Как мне удалось пережить последние три недели учебы, до сих пор остается для меня загадкой. Оглядываясь назад, я понимаю, что почти ничего не помню из этого времени. Мой средний балл аттестата и так уже был достаточно высок, и я могла выбраться из этой школьной рутины.

На следующий день после ухода Эдварда пришла Роуз, узнавшая от Эммета о моем плохом настроении. И я наконец во всем ей призналась. В ее жизни не было ничего подобного. Она не понимает, как я могу быть настолько опустошена из-за ухода парня, с которым «целовалась от силы пару раз». Тем более что он мой учитель, что для нее «просто гадость». И так Розали практически забила последний гвоздь в гроб нашей дружбы. В этом не было сарказма или горечи, но теперь я окончательно осознала, насколько мы с Роуз далеки друг от друга. И она тоже это понимала. С этих пор мы хорошие приятельницы, не более.

А Элис осталась со мной. Ей удалось заполнить пустоту, оставленную Роуз, она окружила меня своей поддержкой и заботой. Большую часть времени Элис проводила у меня дома, не позволяя мне свернуться в комок боли. Мама замечает ее круглосуточное присутствие в нашем доме, но её это не раздражает, наоборот, она довольна. Элис – удивительнейшее существо, сумевшее очаровать ее тем, чего у моей матери даже со всем ее желанием и стремлением никогда не будет. Основную роль тут сыграла финансовая состоятельность моей подруги. Ее семья не заработала свои капиталы вложениями в ценные бумаги, как это сделал Фил; они не были инвестиционными банкирами, как родители большинства наших одноклассников. Брендоны унаследовали свое состояние. Деньги Элис заработали ее предки. Поэтому даже немного необычно, что она учится в Спенсере. Дети из таких семей обычно обучаются на дому с репетиторами. Но мать подруги слишком занята прожигаем собственной жизни в Европе, чтобы заниматься воспитанием дочери. Ее растила то одна няня, то другая, а потом мать устроила Элис в самую дорогую частную школу на Манхеттене и предоставила ее самой себе.

Родословной Элис было достаточно, чтобы она стала настоящим золотом в глазах моей матери. Рене будет счастлива поладить с ней, поэтому всячески поддерживала мое стремление проводить с Элис все свободное время. Именно по этой причине моя мать, не моргнув глазом, согласилась отпустить меня, когда Элис рассказала о своей поездке в Европу летом после окончания школы и позвала меня с собой. К тому же моя мать собиралась перебраться в наш дом в Хэмптоне, поэтому можно сказать, что она даже не заметит моего отсутствия. Жалкое утешение, конечно, но, по крайней мере, мы с Элис есть друг у друга.

После окончания школы я провожу еще две жалкие недели на Манхеттене, прежде чем отправиться в поездку. И все это время я гуляю по галереям Метрополитена от их открытия и до закрытия. Именно там, за исключением своей квартиры, я чувствую себя ближе к Эдварду. Там я могу закрыть глаза и представить, что он в следующем проходе, тоже смотрит на картину, а когда я открою глаза, он будет стоять рядом, восторгаясь красками или чему-то еще. Но, конечно, он никогда не появлялся. Ушел – значит ушел. Я не вижу его. О нем не слышно ни слова. Его след простыл.

И все же, проводя бесконечные часы среди картин, я прояснила для себя один вопрос. Подавая заявление на поступление в Браун, я не указала специальность. Я подумывала взять английский или другие гуманитарные науки. Специальность мне не важна, она, скорее всего, мне даже никогда н понадобится. Но перед нашим с Элис отъездом в Европу я уведомила Браун, что выбираю своим профилем историю искусств. Может, я и не Эдвард, но у меня еще есть то, что он оставил позади. У меня есть искусство. И я не откажусь от него.

Элис всегда знает то, что мне нужно. Она бесконечно терпелива ко мне: позволяет мне переболеть своими чувствами. Но когда она ощущает, что я на пределе, подруга мягко, но твердо демонстрирует мне, что нужно закрыть дверь в прошлое, забыть и идти вперед. Я не в порядке. Прошло слишком мало времени, а произошедшее слишком болезненно, чтобы быть правдой. И все же Элис настаивает, что нужно встать и стряхнуть с себя груз прошлого.

Европа оказалась не гедонистической свалкой, какой я ее себе представляла. Мы с Элис останавливаемся в очаровательных городах и гуляем по милым маленьким бутикам ради Элис, а ради меня — по бесчисленным музеям. Все это время она ко мне так добра, поэтому я стараюсь всегда быть с ней рядом. Я поддерживаю разговор за ужином, а потом мы вместе валяемся на кровати и с помощью путеводителей планируем дальнейший маршрут. Я делаю все возможное, чтобы отблагодарить ее за все усилия собрать меня заново, пусть я сейчас вот-вот рассыплюсь на кучу мелких осколков. После месяца, проведенного в Европе, Элис уже не нужно быть настороже, чтобы в любой момент оказаться рядом и утешить меня во время очередного срыва. Я могу прожить день без слез.

И только ночью в собственном номере в постели с выключенным светом я позволяю себе погрузиться в раздумья. С распахнутыми объятиями мое сознание приветствует воспоминания об Эдварде. Я прошу их возвращаться и оставаться со мной. Как бы они ни убивали меня, я не хочу ничего забывать. В голове снова и снова оживают картины прошлого. С закрытыми глазами перелистывая страницы этой книги, я только желаю прижать ее к себе и просто помнить его. Хочу помнить его волосы и плечи, несколько его маленьких веснушек и длинные темные ресницы. Хочу запомнить его искусство, слова и улыбку. Хочу запечатлеть в памяти форму его пальцев, запах кожи и вкус губ. И никогда не хочу забывать. И не забуду.

Мы отправились в Дублин, который так любит Элис, и в итоге провели там последние недели нашего лета. Такой ритм жизни идеально мне подходит. Мы поздно ложимся, а потом берем небольшие однодневные экскурсии во второй половине дня или просто сидим в парке и читаем. Ужинаем, затем отправляемся в соседний паб через дорогу от нашего отеля и напиваемся в тепле и комфорте, прежде чем под утро вернуться в собственные номера.

Я стараюсь не думать слишком много и просто наслаждаться временем, проведенным в Дублине с Элис. В пабе мы подружились с барменом по имени Шивон. У нее прекрасное чувство юмора, и она бесконечно веселит Элис, а подруга в ответ с радостью шутит вместе с ней. Я же счастлива просто слушать их болтовню. Почти каждую ночь после рабочего дня к нам присоединяется Райли, брат Шивон, и с ним мы тоже подружились. Мне не хочется заводить столько новых знакомств, но еще больше я не хочу расстраивать Элис своим печальным видом, поэтому я стараюсь изо всех сил. Кажется, у меня получается. В ночь перед полетом домой я извиняюсь и пораньше ухожу к себе. Тогда Райли, соскользнув со стула, предлагает проводить меня до гостиницы. Я хочу вежливо ему отказать, но под грозным взглядом Элис не могу сказать этого. Поэтому позволяю ему проводить меня через дорогу. Я поддерживаю нашу непринужденную беседу, пока мы не оказываемся у двери. В этот момент он делает шаг вперед и склоняется к моему лицу, а я, замерев, позволяю ему поцеловать себя.

Тогда я окончательно осознаю, что Эдвард что-то во мне сломал. Я спрятала его в коробочку внутри себя, запутавшись в его сетях и не в состоянии освободиться. Последние несколько недель я продолжаю жить дальше, однако лучшая часть меня прячется в этой коробочке под стражей призрачного Эдварда.

Гладя мои волосы, Райли улыбается и обещает увидеться со мной завтра. Я знаю, что должна сказать что-то в ответ. Он хороший милый парень с чудесным акцентом, который я могла бы слушать вечно. Но меня нельзя назвать той, кого он действительно хочет. Поэтому я улыбаюсь в ответ и желаю ему спокойной ночи.

На следующий день я уговариваю Элис вернуться домой пораньше.

Все налаживается, когда в сентябре я отправляюсь в Браун. Фил хочет купить мне квартиру в Провиденсе, но я настаиваю на общежитии. Моей соседкой оказалась высокая стройная девушка Шарлотта, изучающая британскую литературу. Она спокойная и уверенная в себе, знакома со многими здесь, словно она не первый год учится в университете. Я же не знаю никого, но, наверное, это к лучшему. Меньше давления. Я никому ничего не должна. Какое-то время мне просто хочется пожить для себя.

Я с головой погружаюсь в учебу, а по выходным мы с Элис встречаемся либо в Провиденсе, либо в Беннингтоне, где живет она. Она все еще остается моей самой близкой подругой, но ей уже удалось проделать колоссальную работу для погружения в общественную жизнь колледжа. Она будет со мной, пока я не повторю ее подвиг.

В основном я дружу с ребятами со своего направления. Мы вместе ходим в бары и выпиваем столько пива, чтобы «отрываться по полной», но не достаточно, чтобы «наклюкаться». В конце концов, мы специалисты в области истории искусств. Со мной учится несколько девушек. Мы ходим в кафе после занятий и вместе заучиваем даты создания произведений искусства перед тестами. Иногда вместе обедаем. Такие посиделки можно назвать спокойной интеллектуальной версией девчачьих вечеринок. И этого мне вполне достаточно, чтобы чувствовать себя социально-активной.

Сложно признаваться себе в этом, но в первый год я повсюду высматриваю Эдварда. Часть меня ожидает, что сейчас, когда я в колледже, вдали от семьи, он найдет меня. Каждый раз, видя парня примерно такого же роста или с волосами того же оттенка, мое сердце замирает. И когда приходит осознание, что это не он, становится еще больнее. Возвращаться домой в Нью-Йорк на выходные становится тяжелее, потому что я подозреваю, что он находится где-то на просторах этого безликого города. Все эти дни я провожу с затаенным дыханием, надеясь столкнуться с ним на каждом углу и одновременно боясь этого. Но все это не имеет никакого значения, потому что этой встречи никогда не произойдет. Он просто исчез, вычеркнув себя из моей жизни, как будто его в ней никогда и не было.

Разделяющее нас с мамой расстояние действует на меня так расслабляюще, что большую часть выходных я провожу в университете, держась подальше от Нью-Йорка, от нее и от страшного отсутствия там Эдварда. Рене никак не комментирует мое отсутствие дома, а вот Фил, кажется, слегка разочарован. У меня никогда не было особо доверительных отношений с отчимом, но, стоило мне уехать учиться в колледж, он начал делать нерешительные и зачастую безуспешные попытки выполнить свой родительский долг перед ребенком-студентом. На первом курсе на Рождество он подарил мне гладкую серебристую новейшую модель «Вольво», заказав доставку прямо в кампус. Фил забыл, что я не умею водить машину, если вообще знал об этом.

Весной парень из моего класса современных искусств приглашает меня на чашечку кофе, и я, послушав голос Элис в своей голове, соглашаюсь. Подруга так обрадовалась, услышав мой рассказ по телефону. И я снова дала свое согласие, когда он позвонил и пригласил меня на ужин. Мы встречались три месяца, пока он не сказал мне, что чувствует, что я не подпускаю его слишком близко к себе. Конечно, в этом он прав. Никто не сможет вновь пробиться через стену и пробраться к моему сердцу. Но об этой части я умалчиваю. Мы расстаемся, я отпускаю его, сбросив камень с души.

По этой накатанной дорожке я провожу следующие четыре года.

Со мной все в порядке. Не хорошо, но терпимо. Моя жалкая история свиданий – свидетельство моей абсолютной безнадежности. Я не могу встать и продолжать жить без напоминания себе об этом. Я усердно учусь в колледже. Даже есть редкие краткие моменты, когда я действительно наслаждаюсь своей жизнью.

Лишь искусство всегда приносит мне какой-то истинный покой. Оно бледная замена Эдварда. Но если он и должен был оставить мне в наследство что-то вместо себя, то это лучшее, что я могла пожелать. Во-первых, искусство помогает мне по-прежнему чувствовать себя ближе к нему. Но примерно через год с помощью искусства я стала ощущать гармонию с собой. Я никогда не была так счастлива, как во время прогулки в одиночестве по картинной галерее. Каждый раз, оказываясь в музее, неважно, большом или маленьком, я закрываю глаза и вздыхаю, наконец, ощущая себя на своем месте. Я учусь погружаться в себя и свои маленькие повседневные заботы в мазках и светящихся слоях краски из прошлого. Я заполняю свою голову художниками и движениями, стилями и этапами развития художеств. Это всепоглощающе и успокаивающе.

В процессе обучения я проявляю некоторый интерес к художественной реставрации, но как только мама понимает, что реставрация включает в себя пылезащитную маску и перчатки и вообще работу руками, она решительно отговаривает меня отказаться от дальнейшего изучения этого курса. Моя степень ограничилась историей искусств и архитектуры. Выпускаюсь из колледжа я с отличием, потому что мои курсовые работы лучшие и у меня невероятно высокий средний балл.

После окончания университета я возвращаюсь в Нью-Йорк, еще не совсем понимая, что с собой делать. Я рассматриваю как вариант обучение в магистратуре, но Фил и Рене делают все возможное, чтобы отговорить меня от этой затеи. Я все еще смогу отучиться позже, и Элис хочет сделать перерыв: она заговорила о повторной поездке в Европу. Может, мне хочется именно этого. Может, мне нужно именно это. Может, мне нужна работа. Я не знаю.

У меня нет серьезных планов, но все же я складываю свои вещи в хранилище и перебираюсь в квартиру на Ист-Энд-Авеню. Думаю, Фил, как и всегда, будет очень занят, а мать останется в Хэмптоне, так что у меня будет много свободного времени, чтобы за лето придумать план действий.

Кроме того, я скучаю по музеям Нью-Йорка. Я представляю, как несколько месяцев буду в одиночку медленно гулять по галереям. Элис не понимает, как я могу целыми днями в одиночестве рассматривать картины. Мы вместе посещали музеи – это настоящая комедия контрастов. Я стою перед картиной, молча изучая ее и впитывая в себя. Элис стоит рядом со мной секунд сорок, склонив голову набок. На этом ее терпение заканчивается, и ей срочно нужно с кем-нибудь поговорить. Подруга знает, что в такие моменты меня разговорить невозможно, поэтому она болтает с охранниками, проходившими мимо пенсионерами, мамами с колясками: всеми несчастными, попадавшимися на ее пути. Именно поэтому я беру ее с собой очень редко. Ей гораздо веселей встречаться за мной во время распития спиртного, так что такова наша рутина.

Так кончается моя первая неделя после возвращения в Нью-Йорк. Днем я чахну в музее Уитни, рассматривая выставку О’Киф. Я отвлекаюсь от жизни, целиком отдаваясь чувствам и проводя весь день в одиночестве в музее. Из-за этого я теряюсь в собственном разуме: в хорошей его части. И именно поэтому вздрагиваю, войдя домой и найдя на кухне двух женщин в форме, усердно что-то готовящих. Ни одна из них не подняла глаза, когда я вошла, что навело меня на мысль, что они должны быть здесь. Они выглядели спокойными и точно знающими, что и зачем они делают. Кажется, я единственная, кто ничего не понимает.

— Изабелла! Мы недоумевали, куда ты сегодня уехала!

Фил спускается вниз по лестнице ко мне. Я так редко встречаюсь с ним здесь, что сначала даже никак не реагирую. Он все еще в офисном костюме, но без галстука, пара верхних пуговиц рубашки расстегнуто. В свои пятьдесят пять он прекрасно выглядит: загорелый и подтянутый, а в его светло-каштановых волосах едва виднеется серебро. Он по-прежнему красавец. Добавьте к этому богатство, тогда вы не удивитесь, почему моя мать так отчаянно молодится. Должно быть, женщины легионами увиваются за ним.

— Обычно ты в это время не дома, — говорю я, указывая на очевидный факт.

— Сегодня вечером у нас будут гости, — отвечает он так, словно это все объясняет. Но ничего не прояснилось. Обычно он не показывается вплоть до прихода гостей. Фил продолжает, смотря в мое безучастное лицо: — Очень важный гость. Ты присоединишься к нам?

Мои брови ползут вверх от удивления. Это что-то новенькое. Меня никогда не звали на деловые ужины.

— Уверен, еда будет превосходной, — с улыбкой продолжает он, пытаясь соблазнить меня. Он подмигивает двум женщинам, готовившим ужин на нашей кухне. Одна из них отвечает ему тревожной, но приятной улыбкой. Фил усмехается, в своем роде пытаясь пошутить. Мне нравится такой Фил, он редко бывает таким.

— Хорошо, — говорю я. — Конечно, когда начинаем?

— Напитки подадут в семь, — сообщает Фил и хлопает меня по плечу, словно приободряя одного из своих младших менеджеров. Мы стоим так еще мгновение, не произнося ни слова. Меня поражает, что я знаю Фила вот уже десять лет, по документам он мой отец, и все же нам никогда не удастся наладить нормально общение, потому что для него существует только один способ вести беседы – «корпоративный».

Я выдавливаю из себя натянутую улыбку и чуть отодвигаюсь.

— Хорошо, я пойду, позвоню… эм, Роуз, — говорю я, указывая пальцем в сторону лестницы.

— Хорошо-хорошо, — тараторит Фил. — Передавай ей от меня «привет».

—Обязательно, — отвечаю я. Уверена, отчим даже не знаком с Розали, но он знает ее отца.

Я поднимаюсь в свою комнату и падаю на кровать. Никак не могу решить: стоит ли звонить Роуз, а потом все-таки решаюсь. Роуз поехала в колледж вместе с нами, но в первые же зимние каникулы она уехала в Санкт-Мориц (п.п.: курорт в Швейцарии). И когда пришло время возвращаться в холодный снежный Нью-Хейвен, Йель перестал ее привлекать. Она так и не вернулась, проведя практически все четыре года в поездках по Европе с целой компанией завсегдатаев европейских курортов, тусуясь на вечеринках и прожигая свое наследство. Ей невозможно дозвониться, она никогда не отвечает на сообщения. И все же я стараюсь поддерживать с ней хоть какие-то контакты.

Я набираю ее номер и от шока приоткрываю рот, когда она берет трубку.

— Изабелла?

— Роуз! Как ты? Столько лет прошло.

— О, я знаю. Прости. Я самая худшая подруга в мире. Я такая рассеянная: все время забываю отвечать людям на сообщения или перезванивать, — она говорит быстро и на слишком высоких тонах, из-за чего я решаю, что она под воздействием чего-то.

— Все в порядке. Как… Где ты сейчас? В Италии?

— Нет, я сейчас в Люксембурге, в гостях у друзей. Здесь прекрасно. Изабелла, ты должна приехать!

Я тихонько смеюсь, думая о том, насколько это маловероятно.

— Может быть. Элис собирается поехать в Европу этим летом. Может быть, мы даже сможем пересечься и погулять вместе.

— Было бы круто! Заберемся в какой-нибудь маленький сказочный отель и устроим девичник.

— Звучит здорово, — отвечаю я, прекрасно понимая, что этого не случится. Если мы с Элис все же отправимся в Европу и созвонимся с Роуз, то у нее появятся неотложные планы или она окажется на отдаленном горнолыжном курорте вне зоны досягаемости. Мы все эти годы пытаемся встретиться с ней. — Слушай, ты не думала вернуться в штаты на какое-то время?

Роуз замолкает на минуту и отвечает:

— Зачем мне возвращаться?

Я хихикаю.

— Не знаю, Роуз. Может, потому что ты живешь здесь?

Она вздыхает.

— В Америке абсолютно нечего делать. Мне весело здесь.

— И ты будешь… что? Веселиться? Всю жизнь?

Она заливается светлым и пустым смехом.

— Таков мой план, если мне удастся его воплотить. Слушай, Из, мне пора. Тут пришел кое-кто и…

— Нет проблем. Иди-иди. Я скучаю по тебе.

Она вновь вздыхает.

— Я тоже по тебе скучаю. Приезжай.

— Я постараюсь.

Повесив трубку, я лежу несколько минут и думаю о Роуз. Это действительно ответ? Я слишком сильно стараюсь найти какую-то цель? Смешно подумать, я хочу понять, что делать со своей жизнью? Может, тоже просто уехать в Европу к Роуз и погрузиться в оживленное небытие?

Многие одноклассники из моей школы так и поступили, но мне не кажется это правильным. Начнем с того, что наслаждаться не так-то просто. Не с тех пор, как…

Кроме того, всякий раз, когда я думаю, что могу прожить свою жизнь таким способом, мне сразу представляется неодобрение на лице моего папы. Моего настоящего отца. Он никогда не смог бы понять образ жизни Роуз, а мою жизнь – тем более. Может, это и глупо ждать одобрения от покойника, но иногда кажется, что именно этого я и добиваюсь. Я все еще пытаюсь стать той девушкой, какой я могла бы стать, если бы тогда ничего не случилось. Проблема лишь в том, что этой девушке нет места в этом мире.

Я переодеваюсь в темно-серое платье-футляр без рукавов и спускаюсь вниз в столовую ровно к семи. Стол красиво украшен красными лилиями, стоящими в огромных вазах, и кремовыми свечами, мерцающими в стеклянных подсвечниках. Мама с Филом уже там вместе со своим гостем.

Он моложе, чем я предполагала, может, ему около тридцати. Я ожидала увидеть кого-то возраста отчима. Как и Фил, он в темном костюме, его каштановые волосы аккуратно уложены. Бледная чистая кожа, светлые глаза и угловатые черты лица. На секунду его бледная кожа и высокие скулы напоминают мне… Но закрыв глаза, я избавляюсь от этого видения. Когда я останавливаюсь в дверях, все оборачиваются в мою сторону, точно ожидая моего появления.

— Ах, Изабелла! — восклицает Фил, и все улыбаются. Он протягивает руку, приглашая меня подойти к ним. Я встаю рядом с ним. — Это Алек Уинтерс. Алек, моя дочь – Изабелла.

Фил отворачивается, чтобы передать мне бокал вина, а я протягиваю руку Алеку. Он крепко пожимает ее, что привычно для всех бизнес-друзей отчима. Алек улыбается мне, и я снова решаюсь посмотреть ему в глаза. Он поддерживает наш зрительный контакт. Мужчина очень хорошо выглядит для младшего менеджера. Его широкая улыбка, появившаяся в момент нашего рукопожатия, подсказывает мне, что и он находит меня симпатичной.

Ужин обычно состоит из обсуждения скучных корпоративных сделок. Так как сказать мне нечего, поначалу я помалкиваю. Судя по разговору Фила и Алека, я могу предположить, что наш гость является юным и чертовски удачливым директором другой фирмы, занимающейся венчурным капиталом. Я чувствую рвение отчима, да и сложно не заметить, как Рене из кожи вон лезет, чтобы польстить молодому человеку. Очевидно, Фил пытается заманить его в сети своей компании. Именно поэтому и устраивался этот семейный ужин в домашней обстановке. Они хотят заставить его чувствовать себя особенным.

Вино расслабляет всех, и разговор постепенно ушел в сторону от корпоративных сделок.

— Изабелла, — обращается Алек, удивляя меня. Никто со мной обычно не разговаривают в таких случаях. — Фил рассказывал, что вы только что закончили Браун?

— Да, в прошлом месяце.

— Так кто вы по специальности? — Он смотрит на меня поверх края бокала. Его светлые глаза имеют голубой оттенок. Ярко-голубой и довольно глубокий.

— Я историк искусства и архитектуры, — отвечаю я, теребя салфетку, разложенную на моих коленях.

— И какие планы у вас на будущее?

— Ну, я все еще подумываю о магистратуре, но сейчас беру небольшой перерыв. Думаю, можно подыскать работу…

— Ты же знаешь, у тебя нет необходимости работать, не торопи события, Изабелла, — прерывает меня Рене, окидывая меня пристальным взглядом, хотя ее голос чрезвычайно мил. Видимо, слово «работа» тоже под запретом. Я вздыхаю.

— Наверное, мне просто нужно что-то, что поддержит мой интерес, пока я не решу, хочу ли возвращаться к учебе.

— Это похвально, — вежливо отзывается Алек. Видимо, это благородное желание – работать ради собственного проживания.

Он задает мне еще несколько вопросов о том, понравился ли мне университет Брауна и какой предмет был моим любимым. Я отвечаю, и на какое-то время у нас завязывается легкая приятная беседа. Мой собеседник много улыбается мне. У него голливудская улыбка, а на левой щеке иногда появляется маленькая ямочка. Украдкой я посматриваю на Фила и Рене, с удивлениям примечая, что они не спешат нас прерывать. Я задаю Алеку несколько своих вежливых вопросов. Выясняется, что вырос он в Коннектикуте и поступил в Корнелльский университет. Ему нравится жить в Нью-Йорке, но иногда ему не хватает его заднего дворика, это откровение мне кажется таким милым. Крошечная деталь из личной жизни, которую я не ожидала от него услышать.

Когда вечер подходит к концу, мы втроем провожаем Алека до двери. Я отворачиваюсь, пока он прощается с моими родителями. Затем гость делает шаг ко мне, протягивая свою руку. Я с дрожью принимаю ее, чувствуя, как его вторая рука накрывает мою сверху, из-за чего моя оказывается в тисках.

— Было приятно познакомиться с вами, Изабелла, — говорит он. Мне приятно его внимание. Он хорош.

— Взаимно, — бормочу я, позволяя себе чуть улыбнуться в ответ.

— Надеюсь на новую скорую встречу с вами, — продолжает он, чуть кривовато улыбаясь. Один уголок его рта чуть приподнимается, а выступившая ямочка на щеке заставляет мое сердце пропустить удар. Я очень хорошо знаю, у кого такая же улыбка.

— С нетерпением буду ждать, — отвечаю я, проявляя любезность, но стараясь вложить в свои слова искренность. Его руки еще сжимают мою ладонь несколько мгновений, после чего он отпускает ее и поворачивается к выходу.

Едва за ним закрылась дверца лифта, я ухожу в свою комнату. Мне кажется, что Фил и Рене сейчас начнут делиться впечатлениями об отлично проведенном ужине, и мне не хочется их слушать.

На следующий день я захожу за кофе в Старбакс перед тем, как пойти на выставку карандашных набросков Гойи. Когда я забираю свой напиток, у меня звонит телефон. Я пытаюсь достать его, удерживая горячий кофе, и почти лишаюсь обоих, но мне удается спасти и напиток, и телефон.

— Алло?

— Изабелла?

— Да, — выдыхаю я.

— Хм… это Алек Уинтрес. Я не вовремя?

— Ой, — теперь, услышав имя, я узнаю его голос. Он звонит мне. Это неожиданно. — Эм, нет. Я просто сейчас стараюсь не обжечь себя кофе, а так все хорошо.

Я слышу смешок Алека на другом конце провода.

— Ну, кажется, я мог бы перезвонить в более удобное время, пока ты все-таки не обожглась своим кофе. Но вообще я звоню, чтобы узнать: не хотела бы ты встретиться.

На минуту я замираю, анализируя услышанное. Он звонит мне. Значит, мой номер дал ему Фил. Получается, он знает, что Алек планирует пригласить меня на свидание и, как я понимаю, не против этого. А я? Он довольно приятный парень. Безобидный. К тому же он достаточно смел, чтобы спросить у Фила Дуайера номер телефона его дочери, что характеризует его как инициативного человека. Должна признаться, мне это льстит. И не похоже, что я отвечаю тем же. Учитывая все мои взаимоотношения с представителями противоположного пола с тех пор…

Когда имя Эдварда и его лицо вновь всплывают в моем сознании, я мысленно ругаю себя. Он не оставляет меня. Черт, он так прочно обосновался в моей голове и сердце, что даже спустя четыре года я не могу его забыть. Черт подери, даже крошечные черты, привлекающие меня в Алеке, сходны с теми, что были у Эдварда. Будет ли так всегда? Будет ли его образ всегда где-то близко, даже если он сам не здесь? Это чувство заставляет меня рассердиться. Он же ушел, не оглянувшись назад. Должно быть, я уже превратилась в неловкое воспоминание, если он вообще помнит меня.

— Да, с удовольствием, — отвечаю я Алеку. — Здорово звучит. Просто назови день.

Мы назначаем встречу на следующий день во время обеденного перерыва Алека, меня вполне все устраивает. Будет меньше давления, если ему придется срочно вернуться на работу. Несколько недель спустя после полдюжины ужинов-свиданий, нежных пожеланий «спокойной ночи» и поцелуев он рассказал, что принял предложение Фила присоединиться к «Дуайер Фонд». И тогда я понимаю. Я являюсь частью их сделки. Когда Фил пригласил меня на тот ужин, когда они не вмешивались, позволяя Алеку продолжать беседу со мной, когда Фил беспрекословно дал ему мой номер телефона… я лишь приятный бонус к сделке, предложенной Филом Алеку. Да, это работа и деньги, а в придачу партнер получит и дочку генерального директора.

Целый день я злюсь, но никак не могу обвинить во всем Алека. В конце концов он не знал об их планах. Я же не была вписана в их договор или что-то в этом роде. Мама с Филом просто хотели дать ему шанс встретиться со мной и, если он заинтересуется, позволить ему продолжить общение со мной. Дальше Алек действовал уже сам. Но в этом случае родители рассматривают меня не более как актив, который можно использовать в нужный момент. К этому времени я едва ли ожидала от них чего-то большего. Да и мне нравится Алек. Он очень занят, из-за чего часто отвлекается, но когда его внимание полностью сосредоточено на мне, он становится внимательным и любезным.

Так что я продолжаю встречаться с ним. Всеобщее счастье при таком раскладе видно невооруженным глазом. Даже Элис после единственной встречи с ним согласилась, что он очень мил. Алек работает часами напролет, так что у нас не так много времени на общение. Но подруга думает, что все хорошо, потому что я, наконец, заинтересовалась хоть кем-то серьезно. Мне так легко плыть по реке всеобщего одобрения и хороших пожеланий. Кажется, в это время даже мама счастлива находиться рядом со мной. Он нравится всем; мы нравимся всем. Нам хорошо вместе, и все это говорят. Так как я пошла по пути наименьшего сопротивления, передо мной открывается множество перспектив. Я всегда чувствовала себя ошибкой, не от мира сего. С Алеком я, кажется, нашла свою нишу и свое призвание. С ним в моей жизни появляется смысл. С ним я чувствую, что принадлежу ему.

К сентябрю мы помолвлены.

---

Перевод: Furiae
Редактура: little_hamster