2024-11-22

16

0

0

Слабые не умеют прощать. Великодушие – свойство сильных.
Махатма Ганди*

Все кажется каким-то ненастоящим, пока я сижу рядом с Джейкобом в заднем отсеке «скорой». Тихое упорное бормотание парамедиков не приносит успокоения. Устанавливая капельницу, они на некоторое время загораживают от нас Билли – человека, заменившего мне отца, почти на десять лет ставшего для меня единственным родителем. Я чувствую себя духом, привязанным к земле только непоколебимой хваткой Джейкоба, сжимающего мою руку. Это единственный реальный якорь, который не позволяет забыть о моей материальности.

На мертвенно-бледном лице Джейкоба застыли тревога и страх.

«Я не хотела, чтобы он умер. Не хотела и не хочу».

Губы Джейкоба двигаются. Я прислушиваюсь и сквозь рокот мотора улавливаю тихие слова молитвы.

«Отец наш, сущий на небесах…»

Но его отец еще с нами, здесь…

– Он выздоровеет, Изабелла?

Почему он спрашивает об этом меня? Мне нечем его утешить. Но с этим вопросом всё, что происходило в предыдущие несколько часов, отходит в сторону – устанавливается временное перемирие, ведь нам обоим страшно, мы нужны друг другу.

Пытаюсь ободряюще сжать его руку, но не получается – он уже слишком крепко держит мою.
– Надеюсь на это.

Но мне ли не знать, какой хрупкой и тщетной бывает надежда.

В свободной руке я сжимаю свой бесполезный мобильник и изо всех сил стараюсь вспомнить номер Эдварда. 4-2-7-3-1… 4-2-7-7-3… цифры мелькают у меня в голове и улетучиваются раньше, чем я успеваю выстроить их в нужной последовательности.

Пожалуйста, пусть с Эдвардом все будет в порядке, где бы он ни был… Где же он? В баре? Нет, он не может поступить так со мной. Или может? Вероятно, его тревога по поводу Джейкоба оказалась слишком сильной. Или он попытался следовать за нами и заблудился…

А что если он уехал?

Нет.

Я не позволяю своим мыслям забрести в эту тьму, только не сейчас, когда на меня уже и так свалилось столько всего.

«Скорая» кренится, на полной скорости сворачивая направо. Один из парамедиков отодвигается в сторону, и нам ненадолго становится видна безвольная, неподвижная рука Билли, лежащая ладонью вверх, словно в мольбе.

«Пришел мой день расплаты».

Раскаяние. Вот что я услышала в его голосе.

Джейкоб резко вдыхает, его глаза снова наполняются слезами. Что бы ни случилось между нами, мне нужно быть сильной для него. И всё же я бессознательно соскальзываю в воспоминания о другой потере.

Рене. Ее горящие волосы. Едкий дым, обжигающий горло…

– Папа, – шепчет Джейкоб. Я глажу большим пальцем его побелевшие костяшки и кладу голову ему на плечо, а он бормочет «Радуйся, Мария». Но бледная рука на каталке остается неподвижной.

К счастью, Общественная больница Форкса недалеко. Хотя серьезность ситуации, судя по озабоченным репликам парамедиков, требует подключения более сложной аппаратуры, для этого просто нет времени.

Времени всегда не хватает.


Приемный покой. Мы с Джейкобом сидим плечом к плечу в крошечной зоне ожидания. Я хорошо помню эту больницу, поскольку проходила здесь ежемесячные осмотры, когда приехала в Форкс из Сиэтла. Здесь даже запах знакомый. Но тише, чем раньше, если, конечно, меня не подводит память. Все лечебные учреждения, пациенткой которых я была, кажутся мне одинаковыми – везде я испытывала тоскливое желание оказаться где угодно, только не там.

Кроме нас в этой комнатушке всего одна пожилая женщина, которая вяжет и клюет носом у противоположной стены. В гнетущей тишине слышно лишь тихое бормотание телевизора, передающего новости.

Мимо нас то и дело проходят, появляясь из двойных дверей, врач или лаборантка, и тогда я машинально поднимаю голову, а в груди у меня идет бой между надеждой и отчаянием.

Еще несколько минут прибавляются к очередному получасу. Старушка с вязанием уходит за деловито окликнувшей ее медсестрой. Почему время тянется так медленно? Я откидываюсь на спинку стула и внимательно изучаю тонкие, похожие на паутину трещинки на матово-белом потолке. Не могу заставить себя читать журнал или учебник, лежащий в сумке, потому что мои мысли со скоростью колибри мечутся между Билли и Эдвардом.

Я еще дважды звонила в «Приют», смело преодолевая нарастающее раздражение гнусавой администраторши. Эдварда нет. Прошло уже больше четырех часов с тех пор, как я его видела.

То, что начиналось как легкое беспокойство, выросло в мощный, свернувшийся тугой спиралью страх. Я тереблю мобильник, пытаясь вызвать в памяти проклятые цифры.

На одну ужасающую секунду представляю себе Эдварда, истекающего кровью прямо в ближайшей операционной. А вдруг с ним что-то случилось? Что если он…

Как там сказал Король Лир? «О, это путь к безумью…»

С Эдвардом всё хорошо. Он найдет меня.

– Почему нам ничего не говорят? – спрашивает Джейкоб, вставая и раздраженно толкая ногой свой стул. Теперь, когда его напряжение и гнев не направлены на меня, почти возможно убедить себя в том, что между нами всё по-прежнему.

Я с тоской вспоминаю, как легко нам было раньше вдвоем.

– Не знаю, Джейк.

Не моя ли здесь вина? Если бы я не приехала сюда, чтобы встретиться с Билли, может быть, всё пошло бы по-другому? По его изможденному виду можно было догадаться, что он нездоров уже довольно давно… Я хочу спросить об этом у Джейкоба, но боюсь его реакции. Вот и молчу. Время для вопросов настанет позже, когда… и если… Билли поправится.

Джейкоб отходит к стойке медсестры, а возвратившись от нее, сердито падает на свое место с такой силой, что спинка его стула ударяется о стену.
– Она говорит, врач выйдет к нам, когда у него будет больше информации. Неужели в такой маленькой больнице никто не может сказать нам хоть что-нибудь? Это нелепо.

Похлопав его по колену, я на секунду задерживаю на нем руку. И Джейкоб вроде бы не возражает.

Череда бесполезных рекламных роликов на повышенной громкости начинает меня нервировать. Поскольку новости всё равно никого из нас не интересуют, встаю и выключаю телевизор.

– Ты была права, он действительно прятал твои письма, – бормочет Джейкоб, и мне почти – почти – хочется воскликнуть: «Я же тебе говорила!» К счастью, этот ребячливый порыв удается сдержать.

– Да.

– Но зачем?

– Не знаю. Мы приехали, чтобы выяснить это.

– Мне не следовало требовать ответа… – он кривится, закрывая глаза, и отворачивается. – Возможно, тогда он не…

– Ты не виноват, Джейкоб.

Похоже, он не против поговорить. Я решаю рискнуть:
– Что происходит с Билли?

Джейкоб рассеянно почесывает плечо, уголки его рта опускаются, он задумчиво хмурится.

– Он… он неважно себя чувствовал примерно с Хэллоуина. Ему полагалось делать упражнения, правильно питаться и покончить с трубкой. Но ты же знаешь Билли, – Джейкоб замолкает, потом протяжно и глубоко вздыхает. – Это сердце. Он должен был принимать таблетки.

– И принимал?

– Наверное… Вроде не было причин не принимать…

– Почему ты ничего не сказал мне? – я вспоминаю его телефонные звонки и нарастающую панику в голосе. Мне казалось, что это было из-за страха потерять меня, но теперь я вижу всё под другим углом.

– Не хотел тебя пугать. Ты всё равно была занята учебой и всё такое… а папа надеялся, что станет легче.

Я укоризненно качаю головой:
– Вы оба считаете, что я ни с чем не способна справиться.

По крайней мере, он выглядит слегка смущенным, и на том спасибо. Но имею ли я право упрекать его за скрытность? Я сама не святая, учитывая мою ложь и умолчания. Далеко не святая.

– Наверное, я просто привык защищать тебя.

– Ох, Джейк.

И в этот момент с шелестом открываются автоматические двери. В помещение врывается прохладный ветер – и я вижу коричневую кожаную куртку и рыжеватую шевелюру, которую узнала бы где угодно. Я вскакиваю со стула:
– Эдвард!

Зеленые глаза радостно вспыхивают, и уже через секунду я тону в его объятиях. Вдыхаю запахи мяты, кожи и Эдварда, прячу лицо у него на груди.

Я в невесомости.

– Белла-детка-детка, – воркует он, поднимая меня в воздух. Я безостановочно бормочу что-то и трусь щекой о его колючий подбородок, прикасаюсь руками ко всему, до чего могу дотянуться.

– Ты здесь, ты здесь…

– Я здесь.

– Прости, что мы поехали на пляж, а мой телефон не работал, а Джейк захотел поговорить с Билли, поэтому мы уехали, а я пыталась звонить тебе, а тебя не было в «Приюте», а Билли потерял сознание, и я подумала, что ты…

– Ш-ш-ш, всё хорошо, – шепчет он, – Успокойся, малышка.

При звуках его голоса все слёзы, которые я до сих пор сдерживала, угрожают немедленно пролиться.

– Что случилось?

Я рассказываю еще раз, теперь уже медленнее.

Эдвард качает головой, морщинки между его бровей становятся глубже:
– Господи, я так волновался. Он сказал мне, что там была «скорая»…

– Кто? Кто тебе сказал? – спрашиваю я, слегка отстраняясь.

– Парень по имени Сэм. Я приехал прямо туда. Думал… – его голос надламывается, и я ясно понимаю, что именно он думал. Мне самой мерещились картины одна ужаснее другой.

– Прости меня, пожалуйста, – я касаюсь его щеки, а он наклоняет голову к моей ладони и умиротворенно выдыхает:
– Ты в порядке.

Не знаю, сколько времени мы стоим, не в силах разомкнуть объятия, прежде чем я вспоминаю, о чем мы говорили.

– Подожди… Сэм Адли? Где ты его видел?

– Я подождал, сколько смог, но ты не звонила, и я забеспокоился. Предположив, что вы могли поехать к Билли, выпросил у официантки в кафе адрес Блэков.

Чем действительно хорош этот маленький городок – все друг друга знают. А Эдвард, вероятно, очаровал несчастную девушку одной из своих улыбок.

– Сэм был в доме Билли? – спрашиваю я, всё еще недоумевая.

– Похоже, он только что вернулся с работы и заметил отъезжающую «скорую». Наверное, это было незадолго до того, как я туда добрался.

Сэм живет совсем рядом с Джейкобом и Билли, он действительно мог увидеть машину «Скорой» и прийти узнать, что случилось, как раз в тот момент, когда появился Эдвард.

– Он не знал никаких подробностей, но я, разумеется, представил худшее.

Я всё еще вижу тень отчаяния в его взгляде. Обхватив его лицо ладонями, стараюсь вложить в поцелуй всю свою любовь и раскаяние. Эдвард отвечает с тихим стоном, зарывается пальцами одной руки в мои волосы, а второй прижимает меня к себе.

– Прости, что заставила тебя волноваться, – шепчу я между поцелуями. Его объятия становятся еще крепче. – Я пыталась тебе позвонить, но мой дурацкий мобильник разрядился, а в отеле ты так и не появился. Не следовало оставлять тебя в аэропорту. Мне очень жаль.

– Девочка моя, всё в порядке. Всё в порядке, – он целует меня в висок и что-то мурлычет на ухо.

– Ты не сердишься?

– Я так чертовски счастлив, что ты жива и здорова. У меня еще будет время рассердиться. Так почему ты здесь?

– У Билли произошел сердечный приступ.

– И как он? – спрашивает Эдвард – его антипатия к Блэкам явно уступает место беспокойству.

– Нам не говорят. Мы ждем.

Этим «мы» я возвращаю нас обоих к реальности: в комнате присутствует третий. Я искоса гляжу налево – туда, где, неловко отвернувшись от наших интимных объятий, в одиночестве сидит Джейкоб. Эдвард медленно ослабляет хватку, но я беру его за руку и переплетаю наши пальцы, не готовая снова отпустить его.

– Джейкоб, – сдержанно приветствует Эдвард.

Джейкоб отвечает коротким кивком, бросает взгляд на наши руки и тут же отводит глаза. Вся его поза выражает неприязнь. Но, прежде чем я успеваю сосредоточиться на мыслях об этом, в дверях появляется врач с невозмутимым лицом. Он удивительно молод – я вдруг начинаю сомневаться в его компетенции и в том, получает ли Билли необходимую помощь.

– Вы семья Блэк? – спрашивает он.

Джейкоб встает, глядя на него с тревогой и надеждой:
– Я Джейкоб Блэк, сын Билли.

– Я доктор Мерчент, – кашлянув, представляется молодой врач. – У вашего отца инфаркт миокарда – другими словами, сердечный приступ. Сейчас мы пытаемся стабилизировать ритм.

– Билли жив, – говорю я с облегчением.

Доктор Мерчент кивает мне, а потом снова поворачивается к Джейкобу:
– Мы вводим тромболитики, чтобы растворить сгусток крови, который вызвал приступ. Если это удастся, то немедленного хирургического вмешательства не потребуется.

– Отец выздоровеет? – голос Джейкоба срывается от волнения.

– Сейчас наша главная забота – аритмия, и пока мистер Блэк хорошо реагирует на лечение. У нас есть основания для оптимизма, но мы еще не справились со всеми проблемами.

– Можно мне его увидеть?

Доктор Мерчент производит впечатление настоящего профессионала, поэтому мне становится чуть спокойнее. Он указывает на дверь и жестом приглашает следовать за ним. Уже у самого выхода Джейкоб оглядывается на меня:
– Хочешь пойти?

– Иди ты, – я нерешительно качаю головой, придвигаясь к Эдварду. Не говоря больше ни слова, Джейкоб исчезает за дверью, и вскоре его тяжелые шаги уже затихают в коридоре.

В следующее мгновение я буквально повисаю на плече у Эдварда. Всё мое тело слабеет от стресса и тревоги, пережитых за последние несколько часов – а теперь еще и от облегчения: Эдвард здесь, а Билли, похоже, выкарабкается. По крайней мере, можно на это надеяться.

Эдвард обхватывает меня за плечи, ведет к стульям. Потом садится и сажает меня к себе на колени, предварительно распахнув куртку, чтобы я могла прижаться к его груди. Всего секунду-другую я наслаждаюсь родным теплом, после чего начинаются неизбежные расспросы:
– Всё пошло хуже некуда, да?

– Вот именно, – подтверждаю я.

– А куда вы отправились из аэропорта? Явно не в кофейню, как ты мне обещала. – Я улавливаю в его тоне намек на негодование, но Эдвард пытается держать себя в руках.

– Знаю. Прости. Джейкоб отказался разговаривать в публичном месте, а у меня не было возможности спорить с ним в тот момент. Он захотел поехать в Ла Пуш, мне пришлось согласиться.

Эдвард вздыхает, я чувствую, как напрягается его тело, и торопливо договариваю:
– Для меня это тоже стало неожиданностью. Я не собиралась обманывать тебя.

– Всё. Покупаю следящее устройство.

Я тихо смеюсь:
– Что ты намерен сделать? Вшить мне микрочип?

– Возможно, – он говорит шутливым тоном, но я вижу тревогу в его глазах. Из них еще не исчезло потерянное выражение, и я тому причина.

– Ох, Эдвард!

– Итак… – продолжает он скованно. – Как отреагировал Джейкоб?

– Во многом как я и ожидала – расстроился, разумеется. Когда я сказала ему о письмах, он не поверил, что Билли мог совершить такое. Вот почему мы поехали прямо домой – Джейкоб хотел поговорить с отцом.

– Жаль, что ты не дождалась меня.

– Знаю. Я предлагала, но Джейкоб был не в состоянии рассуждать здраво. Это как снежная лавина – меня просто накрыло.

– Уехать с ним, когда он был вне себя…

– Я знаю. Знаю. Это было не самой удачной мыслью. Но я же тебе сказала, Джейкоб никогда не причинил бы мне вреда. Я не осталась бы с ним наедине, если бы существовала хоть малейшая опасность.

Он молчит, а я глажу его напряженно сведенные брови. Эдварда явно беспокоит что-то еще.

– Неужели ты решил, что я могу передумать?

– Не то чтобы… – он медлит. – Разве что на секунду.

– Ты мне не доверяешь?

– Разумеется, доверяю, Белла. Но ты не звонила, и мне в голову лезли все возможные сценарии.

– Я никогда не поступила бы так с тобой. Никогда…

Разве смогла бы я снова жить без него?

– Знаю. Прости меня.

Я целую его в щеку в знак того, что здесь нечего прощать. У нас обоих бывают мгновения неуверенности. Как только мои губы прикасаются к его лицу во второй раз, он отвечает на мой поцелуй… так нежно. И я понимаю - он тоже прощает меня.

– Я такая глупая. Мне следовало записать твой телефонный номер перед тем, как ехать. Нельзя полностью полагаться на технику.

– Кстати, спасибо за напоминание. Я собираюсь еще вытатуировать номер моего мобильника у тебя на запястье, – ворчит он, поднося это самое запястье к губам.

– Микрочип и татуировка? Это все способы, которыми ты планируешь пометить меня, Эдвард? – поддразниваю его я.

– Могу придумать еще парочку, – отвечает он с соблазнительной улыбкой. Я краснею, ощущая легкий укол вины из-за того, насколько счастлива даже в таких обстоятельствах.

– Хорошо, давай вернемся к твоему рассказу. Вы подъехали к дому – и что потом? Ты спросила у Билли о письмах?

Я качаю головой:
– Вообще-то, спросил Джейкоб. Билли был нездоров еще до моего приезда, я поняла это сразу, как только увидела его. Но он практически признался – сказал что-то насчет «дня расплаты». Не знаю… Это было странно.

– Он объяснил причину?

– Мы до этого так и не дошли, – я рассказываю Эдварду о нашей встрече с Билли – о том, как его первоначальная радость быстро сменилась загадочными словами и поступками и всё закончилось сердечным приступом.

– Наверное, ты испугалась.

– Меня трясло… а еще очень плохие воспоминания, понимаешь?

– Ох, малышка. Ты думала о маме?

– Да.

Я не помню ничего из того, что происходило сразу после пожара, поскольку была без сознания, но мне никогда не забыть чувства обреченности. Мрачного постоянства потери. Никому такого не пожелаешь.

– Я не могла оставить Джейкоба.

– А как ты сама?

– У меня какое-то оцепенение. Я волнуюсь за Билли, но и злюсь на него. А еще Джейкоб. Я ужасно обошлась с ним и… не знаю. Наверное, он никогда меня не простит.

Прежде чем Эдвард успевает ответить, в дверях снова появляется Джейкоб. Он выглядит усталым. Я начинаю вырываться из объятий Эдварда, но Джейкоб жестом останавливает меня и снова отводит взгляд. «Даже смотреть на меня не может», – мелькает горькая мысль.

– Как Билли? – спрашиваю я смущенно.

– Еще не пришел в себя. Но врачи считают, что антикоагулянты действуют. Хорошо, что его быстро привезли.

– Ох, слава Богу!

– Я собираюсь сходить за кофе. Принести тебе чего-нибудь? – спрашивает он, глядя в пол.

– Спасибо, нам ничего не нужно.

– Ладно. Побудешь здесь, пока я не вернусь?

– Конечно.

С комком в горле я смотрю ему вслед, сожалея, что мое счастье принесло ему столько боли.


За два следующих дня между Джейкобом и Эдвардом устанавливается зыбкое перемирие. Мы с Эдвардом по несколько раз в день наведываемся в больницу, чтобы справиться о состоянии Билли, но надолго стараемся не задерживаться, поскольку в тех случаях, когда это всё-таки происходит, атмосфера становится мучительно неловкой. Мне до сих пор не удалось с ним повидаться. Билли пришел в себя и уже может разговаривать, однако его состояние по-прежнему нестабильно и я не хочу рисковать, ведь предстоящий откровенный разговор обязательно заставит его нервничать, а врачи считают необходимым удерживать показатели сердцебиения на низком уровне. Чем дальше, тем сильнее я сомневаюсь, что разговор между нами вообще возможен. Доктор Мерчент с оптимизмом оценивает перспективы выздоровления Билли от этого конкретного приступа, и все-таки настоятельно рекомендует оставить пациента в стационаре хотя бы до конца выходных.

Тем не менее, Билли, бесспорно, очень болен. По словам доктора Мерчента, столь выраженная стадия атеросклероза коронарных артерий обычно встречается у гораздо более пожилых пациентов. В качестве долговременного решения проблемы молодой кардиолог предложил хирургическое вмешательство, считая остальные средства недостаточно эффективными. Постоянный врач Билли уехал в отпуск, но, судя по его записям в медицинской карте, Блэку-старшему известно о его заболевании уже довольно давно. Однако даже Джейкоб не понимал всей серьезности положения.

Джейкоб воспринимает эти новости особенно болезненно, и мне тяжело оставлять его один на один с такими серьезными проблемами, но какое-то непонятное смущение не позволяет настаивать, когда он вежливо отклоняет мои предложения помочь.

В День Благодарения мы с Эдвардом в нашем маленьком убогом номере в «Приюте» едим цыпленка, заказанного на дом из китайского ресторанчика, и пытаемся не думать обо всех людях, которых нам не хватает. Из вежливости я приглашаю Джейкоба, но он, как и следовало ожидать, отказывается, предпочитая провести праздник в больнице вместе с Билли. Джейкоб выглядит встревоженным и усталым, и я почти уверена, что он уходит из палаты отца, только чтобы поспать, поэтому даже не заикаюсь о связке бумаг, которые видела на полу в комнате Билли. Спрашивать сейчас о письмах кажется неправильным, а сами они все сильнее похожи на проклятие.

Наконец-то мне удается провести для Эдварда экскурсию по Форксу. Она занимает в общей сложности всего два часа, но я получаю удовольствие, показывая ему такие достопримечательности, как средняя школа и «Лосиный клуб», постоянным членом которого с гордостью являлся мой дедушка по отцу. Эдвард осматривает всё с широко открытыми глазами, как будто перед ним не захудалый зал заседаний, а как минимум Тадж-Махал. Я спрашиваю о причине такого благоговейного интереса, и ответ заставляет меня залиться смущенным румянцем.

Потому что это маленький кусочек тебя.

Но это не мешает Эдварду безжалостно дразнить меня, когда я рассказываю, как в шестнадцать лет заняла второе место на региональном конкурсе правописания.

– Не могу поверить, что ты не знала, как пишется слово «ursprache»**, – шутит он. – Каждый первый способен произнести его по буквам.

– Замолчи. Как будто у тебя получилось бы гораздо лучше.

– О, неужели до сих пор обижаешься из-за проигрыша?

– Это даже не по-английски, – ворчу я. – Меня надули.

– Иди сюда, мой милый второместный грамотей.

Я улыбаюсь и отбиваю его руку:
– Ни за что, пока ты не скажешь по буквам «ursprache».

Эдварду нравится лес. В субботу погода окончательно портится, но мы всё равно идём на прогулку. Я веду его по утоптанной тропе к озеру Две Луны. Зеленовато-серый ноябрьский свет просачивается сквозь кроны деревьев вдоль пути, по которому я сотни раз ходила с Джейкобом и Билли. Мы стоим, дрожа, на берегу, а дождь оставляет миллионы крошечных всплесков на поверхности водоёма, заодно пропитывая насквозь нашу одежду. Я гляжу на воду и думаю о маме.

Эдвард подставляет дождю лицо, уже снова покрытое колючей щетиной. Я не могу удержаться и сцеловываю холодные капли с его губ.

Вернувшись в «Приют», мы отчаянно занимаемся любовью на продавленной неудобной кровати.

Мне снятся странные сны – не кошмары, но они всё-таки выбивают меня из колеи. Я просыпаюсь ночью в ознобе, благодарная Эдварду за то, что он постоянно рядом. Он никогда не возражает, если я его бужу.


За день до отъезда Эдвард подвозит меня к больнице, чтобы у нас с Джейкобом была возможность провести немного времени вместе. После того объяснения на пляже мы не разговаривали наедине, но у нас обоих еще есть что сказать друг другу. Хоть я и не питаю иллюзий относительно возможности что-то исправить.

Когда мы подъезжаем, Джейкоб сидит на скамейке и ждет меня.

– Я вернусь через час, хорошо? – говорит Эдвард, наклоняясь для поцелуя.

– Хорошо, – я быстро чмокаю его, чувствуя на себе взгляд Джейкоба, и выпрыгиваю из машины. Сегодня один из редких в Форксе солнечных дней, который наступил после нескольких мрачных и дождливых. Воздух холодный, но всё равно приятно.

– Привет, – здоровается Джейкоб, когда я сажусь рядом с ним и поднимаю руки вверх, к солнцу.

– Привет. Как он?

– Лучше. Обещают завтра выписать.

– Отлично.

– А ты уезжаешь, – говорит он обреченно.

– Да… – я замолкаю, а Джейкоб кивает.

– Отец хочет с тобой увидеться. Врачи не возражают, только он должен оставаться спокойным.

– Ты уверен, что это хорошая мысль?

– Не совсем. Но, знаешь, возможно, он будет даже больше беспокоиться, если вы не встретитесь.

– Я хочу, чтобы Эдвард при этом присутствовал.

– Отец просил, чтобы он пришел тоже.

– А…

Минуту-другую мы сидим молча. Джейкоб сегодня кажется другим – более мягким. Почему-то рядом с ним я не испытываю нервозности.

– Я не был полностью честен с тобой, Изабелла, – он вздыхает, шаркая ногами по гравию под скамейкой. – Вся эта заваруха с отцом, ну и… А теперь я о многом подумал.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, пытаясь догадаться, в чем тут дело.

– Помнишь, не так давно я рассказал тебе, что Сэм и Леа больше не вместе?

– Да, помню. Ты говорил, она тяжело переживала расставание.

– Так и было.

– И как она сейчас, в порядке?

– Да. Ну, я не знаю. Я уже пару недель с ней не общался.

– А что такое, вы поссорились?

Внезапно меня осеняет: он так нервно ерзает на скамье… И говорит нерешительно…

– Джейк, между тобой и Леа что-то есть? – наверное, мой недоверчивый возглас разносится по всей полупустой парковке. Я совершенно не сержусь, но не могу уместить у себя в голове этот новый поворот событий.

– Нет, ничего подобного. Это не то, что ты думаешь.

– А тогда что?

– После их разрыва мы часто встречались. Ей нужно было выговориться. Ты же знаешь, как близки они были с Эмили… и Леа очень болезненно восприняла их двойное предательство. В общем, мы с ней стали хорошими друзьями. Но недавно… не знаю… мне начало казаться, что, возможно, это нечто большее. Я испугался – из-за тебя – и… – он умолкает, уставившись в пространство с таким видом, словно хочет очутиться подальше отсюда.

– Ты сказал ей?

– Нет. Не сказал. И она знает, как сильно я тебя люблю.

– Можно любить и не одного человека… одновременно, – просто не верится, что я сижу здесь и рассуждаю об этом не с кем-нибудь, а с Джейкобом.

– Но это ненормально, – возражает он. – Так не должно быть.

Я смеюсь, качая головой. Иногда можно подумать, что он младше меня не на четыре месяца, а на несколько лет.

– Ты человек. Это по-человечески. Выходит, ты решил прекратить вашу дружбу и сказал Леа об этом?

Он кивает, и теперь мне становится понятна эмоциональность Джейкоба во время наших последних телефонных разговоров: причиной ее стали проблемы со здоровьем Билли и чувство вины из-за Леа.

– И как она отреагировала? – интересуюсь я.

– Расстроилась, когда я сказал, что нам пока не следует тусоваться вместе, поскольку ты можешь неправильно это понять, – он отвечает немного нервно, но такой разговор, как сейчас, всё равно значительно превышает мои самые смелые ожидания.

– Думаешь, она начала влюбляться в тебя? – осторожно спрашиваю я.

– Мне так показалось… но полной уверенности не было – может, это всего лишь ее попытка забыть Сэма. Я не хотел потерять тебя. И не хотел втягивать Леа во что-то подобное. Но когда мы попрощались, я почувствовал себя ужасно – как будто снова разбил ей сердце.

Какая ирония в этих параллелях между нашими жизнями за прошедшие два месяца! И хотя Джейкоб не особенно распространяется насчет подробностей, судя по тому, как он произносит имя Леа, для него эти отношения значат больше, чем простое увлечение.

– Как тебе это дается – не видеться с ней?

– Тяжело, – признается он. – Я скучаю.

– Так что ты собираешься делать?

– Не знаю.

– Тебе нужно с ней поговорить, рассказать о своих чувствах.

– Она, вероятно, даже не захочет меня слушать.

– Не узнаешь, пока не попытаешься, – избитое выражение, но очень верное.

– Я хочу чего-то настоящего, Изабелла, – его взгляд устремляется к моему лицу, и впервые со встречи в аэропорту в его глазах появляется знакомая нежность.

– И ты этого достоин, – хрипло отвечаю я.

– Я видел, какая ты с ним, – он всё еще не в состоянии назвать Эдварда по имени без напряжения. – На меня ты никогда так не смотрела.

– Мне так жаль, Джейкоб, – говорю я дрогнувшим голосом.

– Ты ведь всегда любила его, да?

– Да… – произнося это слово, я вспоминаю все годы отрицания. Но, едва увидев Эдварда в тот день в аудитории, я уже знала. Просто не признавалась в этом себе.

– Теперь ты счастлива.

– Да.

– Это хорошо, – сказано просто, но искренне. На такое я даже не надеялась.

Он печально улыбается, его ладонь зависает над моим коленом, он явно сомневается, можно ли опустить ее. Я решаю за него эту проблему, взяв его за руку. Мы сидим молча, слушая, как ветерок шелестит в кронах сосен. В моей душе по-прежнему есть секретные места, где Джейкоб никогда не бывал, но я давно не чувствовала себя ближе к нему, чем сейчас.

Когда он снова начинает говорить, его голос негромок:
– Я сказал, что раньше ты была другой. На самом деле я так не считаю. Ты предназначена для чего-то большего, чем этот городок. Я всегда понимал это, даже если не хотел признавать.

– Этот городок не так плох.

– Совсем неплох – для кого-то вроде меня. Но ты? Ты такая умная, Изабелла. Я знаю, ты совершишь что-то особенное.

– Ну, поживем – увидим, – в ответ на комплимент я краснею.

– Не-а, это факт.

– Спасибо.

– Какой бы ни была причина поступка моего отца, он всё равно не имел права делать это. Но… он любит тебя. Очень.

Я вздыхаю, не уверенная, что готова обсуждать это с ним. Даже если Билли думал исключительно о моем благе, результат получился обратным. Джейкоб, похоже, угадывает то, чего я не говорю вслух, и не настаивает.

– Можно я пойду к нему с вами? Хотелось бы услышать всю историю самому.

– Разумеется. Это и твое прошлое.

– И моё, – он задумчиво улыбается. – Наверное, так и есть.

Через несколько минут на парковку въезжает наш взятый напрокат автомобиль, и Джейкоб отпускает мою руку, а я задаюсь вопросом, не в последний ли раз мы держались за руки.

Эдвард выбирается из машины, долговязый и в то же время грациозный. Я смотрю, как он выпрямляется и хлопает себя по карманам – проверяет, на месте ли блокнот. Явно удовлетворённый, поворачивается и идет к нам.

– Привет, – говорю я с улыбкой. – Ты вернулся.

Он улыбается и цитирует надпись, которую давным-давно оставил для меня на книжке стихов Блейка:
– Всегда.

Двое мужчин настороженно и оценивающе оглядывают друг друга, потом Джейкоб покашливает и встает:
– Пойдемте к моему отцу.

---

* Махатма Ганди (Моханда́с Карамча́нд Га́нди, 1869 – 1948) – индийский политический и общественный деятель, один из руководителей и идеологов движения за независимость Индии от Великобритании. Его философия ненасилия (сатьяграха) оказала влияние на движения сторонников мирных перемен.

** Urschprache – праязык, древний язык, из которого возникли языки, относящиеся к данной семье языков (например, латинский по отношению к романским языкам).