– Уже почти девять… хочешь пойти посмотреть телевизор?

Голос Элис вырывает меня из задумчивости. Я моргаю пару раз и смотрю на нее. Последний час или около того я провалялась на ее кровати, оперевшись на локти и делая вид, что читаю журнал «Seventeen». Я вполне уверена, что она весь вечер проболтала о Брэндоне, и я, правда, старалась слушать, но сдалась, как только услышала, что Эдвард вернулся домой.

– Что? – переспрашиваю я, уверенная, что она задала вопрос, и чувствую себя виновато, что не слушала.

Она хмурит брови.

– Ты слышала хоть слово, что я сказала за вечер? Я говорю, что уже почти девять.

Я опускаю взгляд на журнал, который лежал передо мной открытым, но не читаным, на протяжении последнего часа.

– Прости, – неубедительно извиняюсь я. – Отвлеклась, наверное. Хочешь, чтобы я ушла?

Ее взгляд ненадолго устремляется к журналу, будто она любопытствует, что в нем интересного. Я закрываю его – она знает, что меня не интересуют модные журналы.

– Ищешь идеи для выпускного? – спрашивает она с сияющим взглядом.

– Эм… да, – мне хочется ударить себя за неубедительное пожимание плечами, которое невольно сопровождает мой ответ.

– С кем ты пойдешь? – спрашивает она, укладываясь на кровати рядом со мной. – В школе ты разговариваешь только с Майком.

– Майк поведет Джессику, – отвечаю я. – Хотя я бы все равно с ним не пошла.

– Тебе надо найти кого-то, – она тянется за журналом. – Может, Тайлер пригласит тебя.

Я закатываю глаза.

Смотрю, как она листает страницы журнала, любуясь платьями, и жалею, что она восприняла это с таким энтузиазмом. Я не собираюсь идти на выпускной, вот только пока не придумала хорошую отговорку. Ее замечание о Тайлере остается без ответа.

– Я надеюсь, Брэндон меня пригласит, – говорит она с радостной улыбкой.

– Конечно, пригласит, – смеюсь я. – Вы встречаетесь, и он явно сходит по тебе с ума, с чего ему тебя не пригласить?

– Ты, правда, думаешь, что он сходит по мне с ума? – спрашивает она, перевернувшись на спину с улыбкой на лице.

– Конечно.

На мгновение она погружается в собственные мысли, но быстро сосредотачивается.

– Твоя передача начинается через несколько минут, если, конечно, хочешь спуститься и посмотреть. Я уверена, что слышала, как Эдвард вернулся домой.

В последнее время становится все труднее сидеть рядом с Эдвардом в присутствии его семьи.

Я тяжело сглатываю, мотая головой.

– Нет, мне и здесь нормально, – бормочу я. И резко поднимаю взгляд, услышав разочарованный вздох. – Что?

– Ну я как бы надеялась позвонить Брэндону, пока ты смотришь свое шоу, – объясняет она, просияв, когда произносит его имя. – Но можешь остаться и потусить со мной.

Я на мгновение задумываюсь, каково это – не быть вынужденной скрывать свои чувства, когда произносишь имя любимого человека.

Встав с кровати, я выдавливаю улыбку.

– Спускайся, когда закончишь, – говорю я.

Она бросается к телефону, когда я еще не успеваю выйти из комнаты.

Я неторопливо иду по коридору, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, пока иду в гостиную. К Эдварду.

Из комнаты Элис слышится смех, и меня колет зависть. Я люблю видеть ее счастливой, но не могу не завидовать той свободе, с которой она может этим наслаждаться.

Когда в ее глазах появляется мечтательный взгляд, и она начинает рассказывать мне о том, что чувствует, когда она с Брэндоном, я понимаю, что тоже хочу поделиться с ней своим счастьем. Но я не могу. Я не могу сказать ей, что нашла того, кого люблю так сильно, что порой становится страшно. Я не могу сказать ей, что наслаждаюсь жизнью, только когда я с ним, потому что в остальное время я либо скучаю по нему, либо считаю минуты до следующей встречи. Я не могу сказать ей этого, потому что без памяти влюблена… в ее женатого брата.

Мне завидно, что Элис не приходится ничего скрывать о ее любви. Никакое чувство вины не омрачает ее радость. Она свободна наслаждаться ею, и сильнее всего на свете я хочу, чтобы и мы с Эдвардом могли так же.

Я останавливаюсь наверху лестницы, разрываясь между чувством вины и предвкушением.

Скоро будет легче. Однажды я не буду чувствовать себя виноватой за то, что люблю его.

Я начинаю спускаться, и меня охватывает волнение от предстоящей встречи с ним.

К тому времени, как я оказываюсь у подножия лестницы, я слышу мягкий голос Эдварда, доносящийся с кухни. Я уже слышу легкое напряжение в нем и задумываюсь, слышит ли он мое приближение.

Я ощущаю знакомое покалывание, пока подхожу ближе, и заставляю себя сделать несколько глубоких вдохов. Придав лицу нейтральное выражение, я вхожу на кухню, и, зная, что маска спадет, едва я посмотрю на него, я обращаю свое внимание на Эсми и выдавливаю улыбку.

– Белла, – тепло приветствует она.

Мне удается сохранить улыбку, пока я пытаюсь не смотреть на него.

– Хотите попить, девчонки? – спрашивает она, открывая дверцу и заглядывая внутрь.

Как только она поворачивается к нам спиной, я не выдерживаю и смотрю в сторону Эдварда. Он выглядит немного напряженным. На его губах играет легкая улыбка, но она не касается черт его лица… даже глаз. Он едва заметно дергает головой, словно в приглашении, и, развернувшись, уходит в гостиную.

– Э-э… нет… я… эм… Я спустилась посмотреть телевизор, – говорю я, запинаясь.

– Элис спустится? – спрашивает она.

Я беру из ее рук банку содовой и качаю головой.

– Нет, она говорит с Брэндоном по телефону… Я решила дать ей уединиться.

– Мы все еще не знакомы с этим Брэндоном.

Она произносит его имя как ругательство.

Из другой комнаты слышится звук телевизора, и мне неловко идти в гостиную, потому что Эдвард там один.

– Он очень милый, – говорю я, оттягивая время. Эсми слегка хмурит брови. – Брэндон, – продолжаю я.

Выражение ее лица смягчается и она улыбается.

– Наверное, я просто привыкла, что знала всех парней, с которыми она встречалась. Форкс – маленький город, в конце концов.

Брэндон приехал в Форкс с семьей несколько месяцев назад, но я не сомневаюсь, что Эсми очень скоро познакомится с ними.

– Не буду тебя задерживать, – говорит она, указывая в гостиную. – Если что-то понадобится, не стесняйся, я здесь, занята уборкой.

Я вхожу в гостиную и тут же жалею об этом. Эдвард говорит по телефону.

– Да… в час… понял… и на этот раз ты точно будешь там? – Он мельком встречается со мной взглядом и кивает на кресло, будто веля мне сесть. Я мусолю крышку на банке с содовой, стараясь не слушать его разговоры. На его лице заметно напряжение, и то, как его глаза виновато мечутся в мою сторону, говорит мне, что он разговаривает с Ириной. – Ладно, увидимся завтра… да… пока.

Он садится в соседнее кресло, но ничего не говорит. Все равно все мое внимание сосредоточено на нем. Его челюсти стиснуты, плечи напряжены. Я вижу, как его взгляд несколько раз мечется между телевизором и окном. Но очевидно, что он не смотрит телевизор и не любуется видом из окна. Он погружен в свои мысли.

Его длинные ресницы трепещут вслед за движением глаз, и я не могу оторвать взгляда от его красивого профиля. Ему нужно подстричься, и я замечаю, что несколько прядей волос закрывают его ухо. Мне хочется наклониться и смахнуть их, но я не могу прикоснуться к нему. Мне нельзя к нему прикасаться.

– Все хорошо? – спрашиваю я. Вопрос глупый. Я прекрасно вижу, что нет. Завтра Ирина возвращается от сестры, и он потребует у нее развода. Как у него все может быть хорошо?

Я не удивлена, что он не отвечает. Только делает резкий вздох, будто задерживал дыхание, а затем поворачивается посмотреть на меня. Его взгляд слегка смягчается, губы сжаты в плотную линию.

– Где Элис? – спрашивает он, насмотревшись на меня.

– Говорит по телефону.

Он проводит руками по волосам, и пряди снова лежат на своих местах.

– Хочешь уйти отсюда?

Я киваю.

– Иди скажи Элис, что я отвезу тебя домой, – говорит он.

– Что если она захочет поехать с нами?

– Разве ты не говорила, что она разговаривает со своим новым парнем?

Когда я киваю, он вскидывает брови, и до меня доходит: Элис ни за что не прервет свой разговор с Брэндоном, лишь бы сопровождать Эдварда, пока он отвозит меня домой.

Я заглядываю на кухню и говорю Эсми, что иду попрощаться с Элис, потому что Эдвард повезет меня домой. Эсми очень похожа на Чарли в том, что ей не нравится, когда Элис поздно ездит одна. Наверное, все было бы иначе, если бы они жили не посреди леса. Теперь стало обычным явлением, что Эдвард все время за рулем, и никто даже ухом не ведет, что он постоянно отвозит меня домой.

Еще один слой нашей сложной лжи.

Мой поход наверх, чтобы попрощаться с Элис, оказывается очередным упражнением в тщетности – она едва замечает мой уход. Она сидит, свернувшись калачиком в кресле, и что-то бормочет в телефон соблазнительным голосом. Сейчас я ей совсем не завидую. От предстоящего времени наедине с Эдвардом меня трясет от волнения, и, тихо прикрыв дверь, я мчусь вниз.

Эдвард уже сидит в машине, заведя двигатель. Мне приходится заставить себя идти спокойно, хотя на самом деле хочется бежать к нему.

Я чувствую исходящее от него напряжение, как только сажусь в салон и закрываю дверь. Мое волнение слегка усиливается, отчего я долго вожусь с ремнем безопасности, пытаясь пристегнуться. Я вздрагиваю, когда теплая ладонь Эдварда обхватывает мою и застегивает ремень.

В иной ситуации я бы ждала, что он скажет что-то, но сегодня он этого не делает.

Фары освещают темную, извилистую дорогу перед нами, деревья отбрасывают зловещие тени в их свете. Через пару минут я осторожно касаюсь его руки.

– Все хорошо? – спрашиваю я снова. Я хочу, чтобы он поговорил со мной.

Мой вопрос встречен тишиной, и я подумываю спросить снова, когда он резко сворачивает с дороги на тропу, почти полностью скрытую ветвями деревьев. Она чуть шире пешеходной тропы, но я прекрасно ее узнала за последнюю пару месяцев.

Машину трясет от езды по неровной поверхности, и он останавливается на небольшой опушке среди деревьев. Как всегда он выключает фары сразу после того, как заглушит мотор. Я разглядываю его профиль, освещенный тусклым зеленоватым светом приборной панели.

– Эдвард?

Он разворачивается ко мне и громко выдыхает. Его взгляд напряжен, и даже в приглушенном свете я вижу в них нужду.

– Я люблю тебя.

Я чувствую то же, что он выразил словами, и бросаюсь к нему. Его руки крепко обхватывают меня, и, несмотря на то, что места мало, мне удается прижаться к нему всем телом, впитывая его, как только можно.

Он жарко дышит мне в шею и прижимает меня ближе к своей груди, сжимая мои бедра руками. Я чувствую его сердцебиение так же отчетливо, как отчаяние, окружающее нас.

– Все будет хорошо, – шепчет он, и я понимаю, что он говорит о завтрашнем дне. Но я не хочу думать об этом здесь и сейчас.

Он зажимает мое лицо меж ладоней и напряженно смотрит в глаза.

Сегодня отчаяние чувствуется особенно остро, но я не могу позволить себе думать о его причинах; мы так близки к тому, чтобы поступить правильно, что я не могу позволить неправильности происходящего сказаться на моей необходимости в нем.

Губы сталкиваются. Пальцы сжимают. Груди вздымаются. Сердца горят.

Он спускает джинсы по моим ногам, пока я высвобождаю его. Он наполняет меня. Я сжимаю его. Искры летят. Под моими веками мерцают звезды.

Но как всегда приходится сдерживаться. Приходится торопиться.

Мои мышцы сжимают его, пока он опустошается во мне, и в отголосках оргазма я вижу вину в его глазах.

Я отдергиваюсь. Никогда не видела этого так отчетливо.

В глазах собираются слезы.

– Не смей! – ахаю я. – Не жалей об этом.

Он цепляется за меня, прижимая к себе. Крепко обнимает, целуя веки и бормоча, что любит меня.

– Я не жалею, что я с тобой, – говорит он.

Я прижимаюсь к нему, пока время не начинает поджимать, и мы неохотно поправляем одежду.

– Ненавижу это, – признается он. – Ненавижу, что свел все к этому.

Я озадаченно смотрю на него.

Он нежно убирает прядь волос с моего лица. Обхватив щеку ладонью, он притягивает мое лицо ближе. Я забираюсь обратно к нему на колени.

– Я люблю тебя. Никогда в этом не сомневайся, но мне невыносимо, что я обесценил то, что между нами. Я должен был сначала все разрешить. Между нами так быть не должно. – Он обводит взглядом салон машины и снова смотрит на меня. – На самом деле, все гораздо лучше. И ты заслуживаешь лучшего.

Я утыкаюсь лицом ему в шею, борясь со слезами.

– Я тоже тебя люблю, – шепчу я, чувствуя напряжение в воздухе. – Мне нравится быть с тобой, и скоро нам не придется прятаться.

Он прижимает меня ближе, и хотя мне неудобно, я опускаю голову ему на грудь и наслаждаюсь нежными поглаживаниями его ладони по спине. Второй рукой он держит мою ладонь. Я слушаю размеренное биение его сердца и вдыхаю мускусный запах недавно пробившей испарины. Я наслаждаюсь чувством близости, потому что завтра может оказаться, что у нас не сразу получится быть вместе.

– У меня такое чувство, будто я делаю первый шаг последним, – говорит он, прерывая тишину.

Меня сковывает боль. Он прав. Как бы я ни любила его, как бы ни любила быть с ним, мы все делает задом наперед.

– Мы ничего не можем изменить.

– Нет, – соглашается он. – И больше всего я чувствую себя виноватым за то, что не жалею об этом.

Я понимаю, что он имеет в виду. Чувство вины сильно, но я все равно знаю, что моя любовь к нему превосходит все.

Я стараюсь не думать о том, что ему предстоит сделать завтра, потому что, как только начинаю думать, вижу лицо Ирины. Она плохо с ним обращается и, кажется, совсем его не любит, но мне не по себе, ведь я знаю, что муж бросит ее первым.

И отчасти это моя вина. Или, может, главным образом моя. Я не знаю.

Обратная дорога в Форкс проходит слишком быстро, и когда он подъезжает к моему дому, я бросаюсь к нему и хорошенько целую. Он обнимает меня она секунду, а потом слегка отталкивает.

– Осторожнее, – предупреждает он.

Он смотрит на дом.

– У Чарли ночная смена, – говорю я.

Он слегка качает головой.

– Это неправильно, – он ерошит волосы пальцами, резко вздыхая. – У меня может не получиться позвонить тебе завтра. – Он хватает меня за руку. – Я позвоню, как только смогу.

Я киваю и говорю ему, что люблю его.

– Я тоже тебя люблю, – тихо отвечает он, и я открываю дверь машины.

Я останавливаюсь и смотрю на него через плечо.

– Мне жаль, что тебе придется проходить через это завтра.

– Тебе не о чем сожалеть, – говорит он, потянувшись рукой через сидение к моей ноге. Но он не прикасается ко мне. – Это я виноват. Я должен был сделать это несколько месяцев назад, мы бы тогда не оказались в таком положении.

Мне тошно оттого, что нужно уходить. Мне тошно, что ему придется причинить кому-то боль, чтобы быть со мной. И тошно, что я не могу быть с ним, пока все не закончится. И бредя через двор к пустому дому, я начинаю ненавидеть себя за свое участие в этом.

Я запираю за собой дверь и иду прямиком в комнату, не включая свет. Когда я зажигаю лампу на прикроватной тумбочке, она отбрасывает свет на заявки на прием в колледж, которые я не закончила заполнять. Я уже отослала несколько, но внимательно следила за тем, чтобы не отсылать заявки в колледжи, в которые отослала Элис. Даже сейчас мне сложно представить, каково быть вдали от Форкса и меть возможность открыто быть с Эдвардом. Но мне не терпится узнать.

Если бы только нам не нужно было сначала стерпеть тонны дерьма.

Я выключаю свет и ложусь спать.

Я не принимаю душ перед сном в те вечера, когда мы занимаемся любовью. Мне нравится спать, чувствуя его запах на коже. Может, это и странно, но я ненавижу смывать его по утрам.

Пустая банка из-под пива, которую Чарли оставил на кухонном столе, служит единственным свидетельством того, что он возвращался домой вчера ночью. Я не слышала его возвращения, и не слышала, как он ушел сегодня утром. Нет ничего необычного в том, что мы порой не видимся целыми днями.

Как правило, меня раздражает пустой дом, но сегодня я этому рада. Это означает, что мне не придется скрывать свое волнение, пока я не приеду в школу, а если и после занятий Чарли не вернется, то мне не придется скрывать его и потом.

Я смотрю в свою полупустую миску с фруктовыми хлопьями – те, что я уже съела, покоятся на дне желудка, как щебенка. Я выбрасываю остатки и споласкиваю миску. Как и всегда, Эдвард оказывается в моих мыслях еще до того, как я открою глаза, но сегодня все иначе: от мыслей о нем желудок сворачивает узлами. Сегодня я волнуюсь за него.

Подъехав к школе, я замечаю привычную компанию, собравшуюся возле грузовика Тайлера. Я уже довольно давно с ними не общаюсь, потому что большую часть своего времени провожу с Элис. Майк – единственный из них, с кем я общаюсь, да и это общение состоит из коротких разговоров в школьных коридорах или во время случайной встречи в городе.

Меня немного удивляет, когда они все оборачиваются на звук моего грузовика. В последнее время мое присутствие оставалось совершенно незамеченным ими. Я наслаждалась отсутствием внимания гораздо больше, чем таким пристальным наблюдением.

Я выхожу из грузовика и поглядываю на них. Джессика почему-то усмехается, но ухмылка быстро уходит с ее лица, как только Майк идет в мою сторону. Он с мрачным выражением лица скидывает руку Джессики со своего плеча, когда она хватает его.

– Брэндон пригласил меня на бал!

Возбужденный голос Элис пугает меня, заставляя слегка подпрыгнуть. Я была так сосредоточена на Майке, что даже не заметила ее. Обернувшись, я вижу, что она широко улыбается и чрезмерно весела для такого холодного, мокрого пятничного утра. Особенно этого пятничного утра. Не знаю, смогу ли сегодня вынести ее радость.

– Здорово, – говорю я, как могу бодро.

Она берет меня под руку и, когда мы поворачиваемся ко входу в школу, я вижу, как Майк ругается с Джессикой, но остальные все так же смотрят на меня.

Я могу буквально почувствовать на себе их взгляды, пока мы с Элис идем в главное здание.

– Нам нужно будет скоро поехать в магазин за платьями, – взволнованно говорит Элис. – Не хочу оставлять все на последний момент.

– Конечно, – бормочу я, не сумев улыбнуться.

Мы расстаемся у шкафчика Элис, договорившись встретиться за ланчем. С тех пор, как я стала заниматься по повышенной программе практически по всем предметам, мы с Элис редко оказываемся вместе на уроках – и ни разу в пятницу. Я чувствую себя немного виноватой, когда испытываю от этого облегчение. Элис бывает очень проницательна в том, что касается моего настроения, и я знаю, что она заметила бы напряжение, если бы пробыла со мной дольше обеденного перерыва.

Первым уроком у меня математика, и мне едва удается сосредоточиться на лежащем передо мной задачнике. Живот сводит от нервов, когда я думаю о том, как Эдвард едет в аэропорт. Я хочу услышать его голос и знать, что с ним все хорошо, но не могу рисковать звонками ему. В голове уже стучит от напряжения, и я знаю, что сегодня будет очень долгий день, проведенный в волнениях и тревоге.

К моему облегчению, урок заканчивается, но длится оно не долго, потому что начинается следующий.

Усаживаясь на свое место, я замечаю, что Джессика и Лорен поворачиваются в мою сторону каждые несколько минут. Я понятия не имею, в чем их проблема, но сегодня мне наплевать на школьную дребедень. Чем скорее пройдет оставшаяся пара учебных месяцев, тем лучше, и тогда я смогу жить себе спокойно дальше. Впервые за день лучик надежды просветляет мое волнение, когда я думаю о том, что будущее будет гораздо лучше сегодняшнего дня. Больше никаких пряток.

Звонок с урока звенит, принося облегчение, и я собираю книги, прижимаю их к груди и выхожу из кабинета.

– Привет, Белла.

Я иду дальше, не обращая внимания на приветствие Лорен. Я достаточно часто слышала этот ее елейный голосок, чтобы понимать, что он не предвещает ничего хорошего.

– У тебя все хорошо? – спрашивает она, когда они с Джессикой нагоняют меня.

– Нормально, – отмахиваюсь я.

Я пытаюсь ускорить шаг, но и они не отстают.

– Она выглядит немного бледной, да, Джесс?

– Да, Белла, – драматично встревает Джессика. – Выглядишь так, будто ненароком взялась за что-то.

– Или кого-то, – хохотнула Лорен своим раздражающим, похожим на кашель смешком, которым смеются умники.

Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица, несмотря на их раздражающее хихиканье.

– Может, тебе нужно к доктору, – говорит Лорен, но ее замечание едва откладывается у меня в голове, потому что я замечаю листок бумаги, приклеенный к дверце моего ящика. Слово «доктор» повисает в воздухе, и я чувствую, как шевелятся волосы на затылке.

Оторвав записку от шкафчика, я сжимаю ее в кулаке. Я уверена, это их рук дело, и уж точно не стану читать это в их присутствии.

Лорен перебрасывает свои блестящие светлые волосы через плечо и заправляет прядь за ухо. Я взглядом слежу за ее пальцами, глядя на длинные акриловые ногти с блестками. Как и всегда ее лицо замазано косметикой, а одежда лучшая, какую можно купить за деньги. Джессике ее внешний вид стоит бóльших усилий, чем Лорен, но она почти ее копия.

Узкий коридор заполняют ученики, и я задумываюсь, как я могла когда-то дружить с этими двумя.

– А что на бумажке, Беллз? – спрашивает Джессика с недобрым блеском в глазах.

Устав от их инфантильности, я решаю, что лучше поскорее разделаться с этим.

Я разворачиваю записку, но прежде чем успеваю ее прочесть, что-то с силой ударяется мне в ногу и катится по полу.

Яблоко.

– Ты лучше следи за яблочками, Белла!

Обернувшись, я вижу ухмыляющегося Тайлера, который идет ко мне по коридору. Джессика и Лорен разражаются смехом.

Растерявшись и совершенно не понимая шутки, я смотрю на бумажку в своих руках.

«По яблоку в день – и доктора в пень».

(Прим. пер.: поговорка, созвучная нашей «Пейте дети молоко, будете здоровы». В случае Беллы, как видно, имеет двойной смысл из-за «доктора»).

В голове начинают звенеть тревожные звоночки, а во рту пересыхает.

– Ну что за хрень, чувак! – кричит Майк Тайлеру и останавливается поднять яблоко.

Предвкушая зрелище, люди начинают замедлять шаг, проходя мимо нас. Я чувствую, будто на меня смотрят тысячи глаз, и пытаюсь не потерять самообладания. Кое-как мне удается одарить Джессику и Лорен сердитым взглядом, а меж тем в голове тревожно крутится вопрос. Откуда они могут знать?

– Чушь какая-то, – фыркаю я, смяв записку и бросив ее Джессике в грудь. Этим мои навыки актерской игры ограничиваются, и я скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть, как они трясутся.

– А если подумать, то очень даже забавно, – говорит Джессика, злобно улыбаясь. – Раз уж ты завела интрижку с доктором Калленом, я полагаю, ты не захочешь, чтобы какие-то яблоки держали его в стороне от тебя.

Я не знаю, когда она нас видела, но победоносный оскал на ее лице ясно говорит мне, что видела.

– Хватит, Джессика, – велит Майк.

Я оборачиваюсь, благодарная своему заступнику, но не могу смотреть ему в глаза.

– Почему ты ее защищаешь? – огрызается Джессика. – Ты всегда вступаешься за нее. Я твоя девушка, Майк.

И вдруг мотивация поступка Джессики становится очевидной. На днях я случайно встретилась с Майком, и мы пошли в кафе поболтать. Джессика была в ярости, когда увидела нас там.

– Нельзя распускать сплетни, – говорит Майк.

Вера Майка в меня усиливает чувство вины, которое я так давно испытываю. Меня волнует мнение считанного числа людей, и Майк один из них.

– Ты веришь ей, а не мне? – со злостью спрашивает Джессика.

Майк сердито смотрит на нее, но не отвечает.

– Я видела ее с ним прошлым вечером. Они лизались у него в машине… прямо возле ее дома. – Майк выглядит неубежденным, и ее тон становится все более отчаянным в решимости убедить его. – Помнишь, что она сказала нам об их первой встрече? О взятии маз…

– Ах ты дрянь!

Майк вступается между нами, когда я бросаюсь на нее. В коридоре полно людей, с любопытством наблюдающих, как Джессика продолжает орать через плечо Майка, а я кричу, чтобы она заткнулась.

– Ты был там, Майк, когда она сказала нам, что втрескалась в него, – продолжает она. – Я знаю, что она тебе нравится, но она сучка. Она задалась целью добраться до него… она мне сказала. Почему она, по-твоему, бросила нас ради этой чудилы Элис?

О боже, Элис.

Не успев задуматься о глупости собственных действий, я вырываюсь из рук Майка и бегу, молясь, чтобы успеть добежать до Элис до звонка.

Сегодня не мой день, и звонок звенит, когда я еще не успеваю пробежать и половину пути. Звук последней закрывающейся двери эхом разносится по пустому коридору. Я остаюсь стоять в тишине с осознанием того, что мой побег мог стать подтверждением заявлений Джессики.

Я слышу шаги за углом и прячусь на лестнице, но на ней тоже слышны шаги, поэтому мне приходится прятаться, зажавшись под ней.

Прижавшись спиной к холодной стене, я подтягиваю колени к подбородку, когда во мне поднимается паника. Ладони взмокают, челюсть болит оттого, с какой силой я стискиваю зубы. Я упираюсь лбом в колени, и мысли несутся неукротимым потоком. Среди паники, вызванной словами Джессики. Если бы только я не целовала Эдварда вчера вечером.

Мой стон эхом разносится по пустому лестничному пролету, когда я вспоминаю, как рассказывала Майку и Джессике о своей первой встрече с Эдвардом. Это было как раз после нее. Мы с Элис уже тогда были подругами, но я все еще от случая к случаю общалась с компашкой из Порт-Анджелеса – от частого случая к частому случаю. Той ночью Майк постоянно крутил самокрутки, мы были пьяны и обкурены. Я даже не помню, как речь зашла об Эдварде, но помню, как истерически смеялась над тем, как иронично, что брат Элис брал у меня мазок из шейки матки. Конечно, в этом не было ничего смешного, но когда накуришься, такое бывает.

Джессика и Лорен смеялись над полным отвращения выражением лица Майка, а Марк начал задавать ужасные вопросы. Веселье продлилось недолго, и я убила его окончательно, сказав, что он больше не был моим врачом и чуть не умер от смущения, когда узнал, что я подруга Элис.

На следующий день, протрезвев, я испытывала отвращение оттого, что рассказала им об этом. Позже Джессика напомнила мне, что я призналась, что считала Эдварда привлекательным. Я до сих пор потрясена тем, как она завралась.

Я утыкаюсь в коленки, пытаясь сдержать слезы, но горло так напряжено, что его жжет от каждого вдоха. Почему именно сегодня?

Мои попытки сохранить самообладание терпят крах, когда чудовищность происходящего начинает накатывать на меня. Даже если я первой доберусь до Элис, все остальные уже знают. Как раз когда все должно было наладиться, о нас стало известно.

На меня накатывает приступ тошноты. Я только успеваю добежать до туалетов, как из моего горла вырываются потоки желчи, обжигая его. Глаза жгут слезы. Решив, что не могу встретиться с Элис у всех на глазах, я не видя спешу по коридорам и кое-как умудряюсь добраться до своего грузовика.

Но Элис уже там, выглядит такой же потрясенной, какой чувствую себя я. Она мечется возле моей машины, запустив одну руку в волосы, а второй стуча по бедру. Она резко поднимает голову, услышав мои шаги. Ее глаза широко распахиваются, когда она смотрит в мое заплаканное лицо.

– О господи! – восклицает она. – Это правда?

– Дай мне объяснить, – я спешу к ней.

Она отступает так же быстро.

Ее глаза прищуриваются, а рот перекашивается в отвращении.

– Ты использовала меня, чтобы бегать за моим братом.

– Элис… это не… не верь Джессике, она говорит чепуху.

Элис продолжает отступать.

– Не могу поверить, что я никогда не замечала… Он ведь так долго отвозил тебя вчера домой. – Ее голос теперь напряжен от злости. – И он не впервые срочно куда-то уезжает после того, как отвозит тебя. – Она в неверии качает головой.

– Элис, пожалуйста, – молю я. – Давай пойдем куда-нибудь и поговорим.

– Я думала, ты моя подруга, – теперь вид у нее несчастный. – Но все дело было в нем.

Она теперь даже смотреть на меня не хочет, выражение ее лица – смесь недоумения и замешательства. Она будто бы удивляется, натолкнувшись спиной на машину.

– Ты использовала меня.

– Элис, ты здесь ни при чем… Мы не потому дружим. Я…

Она захлопывает дверь у меня перед лицом. Я ударяю ладонью по окну, умоляя ее не уезжать, но вынуждена отскочить назад, когда она чуть ли не по моим ногам выезжает с парковки.

Я беспомощно смотрю, как ее машина отъезжает и исчезает из виду. Я не могу поехать за ней домой. Там мы об этом говорить не сможем.

Решив, что я должна предупредить Эдварда, я бегу обратно к своему грузовику.

Уловив мое настроение, небеса разверзаются, и по стеклам колотит дождь, за которым пытаются поспеть дворники. Я чуть не врезаюсь в патрульную машину, когда въезжаю к дому.

– Черт!

Что, черт возьми, Чарли делает дома?

Уезжать нет особого смысла. При том шуме, что создает мой грузовик, Чарли услышал, что я еду, как только я повернула на нашу улицу. Я не бегу к дому, несмотря на дождь. Промокнуть – меньшая из бед в списке дерьмовых событий.

– Беллз? – зовет он, как только я вхожу в дом.

– Почему ты не в школе?

Я рада, что лицо намокло от дождя, а не только от моих слез.

– Почему ты не на работе? – отвечаю я вопросом на вопрос. – Ты там больше не живешь?

Он хмурится.

– Мне полагается выходной, – отвечает он, игнорируя мой сарказм. – И поскольку завтра мы с Гарри едем на рыбалку, я решил сделать кое-что сегодня. Ну, почему ты так рано дома?

Одно из любимых занятий Чарли – посылать меня к матери, когда возникают какие-то «девчачьи» вопросы, поэтому я говорю единственное, что поможет мне от него отделаться.

– У меня начались месячные, поэтому пришлось поехать домой принять душ.

Его шея и щеки покрываются красными пятнами. Я бы посмеялась, если бы все внутри не кипело.

– Ладно, – говорит он, чуть не ежась. – Э… хочешь, я приготовлю тебе кофе?

Ненавижу, когда он пытается любезничать со мной. Начинаю чувствовать себя сукой. Я качаю головой, и он не останавливает меня, когда я мчусь наверх.

Телефон спрятан в ящике с нижним бельем. Чарли бы скорее погрузил руку в ведро с сырым кровавым мясом и сунул его льву в пасть, чем приблизился бы к моему ящику с нижним бельем.

Сердце гулко ухает в груди, так яростно колотя в ребра, что я зубами ощущаю его биение, пока набираю номер Эдварда. Теребя нижнюю губу зубами, я меряю комнату шагами и слушаю гудки. В конце концов, включается голосовая почта.

– Блядь!

Четыре попытки спустя я бросаю телефон на кровать. Чарли кричит, что поедет в магазин и спрашивает, не нужно ли мне чего. В любой другой день, я бы, может, подразнила его и попросила купить тампонов, но не сегодня.

Как только его машина отъезжает от дома, я мчусь к телефону на первом этаже. Я не знаю, кто ответит, и что я скажу, если это окажется не Элис и не Эдвард, но отчаяние лишило меня всякой ясности мысли.

Это Элис.

– Не вешай трубку! – восклицаю я. – Пожалуйста.

– И ты еще осмелилась сюда звонить, – взрывается она. – Что если бы ответила Ирина?

– Они дома? – восклицаю я. О черт. – Ты сказала Эдварду о случившемся?

– Ну просто невероятно! – кричит она. – Джессика сказала правду, да? И тебе все равно, что он женат, ты просто хочешь натворить неприятностей.

– Нет. Это неправда, я…

– Бьюсь об заклад, тебе было тошно сидеть со мной в комнате, тогда как на самом деле ты была здесь из-за него.

– Нет, послушай меня. Это было… не связано с тобой. Это касается меня и Эдварда, а не нас с тобой.

– Не связано со мной? Ты моя лучшая подруга, я приводила тебя домой, а ты спала с моим братом. – Она громко ахает, и я понимаю, что до нее дошло. – Все эти его прогулки, долгие поездки… это все, чтобы улизнуть и трахаться с тобой, да? Боже! Я не могу поверить, что ты так поступила… он же женат.

– Это не дешевая… – мой голос стихает, когда я слышу приглушенные голоса на линии, будто кто-то говорит с Элис. Я вздрагиваю, услышав треск на линии, а потом тишину, видимо, от ладони Элис, накрывшей трубку.

– Элис?

Звонок обрывается.

Мое сердце останавливается.

Я мчусь наверх за мобильным телефоном.

Этот день оказался самым долгим и тяжелым в моей жизни. Но ночь была хуже. Я провела большую ее часть, уткнувшись лицом в подушку в попытке приглушить всхлипы, чтобы Чарли не услышал. Я прижимала телефон к груди и смотрела на экран каждую минуту, молясь, чтобы он хотя бы написал сообщение.

Но ничего.

Утренний свет не приносит мне утешения. Я слушаю, как Чарли собирается на рыбалку. Как только он уходит, я бреду в ванную и зажигаю свет. Вздрагиваю, когда он свет в мои чувствительные глаза. Мне не выносимо собственное отражение в зеркале, и я, выключив его снова, ополаскиваю лицо холодной водой, чтобы снять припухлость с глаз.

Вернувшись в постель, я снова погружаюсь в раздумья. Я думаю, была ли эта ночь для Эдварда так же ужасна, как для меня; думаю, что он сказал Ирине; думаю, что он делает сейчас. Но больше всего я думаю о том, почему он не попытался со мной связаться. Я понимаю, что это неразумно, потому что он предупреждал, что, вероятно, придется выждать день-другой, но мне все равно больно.

Я лежу на покрывале и пытаюсь сосредоточиться на его словах. Он говорил мне, что будет непросто, что потребуется время. Воспоминания о его нежном голосе и обещаниях немного меня успокаивают. Мне нужно быть сильной и верить, что он свяжется со мной, как только сможет.

Единственным человеком, с которым я говорила в субботу, была мисс Стенли. Я весь день просидела на кухне одна, разделив свое внимание между мобильником на столе и телефонной трубкой на стене. Жаждя, чтобы хоть один из телефонов зазвонил. Когда тишину нарушил звонок, в моей груди разгорелась надежда, но тут же погасла, когда меня поприветствовал холодный голос мисс Стенли.

– Твой отец дома? – спросила она голосом полным пренебрежения.

– Уехал, – ответила я точно таким же тоном, хотя голос мой звучал хрипловато.

– Джессика сказала мне…

– Нас не интересует вранье Джессики.

Я вешаю трубку. Последнее чего мне хочется, так это занимать линию, если Эдвард пытается дозвониться. Но как только я оборачиваюсь и вижу пустую кухню, я больше не могу находиться дома. Я бегу на поляну и оставшуюся часть дня сижу под дождем, все так же глядя на экран телефона.

Прошлая ночь тянулась дольше пятничной, но сегодня во мне больше надежды услышать звонок Эдварда. У него было два дня, чтобы все объяснить Ирине, и конечно, он найдет минутку, чтобы связаться со мной.

Я смотрю на часы в телефоне. Вот для чего он теперь используется. Его единственным назначением в эти выходные было говорить мне, что часы, которые, как я думала, миновали, на самом деле были минутами. Все мои попытки дозвониться до Эдварда оказались безрезультатными. Не знаю, прослушал ли он мои голосовые сообщения и прочел ли текстовые, но мой телефон только и делает, что дразнит меня часами, когда я проверяю его в поисках ответа. Я на мгновение задумываюсь, не случилось ли что с телефоном. Он купил их одновременно для нас обоих, только у меня был его номер, а мой – только у него.

Пока я раздумываю об исправности мобильных, внизу звонит телефон. В коридоре слышатся шаги Чарли, идущего ответить. Сердце пропускает удар в надежде, что он позовет меня. Но нет. Я слушаю приглушенный голос и понимаю, что снова звонит мисс Стенли, когда в его голосе появляются злые нотки.

Черт.

Его тяжелые шаги слышны на лестницы. Я собираюсь с силами, когда он стучит. Он двигается слишком медленно, стучит слишком тихо. Когда он открывает дверь, я вижу лишь сдерживаемую злость в выражении его лица.

– Пожалуйста, скажи мне, что эта Стенли врет, – говорит он, не глядя на меня.

– Она врет.

Он сжимает пальцы в кулак. Его усы подергиваются, но он все также не смотрит на меня.

– Почему она так говорит, если все это неправда?

Я пожимаю плечами, изображая равнодушие. Я решила, что лучше всего будет все отрицать, пока я не обсужу это с Эдвардом. Меньше всего я хочу принести ему еще больше неприятностей, поэтому, вопреки своему сильному желанию признаться, что я люблю его, я лгу. Конечно, когда станет известно, что Эдвард ушел от жены, вопрос встанет снова, но мы все равно уедем из города, когда мне настанет пора поступать в колледж.

– Она просто стерва.

Он наконец встречается со мной взглядом.

– Ты много времени проводишь у Калленов.

– Да, потому что Элис – моя лучшая подруга.

– Что она говорит обо всем этом?

У меня слегка пересыхает во рту.

– Она знает, что это неправда. Джессика просто ревнует, потому что я дружу с Майком, поэтому и устаивает переполох.

Чарли вздыхает, выглядя неубежденным.

– Заявление серьезное, Белла. Может, мне стоит поехать поговорить с Калленами. – Его взгляд полон подозрения.

– Ага, потому что хуже от этого не станет, – язвительно отвечаю я.

Он выдерживает мой взгляд, а я не отвожу свой.

– Все знают, что Джессика любит посплетничать. Они придумают что-нибудь новое через пару дней, если мы не будем обращать внимания.

Я задерживаю дыхание, пока он обдумывает мои слова.

– Я никогда не пойму вас, девчонок, – ворчит он. Я отвожу взгляд, когда он долго и напряженно смотрит на меня, будто пытается решить – верить мне или нет. – Вайолет Стенли, кажется, верит, что это правда.

– Мне насрать на Вайолет Стенли, – огрызаюсь она. – Она еще худшая сплетница, чем Джессика.

– Следи за речью.

Я закатываю глаза.

– Элис была с вами в машине, когда Эдвард подвозил тебя вчера вечером?

– Нет, – признаюсь я.

В его глазах блещет злость.

– Я не хочу, чтобы ты продолжала к ним ездить. Если хочешь видеться с Элис, она может приезжать к нам.

– Будто бы ты бываешь дома, чтобы знать, чем я занята, – бормочу я.

Он входит в комнату.

– Я серьезно, Белла. Не усложняй ситуацию. Держись от них подальше.

Я поворачиваюсь к нему спиной, и, в конце концов, он уходит из комнаты. Я беру телефон и снова проверяю дисплей: ни пропущенных сообщений, ни звонков.

В понедельник я намеренно приезжаю в школу с опозданием. Я не спала все выходные и чувствую себя дерьмово, и молчание Эдварда начинает всерьез меня беспокоить. К этому времени он, конечно, уже мог бы найти минутку для одного звонка.

День проходит, мягко говоря, мучительно. Я стараюсь не опускать головы, но сложно не обращать внимания на пристальное внимание и хихиканье. Утром я видела Элис в коридоре, но, когда я попыталась с ней заговорить, она развернулась и пошла в противоположном направлении. Я пыталась приободриться за ланчем, но тот факт, что мы с Элис сидели отдельно, только раззадорил сплетников, поэтому я ушла и уселась в одиночестве на лестнице.

В конце учебного дня я подхожу к своему шкафчику, когда замечаю еще один клочок бумаги, приклеенный к дверце. Я не утруждаю себя чтением, предпочтя смять его и бросить на пол, как мусор.

– Привет.

Тон голоса Майка – первое проявление доброты, что я встретила за весь день.

– Привет, – отвечаю я, не оборачиваясь.

Он опирается о шкафчик рядом со мной, и наклоняется, пока его лицо не оказывается в поле моего зрения.

– Уверен, что хочешь, чтобы все видели, как ты разговариваешь со школьной шлюхой? – спрашиваю я.

– Я так не считаю, – говорит он с грустью.

Я не могу на него смотреть, потому что заплачу.

– Знаешь, твоей девушке стоит подумать о том, чтобы стать писательницей. У нее отлично получается выдумывать истории.

Я весь день слышала обрывки историй Джессики. Все происходящее превратилось в эпическую сагу. Она говорила людям всевозможную ложь, даже имела наглость заявить, что я все время делилась с ней подробностями своей «отвратительной интрижки». Она явно получала удовольствие от внимания, и я бы уже ударила ее по завравшейся роже, если бы не знала, что от этого станет только хуже.

– Это правда? – тихо спрашивает Майк.

Я захлопываю дверцу ящика и иду прочь от него. Он не идет за мной.

На парковке я жду возле машины Элис.

– Я не хочу говорить, – заявляет она, оглядываясь по сторонам. И с напряженным видом избегает моего взгляда.

– Пожалуйста. Давай отойдем куда-нибудь и поговорим об этом?

Она печально качает головой.

– Нет… не могу.

Я вижу ее молчаливую решимость и знаю, что она не отступится. Пару минут я веду борьбу с самой собой.

– Элис, мне нужно знать… – Я зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох. Я должна спросить, как бы мне ни претило это. – Эдвард сказал Ирине?

Она поднимает взгляд и качает головой с отвращением на лице.

– Что Эдвард обсуждает со своей женой – не твоего ума дело, – огрызается она.

Я в поражении отступаю в сторону и даю ей сесть в машину.

Я не спешу ехать домой. Какое-то время езжу по городу в тщетной надежде увидеть Эдварда. Я подъезжаю к медицинскому центру, но его машины там нет. В груди еще теплится надежда, что он будет ждать меня на поляне. Я даже не утруждаюсь зайти в дом, оставляю сумку в грузовике и в волнении бегу по тропе.

Но надежда умирает, когда я выхожу из леса на поляну.

Его здесь нет.

Я жалею, что не зашла домой за телефоном, и жду, приковав взгляд к деревьям, молясь, чтобы он появился. У меня болит сердце за него. Я хочу, чтобы он обнял меня и сказал, что все будет хорошо.

Мне не хватает утешения его объятий и мягкий касаний пальцев к волосам под тихое бормотание ласковых слов на ухо. Я бы все отдала, чтобы увидеть, как он идет ко мне по поляне. Пустота, которую он оставил во мне, растет с каждым днем.

До этого момента я была уверена, что он свяжется со мной, но мне сложно не обращать внимания на зарождающиеся во мне сомнения. Иногда, пребывание на поляне помогает мне отогнать эти сомнения прочь. Опершись спиной о дерево, я закрываю глаза и вспоминаю его слова. Его обещания были такими искренними, что воспоминания о них успокаивают меня.

Он любит меня. Я знаю, что любит.

Когда небо начинает затягивать темными тучами, я неловко встаю на ноги и с неохотой еду домой.

– Где ты была? – налетает Чарли, когда я возвращаюсь.

– Гуляла, – огрызаюсь я, проходя мимо него.

– С кем? – кричит он, когда я мчусь наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

– Ни с кем, – кричу я в ответ и захлопываю дверь спальни.

С кухни слышится сильный грохот, но я беспокоюсь лишь о том, чтобы снова проверить телефон. Я достаю его из ящика, и мне хочется кричать от разочарования, когда на дисплее нет оповещений о пропущенных вызовах.

Спустя неделю, проведенную в попытках вести себя в школе как можно более незаметно и просиживании на поляне в ожидании Эдварда, становится еще хуже.

В пятницу я приезжаю домой, и, хотя я удивлена увидеть машину Чарли возле дома, я не зацикливаюсь на ней, пока не вижу Чарли за кухонным столом с таким злым видом, какого я еще не видела.

– Сядь, – велит он, выдвигая стул ногой.

– Что случилось?

Он сжимает челюсти.

– Это ты мне скажи.

– Опять о Джессике Стенли? – спрашиваю я, вставая.

Он ударяет кулаком по столу так сильно, что стоящий перед ним стакан с водой подпрыгивает на столешнице. У меня чуть не останавливается сердце от страха.

– О тебе и Эдварде чертовом Каллене! – вопит он. – Мне сегодня звонили из администрации больницы. Им поступила жалоба о том, что у Эдварда… – он на мгновение зажмуривается, – …сексуальные отношения с одной из его пациенток. – Видно, что он повторяет сказанное ему слово в слово.

– Я не его пациентка, – возражаю я.

И осознаю свою ошибку, как только он становится бледнее полотна.

– То есть…

Он встает.

– Я хочу знать правду, Белла. – Он сердито смотрит на меня. – Будут проводить расследование, тебя вызовут на допрос, поэтому лучше бы тебе начать говорить. Он прикасался к тебе?

– Нет, – вру я, чувствуя себя дурно.

Он опирается обеими руками на стол и нависает надо мной.

– Я тебе не верю. Думаешь, я не слышу, как ты плачешь по ночам? Думаешь, я не вижу, как дерьмово ты выглядишь? Я думал, что это какая-то нелепая школьная чушь, и все пройдет. Но все серьезнее, не так ли?

Я качаю головой, и по лицу начинают течь слезы. Он хватает ключи со стола.

– Тогда, может, я получу ответы от него.

– Нет! – кричу я, мчась за ним. – Не надо.

Он резко разворачивается в коридоре, хватает меня за руки, удерживая на месте, и сердито смотрит на меня.

– Скажи мне, что произошло, и не ври мне. Ты можешь думать, что я тебя не знаю, но я знаю… и я вижу, что ты страдаешь.

– Я поцеловала его, – ляпаю я в отчаянной попытке отвлечь его от правды. – Джессика увидела меня, а теперь выдумывает.

– Ты поцеловала его? – Он крепче сжимает мои руки.

Я киваю.

– Я влю… Я втрескалась в него… некоторое время назад… и в тот вечер… Это глупо. Я повела себя глупо. Я не знала, что Джессика была там… Я ни за что…

Он отпускает одну мою руку, и я замолкаю, когда он ведет меня обратно на кухню и усаживает за стол.

Отчасти его гнев сменился разочарованием, и я не могу встретиться с ним взглядом, когда он заговаривает.

– Он поцеловал тебя в ответ? – Я мотаю головой. – Он поощрял тебя?

– Нет. Он оттолкнул меня, он разозлился. – Я смотрю на свои ладони, а ложь легко слетает с языка. – Элис тоже на меня злится. Я не знаю, зачем я это сделала.

Он резко вздыхает, садясь на стул.

– Вечно с тобой непросто, – говорит он, в его голосе все еще слышится злость. – Почему тебе все время надо устраивать проблемы? Бога ради, он же женатый человек! Нельзя же бросаться на женатых мужчин.

Он ворчит на меня еще какое-то время, то злой, то разочарованный. Невыносимо, сколько облегчения мне приносит то, что он мне верит, потому что на самом деле я не должна испытывать никакого облегчения. От этой лжи станет только хуже, когда я наконец смогу быть с Эдвардом. Я не могу сейчас сказать ему правду, потому что он первым делом поедет к Эдварду, а это лишь привлечет еще больше внимания к заявлениям Джессики.

Мне удается перевести дух, когда его вызывают на работу, но он дает мне ясно понять, что из дома мне выходить нельзя, и говорит, что будет звонить каждые полчаса, чтобы убедиться, что я дома. Как только он уходит из дома, я мчусь к телефону, понимая, что рискую, но я должна узнать, что происходит у Эдварда. Теперь, когда вмешалась администрация клиники, становится ясно, что об этом знает вся его семья… включая Ирину.

Мое сердце так дико стучит в ушах, что мне едва удается сосредоточиться на гудках, пока я жду ответа.

– Алло?

Я надеялась, что трубку снимет Эдвард, и во мне разгорается паника, когда на том конце провода отвечает голос Эсми. Я чуть не вешаю трубку, но отчаянная необходимость поговорить с Эдвардом пересиливает страх.

– Мне нужно поговорить с Эдвардом, – говорю я.

И слышу ее резкий вдох.

– Белла, это плохая идея.

– Эсми, пожалуйста, мне нуж…

– Эдварда здесь нет, – говорит она еще тише. – И даже если бы был, он бы не ответил на звонок. Я считаю, что вы с твоей подругой учинили достаточно проблем. Пожалуйста, не звони сюда больше.

Она вешает трубку, и меня сотрясают рыдания. Все выходит из-под контроля – я не понимаю, почему Эдвард не позвонил и не попытался со мной увидеться. И внезапно мечты, которые я лелеяла месяцами, превращаются в кошмары.

За исключением стычки с Джессикой, когда я зажала ее в туалете и попыталась убедить сказать правду, события в школе начинают возвращаться в прежнее русло. Все начинают думать о грядущих экзаменах, а это означает, что я больше не главный объект для обсуждения.

Хотя я об экзаменах не думаю, потому что каждый день после школы езжу по городу в надежде натолкнуться на Эдварда, а потом сижу на поляне под деревом и как могу долго жду его.

Пару раз я пыталась не ходить на поляну, но страх упустить его невыносим. День за днем я сижу на одном и том же месте, приковав взгляд к просвету между деревьями. Порой я слышу шорох и треск в ветвях, и тогда сердце начинает колотиться от волнения, но то, должно быть, животные, потому что он никогда не появляется, когда я этого жду.

Я коротаю время за воспоминаниями о совместно проведенном времени, вновь проживая каждый сладкий момент, слыша каждое ласковое слово, которое он выдыхал мне на ухо, пока двигался во мне. Я даже думать не могу о том, чтобы никогда больше не услышать его шепот.

Но день за днем моя надежда угасает.

Почему-то мне легче наслаждаться этими воспоминаниями, чем думать о наших разговорах о будущем. Мне нужно готовиться к экзаменам и рассылать заявки в колледжи. В глубине души я знаю, что рискую не поступить, потому что прихожу сюда, вместо того, чтобы готовиться, но сейчас увидеть его для меня важнее всего.

Я едва могу есть, плохо сплю и каждую минуту бодрствования скучаю по нему. Мне становится все сложнее бороться с усиливающейся тревогой.

Дни превращаются в недели, а от Эдварда ни слова. Пару раз я даже пропускала занятия в школе, чтобы подождать его на поляне, но он не пришел. По ночам он мне снится, и я просыпаюсь, плача в подушку, но не могу перестать думать о нем. Я не могу поверить, что он лгал мне, что все его обещания были пустыми.

В те дни, что я хожу в школу, я еще более несчастна. Анжела Вебер и Майк – единственные люди, которые добры ко мне. Время от времени я все еще нахожу оскорбления, приклеенные на листке бумаги к дверце шкафчика, и вижу, как на меня смотрят в классах, посмеиваясь. Я думала, что людям наскучит, что они двинутся дальше, но пока этого не случилось. Каждый день становится все больнее.

По школьным коридорам я хожу в онемении, а на уроках сижу в оцепенении и не слышу ни слова, что говорит учитель. Единственный урок, на котором я обращаю внимание на происходящее вокруг, это биология, потому что на ней на две парты левее меня сидит Элис. Она редко смотрит на меня, но, когда она пару раз все же посмотрела, ее взгляд был мрачен и выразителен – иногда от злости, иногда вымученный с тенью грусти.

Я бросила попытки поговорить с ней. Вместо этого я сижу и злюсь под невыносимыми взглядами, то и дело устремленными то на Элис, то на меня, и надеюсь, что что-то отвлечет их внимание.

Мне до сих пор непросто не смотреть на Элис, но я справляюсь.

Сегодня учитель опаздывает, и я рисую закорючки в тетради, пока мы его ждем. Вокруг меня болтают ученики, но я сосредоточена только на маленьких домиках, которые я рисую на чистой странице. Однажды мне кто-то показал, как нарисовать квадрат с треугольником сверху и крестом внутри, не отрывая ручки от бумаги. На мой взгляд, фигуры похожи на домики, и я рисую один за другим, пытаясь не слышать болтовню учеников.

– Привет, Белла.

Я, не успев сдержаться, поднимаю голову на звук голоса Лорен. Ее щедро намазанные блеском губы расплылись в той улыбке, что заставляет меня морально подготовиться к колючему замечанию.

– Отъебись, Лорен, – огрызаюсь я, уставшая, расстроенная и пребывающая не в состоянии сдержать свое отвращение к ней.

Ее улыбка не пропадает, она становится только шире.

– Я слышала, жена твоего парня беременна.

Ее слова ударяют в грудь, причиняя физическую боль. В мгновение, пока они еще не полностью откладываются в сознании, возникает ощущение, будто весь воздух выкачали из помещения, а когда они впечатываются в мозг, я чувствую, будто они буквально разодрали мое сердце. Всю кожу колет как от игл и булавок, дыхание перехватывает, а сердце отстукивает стаккато в ребра. Комната пошатывается и плывет перед глазами, а кровь отливает от моего лица.

Впервые за день я смотрю на Элис.

И вижу правду в ее глазах.

Лорен болтает о том, как услышала новость от кого-то, кто работает с ней в медицинском центре, но я едва ее слышу. Я могу лишь сосредоточиться на жалости на лице Элис… и она шокирует меня так же, как и заявление Лорен.

Горло сжимается от подступившей тошноты. Схватив вещи, я вылетаю из класса и бегу в туалет. Живот болезненно сжимается, и я скорчиваюсь над унитазом. Боясь, что кто-то пойдет меня искать, я бегу к грузовику, как только живот отпускает.

Я быстро мчусь домой, лицо застилают слезы. Я снова бегу на поляну и жду.

Я жду, потому что уверена, что он бы так со мной не поступил. Он бы не оставил меня, не сказав ни слова. Он бы не обрюхатил свою жену и не оставил бы, чтобы я узнала об этом именно так. Мои всхлипы громко разносятся по пустой поляне.

Боль так сильна, что почти нестерпима. Я сворачиваюсь калачиком на земле, ноздри наполняет мшистый запах влажной земли. Живот снова сводит, когда в голове опять крутятся слова Лорен. Они смешиваются с обещаниями Эдварда, пока все не теряет смысл.

Голос Эдварда звучит громче. Я слышу, как его мягкий голос говорит мне, что любит меня, уверяя, что все будет хорошо. Я сжимаю грудь, чувствуя себя беспомощной перед охватывающим меня горем.

– Пожалуйста, приди, – повторяю я снова и снова. – Не бросай меня.

Мое тело яростно содрогается, когда наступает осознание.

Ирина беременна.

Он врал все это время.

Он не собирался бросать ее, чтобы быть со мной.

Я сильнее сжимаюсь на мокрой траве, подтягивая колени к груди. Мысль о том, как он прикасается к Ирине, что с ней он такой, каким был со мной, стирает оставшуюся надежду. Громкие всхлипы вырываются из горла, а сердце разбивается под сокрушительной тяжестью его предательства.