2024-4-20

16

0

0

«Я смотрю в душу, она может быть смиренной, даже если
в словах не слышно уважения. Произносимое случайно, вся суть – в душе.
Сколько бы фраз ты ни сказал – для меня их слишком много. Важно то, как сильно
горение – горение, которое ты почувствуешь. Будь дружелюбен с огнем, этого мне достаточно. Зажги в душе огонь любви, и пусть в нем сгорят все мысли».
Руми¹

Я осматриваюсь в комнате, и к горлу подступает паника. Его книги, бумаги, куртка – всё исчезло. Он явно не собирается возвращаться. Торопливо припоминаю свой разговор с Джейкобом… я сказала, что скучаю по нему… прямо после того, как Эдвард…

Ты для меня всё.

Я без раздумий хватаю свое пальто, быстро проверяю, взяла ли бумажник и ключи, и выбегаю за дверь. В коридоре его нет.

– Эдвард, – шепчу я, хотя он не может меня слышать, а потом иду к лестнице и спускаюсь в вестибюль. «Он опередил меня не больше чем на три-четыре минуты», – думаю я и чувствую, как колотится сердце. Но, выйдя на улицу, тщетно ищу глазами его высокую фигуру, его рыжие волосы. В поле зрения всего несколько прохожих, и Эдварда среди них нет.

Он может быть где угодно. Трясущейся рукой достаю из кармана мобильный телефон и проверяю, нет ли новых сообщений. Ничего. Набираю его номер, но вызов попадает прямо в голосовую почту. Я молчу, поскольку не знаю, что сказать. Вместо этого иду к ближайшей станции метро, продолжая взглядом отыскивать Эдварда среди прохожих.

Поездка мучительна. Нетерпеливо притопывая ногой по грязному полу, мысленно пытаюсь заставить поезд двигаться быстрее. Двадцать минут и одну пересадку спустя я наконец-то в квартале, где живет Эдвард. Боюсь заблудиться, поскольку до сих пор он всегда провожал меня и запоминать дорогу не было необходимости. Тем не менее, видимо, двигаюсь в правильном направлении и, как только понимаю это, становится легче, словно я приближаюсь к Эдварду. Остается надеяться, что от меня он поехал прямо домой.

Быстро опускается вечер, то же самое делает и температура. Определенно, следовало надеть более теплое пальто или, по крайней мере, натянуть свитер поверх тонкой футболки, но холод почему-то не вызывает досады. Он помогает быть настороже. Я беспокойно оглядываю прохожих, пытаясь не думать о том, как сейчас чувствует себя Эдвард… ведь он так внезапно ушел, не сказав ни слова. А вдруг с ним что-то случилось?

Знаю, такая вероятность мала, но не могу побороть медленно охватывающий меня страх… Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно, что иногда мы не успеваем сказать людям, насколько они нам дороги. А потом бывает уже слишком поздно.

Наконец, запыхавшаяся и испуганная, я подхожу к дому Эдварда. Пытаюсь взять себя в руки и только потом звоню. Скорее всего, он вообще не захочет со мной разговаривать.

Ничего не происходит, и я снова нажимаю на кнопку звонка.

К разочарованию добавляется оттенок безнадежности. Я уже готова повернуться и уйти, когда дверь открывается.

– Малышка Би? – на верхней ступеньке стоит растрепанный и заспанный Эммет, которого я, вероятно, разбудила. Чувствую себя виноватой, но нетерпеливо заглядываю за его плечо.

– Привет, Эммет. Мм… А Эдвард дома?

– А разве он не у тебя? – спрашивает он, широко зевая.

– Да, был у меня. Но… это длинная история.

Эммет озабоченно хмурится и, открыв дверь пошире, жестом приглашает меня войти.

– Вообще-то, я спал. Он мог и вернуться. Если хочешь, поднимись и посмотри.

– Спасибо, Эм.

Почему-то я уже знаю: Эдварда здесь нет.

– Не за что.

Перед лестницей я останавливаюсь в нерешительности:

– Если его нет, я, наверное, просто подожду.

– Ладно. Всё наше – твоё, или как там говорится.

– Спасибо.

Поднявшись на третий этаж, убеждаюсь, что интуиция меня не подвела. Щелкаю выключателем и, поморгав из-за яркого света, разглядываю окружающую обстановку. В комнате Эдварда не так опрятно, как в прошлый раз. Кровать не застелена, одеяло свисает до самого пола. Я рассеянно провожу ладонью по мягким помятым простыням. На тумбочке стоит чашка с недопитым кофе, рядом небрежно брошена книга. Дилан Томас².

Покорно вздохнув, сбрасываю ботинки и начинаю ходить по комнате, неподвижности мне сейчас не вынести. Есть какая-то странная интимность в том, что я нахожусь здесь без ведома хозяина. Чувствую себя до некоторой степени незваной гостьей. Да и действительно вторглась без приглашения. Рассердится ли Эдвард? С книжной полки меня словно зовет к себе фотография Элис. Она смотрит в камеру, и в ее больших глазах светится понимание. Возможно, это один из тех моментов, которые Эдвард пытается выразить словами. Фото, разумеется, не передает и малой части происходившего тогда. Я закрываю глаза, представляя себя в больнице вместе с ними. Нетрудно вспомнить горький запах антисептика, сдобренный летучими оттенками хлорки. Спертый воздух. Свистящие звуки, издаваемые аппаратами, и тихое неразборчивое бормотание телевизора, который никто толком не смотрит.

По крайней мере, Элис умерла мирно, дома. Слабое утешение, но все-таки...
– Мне так не хватает тебя, Эли.

Cмотрю на Эдварда, обхватившего ее ступни, и мое сердце мучительно ноет. Взяв в руки фотокарточку, я целую их обоих, а потом, даже не стерев отпечатки губ со стекла рамки, возвращаю фото на место.

Рядом с открытым лэптопом Эдварда сложены в стопку несколько его блокнотов. Требуется довольно много силы воли, чтобы не открыть их и не начать читать, но я всё-таки удерживаюсь. Вместо этого беру с полки книгу, возвращаюсь к кровати, собираю подушки в горку возле стены и устраиваюсь на них полулежа. Натягиваю на себя одеяло, окружая себя запахом Эдварда. Если закрыть глаза, можно вспомнить его теплые объятья. Представить, что он сейчас здесь, а не блуждает по Чикаго, занимаясь бог знает чем. Мои мысли перемещаются к Кейт. Вспыхнувшую ревность почти невозможно подавить. Нет. Он не стал бы. Но даже если станет, вправе ли я винить его?

Я зарываюсь в его подушки, глубоко вдыхая, пытаясь облечь его запах в слова, как он сделал это с моим. Всё, что мне удается придумать – зелёный. У его постели зелёный запах. Я комкаю в руках край простыни и ощущаю мучительно острое желание того, чего у меня никогда не было.

Потом мои мысли возвращаются к Джейкобу, умоляющему меня вернуться обратно домой, в Форкс. Вспоминаю грусть и странное отчаяние в его голосе. Как мне выдержать боль, которую придется ему причинить?

Не знаю, сколько прошло времени, но я не слишком далеко продвинулась в выбранной мной книжке. Ловлю себя на том, что снова и снова пробегаю глазами одну и ту же фразу, но не понимаю ни слова из-за безумной путаницы мыслей о собственной жизни и тщетных попыток не думать, где сейчас Эдвард. Нет никакой уверенности в том, что он вернется сегодня домой… да и так ли уж хочется мне узнать, где он сейчас?

Немного погодя на лестнице раздаются шаги, я неловко приподнимаюсь и замираю, глядя на дверной проем.

– Малышка Би? – входя, зовет Эммет. – Ты еще здесь?

Застигнутая в постели Эдварда, я краснею и смотрю вниз, на книгу, которую держу в руках:
– Да. Это ничего?

– Разумеется. Я просто хотел тебе сказать, что ухожу. У нас с Роуз свидание, – он улыбается.

– Отлично. Передавай ей привет от меня, – в последнее время мы с Розали редко видимся, поскольку обе слишком заняты, но мне ее не хватает. Мой голос едва не срывается.

– Будет сделано. Кстати, если ты голодная, внизу есть еда. У Эдварда много странной итальянской фигни. И тонны злаков, – добавляет он, идя к двери.

– Мне не очень хочется есть, но все равно спасибо.

– Он все еще с тобой не связался?

Я уныло качаю головой.

– Рано или поздно вернется. Иногда с ним такое бывает. Хочет побыть один.

– О.

– Но в последнее время реже.

– Правда? – я отчаянно цепляюсь за этот намек.

Эммет кивает:
– Не знаю, как сказать. Он гораздо больше пишет. И, кажется, повеселел, – он прислоняется к дверному косяку, голос его звучит задумчиво. – Слушай, – поворачивается он ко мне с серьезным выражением лица. – Я знаю, это не мое дело. Хотя в том, что случилось, не было вашей вины да и много воды утекло с тех пор, вы жили своими жизнями и так далее. Но Эдвард… – он замолкает. – Возможно, мои слова покажутся тебе странными… Но Эдвард не похож на других. Если он полюбил, то навсегда. Просто имей это в виду, Белла.

Я киваю, а внутри все неприятно замирает. Вроде бы он не обвиняет, но мне все равно слышится укор. Последние несколько недель я была слишком погружена в собственную жизнь и даже не замечала, что, возможно, причиняю страдания Эдварду. Если Эммет говорит правду, то…

Мне вспоминаются безжалостные слова Кейт, и внезапно приходит осознание: Эдвард подумал, что я сделала свой выбор. И ушел, почувствовав себя лишним.

– Вот поэтому я здесь, – шепчу я.

Эммет коротко улыбается и хлопает ладонью по стене:

– Я ухожу. Пока, малышка Би!

– Пока, – отвечаю я.

Проходит время. Уже начало одиннадцатого… и почти шесть часов бесплодного ожидания. Очередной мой телефонный звонок опять попадает в голосовую почту. Я хочу пойти поискать Эдварда – возможно, в «Затмении», – но боюсь с ним разминуться. Снова принимаюсь за чтение и тут же сердито отказываюсь от безуспешных попыток сосредоточиться. Что угодно было бы лучше, чем эта ужасная неопределенность.

Я вздрагиваю от холода и уже не в первый раз жалею, что не надела свитер. Повинуясь порыву, иду к комоду и осторожно открываю верхний ящик. Небрежно сложенные футболки. В следующем ящике – носки, боксеры. Улыбаюсь, заметив трусы с персонажами какого-то мультика. Ясно. Запасные, на день стирки. Наконец в одном из ящиков я обнаруживаю теплую одежду. Вытаскиваю первую попавшуюся серую толстовку и натягиваю ее через голову, весьма разочарованная тем, что она пахнет чистотой, а не Эдвардом. Рассматриваю свое отражение в высоком зеркале на стене. Смешно. На мне она больше похожа на платье.

Взгляд цепляется за крошечный отблеск на пальце. Мое обручальное кольцо, которого я теперь почти не замечаю.

Джейкоб купил его через пару дней после нашей помолвки. Я просила не тратиться понапрасну, но он не послушался. Сказал, что хочет сделать всё правильно, а это означало – традиционно. Билли был так счастлив. Я долго ощущала эту тонкую золотую полоску на руке как посторонний предмет, к которому никак не могла привыкнуть. Возможно, просто потому, что никогда раньше не носила колец?

Но сейчас, когда я вспоминаю о том дне, мне кажется, что это было предостерегающим знаком: тело безошибочно реагировало на то, чего не сознавал разум. Ведь мне полагалось прийти в восторг из-за этого скромного символа нашей любви и носить его с гордостью, а я не чувствовала ничего подобного.

Было и другое – например, поцелуи Джейкоба. Приятные. Доставляющие удовольствие. Но не более. Я убеждала себя, что наши отношения более стабильны, более реалистичны, чем какая-нибудь сказочная страсть. Что любовь, основанная на дружбе, обязательно выдержит проверку временем. Что больше никто и никогда не полюбит… не сможет полюбить меня – только не такую, как сейчас.

Я до сих пор не знаю, так ли это на самом деле. Часть меня все еще не верит, что мое изувеченное тело может быть желанным для Эдварда. Для него не проблема получить любую женщину, какую он только захочет. А я даже не знаю, хороша ли… в этом смысле. До Джейкоба мне все-таки пару раз случалось бывать на свиданиях. Во время учебы в колледже один из парней, Деметрий, был особенно настойчив, и я в конце концов приняла его приглашение. Когда на втором свидании он попытался меня поцеловать, я отстранилась. Выдержать прикосновение его рук и губ оказалось выше моих сил. Он назвал меня динамщицей и ханжой, а я слишком мало знала о сексе, чтобы понять, прав ли он. Я ненавидела его, ненавидела свои шрамы… и себя – за то, что мне было так стыдно.

Я не боялась получать удовлетворение самостоятельно. Однако в такие моменты не могла избежать мыслей об Эдварде. И, испытав удовольствие, плакала в подушку. Каждый раз чувство потери только усиливалось, причиняя боль, поэтому я решалась на такое не часто.

А рядом с Джейкобом не было никакой боли. Как и безудержного желания. Уютное спокойствие. Вот только можно ли построить на нём жизнь?

Мучительно сознавать, насколько истончилась наша связь с Джейкобом. Мне страшно его отпускать, но он определенно заслуживает большего.

Осторожно, прислушиваясь к своим ощущениям, я снимаю обручальное кольцо – впервые за семь месяцев. Потом опускаю его в карман джинсов и ощущаю там, словно что-то тяжелое, зато руке становится легче. Смогла бы я снять кольцо и убрать его с глаз долой, если бы не усомнилась в Джейкобе из-за писем? Еще один вопрос, на который у меня нет ответа.

Чем дольше жду я Эдварда, чем дольше его не вижу, тем растеряннее становлюсь.

Хаос мыслей сводит меня с ума, и я ищу что-нибудь, что угодно, на чем можно сосредоточиться. Внимание снова привлекает аккуратная стопка блокнотов, лежащая на столе рядом с лэптопом. По словам Эммета, Эдвард теперь больше пишет – я тоже это заметила. Он все время строчит в своих блокнотах, но даже не намекает на содержание записей.

Мне не следует их читать. Это грубое вторжение в личную жизнь. Если бы он хотел показать мне их, то сделал бы это. Но соблазн слишком велик, рукописи Эдварда словно влекут возможностью узнать… Аналогия с библейским запретным плодом не ускользает от меня, и все-таки я осторожно касаюсь обложки верхнего блокнота.

Один крошечный кусочек… всего несколько слов… ведь это почти не считается?

Но я знаю, чем обернулось любопытство для Евы.

Проходят минуты, и беспокойство нарастает. Я кружу вокруг блокнотов, как голодная акула вокруг приманки.

Я сержусь на себя, но этого недостаточно, чтобы удержаться. Первая страница исписана почти неразборчивыми каракулями Эдварда. Зато в правом верхнем углу внутренней стороны обложки аккуратные решительные буквы складываются в отчетливые слова:

Собственность Эдварда Каллена.
Прошу вернуть по адресу: 32С Хоторн, Чикаго, Иллинойс.
Вознаграждение.

Это так мило. Как я люблю его. Сердце болезненно сжимается. Пробегаю глазами неистовую скоропись – позволю себе прочесть всего одно предложение. Ну, может быть, два.

Он прошел мимо знакомого места, тихий огонь обжигал. Хотя участок уже был освобожден от развалин и пепелище давно заросло травой, в его воспоминаниях ее дом все еще стоял здесь. Тихий, молчаливый. И незыблемый – даже среди языков пламени.

О Господи.

– Белла?

Неожиданно прозвучавший в тишине голос Эдварда заставляет меня вздрогнуть. Торопливо захлопываю обложку – поздно, он уже увидел. С непроницаемым выражением лица смотрит, как я виновато убираю руку за спину. Слова застревают у меня в горле. Хочу подбежать и обнять его, но какая-то непонятная осторожность не позволяет мне это сделать.

– Прости. Я только что открыла. И не читала… всего одно предложение, – бормочу я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Ладно… – медленно говорит он. И проводит ладонями по волосам, громко выдыхая. – Тебя это удивило?

– Что?

– То, что ты прочла.

– Я не… я… – запинаюсь я, не зная, как оправдаться. Чувствую себя не заслуживающей доверия, пронырливой и вообще отвратительной.

Эдвард выходит на свет, и теперь у меня есть возможность хорошо его рассмотреть. Лицо раскраснелось от холода, но он не пьян, чего я, к стыду своему, ожидала.

– Не ври, – тихо говорит он.

– Прости. Мне вообще не следовало туда заглядывать, – мои мысли всё еще в беспорядке из-за прочитанного.

– Может быть. Это о тебе. Но ты уже знаешь.

Не находя слов для ответа, я молча стою перед ним. Он пишет историю обо мне. О нас. Невероятно. Хочется плакать и умолять о прощении.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он без злости, но и без радости. Просто устало. Наверное, не стоило сюда приходить.

– Ждала тебя. Ты ушел…

Он кивает:
– Мне нужно было побыть одному. А тебе позвонили.

– И куда ты пошел? – спрашиваю я.

– А как ты думаешь? – отвечает он вопросом на вопрос, его зеленые глаза серьезны.

– Не знаю.

– Не трахать Кейт, если тебя это интересует, – его голос становится немного резким. Стыдно признаться, но нечто подобное действительно приходило мне в голову. Я совершенно не достойна его. Он слишком высоко меня ценит, а я так и не научилась доверять ему. – Просто гулял. Долго. Нужно было поразмыслить.

– Конечно, – говорю я, скованно качая головой. С этого момента никогда больше не стану сомневаться в нем. Если всё кончится катастрофой, только я буду виновата.

– Чего ты хочешь, Белла? – Эдвард начинает снимать куртку, и, похоже, только сейчас замечает, что я в его толстовке. Удивленно изогнув брови, он оглядывает меня, и на его губах появляется намек на улыбку: эта штука мне почти до коленей.

– У тебя холодно, – объясняю я, делая попытку снять толстовку.

– Не надо, – он приподнимает ладонь, останавливая меня. – Оставь себе.

– Эдвард…

– Не сейчас… – говорит он. Мои глаза округляются, а он продолжает: – Я не сержусь на тебя, понятно? Мы по-прежнему друзья. Знаю, у тебя есть… обязательства… Просто… когда ты показала мой рассказ, который сохранила, несмотря ни на что… и Блейка… я подумал… на какую-то секунду… – в его голосе слышно такое страдание, что мне тоже становится больно.

– Пожалуйста, позволь мне сказать, – я подхожу к нему. На его лице быстро сменяются эмоции, но среди них преобладает страх. Я тоже боюсь, но не позволяю себе остановиться. Слишком давно мне не удавалось быть честной ни с кем, даже с самой собой. Только вот не знаю, как начать. – Можно? – прошу я еще раз.

Он кивает, озираясь словно зверь в клетке. Я впиваюсь ногтями в ладони в попытке справиться с желанием прикоснуться к нему – не хочу, чтобы он чувствовал себя загнанным в угол.

Мы садимся на край кровати, поскольку больше некуда, и от моего внимания не ускользает, что он оставляет между нами расстояние. Я нервно тереблю манжеты длинных рукавов его толстовки, замечая маленькие дырочки. В этом весь Эдвард: вечно носит одежду, пока она не превратится в ветошь.

– Мне не следовало отвечать на тот звонок, – говорю я.

– Нет, ты имела на это право, – он вздыхает. – Имела право ответить.

– Только не сегодня. Не в тот момент, поэтому я прошу прощения.

– Белла, не надо. Не извиняйся. Ты не можешь управлять своими чувствами. Но я тоже.

– Откуда ты знаешь, что я чувствую? – спрашиваю я.

– Видел твои глаза, когда зазвонил телефон.

– Я не могла ясно соображать. Была испугана. Сгорала от стыда.

– Тебе нечего стыдиться.

– Неужели?

– Ну, тогда прости, что вызвал у тебя такие чувства.

– Ты не виноват, – говорю я с силой. – Это всё я. Ты поэт, Эдвард. Да, поэт. Сегодня ты заставил меня многое понять. Пройти через то, чего я не испытывала уже многие годы. Твои слова…

– Были глупыми.

– Нет, – энергично возражаю я, мысленно прося его посмотреть на меня. – Они были прекрасными. Я… прости, если у тебя создалось впечатление, что я пренебрегла тобой, разговаривая с Джейкобом. Всё не так. Скорее это было попыткой бегства. Просто… – я замолкаю, осознавая, что говорю бессмыслицу. Мне не хватает слов, и все они кажутся неправильными.

– Просто что?..

– Я испугалась.

– Чего? – спрашивает он. В его голосе страх и нерешительность, но не только это.

– Знаешь, что я сделала, придя сюда?

– Помимо того, что перерыла все мои вещи? – шутливо переспрашивает он.

– Извини, – я чувствую, что заливаюсь румянцем от смущения.

– Ладно, так что ты сделала?

– Забралась прямо к тебе в постель.

– Я уже давно не менял простыни.

– Глупый, – тихо говорю я. – Мне все равно. Я просто хотела быть ближе к тебе. Когда я увидела, что ты ушел…

– Белла, что ты пытаешься сказать?

Мои ладони безжизненно лежат на коленях. Я начинаю вяло обрывать катышки с его толстовки – просто чтобы чем-то занять руки.

Внезапно Эдвард хватает меня за левую руку. Подняв голову, я смотрю в его зеленые глаза, полные растерянности и надежды.

– Твое кольцо?

– Я сняла его.

– Ты…

Я знаю – он вот-вот спросит, разорвала ли я помолвку. И отрицательно качаю головой, а его лицо быстро мрачнеет.

– Сегодня я поняла, что… не люблю Джейкоба. Недостаточно люблю, чтобы выйти замуж.

– Правда?

– Да, – говорю я. – Не люблю. И не думаю, что когда-нибудь любила.

– Это из-за писем? Из-за его возможной причастности к их пропаже?

Эдвард смотрит на меня, а я качаю головой, пытаясь сказать глазами то, что все еще стоит комком у меня в горле – безнадежно, безгласно. Могу только глядеть и молиться, чтобы он спас меня.

И он спасает. Как спасал всегда. Я молча смотрю на его приближающиеся губы. Нежные, прекрасные губы, которые заставляют всё внутри меня сжаться от желания еще до того, как встречаются с моими. Глаза его вспыхивают, и больше он ни о чём не спрашивает.

Ведь он сам научил меня тому, что некоторые моменты нельзя выразить словами.

Эдвард – писатель и поэт. Его глаза как море – зеленые, бездонные и непостижимые. Это из-за него звяканье гальки о стекло стало моим самым любимым звуком на свете. Когда мне было тринадцать, он поцеловал меня и я влюбилась. Будто утонула – потому что никогда больше не выныривала на поверхность.

Я пытаюсь запомнить момент, наступающий перед его поцелуем. Сладкое дыхание на моем лице. То, как сосредоточенно сдвигаются его брови. Как он шепчет мое имя – словно в первый раз.

Не в силах выдержать еще хоть секунду, я сокращаю расстояние между нами, а потом мои губы замирают на миг, только слегка прикасаясь к его. Я чувствую его улыбку, его ладонь на моей щеке, а другую – в волосах… на затылке. И в следующий миг его губы повсюду – бархатные, податливые и в то же время требовательные. Я приоткрываю рот, наши языки встречаются, и Эдвард стонет, а я задыхаюсь, ощутив электрическое покалывание, проходящее по всему телу.

Целовать Эдварда – все равно что возвратиться домой.

Больше не осторожничая, я запутываюсь пальцами в его волосах, провожу по его затылку и хочу только одного – быть к нему ближе. Наши движения отчаянны, жадны, и я понимаю, что, кажется, плачу. Нужно, чтобы он заставил меня забыть… о Джейкобе, о Билли, об Элис, обо всём. Чтобы остался только он.

– У тебя в волосах песок, – шепчу я, чувствуя под пальцами песчинки.

– Там сильный ветер, – говорит он, слегка отстраняясь, чтобы ответить. Мне ненавистно даже крошечное расстояние между нами. Не могу быть так далеко от него. И потому целую его снова, и снова, и снова… Наше дыхание смешивается, руки и ноги переплетаются, и вот мы уже сливаемся в тесных объятиях на его кровати.

Я чувствую его эрекцию и бессознательно еще сильнее прижимаюсь к ней бедрами. Мне очень нравится ощущать его желание и хочется большего – я просто изнемогаю. Он делает движение мне навстречу и со стоном проводит ладонями сверху вниз по моим плечам, по бокам, а я теряю способность связно мыслить. При каждом горячем влажном поцелуе его щетина царапает мою кожу, и эта боль усиливает наслаждение.

Его рука подбирается к застежке моих джинсов, заставляя меня замереть. Внезапно разум догоняет тело – всё происходит слишком быстро. Я в замешательстве. И цепенею при мысли о том, что он увидит мои шрамы. Эдвард, заметив мою реакцию, останавливается и со стоном скатывается с меня.

– Прости, – он тяжело дышит. – Кажется, я чересчур увлекся.

– Ничего, – я часто глотаю воздух маленькими порциями. Эдвард поправляет джинсы, которые не скрывают его возбуждения. И ноющее чувство внизу живота становится почти непереносимым.

– Белла, – говорит он, поворачиваясь на бок лицом ко мне. – Мы не можем этого сделать.

– Знаю.

– Не хочу, чтобы ты… пошла на что-то просто из-за растерянности.

– Я не растеряна, – возражаю я, но Эдварда не так легко убедить.

– Именно растеряна.

– Эдвард, я…

Он привлекает меня к себе. Мое желание, горячее и плотное, не спадает, пока наши тела прижаты друг другу, но отстраниться выше моих сил.

– Признаться, я и сам растерян, – шепчет он, нежно гладя меня по щеке. – До этого момента я даже не предполагал, что мои чувства к тебе могут быть… взаимными. Не сомневался, что ты собираешься выйти за Джейкоба.

– Не собираюсь, – говорю я, и мои глаза наполняются слезами. Как мне заставить его поверить?

– Я не хочу, чтобы ты выходила за него. Ты не представляешь, как убивает меня одна только мысль о твоем замужестве. Но я не хочу и толкать тебя на что-то. Белла… то, что ты пришла сюда, всё это… – говорит он, показывая на нас обоих, – далеко превосходит мои самые смелые надежды. Мне нужно, чтобы ты была уверена. Нужно точно знать, что ты делаешь это не из страха меня потерять. Потому что этого никогда не произойдет, я обещаю. Даже если ты выйдешь замуж за кого-то другого. Обещаю. Понятно? – его слова звучат очень искренне, но я не могу сдержать разочарования. У меня начинает ныть в груди, когда я думаю, что сейчас должна буду уйти от него.

Но он прав. Возможно, я ожидаю слишком многого… снова. Не принимаю в расчет его чувства. Почему он должен довериться мне, впустить в свое сердце, если я еще не заслуживаю этого?

– Я люблю тебя, Белла, – тихо говорит он. – Но когда… если… ты скажешь мне то же самое… хочу, чтобы ты чувствовала это всей душой. Без сожалений. Без оглядки на других людей.

– Прости, – шепчу я.

– Не нужно извиняться, дорогая моя, – говорит он, целуя меня в лоб. Закрыв глаза, я едва сдерживаю слезы. Эдвард любит меня. Вновь и вновь мысленно повторяю эти слова, не в силах остановиться.

– Спасибо, что пришла за мной.

– Я должна была, – обняв его, кладу голову ему на грудь. Он вздыхает и гладит меня по волосам, а я, несмотря на всю неловкость положения, чувствую, что успокаиваюсь. Меня наполняют радость и грусть.

– Мама делала так, когда мне не спалось, – говорю я. – Перебирала мои волосы.

Не отвечая, он снова целует меня в лоб.

Мой живот выбирает именно этот неподходящий момент, чтобы заурчать, и Эдвард с улыбкой поглаживает его прямо через толстовку:
– Держу пари, ты не ужинала. – Смущенно качаю головой вместо ответа. Он выбирается из постели и подает мне руку. Я принимаю ее, медленно встаю с кровати и оказываюсь в его объятиях. – Ладно, давай, я приготовлю тебе что-нибудь. Любишь тефтели?

– Ты умеешь делать тефтели?

– По секретному рецепту, – игриво улыбается он.

– Ну как же тут устоять!

И, спускаясь вслед за ним по лестнице, я молча клянусь всё исправить.

---

1 Джалаладдин Руми (1207 – 1273) – выдающийся персидский поэт-суфий.

2 Ди́лан Ма́рлайс То́мас (англ. Dylan Marlais Thomas; 1914 – 1953) – валлийский поэт, прозаик, драматург, публицист.