Глава 9
Я куда–то бежала в абсолютной, бесконечной темноте. Мне не было страшно, лишь слегка боязно от того, что я не знала – окажется ли при следующем шаге под моими ногами земля, или я провалюсь в чёрную бездну. Ведь я ничего не видела: ни окружающей обстановки, ни даже собственных рук, когда подносила их к глазам.
И когда я устала идти, я буквально приказала себя проснуться, неимоверным усилием воли, выдёргивая себя из лап сна.
Глаза распахнулись, взгляд поймал темноту комнаты – но не такую густую, как в моём кошмаре. Я видела узор обоев, необычайно бледный в лунном свете, привычную обстановку – удобные кресла и большой шкаф, стол и неизменно включённый лэптоп.
Оглянувшись через плечо, я посмотрела на ясное звёздное небо за стёклами окон. Была глубокая южная ночь. Ни облачка. Звёзды подмигивали мне, будто знали ответы на все вопросы, что мучили меня.
Я что заснула?
Последнее, что я помнила – себя на кровати, сжавшуюся в нервный дрожащий комочек. Отчего это я вдруг плакала?
Стоило мне задать себе этот вопрос, как события вчерашнего вечера, словно снежная лавина накрыли меня с головой.
Эдвард, появляющийся в моей спальне. Эдвард, заботливо приносящий мне чай. Эдвард – неизменно опасный и совсем далёкий. А потом вдруг – Эдвард, целующий меня.
Рука невольно поднялась и коснулась губ, словно на них ещё оставался его вкус, а на одежде, которую я так и сняла – его запах.
Я вспомнила и устыдилась. В первую очередь – своей реакции, а потом уже – своего бегства.
Чувствуя, как подкрадываются нежеланные слёзы, я закрыла глаза, стараясь зажмуриться как можно сильнее, чтобы не дать им пролиться.
Наверное, я плохой человек, плохая жена... была... Я потеряла мужа; не прошло и недели, а я чувствую влечение к другому мужчине, даже больше – позволяю ему себя целовать. Почему я не оттолкнула его сразу же? Почему поддалась? От одиночества ли? Нет... это абсурд!
Я энергично затрясла головой, но ощущения не исчезли. Я вспомнила и, наверное, не желала забывать, ведь как бы я не корила себя, как бы не ругала – в объятьях Эдварда мне было спокойно и хорошо, – такие, казалось, давно позабытые чувства, – а его поцелуй, наполненный сдерживаемой страстью, увлёк меня, и я забыла на секунду, что мы никто друг другу. Но, даже просто находясь на расстоянии нескольких сантиметров, даже не соприкасаясь, мы чувствовали тонкие потоки энергии, связующие нас – это напряжение, это некое влечение, и если я чувствовала его, то почему бы и Эдварду не ощущать что–то подобное. Знаю, такое просто не может быть односторонним, для этого нужны двое и... взаимность.
Проблем прибавилось. Я теперь не просто была наедине в одиноко стоящем доме с посторонним мужчиной, которого, как сказал мой друг, не существует. Теперь я была в нескольких шагах от незнакомца, который привлекал меня, а я... я привлекала его. Не верю, что за его поцелуем стояла простая жалость или сочувствие. Так не сочувствуют вдове умершего брата.
Стыд снова нахлынул на меня.
Только бы не начать сравнивать!
Но это уже происходило, правда, пока не оформилось в здравую, чёткую мысль. Так, какие-то сумбурные намёки.
Откинув одеяло, я встала с кровати. Надо сходить вниз за водой. К тому же я так ничего и не поела. Мне и не хотелось, но умом я понимала – надо питаться, ведь мне нужны силы, чтобы пройти через всё это. Голодный обморок – последнее, что мне сейчас нужно.
Подойдя к двери, я обхватила пальцами ручку замка и повернула. Что–то тихо щёлкнуло, и дверь отворилась. Тёмный коридор на удачу оказался пустым. Я тихо рассмеялась про себя: раньше такие мысли не пришли бы мне в голову, а теперь я не исключала варианта, что где–то поблизости мог быть Эдвард, бесшумный и быстрый, словно горный кугуар.
Аккуратно ступая, я пыталась не шуметь по мере возможности, но половицы то и дело недовольно поскрипывали под моими ногами. То, что легко удавалось Эдварду, пробывшему в моём доме меньше недели, не поддавалось мне, хотя казалось, я знаю каждый сантиметр своей картонной крепости.
Спускаясь по ступенькам, я была особенно осторожна – не хватало ещё навернуться по пути и кубарем слететь вниз. Нелепо ломать шею – вовсе не входило в мои планы.
Я настолько погрузилась в свои невесёлые мысли, что ни сразу поняла – что–то не так.
Из–под двери кабинета то появлялся, то исчезал пляшущий лучик света.
Я нахмурилась. Почему бы Эдварду просто не включить верхнее освещение? В конце концов, своим нелогичным поведением он пугает меня ещё больше.
Сделав ещё один шаг, я ступила на деревянный пол холла и, недолго поколебавшись, направилась в сторону кабинета. Может, пришло время расставить все точки над "i"?
Но не успела я сделать и нескольких шагов, как сильные руки крепко обхватили меня: одна обвилась вокруг талии, другая зажала мне рот, сдерживая рвущийся наружу крик на полпути. Сердце заработало со скоростью и тяжестью парового двигателя. Я принялась извиваться, пытаясь высвободиться из стальной хватки, но меня слегка встряхнули и прижали к каменной груди, утаскивая в темноту под лестницей.
– Тихо, – выдохнули мне в ухо, и я замерла, узнав голос Эдварда.
Его рука по-прежнему закрывала мой рот, он вроде как и не собирался отпускать меня.
Поначалу я запаниковала, страх сделался совсем животным и необузданным, но какой–то необъяснимый ступор напал на меня. Мне хотелось биться, как птице о прутья клетки, но я не могла пошевелить даже пальцем, полностью обездвиженная от испытываемого ужаса.
Я тут же вспомнила разом все предупреждения Джаспера. Потом непонятно откуда я нашла силы на рывок, но вышло лишь жалкое трепетание. Эдвард был чертовски силён.
– Замри, – прошептал он. – Я не причиню тебе вреда.
Я задышала чаще, не веря ему. Пульс давил на уши, моё сбивчивое дыхание, вырывающееся сквозь пальцы руки, прижимающейся к моему рту, казалось оглушительно громким.
Взгляд заметался и остановился на двери кабинета. Отсюда, из–под лестницы был неплохой обзор, и я по–прежнему видела пляшущую полоску света под дверью.
Но если Эдвард здесь, со мной, то кто же тогда там?
Словно в ответ на мой вопрос, дверь стремительно распахнулась. Человек, вторгшийся в мой дом, чувствовал себя вольготно и совершенно не заботился о посторонних шумах, которые он производил своим присутствием.
Почувствовав спиной напряжение Эдварда, я притихла, повинуясь его безмолвному призыву – молчать.
Но стоило незваному ночному гостю переступить порог кабинета, как я ощутила холодный острый озноб, пробежавший по позвоночнику. Крик застыл где–то посреди горла, так и не найдя выхода, а потом я обмякла, повиснув на руках Эдварда, чувствуя, как мир затягивает в чёрную бесконечную воронку с бездной вместо земли под ногами.
Эдвард
Тихий, еле слышный вскрик заставил меня вернуться обратно в спальню, но прежде я бросил последний взгляд в окно на чистое свободное пространство и посеребрённую лунным светом ленту серой дороги, уходящую вдаль, к городу
Белла сидела на кровати, растерянно и дезориентировано глядя по сторонам. Она была сбита с толку, раздавлена, ошарашена и пока не понимала смысла того, что послужило причиной её обморока.
Мне не сложно было держать её на своих руках: безвольную и бессознательную, пока он уходил из дома через входную дверь.
Знал ли он, что я в доме? Наверное, нет. Иначе не заявился бы так спокойно посреди ночи. Хотя это было странно и непохоже на него – не проверить. Эм всегда отличался повышенной бдительностью. Что же такого важного произошло, что он вмиг растерял её, да ещё так нелепо сдал себя нашим? Многому я научился у него и теперь видел каждую ошибку, каждый малейший промах, о которых он когда–то предупреждал меня.
Белла отыскала меня взглядом и посмотрела на меня, словно на приведение.
– Это... – её голос дрожал.
– Был не сон, – закончил я за неё.
Проклятая дрожь в её нежном голосе раздражала меня, как до этого раздражала её наивная доверчивость, ведь она впустила меня в свою жизнь. Но разве не этого я добивался? Тогда откуда эта злость на Беллу, на её легковерие?
– Он ушёл, – добавил я, видя, что никакой реакции не последовало.
Тонкая морщинка пролегла между её бровями, Белла была необычайно тиха для человека, всего каких–то пятнадцать минут назад столкнувшегося с умершим для неё мужем.
Я ждал криков, истерик, слёз. Но ничего не было. Абсолютная пустота. Абсолютная слабость. Когда сил не остаётся ни на крики, ни на слёзы.
Присев рядом с ней на кровать, я попытался взять её за руки, но она отдернула запястья.
– Кто ты? – её голос был тих, но необычайно твёрд.
– Друг, – просто ответил я, и это не было ложью.
Девушка еле слышно усмехнулась. Этот неуместный звук, сорвавшийся с её губ, привлёк моё внимание к ним. Я не жалел о поцелуе, я сделал бы это ещё раз, не задумываясь. Меня и сейчас влекло к ней. Я запомнил мягкость и сладость её рта, её жар и нежность, её податливость и покорность... и страсть, пока ещё сдерживаемую, но готовую прорваться за оковы ненужной скорби и предрассудков.
Ведь для неё это было именно предрассудком – поцеловать другого мужчину, едва похоронив мужа. Может, во мне играл цинизм, а может, я просто знал, что Эммет объявится. Теперь это знала и она. Увы.
Мне хотелось уберечь её, спасти от боли, оттянуть этот момент, когда она узнала бы о предательстве, ведь она действительно узнала бы о нём рано или поздно. Но судьба распорядилась по–своему.
Ещё прошлой ночью я ждал его. Интуиция, шестое чувство, профессиональное чутьё – это можно назвать как угодно – обострилось до передела. И я ждал. Я знал, что это случится. Просто чувствовал.
Но он пришёл с опозданием на один день. И Белла выбрала именно этот момент, чтобы помешать сделать то, зачем меня сюда отправили.
– Есть надежда, что завтра я проснусь, и всё будет как прежде? – тихий голос прервал мои мысли.
– Не хочу тебя огорчать, но нет.
Она моргнула и задумалась.
– Мне хочется кричать, – внезапно призналась Белла, – но я не могу. Сама не знаю почему, – она тяжело вздохнула, а затем перевернулась, утыкаясь лицом в подушку. Её пальцы сгребли простынь, сжимая и скручивая её с необычайно силой для этого хрупкого тела.
Кулачки забили по кровати, Белла дрожала. Не сдержавшись, я протянул руку и опустил ладонь ей на спину. Она тут же замерла, и я отнял руку. Её напряжённые плечи моментально расслабились.
– Почему? – сдавленно спросила она. Её красивый, мелодичный голос звучал приглушённо.
Что мне ей ответить? Потому что он нехороший человек? Потому что он обманывал тебя? Потому что он был не тем, за кого себя выдавал? Тогда чем я лучше его?
Белла перевернулась и долго смотрела на меня, будто видела первый раз.
– Кто он? – внезапно спросила она.
– Не друг, – перевернул я.
– Чёрт тебя побери, я не ребёнок, не надо делить мир на чёрное и белое, на друзей и врагов, на хороших и плохих. – Если бы она выкрикнула эту фразу мне в лицо, она бы не была так нелепа, но сказанная почти шёпотом, звучала как вопрос.
– Ты хоть понимаешь, что я чувствую? – чуть плаксиво спросила Белла.
– Нет, – честно ответил я.
Её глаза мерцали, словно от невыплаканных слёз, но я знал, что это всего лишь игра лунного света и теней дома. Она неподвижно глядела на меня.
– Я тебе не доверяю, – тихо прошептала Белла.
– Знаю, – я улыбнулся одним уголком рта. – А теперь спи. Завтра поговорим.
– Я не хочу.
– А ты попытайся.
Белла вздохнула и покорно закрыла глаза. Она покусывала нижнюю губу, словно бы что–то хотела, но не решалась сказать. Наконец, Белла, видимо, переборола себя.
– Ты уедешь? – в её голосе слышалось еле сдерживаемое волнение, хотя она и пыталась задать вопрос каким–то несообразным будничным тоном.
Я снова улыбнулся, на этот раз как–то печально и обречённо.
– Нет, я не уеду.
По крайней мере, пока, - мысленно добавил я.