Я резко открываю глаза и вижу смутные очертания незнакомой комнаты. Где я? Тусклая красная подсветка будильника даёт возможность хоть что-то разглядеть в темноте. Не успев ни о чём подумать, я прижимаюсь спиной к источнику успокаивающего тепла позади меня… Тепла?
Эдвард.
Меня захлёстывают воспоминания о вчерашнем вечере – мы разговаривали допоздна, и я, должно быть, уснула одетой. В какой-то момент расстояние между нами сократилось, и теперь Эдвард лежит вплотную к моей спине, завернувшись в то же покрывало, которым накрыл меня несколько часов назад. Я замечаю, что он положил голову на руку рядом с моей подушкой, оставив собственную на другой стороне кровати. А другая его рука… обнимает меня. Сердце неровно забилось, заставляя меня полностью проснуться. Отодвинуться. Я должна от него отодвинуться. Но я не решаюсь пошевелиться, чтобы не разбудить его. И мне приятно… очень приятно. Я знаю, в этом нет ничего хорошего, но приятно всё равно.
Когда мы начали встречаться, Джейкоб иногда украдкой пробирался в мою комнату, дождавшись, пока Билли уснёт. Я просыпалась среди ночи, чувствуя тесные объятия Джейка, ощущая его эрекцию. Вначале было какое-то невысказанное смущение, мы оба понимали, что происходит, хотя и не смели признать это. Довольно быстро мы перешли к прикосновениям, жадным чувственным объятиям.
Но даже в такие моменты я всегда оставалась одетой, а Джейкоб был непреклонен в намерении «не идти до конца», и все-таки иногда его рука проникала под мою пижаму, а дрожащие от нерешительности пальцы блуждали, постепенно становясь все более уверенными. Очень редко он позволял мне сделать то же самое, но, когда такое случалось, меня приятно удивляла реакция его тела на мои неловкие касания. Он был единственным мужчиной, которого я познавала таким образом, и, хотя он стеснялся своего удовольствия, мне оно казалось завораживающим.
Сейчас, в постели Эдварда, я пытаюсь вспомнить ощущения, возникавшие от его поцелуев. Да, мы тогда были детьми. Проявления его желания казались мне признаками дискомфорта и только теперь для меня очевидно, что он отстранялся, когда становилось трудно сдерживаться. Я была такой невинной. И по-прежнему сохраняю невинность во многих отношениях, но всё-таки понимаю, что он защищал меня от себя самого, считая младшей и более уязвимой.
Но как это могло бы быть теперь?
До сих пор я не давала воли воображению и старалась не представлять, как сложились бы наши жизни, если бы не пожар. Если бы я никогда не уезжала из Элджина и мы с Эдвардом продолжали оставаться парой, пока не выросли.
Остались бы мы вместе? Лежали бы здесь, как сейчас?
Я во власти образов.
Вижу нас живущими в одной квартире, как герои первого рассказа Эдварда: он в одних боксерах, ругается, ударившись ногой о стоящий не на месте кофейный столик. Я сметаю паутину в давно забытых углах. Мы смеёмся над дурацкими вещами, привезёнными каждым из нас в наш общий новый дом: над его старыми афишами и моей коллекцией билетов на все фильмы, которые мы смотрели вместе. Едим китайские блюда, заказанные на дом, потом занимаемся любовью на незастеленном матраце, прижимаемся друг к другу, и ни у кого из нас нет шрамов – ни на теле, ни на душе.
Тёплое дыхание Эдварда в моих волосах внезапно заставляет меня задрожать, когда я представляю себе это… позволяю себе думать об этом – здесь, в этом тёмном коконе… Каково было бы почувствовать прикосновения его рук – нежные и осторожные, бесцеремонные и требовательные… Обнять его в этом новом взрослом теле… Увидеть его всего… Если бы он по-прежнему был моим.
Знаю, что такое бывает только в сказках. В реальной жизни подобного не случается. Но могло бы это быть у нас? Сохранились бы наши отношения или мы расстались бы, как большинство подростковых пар?
Но факт остается фактом: пожар действительно произошёл… И я обещала себя другому мужчине. Хорошему и достойному человеку, даже если он как-то замешан в том, что произошло почти десятилетие назад.
Я ощущаю странное спокойствие.
Двигаясь очень медленно, я поворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть на Эдварда. Он крепко спит, возможно, даже не зная, что придвинулся так близко… он всё ещё полностью одет и, вне всякого сомнения, просто бессознательно хотел погреться рядом со мной. Но его лицо такое умиротворённое. «Как у ребёнка», - думаю я, когда первые проблески утреннего света просачиваются через окно в это чердачное помещение. И только теперь замечаю темные круги под его опущенными длинными ресницами. Пока я рассматриваю Эдварда, его глаза начинают двигаться за сомкнутыми веками. И во сне он не находит покоя.
Что ему снится?
Я никогда не думала, даже в детстве, доверяя ему самое сокровенное, что из него получится такой искренний, заботливый, верный мужчина. Он не кривит душой, и ему нужен кто-нибудь, способный отплатить ему тем же – та, что сможет безоговорочно отдать ему всю себя без остатка. Не Кейт. Кто-то такой же милый, хороший и добрый, как он. Моё сердце наполняется острым желанием счастья для Эдварда. Но к этому желанию примешивается горечь и негодование по отношению к этой девушке, кем бы она ни была. Как лицемерно и несправедливо с моей стороны. И всё же я потворствую своей слабости. Только в этот раз.
Мне пора уходить, пока он не проснулся и не почувствовал вину или неловкость. Лучше сохраню этот момент идеальным.
И осторожно, очень осторожно я выскальзываю из-под его руки и встаю с кровати, стараясь не шуметь. Он неподвижен, и глаза его теперь снова спокойно закрыты – такой глубокий, бездонный сон приходит только после сновидений. Я укутываю Эдварда одеялом и смотрю на его лицо, потом порывисто наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щёку – там, где проходит граница между гладкой кожей и щетиной. Он пахнет сном, теплом, покоем.
«Ты всегда будешь моим другом», - молча обещаю я ему.
Я иду по улицам утреннего Чикаго, и меня охватывает какая-то покорная меланхолия. Запоминаю все: туман, клубящийся у фонарей в переулках… тощего кота, который появляется и смотрит на меня опасливо и скептически, прежде чем вернуться к охоте. Холодно, но не слишком, и я не тороплюсь домой, а захожу в только что открывшуюся пекарню за чашкой кофе. Запах тёплого хлеба, атакующий меня прямо у входа, обостряет аппетит, поэтому я покупаю ещё и круассан. Эдвард говорит, что в Риме их называют
cornetti, очень любят есть на завтрак и обычно подают с шоколадом или джемом. Я улыбаюсь, думая о том, как Эдвард сидит в кафе со своим эспрессо и утренней булочкой.
Несмотря на то, что я спала, должно быть, всего несколько часов, мне хочется погулять. Так я и поступаю – пью свой кофе и ем, блуждая по незнакомым кварталам, наблюдая за пробуждением города. Выходные в Чикаго лучше всего. Мне нравится смотреть, как люди начинают свой день – с бега трусцой или велопрогулки, покупки утренних газет, выгуливания собак. А позже у них будет поздний завтрак – вафли, и омлет, и мюсли с йогуртом и мёдом. В это утро улицы кажутся особенно людными. Должно быть, горожане почувствовали, что относительно приятной погоде скоро придёт конец, зима принесёт с собой холод и пронизывающий ветер, которым знаменит Чикаго.
Наконец, допив кофе, я нахожу станцию метро и жду своего поезда. В мыслях у меня царит умиротворение, но оно только слегка оттесняет печаль, которая всегда охватывает меня в это время года. Мне больше не хочется грустить. Это кажется изнурительным и эгоцентричным, ведь я знаю, что мне повезло. Я выжила. Здорова. В моей жизни есть люди, любимые мной и любящие меня. Находясь на пути к полноценной карьере, я готовлюсь получить степень по предмету, к которому испытываю страсть.
Но чего бы я только не отдала, чтобы просто сказать маме… хоть раз… что я её любила.
В год пожара я была такой слабой, что очень быстро привыкла во всем полагаться на Билли и Джейкоба, которые всячески опекали меня. Когда я достаточно окрепла, Билли наконец сообщил, почему загорелся наш дом – причиной стал неосторожно брошенный в захламленной спальне окурок. Я почувствовала злость и… облегчение, поскольку до того момента безотчетный страх неотступно нашёптывал мне, что мама сделала это специально – из-за жестоких упрёков, брошенных мной, неблагодарным ребенком. Разумеется, воспоминание о том, как она пыталась спасти меня, противоречило этому страху, и всё же слова Билли сняли с моей души тяжелый камень, хотя и не способны были приглушить моё горе или мою вину. Но с тех пор я могла всем сердцем оплакивать свою потерю.
Только Джейкоб знал о глубине этих чувств. Я помню, как призналась ему в том, что наговорила маме за день до её смерти. Это произошло в мой шестнадцатый день рождения, когда мы вдвоём гуляли по нашему пляжу возле Ла Пуш. Незадолго до этого я научилась ходить без трости, но всё-таки опиралась на Джейкоба для поддержки, боясь поскользнуться на влажных камнях. Он всегда был таким сильным.
- Белла, - сказал он, - твоя мама знала, что ты её любишь. И любила тебя.
- Как ты можешь быть в этом уверен?
- Понял по тому, что ты рассказывала. Но ещё из-за того, что и раньше видел, как ссорятся дети и родители. Ты знаешь Сета? – Сет Клируотер был другом Джейкоба. В то время он то и дело попадал в центр для несовершеннолетних правонарушителей – хороший парень, но неуравновешенный.
- Да.
- Так вот, однажды я пришёл к ним и услышал из-за двери, как он ругается со своей матерью. Я не хотел входить, но не знал, что делать, поэтому простоял там несколько секунд.
- И?
- Ну, Сет говорил что-то о том, что родителям на него наплевать и что поэтому они допускают, чтобы он попадал в колонию. Сью ответила, что просто не знает, как ему помочь. И ещё сказала, что он всё равно всегда будет её сыном, как бы ни провинился. А она никогда не перестанет любить его, несмотря ни на что.
- Думаешь, она говорила правду?
- Я в этом уверен. Я не знала, верить ли ему, но его слова были моим единственным утешением. Теперь моё доверие к нему поколебалось, и мне это ненавистно. Исчезновение писем так угнетает меня, что порой хочется просто позвонить и покончить с этим. Странное состояние, в котором я пребываю, отвратительно, особенно когда я разговариваю с Джейкобом. Я сказала Эдварду правду: мне не сделать этого по телефону. Но сегодня я задаюсь вопросом, является ли это единственной причиной.
Я выхожу из поезда в паре кварталов от моего дома и уже почти у дверей чувствую вибрацию мобильника в кармане. Это сообщение от Эдварда.
Куда ты ушла?
Много работы. Не хотела тебя будить, – быстро набираю я.
О. Я собирался отвести тебя позавтракать. – Его ответ вызывает у меня улыбку.
Вечно пытаешься заставить меня поесть. Извини. В другой раз? – Я почти слышу покаянные интонации.
Конечно. Я не ожидаю следующего сообщения, но оно приходит:
Моя подушка приятно пахнет. Твоими духами.
Я не пользуюсь парфюмом.
Тогда, наверное, тобой. Я убираю мобильник в карман и дрожащими руками роюсь в сумке в поисках ключей. Пару минут спустя, уже в своей квартире, я получаю ещё одно сообщение:
Это было странно? Никогда ещё я так напряжённо не спорила сама с собой о том, что ответить. Если я напишу «да» или даже «немножко», он почувствует себя виноватым. Я предпочитаю обойтись простым
Нет, хотя это полная и абсолютная ложь.
Ладно. Не обращай на меня внимания. Я идиот.
Ничего подобного. Мы могли бы ещё долго продолжать в том же духе, но я решаю, что пора принять душ. Быстро сняв одежду, которую ношу со вчерашнего вечера, я открываю воду, чувствуя одновременно лёгкость и тяжесть. Сообщения Эдварда… его рука у меня на талии этим утром… я не могу перестать об этом думать. Но здесь, под теплыми струями, в ярком свете ванной комнаты, мои утренние фантазии больше напоминают измену, и я чувствую жалящую боль вины.
Я намыливаю волосы, удивляясь тому, какими они стали длинными, и готовлюсь к субботнему звонку от Джейкоба. Конечно же, он помнит о завтрашней годовщине и наверняка захочет поговорить о Рене. А я только что провела ночь в постели другого мужчины, вызывая в воображении нашу с ним жизнь. Сомневаясь в честности Джейкоба… представляя себе его предательство.
Слёзы стыда смешиваются в воде со слезами злости – меня возмущает собственная слабость и то, с какой легкостью я превращаюсь в это плачущее, хнычущее существо. Хорошо, что никто меня сейчас не видит, хотя это слабое утешение.
Выйдя из душа, я замечаю два непринятых звонка – от Джейкоба и от Розали. Эммет назвал её Роуз. Мне это нравится, а как ей, интересно.
Хотя мне не терпится узнать, как продолжился её вечер после моего ухода, я сразу перезваниваю Джейкобу. Он берёт трубку после первого же гудка.
- Изабелла?
- Привет, Джейк!
- Я так рад слышать твой голос, - говорит он.
- Я тоже, - отвечаю я, после чего следует неловкая пауза. Я не в состоянии преодолеть это – ну как разговаривать с ним, словно ничего не случилось, несмотря на то, что… всё не так?
- Где ты была вчера вечером? – спрашивает он. – Я звонил довольно поздно, ты не ответила.
- Э… я выходила с Роуз, - лгу я. – У нескольких наших одногруппников были чтения…
Какой я ужасный человек.
- О. Наверное, это здорово. Ты хорошо провела время?
- Да. Было неплохо. Но сегодня чувствую себя немного усталой.
- Надеюсь, ты не рисковала здоровьем, - он нервно смеётся. – Ты ведь осторожна, да?
- Разумеется. Я выпила только кружку пива.
- Похоже, в последнее время ты часто выпиваешь. Дома тебе это не нравилось.
- Я пью совсем немного, - говорю я обиженно. – И кстати, это аспирантура. Здесь так принято. Каждому предлагают бокал-другой вина или пиво.
- Ну да, откуда мне знать, - с горечью говорит он.
- Что? Как это понимать?
- Просто ты… не знаю… какая-то не такая последнее время.
Я сажусь на край кровати, нервозно вытирая вспотевшие руки о леггинсы. Конечно, он прав. Не думала только, что он это заметил.
- Извини. Голова забита разными делами.
- Вот так ты всегда и объясняешь. А еще я просмотрел список звонков… ты никогда сама не звонишь мне.
- Прости, Джейкоб. Я постараюсь быть внимательнее, - моё сердце колотится о рёбра от страха, что для моей вины, словно для живой и скользкой гадины, не помеха расстояние, лежащее между нами.
- Это было бы мило с твоей стороны. Но всё равно странно, Изабелла. Даже когда я звоню, такое впечатление, что ты не хочешь со мной разговаривать, словно у тебя есть занятие получше.
- Неправда.
- Наверное. Надеюсь, что это не так. Однако мне не удается отделаться от такого чувства. То есть ты ведь моя невеста. Нам полагается планировать свадьбу.
- Я тебе уже говорила, что лучше заняться этим во время каникул. Когда мы будем вместе.
- Ты купила билет?
- Э… нет, нет ещё.
- Господи, Изабелла! – сердито выдыхает он. – Чем дольше ты медлишь, тем дороже придётся платить за полёт.
Я совершенно забыла о билете. Когда мы разговаривали пару дней назад, я обещала сразу же купить его.
- Знаю. Собиралась сделать это сегодня.
- Ты хочешь приехать домой? – спрашивает он. Голос звучит так мрачно, что моё сердце болезненно сжимается.
- Конечно хочу!
Он глубоко вздыхает:
- Хорошо.
Мы болтаем еще около получаса на разные незначительные темы, но его слова никак не выходят у меня из головы. Прямо при Джейкобе я наконец-то через интернет покупаю билет на пятнадцатое декабря, следующий день после сдачи эссе для курса Пегги. Похоже, это в какой-то мере успокаивает Джейка… он слегка веселеет, становится больше похож на моего Джейкоба. Но он совсем не умеет скрывать своих чувств, и я знаю, что ему по-прежнему больно.
Уже прощаясь, он говорит о Рене.
- Хочешь, чтобы я позвонил завтра или тебе нужно будет побыть одной? – тихо спрашивает он.
Каждый год это бывает по-разному. Иногда я не в настроении ни с кем разговаривать, а иногда, наоборот, мне необходимо быть среди людей. На этот раз всё, похоже, пойдёт по первому варианту, но, учитывая наш разговор, я соглашаюсь на его звонок.
- Хорошо. Тогда до завтра.
- Ладно.
Уже положив трубку, я осознаю, что впервые никто из нас не сказал: «Я тебя люблю».
Я сразу же пишу Джейкобу, и через минуту он отвечает, но это всё равно кажется неестественным. Я приступаю к намеченным на сегодня делам, чувствуя какую-то пустоту.
С благодарностью погрузившись в красоту поэзии Вордсворта, я заканчиваю подготовку к занятиям.
Позже Розали описывает мне свой вечер: как я и ожидала, они с Эмметом понравились друг другу и планируют через пару дней устроить «настоящее свидание». Мне передается её волнение, и я радуюсь за подругу – ей нужен хороший парень вроде Эма. Она спрашивает о моём столкновении с Кейт и Эдвардом, но я смягчаю краски. Если она и подозревает что-то большее, то достаточно добра, чтобы не давить на меня. И не показывать, что обижена, хотя, возможно, её задел мой отказ поужинать вместе с ней сегодня вечером. Приходится рассказать ей о годовщине.
- Ох, Белла, - говорит Розали. – Тебе нужен компаньон на завтра?
Я говорю, что нет, но всем сердцем хочу видеть только одного человека.
~QF~
В годовщину смерти мамы я долго гуляю у воды. Звонит Джейкоб, как и обещал, и я разговариваю с ним и с Билли, но что-то не так, как прежде. Их возможный обман кажется сегодня более жестоким, более гнусным. Что если они знали об Элис?
Меня лишили возможности попрощаться.
Борьба противоречивых импульсов просто изматывает. Доверие и сомнение, гнев и любовь… Я не знаю, как примирить их, и иду обратно к своему дому, чувствуя, что мне тошно от всех этих раздумий.
Еще на расстоянии я замечаю у ворот Эдварда, и это безмерно меня удивляет. После вчерашней переписки мы с ним больше не общались. Он стоит, прислонившись к металлическим воротам, деловито записывая что-то в маленький блокнот, волосы падают ему на глаза, поэтому он меня не замечает.
- Эдвард?
При звуке моего голоса он вскидывает голову, на его губах появляется легкая улыбка. Небо хмурится, и, хотя Эдвард в теплой кожаной куртке, лицо его покраснело от холода. Он кладет записную книжку во внутренний карман и делает нерешительный шаг мне навстречу.
- Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, и первоначальная растерянность быстро перерастает в радость.
- Привет! Э… Я ждал тебя, - он быстро обнимает меня, обдавая запахом кожи и пряного лосьона после бритья. Я чувствую щекой гладкость лица Эдварда, и это так приятно… приятно просто быть в его объятиях. Тепло и безопасно, несмотря на холод.
- Ты звонил? – бормочу я.
- Нет. Я… вообще-то, я пришел сюда, как раз когда ты уходила. Увидел тебя и решил подождать.
- Но меня не было почти два часа, - изумленно говорю я, когда он отпускает меня.
- Я подумал… возможно, ты хочешь побыть одна… немного, - он выглядит смущенным… взволнованным. Словно боится, что ему все еще нельзя здесь находиться.
- Это… мило с твоей стороны, Эдвард. Но ты должен был позвонить. На улице холодно.
Он отмахивается:
- Я в порядке.
- О, крутой парень.
- Ты это знаешь, - говорит он, подмигивая. – Так ты хочешь?
- Чего?
- Побыть одна.
- Нет. С меня хватит. Поднимешься?
- Вообще-то, я думал…
- Совсем себя не бережешь, - позволяю я себе одну из наших старых шуток.
- Как ты относишься к боулингу по шкале от одного до десяти?
- Мы говорим об участии в игре или о понятии в целом?
Эдвард закатывает глаза:
- Конечно, об игре, светоч разума!
- Не знаю… баллов на пять, наверное?
- Пять для меня достаточно. Пошли, - с этими словами он тянет меня за руку.
- Но…
- Но что?
- Э…
- Назови мне хоть одну убедительную причину, почему тебе не следует идти сейчас со мной в боулинг.
Пожав плечами, я уступаю. Эдвард отвечает на это победной улыбкой и выходит на проезжую часть, чтобы поймать такси. Он то и дело использует этот вид транспорта – можно подумать, что деньги достаются ему легко.
Устроившись на заднем сиденье, я слишком остро ощущаю присутствие Эдварда рядом со мной. Он сидит, раздвинув колени, его нога касается моей, и я внезапно смущаюсь, вспоминая позапрошлую ночь.
- Что? – спрашивает он.
- Хмм?
- У тебя странное выражение лица.
- Правда? – я краснею и отворачиваюсь к окошку.
- Тебя все еще беспокоит то мое сообщение?
- Нет, оно меня совершенно не обеспокоило.
- Ты врешь как сивый мерин, Белла Свон.
- Я не вру, - бурчу я.
На некоторое время Эдвард затихает, а снова поглядев на него, я вижу, что он внимательно за мной наблюдает.
- Куда ты ходила сегодня? – тихо спрашивает он.
- Просто к озеру.
- В это время года там хорошо.
Я утвердительно хмыкаю. Во всём Чикаго нет другого места, где так ярко оживали бы мои воспоминания о маме. Конечно, мы с ней гуляли там как-то, когда я была маленькой. Но есть и что-то помимо этого.
- Я всегда чувствую себя ближе к ней, находясь возле воды, - говорю я, глядя на руки. – Не знаю почему. Или… не знаю. А может быть, все-таки знаю. Мне нравилось одно фото – на нем мама у озера, в Форксе. Но тот снимок… он потерялся. Переехав сюда… я как будто снова смогла увидеть его.
- Наверное, в нем было что-то особенное, - задумчиво откликается он.
- Да. Здесь мне кажется, что я почти… почти посещаю те места, где она жила до моего рождения.
- А как называется озеро?
- Это скорее пруд, вообще-то. Не знаю, есть ли у него официальное наименование. Но квилеты называют его «Две Луны». Из-за того, как луна отражается в его воде.
- Билли… и Джейкоб. Они квилеты?
Я киваю, отводя взгляд:
- Да. Мы ездили туда ловить форель, - и слегка улыбаюсь при воспоминании о том, с каким нетерпением ждала этих путешествий.
- Эдвард? – спрашиваю я после короткой паузы
- Да?
- Когда Элис… умерла?
- Двадцать первого марта.
- В первый день весны
2 - задумчиво бормочу я.
Он кивает и тяжело сглатывает.
- К тому времени мы уже снова жили в Элджине. Она умерла дома. Это было ее желание.
Его ладонь скользит по дерматиновой обивке сиденья такси. Моя рука движется навстречу, но я лишь слегка дотрагиваюсь до его пальцев – мне не заставить себя пройти весь путь, однако желание касаться Эдварда непреодолимо.
- А ты знаешь, что Элис нравился Джаспер? – спрашивает он, решительно беря меня за руку и переплетая наши пальцы. Мое сердце останавливается, потом начинает биться снова, отрывисто и неровно, когда он тянет наши соединенные руки к себе на колени, вынуждая меня слегка придвинуться.
- Она рассказала тебе! – взволнованно выдыхаю я, пытаясь унять свое глупое сердце. – Просто не верится. Она всегда отрицала, но я знала, что она врет.
Эдвард улыбается, рассеянно поглаживая пальцем тыльную сторону моей кисти.
- Ну да, вернувшись в Элджин, примерно за две недели до смерти, она призналась мне. Она… - он засмеялся, качая головой, - она по полному профилю отыграла карту «последнего желания». Сказала, что не хочет умирать нецелованной.
- О Господи… и Джаспер?..
- Он поцеловал ее.
- Поцеловал?
- Ага.
- Ох, Элис, - бормочу я. Значит, она все-таки получила свой поцелуй. Это невероятно грустно и в то же время прекрасно.
- И знаешь, что странно? – спрашивает он и продолжает, не дожидаясь моего ответа: - Мне кажется, Джаспер… если бы Элис была постарше… Думаю, она тоже могла бы ему понравиться.
- Он сказал тебе об этом?
- Не таким открытым текстом. Наверное, думал, я его отлуплю.
- Ты так и сделал бы.
- Да, знаю.
- Но все равно.
- Но все равно… - эхом отзывается Эдвард. Мы одновременно поворачиваемся друг к другу, и я вижу его. Прежнего Эдварда. Наши лица так близко… Он улыбается, отчего возле его зеленых глаз появляются крошечные морщинки, потом смотрит вниз, а я с некоторым смущением понимаю, что слишком крепко сжимаю его руку.
- Извини, - бормочу я, отпуская его.
Я не успеваю предаться раскаянию, потому что такси останавливается возле боулинг-клуба. Эдвард расплачивается и помогает мне выйти из машины. И весь оставшийся вечер мы больше не разговариваем ни об умерших любимых, ни о потерянном времени. Вместо этого мы погружаемся в игру.
Боулинг никогда не занимал большого места в моей жизни, и все же даже у меня получается лучше, чем у Эдварда. Он играет ужасно, но делает из этого целое шоу, осыпая ругательствами непослушные шары и исполняя глупые победные танцы, когда ему удается сбить хоть одну кеглю. По правде говоря, никто из нас не набирает очень уж много очков, и после двух довольно-таки провальных игр мы переходим в клубный бар, где берем пиццу и кувшин пива.
Эдвард рассказывает мне забавные истории, а я внимательно слушаю, хотя прекрасно понимаю, что он просто пытается отвлечь меня – и ему это действительно удается. Он спрашивает, не буду ли я против, если он расскажет Эсме и Карлайлу, что я здесь, и я соглашаюсь. Приятно будет встретиться с ними после всех этих лет, если они захотят меня увидеть. Он улыбается, заверяя, что Эсме будет особенно рада.
Ко времени, когда мы оплачиваем счет и выходим из клуба, я практически уверена, что этот день из одного из худших превратился в один из лучших дней моей жизни.
1 Элизабет Баррет Браунинг (англ. Elizabeth Barrett Browning, 1806 —1861) — известная английская поэтесса Викторианской эпохи, супруга Роберта Браунинга.
2 В США и Канаде первым днем весны неофициально считается 20-21 марта, примерная дата весеннего равноденствия.