- Расскажи мне все полностью. Дословно.
- Я… Я выжила, Элис.
- Говоришь так, будто все в порядке. Все ведь хорошо?
- Ну, я бы не сказала, что хорошо. Я была похожа на развалину. Но да… я не сошла с ума.

- Что он сказал? А ты?
- Это было интервью. Маргарет говорила большую часть времени. Они говорили об его работах. Я слушала и делала заметки.
- Почти все время?
- В конце я проводила его.
- Вы были только вдвоем?
- Всего несколько минут.

- Ну? Что он сказал?
- Он сказал, что я хорошо выгляжу.
- Уверена, он это заметил.
- Элис…
- Что? Ты действительно хорошо выглядела! На тебе было то черное платье?
- Нет. Темно-синее вязаное платье.
- О, оно смотрится на тебе просто фантастически! Отлично.
- Я не пыталась соблазнить его, Элис.
- И все же нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть потрясающе. Разве ты не рада, что я выбрала его тебе?
- Ты гений.

- Так что он еще сказал?
- В основном об этом и говорил. Ой, еще он заметил мое кольцо.
- Отлично! Он был расстроен?
- Элис! Ради Бога! Нет, он просто… он заметил его. И прокомментировал. Я сказала, что помолвлена. На этом все.
- Ну, он увидит вас с Алеком на выставке, скорее всего.

- Что?
- Ты же говорила, что финалистов тоже пригласили на выставку-продажу фонда Ван Левен, так ведь?
- Дерьмо…
- Все будет хорошо. Ты же будешь там с Алеком.
- Он не был уверен, что сможет пойти со мной.
- Изабелла, ты должна убедиться, что он будет. Мне нужно пойти с тобой? На всякий случай, вдруг тебе понадобится моя поддержка?
- Нет. Я позвоню Алеку и удостоверюсь, что он придет. Он присмотрит за мной. Фил и Рене все равно тоже там будут.

- На выставке по сбору средств? Зачем?
- Какие-то дела. Все будут. Хоть это и благотворительность, там все еще можно заключить сделку за поеданием канапе, как мне кажется.
- Ну, твои родители в этом вопросе бесполезны, ты же знаешь. Но пока там будет Алек, все в порядке, да?
- Да.
- Уверена?
- Уверена. Пока со мной будет Алек, я буду в порядке.
- Конечно, будешь.

Алек будет рядом со мной, и, когда я увижу Эдварда снова, присутствие жениха заставит меня чувствовать себя хотя бы чуточку лучше.



Внутренний двор Коллекции Фрика (п.п.: Частная коллекция старой западноевропейской живописи, расположенная на Пятой авеню в Нью-Йорке. Собрана американским промышленником Генри Клэем Фриком) выглядит великолепно. Всюду царит полумрак, единственным источником естественного света является окно на крыше, а по всему периметру помещения для его освещения расставлены свечи. Вода из фонтана, что стоял в центре зала, блестела в их свете. Пространство стилизовано под кулуары для вдов в сверкающих платьях и седовласых потомков промышленников в смокингах.

Я стою рядом с Алеком, пока он говорит с Филом и Рене, и осматриваюсь, незаметно встав на цыпочки, чтобы увеличить обзор. Если они заметят мои телодвижения, я скажу, что высматривала Маргарет, хоть она и не та, кого я действительно ищу.

Пару дней назад я незаметно проверила список гостей, поэтому знаю, что он придет вместе с другими финалистами. Рядом с его именем не было никаких «плюс один».

Ненавижу это. Ненавижу это гнетущее ожидание, зная, что я собираюсь увидеть его, но неизвестно, когда именно это случится. И я ненавижу себя за то, что меня все еще волнует сложившаяся ситуация. Я стою рядом со своим женихом. Мне двадцать два года. Все изменилось: ничего из того, что произошло четыре года назад, не должно влиять на меня сейчас. Но прошлое влияет, и я знаю об этом. При встрече с ним я должна бы чувствовать только легкую неловкость, а у меня такое чувство, будто я выползаю из собственной кожи. Я ощущаю страх, разглаживая длинное черное платье на бедрах, тогда как плечи, спина и руки остаются совершенно голыми.

Я закрываю глаза, чтобы взять себя в руки, и, вновь открыв их, вслушиваюсь в разговор Алека и Фила. Они говорят о компании, и их разговор для меня не так уж интересен, но мне нужно на чем-то сосредоточиться. Есть какие-то деловые контакты, которые они хотят наладить здесь сегодня вечером. Они все еще обсуждают свою стратегию. Моя мать так увлечена, что готова приложить максимум своих усилий по мере необходимости, чтобы помочь общему делу. Я стараюсь не зевать.

Я тянусь к руке Алека, как к спасительному якорю: его тепло и солидность сейчас удерживают меня в настоящем и отгоняют тревоги и разыгравшееся воображение подальше. Он пожимает мои пальцы и, отвлекшись, дарит мне короткую полуулыбку, прежде чем снова вернуться к разговору с отцом. Этого недостаточно, но я сосредотачиваюсь на наших соединенных руках, и ощущение тепла от них помогает совсем чуть-чуть. Я здесь, все это – реальность. Затем жених отпускает мою руку, чтобы что-то объяснить, активно жестикулируя, и ощущение реальности покидает меня.

- Белла? – голос Эдварда одновременно с его прикосновением к моей оголенной руке потрясает меня. Это всего лишь его пальцы, оставшиеся на моей руке в легком прикосновении, сообщающие о том, что он рядом, но я так и не могу сдержать удивленный вздох, обернувшись к нему.

Он озадаченно смотрит на потрясенную меня. На нем не смокинг: только простой черный костюм с белой рубашкой и темным галстуком – но выглядит он лучше, чем любой другой мужчина здесь. Его волосы были зачесаны, и все же находились в полном беспорядке по сравнению с прическами остальных гостей. Он недавно побрился, и теперь его светлые глаза возбуждающе смотрели на меня. Длинные, изящные пальцы держат ножку бокала, пока другая рука небрежно покоится в кармане брюк. Сглотнув, я заставляю себя посмотреть его в лицо. Эдвард смотрит на меня с тем выражением лица, что моментально заставляет мурашки бежать по коже шеи и спины. Если тогда я чувствовала себя беззащитной, то сейчас – абсолютно голой.

Потом его взгляд меняется в мгновение ока, и молодой человек улыбается просто, открыто и дружелюбно. – Не хотел вас прерывать. Просто хотел поздороваться.
- Ты не… - я должна остановиться и начать все сначала. Сейчас я рада, что все еще не покраснела, как это со мной бывало в юности. – Все замечательно. Я рада, что ты подошел.

Он поднимает брови, осматривая помещение. – Да, это действительно… что-то.
Я улыбаюсь в ответ, несмотря на нервозность. – Они знают, как устроить грандиозную вечеринку.
- Это точно. – отвечает он, и его взгляд быстро пробегается по моему телу и возвращается назад. – Ты выглядишь…

- Изабелла? – я поворачиваюсь к матери, вопрошающе на меня смотрящей. Она колко глядит на Эдварда и снова возвращается ко мне. На лице молодого человека отражается смущение, когда она его перебивает. В ее выражении лица нет ни капли дружелюбности, но голос был достаточно приятным. – Познакомишь нас со своим другом?

Алек и Фил по-прежнему погружены в разговор и не обращают внимание на происходящее вокруг. Больше всего на свете я не хотела этого делать, но иного выхода из ситуации нет. На минуту задумавшись, я представляю, что Эдвард не значит для меня больше, чем кажется: он всего лишь человек, которого я встретила на работе.

- Конечно, - ровным голосом соглашаюсь я. – Мама, это Эдвард Каллен. Один из финалистов конкурса на получение стипендии фонда Ван Левен. Эдварда, это моя мама, Рене Двейер.

Рене медленно его оценивает, прежде чем протягивает свою руку. Ее волосы были закреплены в высокую прическу в французском стиле, из-за чего огромные серьги с бриллиантами, которые Фил подарил ей на Рождество два года назад, переливались на свету. Она, наконец, позволяет художнику взять ее руку, и хватка ее пальцев обмякла. – Эдвард Каллен, - задумчиво повторяет она, как будто пытается вспомнить. Я решаю помочь ей в этом прежде, чем он ляпнет что-то мерзкое.

- Эдвард раньше преподавал искусствоведение в Спенсере, когда я училась в выпускном классе, - напоминаю я.
- Ах, да! – выражение восторга на лице Рене было очень правдоподобным, но не убедительным для тех, кто знает ее так же хорошо, как я. – Мими Вейгерт нашла тебя, не так ли?

Я хочу убить ее за то, что она выставила все именно в таком свете преднамеренно. Но Эдвард продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. Даже если она задела его, он не позволил ей увидеть это. – Да, все именно так. Как Мими поживает сейчас?
Фальшивая улыбка Рене становится все более шаткой. – Так же, как и всегда. Все время занята каким-то новым… развлечением.

Я чувствую, как во мне поднимается глупое желание, чтобы мраморный пол под нами разверзнулся и поглотил ее целиком. Но этого не происходит, и они с Эдвардом продолжают одаривать друг друга фальшивыми улыбками. Про себя я радуюсь, что он не позволяется себе оказаться запуганным моей матерью. Кажется, она ненавидит его за это. И, похоже, он знает, что она ненавидит его за это. Думаю, он не позволит этому дерьму повлиять на него.

Рене сдается первой. - Подойди и познакомься с остальной частью нашей семьи, - говорит она. Ненавижу, когда она выставляет напоказ свои липовые манеры, особенно когда мне известно, что все это фальшивка. В случае Маргарет такие манеры работают безотказно, но когда их пытается применить Рене, становится просто смешно. Она постукивает Фила по руке, и они с Алеком, наконец, прерывают свой деловой разговор. Все это глянец, нравы высшего общества, и оба они были так же грубы, совершенно не обращая внимания на нового человека, стоящего с нами. Но их своего рода хамство все проигнорируют, потому что их невоспитанность и эгоизм делают нас богаче.

- Филипп, это Эдвард Каллен, один из художников из приюта Изабеллы. Эдвард, это отец Изабеллы, Филипп Двейер.
- Это не приют, - рычу я, мой гнев разгорается все сильнее. – Это благотворительный фонд.

Взгляд Фила встречается с моим и возвращается к Эдварду. Он не привык к подобной демонстрации эмоций с моей стороны и не знает, как с этим справиться, поэтому просто продолжает улыбаться и пожимает художнику руку. И Эдвард не пропускает удар, несмотря на неприятную пакость Рене. Он с улыбкой возвращает жест.

- А это Алек Уинтерс, жених Изабеллы, - продолжает она, указывая на Алека. Эдвард повернулся к нему лицом, и я не совсем уверена, что действительно вижу, как его глаза слегка прищурились, а выражение лица становится расчетливым. Будто он оценивает Алека. Жених же не замечает ничего вокруг, конечно, ведь разумом он все еще в своем бизнесе.

- Приятно познакомиться, - говорит он с отвлеченной улыбкой, пожимая руку Эдварда. Я в упор смотрю на Алека, желая, чтобы он заметил повисшую в воздухе напряженность, увидел, как сильно я напугана, и спас меня. Он должен наказать меня. Я хочу, чтобы он обнял меня и снова заставил себя почувствовать ощущение реальности, как это было всегда. Но он едва ли находится здесь в данный момент. По выражению его лица можно сказать, что, пока не решатся тонкости их бизнеса, его можно не ждать.

- Взаимно, - отвечает Эдвард, и его голос звучит совершенно неискренне. Для него совсем не хорошо пытаться соответствовать любому из моей семьи, особенно Алеку.
- Если ты извинишь нас, Эдварда, - перебивает его Рене, хватая меня за руку, эффективно отрезая Эдварда от нашей маленькой группы. В действительности ему приходится сделать шаг назад, чтобы увернуться от ее цепких рук. – Здесь есть еще несколько людей, кому мы хотели сказать «здравствуй».

Мой рот в ужасе открывает от ее хамства, но Эдвард просто улыбается и поднимает руку. – Ничего страшного. Я просто хотел подойти и поздороваться с Бел… Изабеллой.

Я смотрю на него и вижу, как его подборок опускается на грудь – он смотрит на меня с выражением, которое я никак не могу прочесть. Его лицо и глаза заставляют мой пульс ускориться, но мать отворачивается от меня, обращаясь к Филу и Алеку, и я не успеваю понять, что все это значит. Я оглядываюсь через плечо на Эдварда еще раз, пока меня тащат на буксире сквозь толпу. Он больше не улыбается. Художник поднимает руку и машет ей, наблюдая за моим уходом.

Мой гнев, направленный на мать за то, как она обращалась с ним, смел все терзавшие меня тревоги. Казалось, хотя бы в этом отношении он оказался полезным. Я злилась и ощущала неловкость, хотя Эдварда, кажется, все ее выходки даже не задели. Выглядело все так, будто он ожидал от нее чего-то намного хуже.

Фил, Рене и Алек сейчас изливают льстивые речи на человека, на которого очень хотели произвести положительное впечатление – Ричарда «что-то там». Таким образом, я отступаю чуть назад и усиленно делаю вид, что внимательно слушаю. Они говорят с ним десять минут, прежде чем Ричард понимает, что я тоже часть группы, но никто не потрудился меня представить. Он перебивает мою мать посреди ее речи, протягивая свою руку мне и представляясь. С улыбкой я возвращаю ему приветственный жест и вежливый комментарий, довольная тем, что хоть кто-то на этой вечеринке может поставить на место мою семью. Даже если он не тот, кто имеет на это полное право.

Все это длилось не слишком долго и вскоре они вернулись к обсуждению дел. Алек стал более оживленным, чем я когда-либо видела, когда он говорит о магазине. Так странно видеть его таким воодушевленным, поскольку со мной жених никогда таким не был. Не знаю, что чувствую по этому поводу.

Еще десять минут проходит за их деловым разговором, который для меня ничего не значит, и чаша моего терпения переполнилась. Я подергиваю рукав Алека. – Я собираюсь найти Маргарет, - шепчу я. По крайней мере, она признает мое присутствие и может вовлечь в интересный разговор.
- Да, хорошо. Увидимся позже, детка, - шепотом отвечает он. Он так и не оторвал свой взгляд от Фила и Ричарда.

Я стою там и всматриваюсь в его лицо еще момент, но он действительно это сделал. Увидев ответ на свой вопрос, я ухожу от него. Он здесь для того, чтобы оберегать меня сегодня вечером.

А на деле сейчас я сама по себе.

Я поворачиваюсь и направляюсь к бару в углу внутреннего дворика. Приветствую нескольких людей, которых знаю, но не задерживаюсь для разговоров. Я хочу выпить и взять маленькую передышку в этом беспорядке. Бармен сразу же замечает меня и обслуживает: мгновение спустя мой джин-тоник уже в моей руке. Делая несколько длинных глотков, я чувствую, как тепло разливается по телу, заставляя меня чувствовать себя немного лучше.

- Хей.

Я чуть не выплевываю свой напиток на руку, когда Эдвард оказывается за моей спиной. – Боже, ты перестанешь подкрадываться ко мне?
Он смеется и улыбается в ответ. – Я должен двигаться как ниндзя, чтобы урвать минуту наедине с тобой, - отвечает он. Но в его словах вдруг находится подтекст, и мы обмениваемся краткими неловкими взглядами.

- Сожалею о том, что произошло раньше, - говорю я через минуту.
- О чем?
- Моя мать. Она просто ужасна.
Он снова смеется. – О, это. Ничего, к чему бы я не привык.
Я качаю головой. – Это было непростительно. Она просто…
- Защищает, - заканчивает Эдвард мою фразу за меня.
- Высокомерная, - поправляю я его, и я улыбается чуть кривоватой улыбку, которую я так хорошо помню. Она заставляет мое сердце сжаться в груди.
- Где твой жених?

Я не ожидала подобного вопроса и моргнула пару раз, прежде чем ответить. – Алек? Хм, решает некоторые свои дела, связанные с компанией.
Бровь Эдварда выгибается. – Дела? Сегодня вечером? Разве это не твой вечер?
Я стараюсь не занимать оборонительную позицию. В конце концов, я злюсь сейчас на Алека именно по этой причине. – Я тоже так думаю. Но это важно.
- Как и ты, - говорит Эдвард, пожимая плечами.

Я оглядываюсь на него. Его несколько вороватая ухмылка сменяется мягкой улыбкой, а его глаза смотрят в мои.

- Пойдешь внутрь смотреть картины со мной? – тихо предлагает он, наклоняя голову в сторону двери рядом с нами. Его глаза блестят в свете свечей, а на лице появляется подразнивающая улыбка и сразу исчезает, как только он видит мою задумчивость.

Я смотрю на него в течение какого-то времени. В голову лезут всякие мысли. Рациональная часть меня знает, что нужно сказать «нет». Я должна остаться здесь и избегать Эдварда любой ценой. Он все еще опасен для меня, и теперь это совершенно ясно. В нем есть столько всего, чего я не понимаю, он путает и пугает меня.

Я знаю, что должна остаться здесь, потому что встречаюсь… с Алеком. Но Алек сейчас далеко: в прямом и переносном смыслах. Он не знает, да его и не волнует мое местонахождение. Он не собирается меня искать. Никто не собирается. Кроме Эдварда. За сегодняшний вечер он нашел меня уже дважды.

Все это время, пока во мне шла борьба между тем, что я должна сделать, и тем, что я хочу сделать, он не отводил взгляда от меня. В конце концов, сейчас нет рядом никого, кто мог бы увидеть мою капитуляцию перед ним. Крошечным кивком головы я отвечаю Эдварду и вижу, как улыбкой озаряется его лицо.

Он отступает немного в сторону и протягивает руку. Я вхожу в вестибюль прямо перед ним. Гости вечеринки разошлись по разным укромным уголкам. Здесь гораздо тише, чем снаружи, так что говорить тут гораздо удобней.

- Итак, - бормочет Эдвард, находясь за моим плечом. Так близко, что я чувствую его дыхание. Он выходит передо мной, рукав его пиджака трется о мою обнаженную руку. По коже побежали мурашки. Я закрываю глаза и тяжело сглатываю, прежде чем последовать за ним.

Мы проходим мимо большой лестницы и проходим в Южный зал. Здесь есть и другие люди, но их не так много, всего несколько маленьких групп, увлеченных тихими беседами. Эдвард поглядывает в сторону и глазами ловит картины на одной из стен. Я хорошо их знаю. Я знаю все эти картины, поскольку много часов провела в этом зале. Здесь есть две картины Яна Вермеера, обрамляющие поставленный стол. Несмотря на подавляющее присутствие Эдварда, я не могу не восхититься крошечными световыми пятнами, тонким смешиванием цветов, чистыми, тихими тонами. Мы замедляемся и останавливаемся рядом друг с другом, изучая полотна.

Через минуту Эдвард замечает, что потерял мое внимание. – Тебе нравится Вермеер?
Я вздыхаю, не отрывая глаз от картины. – В душе человека, которому не нравится Вермеер, нет искусства.
Эдвард усмехается. – Думаю, я должен согласиться с тобой. Его изображение света не похоже ни на что другое. Он может описать вселенную в капле воды, ведь так? Он как Бог, создающий маленькие миры.

Я киваю в согласии. – Он создает там такое простое пространство. Во всех этих жанровых сценах он изображает дневные моменты, которые теряют свою значимость в этой же небольшой комнате. Та же прохладная бежевая стена, та же карта, та же драпировка, то же окно. Цветовые повторения. Он использует ту же желтую охру и тот же синий в одежде практически всех персонажей. Почти лазурный синий. Даже свет кажется тем же. Тихий, прохладный, свет раннего утра. Все это так знакомо и не загромождено. И жизнь там кажется гораздо более управляемой.

Разобравшись с туманов в голове, я поняла, что Эдвард не смотрит на картину: он смотрит на меня, пока я смотрю на картину.
- Что? – спрашиваю я.
- Вау, - говорит он, качая головой. – Ты… ты изменилась.
Я немного расправила плечи. – Я стала старше.
- Дело не только в этом. Прежде чем… - он отводит взгляд, когда говорит, потому что до сих пор мы тщательно обходили стороной всякие упоминания тех событий. – Раньше все это было новым для тебя. Твои ответы были такими инстинктивными и простыми. Теперь же…
- Колледж, - отвечаю я, прервав его, пока мы не достигли точки неловкости. – Я получила степень в этой области.
- Это заметно. Ты многому научилась.

Так и хочется сказать что-то резкое, как я все изучила, мне многое удалось сделать после его побега, но я сдерживаюсь. Я просто прохожу мимо него в Главную галерею. Он проходит за мной, и мы бродим по залу, в основном молча, любуясь картинами, развешанными вдоль стен. Хотя здесь присутствует группа бизнесменов в смокингах. Их разговор очень громкий и противный: потягивая виски, они дополняют Вселенные друг друга. Я встречаюсь взглядом с Эдвардом. Между нами происходит короткий безмолвный диалог, и мы улыбаемся, когда он наклоняет голову в сторону соседней комнаты.

Я следую за ним в библиотеку: здесь гораздо лучше. Мы почти оказались наедине. Здесь всего две пожилые женщины беседуют в углу комнаты. Мы вместе осматриваем портреты: Гейнсборо, Рейнольдса и Сарджента. И останавливаемся у портрета восемнадцатого века, написанного рукой сэра Джошуа Рейнольдса «Леди Скипвиф». Она красивая, в элегантном платье, у нее бледные тонкие руки. Но лицо безучастное, она выглядит абсолютно скучающей.

Боже, да я знаю это лицо.
- Тебе она нравится? – спрашивает он. Он постоянно спрашивает, что мне нравится. Он всегда это делал, насколько я помню, заставляя меня недоумевать из-за моих симпатий и антипатий.
Я пожимаю плечами. – Они милые.
Он смеется. – Значит, нет. Вот, что ты говоришь.
- Я только сказала, что они милые.
- После тех восторженных рассуждений о Вермеере? Это слабая похвала.

- Ладно-ладно, - уступаю я. – Они просто милые. Богатые, милые люди, красиво нарисованные, чтобы другие богатые люди могли посмотреть на их красивые портреты и чувствовали себя отлично по этому поводу. Они ничем не отличаются от тех громких козлов в соседнем зале.
- Хорошо-о-о, хватит, - говорит Эдвард, ухмыляясь и поднимая руки будто бы в защите. Не в силах сопротивляться, я улыбаюсь в ответ.
- Ты сам спросил.
Он внимательно смотрит на меня. – Я спросил. Потому что хотел знать.

И, черт возьми, это все еще происходит. Та энергия скользит вниз по моему позвоночнику, разливаясь теплом по всему телу. Как он может до сих пор так влиять на меня спустя столько лет? И он знает, что делает со мной. Его лицо становится серьезным, но он не отворачивается. Наконец, я заставляю себя вернуться во вменяемое состояние. И прочищаю горло.

- В Западной галерее есть картины, которые ты должен увидеть.

Он следует за мной в длинную открытую Западную галерею, и я веду его до центра зала, показывая пару картин Тёрнера, смотрящих друг на друга с разных концов зала. Эдвард останавливается перед картиной «Порт в Дьеп», засунув руки в карманы и впитывая ее.

- Ты помнишь о моей любви к Тёрнеру, - произносит он, в его голосе проскальзывают мягкие и удивленные ноты.
- Помню.
- Это фантастика. Свет… они словно светятся изнутри. Он создал свое собственное солнце. Удивительно, не правда ли? И цвет… такой яркий, но в то же время это просто небо. А то, как он управляется с кистью… - его голос замолкает, когда он теряет себя в картине.
Я киваю. – Они одни из моих любимых здесь.
- Ты часто сюда приходила? – Вот так просто его внимание с Тёрнера полностью перескакивает на меня.

- Да, - отвечаю я. Не хочу, чтобы он знал, что давно, когда я оказывалась дома, я приходила сюда и часами сидела на скамье в центре зала и просто смотрела на эти картины, ощущая себя ближе к Эдварду.

- Покажешь мне свои любимые? – спрашивает он. Я помню этот вопрос: его задала ему я четыре года назад. Он тоже помнит. Я вижу это по его лицу.

Не сказав ни слова, я поворачиваюсь и вывожу его из Западной галереи, возвращаясь в Северный зал. Моя любимая картина здесь. Большинство людей, вероятно, проходят мимо, преследуя желание увидеть более пышные королевские портреты и эпические аллегории барокко в Западной галерее. Уистлер. Симфония в сером и зеленом: океан. Это вид чилийской гавани, безмятежное сочетание холодных цветов и простых форм.

Эдвард останавливается рядом и улыбается. – Так тебе по душе фигуры Уистлера.
- Почему ты так говоришь?
- Это похоже на тебя.
Мои брови выгнулись в удивлении. – Объясни, пожалуйста.
Эдвард пожимает плечами. – На самом деле, это так просто не объяснить. Я просто смотрю на нее, и она… похоже на… тебя. Тихая, элегантная, немного меланхоличная…
- Меланхоличная?
Он пожимает плечами, удерживая взгляд на картине. – Печальная.
- Ты думаешь, что я печальная?
Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. – А ты счастливая?

Я открываю рот и затем быстро его закрываю. Все вежливые банальности, что вертятся на кончике языка, все правильные слова, что следует сказать, есть. Но ни одно из них вы покидает моих уст, и я просто хмурюсь в замешательстве. Он всегда заставлял меня дойти до правды, хотела я открыть ее ему или нет.

Эдвард все еще смотрит на меня, и его лицо становится мягче. Я помню это выражение лица. Оно было таким же, как в тот день, когда я рассказала ему все о своей семье. – Ты должна быть счастливой, - мягко говорит он.

- Что ты имеешь в виду?
- Я надеялся, что ты будешь счастлива. А этого не произошло.

Я не могу справиться с воздействием его слов на меня. Не знаю, готова ли я к этому разговору. Не знаю, буду ли вообще когда-нибудь готова. Я оглядываюсь на картину Уистлера и на минуту замолкаю. Эдвард, к счастью, тоже молчит.

- Странно, что Уистлер напоминает тебе обо мне, - наконец, говорю я, отступая, как мне кажется, на более безопасную территорию искусства. Но я должна знать, что там, где он взволнован, нет безопасного места для меня.
- Почему? – спрашивает Эдвард.
- Потому что он всегда заставлял меня думать о тебе, - я внутренне вздрагиваю, как только слова вылетают из моих уст, потому что сейчас это. Я возвращаю нас прямо туда. В тот день, в то место, опасное место. Я так старалась держаться подальше от всего этого.

Брови Эдварда приподнимаются от удивления. Мы снова смотрим на картину, а не друг на друга. Бедный Уистлер, ему приходится стоять между нами в качестве посредника. – Меня? Почему меня? – говорит он, и я понимаю, что теперь он не отпустит меня без объяснений.

- Ну, твои работы. Одну работу, на самом деле. Ты работал на… - мне пришлось остановиться и закрыть глаза, чтобы прочувствовать этот момент самым безболезненным образом, но все бесполезно. Я просто должна сказать это. – Я увидела ее в твоей квартире. Знаешь… в тот день, когда была там.

Я стараюсь удержать взгляд подальше от него: я смотрю на Уистлера, на край золоченой рамы и маленькую стрекозу, что вырезана на ней. Эдвард ничего не говорит. Сейчас настолько тихо в этом коридоре, что я слышу каждый его вдох. Когда, наконец, он говорит, его голос настолько низкий, что опускается почти до шепота. – Это картина была о тебе.

Я перестаю дышать и закрываю глаза. Не могу смириться с тем, что он говорит мне. Потому что из его слов вытекает, что я уже была влюблена в него, но и у него были ответные чувства уже тогда. И он все равно ушел. Ушел и держался от меня подальше все эти годы. Я не понимаю причины, и мне больно: чувствую, как в груди все сжимается.

- Белла… - бормочет он, направляясь ко мне. Я чувствую, как он делает шаг ко мне и как его рука обхватывает мою чуть выше локтя. Каждый нерв оживает от его прикосновений ко мне.

- Я не могу… - даже не знаю, что хочу сказать. Я запуталась. Он не может сделать это со мной. Он не может говорить со мной тихим загадочным голосом после всех этих лет, после того, как оставил меня, он просто не может прикасаться ко мне таким образом. Я слишком слаба и ничего не могу с ним сделать.

- Изабелла?

Мои глаза открываются.

Алек.

Эдвард мгновенно отпускает мою руку, его рука падает вниз вдоль тела. Я делаю быстрый шаг назад от него. Мы стояли слишком близко друг к другу в этой пустом коридоре, и я даже не знаю, как долго мы здесь находимся. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть Алека, стоящего в конце зала в дверях. Его жесткий взгляд сконцентрирован на Эдварде.

- Алек, я…
- Твои родители уезжают, они не знали, куда ты ушла, - он говорит это мне, не отрываясь от Эдварда.
- Мы с Эдвардом просто разговариваем, - говорю я, мои манеры и инстинкты, наконец, берут верх. Я смотрю на Эдварда, он смотрит на Алека, при этом не теряя бодрость духа. Взгляды, которыми они одаривают друг друга, можно было бы осветить весь зал.
- Вижу, - отвечает Алек, его челюсти сжались.

Я ощетиниваюсь от его тона. В конце концов, у меня бы не было времени на блуждание с Эдвардом по темным коридорам галереи, если бы он уделил мне сегодня должное внимание.
- Да, ты был так занят, поэтому мы пришли сюда, чтобы полюбоваться картинами, - рычу я.
Его взгляд, наконец, обращается ко мне, и он выглядит немного пристыженным, прежде чем снова обратиться к Эдварду. – Верно. Ты тоже связан с искусством, как Изабелла.

Эдвард фыркает, и уголок его рта приподнимается, но он не выглядит удивленным. Он выглядит разъяренным. Напряжение нарастает, так странно стоять здесь с ними обоими по разным углам, поэтому лучше срочно все это закончить.

- Было очень приятно поговорить с тобой, Эдвард, - говоря я через плечо, не встречаясь с ним взглядом. – Мои родители ждут, Алек?
- Нет, они уже уехали. Ты можешь поехать со мной.
- Ты можешь подогнать машину?

Алек колебался еще секунду, не уверенный, можно ли оставить меня наедине с Эдвардом. Я начинаю идти навстречу, как будто следуя за ним. – Мне нужно попрощаться с Маргарет. Я буду ждать тебя у входа.

Алек быстро кивает и уходит. Я продолжаю идти, не желая больше оставаться наедине с Эдвардом. Мне нужно побыть одной, чтобы подумать, как все изменилось, и что я чувствую по этому поводу.

Но Эдвард не позволяет мне этого. Я ухожу от него, но слышу его шаги по мраморному полу позади меня.

- Белла.

Его рука снова сжимает мою, и я резко останавливаюсь, не поворачиваясь к нему лицом. Я закрываю глаза, готовясь к тому, что будет дальше. Не знаю, боюсь ли я его или отчаянно в нем нуждаюсь.

Эдвард не тянет. Он наклоняется вперед, пока его губы не оказываются у моего уха.
- Они не заслуживают тебя. Ни один из них.

Затем он отпускает мою руку и отходит. Я до сих пор не обернулась к нему. Делая глубокий вдох, я продолжаю смотреть перед собой.
- А ты? – шепотом спрашиваю я.
Я не вижу его лица, но слышу поражение в его голосе.
- Нет, и я не заслужил, - шепотом отвечает он.
- Я должна идти. Алек будет искать меня.
- Скоро увидимся, - говорит он. Его слова звучат как обещание, а не простая формальность.



- Ты можешь поверить, как вел себя этот чертов наглец? – говорит Алек, пока мы едем. Я откидываюсь на кожаное сидение и смотрю в окно.
- О чем ты говоришь?
- Об это засранце-художнике, с которым ты говорила, - он почти кричит. Кажется, жених выпил с Филом что-то покрепче виски, потому что я никогда не видела Алека таким возбужденным. Его глаза горят, а на щеках выступает румянец.
- Он практически загнал тебя к стене.
- Не будь смешным. Он просто…

- Я имею в виду, как он посмел подумать, что имеет право прикасаться к тебе… - Алек бушует, пока я молчу, но то, что он сказал, заставляет улегшийся гнев вновь вспыхнуть.
- Прошу прощения? – огрызаюсь я. – Право? Какого черта все это значит?
Алек, наконец, смотрит на меня и, кажется, он удивлен моей реакцией.

- Изабелла, давай забудем все это. Он всего лишь придонная пиявка. Знаю, вы с Маргарет думаете, что у него замечательный талант или что-то в этом роде, и, возможно, все так и есть. В этом я точно ничего не понимаю. Но поверь мне, с его точки зрения, это такая же работа, как и любая другая.

Я открываю рот, чтобы огрызнуться, но потом вспоминаю Мими Вейгерт и другую женщину в его квартире несколько лет назад, и слова защиты умирают на моем языке. Алек не понимает, что говорит. Он наполовину пьян и оттого словоохотлив.

- Это то, что он делает: целует таких вот девочек, вроде тебя, болтает чушь или что-то подобное. Но чувак совсем с ума сошел, подкатывая к тебе. Как будто когда-нибудь ему здесь что-то перепадет.
- Ты себя слышишь сейчас? Боже, ты говоришь стереотипами, Алек.
Он, кажется, наконец, замечает, что перегнул палку относительно меня. Его лицо смягчается, и он протягивает руку, чтобы погладить мое плечо. Я плотно оборачиваю свои руки вокруг себя. – Детка, давай. Ты же знаешь, я просто присматриваю за тобой. Я пытаюсь уберечь тебя от мурашек.

Он слегка улыбается, пытаясь снизить уровень напряженности, которая тяжелым облаком повисла в салоне машины. Я опускаюсь в своем месте, но ничего не говорю. Еще через долгую минуту молчания он говорит. – Ты хочешь поехать ко мне сегодня?

Я все еще смотрю в окно. – Я очень устала. Просто хочу пойти домой и поспать.
Рука Алека сползает с моего плеча, он даже не пытается спорить или переубедить меня. – Без проблем, детка.

Через несколько минут автомобиль подъезжает к дверям моего дома.
- Я провожу тебя, - говорит Алек, потянувшись к дверной ручке со своей стороны.
- Не нужно, Алек. Сантьяго уже тут.

- Ладно… - он неловко замолкает, не зная, как мы расстаемся. Я тоже не уверена. Наконец, он наклоняется вперед и целует мою щеку. Я выхожу из машины до того, как он вернулся в исходное положение.

Я стою на тротуаре и смотрю на задние фары его машины, пока он не сворачивает за угол. На дворе прекрасная ночь, немного прохладно - дует легкий бриз. Хочу гулять. Хочется просто взять и идти, пока не закончится улица и начнется вода. Хочу побыть одна: только я и ночь. Но Сантьяго выжидающе на меня смотрит. Моя мать и Фил, несомненно, ждут меня наверху, чтобы обсудить вечер. А завтра здесь вновь нарисуется лицо Алека. Я не могу даже обратиться к Эдварду и пути, на который ступила сегодня вечером.

Поэтому я просто поворачиваю голову и прохожу через стеклянную дверь, которую Сантьяго держит открытой для меня, возвращаясь в жизнь, ожидающую меня внутри.

---

Перевод и редактура: Furiae

Предыдущая глава