременно прекратить наш поцелуй. И снова. И снова.
- Unersättlich - ненасытный, - он гладит мою щеку большим пальцем, утешая, когда все же разрываем поцелуй, - meine unersättliche Mädchen (моя ненасытная девочка). Все, что захочешь.
Он возвращается, удобно устраивая нас на одной из подушек. Чувствую затылком мягкость наволочки, телом – свежие простыни, а на себе – тяжелого, теплого, едва заметно подрагивающего от такого же нетерпения Эдварда. И его удивительную, широкую улыбку, проникнутую желанием. Чертовский черт.
Мне мало наших прикосновений. Хочу, чтобы он касался меня сильнее, жестче, быстрее. Чтобы явнее удерживал нашу позу. Чтобы не прекращал целовать и даже не думал отстраняться. Легко царапаю его спину, тихо застонав от полноты ощущений. Эдвард понимает, чего я хочу. Эдвард дает мне больше – как и обещал.
В какой-то момент его ладонь оказывается как раз между моих бедер. И никакой нежности, строгих движений, сосредоточенности больше нет. Каждый толчок, касание, сжатие – все в беспорядочной, глубокой, пронзительной чехарде. Ошарашенная внезапной силой стимуляции, не могу выдавить из себя ни слова – только всхлипывающие, неясные звуки. Вскрикиваю в его плечо, что есть силы сжав кожу, когда концентрированный клубок напряжения внутри взрывается яркой вспышкой. Судорожно ищу его пальцы, накрываю своими, пытаюсь убрать чуть дальше – удовольствие оказывается невыносимым. Впрочем, Эдвард, заставляя меня вскрикнуть еще раз, убирает руку лишь через пару секунд. Утешающе целует, слегка посасывая кожу, мою шею. И гладит по всей поверхности спины снизу вверх, давая небольшую передышку.
- Как по-немецки «до смерти»? - сорванно бормочу я, откидывая голову на подушку. Лениво смотрю на Эдварда, стараясь успокоить неподвластное мне дыхание. На его лице оскал-улыбка победителя. Каллен и сам выглядит совершенно удовлетворенным после каждого из моих оргазмов.
- Zu Tode.
- Такими темпами ты доведешь меня zu Tode, Эдвард.
- Я всего лишь держу слово, Белла, - весело произносит он в свое оправдание, опираясь на локоть и распределяя вес собственного тела, дабы не придавить меня. Хотя чувствовать тяжесть Эдварда, горячую и живую, куда приятнее, чем эти его извечные попытки оставить между нами свободное пространство. И сантиметра разделения не желаю. Своевольно и эгоистично хочу Эдварда целиком и полностью. Сомневаюсь, что не 24-7.
Наша передышка длится не больше тридцати секунд. Я сама прерываю размеренные касания и поцелуи Эдварда, возвращая нас на путь сексуальной истины. Он с предвкушением улыбается, отвечая на мой грубый поцелуй. Тянется к прикроватной тумбочке за презервативом. Интересно, сколько их у него с собой?
- Сегодня я буду сверху, - вдруг решаю, выгнувшись в ожидании нового поцелуя.
Эдвард самодовольно хмыкает, но кивает. Ощутимо обвивает мою талию, придержав бедра. Ловко поворачивает нас, позволяя мне с удобством расположиться на себе. Как художник, которого посетила муза, с восхищением оглаживает мою спину и грудь, разравнивая на ней длинные пряди волос. Создает эротичную картинку, хотя сам уже является таковой. Распростертый подо мной и открытый любому эксперименту, мне кажется, примет предложение о нескончаемом сексе в эти дни. Слишком долго мы его ждали. Или я и вправду ненасытная.
Хочу все сделать сама. Глажу его плечи, добираясь до ладони, в которой все еще держит синий пакетик. Прошу его себе, подмечая теплое, легкое недоумение. Опускаюсь на постели ниже, пристраиваюсь у его бедер. Несколько секунд лишь смотрю. Несколько секунд осторожно, ласково целую, избегая главного. А затем глубоко и бережно, ничуть не торопясь, забираю себе. Эдвард, рыкнув, откидывает на нашу подушку голову. Но тут же поднимает ее, ловя мой взгляд. Не отпускает.
Я дожидаюсь нетерпеливого желания, показывающегося на его лице. Того удивительного, безумно эротичного его выражения, в чем-то первобытного, в чем-то – до жути знакомого. Отстраняюсь, самостоятельно разрываю пакетик. Эдвард дрожит, судорожно поглаживая мои предплечья в своей досягаемости, когда помогаю ему надеть презерватив.
- Ты не представляешь, что со мной делаешь, - сокровенно признаюсь ему, возвращаясь обратно к талии. Сокол дает мне свои руки для опоры, переплетая наши ладони. Держусь за них, медленно опускаясь на его бедра. Ни на секунду не прерываю зрительного контакта – весь фейерверк эмоций, что воцаряется в них, бесценен. Эдвард шипит, удерживая меня на месте, не давая двигаться в течение нескольких мгновений. Глубоко, но часто дышит, пронзительно глядя мне в глаза.
- Unmöglich (невозможно).
Перехватываю его руки, выбрав точку опоры. Начинаю движение, самодовольно улыбнувшись краешком губ. Но почти сразу же хмурюсь от неожиданно глубоких ощущений. Очень стараюсь двигаться медленно, растянуть удовольствие. Но как только Эдвард начинает отзываться на мои движения, приподнимая бедра быстрее установившегося ритма, ничего не могу с собой поделать. Отвечаю ему, подхватываю новую амплитуду и скорость, не могу, не хочу замедляться. Мой второй оргазм кажется еще ближе, чем первый, от столь интенсивного опыта.
- Эдвард!.. - выдыхаю, всем своим весом опираясь на его руки, проникая глубже, опускаясь ниже. И быстрее, быстрее, быстрее.
- Отлично, Schönheit, - хрипло отзывается он, самостоятельно ведя нас к самому краю. Уверенно, скоро, отрывисто. На покрасневшем лице пробивается отчаянье скорой разрядки.
Он гипнотизирует меня свои видом – приоткрытыми губами, нарастающей темнотой пламени глаз, чуть исказившимися чертами, испариной на висках. И, само собой, полюбившимися мне сине-фиолетовыми венками у лба – есть в них какая-то потусторонняя дикость, предваряющая его удовольствие.
Я оказываюсь первой. Задохнувшись, сжимаю его пальцы в своих, дрожу всем телом, исступлённо двигаясь, чтобы не упустить и капли удовольствия. И практически кричу, когда обжигающая, мощная пульсация Эдварда во мне перебивает мою собственную. Провожу языком по пересохшим губам, все еще медленно двигаясь на его бедрах. Наслаждаюсь своим оргазмом. Любуюсь пост-оргазмическим выражением лица Эдварда. Устало, довольно улыбаюсь.
- Zu Tode, Эдвард.
Отпускаю его руки, горячие и покрасневшие от напряжения. Глажу грудь, легкими волнами спускаясь к паху. Пересаживаюсь на простыни постели, лениво подбираясь к изголовью. И ложусь рядом с ним, разделив такую большую и удобную подушку.
Эдвард молчит сегодня дольше, чем обычно. Только лишь прикасается ко мне, гладит, будто не в силах остановиться. И внимательно, проникновенно смотрит, подмечая каждую эмоцию. В эти выходные он будто бы серьезнеет после нашего секса. Непривычное зрелище.
- Не знаю, как мы остановимся, - прерываю утреннюю тишину, мягко ему улыбнувшись. Прикасаюсь к его руке, детально повторяя тот путь, что проделывают его пальцы на моей коже. – Как мы остановимся, Эдвард?
- Не думаю, что нам стоит, - немного оттаивает он, слабо мне улыбнувшись, - по крайней мере, я бы не хотел.
- Ты так сосредоточен… после. Все в порядке?
Он глубоко, чересчур глубоко вздыхает, нежно очерчивая контур моей нижней губы.
- С тобой у меня особенная глубина ощущений, Schönheit. Никогда такого не было. Я пытаюсь привыкнуть.
- Надеюсь, это неплохо…
- Это восхитительно, - без доли наигранности в голове говорит он. Поднимает мою ладонь, бережно ее целуя.
- Ты знаешь… я поцарапала тебя, - раскаянно говорю, приметив пару узких тонких следов на его коже у плеч и на спине. Кажется, еще вчерашних. – Извини.
Теперь улыбка Эдварда обретает особые нотки. Игривые.
- Мне это доставило удовольствие, Sonne. Все в порядке. Иди-ка сюда.
Я целую его, исполняя эту просьбу и потянувшись вперед, но не так, как прежде. С заботой и благодарностью, в большей степени – целомудренно и очень, очень нежно. Эдвард открывает во мне те черты и желания, которых я прежде не знала. Например, что можно чувствовать такую глубокую привязанность к другому человеку. И нечто куда более серьезное, комплексное – любовь.
Я пристраиваюсь рядом с ним, с интересом подмечая каждое новое выражение на его лице или в глазах. Полнейшее, исчерпывающее расслабление. И постепенно восстанавливающую свои позиции обворожительную, согревающую улыбку.
- Что, любовь моя?
Неровно выдыхаю, заслышав такое обращение. Эдвард не может привыкнуть к глубине ощущений, а я к тому, что наши чувства взаимны. И ему куда легче говорить о них вслух, чем мне.
В чертах Сокола не вздрагивает и не меняется ни одна эмоция. Мне кажется, он понял, что я правда отвечаю ему взаимностью. Только все никак не могу решиться в это поверить.
- Ты очень красивый, Эдвард.
- Спасибо, Schönheit, - теперь он мило посмеивается, на щеках мои любимые ямочки, - но до тебя мне все равно далеко.
Почти не смущаюсь. Прижимаюсь к его груди, расслабленно выводя по ней загадочные узоры. То и дело останавливаюсь у хвоста татуировки. Эдвард, принявший меня в объятья, это подмечает. Чуть выше поднимает руку.
Вижу татуировку в полном объеме теперь: «ᛘᛒᛞᛓᚹᛟᚱ».
- Что они значат, эти руны? – заинтересованно поглядываю на него снизу вверх, засматриваясь на умиротворенное выражение лица. Пропадает та скованная серьезность после секса.
- У них много значений, Белла, мы сами наделяем их смыслом. Выбираем из возможных вариантов, если можно так сказать.
Он садится, придвигаясь к изголовью. Приглашает меня сесть рядом, поднимая руку, сгибая локоть и удобно устраиваясь у спинки кровати. Мы оба опираемся спиной о подушки и это очень комфортно.
- Первая руна, Альгиз, - он указывает мне на символ «ᛘ», с которого начинается загадочный рисунок букв, - символизирует траву тис, помогает пробудить скрытые возможности и найти равновесие, обеспечив безопасность и защиту.
Я осторожно обвожу контур темной руны, задержавшись на ее остроконечном растроенном конце.
- Вторая руна, Беркана, береза. Стойкость, выдержка, терпение – какой бы хрупкой береза ни казалась, ей под силу выстоять в любую бурю.
Я внимательно смотрю на символ «ᛒ». Единственный из всех, его я уже когда-то видела.
- Третья, Дагаз, истинное предназначение, реализация. Коварна тем, что напрямую зависит от силы человеческого желания и упорства – ничего просто так не случается. Четвертая руна, Феху, Белла, символ достатка, эмоциональная наполненность и страсть – и к женщинам, и к делу.
Он улыбается одними уголками губ, рассказывая это. Наблюдает за тем, как обвожу контуры «ᛞ» , а потом и «ᛓ».
- Эта самая необычная, наверное…
- Дословно обозначает «скот», Шонхайт. В те времена наличие скота давало тебе гарантированный достаток, а значит, и успех, и страсть, и прочие приятные бонусы. Феху похожа на корову с рогами.
Изумленно подмечаю сходство, о котором мы говорим, мысленно отметив для себя любимую из древнегерманских рун.
- Получается, именно ей мы обязаны страстью…
- В меньшей степени, - мелодично смеется Эдвард, перемещая мой указательный палец дальше по татуировке, к пятому символу «ᚹ»: - Турисаз. Напоминает молот Тора, несет в себе вихрь энергии и помогает избавиться от разрушительных идей. Доблесть и победа в чистом виде.
- Поразительно, Эдвард.
- Многое поразительно, пока мы к нему не привычны, - говорит он, пожимая плечами. Ведет меня дальше. Символ «ᛟ». – Шестая руна, Отала. Принадлежит Одину, главному богу скандинавского пантеона. Нерушимость, комфорт и спокойствие – то, чего так не хватает в повседневной жизни.
- Тебе она подходит. Получается, ты воплощаешь Одина для меня, Эдвард. А я и не знала.
Он усмехается, мягко поцеловав мою ладонь в своей. Смотрит снисходительно, но немного горько. Не совсем понимаю такую эмоцию.
- Один не самый положительный герой, Sonne. Знаток рун, сказок, мудрец… но тот еще пропойца, хоть наделен множеством способностей и перещеголяет многих. Не забывай, что именно к нему за стол, в вечный пир Вальхаллы, мечтали попасть викинги.
- Значит, будешь более положительной версией Одина. Раз уж всегда за рулем и не пьешь алкоголь.
- Не пью, больше нет, - он отрывисто кивает, помрачнев, и прерывает мой сам собой возникший вопрос поднятой рукой. Указывает на последнюю руну, переключая внимание. – Райдо. Находит выход из безвыходной ситуации, указывает путь и олицетворяет движение и прогресс. Мировой Порядок. Общая траектория всех знаков в него и выстраивается – взаимно дополняет друг друга.
- Очень многозначительная татуировка, - обвожу все символы разом, не миновав и последний, «ᚱ», Райдо. Кожа у Эдварда теплая и светлая, а руны темные, ярко на ней контрастирующие. – Спасибо, что рассказал мне. Ты увлекался этим?
- Еще в университетские времена. У нас было нечто вроде тайного общества тарологов. Каждый сам выбирал себе дизайн татуировки для посвящения.
- В моем университете было меньше веселья, определенно, - оставляю его татуировку в покое, глажу руку, которую опускает, скрывая половину символов. А потом приподнимаюсь и, дотянувшись до его губ, целую. Все эти выходные только и хочу, что Эдварда целовать.
- Рад, если тебе было интересно. Вернемся к земным вещам? Что ты хочешь на завтрак?

Через полчаса мы сидим друг напротив друга за круглым кухонным столом, нежно-бежевым, как и основная отделка всего дома, с панорамным видом на озеро и стопкой горячих панкейков на тарелках. Вообще панкейки в исполнении Эдварда – отдельный вид искусства. Идеально круглой формы, с равномерно пропеченными краями и серединкой, кофейно-молочного цвета и с топпингом в виде меда и орехов. Кешью, фундук, пекан – мне нравится сочетание. А черный кофе из капсульной коферки отлично панкейки дополняет.
- Ты здорово готовишь, - не могу не отметить, отрезая себе кусочек блина, - очень вкусно, Эдвард.
- На здоровье, радость моя, - благодарно кивает он, мило улыбнувшись моему комплименту. – Чем займемся после завтрака?
- Это мне стоит спросить у тебя, - завороженно поглядываю на утреннее озеро перед нами, затем повернувшись к Эдварду. – Так или иначе, я открыта любым предложениям.
- Тогда мы отъедем чуть выше, ближе к лесу. Легкий хайкинг среди сосен и умопомрачительный вид на долину.
- Если может быть что-то умопомрачительнее, - усмехаюсь тому неописуемому пейзажу, что открывается прямо за окном. – Предлагаю вторую чашку кофе пить на пирсе.
- Небанальные плюсы собственного пирса, так? С удовольствием, Белла.
Я кладу себе на тарелку еще пару панкейков с общего блюда. Не могу нарадоваться не только их вкусу, но и совершенно особой структуре.
- Правда, Эдвард, как тебе удалось научиться так готовить?
Мне нравится, каким польщенным он выглядит от моего комплимента. Наливает на тарелку еще меда, посыпает завтрак орешками.
- Мама. Она поощряла мой интерес к готовке, хотя я постоянно мешался у нее под ногами. Все, что умею, знаю благодаря ей.
- Это здорово. Твои родители познакомились в университете? Или это была случайная встреча?
- Более чем случайная – на мероприятии от Красного Креста. Помогали в организации, волонтерили – и столкнулись в один момент. Буквально, - он усмехается, качнув головой, - он нес коробки с одеждой и игрушками для детей, а она попалась на пути.
- Сколько лет они вместе?
- Сорок четыре года, Schönheit.
- Это потрясающе, Эдвард. Благодаря таким союзам мы и верим в любовь.
Он улыбается, накрыв мою ладонь своей.
- Во вторник я тоже буду на мероприятии от Красного Креста, Белла. «Порше» участвует в благотворительности, в том числе в проектах этой организации. Я бы хотел, чтобы ты меня сопровождала. У меня есть шанс?
Смеюсь его последней фразе, легко ударив по ладони.
- Ну что ты, никаких шансов абсолютно.
- Я могу повлиять на твое решение? Скрытыми резервами убеждений.
Он недвусмысленно скользит пальцами вверх по моему запястью. Очаровательно улыбается.
- С учетом прежних заслуг – вполне, - соблазнительно отвечаю, поднимаясь со своего места. Оставляю блинчики в покое, наклонившись к Эдварду за поцелуем. Он все еще сидит, что скрашивает нашу разницу в росте и дает мне как следует его обнять. У Эдварда медово-ореховый вкус сегодня. Мне нравится.
- С радостью пойду с тобой, - отстранившись, обещаю, нежно пригладив его волосы. Любуюсь теплым и тихим сиянием взгляда. – Спасибо за приглашение.
Позже, уже закончив с панкейками, мы воплощаем мою неожиданную задумку со второй чашкой кофе. И я рада, что сегодня достаточно безветренно и нет дождя, хотя небо пасмурное. На белом деревянном пирсе, неширокой линией уходящей в водную гладь, очень спокойно. Эдвард обнимает меня за талию, привлекая к себе, а я, делая глоток американо, не могу до конца вообразить реальность картинки перед собой. Слишком красиво.
Чайки, кружась над поверхностью воды, изредка что-то выкрикивают. Некоторые плавают на легких волнах от ветра, отдаваясь во власть стихии. На том берегу, у высоких сосен, виднеется пара палаток. Время от времени по дороге, что приметна далеко впереди, сбоку от озера, проезжают машины. Сегодня, без солнца, им открывается не такой невообразимый вид, как нам вчера. Впрочем, всем нашим событиям вчерашнего дня любой из них может позавидовать. Я сама себе завидую, чувствуя спиной близость Эдварда.
- Что ты делаешь на День Благодарения? – негромко, идеально встраиваясь в умиротворение воды и леса позади нее, спрашивает Сокол.
Идиллия немного пошатывается на своем постаменте.
- Ничего особенного, - сжимаю в руках чашку с кофе, забеспокоившись внезапным вопросом. - А ты?
- Обычно я улетаю в Портленд. Но в этом году двадцать четвертого очередной крупный брифинг в Штутгарде, Европа не отмечает этот день, поэтому я остаюсь в Германии.
Чайки взлетают с воды, отряхнув крылья. Накрываю ладонь Эдварда своей, потирая кожу.
- Ты, наверное, расстроен? В День Благодарения все хотят быть с семьей. Кроме меня, наверное.
- Почему же ты не хочешь?
- Потому что мы не совсем «семья» в типичном понимании – с родителями, я имею в виду. У них свои отношения и свои планы, развод – давнее дело, так что… просто так сложилось. Я давным-давно привыкла, Эдвард.
- Двадцать пятого ноября я свободен, Schönheit. По крайней мере в первой половине дня. Как насчет праздничного завтрака?
- С индейкой? – усмехаюсь я.
Он усмехается в ответ, но с долей напряжения.
- Если ты хочешь, найдем даже индейку. К вечеру мне нужно раздобыть ее точно – прилетают дети. Раз уж мы не можем провести праздник в Портленде, а Рождество они встречают с матерью, мы решили, что День Благодарения за мной.
- Я рада, что вы увидитесь, - честно говорю, погладив ворот его пальто и немного оголенный участок шеи, - я думаю, они соскучились.
- Я хотел бы вас познакомить, Белла.
Не зря я переживала о продолжении этой беседы. Единственное - резкий поворот разговора происходит неожиданно. Держусь за тонкое колечко кружки с кофе как за последнюю опору. Опасаюсь смотреть на Эдварда, хотя он ждет моего взгляда. Очень стараюсь не потерять лицо.
- Познакомиться с твоими сыновьями?
- И дочерью.
Он вздыхает, поворачиваясь ко мне всем корпусом. Гладит скулу левой рукой, твердо, но ласково глядя в глаза. Призывает себе поверить и дослушать до конца. Говорит быстрее, чем обычно, немного сбито. Но честно. Я ценю его честность – всегда ценила.
- Послушай, Schönheit, я обещал, что не буду торопить тебя. И я не хочу этого делать. Но я действительно… мы вчера говорили, я отношусь к тебе совершенно особенно. Я тебя люблю. И как бы эгоистично это ни звучало, я хочу тебя в своей жизни. В основном составе. Поэтому если ты готова – или будешь готова ко Дню Благодарения – я буду счастлив вас познакомить.
- Они знают обо мне?..
- Нет. Но я расскажу в ближайшее время. Если ты не против.
Я озабоченно, осторожно смотрю на него, стараясь верно оценить столь спонтанное рвение и серьезные слова. Но Эдвард не шутит, он говорит то, что на самом деле думает. Это сквозит в каждой черте. И особенно – в серьезном, собранном синем взгляде.
- Я напугал тебя, моя девочка, извини, - через минуту моего молчания раскаянно признает мужчина, не пытаясь больше меня коснуться, но не разрывая нашего зрительного контакта, - прости мой эгоизм, в этом плане я точно Один.
- Мне импонирует твоя решительность, - честно говорю, стараясь отыскать в себе недостающую смелость, - и то, что ты правда хочешь, чтобы мы встретились. Я уверена в тебе, Эдвард. Я просто до конца не уверена в себе.
Он принимает такой ответ, соглашаясь со мной. Легко поглаживает мою спину между лопаток, успокаивая и стараясь расслабить. До этого момента я не осознаю, что стою с чересчур прямой спиной.
- Тогда не нужно. Все в порядке. Длинная дистанция, помнишь? Не будем нарушать правила игры.
Я смотрю на него всего лишь две секунды. Поднимаю глаза, прижавшись к плечу и все еще сжимая пальцами чашку с остывшим кофе. Закусываю губу, приметив мандариновый парфюм, кажется, ставший частью Эдварда. И то восхитительное, необъяснимое, распирающее чувство радости рядом с ним. О чем я думаю? Если признала взаимностью наши чувства, дала шанс этим отношениям, не избежала на «Форуме», в конце концов?
- Нет, нужно, - негромко, но твердо говорю, привлекая его внимание. Смотрю на Эдварда снизу вверх, но этой дистанции между нами будто бы не существует. Он внимательно считывает каждую мою эмоцию, подмечает каждое слово. Но фальши тут и вправду нет. – Нужно, потому что я тоже хочу тебя в своей жизни, Эдвард. А значит, и все составляющие твоей хочу узнать. Я буду рада познакомиться с твоими детьми.
Лицо Эдварда светлеет, отпускает ту подозрительность и напряженность, что были в чертах прежде. За искрящиеся синие глаза я и вовсе готова продать душу. Какое же это невероятное чувство – любить. И когда тебя любят.
- Ты мое сокровище, - емко говорит Сокол, мягко поцеловав мой лоб, - спасибо.
Прижимаюсь к его груди, порадовавшись вернувшимся объятьям. Эдвард не только обнимает меня, но и умиротворяюще гладит. С учетом американо, одинокого пирса и удивительного вида на Мюггельзе, только для нас двоих, это – особенное чувство. Пусть таковым оно и остается.



19 октября, Моя история сообщений,
The Falcon, 18.45:
«Я здесь, Sonne».

Матово-черный «Порше», мигнув фарами, замирает напротив моего подъезда. За пять минут до назначенного времени, аккуратно подъехав к самому входу, останавливается у запрещающей парковку линии. Ждет.
Мы с Размусом, говорящие на какую-то легкую, отвлеченную тему, оба оборачиваемся на нетипичный в темном и тихом квартале свет фар. Консьерж понимающе улыбается, загадочно блеснув взглядом. Кивает мне на автомобиль Каллена, напутственно пробормотав «Хорошего вечера, фрау Свон». Я посылаю ему дружелюбную улыбку, с готовностью обернувшись к двери подъезда. За прозрачным стеклом отлично видно каждую деталь машины, то, как подсвечивает ее бок свет фонарей, и то, как открывается водительская дверь, как только я оказываюсь на пороге подъезда.
Эдвард в иссиня-черном пальто, абсолютно и полностью соответствующим цвету его авто и подчеркивающим синеву глаз, идет мне навстречу. На его лице восторженное, очарованное выражение, волосы элегантно уложены с небольшим применением геля, идеальная линия лица гладко выбрита. The Falcon, так и есть.
- Добрый тебе вечер, Белла.
Эдвард широко улыбается, предлагая мне руку, и аккуратно, но крепко пожимает пальцы. Наклоняется, с невесомой осторожностью поцеловав мою щеку.
- Привет, - смутившись его восхищенного, никак не меньше, взгляда, легонько отвечаю на целомудренный поцелуй. На моих губах ярко-алая помада, пусть и матовая, пусть и крайне стойкая, но я все равно опасаюсь оставить на Эдварде след.
- Ты великолепно выглядишь, моя девочка, - мужчина отпускает меня ровно на полшага, все еще удерживая за руку. Рассматривает каждый элемент моего наряда, с особенным трепетом остановившись на несменной подвеске. Я не люблю украшения и редко ношу их, однако подарок Каллена – особое дело.
Я знаю, что он видит, ведь скрупулезно подбирала подходящий наряд на это мероприятие весь вчерашний день. Дописывала обещанную Эммету статью поздней ночью, то и дело бросая взгляд на шкаф с приготовленным платьем. Цвета чайной розы с полукруглым воротом, длинными рукавами и присобранной талией. Длина чуть выше колена – и утонченно, и эффектно. Образ дополняют черные полусапожки и темно-серебристый клатч.
- Danke, Эдвард. Ты тоже.
В моих словах нет ни капли лести. Сокол действительно смотрится чудесно в своем образе, подобранном с вниманием к каждой детали и небрежной, но такой сексуальной элегантностью. Его чувство стиля – одно из качеств Эдварда, что мне особенно нравится.
Мистер Каллен улыбается моему комплименту, разворачивая нас к машине. Открывает передо мной переднюю пассажирскую дверь.
- Если бы у наших благотворительных проектов было твое лицо, Schönheit, мы бы куда больше преуспели, - шепчет мне на ухо, самостоятельно застегнув ремень безопасности. Цитрусовые и нотки эвкалипта окружают меня со всех сторон, вызывая знакомое покалывание внизу живота и приятную легкость в груди. С Эдвардом мне до безумия просто, даже если по всем канонам должно быть наоборот.
- Люблю тебя, - кратко, но исчерпывающе отвечаю, самовольно привлекая к себе его лицо. Глажу обе щеки, с удовольствием пробежавшись пальцами по теплой коже. Думаю, теперь мои руки тоже пахнут мандаринами.
Эдвард расцветает, ласково поцеловав мою ладонь. У него так трогательно, так красиво переливаются глаза в эту секунду. Будто бы никого, кроме нас, здесь нет и не было. Будто бы никого, кроме меня, для него никогда и не существовало. Такая реакция немного поражает.
- Взаимно, сокровище.
Он все-таки закрывает мою дверь, лишая нас обоих возможности продолжения и давая шанс успеть на запланированное мероприятие вовремя. Занимает свое место, наскоро пристегнув ремень и прокрутив вперед сенсорное колечко на бортовом компьютере. Салон заполняют ноты моей любимой композиции Баха. «Порше» стартует в запутанную паутину переулков моего района.
- Ты любишь такие вечера? – заинтересованно зову его, когда въезжаем на ярко-освещенную площадь у Телевизионной Башни. Столько раз уже были здесь с Эдвардом, в разное время и при совершенно разных обстоятельствах, но сегодня будто бы впервые.
- Благотворительные? Очень даже. Особенно в правильной компании, - мистер Каллен, ловко сворачивая в крайнюю полосу, ускоряется, дабы успеть на зеленый сигнал светофора. – А ты, Schönheit?
- Это мой третий подобный опыт. Так что я не знаю. Но согласна с тобой, хорошая компания – наше все. Как прошел великий и ужасный понедельник?
Эдвард усмехается, многозначительно взглянув на меня с высоты своего роста.
- В мыслях о прошедшем уикенде. Думаю, он надолго у меня в памяти.
- Мне было очень хорошо с тобой, - признаю, мягко погладив черную материю брюк на его бедре, - все лучшее, что только могло случиться.
- И еще не раз случится, - оптимистично заверяет Эдвард, накрывая мою ладонь своей. На сей раз пожимает пальцы крепко.
Мы расстались в воскресенье, всего лишь сорок восемь часов назад, однако у меня ощущение, будто не виделись неделю. За два длинных, наполненных событиями выходных дня я слишком сильно привыкла к постоянному обществу Эдварда. Каждое возвращение домой после наших встреч дается непросто, но в этот раз было особенно тяжело. Возможно, мы перешли на новый уровень, и сказывается это. Возможно, я переживаю чересчур сильно о благотворительном вечере. Или, что тоже вероятно, опасаюсь предстоящего Дня Благодарения, хоть и хочу быть достаточно смелой для него. Так или иначе, утром понедельника, глядя на только что переданные курьером лиловые пионовидные розы – тридцать три штуки, каждая – на пике своей красоты – я растроганно расплакалась. Записка на плотной фиолетово-розовой бумаге, как и повелось, хранящая следы от собственноручной подписи Эдварда, довершила эффект. «Liebe auf den ersten Blick».
- А твой понедельник, Белла? Что-нибудь выдающееся?
- Помимо цветов? Навряд ли.
- Я все еще в поиске твоего любимого букета, Sonne, - посмеивается Эдвард, останавливаясь на красный свет. Поворачивается ко мне, с интересом заглянув в глаза. – Раскроешь тайну?
- Пионовидные розы.
- Они просто были последними. Поэтому?
- Они уникальные, Эдвард. Как ты.
Моя честность, в которой нет ни смущения, ни лести, его удивляет. Однако Эдвард быстро справляется с этим удивлением, сменив его на нежность. Целует мою ладонь, возвращая на исконное место у себя на колене. Отпускает педаль тормоза.
- Мое ты чудо, Изабелла.
Минуя Тиргартен, Зоосад и выезжая на прямой проспект к Берлинскому Собору, мы едем на предельной допустимой скорости, обгоняя некоторые машины. И в конце концов подъезжаем к кампусу Берлинского Университета.
- Я не знала, что Красный Крест проводит мероприятия здесь, - рассматривая искусно отделанный исторический фасад здания, протягиваю я.
- На факультете мировой истории. Они приурочили его к недавней годовщине Холокоста, Белла. Берлин с почтением и раскаянием относится даже к самой темной стороне своего прошлого.
- Это мудро, - оборачиваюсь к Эдварду, размеренно поглаживающему мои пальцы в своей руке. Он согласно кивает. Выходит первым, чтобы, не отступая от прежней линии поведения, открыть мне дверь.
Мы проходим в один из корпусов Университета сквозь длинный и широкий коридор. Возле выбеленных стен бюсты исторических деятелей, красно-коричневая плитка пола выложена затейливым узором из ромбиков. Большие и тяжелые двери из реставрированного дерева щедро залакированы. Услужливый метрдотель, дружелюбно улыбнувшись, приветствует нас обоих. На немецком.
Эдвард вежливо отвечает мужчине, увлекая меня к гардеробу. Здесь царит оживление, но всем хватает места. Мистер Каллен забирает мое пальто, отдавая гардеробщику вместе с собственным.
Теперь вижу его костюм при хорошем освещении, темно-серый, с иголочки, отлично сидящий. Темный ряд мелких пуговиц прерывается дважды – у воротничка рубашки и в самом низу пиджака, не стесняя движения. Знакомое чувство со времен нашей первой встречи – модель дома Прадо, никак иначе.
Впрочем, Эдвард никак не реагирует на мой очевидный восторг его образом. Наоборот, предельно сосредоточившись на моем платье, локонах и полусапожках на довольно-таки высоком каблуке, скрашивающем нашу разницу в росте, довольно улыбается. Ему нравится. Меня окрыляет эта правда – что ему настолько нравится.
- Красота моя, - лаконично произносит Каллен, предлагая мне свой локоть. Приглашающе указывает на главный зал за следующими дверями.
Помещение не слишком большое, хоть и просторное, но пространство организовано наилучшим образом. Зал украшен, играет приятная музыка, столики с аперитивом расположились у широких старых окон университетского корпуса, с видом на сад, подсвечиваемый крохотными фонариками. Официанты предлагают напитки, открывает вечер манговый аналог «Апероля». Людей много, однако все сосредоточены в небольших группах по интересам. В основном аудитория старше сорока, но это как раз вполне очевидно. Хоть некоторые молодые люди периодически и встречаются в моем поле зрения.
Один из них, к слову, миловидный шатен с темно-серыми глазами, то и дело поглядывает в нашу с Калленом сторону. Изучает мое платье или позу? Смотрит на Эдварда? Я не знаю. Только вот замечая такое пристальное внимание юноши, Сокол с должной статью и осторожностью, но с вполне очевидным посылом, целует мою щеку. Гладит скулу вдоль подвивающегося локона, мягко убирая его с моего лица.
- Я не знала, что ты такой собственник, Эдвард, - смешливо говорю ему на ухо, огладив распущенный воротничок рубашки.
- Я не привык делиться, это точно, - он с псевдо-угрозой скалится, наклонившись ко мне ближе. Теперь целует губы, аккуратно и нежно, но вполне себе приметно. – Ты слишком красива, Белла. И слишком мне дорога.
- Захочешь – не избавишься, - мило сообщаю ему я, отстраняясь. Эдвард, изумленно моргнув, усмехается. Останавливает официанта, забирая у него манговый апероль для меня. Сам просит Сан Пеллегрино.
Коктейль мне нравится. Второй бокал прошу у официанта уже сама.
Периодически к нам подходят разные люди. Они здороваются с Эдвардом, обращаясь затем и ко мне, но, заприметив, что не знаю немецкого, сразу же переключаются на английский. В основном это вежливые разговоры о каких-то светских мероприятиях, недавних общественных событиях, благотворительных делах фонда, с которым сотрудничает «Порше». Некоторые поздравляют Эдварда с успешным стартом продаж «Coupe-2». Оказывается, его предзаказы в Германии побили все прежние рекорды.
Я немало узнаю об Эдварде и его детище этим вечером. В манере общения мистера Каллена, его уверенной позе, раскрепощенных движениях, вежливых улыбках и заинтересованности, пусть порой и напускной, в каждом собеседнике, открываю для себя новые черты мужчины. Мне нравится то, что я вижу.
После благотворительного аукциона и недлинного фильма об их некоммерческой деятельности и ее результатах от организаторов вечера, музыка становится немного громче. Приходит время танцевальной части, пусть по заверениям Эдварда и крайне короткой, до пятнадцати минут.
Я искренне стараюсь танцевать как можно лучше, когда Сокол приглашает меня. Сознаюсь ему, что давным-давно не практиковалась, на что тактичный Эдвард, принимая бразды правления в танце на себя, ведет нас по небольшому квадрату и обещает, что теперь практики у меня будет больше.
Приникаю к его плечу, проникаясь красивой инструментальной музыкой и исключительностью момента. С Эдвардом я танцую впервые. В Берлине я танцую впервые. Мне кажется, впервые я могу искренне и честно сказать, что Берлин люблю.
Композиция заканчивается, размеренно сменяясь следующей, а я смотрю на Эдварда с особой теплотой. Он замечает мой взгляд, пронято улыбается.
- Что такое, Schönheit?
- Я счастлива, что мы здесь. Точнее, что я здесь с тобой, Эдвард. Поверить не могу, что не зашла бы в «Drive Forum». Или отказалась от наших встреч после «Старбакса». Я правда не знаю… не понимаю, как все было раньше. До этого.
Чувствую себя… свободнее, что ли. Возможно, причина в манговом апероле. Возможно, атмосфера вокруг, близость Эдварда и особенное настроение момента всему виной. Но от своих слов я отказываться нe намерена – действительно так думаю.
Мистер Каллен ласково, поистине влюбленно меня целует. Легко, не потревожив помаду, но с приятным послевкусием собственной близости. Хотела бы сейчас оказаться в том домике на озере Мюггельзе. И чтобы вся ночь у нас была впереди.
- У нас с тобой все будет замечательно, Белла. Ты даже не представляешь. Словосочетания «если бы» формально и не существует.
Согласно киваю ему, с благодарностью встретив такие слова. Таю от нежной улыбки Эдварда. Своей улыбкой он в принципе может делать со мной все, что угодно.
- Хочешь попробовать что-нибудь еще из коктейлей? Или воды? Я пойду за Сан Пеллегрино, - когда музыка стихает, негромко спрашивает Эдвард. Привлекает меня к себе, придерживая за талию, и легко гладит спину.
- Лучше мне тоже Сан Пеллегрино, - улыбаюсь, верно оценив свои силы относительно еще одного бокала. Вокруг уже жарко, а странная легкость, витающая вокруг, лишь усиливается.
- Как скажешь. Подожди меня тут, Schönheit.
Эдвард оставляет меня в уютном уголке зала, как раз возле огромного окна. Рассматриваю сад, повернувшись лицом к оконной поверхности, изучая переливы фонариков на идеально выстриженных кустах. Еще здесь есть клумбы, но они пустуют – октябрь. С редких деревьев опадает разноцветная листва, ветер выкладывает ее в необычные узоры.
Легкая вибрация проходит по всей длине моего клатча. Мобильный, оживая впервые за весь вечер, подсвечивает на дисплее незнакомый номер. Я не имею представления о наборе цифр, которые вижу, но мне почему-то кажется, что где-то они уже мне встречались. Именно в такой последовательности.
- Да?
- Fehler sind teuer. Bewusste Fehler sind noch teurer. Vertraue dem Schürzenjägernicht, Bella, du wirst ganzer sein.
Быстрый и эмоциональный поток слов низким голосом, непонятно, мужским или женским, атакует меня с первой же секунды ответа. Не убеждаясь ни в том, понимаю ли я, что он говорит, мой собеседник резво заканчивает свою тираду. На английском, словно бы издеваясь или же подчеркивая какой-то особенно важный момент, говорит лишь:
- «The Macallan», виски. Все сама увидишь.
А потом отключается. Я даже испугаться не успеваю.
В абсолютной растерянности замерев посреди зала, то и дело перевожу глаза с подсвечиваемого сада по ту сторону окна и ярко освещенные стены перед ним, рядом со мной. Белый шум разговоров вокруг и тихо играющей музыки меня раздражает.
Оборачиваюсь, оставив окно позади и высматривая Эдварда у столов с аперитивом и напитками. Держу мобильный в руке, толком не понимая, класть мне его обратно в клатч или нет. Что, черт подери, только что произошло?
Однако вместе лица Каллена вижу другое. Еще более знакомое, но совершенно неожиданное здесь.
Элис, судя по всему, тоже до глубины души поражена нашей встречей. Но она владеет собой лучше. Сменяет изумление на удивленную, а все же улыбку, быстро подходя ближе ко мне.
- Белла! Да ладно, какими судьбами?
Оглядывает мой наряд, словно бы только что его заметив. Особенно подмечает ярко-алую помаду. Элис знает, что я крайне редко использую такой оттенок.
- Ты умопомрачительно выглядишь! – восторженно сообщает, легко похлопав меня по плечу. - Просто божественно, Белла, как с обложки! Вау.
Никак не могу совместить две реальности – этот вечер и присутствие подруги. Элис, мне кажется, это понимает.
- Расскажешь, почему ты здесь? Новое задание от Эммета?
Упоминание моего редактора помогает привести себя в относительное, но чувство. Прячу телефон в клатч, подумаю обо всем этом позже. Сосредотачиваюсь на Элис.
- Я здесь с Эдвардом, - объясняюсь, подмечая, что на девушке темно-фиолетовое платье-футляр и минималистический, но очень красивый ювелирный набор из белого золота. Ей крайне идет. – Он пригласил меня, вот и... а ты? Боже, никогда бы не подумала, что мы можем здесь встретиться.
- Берлин – маленький город, так Эддер говорит, - она посмеивается, подступая ко мне ближе и некрепко обнимая. – Я помогала с организацией, только что пришла. Это ведь мой корпус, Белла. И наш проект о Холокосте.
- Точно, твой корпус, - оглядываю высокий потолок и массивные двери, поражаясь тому, как не поняла столь очевидное с самого начала, - тут красиво, масштабно даже. Кстати, ты тоже восхитительно выглядишь, Элис.
- Примеряю образы для Эммета, - весело усмехается она, делая глоток своего темно-лилового коктейля, что держит в руках. – Здорово, что твой бойфренд пригласил тебя. У нас обычно классные мероприятия. Тебе нравится?
- Да, все просто чудесно. Я тоже рада, что получилось прийти, пусть и вышло это немного спонтанно.
- Я не буду смущать тебя больше прежнего, Белла, - Элис, еще раз придержав мою талию, отстраняется, крепче перехватывая коктейль, - получай удовольствие от вечера, а в пятницу обсудим все детали, как тебе идея?
- Неплохая. Но Эдвард скоро вернется – может быть, хочешь познакомиться с ним? Может, вы и знакомы, его здесь, похоже, многие знают, но все же.
- Если ты не против познакомить меня, - Элис обрадованно, задорно улыбается, оглядываясь в поисках Каллена. Но к нам пока никто не подходит.
- Он помогает Красному Кресту? Учился в этом университете, раз его знают? Чем, ты говорила, он занимается?
- Не говорила, думаю. Искусственный интеллект автомобилей. И еще некоторая организаторская работа. Если честно, я не так много об этом знаю.
Элис прищуривается, оглядев меня с ног до головы.
- Ты еще что-то о нем не знаешь?
Улыбаюсь ей, раздумывая над ответом. Но позади подруги вижу Эдварда, возвращающегося с двумя бокалами минеральной воды. Он выглядит серьезным и немного расстроенным до тех пор, пока не замечает мой взгляд. Улыбается краешком губ, немного ускоряясь. Аккуратно обходит Элис, отдавая мне один из бокалов.
- Спасибо, - забираю у него воду, воспользовавшись преимуществом ношения каблуков и умудрившись легко поцеловать в щеку без лишних движений. На его коже все же остается легкий красный след, зато выражение лица становится мягче. Эдвард придерживает меня за талию, кивнув.
- Не за что, Schönheit.
- Элис, это Эдвард. Эдвард, моя лучшая подруга – Элис, - отрываюсь от мистера Каллена, представляя их с девушкой друг другу. Теплые карие глаза Элис, замерев на лице мужчины, округляются. Она смотрит на меня, а затем на него, нашу позу, отступая на шаг назад. Куда-то пропадает дружелюбная улыбка.
- Эддер?
Теперь мой черед удивиться. Более того – окончательно потерять нить повествования. Я помню, кого Элис называла таким именем в последний раз.
Эдвард, с ненаигранным недоумением глядя на девушку, озабоченно оглядывается на меня.
- Здравствуй, Элоиз.
- Вы знакомы? – потерянно зову я, не понимая, действуют так коктейли или же я просто одурачиваю сама себя. Не может же такого быть. Не может, никак. Невозможно.
Эдвард тихо вздыхает, внимательно посмотрев на нас обеих. Объясняет:
- Это моя дочь, Изабелла. Элоиз Ивонн. Элис.

Спасибо за терпеливое ожидание и прочтение. Глава вышла по-настоящему масштабной, но события рано или поздно должны были к такому следствию привести. С удовольствием обсудим на форуме или здесь. История оживает, когда мы о ней говорим :)

Предыдущая глава