The Art Teacher. Глава 11. За пределами мира
Прим.Vivett: на мой взгляд, эта глава одна из самых волнующих, поворотных в этой истории. Приятного прочтения! *0*0*
Следующие два дня мы с Анжелой проводим вместе, обустраивая мой дом.
Она говорит, что помогает мне, потому что мы старые друзья. И я уверена, что отчасти это правда. Но подозреваю, что Анжеле также хочется себя чем-то занять. Мой дом сейчас, как чистое полотно и мы вместе создаем из него картину.
Я пробыл в Форксе всего два дня, но могу сказать, что жизнь здесь течет плавно и размеренно. Мой приезд кажется самым волнующим событием за последние месяцы.
Сначала мы зашли в комиссионный магазин в Порт-Анжелесе, где я купила пусть и не самую красивую, но качественную мебель. Анжела оказалась знакома с менеджером магазина, в старших классах они вместе состояли в дискуссионном клубе, и ей удалась уговорить его доставить мебель сегодня же. А после поездки в Walmart за постельным бельем и кухонными принадлежностями дом уже можно было назвать пригодным для жизни.
Не могу представить, что сказала бы об этом Элис. Домик выглядит убого, с этим ничего не поделать. И хотя та часть меня, что привыкла к деньгам и лучшей жизни, немного сопротивляется, другая испытывает странное облегчение. Здесь я не чувствую никакого давления и груза многолетних ожиданий. Никто не наблюдает за мной, никто не осуждает. Здесь я могу дышать.
Дом дает мне возможность сосредоточить все мысли на чем-то одном, а это как раз то, что мне сейчас нужно. Что-то из вещей нужно убрать и починить, а новые расставить. Полы я мою, ползая на четвереньках, потому что забыла купить швабру. Драю плиту и холодильник до тех пор, пока они не становятся безупречно чистыми. Мою окна и выпалываю сорняки вокруг крыльца. Я бесконечно переставляю свою немногочисленную мебель и всякие безделушки, которые Анжела приносит мне из своего гаража.
Проходит пять дней, прежде чем я открываю для себя любимую часть моего нового-старого дома. На заднем дворе есть крошечное деревянное крыльцо, ведущее на кухню. Задний двор представляет собой неровный участок с чахлой травой и сорняками, окруженный густыми деревьями.
Национальный парк Олимпик примыкает вплотную к границе моих владений. Двор плавно спускается к линии деревьев, но затем земля резко обрывается, переходя в лощину сразу за домом. Это широкий проход между деревьями, откуда открывается захватывающий вид на далекий горный хребет, обрамленный с обеих сторон густыми вечнозелеными растениями. На самом деле мне повезло, ведь горы в Форксе можно увидеть лишь в одной части города. А у меня их видно практически с заднего двора.
Забавно, что я совсем не помнила об этом. Единственное воспоминание о заднем дворе - это то, как мой отец постоянно жаловался на то, что лес постоянное пытается прорасти и на нашем дворе.
Каждое утро я беру кофе и иду посидеть на заднем крыльце, любуясь лесом и горами. Сейчас конец октября, уже холодает. Утро встречает сыростью и прохладой. Воздух свеж и наполнен ароматом сосны. Это мое любимое время дня.
Я погружаюсь в хрупкое ощущение покоя. Что-то подобное я испытывала раньше лишь когда погружалась в созерцание моих любимых картин. Лес, деревья, горы... Все это напоминает мне Тернера. Конечно, цвет и атмосфера не те… Но масштаб сходный.
Просто крошечная я. В своем крошечном домике на опушке леса, где передо мной раскинулись просторы дикой природы.
Все произошедшее кажется таким далеким в эти утренние мгновения.
Я все еще чувствую себя опустошенной, но в эти тихие часы словно рождаются робкие проблески надежды на еще неведомое мне будущее. Со мной все будет в порядке. Я пройду через все сложности и устрою свою жизнь. Я во всем разберусь.
Моментами я размышляю о своих поступках и обо всем, что произошло. Я перебираю людей и события, пытаюсь понять их смысл.
Отношения с Алеком были обречены с самого начала. Я поняла это лишь сейчас. Когда я думаю о нем, ощущаю лишь вину. Как я вообще могла так сильно увлечься им в начале. И не нахожу ответа. Я потратила слишком много лет, пытаясь хоть немного почувствовать себя нужной и любимой. Тогда мне показалось, что с Алеком я смогу обрести что-то похожее. И я ухватилась за это обеими руками. Стыдно.
Но сейчас я чувствую себя другим человеком, который никогда бы не сказал «да» Алеку. Зачтем за маленький прогресс.
Разрыв с моей матерью был неизбежен. Мы давили друг на друга с тех пор, как я вернулась в ее жизнь десять лет назад. Мы никогда не собирались примириться с существованием в жизни друг друга. Я ненавижу тот факт, что разрыв произошло так жестоко и, возможно, в самый неподходящий момент. Но, с другой стороны, другой такой возможности я сама могла больше и не допустить.
Что касается Эдварда…
Я в силах оставаться на расстоянии от Алека, матери и Фила, размышлять о том, что они значат для меня, что я чувствую к ним. Но я не могу сделать этого с Эдвардом. Все в наших отношениях кажется незажившим.
Поэтому я мысленно кружу вокруг него, изо всех сил стараясь не зацикливаться на нем слишком долго. Это лучшее, что я могу сейчас сделать.
В первую субботу после моего приезда в Форкс, Анжела появляется у моей двери в 10 утра. Вытаскивает из дома и сажает в свою машину, настаивая на том, что она решила все мои проблемы. Мое спасение приходит в виде ржавого красного пикапа неопределенного возраста с табличкой «Продается» на витрине. Анжела полагает, что я не смогу выжить в Вашингтоне без собственной машины. И в этом она права. К тому же, сейчас мне по карману только такая машина.
И вот у меня уже есть не только маленький белый дом, но и пикап.
Грузовик действительно облегчает мне жизнь, чего я не ожидала. Все еще боюсь водить, но справляюсь. Изучаю улочки города и иногда выезжаю на федеральные трассы. Здесь красиво.
Пейзаж так отличается от Нью-Йорка или любого другого места, где я была. Почти все время пасмурно, холодно и сыро, но местные твердят мне, что летом не так уж плохо.
Пока я катаюсь по Форксу, мне встречается много знакомых людей. Мы в маленьком городке, неудивительно, что люди помнят меня и моего отца. То, что с ним случилось, было самым большим событием, произошедшим здесь за несколько поколений.
Они все такие дружелюбные. Я забыла об этом или просто не замечала в детстве. Это так отличается от того, как живут люди в Нью-Йорке. Там легко можно жить, как неведимка. Все настолько заняты своим собственным дерьмом, что их очень мало интересуешь ты и твои близкие. Здесь люди скучают и отчаянно хотят, чтобы произошло что-то новое.
Я притягиваю их, и все хотят поговорить. Мне от этого не по себе. В любом случае, я не самый открытый человек по натуре, и уж точно не сейчас, когда я почти ничего не могу сказать о своей жизни, болезненно и неловко. Я тяжело пробираюсь сквозь эти разговоры с людьми и быстро сбегаю.
Телефонные звонки Элис, как яркие всполохи в моей жизни. Поначалу она звонила каждый день, иногда дважды. Мы планируем, что она прилетит через несколько недель, и я отмечаю это в своем календаре. Ее визит, как солнце на моем горизонте.
После того, как я пробыла в Форксе неделю, она стала звонить через день, в основном потому что не могу рассказать ничего нового.
До меня не сразу доходит, что однажды проходит четыре дня с тех пор, как мы в последний раз разговаривали. На самом деле, я не осознаю этого, пока мой телефон не звонит не начинает звонить впервые за четыре дня. Отвечая, я толкаю бедром заднюю дверь, устраиваясь на своем любимом крыльце.
- Элис, привет!
Я слышу, как она выдыхает, прежде чем заговорить:
- Привет, милая. Прости, что не звонила. Как дела?
Я так хорошо ее знаю, что улавливаю в голосе перемену. Она звучит напряженно и устало.
- Я в порядке. Все как обычно. Что у тебя стряслось?
Она снова вздыхает, и долго молчит, прежде чем снова заговорить.
- Несколько дней назад мне позвонил Эмметт.
- Эмметт Маккарти? Из школы?
- Да.
- Вау, я ничего о нем не слышала с момента выпуска. Как он?
- Он хорошо, но звонил мне не для того, чтобы поболтать.
Элис снова делает паузу, прежде чем пуститься в объяснения.
- В прошлом месяце он был в каком-то клубе в Милане и столкнулся с Роуз.
- Роуз?
- Да. Они какое-то время тусовались вместе… И он сказал мне, что она была в ужасном состоянии, когда он ее встретил.
Я чувствую, как мой желудок неприятно сжимается. Все мои страхи за Роуз на протяжении многих лет, мое беспокойство о том, что она вляпается в неприятности, переросли в уверенность после слов Элис.
- Он сказал, что связалась с какими-то странными парнями и произошло что-то очень плохое. Он отвез ее обратно в свой отель, и я не знаю как, но ему удалось уговорить ее улететь с ним домой. Так что сейчас она здесь… В реабилитационном центре.
- О, нет. Бедная Роуз. Ты ее видела?
- Да, я сразу же поехала к ней. Она так плохо выглядит, Из. Она так исхудала, и у нее...
Элис резко замолкает, и я слышу, как она давится слезами.
- Скажи мне, Элис.
- Все руки у нее в следах от уколов… Боже, она так плохо выглядит…
Голос Элис звучал совсем тихо.
Я закрываю глаза и прижимаю кулак ко лбу.
- Что я могу сделать? Я хочу помочь.
- Ничего. Там ты ничего не сможешь сделать. У тебя и так достаточно забот. Но…Боже, я чувствую себя дерьмово, потому что знаю, что я действительно нужна тебе, но мне кажется, что я должна…
- Тебе нужно остаться с ней.
- Да. На самом деле у нее здесь больше нет друзей. Эмметт все время рядом, но она не хочет, что он видел ее такой сейчас… Но, кажется, ей становится легче, когда я навещаю ее. Я нужна ей, Из.
Я киваю, пытаясь подавить грусть от того, что не увижу Элис в ближайшее время. Я цеплялась за ее визит, как за спасательный круг. Но, может быть, это и к лучшему. Может быть, мне нужно отпустить спасательный круг и просто утонуть или… Начать плыть самостоятельно. Она права; у меня здесь сейчас все в порядке. А у Роуз, бедной Роуз... Элис нужна ей гораздо больше, чем мне.
- Ты такой хороший человек, Элис. Ты ведь знаешь это, верно?
Это правда. Элис такая добрая, отдает всю себя заботе о других людях. Я надеюсь, что однажды она найдет того, кто позаботится о ней. Она этого заслуживает.
Элис тихо усмехается.
- Я просто хочу, чтобы с ней все было в порядке. Хочу, чтобы со всеми нами все было в порядке.
- Я тоже этого хочу.
Мы разговариваем еще несколько минут, и она дает мне номер Роуз, чтобы я могла позвонить ей, когда все немного устаканится.
Когда она вешает трубку, я остаюсь на опушке леса совсем одна.
*0*0*
Проходит три недели с тех пор, как я перебралась в Форкс. Три с половиной недели с того кошмарного дня, который привел к моему бегству.
Вот о чем я думаю, вешая новые шторы, которые только что нашла в комиссионке. Они не совсем подходящего размера для окон, но сойдут. Мне нравится цвет: веселый ярко-желтый.
Иногда мне кажется, что я здесь уже год, а иногда, что я все еще чувствую, как у меня трясутся руки, как тогда, на тротуаре перед моим старым домом, когда все развалилось.
Я сижу на стуле, сражаясь с крючками для штор, думая о поиске работы, о поступлении в высшую школу искусств, о любых других бытовых делах, лишь бы не думать об Эдварде, когда слышу звонок телефона. Не мобильного телефона, который лежит на журнальном столике, а стационарного. Старый настенный аппарат висит на кухне, и с тех пор, как я здесь, он ни разу не звонил. Я даже не знаю его номера.
Я слезаю со стула и спешу к телефону, поднимая трубку так, словно она может меня ужалить.
- Алло?
- Изабелла?
Я открываю рот, чтобы ответить, но проходит несколько секунд, прежде чем я могу издать звук. Это последний человек, которого я ожидала услышать снова.
- Фил?
Я слышу, как он прочищает горло, прежде чем заговорить снова:
- Ох, да. Это я.
Я задаю первый вопрос, который приходит на ум.
- Как ты меня нашел?
- Догадался. У Джима Дженкса был этот номер в файлах. Он сказал, что ты заходил за ключами.
Мои щеки слегка краснеют от неловкости. Я раздражена, что Джим сдал меня, но не очень удивлена. Джим многим обязан Филу.
Но я не могу представить, зачем понадобилась Филу.
Мой первый порыв - молчать и ждать, что он скажет. Но потом я вспоминаю, что нахожусь в своем доме и мне не нужно ни перед кем отчитываться.
- Чего ты хочешь?
Я сразу же чувствую себя виноватой, как только эти слова слетают с моих губ. Мой голос звучит холодно и резко, а Фил, хоть и не любил меня, никогда не был со мной груб. Я должна хотя бы быть вежливой.
- Я... - начинает он и замолкает. Я слышу шорох на заднем плане, как будто он ерзает на стуле.
- Я беспокоюсь о тебе. Хотел узнать как ты.
- О.
Это был не тот ответ, которого я ожидала, и я не знаю, как реагировать.
Потом мне приходит в голову, что, может быть, это не Фил интересуется мной; может быть, это моя мать. Может быть, она знала, что я не стану с ней разговаривать, поэтому заставляет его сделать это.
- Послушай, ты можешь сказать моей матери...
- Мы с твоей матерью расстались, - тихо говорит он.
- Сразу после того, как ты уехала. Сейчас она живет в Хэмптоне.
Его слова на мгновение ошеломляют меня.
Разошлись.
Ко мне возвращаются хорошие манеры
- Мне жаль, - говорю я инстинктивно.
- Да… Послушай, Изабелла, я столкнулся с Кеном Хейлом на прошлой неделе. Вы ходили в школу с его дочерью Розали, не так ли?
- Да. Он рассказал тебе о ней?
- Насчет реабилитации? Да. Я не был уверен, что ты в курсе.
- Элис рассказала мне.
- Так ты общаешься с Элис.
Он произносит это как факт, а не как вопрос.
- Она не отвечала на мои звонки.
Я немного хмурюсь, озадаченная тем, что Фил звонил Элис.
Я представлял себе Нью-Йорк застывшим в том положении, в котором я его покинула. Теперь у меня есть ощущение, что после моего отъезда события приняли неожиданный оборот. Фил ушел от Рене… Фил пытался найти меня… Интересно, что еще я пропустила.
- Я просила ее не отвечать, - наконец говорю я.
Тишина после этой фразы длится достаточно долго, чтобы я начала чувствовать себя неловко. Я открываю рот, чтобы заговорить снова, когда Фил меня перебивает. Его голос звучит тихо и мягко, таким я его не слышала.
- Мне очень жаль, Изабелла.
У меня вырывается удивленный вздох.
- Почему?
- Я не был...
Фил тоже вздыхает.
- Разговаривая с Кеном, я заметил, как он расстроен из-за Розали… Это заставило меня понять, что на ее месте могла оказаться ты. Запросто. Я был так неосторожен, Изабелла. Я дал тебе свое имя, но я никогда не был тебе настоящим родителем. Я даже не знал, что значит быть одним из них. Я подвел тебя, и твоя мать тоже.
Я не могу издать ни звука после его слов.
Он печален. Совсем не похож на бойкого главу корпорации, которого я знала десять лет. Этот человек кажется потерянным.
Я молчу, и он продолжает.
- Насколько ты, должно быть, несчастна… Что побег на другой конец страны показался тебе единственным выходом.
Его голос звучит так виновато, что я чувствую необходимость исправить ситуацию.
- Ты совсем ни в чем не виноват. Ты всегда был добр ко мне. Во многом, это было сделано из-за отношений с мамой. И много чего еще. Мне нужно было… Мне все еще нужно… Найти свой собственный путь. Это действительно к лучшему.
- Я обеспечил тебе достойную жизнь. Это не то же самое, что быть добрым к тебе. Не могу выразить, как мне жаль, что я упустил возможность быть твоим отцом, когда ты в этом нуждалась.
У меня горят глаза и перехватывает горло.
В конце голос Фила срывается, и я не могу в это поверить.
У Фила, который годами был в моей жизни вежливым незнакомцем.
Он протягивает руку. Он извиняется.
- Все в порядке, - мне удается сдержать слезы.
Я слышу, как Фил делает глубокий вдох, как будто собирается с духом, и когда он снова заговаривает, его голос звучит резче, больше походя на самого себя.
- С тобой там все в порядке? У тебя есть все, что нужно?
- Я в порядке. Во всем разбираюсь.
- Я понимаю, что ты уже взрослая и строишь свою жизнь сама... Но ты должна знать, я всегда буду считать тебя своей дочерью, Изабелла, что бы ты ни выбрала. И твой трастовый фонд...
- Мне это не нужно, - наконец прерываю я его. - На самом деле, он не мой. Вот почему я оставила все в Нью-Йорке.
- Я знаю. Но он навсегда останется на твое имя... Если вдруг когда-нибудь понадобится.
- Ты не обязан...
- Да, - говорит он, прерывая, - Но я хочу.
Я подавляю желание сказать «спасибо», потому что это будет подразумевать, что я приняла его предложение, поэтому я просто ничего не говорю.
- Значит, ты думаешь, что останешься там, в… э-э, Форксе, на некоторое время?
- Пока. На самом деле я пока не уверена, где хочу жить.
- Все твои вещи остались здесь, в твоей комнате.
- Они не мои, - говорю я торопливо.
Мне кажется, что я слышу улыбку в его голосе, когда он отвечает:
- Конечно же, твои. Могу я... Я бы хотел отправить тебе твои вещи, если они нужны.
Я задумываюсь. В моей комнате на Ист-Энд-авеню больше нет ничего, что напоминало бы мне о себе настоящей. Ни одежда, ни украшения, ни безделушки, ни то, что лежит на моем рабочем столе. Но когда я вспоминаю о своих книгах, о своей библиотеке по истории искусств, о книгах, которые я с любовью собирала, когда училась в колледже, колеблюсь.
- Я бы не возражала против своих книг по искусству, - наконец говорю я.
- Хорошо. Я попрошу Марию упаковать их завтра. Как насчет твоих картин? Тернер?
Я качаю головой.
- Нет, он принадлежит Алеку. Ты должен вернуть картину ему.
При упоминании имени Алека он замолкает.
- Мне жаль насчет Алека, - говорю я через минуту.
- С какой стати ты об этом сожалеешь?
- Я знаю, ты хотел...
- Я хочу, чтобы ты была счастлива. Если Алек не может сделать тебя счастливой, значит, ты поступила правильно.
- Как он себя чувствует?
Фил тихо фыркает, издавая звук презрения, и я мысленно возвращаюсь к тому моменту в кабинете Алека, когда Ирина облокотилась на угол его стола, и он улыбался. Держу пари, с Алеком все в порядке.
- Алек очень... Трудолюбивый. Он сам справится.
Фил не вдается в подробности, а я на самом деле не хочу знать.
- Изабелла, я бы хотел… Если ты не возражаешь… Могу я поддерживать с тобой на связь? Я не прошу тебя снова называть меня своим отцом. Я знаю, что упустил этот шанс. Но я хотел бы быть твоим другом. Можем ли мы..?
И снова Фил, могущественный Филип Дуайер, трогает меня до слез. Я с трудом сглатываю и отвечаю.
- Я бы хотела этого.
*0*0*
Фил верен своему слову: два дня спустя к моему порогу доставляют дюжину коробок с книгами.
Это делает меняя счастливее, чем я предполагала. Я скучаю по многочасовым прогулкам по галереям и музеям. У меня такое чувство, что вернуться к этому я пока не готова, но книги - хорошая замена. Я погружаюсь в них и возвращаюсь ко всему, что люблю в искусстве. Некоторые картины мне настолько знакомы, что я как будто вижу старых друзей. Они - частичка меня из моей прошлой жизни, которую я никогда не хочу терять; единственная часть, которую всегда была правдивой.
Я понимаю, что хочу пойти в высшую школу искусств. Я не знаю, как скоро и как я за это заплачу, но одно мне совершенно ясно. Я хочу посвятить свою жизнь искусству.
Мне есть о чем подумать: о Роуз, вернувшейся в Америку; о моей матери, лишенной денег, что были важны для нее больше всего на свете; о Филе, протягивающем мне руку помощи, чтобы, наконец, построить со мной какие-то настоящие отношения.
Этого достаточно, чтобы занять мои мысли. Весь день я прокручиваю все события в голове. Но ночью все меняется.
Каждую ночь, после того как я забираюсь в постель и выключаю свет, слушаю, как ветви вяза царапают окно, я забываю обо всем этом.
По ночам мои мысли бесконечно крутятся вокруг Эдварда.
Я не хочу скучать по нему.
Я не хочу хотеть его. Но все еще хочу. Я знаю, что не могу быть с ним, но знать - это не то же самое, что чувствовать, и я тоскую по нему. Логика или разум бессильны. События и факты не имеют никакого значения. Это дикая, иррациональная вещь - то, как сильно я все еще хочу его.
С ним всегда было так, так что я не очень удивлена, что не могу избавиться от мыслей о нем, даже после того, что случилось.
Я даже не пытаюсь избавиться от него. Я не хочу ненавидеть его. Я не хочу, чтобы память о нем превратилась во что-то горькое.
Может, я и ушла от него, но он никогда не оставит меня. Ему удалось так сильно повлиять на меня после нашей короткой встречи, когда я была девочкой, что я уверена: то, что произошло между нами в тот день в его лофте, останется со мной на всю жизнь. Я никогда не смогу стереть из памяти его и то, что он значил для меня. Он всегда будет рядом; мне просто нужно научиться уживаться с этим. И если он всегда будет в моей душе, я не хочу, чтобы это была ненависть.
Поэтому я делаю все возможное, чтобы примириться с судьбой. Это займет много времени, знаю. Я никуда не спешу.
Он приходит каждую ночь и остается в моих мыслях, когда я засыпаю, и я не пытаюсь прогнать его. Я просто позволяю ему задержаться, пытаюсь смириться с его присутствием.
Он витает в моих мыслях, когда я бодрствую, но я стараюсь сдерживать себя в течение дня. Я не против, если он останется в моем воображении, но я не хочу становиться одержимой. Я не хочу полностью поддаваться разрушительным воспоминаниям, как это было, когда мне было восемнадцать. Мои мысли проносятся вокруг него по сотне раз на дню, но я быстро нахожу отвлекающие факторы.
Он так часто находится на периферии моего сознания, что однажды вечером, почти через четыре недели после моего приезда в Форкс, я выхожу на крыльцо, чтобы взять книгу, оставленную на перилах. И не удивляюсь, обнаружив его у меня во дворе.
Он стоит на мощеной дорожке, ведущей с улицы к крыльцу, примерно в четырех метрах от меня, с потрепанной спортивной сумкой, перекинутой через плечо.
Сгущающиеся сумерки бросают на него драматические тени. Его фланелевая рубашка помята, а выцветшие джинсы в пыли. Волосы растрепаны, лицо выглядит обветренным и измученным. Под глазами залегли темно-фиолетовые круги.
Когда я останавливаюсь перед дверью и мы встречаемся взглядами, он слегка вздрагивает. У меня появляется ощущение, что он стоит там уже некоторое время, и я застала его в разгаре размышлений.
Наши взгляды вновь сталкиваются, и я замираю.
Эдвард. Здесь, в Форксе.
Я не знаю, как долго мы стоим в таком положении. Наконец, он позволяет спортивной сумке соскользнуть с плеча, и она падает на землю.
- Привет.
Я моргаю.
Привет? Привет?
Я открываю рот и слова вылетают сами собой.
- Какого черта ты здесь делаешь?
Прим. Vivett: буду рада любой паре слов от вас в комментариях или нафоруме