2

Я всегда спала чутко, особенно, когда была маленькой. Одни из моих первых воспоминаний о том, как я стою, прижавшись к окну спальни, и смотрю, как Чарли уезжает на работу. Иногда он даже заходил поцеловать меня в лоб перед уходом. Я любила его с той все охватывающей преданностью, которую маленькие девочки питают к своим папочкам. Когда мне было три года, Чарли был моим самым любимым человеком на свете.

Розоватый отблеск рассвета прокрадывается сквозь щель между шторами, пока я лежу, слушая, как Чарли суетится внизу. Я бросаю взгляд на часы – на них едва набежало пять утра. Я подумываю спуститься вниз за кружкой кофе, но потом думаю, что Чарли все еще наслаждается утренним уединением, поэтому решаю остаться.

Я не помню дни и даже месяцы, предшествовавшие нашему с мамой отъезду из Форкса, но сам этот день я помню, словно это было вчера. Они все утро кричали друг на друга, а я сидела на крыльце, наблюдая, как мама выносит сумки и коробки из дома, а потом загружает их в машину. Чарли носился по дому, попеременно крича на нее и угрюмо выглядывая из окна гостиной.

Я знала, что она уезжает, потому что она прокричала об этом уже сотню раз. Но я не знала, что я тоже уезжаю, пока она не поднялась на крыльцо и не взяла меня на руки. Я помню, как кричала Чарли, когда мой плюшевый мишка упал на землю. Я тянула к нему свои маленькие ручки, яростно дергая ногами в попытке вырваться из рук матери. Я не хотела, чтобы она увозила меня, но еще больше я не хотела, чтобы он позволил ей это сделать.

Я вырывалась, пока она пристегивала меня ремнем к сиденью, и тянула шею, пытаясь выглянуть из окна машины. Кода мне это, наконец, удалось, я приковала взгляд к парадной двери, отчаянно желая, чтобы она распахнулась. Дожидаясь, когда он придет и освободит меня, но мать захлопнула дверь машины, а он все так и стоял, глядя в окно, смотря и ничего не делая. Сбитая с толку от его бездействия, я перестала кричать и прижала ладони к стеклу. Он отвернулся.

И долгое время спустя я думала, что ненавижу его.



Я, наверное, опять уснула, потому что когда мои глаза снова распахиваются, свет вокруг становится ярче. Это не тот яркий, золотистый свет, озаряющий мою постель во Флориде, это приглушенный серый свет, который только угнетает меня. Я встаю с постели и, решив, что необходимость выпить кофе сильнее нужды умыться, я спускаюсь вниз. Уже почти время обеда. Одному Богу известно, как я умудрилась проспать так долго. Я все еще живу по времени Флориды, а там уже три часа дня. Рене сейчас на работе, так что я позвоню ей позже.

Я открываю холодильник и, достав оттуда пакет молока, хмуро смотрю на него, потому что молока в нем осталось не больше чайной ложки. Выбросив пакет в мусорное ведро, я готовлю себе черный кофе, одновременно внимательно рассматривая баночки, стоящие в ящике, ставшем теперь лечебным ящичком Чарли. Я читаю названия препаратов, но не узнаю ни одно из них. Мне в голову закрадывается непрошенная мысль. Эдвард узнал бы. Я захлопываю ящик и делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем подняться наверх и принять душ.

Я втираю в волосы шампунь Чарли, и его запах возрождает во мне воспоминания. Я могла бы снова жить здесь. Вот бы мне снова было восемнадцать, чтобы я вновь могла вернуться назад и никогда не встречать его, а если и встретила бы, то принять другое решение. Но, конечно же, ход моих мыслей совершенно бесполезен, поэтому я заглушаю его. Горячие струи стекают по моему телу, и мне хочется, чтобы они могли отмыть меня от всего.

Выключив воду, я выхожу из душа на холодный кафельный пол. Протерев запотевшую поверхность зеркала, я смотрю на свое отражение.

Внешне я не сильно изменилась с тех пор, как мне было восемнадцать. Хотя, когда кончиками пальцев я прикасаюсь к скулам и натягиваю кожу, крошечные линии, только начавшие появляться, исчезают. Мои темно-русые волосы все так же спадают мягкими завитками, обрамляя лицо и плечи.

Возможно, кое-где мои изгибы стали более отчетливыми, хотя лицо стало чуть более угловатым, а не таким округлым, как в юности, но я все равно все еще очень похожа на язвительного подростка, которым я и была. Конечно, мой острый язычок служил мне лишь для того, чтобы скрыть бесчестное количество комплексов, которые я держала в себе. Комплексов, из которых я уже давно выросла.

Рене не могла со мной справиться, когда у меня настал подростковый период. Она была слишком ветреной и неорганизованной, чтобы управляться с подростком, беспрестанно ищущим повод для ссоры. Я попала в дурную компанию и начала продвигаться по списку из всех тех вещей, для которых была еще слишком юна по закону. Список этот состоял преимущественно из того, что страшит любого родителя угрозой, что именно его ребенок ввяжется в это.

Мне только-только исполнилось пятнадцать, когда меня подобрали полицейские вместе с тремя моими друзьями в паре миль от города. Билли Данну удалось завести «BMW» без ключа, и мы отправились кататься по городу на угнанной машине. Двое крайне разгневанных офицеров в участке разразились на нас гневной многочасовой тирадой о том, как опасно было то, что мы натворили, и меня выпустили лишь потому, что я не была за рулем.

Все еще навеселе после дешевого пива и травки, я блеванула на туфли Рене, когда она приехала за мной в участок. Пока она кричала и отчитывала меня в машине, я смеялась ей в лицо. На следующий день она позвонила Чарли, и уже через неделю меня отправили в Форкс жить с человеком, которого я считала ответственным за каждый плохой день, который мне довелось пережить.

Я отворачиваюсь от зеркала, не позволяя своим мыслям увести меня дальше в воспоминания.

Я быстро одеваюсь в привычный комплект из потертых джинсов и простой футболки и завязываю волосы в беспорядочный пучок. Помня о погоде, я прихватываю свитер и спускаюсь вниз, искать ключи от машины.



Оказывается, что продуктовый магазин за углом, в котором я раньше часто бывала, закрылся. Заброшенное здание рушится, а его окна теперь забиты досками, разрисованными граффити. Рядом с ним такая же заброшенная заправочная станция. Я оглядываю ржавые металлические плиты, привинченные болтами в земле там, где раньше были бензоколонки. По крайней мере, хоть что-то изменилось.

Я еду через город и паркуюсь на площадке перед вереницей зданий: баром «Delaney's», мини-магазином «Marshall's», обувным магазином Кроуфордов и Ньютонов.

Мелкий дождь только начинает моросить, когда я закрываю двери и включаю сигнализацию. Натянув капюшон, я тороплюсь в «Marshall's». Это один из тех магазинчиков, где проходы слишком узкие, а пыль с полок не вытирали уже целую вечность. Затхлый запах эффективно отпугивает любого посетителя от излишне долгого рассматривания полок, поэтому я направляюсь прямиком к холодильникам в конце магазина и беру пакет молока. В магазине кроме меня всего один покупатель, поэтому, к счастью, очереди на кассе нет.

Я ставлю молоко на прилавок и принимаюсь рыться в сумке в поисках кошелька.

У девушки за прилавком копна ярко-розовых волос и пирсинг по всему лицу. Даже не глядя на меня, она тянется и берет упаковку, проводит ей по сканеру и протягивает руку за деньгами, не говоря ни слова. Я кладу купюры ей в ладонь, и она, громко лопнув пузырь жвачки, отсчитывает мне сдачу из открывшейся кассы.

Я выхожу на улицу, и уже собираюсь надеть капюшон обратно на голову, как вдруг слышу знакомый голос.

– Белла?

Я продолжаю свой путь, надеясь, что у меня есть шанс уйти, сделав вид, что я не его не услышала, но он зовет меня снова, и на этот раз громче.

– Белла Свон! – зовет он голосом теперь уже полным радости. – Я подумал, что это ты!

Я все еще не обернулась к нему, но понимаю, что притворяться, будто я не слышу, было бы глупо, поэтому решаю обернуться и встретиться с ним лицом к лицу.

– Привет, Майк.

Когда я, наконец, смотрю на него, его лицо светится, и я вспоминаю, что Майк был из числа хороших парней, он всегда был исключительно мил со мной, хотя я ужасно с ним поступила. Он выглядит приблизительно так же: та же стрижка, тот же вид волос, хотя они начинают понемногу редеть, и сам он набрал пару фунтов веса, но разве это не произошло со всеми нами?

Просто это удивляет меня, потому что он был спортсменом в старшей школе, и я всегда считала, что он из числа людей, которые всегда будут оставаться в хорошей форме.

– Ух ты! Не могу поверить, что это, в самом деле, ты! – восторженно улыбается он. Излишне восторженно, на мой взгляд, но разве я не производила на него этот эффект всегда? – Прошло уже… сколько там… – он хмурится, и я понимаю, что он пытается подсчитать, сколько времени мы не виделись, – добрый десяток лет, как минимум. Знаешь, я все время спрашиваю у шефа, как ты поживаешь, и он говорит, что хорошо.

– Да, хорошо, – я выдавливаю улыбку. Я знаю, что это лишь вопрос времени, когда он заговорит о том, о чем я говорить не хочу. – Слушай, Майк, было приятно встретиться, но…

– Как долго ты пробудешь в городе? – спрашивает он, игнорируя мою попытку сбежать от него. – Может быть, мы могли бы встретиться, ну, знаешь, выпить кофе или… или… перекусить где-нибудь, было бы здорово наверстать упущенное? – пожимает плечами он.

– Было бы, – соглашаюсь я, и какая-то часть меня искренне так считает. – Но завтра я возвращаюсь домой, так что у меня, в самом деле, нет времени. Прости.

– Шеф никогда не говорил мне, где ты живешь, когда бы я ни спрашивал, – он хмурит брови, все медленнее выговаривая слова. Я начинаю отступать назад, но он одновременно делает шаг в мою сторону, и мне не удается увеличить расстояние между нами. – Я знаю, что все это из-за того, что произошло, в этом все дело. Я не мог выносить все, что они о тебе говорили, – он смотрит на меня, и я чувствую, как щеки начинают гореть. – Во всем виноват этот подонок Каллен и…

– Это было давно, Майк, нет смысла перетирать это все снова, – я хочу защитить Эдварда, сказать ему, что танго танцуют вдвоем, или высказать какое-нибудь аналогичное клише, но это лишь приведет к разговору, заводить который у меня нет ни малейшего желания.

Он вздыхает, стоя так близко, что я могу почувствовать, как его дыхание овевает мое лицо.

– Да, полагаю, что так, – он отворачивается и устремляет взгляд вдаль. – Я слышал, что он разошелся со своей женой. Он приезжает сюда время от времени, разгуливая тут, будто это чертово место все принадлежит ему лишь потому, что он теперь новоиспеченный генеральный директор…

– Послушай, Майк, было здорово увидеться с тобой, но я… – во рту у меня пересохло, и меня раздражают отчетливо слышимые в моем голосе эмоции. Я не хочу слышать об Эдварде Каллене или его жене. – Мне пора.

– Прости, – тихо говорит он, и я закрываю глаза. Между нами всегда все было именно так, он лишь пытается быть милым со мной, а я веду себя как настоящая дрянь. – Ты права, это было давным-давно, незачем снова это все перетирать, – он одаривает меня извиняющейся улыбкой, будто просит у меня прощения, так что я возвращаю ему улыбку. – Давай, пойдем со мной в магазин, я сделаю кофе, и мы сможем поговорить. Ты же можешь уделить полчасика старому другу? Я обещаю, что будут говорить только о себе.

Его улыбка становится шире, как и моя, и я согласно киваю, слегка ударяя его в плечо. Он ведет меня в магазин, в котором я проработала три свободных субботних вечера, пока не грянул гром, после чего я не могла показать носа из-за двери дома Чарли.

– Теперь он принадлежит мне, – говорит Майк, когда мы заходим внутрь. – Мать с отцом ушли на пенсию пару лет назад и передали его мне.

Он ведет меня по рядам, которые стали шире, чем я их запомнила, да и весь магазин стал более светлым и просторным. Исчез беспорядок вместе с полками до отказа забитыми всем, что только может понадобиться для палаточного похода или охоты.

Создается такое впечатление, что Майк придал магазину более узкую специализацию, чем его родители. Ньютоны продавали практически все, но чтобы отыскать это, нужно было перерыть горы товаров. Миссис Ньютон утверждала, что этот хаос был организованным, но частенько на поиски нужного товара уходило по полчаса, пока сама она суетилась позади, бормоча: «Я уверена, что оно где-то здесь».

Он останавливается, перекидывается парой слов с девушкой у кассы, а потом я следую за ним через двойные двери, ведущие в небольшую комнату для чаепития в конце коридора. Вокруг стола, стоящего в углу, расставлены три стула, и там едва ли остается место для перемещения. Майк хватает две кружки и наливает в них кофе из кипящей кофеварки на столе.

– Присаживайся, – говорит он, все еще стоя ко мне спиной.

Я сажусь за стол, который слегка шатается, и замечаю устаревший календарь на стене. Страницы на нем не переворачивали с апреля.

– Когда ты вернулась? – спрашивает он, ставя передо мной дымящуюся кружку. Я нерешительно отпиваю из нее, и даже не спросив у меня, как я предпочитаю его пить, он не кладет в кофе сахар. Интересно, это случайность, или он действительно помнит, как я предпочитаю пить кофе?

Он садится напротив меня и скидывает куртку с плеч; должно быть, он только приехал в магазин, когда заметил меня. Он дует в кружку, прежде чем отпить, и выжидательно смотрит на меня.

– Вчера, – отвечаю я.

В помещении тепло, потому что мы сидим прямо у батареи, но я не хочу снимать куртку, потому что это создаст впечатление, будто я задержусь дольше, чем на кружку кофе.

– И завтра уезжаешь? – естественно он удивлен.

Я не уверена, будет ли разумно с моей стороны сказать ему, что я возвращаюсь, но мне едва ли удастся избежать этого. Форкс не назовешь густо населенным городом, так что наши пути пересекутся вновь, а мне совсем не хочется обижать его еще больше.

– Я возвращаюсь во Флориду…

– Флорида… так вот, значит, где ты живешь, – говорит он, кивая, будто только что раскрыл одну из величайших тайн мира.

– Да, так что я возвращаюсь туда, чтобы уладить пару дел, а потом собираюсь пожить какое-то время с Чарли.

– О!

– Что?

Он слегка качает головой.

– Ничего, просто я удивлен, не ожидал, что ты когда-нибудь снова переедешь сюда, – он замолкает и прищуривается. – Ты развелась или вроде того?

– Ты сказал, что будешь говорить только о себе, – напоминаю я с улыбкой.

Он разражается смехом.

– Ага, ладно… ну, что тут рассказывать… я развелся в прошлом году, – он смущенно потирает тыльную сторону шеи. – Она сбежала с каким-то парнем, с которым познакомилась в колледже. Когда родились наши девочки, а у меня их, кстати, две, она сказала, что хочет пойти в колледж и возыметь все то, что упустила. В действительности оказалось, что поиметь она хотела упущенных парней.

В его словах слышится горечь, но звучат они философски. Словно он ожидал, что это случится, и совсем не удивился, когда так и вышло.

– Полагаю, что так и получается, когда женишься сразу после школы, – пожимает плечами он.

– Погоди, с Джессикой? – я замираю, потрясенно раскрыв рот. – Вы поженились сразу после школы?

Он кивает с печальной улыбкой.

– Ага, почти, кажется, это было пару месяцев спустя после твоего отъезда. Удивительно, что шеф тебе не сказал.

– Мы мало говорим о Форксе, – бормочу я.

– Как обычно, – кивает он.

– И где она сейчас?

– Она живет в Вашингтоне со своим новым парнем. Он амбициозен, хочет стать политиком, – он копошится в кармане и достает потертый кожаный бумажник и, открыв его, показывает мне фотографию двух белокурых, голубоглазых девочек. – Это Эмми и Луиза, – гордо улыбается он.

Я беру бумажник у него из рук и смотрю на милые лица девчушек; они ослепительны, с огромными глазами и розовыми щечками. У обеих длинный прямой нос Майка и тонкие губы, но яркие голубые глаза и шелковистые белокурые волосы достались им от Джессики. Я возвращаю ему бумажник и говорю, что они прекрасны.

– А что насчет тебя, у тебя есть дети?

Я отвечаю ему многозначительным взглядом, и он снова хохочет.

– Ты, наверное, скучаешь по своим девчонкам, – говорю я, снова переводя стрелки на него.

– О нет, вовсе нет, они живут со мной. Джессика, кажется, слишком занята, наверстывая упущенное время, чтобы быть матерью, – он качает головой. – Вообще-то мне не стоило говорить это, ей было непросто принять это решение и оставить их со мной, но, полагаю, что где-то глубоко внутри она понимала, что в данный момент я смогу обеспечить им больше стабильности, чем она. Она забирает их на месяц летом и навещает так часто, как только может.

Не имея ни малейшего желания завязывать разговор о Джессике, я допиваю остатки кофе и смотрю на часы. Он ловит меня на этом.

– Что ж, было действительно здорово увидеть тебя снова, Белла, – говорит он, вставая, и я испытываю облегчение оттого, что он не пытается уговорить меня остаться подольше. – Возможно, когда ты вернешься, мы сможем выбраться пообедать?

– Да, я бы не прочь, – говорю я, и его улыбка становится невообразимо шире. – Я загляну, когда вернусь.

Не будет никакого вреда в том, что я заведу здесь пару друзей. Бог свидетель, что врагов у меня предостаточно.

– Обязательно загляни, – многозначительно говорит он.

Я еду обратно к Чарли, включив музыку и опустив стекла, совсем как во Флориде, даже не смотря на здешний холод. Но потом я проезжаю мимо клиники, в моем сознании возникает непрошенный образ Эдварда, и настроение тут же портится. Я не смогу вечно избегать его или его семью.

Приехав к Чарли, я готовлю себе кружку кофе, на этот раз с молоком, а потом звоню Рене и рассказываю ей новости о Чарли. Она заваливает меня тонной вопросов, большинство из которых я и сама уже задала Чарли, а потом признается, что подозревала нечто подобное. Мы говорим, ее голос полон эмоций, и это задевает меня, потому что, даже несмотря на то, что им с Чарли не о чем было разговаривать вот уже больше двадцати лет, за исключением тех случаев, когда им приходилось говорить обо мне, она по-прежнему искренне беспокоится о нем.

Она сомневается в разумности моего решения переехать сюда, и высказывает свои опасения насчет того, что все это может оказаться намного сложнее, чем мне кажется. Но я решительно намерена сделать это, поэтому, в конце концов, она уступает. Затем я перекидываюсь парой слов с Джейкобом, все ему объяснив, а потом говорю им, что люблю их обоих, и что мы увидимся с ними завтра.

У меня есть еще пара часов до возвращения Чарли, и я, отправившись в свою комнату, принимаюсь избавляться от всего, что напоминает мне о девушке, которой я была прежде. К тому времени, как он возвращается домой, я успеваю набить четыре мешка своими вещами, готовыми отправиться на помойку. Стены голые, ящики пусты, и впервые с тех пор, как я сюда приехала, я испытываю чувство удовлетворения, словно у меня есть чистый холст, с которого я могу вновь все начать.

Чарли пришаркивает к двери около пяти, выглядя при этом порядком изможденным. Его лицо стало еще более бледным, чем вчера, и мне кажется, что оно приобрело желтоватый оттенок. Я замечаю вялость в его движениях, когда он снимает куртку и устало бросает ее на спинку стула. Его дыхание слегка затруднено, и на какое-то мгновенье он тяжело опирается на стул, после чего выпрямляется, сделав вид, что с ним все в порядке.

Я подхожу к нему, обеспокоенная его внешним видом, но он останавливает меня взмахом руки. Я вижу, что он не хочет, чтобы я суетилась и, не желая доставлять ему еще больше неудобства, я отворачиваюсь обратно к плите.

– Я готовлю рыбу на ужин, – говорю я вымученно спокойным голосом. – Я подумала, что могла бы начать разгребать эту рыбную гору в твоей морозилке.

Когда он заговаривает, в его голосе слышится извинение.

– Прости, Белла, у меня сегодня нет аппетита.

Он выглядит так, будто бы испытывает боль. Я замечаю, как натянута кожа вокруг его глаз, и легкую белизну под кожей вокруг губ.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спрашиваю я, опустив ладонь ему на руку.

Он мотает головой и открывает ящичек. Я наливаю ему стакан воды, пока он достает баночки с таблетками и принимается снимать с них крышки. Затем он бросает их обратно и поворачивается ко мне лицом.

– Пойду прилягу ненадолго.

Я киваю, прикусив губу.

– Я загляну к тебе через пару часов на случай, если тебе что-нибудь понадобится.

Он не отвечает, и я стою посреди кухни со слезами на глазах, слушая, как он неторопливо поднимается наверх.

Достав рыбу, я выбрасываю ее в мусорное ведро.



Меня будит внезапный шум и, потеряв всякую ориентацию, я лежу в темноте и пытаюсь понять, что это было.

Я проверяла Чарли после восьми, но он крепко спал, и я решила, что если бы ему было что-то нужно, он бы сам проснулся, поэтому оставила его спать дальше. Я свернулась калачиком на диване с томиком «Грозового перевала», пережившим уборку в моей комнате, но к одиннадцати я уже слишком устала, чтобы продолжить чтение, поэтому, проведав Чарли еще раз, я сдалась и ушла спать.

Я слышу низкий стон. Задерживаю дыхание и прислушиваюсь. Он раздается снова. Низкий, болезненный звук, напоминающий мне о вое раненого животного. Придя в чувства, я понимаю, что его издает Чарли. Вскочив с кровати, я мчусь в его комнату, и стон раздается снова. Он лежит на боку, согнувшись пополам, а его лицо искажено в болезненной гримасе.

– Папа! – кричу я в страхе, когда его стоны становятся громче и интенсивнее.

Я склоняюсь над ним, не зная, что делать, и он хватается за живот. Его лицо покрывает тонкий слой пота, а из горла вырываются резкий звук, когда он втягивает воздух в легкие сквозь стиснутые зубы. Его глаза плотно зажмурены, а челюсти плотно сжаты от явной боли.

Мое сердце бешено колотится в груди, мозг отказывается соображать, поддавшись панике. Он вскидывает руку и указывает дрожащим пальцем в сторону комода. Развернувшись, я бросаюсь к нему, уверенная, что Чарли хочет, чтобы я что-то принесла, но не знаю, что искать.

Я хватаю кипу бумаг, разбросанных на комоде, и сую их в его дрожащие руки. Его сильно трясет, пока он пытается перебрать их, а я чувствую себя до невозможности бесполезной, замешкавшись ему помочь. В конце концов, он возвращает бумаги мне, верхняя из которых исписана его рукой. Я с минуту таращусь на листок, пытаясь понять, что это такое. Мой охваченный паникой мозг с трудом справляется со своими основными функциями, и я чувствую, как кровь начинает холодеть в венах. Сначала у меня возникает ощущение, будто я смотрю на какие-то иероглифы, но, после нескольких глубоких вдохов, которые я делаю, чтобы хоть немного успокоиться, каракули превращаются в телефонный номер.

Схватив телефон, стоящий возле кровати, я набираю номер. Он кажется мне смутно знакомым, пока мои пальцы жмут на кнопки. Я слушаю автоматическое сообщение, информирующее меня о том, что я позвонила в медицинский центр, и сейчас меня соединяют с дежурным врачом. После небольшой паузы, прерываемой механическими гудками, меня приветствует возмутительно знакомый голос.

– Доктор Каллен.

Я тут же теряюсь, но громкий стон Чарли пронизывает все мои чувства, и мне удается совладать с голосом.

– Э-э-это мой отец, у него боли! – брякаю я, пытаясь сосредоточиться на Чарли и том, что мне нужно сказать врачу. – У него рак, он только что проснулся, и его мучают сильные боли. Я не знаю, что делать, у него немного… Это Чарли!

– Я сейчас буду.

Линия отключается, и я, сев на край кровати, беру Чарли за руку и провожу пальцами по его взмокшим волосам.

– Все хорошо, доктор сейчас приедет, – обещаю я, отчаянно пытаясь, чтобы мой голос был спокойнее, чем я сама.

Он крепко сжимает мою руку, шевелит губами в попытке заговорить, но я прижимаю палец к его губам и качаю головой. Я отхожу от него, только когда слышу стук в дверь. Я чуть ли не бегу вниз и широко распахиваю двери, испытывая такое облегчение, которое не испытывала еще никогда в жизни, и благодаря Бога за то, что кто-то пришел ему помочь.

Даже если это Карлайл Каллен.

---

Перевод: RebelQueen
Редактура: Rob♥Sten

Вот такое безрадостное у Беллы детство. Она мало того, что напарасно упустила драгоценное время, которое могла провести с Чарли, так еще и долгие годы жила, веря, что ненавидит его... Да и встреча с одним из Калленов произошла скорее, чем ей бы того хотелось. Пообщаемся? >>

ФОРУМ

Предыдущая глава || Следующая глава