- Синди!

- Элис!

Восторженно пища, Элис бросилась старшей сестре на шею, едва не столкнув ее с крыльца.

- Я не знала, что ты приедешь! Какой сюрприз! Как же я рада тебя видеть! - затараторила она, стиснув Синтию в объятиях. - Боже, какое роскошное пальто! И сапоги!..

- Ты совсем не изменилась! - рассмеялась Синтия, войдя в дом и чмокнув в щеку маму. - Мама, чудесно выглядишь! О, дядя Эрик, вот неожиданность!.. Сто лет не видела тебя! Ох, Бен, да ты уже совсем взрослый!

Элис наблюдала за этой умилительной семейной сценой, поминутно переводя взгляд на часы. Ну когда же будет, наконец, эта проклятая полночь? Еще почти два часа мучаться...

Посидев немного с неисчислимой толпой родственников в гостиной и послушав увлекательные рассказы сестры о ее французских каникулах, Элис поднялась в свою комнату и в третий раз за сегодняшний вечер переоделась. Переодевания были единственным, что развлекало ее в эти бесконечные, тягучие, как сладкая жвачка, часы рождественского вечера, внося хоть какое-то разнообразие в занудные разговоры с неисчислимыми тетями, дядями, бабушками и дедушками и изготовление колоссального числа канапе. Даже в детстве она не ждала полуночи с таким жадным нетерпением, как сегодня, и часы, как будто чуя ее нетерпение и издеваясь, еле ползли.

Элис оглядела себя со всех сторон в огромном настенном зеркале и нахмурилась, несмотря на невольно изогнувшую ее губы тщеславную улыбку. Ярко-синее коктейльное платье, сплошь усеянное пронзительно-яркими искрами пайеток, так здорово шло ей, но никто ведь не оценит эту красоту еще целых два часа!.. Для собравшейся в доме орды родственников она, похоже, не более чем хорошо одетая официантка. Застонав, Элис повалилась на кровать и, борясь с желанием завыть от нестерпимой скуки, схватила мобильный и набрала номер Розали.

- Куда ты пропала? - требовательно спросила Элис, едва услышав в трубке голос подруги. - Даже удачи мне не пожелала!.. Я обиделась, между прочим.

Полных несколько секунд в трубке не было ни звука, а затем Розали воскликнула:

- Боже, прослушивание! Я же совсем забыла!.. О, прости, прости, прости!.. Как все прошло? Наверняка ведь все было отлично?..

- Мы выиграли, - чопорно изрекла Элис и строгим тоном прервала поток восторгов и поздравлений, полившийся из трубки: - Но я все равно обиделась!

- Мне очень стыдно, правда, - просительно и печально сказала Розали. - Я просто... - она вдруг замолчала, не то спешно пытаясь придумать оправдание, не то сомневаясь, говорить ей это оправдание или нет. И, видимо, решив, что лучше промолчать, так и не договорила, спросив вместо этого: - Как проходит Рождество?

- Оно еще не проходит, - уныло сказала Элис и, не сдержавшись, тихо и счастливо выдохнула: - Джаспер позвал меня праздновать вместе!

Каждый раз, когда Элис вспоминала об этом, внутри все замирало, леденея испуганно-восторженным предвкушением, как в тот самый момент, когда она, вытерев слезы и еле сумев совладать с дрожавшим от плача голосом, ответила на неожиданный телефонный звонок и услышала от Джаспера это приглашение, которое ему пришлось повторять дважды, потому что в первый раз он выпалил его с такой бешеной скоростью, как будто боясь не то опоздать, не то передумать, что отравленное многочасовыми рыданиями сознание Элис просто не успело уловить суть этих слов.

За утро и день, последовавшие за ночной феерией Сиэтла, она успела рухнуть со сказочных небес всего случившегося в ад таких мучений, что, добравшись до дома, уже не могла представить себе, что еще хоть когда-нибудь в своей жизни сможет улыбаться. Непонятная глухая замкнутость Джаспера, странная для того, каким она его знала, и совершенно необъяснимая после всего, что между ними было, его отсутствующий вид и напряженный тон, с какими он попрощался с ней у ее машины, то, как раздраженно он отмахнулся от ее попыток спросить, в чем дело - все это било ее, душевно обнаженную, беззащитную перед ним, как кнутом, и она чувствовала себя обманутой, использованной, преданной и выброшенной, как ненужная обертка от уже съеденного шоколада.

Лежа на своей кровати в обнимку с подушкой и глотая слезы, Элис ненавидела уже не Джаспера, а саму себя - за свою доверчивую глупость, за то, какой безмозглой идиоткой была... Конечно, все, что она могла ему дать - победу и себя - Джаспер уже получил, так какого же черта он стал бы хотя бы делать вид, что ему после всего случившегося еще есть до нее дело?.. И вот, посреди этого кошмара, раскалывавшего ее на куски, - его звонок, голос, приглашение... Смеясь от счастливого облегчения, уткнувшись лицом в еще мокрую от слез подушку, Элис чувствовала себя пойманной, остановленной и спасенной на самом краю могилы. Однако родители не оценили всей важности этого приглашения. «Рождество - семейный праздник», «Мы только раз в году собираемся всей семьей», «Встретишься с ним завтра» - эти аргументы было невозможно опровергнуть, и все, чего Элис сумела добиться после целого часа упрашиваний, скандалов, слез, требований и обид, - это позволения пойти к Джасперу после полуночи, официально встретив Рождество в кругу семьи.

Рассказывать обо всем этом Розали она, разумеется, не стала и, выслушав ее поздравления, в которых, в отличие от слов Беллы, когда Элис позвонила ей сразу после полученного от Джаспера приглашения, радости было намного больше, чем плохо скрытого удивления и почти неодобрения, задала подруге тот же вопрос:

- А ты как отмечаешь?

- Дома, - со вздохом ответила Розали. - С родителями. Так что я тебе завидую!.. - в ее голосе Элис услышала неподдельную грустную зависть, но прежде, чем она успела шутливо поинтересоваться, уж не влюблена ли подруга в Джаспера, раз так завидует, Розали сказала: - Прости, вызов на другой линии, - и перевела ее в режим ожидания.

Элис перекатилась на живот и перелистнула валявшийся на полу возле кровати журнал, дожидаясь, пока Розали закончит болтать по другой линии. Ожидание затягивалось - она успела два раза пролистать весь журнал, а подруга так и не вернулась на свзяь. Взглянув на дисплей мобильного, Элис увидела, что ждет уже почти пятнадцать минут. Розали, похоже, просто забыла про нее, заболтавшись с кем-то еще. Раздраженно фыркнув, Элис сбросила вызов и, перебравшись с журналом на другую сторону кровати, принялась проходить тест под пышным заголовком «Умеешь ли ты управлять своим временем?». В дверь постучали, и в приоткрывшуюся щель заглянула Синтия.

- К тебе можно?

Элис отбросила журнал и улыбнулась.

- Конечно!
Сестру она обожала. С детских лет Синтия была для нее кем-то вроде любимой голливудской звезды, каким-то чудом доставшейся ей в родственники: взрослая, высокая, красивая, решительная, успешная. Ей хотелось подражать, во всем, начиная от манеры говорить «Салют», а не «Привет», до выбора парфюма и марки лака для волос.

Синтия вошла в комнату и, закрыв за собой дверь, плюхнулась на кровать рядом с Элис. В руках у нее был бело-фиолетовый пакет со стилизованным изображением Эйфелевой башни.

- Я слышала, ты в полночь сбежишь от нас праздновать в более интересной компании, - сказала сестра, проигнорировав жадный взгляд Элис, брошенный на пакет. - Рассказывай, что это за парень?

Элис порозовела и принялась перебирать украшавшую покрывало на постели шелковую бахрому. Точно такие же вопросы лет пять назад задавала Синтии она сама, сидя по вечерам в ее комнате, где они красили друг другу ногти, слушали Аврил Лавинь, и Синди учила тринадцатилетнюю Элис правильно красить глаза, а та с неиссякаемым любопытством расспрашивала готовившуюся к отъезду в колледж сестру о вечеринках, свиданиях и парнях.

- Он... - Элис набрала в грудь побольше воздуха и вдруг обнаружила, что совершенно не знает, что сказать, как выразить свои чувства к Джасперу и описать то, что он для нее значит. - Он необыкновенный! Такой... такой красивый, чудесный, такой особенный!.. Играет на гитаре...

Синтия расхохоталась.

- О, да у вас все серьезно, я смотрю! Знаешь, как в песне: «He won my heart cos he could play guitar»... - напела она. - Вы вместе играете? Ох, а про прослушивание-то расскажи!

Элис покраснела еще сильнее. В этом вопросе ей послышался многозначительный намек вовсе не на музыкальную сторону проведенного в Сиэтла вечера, и, окончательно растерявшись, она пробормотала что-то невнятное в духе «все было классно» и с неумеренным интересом уставилась на свои колени, открытые коротенькой юбкой платья.

Синтия хитро прищурила свои веселые глаза.

- Так-так-так, - протянула она, с задорным вызовом глядя на Элис. - И как, «прослушивание» прошло... м-м... успешно?

Элис бросила на нее быстрый взгляд, пытаясь сдержать смущенную улыбку, неумолимо изгибавшую губы, и остановить поток воспоминаний, хлынувший в ее мысли и унесший из них прочь все остальное.

Эти ощущения были такими недавними, такими болезненно свежими - как слабые царапинки, остающиеся на руках после игры с кошкой и чуть ощутимо ноющие все время, пока не заживут. Она тогда почему-то совсем не чувствовала страха, хотя, наверное, должна была, и теперь с потрясенным и даже немного гордым смущением вспоминала свою бесстыдную чувственность и смелость и то, какой же далекой от невинного трепета и незнания, куда смотреть и что делать, она тогда была... Она, обычно не решавшаяся смотреть Джасперу в лицо дольше секунды во время простого разговора, той ночью не закрывала глаза, чтобы не прятаться от его взгляда, не скрывать силы своих ощущений. Все те короткие и бесконечные минуты она была как будто одержима, из ее собственных чувств в ней осталась только экстатическая и сияющая любовь к Джасперу и всему, что он делал - даже вздумай он ударить, убить ее тогда, она и от этого была бы счастлива, наверное - а остальные эмоции принадлежали не ей, а какой-то совсем другой Элис, возбужденной, страстной и почти демонической. Эти воспоминания воскрешали на губах обжигающий вкус мятного чая из Старбакс, крахмальную свежесть простыней на обнаженной коже и тихие переливы медленной, искристой и живой мелодии, которую Джаспер играл для нее поздней ночью, сидя на краю кровати в одних джинсах, а Элис смотрела на мягкие контуры теней, скользящие по его лицу и груди, на его легко касающиеся струн пальцы и думала, что больше никогда не сможет слушать его игру и не краснеть, вспоминая о его руках на своем теле и рваной мелодии своего дыхания под резкое биение сердца.

Но Синтии знать обо всем этом совсем не обязательно.

- Успешно! - в тон сестре ответила Элис и, чтобы пресечь дальнейшие расспросы, осведомилась: - А что твой Стивен?

Синтия загадочно и тонко улыбнулась.

- Он... - Элис посмотрела на нее расширившимися от нетерпеливого любопытства глазами, ожидая услышать нечто невероятное, и Синтия засмеялась, поймав ее взгляд, и вытянула вперед левую руку, на которой мягко мерцало кольцо. - Он сделал мне предложение! Так что весной...

Конец фразы потонул в восторженном визге Элис, бросившейся обнимать сестру и осыпать ее бессвязно-счастливыми поздравлениями. Любовная история Синди и Стивена была для нее сказкой получше любого мультипликационного шедевра Диснея: выросшие по-соседству и вместе учившиеся, они были влюблены друг в друга, кажется, всю сознательную жизнь, но так и не признались в этом друг другу, разъехались в колледжи на разных концах страны, четыре года не виделись, а потом - вечеринка по поводу встречи одноклассников, Синдия пришла с другим парнем, Стивен - с другой девушкой, и вот - встреча взглядов через переполненный людьми зал, так долго сдерживаемые чувства наконец вырываются на свободу, и все остальное мгновенно становится не важным, на свете есть только они двое, и... Элис, разумеется, там не было, но она представляла себе этот судьбоносный в жизни сестры вечер именно так. Эта фантазия помогала ей вопреки всему верить, что на свете все-таки есть настоящая романтика и настоящая любовь.

Высвободившись из объятий Элис, Синтия потянулась за пакетом, который принесла с собой, и вынула из него другой, поменьше, в прозрачном коконе которого срывалось нечто фиолетово-серебристое и совершенно волшебное.

- Платье для главной подружки невесты! - весело сказала она, протягивая этот сверток Элис. - Только в Париже нашлось что-то достойное моей маленькой сестренки-шопоголички.

Не слушая ее, Элис быстро развязала на пакете белые ленточки и бережно, почти благоговейно вынула из его глянцево-прозрачных глубин самое красивое платье из всех, какие только видела. Воздушное, нежное, оно было словно многослойное облако тонкого шелка - бледно-розового, лилового, светло-сиреневого, фиалкового...

- Это чудо!.. - выдохнула она, бережно поглаживая гладкие, как масло, шелковые складки струящейся по покрывалу юбки.

- В мае наденешь, - с улыбкой сказала Синтия и, как будто спохватившись, попросила: - Но пока не говори никому про это, я хочу сделать родителям сюрприз. И заодно проверить, если у нас в семье хоть один наблюдательный человек - в конце концов, Стив подарил мне такое сказочное кольцо, а никто до сих пор его не заметил, представляешь?

Элис засмеялась. Стук в дверь прервал это веселье, и заглянувшая в комнату мама позвала их обеих к столу.

Поднявшись с кровати и поправив платье, Элис бросила взгляд на пакет с Эйфелевой башней - в нем явно лежало что-то еще, что-то упакованное, судя по очертаниям, в большую прямоугольную коробку. Поймав этот взгляд, Синтия ухмыльнулась и вытащила коробку из пакета.

- Ну и еще один подарок, с которым я, оказывается, удивительно угадала! - с коварной улыбочкой сказала она, вручив коробку Элис. - Потом расскажешь мне, что скажет по этому поводу твой Джаспер.

Недоумевающая Элис сняла с коробки крышку и, запустив внутрь руку, ощутила под пальцами что-то нежно-кружевное и вынула из складок таинственно шуршащей, как будто шепчущей розовой бумаги кокетливое и до ужаса красивое сливово-черное нижнее белье. Вспыхнув, она перевела взгляд от подарка на дарительницу, одновременно наивно восхищаясь и чувствуя смущение такой силы, что оно физически не позволяло ей заговорить.

Синтия хихикнула, наблюдая за ее реакцией, а Элис показала ей язык и, отвернувшись к зеркалу, ответила:

- Не расскажу!

Оставшееся до полуночи время пролетело удивительно быстро: Синтия все-таки не выдержала и сообщила всем свою чудесную новость, добрый час ее поздравляли и расспрашивали о подробностях предложения и деталях будущей свадьбы, потом пили шампанское, провозглашая тосты за нее и Стивена, а потом часы наконец-то пробили долгожданные двенадцать ударов. Залпом осушив свой бокал, Элис бегом бросилась из гостиной, пропустив мимо ушей предложение родственников хотя бы открыть свои подарки, и, вернувшись в свою комнату, вынула из шкафа четвертое за этот вечер платье.

Не удержавшись и все-таки надев возмутительно французский презент от сестры, она спрятала его соблазнительные кружева под простеньким сливочно-белым платьем, единственным украшением которого были множество пышных воланов на груди и красная бархатная лента, заменявшая пояс. Почти детское, школьное и совершенно не праздничное, не яркое и броское, как обычная ее одежда, но именно в нем ей захотелось отметить это Рождество.

На улице было сказочно красиво: такой редкий в их теплом и сыром городке и такой чудесный снег, вьющийся белыми бабочками в золотых столпах света под фонарями, бархатный мрак неба над головой с приколотой к нему острой серебряной брошью полумесяца и многоцветье переливчатых рождественских огней за окнами домов, на дверях, стенах и крышах... Элис могла бы гулять среди всего этого зимне-праздничного великолепия всю ночь, если бы так не торопилась.

Только поднявшись на широкую веранду дома Джаспера, она вдруг сообразила, что не имеет ни малейшего понятия о том, что ждет ее внутри. Дома или не дома его семья, позвал ли он только ее или помимо нее еще и всю школу?.. Отсутствие ответов на эти вопросы вдруг испугало ее - так сильно, что на секунду желание развернуться и броситься домой заставило ее забыть о том, с каким счастливым нетерпением она ждала полуночи, как хотела здесь оказаться. Но во всем, что связано с любовью, нельзя, просто нельзя бояться. Глубоко вздохнув, Элис шагнула к двери и позвонила.

Джаспер открыл ей почти мгновенно - она даже не успела опустить руку от звонка. Встретившись с Элис взглядом, он улыбнулся, но ничего не сказал, просто глядя на нее и как будто не ощущая ни мокрого ветра, рвущегося с улицы в дом, ни прикосновений снежинок, оседающих на его лице и одежде. И Элис тоже молчала, улыбалась и смотрела на него, на то, как переливающиеся из желтого в красный рождественские лампочки в темном холле у него за спиной делают его волосы то бронзовыми, то золотыми, а бело-голубой зимний свет влажно блестит в его призрачных глазах, кажущихся сейчас такими нежными, темными, без прежней кошачьей зелени и насмешливого вызова... «Боже, я даже не знаю, какого цвета у него глаза, - мелькнуло у Элис в мыслях. - Да что же я вообще о нем знаю?».

- С Рождеством! - сказал Джаспер целую вечность спустя, и Элис чуть вздрогнула, как будто вырванная его голосом из своего зимне-сказочного сновидения.

- С Рождеством, - ответила она, и Джаспер, отступив в сторону, широким жестом пригласил ее войти.

В доме было удивительно тихо, даже музыка не играла, и мерцающие кругом гирлянды разноцветных огоньков как будто таинственно подмигивали медленно шедшей мимо них Элис, чувствующей себя гостьей в зачарованном замке из сказок, не знающей, что или кто ждет ее за поворотом.

- Ты любишь глинтвейн? - осведомился Джаспер, снова выдернув Элис в реальность из ее завороженного, взволнованного созерцания.

- Никогда не пробовала, - честно призналась она и с улыбкой полюбопытствовала: - Сейчас Рождество - почему же не шампанское?

- Потому что я собираюсь угощать тебя стейком с кровью, а шампанское к нему не подойдет, - пояснил Джаспер и, взяв ее за руку, потянул за собой внутрь дома.

- Стейком с кровью? - Элис взглянула на него с веселым изумлением, и Джаспер, засмеявшись, пояснил, что мясо и глинтвейн - это все, что что включают в себя его кулинарные способности.

- Тогда ты умеешь готовить лучше, чем я, - хихикнула Элис. - Потому что я могу только заваривать чай и хлопья молоком заливать. Когда я родилась, то, видимо, была такой малявкой, что раздающие всякие практические навыки ангелы меня даже не заметили и прошли мимо.

- А потом споткнулись и высыпали на тебя всю корзину с талантами, предназначенными для целого нашего поколения, - улыбнулся Джаспер.

Это был едва ли не первый случай, когда она услышала от него комплимент, пусть и замаскированный под шутку. Какой неповторимый рождественский подарок!.. Подарок. Только теперь Элис со внезапной вспышкой ужаса осознала, что, вся захваченная своими бросающими ее из рая в ад и обратно переживаниями, забыла даже подумать о том, что подарить ему. Джаспер повернулся к ней, собираясь что-то сказать, но Элис, опередив его, закусила губу, чтобы не застонать от стыда и сожаления, и сбивчиво пробормотала:

- Прости меня, пожалуйста!.. Я... Все так быстро случилось, что я... я не успела придумать, что тебе подарить.

Джаспер взял концы ее пояса и завязал их на ее талии на бант.

- А у меня уже все есть! - с улыбкой сказал он и, немного помрачнев, добавил: - К тому же я тоже не успел придумать ничего, кроме как отказаться ехать с предками во Флориду и позвать тебя праздновать вместе... Прости!

Глинтвейн и стейки были восхитительны. От приятной сытости и ароматного жара в груди мысли и движения сделались медленными, ленивыми и счастливыми, и Элис не ощущала, сколько времени они провели, сидя друг напротив друга на пушистом ковре в гостиной, освещаемой разноцветными гирляндами на ветвях нарядной рождественской елки, с греющими пальцы стаканами горячего вина в руках, без умолку болтая обо всем, что приходило в голову. В какой-то момент Элис показалось, что она вот-вот заснет, в другую минуту - что она уже спит и все это ей только снится... Словом, ее ощущения были очень похожи на те, что она испытала прошлой ночью, пьяная своим триумфом.

Когда на разговоры уже не осталось сил, они замолчали, и взгляд Элис, лениво и сонно скользивший по комнате, зацепился за блики света от елочных огней на полированном корпусе гитары, покоившейся на диванных подушках, словно музейный экспонат на витрине. Поднявшись с ковра, Элис подошла к дивану и вопросительно взглянула на Джаспера, вытянув к его гитаре руку. Джаспер с улыбкой кивнул и махнул рукой, легкомысленно позволяя ей делать все, что она хочет. Элис села на диван, благоговейно взяла в руки гитару и осторожно провела пальцами по струнам. Почему-то ей было очень неловко сейчас - прикосновение к его музыкальному инструменту казалось ей прикосновением к нему самому, и это было одновременно так притягательно, волнующе и так страшно.

- Странное ощущение!.. - пробормотала она с улыбкой, почти неощутимо перебирая струны и вслушиваясь в срывающиеся с них звуки. - Так привыкла чувствовать струны только смычком, а не пальцами... Это как...

- Как секс без предохранения, - ухмыльнувшись, заявил Джаспер.

- Пошляк! - Элис покраснела и сосредоточенно уставилась на гриф гитары под своей рукой. - Как у вас тут положено играть?.. Как у меня? - она наугад поставила пальцы на несколько ладов, ударила по струнам и поморщилась от получившегося у нее режущего уши дребезжащего звона.

Джаспер засмеялся и, встав на колени рядом с ней, взял ее за левую руку и мягко передвинул ее пальцы.

- Сыграй теперь, - почему-то шепотом сказал он. - Это будет ми минор.

Элис резко провела пальцами по струнам и улыбнулась, вслушиваясь в красивый и удивительно испанский звук сыгранного аккорда.

- Какой же это минор? Это ведь мажор, дурачок, разве не слышишь? - шутливо возмутилась она, а Джаспер и не подумал спорить.

- Точно, мажор. А рядом с тобой я всегда дурак, - очень серьезно сказал он.

А дальше они только целовались.