Слова слетели с губ, и уже ничего нельзя было изменить. Хотя Гермиона уже давно понимала, что у них с Малфоем, скорее всего, нет шансов, видеть, как все рушится, своими глазами было намного хуже, чем просто принимать это внутри себя.
Драко молчал. В его серых глазах не отражалось ничего, кроме холода, и Гермиона чувствовала, как этот холод проникает в нее саму, забирается под одежду, покрывая кожу мурашками, и идет дальше, заставляя стынуть кровь и замораживая сердце.
Пошел снег. Крупные хлопья, кружась, падали с небес и сразу таяли, опускаясь на землю, одежду и волосы. На горизонте занимался рассвет.

Тишина становилась невыносимой. И Гермиона уже собиралась просто развернуться и уйти, как Драко наконец произнес:
– Ты лжешь. Вот только это уже слишком даже для тебя. Я не намерен терпеть это более! Катись к черту со своими выдумками!
Гермиона в шоке открыла рот, готовая опровергнуть слова Малфоя. Она была просто поражена тем, что он ей не поверил! Ведь она говорила правду! Но тут ментальный барьер между ними вдруг приоткрылся, и она почувствовала Драко. Внешний холод скрывал другое, намного более сильное чувство, объясняющее его слова и поведение. Страх.

***
Поверил ли Малфой на самом деле Гермионе? О да, еще как поверил! Но он просто был не готов принять такое! Это было и вправду слишком, вот только не для Гермионы, а для него самого. Дочь Волан-де-Морта, воплощение зла. Дочь тьмы.
Как можно было смириться с таким? Позволить себе поверить в это? Драко Малфой всеми силами пытался отогнать осознание этого факта, отказываясь даже думать о том, что это может быть возможно!
«Это ложь» – твердил он сам себе.
«Это ложь» – сказал он Гермионе.
Это ложь. Ложь! Еще одна ужасная выдумка.
Вот только страх был вполне реальным, ведь если это было бы правдой – нет, конечно же это не так! – но если… это означало бы слишком многое.

***
Возвращаясь в замок, Гермиона кляла себя на чем свет стоит за то, что рассказала Малфою, кто ее настоящий отец. Теперь оставалось надеяться лишь на то, что он никому больше не откроет ее тайну. Впрочем, если он сам не готов был признать правду, то надежда эта была более или менее оправданной. И все же, подобный поступок был весьма неосторожным. Хорошо еще, что Гермионе не пришло в голову добавить, что она теперь сотрудничает с Томом Реддлом, который, между прочим, обитает в теле Джиневры Уизли, живущей в его, Малфоя, доме.
Проходя мимо очередного поворота, Гермиона вдруг услышала приглушенные голоса. Засветив палочку, она направила ее в тупик и увидела неприметную дверь. Стараясь не шуметь, девушка подошла ближе к ней и прислушалась.

– Это мое окончательное решение, – услышала она женский голос. – Ты меня не заставишь!
– Ты забыла, кто привел тебя туда и зачем? Забыла нашу первоначальную цель? – яростно отвечал ее собеседник, в котором Гермиона без труда узнала Теодора Нотта.
– Я ничего не забыла, – прошипела в ответ девушка. – Особенно то, что ты пытался использовать меня для достижения собственной цели! Я не буду шпионом, ясно? Это слишком опасно, во-первых, а во-вторых, Джордж и так меня недолюбливает, а я…
– …а ты влюбилась в Уизли? – с отвращением в голосе перебил ее Нотт. – Ты вообще в своем уме, Фецилия?

Гермиона задохнулась от изумления. Несомненно, влюбиться в близнецов Уизли при всех их достоинствах довольно несложно, но Фецилия? Слизеринка, так уверенно отстаивающая чистоту крови, ни на секунду не усомнившаяся в решении получить метку?
– Это не твое дело! – тем временем ледяным тоном ответила Селвин.
– Правда, дорогая? А твой драгоценный Фред в курсе столь привлекательной татуировки на твоем левом предплечье?
– Ты…! Ты не посмеешь!
– Еще как посмею! Я послал тебя к ним для того, чтобы ты добывала для Темного Лорда сведения, касающиеся планов Ордена Феникса, и ты будешь это делать! – с угрозой произнес Теодор.

– Ты меня не заставишь, – процедила Фецилия.
– В таком случае я все расскажу, – Гермиона, хотя и находилась за дверью, словно видела, как он развел руками, угрожающе ухмыляясь.
– Удачи! Вот только мы сумели убедить их в том, что мы на самом деле не поддерживаем Темного Лорда, и мне не составит труда рассказать ужасную историю о том, как меня заставили принять метку, грозя смертью.
– В таком случае, я поведаю о твоем предательстве нашему хозяину, – нашелся Теодор.
На несколько минут повисло молчание, а затем Гермиона услышала всхлип и крик: «Ненавижу тебя!» Не дожидаясь продолжения драмы, она быстрым шагом покинула коридор и направилась в слизеринскую гостиную. Все было ясно и так: каким-то образом Нотт добился того, что близнецы Уизли доверились ему и Фецилии, и намеревается использовать это, чтобы получать информацию о действиях Ордена Феникса. Конечно, Гермиона должна была это предотвратить, но как предупредить Фреда и Джорджа, считающих ее предательницей, она не имела ни малейшего понятия.

***
Решение нашлось в тот же вечер, когда Гермиона, уже собираясь ложиться спать, почувствовала вызов одного из зеркал. Быстро поняв, что это Рон Уизли, она на всякий случай наложила на двери заглушающие и ответила.
– Что случилось, Рон? – с тревогой в голосе поинтересовалась Гермиона.
– Да ничего особенного, просто захотелось с тобой поговорить…
– Мы же договорились, что будем связываться только в крайних случаях!
– Малфой, небось, с тобой говорит, когда захочет! – вспылил Уизли.
– Ты ошибаешься, – покачала головой Гермиона, подумав о том, сколько раз отказывалась говорить с Драко, сколько они ссорились, и о том, что после сегодняшнего ее заявления вряд ли у них есть вообще какое-то будущее. – Ладно, прости. Просто я волнуюсь за нашу безопасность.… За безопасность Гарри…

– Где ты сейчас? – перебил ее Рон.
– В Хогвартсе, – нехотя ответила Гермиона. Честно говоря, она понятия не имела, о чем говорить с Роном… Страх, что он не примет ее такой, какая она есть, только усилился после инцидента с Малфоем.
Тем временем сам Рон уже догадывался о том, что именно делает Гермиона. Но он, как и Малфой, понимал, что от конкретного знания станет только хуже. В одно он верил твердо: Гермиона не предала их сторону, она поможет им уничтожить крестражи и закончить войну, а потом все снова станет по-прежнему.
– И как обстановка в замке? – спросил Уизли.
– Война идет везде. И здесь тоже.
– Еще бы! Раз Главный Пожиратель позволяет себе вот так являться и… – Рон не закончил. Было видно, что ему тяжело говорить о смерти Джинни.
– Рон, то, что я скажу, тебе не понравится, – медленно произнесла Гермиона, – но Темный Лорд убил твою сестру в назидание остальным студентам, которые пытались бунтовать против нового режима. «Школа – не поле боя», – сказал он. Нам всем тяжело принять эту потерю, но нельзя не признать, что после этого происшествия обстановка в школе стала намного спокойнее.
– Ты говоришь так, будто считаешь, что он правильно сделал!

– Конечно, нет! Я очень скучаю по Джинни и считаю, что то, что произошло – верх несправедливости! – говоря эти слова, Гермиона вспомнила рассказ Тома Реддла и то, что Джинни сама выбрала позволить вернуться ему. Однако объяснить это Рону было невозможно.
– Если бы я был там, я бы смог ее защитить! – тихо произнес Уизли.
– Я думаю, каждый из нас так думает, – ответила Гермиона, думая о том, что уж кто-кто, а она и правда имела шанс спасти гриффиндорку.
– Да, когда я говорил с Фредом и Джорджем, они сказали то же самое, – подтвердил Рон. И тут Гермиону осенило. Вот он, шанс передать близнецам подслушанный недавно разговор!
– А когда ты с ними говорил?
– На похоронах…
– Думаю, тебе нужно будет сделать это снова.

***
На следующее утро Гермиона проснулась выспавшейся и полной радости. Решенная проблема с Фредом и Джорджем ощущалась как гора с плеч. И пусть близнецы не узнают, кто им помог… Это не важно. Главное, что она передала им свои знания, и теперь можно было расслабиться.
Впрочем, хорошее настроение слетело вмиг, стоило Гермионе подойти к зеркалу. Оттуда на нее смотрели глаза с красной радужкой.
– Не хочешь вернуть меня? – услышала Гермиона голос крестража в голове.
– Я верну тебя, если ты мне поможешь найти крестражи Темного Лорда, – отозвалась девушка.
– Чтобы я снова смотрела на то, как этот Реддл их присоединяет? – с ненавистью переспросила другая половина души.

– У тебя нет выбора. Либо так, либо навечно останешься в кольце! – пообещала Гермиона.
– Неужели ты не хочешь вернуть Драко? Ведь я могу помочь тебе в этом, – предложила вторая сущность. – Вернуть связь, любовь…
– Мне не нужен Драко Малфой, – твердо произнесла Гермиона. – Мне нужны крестражи. И ты найдешь их для меня, хочешь ты того или нет.

***
Следующая встреча с Реддлом была назначена на вечер субботы, и на этот раз их целью было посещение Тайной комнаты, где, по словам Тома, находился опознающий артефакт рода Слизерин, к которому он обещал сопроводить ее в обмен на помощь с присоединением крестражей. Поначалу Гермиона была против компании Реддла, ведь это значило, что придется привести его в замок, что было весьма небезопасно, однако Том сумел уговорить ее, сообщив, что для того, чтобы попасть туда, понадобится говорить на парселтанге, а этот язык Гермиона хоть и понимала, но говорить у нее почему-то пока не получалось.

Итак, скрываемые ночными тенями и мантией-невидимкой, Гермиона и Том добрались до туалета плаксы Миртл. На их удачу, плаксивое привидение отсутствовало, и они без труда спустились вниз, закрыв за собой проход. Гермиона была здесь впервые и поэтому с интересом разглядывала каменные стены тоннеля с потеками ила, по которому повел ее Том Реддл, как только они вылетели из трубы. Полет показался Гермионе, несмотря на грязь, покрывающую стенки трубы, чем-то потрясающим, однако путешествие по узкому коридору глубоко под землей вдохновляло ее намного меньше. Во взгляде Тома же, напротив, отражалось что-то вроде ностальгии, словно он вернулся домой после многих лет скитаний. Говоря по правде, так оно и было, ведь именно здесь он обитал несколько десятков лет, прежде чем выбрался на поверхность, вселившись в тело Джинни Уизли.

Освещая волшебной палочкой дорогу, Гермиона следовала за Реддлом, который уверенно направлялся к цели, зная все повороты наизусть. Казалось, он мог дойти до тайной комнаты даже вслепую. Под ногами то и дело хрустели кости мелких животных, в воздухе пахло сыростью. Наконец, миновав очередной поворот, Гермиона и Том вышли к гладкой стене с вырезанными на ней двумя свившимися в кольца змеи с поднятыми головками, вместо глаз у них блистали огромные изумруды. Они остановились. Том медлил.
– В чем дело? – нетерпеливо поинтересовалась Гермиона.
– Василиск, – коротко ответил Том.
– Он же мертв…
– Вот именно.
– И что же… О, прости, – Гермиона с удивлением обнаружила, что Реддл не открыл сразу проход, потому что не готов был увидеть то, что осталось от его смертоносной змеи.
– Он был хорошим слугой, – сухо ответил Том, не желая показывать слабость. – Откройся!

Стена тотчас разошлась, открывая проход, и они вошли внутрь темной мрачной комнаты. Прямо по центру, раскинувшись кольцами, лежал мертвый василиск. Из его открытого рта торчали острые ядовитые клыки, которые могли бы понадобиться Гермионе в прошлом, но не сейчас, когда она приняла решение помочь Реддлу присоединить все части души.
Том медленно обошел змею, не промолвив ни слова, и двинулся дальше, к огромному лицу Салазара Слизерина. Рот каменного изваяния был широко открыт – должно быть, оттуда и выполз, чтобы встретить свою смерть, василиск. Подойдя к статуе, Реддл приложил руку к одному из выступов и прошептал что-то на парселтанге. В тот же миг, ступенька за ступенькой, появилась лестница, ведущая прямо в разинутый рот Салазара. Не дожидаясь Гермиону, Том начал подниматься по ней наверх, и девушка поспешила последовать за ним.

Отвлекшись на изучение всей этой подземной архитектуры, Гермиона только сейчас обратила внимание на странное ощущение, появившееся внутри нее, едва они спустились сюда. И чем дальше Том вел ее, тем сильнее оно разрасталось, артефакт был совсем рядом и звал ее к себе.
Поднявшись по ступеням, они оказались в небольшой круглой комнате, пол которой был еще больше усеян костями. Очевидно, это была нора василиска, куда он приносил свою добычу. Сделав несколько шагов, Том остановился у почти незаметной дубовой двери с изображением все тех же сплетающихся змей. Недолго думая, Гермиона обошла Реддла и встала напротив двери. «Откройся» – уверенно произнесла она, глядя на изумрудных змеек. Те вмиг ожили и расползлись в разные стороны, открывая ручку. Гермиона смело взялась за нее и потянула на себя.

Дверь распахнулась, и они оказались в огромной светлой зале. Справа и слева тянулись длинные ряды хрустальных колонн, таких прозрачных, что они казались нереальными. Гермиона остановилась на пороге, заворожено глядя по сторонам и восхищаясь всем этим великолепием, скрывавшимся под замком многие столетия. Реддл взглядом пригласил Гермиону войти, и она сделала несколько нерешительных шагов. Том обогнал ее и направился в самый дальний угол хрустального зала. Гермиона последовала за ним, стараясь не отставать. Сердце бешено колотилось в предвкушении, она чувствовала, что они уже близко, артефакт словно притягивал ее к себе.
Пройдя через весь зал, Реддл остановился у черного мраморного постамента, на котором, как показалось Гермионе, ничего не было. Но вот Том достал палочку, направил ее в центр постамента и произнес: «Покажись», постамент исчез. На его месте в воздухе что-то закружилось, совершенно бесшумно и так быстро, что невозможно было разглядеть, что это. Наконец вращение замедлилось, и Гермиона увидела небольшую золотую пирамидку. Ничем особенно не примечательная, она, тем не менее, притягивала взгляд, и девушка сделала шаг вперед, будто под гипнозом.

Тем временем пирамидка совсем перестала вращаться и просто повисла в воздухе. Вдруг Реддл взял Гермиону за руку. Она не успела опомниться, как в воздухе сверкнул кинжал и рассек ей руку, кровь брызнула на пирамидку, и рана мгновенно зажила. Капли крови как будто впитались в золото пирамидки, но дальше ничего не произошло. Гермиона с неуверенностью посмотрела на Тома. Тот, не отрывая взгляда от артефакта, продолжал ждать.
Вдруг пирамидку окутал туман, и она стала прозрачно-голубой, словно небо, затем она потемнела, и в ней засветились звезды. Гермиона не могла оторвать глаз, казалось, пирамида зовет ее. Она непроизвольно протянула руку и коснулась гладкой стеклянной поверхности. В то же мгновение по ее пальцам пробежал холодок, и рука начала покрываться льдом. Гермиона испугалась и поспешно отдернула ее. Как ни странно, пирамидка легко отделилась, снова став металлической и не сдвинувшись ни на миллиметр.

– Вот и все, – прокомментировал Том. – Род принял тебя.
– Что это было? – спросила Гермиона, имея в виду лед на своей руке.
– Это не просто артефакт. Эта пирамида появилась в роде Слизерин еще задолго до рождения Салазара. Наш предок привез ее из Древнего Египта и заколдовал, чтобы она определяла его кровных наследников. Однако пирамида обладает и другой магией – магией стихий, которую она дарует каждому к ней прикоснувшемуся. Определив, к какой стихии маг ближе, пирамида дает ему власть над ней. Первоначально она хранилась в родовом замке Слизерин, но Салазар, узнав о ее необыкновенных свойствах, решил спрятать ее более тщательным образом, чтобы магия стихий была неподвластна никому, кроме его наследников. На тот момент как раз воздвигался этот замок, и Слизерин создал этот зал и Тайную комнату с Василиском, который охранял артефакт от желавших его получить.

– То есть Василиск был создан не для того, чтобы очистить школу от маглорожденных? – спросила Гермиона, когда Том закончил свой рассказ. Вся эта история была просто невероятной, ведь если все было действительно так, то легенда о тайной комнате – лишь прикрытие для рода Слизерин, чтобы передавать волшебный артефакт своим потомкам.
– Несомненно, это была одна из целей, – ответил Реддл. – Но не главная. Тайная комната должна была привлекать потомков Слизерина, а затем они бы находили артефакт рода.
– А что если бы эти наследники учились в Дурмстранге или любой другой магической школе?
– На момент создания этого зала никаких других школ не существовало, и Хогвартс должен был стать самым известным, самым элитным, величайшим, а то и единственным образовательным учреждением для магов. Салазар не сомневался, что его истинные наследники не станут учиться нигде, кроме Хогвартса.

– Что ж, это понятно, – усмехнулась Гермиона. Самоуверенности у Слизерина было хоть отбавляй. – Но тогда у меня другой вопрос. Насколько мне известно, стихий существует всего четыре: огонь, вода, земля и воздух. Почему же тогда пирамида заморозила мою руку?
– Лед – это, несомненно, вода.
– Но почему именно лед? – не отставала девушка.
– Потому что ты холодна, как лед. Вода – это жизнь и мягкость, эмоциональность и чувственность, приспосабливаемость к условиям. Она постоянно двигается, она дает силу всему живому. Ты могла бы быть такой, но ты закрылась в себе, заморозила сердце и душу. Ты ничего не чувствуешь, а делаешь что-то, только исходя из логики.

Вспомнились слова Трелони, после которых Гермиона отказалась посещать уроки прорицания: «Сердце ваше не способно на любовь, а душа сухая, как страницы учебников, к которым вы привязаны навсегда». Возможно, не так уж и неправа она была, раз даже столь древний артефакт счел Гермиону ледяной статуей.
– Но это неправда! – воскликнула Гермиона со слезами в голосе. – Я могу чувствовать!
– Можешь, – согласился Том. – Но не хочешь. Ты пытаешься избавиться от любых чувств, лишь бы не ощущать боли. И до тех пор, пока это так, ты будешь Повелительницей Льда.