Новый план

Их уже ждали на границе земель, в месте, где когда-то Рамзес впервые вступил на землю Муфасы. Это была большая поляна на обрыве холма, что высился над речушкой, отделявшей собственно Земли прайда от чужих или, как их еще звали, Внешних земель. Вниз к броду вела тропинка, которую и перекрывали, стоя, Сараби с Симбой и Рамзес. Львицы сидели полукругом справа от них, стараясь не смотреть на подходящих к ним Шторма и его спутников. Рафики стоял сбоку, опираясь на свой посох. В небе появился ястреб. Он сделал круг и приземлился на плечо Шторма:
– Я выполнил ваше поручение, сир. Будут указания?
– Спасибо, Макс. Наконец, мы снова вместе, Макс. Идешь со мной?
– Как скажете, сир.
Шторм и его спутники вышли на поляну перед прайдом и остановились. Триша шепнула на ухо:
– Если не хочешь говорить с ним, позволь нам с Витани сделать это за тебя.
– Нет, Триша, – покачал головой Шторм, – там мой отец, Рамзес. Я должен пройти через все, хоть и будет тяжело. Не вмешивайтесь, не надо.
Он подошел к отцу и нежно коснулся его гривы:
– Здравствуй, папа! Не так я хотел тебя встретить.
Рамзес оглядел стоявшего перед ним и невольно издал тихий возглас, в котором была и боль от вида сына, и радость долгожданной встречи. Перед ним стоял сильно похудевший лев с изможденным лицом, глубоко рассеченными ушами и кровавого цвета пятнами на шкуре, из-под которой рельефно выступали не только мускулы, но и ребра. На мгновение показалось, что перед ним и не сын вовсе, а лишь его измученная тень. Но глаза – они были прежними: большими, живыми и решительными.
– Обними покрепче, Айзек, – ответил Рамзес и сжал сына в своих объятиях, похлопывая правой лапой по плечу: – Заждался тебя.
– Думаю, ты уже в курсе и всю историю им сам рассказал, – Шторм, немного отстранившись, кивнул на Симбу и опустил глаза: – Да, я ухожу.
– Давай все обсудим, – сказал Рамзес, – Не принимай поспешных решений.
– Как ты правильно сказал, папа, – ответил Шторм, – поспешное решение принято. Но не мною – им. – И указал лапой на Симбу.
Тот виновато ответил:
– Прости меня. Я был несправедлив к вам. Но все исправлю. Твой дом здесь, ты не должен уходить.
– И как же ты, Симба, – ироничным тоном спросил Шторм, – хочешь все исправить?
– Я беру все свои слова обратно. Ты член нашего прайда, а я несправедливо осудил тебя. И ныне отменяю свое решение.
– Да-а?! Вот как?! – воскликнул Шторм. – Все просто!
– Я Король, – ответил Симба, отводя взгляд. – Я был неправ, но исправил свою ошибку. И прошу у тебя прощения.
Шторм помолчал мгновение, а затем ответил:
– Ты ещё больше разочаровываешь меня. Ты кое-что забыл.
– Что? – спросил Симба упавшим голосом.
– Ты изгнал нас и сказал, что это твое окончательное слово и обжалованию не подлежит, – ответил Шторм. – Королевское слово! Это закон, а его нельзя так просто отменить другим словом. Даже если оно королевское.
– Так что я должен сделать?! – почти взмолился Симба.
– Ты ничего не можешь сделать, – отчеканил Шторм.
– Почему?!
– Изволь, объясню тебе, – холодно ответил Шторм. – Ты приговорил меня и Витани к изгнанию. Ты был несправедлив и сам это признал. Но отменить свой приговор ты так просто не можешь, потому… потому что я с ним согласился. Я не хочу оставаться. Я мог бы доказать тебе все уже давно. Вот мой главный свидетель стоит. Но сейчас я только одного хочу: чтобы вы дали мне спокойно уйти.
– А как же твое обещание моему отцу? Твой союз с ним? – спросил Симба.
– Ты отменил его, – последовал ответ. – Ведь ты – Король, наследник и вправе это сделать. Насильно мил не будешь.
Тут вмешалась Сараби:
– Я помню день, когда ты впервые пришел к нам, как будто это было вчера. Ты же был тогда так рад. Я видела это. Рамзес сказал, ты любишь нашу землю.
Шторм обернулся и со слезами почти крикнул:
– Я и сейчас люблю! Для меня нет земли лучше, чем эта!
– Так почему ты хочешь уйти?! – спросила Сараби. – Тебя никто не гонит. Ведь все изменилось. Мой сын просит прощения, хочет все исправить. Почему же не оставляешь шанса, Шторм?
Тот помолчал мгновение, потом сказал:
– А вы можете вернуть вчерашний день? Сделать меня таким, каким я был раньше?
– Айзек, ты же знаешь, что это невозможно, – вмешался Рамзес. – Ты можешь объяснить толком все же, почему хочешь уйти, когда нужен здесь?
Шторм вздохнул и сказал:
– Попробую, но не так, чтобы уж совсем прямо. Я сначала расскажу кое-что.
– Про наш прайд? – уточнила Сараби.
– Да, – кивнул головой тот и начал. – Есть львица, которую все считали ненормальной или, по крайней мере, странной. Она часто уходила к границе и была там одна.
– Триша?! – выдохнула Сараби
И лев поведал её историю так, какой ныне видел и чувствовал: молчаливое, безропотное, непонятное существо, обезличенное своею кротостью, на первый взгляд бесхарактерное и слабое, глухо страдало где-то там у себя в пещере и не жаловалось. А если бы оно и пожаловалось, хотя бы в бреду, то другие львицы просто подняли его на смех. Или того хуже. А потому помогало всем, о чем ни попросили бы; было одной из лучших охотниц. И лишь оставаясь наедине с собой, уйдя подальше от всех, позволяло предаться своим несбыточным мечтам о большой любви. Но однажды все переменилось.
Шторм подошел к Трише и поцеловал её, а затем посмотрел на своего отца:
– Помнишь, папа, я говорил тебе о предсказании Рафики. Муфаса тогда посмеялся и сказал, что оно не имеет смысла. Действительно, тогда оно звучало более чем странно. Меня спасать и утешать?! Однако, как видишь, исполнилось в точности. Именно она спасала меня вчера! И я понял, что Триша – именно та, которую я так долго ждал.
В воздухе повисла гнетущая тишина, лишь изредка прерываемая резкими порывами ветра, словно над поляной летал тихий ангел-лев, шевеля своими крыльями гривы стоявших под ним львов. Шторм сделал паузу, собрался с мыслями и продолжил:
– Но не только слова Рафики нас роднят, папа. Мечты! Мы выжили во враждебном окружении только благодаря им и вере в то, что когда-нибудь они исполнятся. Тришу не волновало то, что о ней думают другие. Она мечтала, верила и ждала меня. Я же выживал мечтою об обещанном Муфасой будущем. Об этой земле. О своей семье. О том, что я выполню тут с честью свою миссию, что Симба когда-нибудь превзойдет своего отца. И он его превзошел….
Шторм встретился взглядом с королем; его глаза ничего не выражали, поражая своей отрешенностью от всего происходящего. Он молча принимал все выпады, ничем не отвечая.
Обличавший рассказчик тем временем продолжил:
– Но это еще не все, – он подошел к Сараби и посмотрел в её глаза так, что она внутренне съёжилась, ожидая от этого «не все» всего плохого. – Моя служба тут началась давно, еще в Долине, с истории Муфасы.
– Какой истории Муфасы? – выдавила львица, ощущая вползающий в душу страх неизвестного разоблачения прошлых тайн.
– Которую он, Сараби, мне рассказал и спросил совета, – ответил Шторм, не сводя с Сараби глаз. – Так полушутя, полусерьезно. Ты же знаешь, мы много болтали о том, о сём. Чаще всего обсуждали то, каким должен быть идеальный король. Перед своим возвращением сюда, Муфаса рассказал мне историю про двух братьев. Один был сильнее, другой – умнее. Первый должен был стать королем. Так решил его отец, не желавший делить королевство, ибо оно было слишком маленьким. Как я теперь понимаю, второй узнал об этом, подслушав разговор брата способом, каким Триша видела меня в день представления Симбы. И постоянно хотел доказать, что не хуже первого брата.
При этих словах глаза Сараби округлились, она тихо произнесла:
– Боже, ты все знаешь?! Зачем он тебе рассказал?!
– Он не называл имен, но я все понял, – кивнул головой Шторм, – Так вот, рассказывал Муфаса, в детстве они дружили с одной львицей, всюду были вместе. И та пообещала однажды выйти замуж за второго брата – того, что не должен был стать королем.
– Это были детские мечты! – на глаза Сараби навернулись слезы; её сердце сжалось и тут же разжалось со страшной, пронзительной болью.
– Да, – продолжал свое наступление Шторм, – мечты. Только ты забыла, что Шрам тоже мечтал. О тебе! Ты же не сдержала своего слова.
– Замолчи! – Сараби зажмурилась; сжавшись в комок и склонив голову к земле, она более ничего не хотела слышать об этом прошлом: – Ты не смеешь обвинять меня! Это не я, а он предал нас!
– Я знаю, Сараби, и не обвиняю, – успокаивающим тоном ответил Шторм. – Но поясню тебе то, что спросил Муфаса, и что ответил я. Два брата выросли и оба любили одну и ту же львицу, с которой были с детства знакомы. И та обещала выйти замуж за второго. Но полюбила в итоге первого. И вот Муфаса спросил меня, что делать первому брату, или, скажу прямо, ему самому: последовать за своим сердцем и жениться на любимой львице или оставить её, помня о брате и этом детском обещании. Знаешь, что я ответил ему?
Сараби едва не зарыдала:
– Прошу, замолчи! Замолчи!
– Айзек, ты переходишь грань, – упреждающе сказал Рамзес. Он, как и все, уже давно понял, что Шторм говорит о любви Сараби, но к чему он клонил свой рассказ?
– Я ответил Муфасе, что первому брату следует отказаться от львицы, даже порвать с ней, – заявил, сделав на мгновение паузу, Шторм.
– Что?! – Сараби резко выпрямилась и посмотрела на него мокрыми и недоуменными глазами.
– И он так же спросил, – сказал тот. – Я объяснил Муфасе, что иногда приходится наступать на горло собственным чувствам. Я сказал, что если первый брат отберет львицу у второго, то произойдет трагедия, последствия которой непредсказуемы. У первого брата есть королевство по наследству, которого не будет у второго, но у второго есть львица, которой, как он полагал, не будет у первого. Таким образом, богатство и мир каждого будет уравновешен; каждый обладает чем-то недосягаемым для другого. Но если первый женится на этой львице, то у второго не будет ничего. Все его мечты рухнут. Он будет считать себя преданным теми, кого он любил. И тогда ничто не удержит его от мести. Он может убить. – Шторм перевел дух. – Я предупреждал Муфасу, но он не послушался. Когда я пришел, то предложил избавиться от Шрама, выгнать его. Ибо от него уже тогда исходила прямая угроза. Но и тогда не послушались меня. Я ушел защищать вас от аутсайдеров, но не смог упредить предательство Шрама. Страшная боль, я знаю это на своей шкуре, поселила в его сердце ненависть. А затем и сумасшествие.
– Зачем ты все это рассказываешь? – тихо спросила Сараби.
– А затем, чтобы вы поняли, почему я не могу остаться, – ответил Шторм. – У меня были мечты, я доверял вам, верил в разум и справедливость Симбы, жизнь был готов отдать за вас. А вчера вы разрушили мой мир, сожгли мое сердце дотла. Я дважды был предан на своей земле! Вы отвергали меня, как и Тришу. Отделили стеной, через которую боялся перейти мой сын. Вы уничтожили мои мечты и веру именно тогда, когда я пытался доказать вам свою преданность! Есть такая пословица: друг познается в беде. Я пришел к вам на помощь вчера без всяких условий. И едва остался жив: Саманья мог прикончить меня, но мне повезло. А меня осудили. За что?! Когда Триша тащила на спине, я спрашивал, почему Бог дал мне выжить? Неужто для того, чтобы затем быть так униженным и растоптанным?! О, лучше бы я умер прямо на поле боя! Лучше бы меня бросили в канаву на растерзание грифам – мне бы и тогда было не так больно, как сейчас! За что мне такие страдания, за что?! Чем я заслужил это, Сараби, скажи мне?! Я всегда жил ради вас, помогал даже тогда, когда вы этого не знали. Верил в вас, любил вас, считал своей семьей! А теперь я чувствую то же, что и Шрам! Что и ты, Сараби, когда узнала, кто убил Муфасу и покушался на Симбу! Кто отнял у тебя твои мечты и разрушил твою счастливую жизнь. Ты простила Шрама?!
– Что?! – не ожидала вопроса Сараби.
– Ты простила Шрама?!
– Но....
– Я так и думал! – Шторм окинул взором всех присутствующих. – Ты еще не готова простить его. Что же тогда просишь меня простить Симбу публично, который, хоть и не убил меня, но заставил страдать не меньше?! Причем на следующий день.
– Но ты не Шрам! – вскричала в отчаянии Сараби.
– Да-а?! Посмотри тогда на мое лицо внимательнее, – Шторм приблизился к ней вплотную так, что та оказалась в тени. – Я уже иду по его пути. Мне только ненависти не хватает! Поэтому мне нужно пожить где-то, где раны заживут. Не могу быть там, где все напоминает о предательстве. Не могу учить Симбу после того, что он сделал со мной и Витани. Не могу!
Шторм замолчал. Сараби вдруг обняла его толстую шею и заплакала:
– Прости! Я умоляю тебя, прости!
– Нет, нет, – замотал головой Шторм. – Слишком сильна боль, слишком свежи воспоминания! Но нет худа без добра. У меня теперь есть, наконец, Триша, Витани. И Кову, который предан вам и скоро станет отцом. Рафики. И, надеюсь, ты не откажешь мне в праве считать тебя своим другом, Сараби?
Пожилая львица отстранилась и посмотрела Шторму в глаза:
– До конца своего пути в этом Круге жизни я буду держать в сердце место для тебя. Знаю, ничто не сможет удержать такого льва, как ты, сейчас тут. Но увижу ли я снова своего друга?
– Конечно, – Шторм осмотрел всех и сказал: – Надеюсь, вы извлечете уроки из истории. А что касается нас, Симба ... – Шторм хотел что-то добавить, но передумал: – Время... Время покажет, что с нами будет дальше. Прощай.
Потом он повернулся к Трише и Витани:
– Ну вот, до сего момента вы еще могли думать. Нынче же надо принять решение: кто из вас остается, а кто – нет. Мне пора уходить.
Витани переглянулась с Тришей и ответила за обоих:
– Ты же знаешь, папа, что мы уже давно решили.
– Я и не ждал иного, дочка, – ответил Шторм: – Тогда быстро прощайтесь и спускайтесь к реке.
Пока две львицы, отделившись от остальных, направились к броду, Шторм подошел к Киаре:
– Могу я попросить тебя об одной вещи?
– Какой? – спросила едва слышно та.
– Проведи меня чуть-чуть до реки. Вместе с Кову.
Они втроем спустились к реке, оставив прайд стоящим на вершине холма. Только Рафики и Рамзес последовал за ними. Не доходя до того места, где его ждали Триша и Витани, Шторм остановился и попросил:
– Подойди ко мне, Киара, прошу тебя. И присядь.
Когда та повиновалась, он возложил на неё свои передние лапы и быстро произнес:
– Да уподобит тебя Бог Мвеле и Мзази. Благословляю тебя, дочка.
– Но…
Он мягко остановил её вопрос, слегка улыбнулся и сказал:
– Я хочу, чтобы ты знала: отныне и навсегда ты и в нашей большой семье. Как легендарная Мвеле – первая львица в Долине, что последовала за своим мужем, Мванзилиши, – учителем в изгнание по пустыне – когда-то приняла Мзази – жену своего сына, Мхиди, как родную дочь, так и я принимаю тебя. Будьте верными друг другу, любите и … прощайте все, что бы между вами не происходило. Ссоры временны, а семья – семья должна быть постоянной. Так у нас принято.
– Спасибо, – ответила Киара, смахнув разом несколько слез.
– Береги её, – наказал Шторм сыну. – Ты в ответе, прежде всего, за свою семью. Что бы ни было между мною и Симбой, оно никоим образом не должно отразиться на вас. Помни это, Кову.
С этими словами он подошел к Рамзесу:
– Прости, папа, что все так вышло. Но пришло время освободить меня от слова, данное когда-то тебе, иначе я нарушу его. И поговорить о другом.
– О чем? – спросил тот.
– Жизнь не заканчивается сегодня, – ответил Шторм.
– Айзек, ты поступаешь слишком жестоко, – укоризненно сказал Рамзес. – Ты же не Шрам! Как ты мог вообще сравнить себя с ним?!
– В части боли в сердце – мог, папа, – ответил тот. – И хотя чувствую, как временами ненависть начинает сдавливать мою грудь, обиды на них не держу. Просто не могу простить публично. Пока.
– Почему?! – Кову едва не закричал. – Значит, ты лгал нам?!
– Нет, Кову. – ответил Шторм, понизив голос. – И, пожалуйста, потише. Выслушайте меня, внимательно. Я не лгал. Я хочу наказать его. Чтобы он усвоил уроки.
– Но зачем все-таки так жестоко? – спросил Рафики: – Ты ведь и друзей бросаешь, и детей своих. Не слишком ли велика цена твоего наказания? Не боишься ли наказать сам себя в итоге?
– Да, я оставляю своих друзей, – ответил Шторм. – Но другого пути не вижу. Поймите! Я хочу не просто наказать Симбу, я хочу сломать его. И я сделал это! Он сейчас раздавлен. История с Кову ничему не научила его, потому что он легко отделался, будучи уверенным, что бы ни сделал, стоит попросить прощения, и на этом все закончится. Все исправится, все образуется. Не надо делать выводов. Акуна Матата! Не беспокойся ни о чем! Для Симбы все просто: законы установил его отец, ему лишь надо следовать им либо отменять. Я же уничтожил все его принципы прежней жизни! Я не дал ему прощения, и поэтому он не может исправить все то, что натворил! Теперь он прочувствует боль до самых печенок и запомнит это. Теперь он будет думать! Его власть и авторитет сильно подорваны. Посмотри, здесь сейчас не было Короля. Была только Королева-Мать! Он ничего практически не говорил. Он растерян! И вот теперь готов учиться. Ныне он подобен глине, из него можно лепить настоящего Короля!
– И кто это сделает? – удивился Рамзес.
– Ты, папа, – последовал ответ. – Твой союз с Муфасой все ещё действителен.
– Но…, – Выразительный жест лапой остановил очередную попытку возразить:
– Знаю. Дайте объяснить. Помимо всего прочего, прости я его и останься, то получил бы ученика, не воспринимающего меня как учителя. Нам ещё предстоит долгий путь к восстановлению дружбы и взаимопонимания.
– Но это нельзя сделать вдали! – воскликнул Кову.
– А кто сказал, что я не вернусь? – парировал Шторм.
– Когда?
– Пусть пройдет следующая зима, а там посмотрим, Кову. А до того ты, папа, будешь учить Симбу и тренировать Кову, как в свое время тренировал нас с Муфасой. У моего сына есть сила! Кроме того, ты должен восстановить авторитет Короля, поднять его уверенность в себе. Эта задача по силам только тебе. Я оказался плохим учителем, папа. Слишком умно все завернул, рассчитывая на его разум больше, чем имея на то оснований. И сильно просчитался. Он все ещё ребенок по сравнению с другими королями. Слишком мало знает, часто живет не разумом, а страхом, чувствами. Ты бы понял это сразу, но не я. Я же слишком торопил события, не обращая внимания на готовность Симбы воспринять их правильно. Из меня получился воин, но до тебя, как учителя, мне еще очень далеко. А Симбе нужен именно твой подход. К тому же только ты сможешь многое рассказать ему о Муфасе. Когда я вернусь, нужно, чтобы меня тут ждали и искренне хотели. Особенно Симба. Пусть верит. Пусть ждет. Как я верил и ждал. Тогда мы сможем стать одним целым! Симба еще будет великим Королем, если все, что я сейчас говорю, сбудется!
– А если…, -начал Кову и умолк, следуя повелительному знаку отца.
– Пусть мой папа сейчас предложит Симбе свои услуги, – перебил Шторм. – А если тот откажется, то что ж, никого неволить не надо. Тогда он вернется домой. Только мне кажется, что Симба не откажется. В общем, давайте жить и работать дальше.
– А что будешь делать ты? – спросил Рафики.
– О, Рафики, у меня еще много дел впереди. И семью надо устроить, и Витани обучить.
– Где же ты собираешься жить? – спросил Рамзес. – Пойдешь к Амади?
– Нет, папа. Давным-давно я нашел одну заброшенную землю, похожую на эту. Небольшой оазис в пустыне в полудюжине дней ходу отсюда, но там для жизни есть все.
– Далековато, – покачал головой Рафики.
– Знаю, – ответил Шторм. – Но Макс укажет вам путь, когда я позову кого из вас в гости. А я обязательно сделаю это. Так что, главное, не отчаиваться! Все будет хорошо.
В этот момент появились ждавшие у брода львицы.

– У меня есть еще одна просьба, папа, – сказал тот. – Благослови нас с Тришей.
Когда пожилой учитель выполнил эту просьбу над преклонившими свои лапы сыном и его невестой, Рафики подошел следом и обнял Шторма:
– Мы будем ждать тебя! Возвращайся скорее!
– До свидания, Рафики, – ответил тот. – И пусть наш новый план будет скрыт от других до поры до времени, иначе все пойдет прахом. Могу ли я надеяться на тебя, Киара? Ведь Симба твой отец, и тебе будет очень трудно утаить от него правду. Пусть и для его же собственной пользы
– Я понимаю, Шторм, – ответила та. – Я буду стараться и молчать.
– Не беспокойся, папа, – вмешался Кову. – Никто лишний ничего не узнает.
Витани подошла к Киаре:
– Я это… хочу повиниться перед тобой. За зависть к тебе, за то, что злословила на тебя… Ты не держи на меня зла, пожалуйста.
Две львицы обнялись.
– И ты не поминай меня лихом, – ответила Киара. – Надеюсь, когда мы свидимся снова, ты уже найдешь то, что так хочешь в этой жизни – свою вторую половинку.
– Спасибо. А ты себя побереги и братца моего, ладно?
С этими словами Витани подошла к Кову и, сев перед ним, слегка коснулась его передних лап своей:
– Ну что, пока,… термит?
– Береги папу там, куда пойдете, – тихо попросил Кову сестру. – Слышишь?
Витани сглотнула и кивнула. Потом не выдержала и, обняв брата, расплакалась.
– Ты тоже береги Киару, – проговорила она, немного успокоившись. – И моих племянников или племянниц.
Шторм повернулся и сказал:
– Триша, Витани, нам пора.
Они неспешно подошли втроем к броду и осторожно перешли на другой берег, что был уже за пределами Земель прайда Симбы, подводя, таким образом, черту. Никто не обернулся, продолжая свой путь, и вскоре исчезли среди травы и кустарников.
Симба сидел на выступе холма и в тишине, что по-прежнему лишь шелестящим ветром прерывалась, наблюдал за Штормом. Боже, как он хотел сейчас все вернуть обратно: и вчерашний день, и свои слова в нем! Но было поздно: прошлого не вернуть, а этот хоть побитый, но слишком гордый лев оказался в придачу еще и слишком упрямым, слишком жестоким, умеющим унижать словом больше, чем когтями. Пришедший, словно тень из прошлого, он точно так же исчезал в призрачном будущем. Сердце сдавливалось болью обиды и раскаяния. О, если только удастся еще все исправить! Но как?! Он стоял теперь в полной нерешительности, раздавленный и униженный перед своим собственным прайдом, смотря, как изгнанный им лев и две львицы переходят границу. Он смотрел им вслед, пока те не растворились в траве, цвет которой уже сливался с цветом их шкур в багрово-золотистых лучах садящегося солнца. В смятении он повернулся к Сараби:
– Мама, что делать дальше?
– Жить, Симба, жить.

Конец первой части