Пятница, третье сентября, полдень

Солнце палило, покрывая всё моё тело испариной. Полдень – самое жаркое время дня. Разумеется, в Сиэтле стоял далеко не полдень, однако и я находилась не там. Меня похитили. Схватили утром в среду и увезли, оставив разве что в одежде, что была на мне.

Тыльной стороной ладони я смахнула пот со лба. Всё бы отдала за бриз. Должно быть, где-то за тридцать; настоящий зной. Похоже, что Эдвард пытался убить меня этим жаром. После всего того, что он творил со мной прошлой ночью и этим утром, у меня не осталось сомнений, что этот мужчина желал моей смерти. Тело ломило в тех местах, которые, по моему мнению, не могли болеть. Закрыв глаза, я прикрыла их рукой, пытаясь оградить от яркого солнечного света.

Нет, это явно не моя жизнь. Я нормальная девушка из нормальной семьи. Такое в моём мире просто не случается.

На некоторое время я затерялась в мыслях, но меня стремительно вернули в реальность холодные водяные брызги. От неожиданности я закричала, чем только заслужила его злой смех. Открыв глаза, я обнаружила возвышающегося надо мной, хищно осклабившегося Эдварда.

– Ты такой придурок!
Сев, я втёрла капельки воды в нагретую кожу. Вообще-то сейчас, после того, как первичный шок прошёл, ощущения были даже приятными.
– Будь осторожна с теми, кого бранишь, Изабелла. Я могу запросто швырнуть тебя в океан, если ты продолжишь в том же духе.
– Тебе меня не испугать. – Во мне заговорила дерзость.
Кого я пыталась рассмешить? Я беззащитна. Я находилась в его власти, и Эдвард знал это.
– Разве? Что ж, давайте посмотрим, что я могу с этим сделать. – Эдвард принял вызов, который я не намеревалась ему бросать, взял меня на руки и понёс к воде.
Я извивалась в его руках.
– Не надо! Опусти меня! Пожалуйста! Не бросай меня туда! Прошу прощения! Мне не следовало так говорить. Пожалуйста… – Но не успела я договорить свою мольбу, как меня швырнули в морскую воду. Упершись ногами в песчаное дно, я выпрямилась, вытирая из глаз воду.

Эдвард истерично смеялся. Должно быть, своим видом я напоминала утонувшую крысу.

– Ненавижу тебя. – Вскипела я.

Он рассмеялся ещё громче и сделал по направлению ко мне пару шагов. Я выставила перед собой руку, не подпуская его к себе, однако Эдвард не сбавлял ходу, схватил меня за запястья и обвил обе мои руки вокруг своей талии.

– Ты не ненавидишь меня. Ты никогда не смогла бы ненавидеть меня, – уверенно произнес он.

Его влажный нос скользнул вдоль моего, а затем губы мужчины нежно прижались к моей щеке. Немного отодвинувшись, Эдвард рассматривал меня своими великолепными зелёными глазами. Своей внешностью он напоминал морское божество. В одних купальных шортах, покрытый крошечными капельками воды, блестевших в лучах солнца. Создавалось впечатление, будто он сверкал. Намокшие, волосы Эдварда потемнели и забавно стояли торчком, когда он недавно тряс ими на меня.

– Ладно, я не ненавижу тебя, но сильно тебя недолюбливаю, – возмущённо ответила я.
– Ты любишь меня. Ты сказала это утром во сне. – Эдвард игриво схватил меня за задницу обеими руками.

Чёрт бы его побрал.

Отпрянув, я попыталась вернуться на пляж, но Эдвард оплёл руками мою талию, не дав мне далеко уйти. Грохнуть бы моё глупое подсознание и идиотский рот за «трудолюбие» в бессознательном состоянии. Прижимая к себе спиной, Эдвард целовал мою шею.

– Я шучу. Ты не говорила этого во сне. Клянусь. – Губы мужчины переместились на моё плечо, а сам он начал возбуждаться. Его напряжённая плоть вжималась мне в поясницу. – Ты определённо прокручивала в памяти кое-что из прошлой ночи. Ты непрестанно повторяла: «Вот здесь! Да! Да! Сильнее, сильнее!»

Я ему покажу «сильнее». Я толкнула Эдварда локтём в живот, и он выпустил меня, опять зайдясь в очередном приступе хохота. Вернувшись на пляж, я схватила одно из наших гигантских полотенец и принялась вытираться. Он точно пытался меня убить.

Поправив крошечные кусочки ткани, которые Эдвард считал купальником, я уселась в шезлонг. С тем же успехом я могла бы расхаживать голой, несмотря на всё то «хорошее», что это «одеяние» приносило мне. Интуиция подсказывала мне, что именно поэтому он и купил его мне.

Утром в среду меня разбудил рот Эдварда, вытворявший восхитительные вещи с моим телом. Когда я, взъерошив пальцами волосы мужчины, оповестила его о своём пробуждении, он скользнул меж моих ног уже облаченной в латекс эрекцией и занимался со мной любовью. Ещё не до конца отойдя ото сна, я не смогла в полной мере насладиться соитием, но Эдвард, кажется, остался вполне доволен. Закончив, он пробормотал что-то о том, что я как-то сказала ему не убиваться, если он разбудит меня. Не припомню, чтобы говорила подобное, но я быстро смекнула, как его идеальная память осложнит мне жизнь, не веди я себя осмотрительно.

Вместо того чтобы позволить мне опять провалиться в сон, Эдвард настоял на подъёме и душе. Поскольку он настырный осёл, я повиновалась и собралась, не стукнуло ещё и восьми. Куда-либо идти или же заниматься чем-то я, однако, не испытывала необходимости. Все следующие шесть дней значились у меня выходными. Инструктаж в школе проходил по понедельникам и вторникам, а сами занятия начинались не раньше вторника после Дня труда [прим. пер.: первый понедельник сентября]. Единственная моя задача на всю неделю – составить силлабус занятий и обустроить свою аудиторию. Я сочла необычным то, что Эдвард, которому необходимо было отправляться на работу, ещё не собрался, но посчитала, что конкретные нужды создали прецедент тем утром. Не могу лгать: мысль о том, что я стояла у него на первом месте, нежели работа, обрадовала меня.

Сидя за кухонным островком, я пила сваренный Шарлоттой и дожидавшийся нас кофе. Женщина как-то странно улыбалась мне, перемещаясь по кухне и готовя Эдварду завтрак. Мне стоило предположить, что нечто неладное затевается. Стоило догадаться о грядущих событиях на пару дней раньше, когда он поинтересовался, есть ли у меня загранпаспорт. И я убедилась в этом, когда Эдвард вошёл на кухню в новой паре тех самых левайсов, белой футболке и светло-голубой расстёгнутой парадной рубашке.

– Ладно, что происходит? – адресовала я свой вопрос Эдварду, когда он поблагодарил Шарлотту за кофе и сел за стол есть свой французский тост.
Он странно посмотрел на меня, немного подворачивая рукава рубашки.
– Разве Шарлотта не предложила тебе тостов?
Соскользнув со стула, я обошла стол и села напротив него.
– Предложила, но я не об этом говорю. Почему ты так одет? Разве тебе не нужно на работу?
– Меня ждёт долгий перелёт. Я решил одеться поудобнее, – невозмутимо ответил Эдвард, затем занявшись завтраком и газетой.
Я постаралась не выдать настигшее меня разочарование. Очередное путешествие – очередная разлука.
– Как долго ты пробудешь в отъезде?
Эдвард отпил кофе.
– До вечера понедельника.

Моё расстройство взмыло до небес. Знала бы я, что наше утреннее занятие любовью – всё, чем мне придётся довольствоваться на этой неделе, я приложила бы чуть больше усилий со своей стороны. А раз Эдвард знал об отъезде, то я пришла в некоторое недовольство, из-за того, что он подумал только о собственном удовольствии. С другой стороны, меня беспокоило то, что Эсме с Карлайлом пригласили нас на ланч в День труда. Впервые после пожара Элис и Эдвард должны были встретиться. Часть меня задалась вопросом, а не спланировал ли он эту поездку в последнюю минуту, дабы увернуться от встречи с семьёй.

– Почему ты только сейчас говоришь мне об этом? Ты уезжаешь почти на целую неделю в деловую поездку, и только сейчас решил сказать мне? – пожаловалась я. Выкинь я с ним подобный финт, то он бы «миновал» так, что дым из ушей повалил бы.
– Это не деловая поездка, – сказал Эдвард, качая головой. Он помотал над тарелкой вилкой, нанизав на неё очередной кусок тоста. – Это отпуск. Ну, почти. Один мой друг подумывает продать свой остров на Фиджи. Я решил слетать и посмотреть, стоит ли он вложений.

Он собирался провести отпуск на частном острове на Фиджи?

– Замечательно. Очень замечательно. Супер. – Встав, я грубо отпихнула стул. Разочарование в мгновение ока трансформировалось в гнев. Не только он не удосужился предупредить меня, так ещё и вёл себя так, будто ничего особенного не произошло. Бросившись вон из кухни, я кинула через плечо «напутствие»: – Надеюсь, твой самолёт разобьётся.

Эдвард перехватил меня, не успела я покинуть помещение. Он смеялся и пах свежей клубникой, нарезанной Шарлоттой и украшавшей его французский тост.

– А почему ты сейчас хочешь испортить наш отпуск?
– Наш отпуск?
Эдвард ухмыльнулся и отпустил меня.
– Естественно, я не собираюсь покупать остров, предварительно не убедившись в том, что он тоже тебе понравился.
Чёрт бы его побрал.
– Мы отбываем в аэропорт через пятнадцать минут, – проинформировал меня Эдвард, глянув на свои наручные часы.
– Но я вещи не паковала, – заспорила я, чувствуя себя совершенно сбитой с толку.
– Обо всём уже позаботились.
– Но мне нужно писать планы уроков.
– Это долгий перелёт. У тебя будет масса времени делать всё что угодно.
– Но твои дядя с тетёй ожидают нас у себя в понедельник.
– Я оповестил их, что мы не придём.
– Но Элис…
Эдвард приложил палец к моим губам, прося замолчать.
– Никаких «но». Я купил всё тебе необходимое, моя семья проживёт и без нас, а я не хочу слышать никаких жалоб. Я похищаю тебя на эти выходные, и это окончательное решение.
Когда Эдвард говорил, что «это окончательное решение», таковым, как правило, оно и являлось.

Перелёт длился почти двенадцать часов, а из-за разницы в часовых поясах мы потеряли целый день. В данный момент в Сиэтле всё ещё был полдень четверга. Мы же пребывали на Фиджи, остановившись в восхитительном трёхкомнатном домике, который словно парил над изумрудно-зелёной лагуной в пятничный полдень. Многоуровневый, с потрясающим видом на южную часть Тихого океана. В нашем распоряжении были собственный пляж и полное уединение. На острове жили люди, которые снабжали нас едой и питьём, но я ни разу не видела их. Словно мы жили на самом роскошном необитаемом острове.

Эдвард упал на соседний лежак и рывком схватил свои солнцезащитные очки с маленького столика, стоявшего между нами. Он потёр ладонью мокрую голову в безуспешной попытке пригладить эти длинные пряди.

– Мокрая и взбешенная ты выглядишь крайне сексуально, – проговорил Эдвард, надевая очки.
Я сморщила нос.
– Как жаль, что я никогда больше не займусь с тобой сексом.
В рассерженном состоянии мои навыки лгать совершенствовались на глазах.
– Да будет тебе. Ты выглядела горячо во всех смыслах этого слова. Я сделал тебе одолжение. Хорошо ведь было, не так ли? – Потянувшись, Эдвард провёл тыльной стороной ладони по моему бедру, оставляя на коже мурашки.
Я ненавидела, что он был прав: я действительно немного охладилась. Хлопнув парня по руке, я отказалась смотреть на него.
– И разговаривать я с тобой тоже больше не буду.

Взяв купленную им мне в дорогу книжку, я пролистала страницы до момента, на котором ранее остановилась. Сидевший рядом Эдвард сдавленно рассмеялся, позабавленный за мой счёт. Я притворялась, что читаю, хотя на самом деле дулась. Выхватив у меня из рук книжку, Эдвард швырнул её на ныне свободный шезлонг и перекинул меня через плечо.

– Прекрати! Поставь меня на землю! – Вися вверх ногами, я треснула мужчину по заднице.
Он направился к домику.
– В течение этого путешествия не будет никаких ссор. Ты будешь мириться со мной, нравится тебе это или нет.

Эдвард отнёс меня на одну из трёх веранд. Там стояло два обитых плюшем дивана цвета слоновой кости, на один из которых Эдвард и сбросил меня. Навалившись сверху, мужчина положил ладонь мне на шею и притянул к своим губам. Его поцелуй мгновенно заставил меня позабыть о причине нашей ссоры.

– Разговаривать с тобой и заниматься сексом – два моих самых любимых занятия во всём мире. Снять их с повестки дня неприемлемо, – сказал он, отстраняясь.
– Разговоры да секс – твои любимые занятия, а? – приподнялась я на локтях. Забавный он, однако. Насчёт секса ещё поверю, а вот разговоры – под вопросом.
Он опять поцеловал меня.
– С тобой – да.
Я выкрутилась из-под него и встала.
– Ладно, я не перестану с тобой разговаривать, но тебе не удастся грешить со мной, когда тебе вздумается.
Эдвард приподнялся и усмехнулся.
– Воздержание – это такой типично женский ход, Изабелла. Обычно ты не настолько предсказуема. Твои соски проступают, кстати. – Эдвард указал мне на грудь.
Чёрт бы его побрал.
Я поспешила прикрыться.
– Если бы мне позволили самой уложить вещи, то я не сверкала бы постоянно перед тобой своими прелестями.
– Вот именно, – ответил мужчина, подмигивая. Он неисправим. Встав, Эдвард подошёл ко мне, опуская руки мне на талию. – Как бы мне ни нравилось наслаждаться тобой в неглиже, я хочу, чтобы ты знала, что самое важное для меня, так это время, проведённое с тобой. Не столь важно, что мы делаем. Даже ссориться с тобой весело… иногда.

И опять меня обезоружили. Я чувствовала то же самое. Несмотря на то, что, в отличие от своего парня, я не считала ссоры забавными.

Прислонившись лбом к груди Эдварда, я оплела руками его торс.

– Мне тоже нравится быть с тобой, – проговорила я своё признание в его загорелую кожу.
– Означает ли это, что я могу согрешить с тобой сейчас? – Мужчина прижал меня вплотную к себе. Вскинув голову, я выгнула бровь. Поцеловав меня в щёку, Эдвард рассмеялся. – Так и быть. Чем бы вы хотели заняться, мисс Свон? Похоже, вам не по душе забавы на солнце, да и дела мокрые тоже. Чем пожелаешь, тем и займёмся. Мы могли бы покататься на лодке. А ты – научить меня рыбачить.

По правде говоря, я бы использовала совокупление в качестве отвлечения, но с нашего приезда сюда я пыталась подгадать самое удачное время для серьёзного разговора. О таком после секса не поговоришь, однако, а многократный восхитительный секс – всё, чем мы занимались за проведённое на острове время. Мне необходимо признаться Эдварду в любви, при этом чётко дав ему понять, что он не обязан отвечать мне взаимностью. Я понимала, что это – потенциальная «мина». Именно по этой причине я до сих пор не завела об этом разговор, разве что во сне. Я знала, что Эдвард был не готов отождествить испытываемые им чувства с любовью, неважно как сильно его другие слова и поступки указывали в том направлении яркими огнями да разноцветными стрелочками.

Целая неделя потребовалась мне, чтобы прийти к заключению, что мне следует сделать первый шаг. После реакции или, стоит сказать, её отсутствия, на моё сообщение о том, что сестра Эдварда хочет услышать, что он любит её, я сильно сомневалась в том, каким должен быть следующий шаг в наших отношениях. Часть меня предлагала повременить с признанием и подождать, пока он не расскажет мне обо всём и не признается в своих чувствах. Я посчитала, что это самый безопасный путь. Но другая половина надеялась, что если я буду честна с ним в своих чувствах, то это может помочь Эдварду смириться со своими. Это риск. Такой вариант развития событий мог запросто выйти мне боком, а – заставить распсиховаться. И мы можем оказаться на обратном пути в Сиэтл до того, как все страсти улягутся. Или же Эдвард начнёт понимать, что любить кого-то – вполне нормально. Любовь необязательно должна быть чем-то плохим. Она могла быть тем самым, что поможет ему пройти через плохое.

– Давай сыграем в шахматы, – предложила я.
Мужчина не стал скрывать своего разочарования.
– Правда?
Закатив глаза, я отошла от Эдварда. В углу комнаты стоял маленький столик с шахматами и двумя очень большими мягкими сидениями.
– Ну же. Думаю, я добьюсь лучших результатов, чем в прошлый раз, когда ты обыграл меня. Спорим, что продержусь дольше, чем пять ходов.

На родине Эдвард «Гений» Мэйсен задавал мне жару каждый раз, когда мы играли в шахматы. В последний раз, когда мне удалось заставить его сразиться со мной, Эдвард прекратил игру спустя пять минут после её начала, сославшись на то, что пытался не выигрывать, но я настолько плохо играла, что сделала это невозможным.

Мы заняли свои места, и он ещё раз вздохнул, прежде чем сделать первый ход. Эдвард пытался научить меня паре приёмов, однако я не улавливала всей стратегии в контексте партии. А могла лишь обдумывать один ход за раз. Мы чередовали ходы. Когда я потянулась к своей ладье и начала передвигать её на несколько клеток вперёд, Эдвард помотал головой, намекая, что это неудачный ход. Я отвела фигуру назад, переместив руку на коня. Он опять качнул головой. Я потянулась к королеве и сдвинула фигуру вперёд. Эдвард никак не отреагировал, что я посчитала хорошим знаком.

– Знаешь, что я люблю в этой игре? – поинтересовалась я мужчины, пока он делал свой ход, убив одну из моих пешек.
– Право же, не представляю. – Раздражённо ответил мужчина, облокотившись на стол и подперев голову рукой.
Я пыталась побороть улыбку. Как быстро мы поменялись местами. Несколько минут назад брюзжала я, а сейчас он, в своей попытке развеселить меня, проявил крайнее недовольство. Мило, однако. Именно таким образом я проверяла «подлинность» своих чувств: я любила Эдварда даже тогда, когда он был немного сварливым.
– Люблю то, что королева – самая могущественная фигура на доске. Мне нравится тот факт, что она обязана защищать короля. Ты, конечно же, можешь не согласиться, поскольку эту игру изобрели мужчины миллион лет назад.
Эдвард выпрямился и скрестил на груди руки.
– Ну, вообще-то считается, что шахматы появились в Индии в шестом веке, а не миллион лет назад. Согласно этой версии, эта игра имела военное предназначение. Королева появилась в ней, лишь когда европейцы прибрали шахматы к своим рукам. Королева заменила визиря, который по сути являлся высокопоставленным государственным служащим.
Он рушил мою скромную метафору своими обширными знаниями в тех областях, которые бы я классифицировала как хрень-которую-никому-знать-не-стоит.
– Не важно, – пренебрежительно ответила я. – Королева по-прежнему самая могущественная фигура в современной версии шахмат.
– На самом деле, именно король обладает всей полнотой власти. Он – самая важная фигура на доске. Остальные соглашаются на захват, чтобы сохранить ему жизнь. Когда он пленён, то игра окончена. Поверь мне, это очень патриархально.
Нет, ну правда, он портит мое великое откровение.
– Ну, думаю, что это так, но в моём понимании королева крута, так как защищает короля по совершенно иным причинам, в отличие от других фигур.
Эдвард искоса посмотрел на меня.
– Как же так?
– Она защищает его, потому что любит. Она – королева. И пойдёт ради него на всё, потому что в своих поступках руководствуется любовью, а не только верностью, как все остальные. Именно это делает её другой, особенной. Любовь могущественна. – Я бросила на Эдварда настороженный взгляд, ожидая реакции. Надеюсь, он уловил, к чему я клонила.
Он нахмурился.
– Ну всё, больше никакого солнца для тебя.
– Что? Почему?
– Уж больно по-своему ты интерпретируешь всё это, тебе так не кажется?

Либо сейчас, либо никогда. Идеального момента не настанет. Мне нужно расхрабриться и сделать это. Соскользнув со стула, я опустилась перед ним на колени. Глаза Эдварда удивлённо распахнулись, когда я обхватила его ладонь своей.

– Мне нужно сказать тебе кое-что, и я не хочу, чтобы ты запаниковал.
– Слишком поздно, Изабелла. – Он поёрзал на сидении, всем своим видом выказывая дискомфорт.
– И всё же постарайся. Знаю, что, возможно, наступлю на мину, но мне нужно кое-что сказать тебе. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня и понял, что я ничего не прошу у тебя. Можешь это сделать?
Сглотнув комок, он кивнул.
– Я люблю тебя. – Я смолкла, дав ему время проанализировать эти три слова. Глаза мужчины чуть потемнели, а челюсть напряглась. – Пожалуйста, послушай. Знаю, ты не особо жалуешь это чувство, но я не прошу ничего взамен. Я не говорю тебе об этом, чтобы ты ответил тем же, или же потому, что хочу каких-либо перемен между нами. Я говорю тебе, потому что так чувствую.

Эдвард впился меня этим взглядом. Мина. Большая, разорву-нас-обоих-на-кусочки, мина. Его дыхание участилось.

– Эдвард, успокойся. Пожалуйста.

Он выдернул руку из моей хватки и встал. Обойдя меня, он отошёл в сторону, отчего у меня защемило сердце. Круто развернувшись, Эдвард закачал головой.

– Как ты можешь говорить подобное и ничего не желать взамен?
– Потому что не хочу. – Поднявшись с пола, я сократила разделявшее нас расстояние. – Я не собираюсь притворяться, будто это не так, потому что ты считаешь иначе. Я люблю тебя. И знаю это.
– Я не могу… – проговорил он, мотая головой и пятясь.
Я знала, что он скажет, и опустила руки Эдварду на грудь. Сердце мужчины билось быстро и яростно.
– Ничего страшного. Ты и не обязан. Ты не готов, и это нормально.
– Что, если я никогда не буду готов? – Он провёл рукой по волосам. Глаза Эдварда метались по веранде, ища спасения. Я схватила его за руку, удерживая при себе.
– Не зарекайся, – взмолилась я, прижимая его ладонь к своей груди, где билось сердце. Эдвард всегда был очень бескомпромиссным. Он никогда не извинялся, ничего не любил, а любовь разрушала всё. Я всё ещё гадала, стало ли причиной его состояния смерть его матери или же загадочное происшествие с участием его отца. Возможно, оба события, но я до сих пор не понимала.
– Это дар, Эдвард. Моя любовь – это дар, и я не позволю тебе отказаться от неё. Не позволю. Ты жалуешься, когда я не хочу принимать от тебя вещи. Моя любовь – единственная ценность, которую кто-то вроде меня может дать кому-то вроде тебя. Тебе придётся принять её.

Убрав руку, Эдвард потёр лицо. Закрыв глаза, он фактически лишил меня возможности узнать о своих чувствах.

Я продолжила:
– Я хочу показать тебе, что любовь необязательно приносит с собой боль. Необязательно разрушает. Мне нужно показать тебе, что я смогу защитить тебя от чего бы то ни было, что вызывает в тебе такой страх, что причиняло тебе боль раньше.

Эдвард распахнул глаза, и я увидела это. Страх. Глубокий и неподдельный. Мужчина тотчас же отдалился от меня на максимальное расстояние. И вытянул руку вперёд, прося не приближаться к нему.

– Не пытайся защитить меня, Изабелла. Ты слышала меня? – Эдвард тыкал в меня пальцем, лицо мужчины побагровело. – Ты не моя королева. Незачем тебе рисковать ради меня. Ты поняла?

Его слова жалили. Я не его королева. Я попыталась сосредоточиться не конкретно на этих словах, а на тех, которые заставляли меня думать, что он боялся за меня, а не только меня. К несчастью, Эдвард пугал меня до смерти, а мне не очень хорошо удавалось маскировать свои эмоции. Он дёргал волосы обеими руками.

– Почему ты делаешь это со мной? – поморщившись, словно от боли, Эдвард затем ушёл, оставив меня, ошеломлённую, на веранде в одиночестве.

Мои надежды не совсем оправдались. Я знала, что он скажет, что не может ответить мне взаимностью. Знала, что ему будет некомфортно. Но никогда не думала, что он убежит.

Переведя взгляд на пляж, я увидела Эдварда, идущего вдоль воды и удаляющегося от дома. Я наблюдала за ним, пока он не исчез позади каких-то скал. Не меньше получаса стояла я на веранде, осматривая окрестности и ожидая его возвращения. Решив, что в ожидании время тянется медленно, я направилась внутрь. Никакие средства отвлечься в его отсутствие не помогали.

Я приняла душ и оделась. Эдвард купил и упаковал мне красивые парео, которые следовало надевать вместе с пятью миниатюрными купальниками-бикини, выбранными опять же им. Он уложил одно платье-саронг, два сарафана, две юбки и два топа. Вчера я рассмеялась, когда заметила, что он взял мне лишь три пары трусиков, а единственный лифчик оказался тем, что я надела на себя в четверг. Цель этой поездки была яснее некуда. Теперь же я задавалась вопросом, что сулят нам оставшиеся дни.

Перекрестив концы саронга, я завязала их за шеей. Стоя перед косметическим зеркалом, я расчесала мокрые волосы. Любопытно, а не прошёл ли Эдвард весь путь до маленького аэродрома, чтобы организовать наш немедленный отъезд. Не представляла я, что признание в любви доведёт его до крайности. Я знала, что он немного посопротивляется, поскольку забеспокоится о том, что я захочу услышать от него ответное признание, но решила, что как только он поймёт истинную причину моего поступка, то придёт в норму.

«Ты не моя королева». И всё же его слова задевали за живое. Эдвард злился, что я провела аналогию. Поэтому ли сердился, полагая, будто я хотела, чтобы он считал меня таковой? Собрав волосы, я скрутила их в пучок, закрепив шпильками.

Я неслышно спустилась вниз на кухню. Схватив лежавший на кухонном островке банан, я очистила его по пути на веранду, где хотела проверить, вернулся ли Эдвард. Только я собиралась откусить от фрукта, когда заметила мужчину, сидящего на одном из диванов.

С облегчением выдохнув, я уронила руку с бананом.

– Ты вернулся.
Я не приближалась к нему, хотя коснуться его – единственное, чего мне хотелось.

Ссутуленный, Эдвард облокотился о колени. Он вскинул на меня грустные глаза. Распрямившись, он похлопал по месту рядом с собой. Положив банан на кофейный столик, я присела рядом с ним.

– Мне нужно кое-что рассказать тебе, – заговорил он. Я попыталась собраться с духом перед тем, что он скажет, но дурацкие слёзы защипали в уголках глаз. – Моя мать принадлежала к числу так называемых прирождённых матерей. – Его слова быстро положили конец моему нелепому плачу. Он не пришёл сообщить мне о нашем отъезде. Он пришёл, чтобы открыть мне, как я надеялась, свои последние тайны.
– Нисколько не сомневаюсь в том, что она мечтала об этом с детства, – продолжил Эдвард. – Эсме рассказала мне, что, будучи детьми, моя мать всегда хотела поиграть в домик и заставляла её быть ребёнком или же сестрой, что, как мне думается, иногда бесило тётю.

Эдвард с секунду смеялся, а затем его лицо опять помрачнело.

– Мой отец был совершенно околдован ею, как предположительно было поначалу. Эдвард Мэйсен-старший был довольно-таки тщеславным человеком и, как правило, не сильно пекся о ком-нибудь, кроме себя. И всё же моя мать что-то нашла в нём, и по неизвестной причине решила провести с ним всю жизнь. Мой отец был бы счастлив провести всю жизнь с ней и только с ней, но, как я уже сказал, моя мама хотела быть матерью. Она хотела семью. По словам Эсме, она хотела иметь так много детей, сколько физически возможно. Однако Элизабет быстро усвоила, что мой отец не горел желанием делить её с кем-нибудь ещё.

Похоже, Эдвард намеренно не касался меня, поэтому я с уважением отнеслась к его личному пространству, даже несмотря на то, что часть меня отчаянно желала заключить его в объятия.

– Он никогда ни в чём не мог ей отказать, поэтому завёл с ней детей, хотя большую часть времени считал нас докучливыми созданиями. Мы шумели и устраивали беспорядок, но самым вопиющим было то, что мы требовали материнского внимания. – Эдвард потёр руками бёдра, и я увидела кровоточащие порезы на костяшках его пальцев.
Я не хотела его перебивать, но не смогла сдержаться.
– Что ты наделал? – потянувшись, я взяла его ладонь. – Нужно продезинфицировать эти раны.
– Ничего страшного. Я в порядке. – Эдвард убрал руку.
Я оставалась непреклонной.
– Ничего не в порядке. Пошли. Можешь рассказывать мне, пока мы обрабатываем раны.
Я рывком потянула Эдварда за собой с кушетки, и мы вернулись в дом. Оказавшись в ванной, я намочила одну из тканевых салфеток, пока он мыл руки с мылом.
– Ты не обязана заботиться обо мне.
– Я хочу заботиться о тебе, – утверждала я, послав мужчине взгляд а-ля «не морочь мне голову».

Вздохнув, Эдвард избегал зрительного контакта. Трудно было понять, о чём он думал. Я хотела узнать, почему он рассказывал мне о своих родителях. Нуждалась в его объяснениях относительно того, каким образом они связаны с его нежеланием позволить мне любить его или же неприятием его чувств ко мне.

Я прислонилась к массивной каменной раковине.

– Выходит, твой отец не жаловал детей. Улучшилась ли ситуация, когда ты подрос?
Лицо Эдварда перекосило от неизвестной мне эмоции.
– Не совсем. Полагаю, что он стал толерантнее к нам. Как только мы достаточно повзрослели, отец вознамерился отослать нас в частную школу, но мама слышать ничего не захотела об этом. Он много работал и не принимал особого участия в нашем воспитании. Мама пыталась найти золотую середину, способ, при котором они оба были бы счастливы, но это оказалось трудной задачей, поскольку её желания шли вразрез с его и наоборот.
– Должно быть, тяжко ей приходилось: непрестанно разрываться в выборе между детьми и мужем. – Я принялась обматывать руку Эдварда чистым сухим полотенцем. – Нужно приложить лёд.
– В последний раз дерусь со скалой, – проговорил Эдвард с полуулыбкой.
Я коснулась ладонью его щеки, и он прильнул к ней.
– Что происходит, Эдвард? Почему ты убежал? Зачем треснул кулаком по скале? Зачем рассказываешь мне о своих родителях? Я пытаюсь сложить всё воедино, но не могу.

Эдвард понурил голову, словно ребёнок, получивший выговор. Цель с моей стороны заключалась вовсе не в том, чтобы продемонстрировать раздражение его действиями. Моя потребность раскрыть все секреты и навсегда покончить с ними достигла апогея.

– В ночь пожара, – начал Эдвард, отступая от меня на шаг и прерывая тактильную связь между нами, – я находился под домашним арестом, потому что моей матери пришлось отменить ланч с отцом, чтобы приехать в школу разобраться с одной проблемой. Я взломал школьную компьютерную систему и поменял все домашние адреса в делах учеников. У них не было на меня доказательств, но зная мои таланты, взлом тем не менее инкриминировали мне. Вот ведь бред собачий: они наказали меня без веских на то оснований.

Эдвард устремил на меня взгляд, и я слабо улыбнулась ему, поощряя к продолжению. Только Эдвард считал несправедливым наказание за проступок, за совершением которого его не поймали с поличным.

– Естественно, моего отца больше взбесило то, что он пропустил обед с матерью, нежели взлом школьных компьютеров мной. Мне было плевать, что выводило его из себя. Он пребывал в непрестанном раздражении, а всего его наказания были пустяками. Я решил, что пойду гулять, хотел он этого или нет. Ускользнуть из дома не составило никакого труда. Мама всегда уважала моё личное пространство, а пока я не мельтешил перед глазами, то и дражайший папочка не вспоминал обо мне.

Потихоньку я понимала, к чему он вёл.
– То есть ты отсутствовал в доме, когда начался пожар?
Эдвард отрицательно помотал головой.
– Когда я вернулся домой, то пожар уже потушили, а Элис увезли в больницу.
– Слава Богу, что тебя там не было. – Я испытала облегчение от того, что Эдвард не стал свидетелем пожара.
Эдвард напрягся всем телом, швыряя полотенце для рук на пол.
– Как ты можешь так говорить? – проорал он. – Неужели ты не понимаешь? Я убил её, Изабелла. Из-за меня моя мать мертва.
– Но тебя там даже не было.
Взлохмачивая рукой волосы, Эдвард расхаживал передо мной.
– Нет, но должен был. Она вбежала внутрь. Она вбежала в дом за мной. Мой отец попытался остановить её, но она не послушалась. Моя мать любила своих детей больше всего на свете. Элис получила серьёзные ожоги, а мама думала, что я остался внутри. Она вбежала в горящее здание, чтобы спасти того, кого там не было. Она умерла, и вина за это всецело лежит на мне.
– Ох, Эдвард. – Грустно вздохнула я. Безусловно, все твердили ему об обратном, и тем не менее он всё это время считал себя виноватым. Я попыталась остановить его хождение по мукам, преградив ему путь и положив руку на грудь мужчины. – В этом нет твоей вины. Никто и не мог обвинять тебя.
Глаза Эдварда сверкали волнением.
– Поверь, меня обвиняли. Мой отец к примеру. Он не поехал в больницу с Элис. Его не волновало состояние дочери, – выплюнул Эдвард. – Он ждал возле дома, пока пожарные вынесут тело моей матери. Представь себе его удивление, когда рядом с ним появился я, спрашивая, какого чёрта произошло.
Не думала, что возможно ещё сильнее невзлюбить отца Эдварда и Элис, но тот облегчил мне задачу.
– Он попытался избить меня до полусмерти, пока пожарные не оттащили его. Он не говорил со мной и даже не признавал моё существование до того дня, как… – Эдвард осёкся, плотно смежив веки. Он попятился, пока не упёрся спиной в стену; мужчина прижал сжатые в кулак ладони ко лбу.
Официально заявляю: ненавижу Эдварда Мэйсена-старшего. Я подошла к моему Эдварду, нуждаясь в том, чтобы обнять его.
– До того дня, как он – что?
Эдвард позволил рукам упасть вокруг меня и потряс головой.
– Это не важно. Причина, по которой я рассказываю тебе всё это, заключается в том, что я хочу, чтобы ты поняла, что я не заслуживаю защиты, Изабелла. Я убил свою мать. – Эдвард бережно обхватил ладонями моё лицо, смотря мне прямо в глаза. – Моя мать была как ты – доброй, любящей, сострадательной. Она должна была жить, улучшая этот мир. И лишь только потому, что она бездумно поставила меня и моё благополучие на первое место, она сейчас не делает этого. Я не позволю чему-то подобному случиться с тобой. Ты понимаешь это? Никто не может спасти меня. Тебе не стоит и пытаться.

Любовь разрушает всё. Эдвард думал, что его мать умерла из-за любви к своему сыну. Постепенно всё обретало смысл. Причины, по которым он противился эмоциональных привязанностей, прояснились. Эдвард не хотел заботиться о ком-то, чтобы потом страдать из-за них, равно как и не желал, чтобы кто-нибудь заботился о нём и пострадал из-за него.
Я накрыла ладонями его руки.

– Милый, твоя мать мертва вовсе не из-за тебя. Она мертва, потому что не дождалась пожарных. Да, она любила тебя, но, должно быть, считала себя неуязвимой, раз верила, что сможет вбежать в полыхающее огнём здание и выбраться оттуда живой. – Это был лучший аргумент, который мне удалось подобрать.

Как хотелось бы мне вернуться в прошлое и устроить Элизабет Мэйсен встряску. Я рада, что она хотела спасти сына. Я бы хотела этого, но женщина поступила безрассудно. Неосторожность стоила им всего. На Эдварда взвалили вину, которой ни один ребёнок не должен быть обременён.

– Если бы я остался дома, то она бы осталась в живых.
– Если бы ты остался дома, ты мог бы умереть. Или получить ожоги. А Элизабет – всё равно погибнуть. Кто знает, что могло бы произойти.
Эдвард потряс головой и выпустил моё лицо.
– Я бы выбрался. Со мной всё было бы в порядке.
– Ты не знаешь этого, – возразила я. – И тем не менее это не имеет значения, потому что множество других вещей могли повлиять на исход. Ты был лишь звеном в гигантской цепи, приведшей к событиям той ночи. Ты не виноват в этом.
Он опять принялся рвать на себе волосы.
– Я не собираюсь совершать глупых поступков, потому что люблю тебя, – не собиралась сдаваться я. – Мы вернулись к доверию. Тебе должен доверять мне. Я не самоубийца, но я буду бороться за тебя. Ты заслуживаешь борьбы. Заслуживаешь любви.

Глаза Эдварда изучали мои в поисках толики сомнения, капли лжи, но ни нашли ни того, ни другого. Руки мужчины опять оказались на моём лице, и он впился в меня в неистовом поцелуе. Удивлённая его напором, я едва устояла на ногах. Вцепившись в плечи Эдварда, я затем полностью захватила его в плен своего тела. Эдвард поднял меня и понёс в спальню. Нам не пришлось далеко идти. Отнеся меня туда, он уложил меня на монструозного размера двуспальную кровать с пологом, ставшей нашей на эти выходные.

Всем своим существом он жаждал единения со мной. Руки Эдварда прошлись вверх по моему платью, и не успела я приподняться, чтобы он мог стащить с меня трусики, как он сорвал их с меня. В мгновение ока он избавился от своих купальных шорт и навис надо мной. Губы мужчины атаковали мои. А руки, казалось, пытались касаться меня везде, куда могли дотянуться.

Задрав моё платье, Эдвард затем погрузился в меня. Ни презерватива, ни какой бы то ни было защиты. Сама мысль об отсутствии преград между нами делало сам секс мощнее, но мне необходимо проявить благоразумие. Я надавила на плечи мужчины, пытаясь привлечь его внимание. Он вбивался в меня с такой решимостью, что я сомневалась, что смогу остановить его, пока он не кончит в меня.

Я повернула голову.
– Эдвард, – удалось выговорить мне, пока я переводила дух. – Остановись. Нам нужно воспользоваться контрацепцией.
Боже, как же он хорош. Я просила его остановиться, но сама же оплела ногами его талию, удерживая на месте. Движения мужчины замедлились, а затем прекратились.
– Тебе придётся отпустить меня, – прошептал он. Эдвард потянул меня за ногу, и я выпустила его. Покинув моё тело, он перекатился на спину, накрывая лицо ладонями. Он даже не повернулся к прикроватной тумбочке и нашей обширной заначке презервативов.

Сев на кровати, я вытащила шпильки из волос, позволив им рассыпаться по плечам. Эдвард не шевелился, так что мне пришлось самой слезть с кровати и схватить пакетик из фольги. Развязав платье, я позволила саронгу упасть на пол, а затем вскрыла упаковку.

– Не надо, Изабелла, – так и не убрав от лица ладоней, произнёс Эдвард. Он злился на себя, что практически забыл о предохранении. Он потерял контроль над ситуацией, и это мучило его.

Ему нужно отпустить себя. Нужно прекратить чертовски бояться. Нужно прекратить изображать из себя никогда не ошибающегося сверхчеловека. Он всего лишь человек. Мужчина, который наделал ошибок, но пытался исправить их. Мужчина, который учился, что извиняться – это нормально. Мужчина, который впервые в жизни пытался доверять кому-то. Совершенно несовершенный мужчина. Любимый мной мужчина.

– Я люблю тебя, Эдвард, – уверенно заявила я, ухватившись за его плоть и облачая её в латекс. Он простонал, словно я пытала его.
– Я люблю тебя, – повторила я. Оседлав Эдварда, я попыталась оторвать его ладони от лица. – Я люблю тебя.
Он уронил руки, но глаза мужчины оставались зажмуренными. Я осыпала его лицо поцелуйчиками.
– Я люблю тебя, – прошептала я ему в ухо. Мои губы вобрали в рот мочку его уха, и я аккуратно потянула её зубами. Проложив себе путь поцелуями вниз по скуле, я запечатлела один на его губах, а затем села.
Потянувшись вниз, я направила его плоть опять в себя.
– Я люблю тебя, и всё будет в порядке.

Услышав эти слова, Эдвард распахнул глаза. Он всегда был таким самоуверенным, даже чересчур. Он знал, чего хотел и брал это, когда представлялась возможность. Дьявол, иногда он брал вещи, даже несмотря на то, что они не предназначались для этого. Сейчас же я видела в нём лишь тревогу. Он так боялся разрушений, что никогда не задумывался над тем, какие удивительные вещи могут получиться из нашей обоюдной любви.

– Мы не твои родители. Мы другие. Я другая – ты сам так сказал. Я люблю тебя. – Я поднималась и опускалась на нём. Он силился сосредоточиться одновременно на моих словах и действиях.

Сев, он окружил меня руками, сокрушая меня своим телом. Прижавшись щекой к моей груди, он взмолился: – Пообещай мне. Пообещай мне, что всё будет хорошо.

Пригладив бронзовые волосы руками, я затем заставила его вскинуть голову.
– Обещаю, – торжественно заявила я и склонилась к его губам.

Казалось, ему понадобилось лишь пара секунд, чтобы обдумать мои слова. В конце концов уголок его рта устремился вверх, принимая форму обожаемой мной кривоватой ухмылки.

– Знаешь, получай я никель каждый раз, когда кто-то дал мне обещание, а затем не сдержал его…
Я гоготнула.
– Ну, у вас все мои никели, мистер Мэйсен. Думаю, мне придётся удостовериться самой, что я сдержу своё обещание.

Он хотел верить мне. Я видела это в его глазах. Без предупреждения он перевернул нас, теперь возвышаясь надо мной. Пригвоздив к кровати мои руки над головой одной своей, Эдвард поцеловал мою шею, нежно покусывая кожу, пока спускался вниз, к плечу. Другой рукой он закинул мою ногу на своё бедро, обеспечивая себе лучший доступ. Я думала, он продолжит быстрый и лихорадочный темп, но вместо этого Эдвард совершал медленные, сдержанные толчки. Он занимался со мной любовью, пусть ещё и не мог выразить её словами.

Переплетясь телами, мы лежали, уставшие от эмоциональной и физической разрядок. Пальцы Эдварда плясали по моей коже, и я начала уплывать в сон. Но перед тем как окончательно уйти в королевство сновидений, услышала слова, которые заставили моё сердце воспарить.

– Моя королева.



Вот и ещё один откололся кусочек от айсберга Эдварда Мэйсена, который на мой взгляд, утягивает нас лишь глубже в пучину его терзаний, нежели приближает к свету. Как вам метафоричная прелюдия к признанию в любви... Беллы? Хватит ли ей сил, отваги и терпения, чтобы узнать о нашем противоречивом мистере всё самое сокровенное, обжегшись при этом лишь по минимуму? Обо всём этом хочу узнать от вас на форуме. Кстати, настоятельно, рекомендую прослушать саундтрек к этой главе. (Уже в эту пятницу и вживую услышу Поэтов!) Он даёт обещание и надежду, смывая печаль утренней волной...

Предыдущая глава || Следующая глава