Мы выходим за ворота. Нас почти никогда не забирали домой на выходные. Ну, может только пару раз, да и то, если у родителей были какие-то особые планы. А так, без повода мы домой во время учебного процесса не уезжали. Когда я был поменьше, мне так хотелось, чтобы меня хоть разок забрали домой, что я даже по ночам видел такое во сне. Потом стал постарше и понял, что на самом деле все не так уж и плохо. Или просто все дело в том, что я достиг возраста, когда школьников отпускают на выходные в Хогсмид? Да, наверное.

Сегодня другое дело. Мама сразу же дала понять, что после матча мы поедем домой все вместе.

Если честно, я не очень этому рад. Не знаю, как вести себя с отцом.

С самого первого дня, как он вернулся, мы с Алом решили, что не будем вмешиваться в их с мамой дела. Мы можем себе такое позволить – папа никогда не станет бить маму или причинять ей какой-либо другой физический вред, а в остальном она сама может за себя постоять. Зачем нам путаться у них под ногами? Они сами лучше знают, что им делать. Но когда дело касается непосредственно наших отношений с родителями, здесь я не знаю, как поступать.

Не могу я ему грубить. Не знаю, может, сказалось воспитание… хотя какое воспитание? Я никогда не слышал поучительных фраз типа: «Как ты разговариваешь с отцом?» или «Это же твой отец, прояви к нему уважение!»

Мама никогда не возводила отношение к отцу в некий культ, снабженный разными формальностями. Все было просто – если было что сказать, мы говорили. Даже когда были совсем маленькими. Но в отце всегда было что-то такое, что не давало обращаться с ним непочтительно. Называйте это, как хотите, но мне кажется, мы всегда чувствовали, насколько он силен. Силен во всех отношениях.

А сейчас, когда я нахожусь в полной растерянности, я не знаю, что мне делать рядом с ним.

К Лили это не относится - она радостно шагает, взяв его за руку, и не замолкает ни на мгновение.

Я знаю, она ждала его.

Ал – тот вообще. Молчит и даже не мучается угрызениями совести.

Как-то у нас все наоборот получилось – дочь идет рядом с отцом, а сыновья – рядом с матерью. Пусть это выглядит трусовато, но нам так легче.

До дома осталось минут пятнадцать – мы решили прогуляться и зайти в соседний магазин, а оттуда пешком дойти до дома.

Мама, наконец, прерывает молчание:

– Мы забрали вас домой потому, что соскучились. Никто не собирается вас допрашивать или вытягивать признания. Так что расслабьтесь.

– А раньше вы что – не скучали? – Ал не в настроении и потому отбрасывает свое самообладание и тактичность куда подальше.

– Раньше нам некуда было вас забирать.

Мама, конечно, имеет в виду то, что раньше в доме было хуже, чем в школе. Согласен, бывали и такие времена. Тогда они ругались через каждые пятнадцать минут и смотрели друг на друга с такой злостью, что даже мне становилось не по себе.

А потом, когда его не было, в доме было пусто. Пока мы привыкли жить без него, пока все встало на свои места…

– А теперь у вас все в порядке? – все так же прямо спрашивает Ал.

– Да, наверное, – вздыхает мама. – Знаешь, это, наверное, еще одна причина, по которой мы хотели побыть с вами. Я… я просто не хочу, чтобы наши отношения шли стороной. Сошлись, разошлись – а вы ничего и не знаете. Так неправильно. По-моему, соседи – и те больше знают. А вы – наша семья. Вы уже совсем взрослые и должны все знать.

Они что…

Они что, хотят попросить нашего благословения?!

Мама продолжает:

– Не думаю, что это правильно – решать все самим. Вот поэтому мы и подумали о том, что неплохо бы узнать, что вы обо всем этом думаете.

– Стой, мам, – я прерываю ее. Не могу смотреть, как она мучается.

– Не наше это дело, – Ал поддерживает меня, и сразу становится легче. – Вы с отцом решили по-своему, нас это не касается.

Еще несколько минут мы идем молча. Мама не знает, что сказать, а я не знаю, что и думать.

Получается, у них теперь все в порядке? Разве так может быть? Еще в прошлый раз, когда мы их видели, они были почти чужими. Мне не хотелось оставлять ее в одном доме с отцом, потому что я не представлял, как они будут вместе жить. А теперь все стало, как положено?

Наверное, слова излишни – по ним и так все видно. Иногда они берутся за руки.

Я думаю, так и должно было быть. Если бы они хотели разойтись, то уже давно бы собрали все бумаги на развод.

Мама всегда, не задумываясь, избавлялась ото всего, что ей было не нужно, и если она до сих пор живет с отцом – только лишь потому, что любит его. Любит ли он ее? В прошлый раз мне показалось, что любит. А сегодня, когда мы сидели в гостиной, я уже почувствовав, что между ними что-то происходит. Они переглядываются, подмигивают друг другу…

Мне это нравится. Пусть это и неправильно, но мне так спокойнее.

***

Я их не понимаю. Как можно так быстро все решать? Это уже изначально было плохой идеей – жить с ним в одном доме. Просто кто я такой, чтобы указывать собственным родителям, как поступать, а как нет? Они решили, мы не стали возражать. Но я не могу избавиться от гнетущего ощущения хрупкости нашего семейного счастья.

Отец любит нас. Да, сложно это признавать, да нелегко даже самому себе говорить эти слова, но даже когда он уходил, то оставлял не нас, а маму. Вот это и дико.

Пусть относится к нам, как хочет. Хотя нет. Лили так сильно любит его. Когда мы впервые заговорили о том, что папа больше не вернется, мама на корню пресекла все наши не радужные мысли. «Если он и ушел, то только от меня, а не от вас, – сказала она. – Вы уже большие мальчики, и я могу вам это сказать. Вас он любит даже больше, чем прежде». Не знаю, что она хотела до нас донести, но спокойнее мне не стало.

Больше всего меня беспокоит то, что я подспудно начинаю чувствовать доверие к нему. Хотя с какой стати мне ему не доверять? Как бы то ни было, отец никогда нас не обманывал. В смысле нас, детей.

Можно ли подделать страсть? Не ту, которая толкает парней и девчонок на год старше меня зажиматься в узких тупиках темных коридоров, а ту, что…

Страсть, которая видна в моих родителях – совсем другого рода. Даже не знаю, как ее описать. Наверное, я просто боюсь назвать это любовью. Любовь – слишком большое слово.

Вот мы и дома. В доме даже запах изменился.

Мама по привычке загоняет нас ванную, чтобы мы помыли руки. Сейчас я чувствую себя так, словно тех двух лет без отца и не было.

Пока мы суетились и толкались в ванной, мама уже прошла на кухню и закрыла дверь. Лили едва успела проскользнуть к ней в последний момент.

Ох…

Значит, мы должны идти в гостиную и беседовать с отцом. Замечательно.

Как и следует ожидать, мы молчим. А что говорить? Если ему есть что сказать, пусть начинает.

Папа тоже молчит. Хмурится, поправляет очки, вздыхает, но молчит. Ему точно есть что сказать.

– Вы с мамой снова вместе?

Даже я, несмотря на то, что знаю Джейми лучше, чем кто-либо другой, подпрыгиваю на месте от неожиданности. Он, конечно, прямой и смелый, но не до такой же степени…

Отец тоже явно шокирован.

– Да, – тем не менее, отвечает он.

И, несмотря на его напряженный вид, говорит он спокойно и легко.

– И у вас все в порядке? – голос Джейми полон сомнений.

– Надеюсь, – кивает отец. – Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Я знаю, вы еще не скоро простите меня, но я хочу попросить у вас…

Опять. Да что с ними такое? Они что – решили нагнать на нас тоску?

Он чувствует наше недоумение и даже запинается. С ним такое в первый раз.

– Я и сам не верил в то, что все можно исправить. Но вот…

Я помню, когда он только приехал, день этак на третий, он пытался с нами поговорить. Он пытался объяснить нам причины своего отсутствия и… извиниться? Мы не стали его слушать. Просто сказали: «Рады, что ты вернулся». Если уж тогда мы взяли на себя эту ответственность и сказали, что рады его возвращению, то как нам сейчас возразить? Да и нужно ли это?

– Если ты хочешь сказать, что вам с мамой выпал второй шанс, то прости, но я хочу кое-что уточнить, – серьезно говорит Джейми.

Мы с ним договаривались, что не будем вмешиваться в их дела, но, по-моему, сейчас он переходит установленные границы.

– Ты не против, если я спрошу кое-что?

– Конечно, спрашивай.

Кажется, отец даже вздохнул с облегчением.

Джейми подбирает нужные слова, отец его не торопит. Мне жутко интересно, что это задумал мой брат.

– Слушай, пап, – наконец, начинает он, – вы ведь уже все решили, верно? Так зачем спрашивать у нас, что вам делать, если все уже решено? Неужели, если мы сейчас скажем, что и слышать не хотим о воссоединении, вы разойдетесь?

– Нет, мы уже не разойдемся. Все уже действительно решено. Но я хочу знать, как вы относитесь ко всему, что между нами происходит. И если вы не захотите меня принять, я, по крайней мере, буду знать об этом.

Мне, конечно, всего тринадцать лет, но я считаю нужным вмешаться.

– Ты наш отец, – говорю я. – Это уже никогда не изменится. А что происходит между тобой и мамой – это не наше дело.

Отец снова тяжело вздыхает и отводит взгляд. Иногда мне кажется, что этот двухлетний перерыв в отношениях между родителями был результатом обоюдного согласия. Хотя, если вспомнить, сколько она плакала после того, как он ушел…

– Все время, что мы прожили вдвоем с мамой, было заполнено… в общем, мы много говорили, пытаясь разобраться во всем, что произошло. Кроме того, было еще несколько неприятных инцидентов, которые помогли нам увидеть, как мы относимся друг к другу на самом деле.

– Хочешь сказать, что нападение на маму, о котором писали в «Пророке», тоже помогло? – недоверчиво спрашивает Джейми.

Папа улыбается:

– Это прозвучит странно, но… да. И это нападение тоже сыграло свою роль. По крайней мере, я понял, как сильно боюсь потерять ее. Мы много чего выяснили в наших отношениях. Думаю, такое случается в каждой семье, когда проблемы заслоняют чувства, и ты уже ничего не видишь в своей жизни, кроме очередных трудностей и очередных обязанностей. Я не говорю, что мой поступок можно оправдать, но поверьте, мы с мамой поняли – эти два года прошли не напрасно.

– А теперь вы хотите начать все сначала?

Я даже сам от себя не ожидал такой смелости. Вообще-то я не собирался задавать этого вопроса, но сейчас, когда отец говорит все те слова, которые мне почему-то хотелось услышать именно от него, я не могу удержаться.

– Нам не нужно начинать с начала, – немного подумав, отвечает отец. – Мы должны просто продолжить то, что у нас есть.

Его ответ оказался даже лучше, чем я мог желать.

Между тем он продолжает:

– Я, конечно, могу сказать сейчас трусоватую фразу вроде: «Станете старше – все поймете», но это ничего не объяснит. Лучше попытаюсь сам все рассказать. Было время, когда мы с мамой действительно считали, что уже не любим друг друга. Тогда, как я уже и говорил, между нами было столько проблем, что и не разобраться. В то время я поступил неправильно и начал искать способ просто уйти от трудностей, не пытаясь решить их. Маме одной было очень сложно справляться, и она искала помощи не у меня, потому что я был занят другим.

Джейми хмурится и поясняет:

– То есть ты хочешь сказать, что вы с мамой, каждый по отдельности, нашли себе кого-то на стороне?

– Неприятно это признавать, но так и было. Справедливости ради стоит отметить, что в этом целиком и полностью виноват я один. Ничего уже не исправишь, что было, то было, но главное – это то, что есть сейчас. Вы же знаете, как легко что-нибудь сломать, и как непросто потом чинить.

Я пожимаю плечами:

– Всего лишь до тех пор, пока не выучишь «Репаро».

Папа смеется:

– «Репаро» исправляет далеко не все, но в чем-то ты, конечно, прав. Любовь и отношения – вещи разные. Если наши отношения и были испорчены, то чувства никуда не делись.

– Я в этом мало чего понимаю, но, по-моему, чувства – это и есть самое важное, – задумчиво говорит Джейми.

– Именно. На них все и строится. Так уж вышло, что нам с мамой нужно постоянно возводить новые отношения на старых чувствах. Только в этот раз все немного иначе. На этот раз мы должны продолжить то, что было, учесть все старые ошибки и постараться не наделать слишком много новых.

Отец замолкает. Кажется, он объяснил нам эти не совсем понятные истины на пределе своих возможностей.

Не могу сказать, что теперь все понял и принял. Но, по крайней мере, он признал свои ошибки и внес хоть какую-то ясность. Может, попозже расскажет что-нибудь еще.

***

Гарри заходит на кухню и сходу выпроваживает Лили:

– Малышка, ты не оставишь нас с мамой?

Она с готовностью кивает и выбегает за дверь. Гарри падает на стул и опирается локтями о столешницу. Я отхожу от плиты и присаживаюсь рядом с ним.

– Ну, как дела? – интересуюсь я.

Вместо ответа он тяжело вздыхает и качает головой.

– Все так плохо?

Он пожимает плечами.

– Ничего страшного, время еще есть. В конце концов, мы ведь не думали, что все будет легко, – будто успокаивая себя, говорит он. – Надеюсь, что они правильно поняли меня. По крайней мере, я поговорил с ними и, как сумел, объяснил, что здесь происходило. Им нелегко принять то, что их родители то сходятся, то расходятся, и я могу представить, как это выглядит со стороны. Ну, а как Лили?

Я пожимаю плечами:

– Она всем довольна. Если ее что-то и волнует, то она мастерски это скрывает. Я пробовала завести с ней беседу, но она просто сказала, что рада тому, что между нами теперь все хорошо. Мне кажется, она всегда знала, что этим все и закончится.

Гарри улыбается и молчит. Я помню, что именно Лили сыграла главную роль в том, что он остался в этом доме.

Когда он вернулся, я пребывала в полной растерянности. Что делать? Оставить его или попросить пожить отдельно от нас? А может, вообще выгнать прочь, не объясняя причин? Тогда мне казалось, что он вполне заслуживал именно последнего варианта, но что-то внутри меня протестовало, когда я представляла себе, как выпровожу его на улицу. Для собственного морального очищения мне нужно было поговорить с Роном. Я оставила спящую Лили в ее комнате, а бодрствующего Гарри в нашей спальне и рванула к родителям, потому что Рон тогда был именно у них. Единственное, что мне сказал брат – делать все ради детей. Только ради них. А потом я вернулась домой и обнаружила, что Гарри и Лили уже успели встретиться без моего ведома. Дочь была счастлива видеть его снова, и я не могла все испортить. Ради нее я пошла на этот риск и снова впустила его в свою жизнь.

Мог ли Рон подумать о том, что заботясь о детях, я в первую очередь обеспечиваю счастливую жизнь и себе? Не знаю. Сейчас уже сложно что-либо утверждать. Но так уж получилось, что Лили радовалась вместе с нами всего месяц, а потом уехала в школу, оставив своих родителей наедине и с кучей неразрешенных проблем между ними. И то, что сейчас она не задает вопросов, не кажется таким уж странным.

За этими раздумьями проходит время, и приближается семейный ужин.

***

Когда в семье разлад, то совместные ужины становятся настоящими пытками. Все дело в том, что за едой мы привыкли много говорить и обсуждать свои проблемы, и если над столом повисает тяжелая тишина, то лично я чувствую себя не очень приятно, и мне даже есть не хочется.

Сегодня все хорошо.

– Я знаю, Лили все уже вам рассказала, – говорил Ал – так что, я, наверное, должен все объяснить. В прошлый раз поговорить не удалось, но вы и так поняли, что у меня были проблемы. В первую очередь хочу поблагодарить вас за то, что ни о чем меня не спрашивали.

До чего же он взрослый…

С самого раннего детства за ним была заметна предусмотрительность и осторожность. Ал всегда тщательно подбирал слова, когда говорил с нами и никогда не поступал необдуманно. Но именно сейчас, когда он начинает объяснять нам свои проблемы, я понимаю, что он уже совсем большой. Разве я был таким в тринадцать лет? Я смотрю на него, и мне даже становится жутковато.

– У меня постоянно возникают проблемы с нашим капитаном. Дело часто доходит до драки, и мы оба получаем наказания. Но мои наказания отчего-то всегда серьезнее, чем его. Не знаю, почему так происходит, но это действительно правда. Как бы я ни старался объяснить причины, по которым начинаются все эти наши разногласия, всем важно только одно – чем они заканчиваются. А заканчиваются они обычно тем, что ему приходится ночевать у мадам Помфри. И после этого уже никто не хочет слушать, что я не виноват, и у меня были серьезные причины.

Джинни внимательно слушает его и кивает.

– А какие, например, бывают причины? – спрашивает она.

Ал небрежно передергивает плечами:

– Разные. От простых оскорблений до сложных ловушек и других мерзких выходок. Во всяком случае я даю сдачи только тогда, когда действительно вижу, что иначе поступить нельзя. Хорошо, что ему осталось учиться всего год, и после этого он уберется из Хогвартса.

– Но с чего-то же все началось. Ты не помнишь?

Тут в разговор вступает Джейми:

– Вообще-то все началось с меня. Еще до того, как Ал поступил в школу, с Забини дрался я, но потом его внимание переключилось на того, кто оказался ближе. Я же не знал, что Ал попадет на слизеринский факультет и будет проводить вечера в одной гостиной с этим… Забини.

– Да ладно, Джейми, тебя никто не обвиняет.

Если он здесь и виноват – то только самую малость. Можно было бы спросить его, почему он не помогает младшему брату, но в этом нет нужды – я прекрасно знаю, что Ал никогда не просит помощи и все делает сам. Уверен, что Джейми узнает обо всем уже после того, как случается самое страшное.

– А еще я хотел бы вас кое о чем попросить, – как-то неуверенно продолжает Ал. Мы выжидающе смотрим на него. – Я все вам рассказал, но мне бы не хотелось, чтобы вы защищали меня или шли разбираться. Если можно.

Мы с Джинни переглядываемся и понимаем, что подумали об одном и том же.

– Нет, что ты, конечно, если ты считаешь, что справишься сам, то поступай, как считаешь нужным. Просто не скрывай от нас, если дойдет до серьезного. И постарайся не находиться один, ладно? – ласково говорит Джинни.

Мы ведь тоже учились в школе. У нас тоже были враги. И мы пережили это без родительской помощи. Я помню, как жалко выглядели те, чьи родители заявлялись в Хогвартс всякий раз после того, как с их детьми что-то приключалось. Но если эта вражда действительно станет серьезной и опасной – нужно будет принять меры. Правда, я еще не знаю, как мы поступим в таком случае.

По крайней мере, он рассказал нам хоть какую-то часть. Это уже радует.

Дальше все идет так, как и должно – Лили рассказывает нам о своих подружках, а Ал и Джейми по временам вставляют ремарки, которые ужасно злят ее. Поначалу Лили фыркает, затем начинает хмуриться, а после уже прикрикивает на обоих. Им только это и нужно – видно, как они довольны. Дразнить свою младшую сестру они любили всегда. Я смотрю на них, и мне кажется, что они – все еще те самые малыши, которые совсем недавно катались по полу в гостиной, пытаясь выяснить, кто лучше всех выносит головокружение.

***

Мама с папой уже давно спят, а нам все никак не удается успокоиться и уснуть. Мы собрались в моей комнате и обсуждаем все, что произошло за день.

Я верю, что на этот раз у нас все будет хорошо, но братья продолжают сомневаться.

– Отец нам все объяснил, – шепотом говорит Джейми. – Он сказал, что они с мамой теперь будут жить вместе, как раньше.

– Я это знаю, – с гордостью отвечаю я. Я действительно горжусь тем, что мне этого не нужно было объяснять. – Мама тоже хотела мне это сказать, но я и так знаю, что у них все хорошо.

Ал как-то недоверчиво морщится и качает головой:

– А что, если они это говорят только для того, чтобы мы спокойнее учились в школе? Мы ведь не можем проверить, что они говорят правду, верно?

Джейми удивленно смотрит на него и спрашивает:

– А зачем нам проверять? Это только их дело.

– Неужели ты совсем не беспокоишься за маму, оставляя ее в доме с отцом?

– Он никогда не станет ее обижать, ты же знаешь.

– С чего ты взял? Обиды разные бывают.

– Он ее любит.

– Раньше его это не останавливало.

Джейми выходит из себя и яростно шипит в ответ:

– Ну, и что ты предлагаешь? Не верить ему? Мне, допустим, кажется, что он говорил правду.

– Я и не говорю, что он обманывал.

Если я сейчас не вмешаюсь, то наверняка будет скандал.

– Я хочу пить, – вполголоса говорю я, чтобы хоть на мгновение перекрыть их шепот. – Кто-нибудь еще хочет?

– Да, я хочу, – кивает Джейми.

– Тогда я схожу на кухню.

Я оставляю их в своей спальне, надеясь на то, что они не станут драться без меня.
Осторожно спускаюсь на первый этаж, ступая как можно тише, чтобы не разбудить родителей. Еще не хватало, чтобы они обнаружили наше ночное собрание.

Вот и кухня.

Даже не успев заглянуть внутрь, я уже знаю, что там кто-то есть. Останавливаюсь возле двери и осторожно смотрю внутрь, пытаясь разглядеть, кто там сидит – мама или папа.
С моей стороны виден только тот угол, где находится плита и еще край стола. И там пока пусто.

Я стою еще некоторое время, обещая самой себе, что если через минуту никто не появится в поле зрения, то я зайду и возьму графин с водой. Минута не успевает подойти к концу, а к плите уже проскальзывает мамин силуэт.

Зачем ей понадобилось идти на кухню ночью?

Она берет чайник, отходит, чтобы наполнить его водой, и возвращается обратно. Ясно – она тут надолго. Мама все еще стоит возле плиты, когда следом за ней туда же подходит папа. Так они тут вдвоем? Интересно.

Папа подходит совсем неслышно, и мама, которая стоит спиной к нему, не знает, что он стоит совсем близко. Поэтому, когда он обнимает ее за талию, она вздрагивает от неожиданности.

– Гарри! – она разворачивается к нему и укоризненно качает головой. – Ты напугал меня.

– Тут нет никого, кроме нас. Так что тебе нечего бояться, – папа смеется в ответ.

– А если бы я вскрикнула и разбудила детей?

– Они крепко спят, ничего страшного.

Да уж, очень крепко.

Знаю, что подглядывать нельзя, но ничего не могу с собой поделать – смотрю, как завороженная. Мама обнимает папу за плечи и улыбается. Я никогда не видела их такими, как сейчас. Никогда.

– Ты чего так долго?!

Я подпрыгиваю на месте, застигнутая врасплох и перепуганная. Устав ждать меня, Ал и Джейми явились следом. Я поворачиваюсь к ним, прижимая палец к губам. Потом жестом показываю им, чтобы подошли поближе.

– Там родители? Что они там делают?

– Да. Тихо, не разговаривайте.

Когда я возвращаюсь к подглядыванию, мама уже сидит на краю стола, крепко обняв папу руками и… ногами. И они целуются.

Наконец, мама отстраняется и хихикает:

– Все, надо заканчивать с этим. Вдруг кто-то из детей увидит?

– Но они же спят, – возражает папа.

– Они все пошли в тебя, – мама посмеивается в ответ, – иногда встают по ночам от жажды. Если кто-то проснется и захочет пить, нас засекут.

Папа качает головой, и они снова начинают целоваться. Правда, на этот раз она обнимает его только руками.

Джейми трясется от смеха и очень тихо шепчет:

– Может, нам выскочить и сделать им сюрприз?

Ал дергает его за руку и отвечает:

– Нет, пошли отсюда. Попьем в другой раз.

Они уходят, а я все никак не могу оторваться от своего места. Джейми тихонько встряхивает меня за плечи:

– Лилс, пошли, не мешай им.

Разве родителям сейчас что-то может помешать?

Я послушно киваю и двигаюсь следом за ними. Что-то мне подсказывает, что теперь они не сомневаются в том, что теперь у мамы с папой все в порядке.

У меня-то уж точно нет сомнений.