Эдвард ждет меня у полицейского участка. Понимаю это, как только выхожу на улицу, что есть силы толкнув тяжелую стеклянную дверь. Благо, в черной отделке – от белого у меня в глазах уже рябит.
Я узнаю Эдварда не столько по «Порше», хоть он и припаркован невдалеке, и даже не по знакомому темному пальто, чья материя так приятна на ощупь. Я узнаю Эдварда по странному, особому чувству, которое испытываю, только когда он поблизости. Чувствую кожей этот взгляд, и, кажется, слышу едва уловимые нотки сандала, неустанно сопровождающие каждый его шаг. К тому моменту, как встречаюсь взглядом с синими глазами, уже окончательно убеждена в своей догадке. Это действительно Эдвард. И он действительно ждет меня здесь. По адресу, что я ему не называла, в то время, которое мы не оговаривали. И это Керр – сталкер?..
Впервые оказавшись в столь абсурдном и, по меньшей мере, нестандартном положении, я запоминаю происходящее скорее вырезками из театрального сценария современной пьесы, чем обыденным восприятием. Тем более с момента моего выхода из дома и до заполненного протокола прошло не больше часа.
Молодой офицер полиции Берлина старательно корпел над документами, восседая на квадратном светлом кресле с подлокотниками, которых не было у моего стула, то и дело задавая вопросы. За окном заканчивался осенний полдень, окрашенный цветами опадающей листвы и металлически-серым основанием Телевизионной башни. По ту сторону узких окошек участка виднелась дверь кофейного бара «Сияние», мост, ведущий к пивоварне Святого Георга и дорога, огибающая район, направляющаяся прямо к моему дому.
В полицейский участок я собиралась автоматически, совершенно не думая, ни что надеть, ни что взять с собой. Уже по пути, закрывая дверь в квартиру, руками пригладила волосы и одернула края недлинной кожаной куртки. Макияж и идентификационная карта оказались забыты. Впрочем, за картой я все же вернулась.
Ожидая лифта, я проверила сообщения от Эммета и набрала ему, таким монотонным, безжизненным голосом сообщив, что у меня, похоже, проблемы с полицией, что мужчина всерьез забеспокоился. Он пообещал мне любую возможную помощь, если она понадобится, и посоветовал не переживать о статьях, он сам займется редактурой. Я, в свою очередь, пообещала, что позвоню ему, как только что-то станет известно. Помимо своего нескромного представления, звонивший полицейский толком ничего мне не сообщил.
Вместо Размуса за стойкой консьержа был другой пожилой немец, пару раз я его уже видела. Он сдержанно поздоровался со мной, нахмурившись на английское приветствие. Но думать о немецком языке сегодня было выше моих сил.
Уже на улице, внезапно вспомнив о двух пропущенных вызовах от Эдварда, я остановилась возле старого дерева у самого подъезда. Эдвард интересовался, что со мной, как я себя чувствую и можем ли мы поговорить.
После того, как неотвеченный вызов на его номер автоматически сбросился, я торопливо набрала сообщение.
«Я в порядке. Иду в полицию. Поговорим позже».
Все процедуры оформления в участке пришлось проходить впервые. В зеркальной поверхности у комнаты ожидания мне удалось увидеть свой растерянный, мрачный вид, и немного приободриться, сделав пару глубоких вдохов. Не глядя на то, что я проспала без малого двенадцать часов, сонливость никуда не делась, а усталость, кажется, лишь усилилась. От нервозности меня потряхивало.
Офицер, встретивший меня, был терпелив, неплохо говорил на английском и на все глупые, смазанные вопросы отвечал с родительской снисходительностью. Но, оставив меня более молодому коллеге, он удалился. И наше взаимодействие со вторым офицером, можно сказать, вышло натянутым.
Сидя возле него и наблюдая за тем, как он вводит в базу мои данные, мне удалось узнать причину незапланированного посещения полицейского участка. Керр Август Штраус, небезызвестный для меня человек, вчерашней ночью был задержан возле моего дома после драки с консьержем, намеревающимся не пустить его в здание, и с прохожим, который по итогу и вызвал полицию. Офицеру он сказал, что всерьез опасается, будто Керр – мой сталкер.
Я рассказала весь сумбурный вчерашний вечер с момента появления Керра в сдержанных подробностях. Уверила офицера, что Керр не страдает манией преследования, а мой дом покинул до двенадцати ночи и вряд ли мог вступить в противодействие с консьержем в половину первого. К тому же, ночью, как правило, у моего подъезда очень тихо и прохожие встречаются не чаще раза в час.
И все-таки, настаивал офицер, прохожий был – Керр даже умудрился ударить его. У консьержа и вовсе вывих запястного сустава. Сам Керр не пострадал, за исключением того, что у него жутчайшее похмелье с амнестической составляющей. Впрочем, о нем я и так переживала меньше всего, сама ведь была готова была приложить за внезапное вторжение.
По итогу, закончив с заполнением протокола, молодой офицер сообщил мне, что до выяснения обстоятельств всего случившегося и его возвращения в нормальное состояние Керр останется у них, в том числе под медицинским наблюдением, а я, раз рассказала все, что знаю о нем, вчерашнем вечере и своих прежних отношениях с этим человеком, могу быть свободна.
И вот я свободна.
Эдвард, заметив меня, отрывается от серой стены здания. Он выглядит обеспокоенным и немного уставшим. Мой боевой настрой с четким желанием расставить все точки над I, невольно вздрагивает от приметной ранки-ссадины на его переносице. Догадка подтвердилась.
Сложив руки на груди, останавливаюсь возле мужчины. В отличие от быстрых шагов Эдварда, я двигаюсь медленно, едва ли не сонно.
- Белла.
Я хмурюсь, услышав свое имя, и вздрагиваю, не в силах ничего с собой поделать. Мне до сих пор не верится, что вчерашний вечер, такой домашний, расслабленный и чудесный, мы провели вместе. Во что же он превратился в итоге…
- Привет, - негромко отзываюсь, внимательно всматриваясь в его лицо. Но, помимо ссадины и легких синеватых кругов под глазами, никаких изменений. Уже хорошо. – Я не ожидала увидеть тебя здесь.
- Ты не отвечала мне, и я решил приехать, - кивает Эдвард, не стараясь сократить между нами спасительную дистанцию, но предательски обдавая теплом и выученным мной ароматом туалетной воды, - я волновался.
Не глядя на то, что от его последней фразы-признания внутри теплеет, стараюсь быть сдержанной.
- Я не говорила, где буду.
- Это – ближайший к тебе полицейский участок, - мужчина слегка хмурится, - извини, что я не предупредил тебя, что хочу приехать.
- Эдвард, можно я не буду ходить вокруг да около? Зачем ты заявил на Керра в полицию?
В моем восприятии мало что изменилось со вчерашнего дня. Разбуженная нежданными, поистине выдающимися новостями из полиции, принужденная идти в участок в рабочий день, срывать планы Эммета и свои собственные, общаться с малоприятным молодым офицером и рассказывать о своих отношениях с бывшим посторонним людям, я, по меньшей мере, раздражена. И не думала, что это возможно, но причина моего раздражения – Эдвард, как черт из табакерки появившийся даже здесь. Эмоции кажутся чересчур оголенными, как провода, искрят. И малейшее нарушение баланса воспринимается трагически.
- Я заявил на него, Белла, потому что он преследует тебя. Я не считаю это допустимым.
Он говорит спокойно, уверенно, и, что еще больше злит меня, едва ли не снисходительно. Этот мудрый, глубокий тон и взгляд, что подмечает малейшее мое движение… на лбу Эдварда узкая, глубокая бороздка, что впервые приметила вчера. Мелкая россыпь морщинок у глаз. И кожа чуть более бледная, чем мне показалось вначале.
- То есть это правда?
- Да, это правда.
Не в характере Эдварда отрицать собственные поступки. Это большой плюс в его карму и подтверждение зрелого отношения к жизни. Однако ситуация вовсе не требовала таких решительных действий. И, совершив их, мистер Каллен лишь мне и себе усложнил жизнь.
- Я не понимаю… ты же отправил его на такси, ты вернулся ко мне после…
- На этом же такси он приехал обратно к твоему дому. Мы встретились, когда я уходил. Изабелла, послушай, мы могли бы поговорить в машине? Или в чуть более приватном месте. Я готов ответить на все твои вопросы.
Еще и «Изабелла». Меня бросает в жар от негодования. Абсурдного, как и все происходящее, недопустимого, как и собственное поведение. Я не хочу разочаровывать Эдварда. И я не хочу его, на вид не менее уставшего, чем я сама, напрягать и расстраивать еще больше. Однако мы не поставим точку на всем этом, пока не обсудим. Здравое предложение с его стороны, как и всегда.
Я делаю глубокий вдох. Прикрываю глаза и беру себя в руки. Стараюсь адекватно отнестись к ситуации.
- Хорошо, давай поговорим в машине.
До «Порше» не больше десяти шагов. Мы идем рядом, но молча. Я тоже не нарушаю создавшийся порядок вещей, каким бы ненатуральным он ни казался – не касаюсь Эдварда, не пробую приблизиться к нему. Он же галантно открывает мне дверь «Порше» - заботливо, а не наигранно. В кожаном салоне с ароматом мандаринов и сандала, правда, без классической музыки на этот раз, меня немного отпускает.
Судорожно вздыхаю, приникнув к креслу, и оборачиваюсь к мужчине. Он выглядит настороженным и обеспокоенным одновременно.
- Ты часто вздыхаешь, Schönheit. Как ты?
- Когда нервничаю, мне порой не хватает воздуха. Все нормально.
- Ты нервничаешь рядом со мной?
- Я всегда нервничаю рядом с тобой, - с хрупкой шутливостью отвечаю, качнув головой. Хочу, чтобы прямо сейчас коснулся меня, но в то же время рада, что не делает этого. За свой эмоциональный фон я сейчас не ручаюсь.
- Белла, я хотел бы внушать тебе доверие, а не беспокойство.
У него пронзительный взгляд и тихий голос. Я снова хмурюсь, пожалев, что затеяла весь этот разговор. Теперь мне хочется утешить Эдварда.
Впрочем, он берет ситуацию в свои руки. Облокотившись на кресло и повернувшись всем корпусом в мою сторону, он расстегивает пальто и начинает говорить:
- Керр вернулся к твоему дому в половину первого – или около того. Я практически уехал, когда увидел такси со знакомым номером у твоего подъезда. Прежде, чем он вышел, я уже был у двери. Мы повздорили, я не отрицаю этого. Консьерж вмешался и пострадал. Я вызвал полицию, потому что именно полиция должна заниматься такими вещами. Он не имеет права являться к тебе среди ночи, кем бы он ни был, и принуждать к чему-то, будь то разговор или любое другое действие. Керр намеревался навредить тебе, Белла, а каждый, кто захочет навредить тебе, будет иметь дело со мной.
Мне льстит убежденность, что звучит в его последней фразе. Я тоже поворачиваюсь к мужчине, сжав пальцами края куртки.
- В полиции мне сказали, что вы подрались…
И хоть морщинок на лице Эдварда становится чуть больше, а общий вид кажется каким-то изможденным, в синих глазах яркое и горячее пламя.
- Это не было дракой, - презрительно отрицает он, - я не собирался бить его, но ему хотелось взять реванш.
Мой взгляд сам собой останавливается на ранке на его переносице, затянутой темной корочкой. На вид не страшно, но наверняка неплохо кровило.
- Тебе было больно?
Нотки наивной, искренней обеспокоенности в моем вопросе вызывают в Эдварде легкую улыбку. Мне греет сердце ее появление.
- Ну что ты. Он был пьян, Белла, все в порядке.
- Да. Сильно пьян. Как же он вернулся, еще и дрался?..
- Меня мало занимает его переносимость алкоголя. Но мотивы и действия – очень даже. Он ведь не в первый раз появляется перед тобой без приглашения?
- Что ты имеешь в виду?
- Я видел его рядом с тобой возле «Форума» в сентябре. И в тот вечер, когда мы вдвоем были на Фридрихштрассе после Рейхстага, опять же, возле «Галереи». А вчера он врывается к тебе в дом в полнейшем алкогольном опьянении и невесть что хочет сделать. Почему ты отрицаешь, что он преследует тебя?
В его низком, глубоком голосе недоумение. А в глазах – вопрос. Эдвард, будто бы намеренный прочитать мои мысли, не отводит взгляда, и я вижу в глубине синей глади самую настоящую, сильную тревогу. Впервые, кажется, за все наше время вместе я понимаю, насколько глубокие чувства Эдвард ко мне испытывает. Ведь от простого физического влечения и милого, пусть даже взаимного, интереса такого взгляда не бывает.
Сама разрушаю эту незримую стену между нами. Забираю его ладонь к себе, пожав пальцы.
- Керр работает в «Форуме», - неспешно, честно объясняю, наблюдая за малейшим движением в глазах, - и не знает меры в выпивке, это так. Но он не сталкер, Эдвард, он не преследует меня. Керр для меня не опасен, хоть вчерашним вечером и вел себя совершенно несуразно.
- Вчерашним вечером, на пороге твоей собственной квартиры, он причинил тебе боль. И ты хочешь, чтобы я поверил, что он не опасен для тебя?
В голосе Каллена сдерживаемый, не наигранный гнев, но его ладонь бережно и тепло обвивает мою. Эдвард немного расслабляется, когда мы снова можем друг друга касаться. А еще разглаживаются некоторые морщинки, смягчая выражение его лица.
- Я давно и хорошо его знаю. Так и есть.
- Так или иначе, он перешел черту. Этого больше не повторится.
Тон снова жесткий, обещание крайне серьезное. Но на сей раз ни раздражения, ни усталости с моей стороны нет. Эдвард напряженно смотрит на темную стену полицейского участка прямо перед нами, под его кожей заметно ходят желваки, хоть больше Каллен ничего и не говорит. И я, ухмыльнувшись, отпускаю себя окончательно. К черту всю эту сдержанную, угнетающую дистанцию.
Кончиком указательного пальца прикасаюсь к его скуле. Кожа теплая, гладкая, мягкая. Я медленно веду по ней осторожную линию вниз, к челюсти. Секунду спустя Эдвард отзывается на это прикосновение. Оборачивается, чуть наклонив голову к моим пальцам. Теперь уже касаюсь его щеки всей ладонью.
- Никто так рьяно не стремился защитить меня… спасибо.
- Ты всегда можешь рассчитывать на мою защиту, - твердо произносит мужчина. Его честный, прямой взгляд подтверждает каждое слово. – Но я бы хотел прежде всего заслужить твое доверие, Белла.
- Разве похоже, что я не доверяю тебе?
На мое удивленное восклицание он реагирует спокойно. Даже не улыбается.
- Если бы этот Керр дошел до тебя во второй раз, ты бы позвонила мне?
И ведь насквозь видит! Быстрее, чем я говорю, знает ответ. Мы оба.
- Нет.
- И что же?
- Нет, - спокойно, принимая за пример его собственную непоколебимость, разъясняю я, - но не потому, что недостаточно тебе верю. А потому, что нет необходимости беспокоить тебя среди ночи, Эдвард, касательно Керра. Он не способен навредить мне, ничего страшного бы не произошло. Я бы назвала это заботой, а не нехваткой доверия.
Я очень осторожно касаюсь пальцами его переносицы, огладив лоб. Эдвард все же улыбается краешком губ. В глазах показывается доброта.
- Я не хочу, чтобы ты думала о времени или поводе позвонить мне, Белла. Но я считаю, к консенсусу мы рано или поздно придем. Спасибо за твою заботу.
- Прекрати меня благодарить, - игриво отзываюсь его же словами, ухмыльнувшись. И приникаю к его плечу, с удовольствием встречая возвращение объятий. Эдвард обнимает меня, привлекая к себе, и бережно гладит волосы. А затем мягко их целует, умиротворенно вздохнув.
Как приятно знать, что я могу принести ему умиротворение.
- Мне очень… спокойно с тобой, - тихонько признаюсь, подумав, что Каллену стоит знать, - ты обеспокоен моим недоверием, Эдвард, но на деле я мало кому доверяю так, как тебе. Как бы самонадеянно все это ни было после четырех свиданий.
Я с ним откровенна, и мужчина, слегка удивленный, за это благодарен. Никто не касался меня с большей нежностью, чем Эдвард в эту минуту. Он обнимает меня крепче.
- Я счастлив, если это так, Schönheit. Я тебя не подведу.
- Не сомневаюсь.
Нет ничего более естественного, чем столь явно чувствовать его рядом. В трижды знакомом «Порше», в окружении запахов, что обещают защиту и уют, я недоумеваю тому, как могла злиться на Эдварда. В конце концов, он ведь поступил как взрослый и более чем достойный человек, позаботившись о моей безопасности и самым непосредственным образом обеспечив ее. Керр задумается над количеством потребляемого спиртного и всеми своими чаяниями после полицейского участка. Он не сталкер, мы уже это выяснили, но за то, что распускает руки, получит по заслугам. Нужно будет поблагодарить Размуса за помощь, мне жаль, что он повредил руку.
Мысль о консьерже неминуемо возвращает обратно к мистеру Чек-Поинту – круг замкнулся.
- Ты правда в порядке? – устроив ладонь на его груди, легко поглаживаю тонкую ткань рубашки. Сандал и цитрусовые чудесны, но собственный, едва уловимый аромат Эдварда затмевает их все.
- Более чем, солнце.
- Ладно. Но в следующий раз, которого не будет, давай обойдемся без шрамов.
Эдвард посмеивается и его теплое дыхание я чувствую на коже – сразу вслед за пальцами, что разравнивают, легко потягивая их, мои пряди.
- С ними, что же, я нравлюсь тебе меньше?
Поднимаю голову. В его взгляде – смех. Наконец спадает с лица усталость, пропадает на лбу та глубокая морщинка. Эдвард успокоился.
- Еще чего, - смеюсь, потянувшись вперед. И легко, без лишних намеков и только лишь с тем теплым, не до конца мне понятным чувством в груди, Эдварда целую. Вот теперь все окончательно возвращается на круги своя.
Пару минут, не больше, мы наслаждаемся уютной тишиной. Я уже и забыла, каково наслаждаться такими простыми вещами. Помимо тепла в самой машине, меня изнутри греет ощущение близости мистера Каллена. Оно обладает магическими свойствами.
Мимо нас проходит офицер со стаканчиками с эмблемой «Русалки». Навевает мне мысль.
- У тебя найдется полчаса свободного времени? – обращаюсь к своему персональному волшебнику, материализующемуся в разных местах Берлина так своевременно. - Я бы с удовольствием прогулялась в такую солнечную погоду, а кофе мне и вовсе жизненно необходим.
Эдвард, слегка запрокинув голову, с шкодливыми чертятами в глазах поглядывает в мою сторону.
- Твой черед приглашать меня на кофе? Счет прежний?
Я играю с темной верхней пуговицей его пальто, скользя пальцем по гладкой поверхности. Загадочно улыбаюсь. В его машине, рядом с ним отступают на задний план все сложности и недочеты. Керр, статьи, неприятное последствие приятного вечера, собственная растерянность, в конце концов. Мне просто с Эдвардом, и я очень ценю это умиротворяющее чувство простоты. В себе оно несет легкость.
- Я понимаю, что и так порядочно отвлекла тебя от работы, извини. И все же?..
- Сорок минут у нас точно найдется, - добродушно подмигнув мне, расслабившийся мистер Чек-Поинт снова не обделяет вниманием мои волосы. Ласково оглаживает пряди, коснувшись указательным и безымянным пальцами моей щеки. – Ты лучше любой офисной рутины, Белла. Погуляем?
- Погуляем, - с по-детски широкой и довольной улыбкой, я напоследок крепко прижимаюсь к его плечу, а затем сажусь ровно. Он снисходительно поглядывает в мою сторону, нехотя убирая руку. Активирует зажигание тихого «Порше», резко выезжая со стоянки. Радуюсь, когда здание полицейского участка остается позади.
Мы движемся в сторону традиционного, можно даже сказать, сакрального, ведь свел нас вместе Checkpoint Charlie. «Старбакс» там всегда будет моим любимым, и, благо, Эдвард сам его предлагает. Я отправляю смс-сообщение Эммету о том, что мы с полицией во всем разобрались и через час я позвоню ему. А затем откладываю телефон и не хочу в течение следующих сорока минут к нему возвращаться. Пусть и не совсем удачная в начале, пусть и незапланированная, но у меня – встреча с Эдвардом. Возможно, все случившееся этого стоит.
На паркинге, оставив матового авто-зверя на четко разграниченной желтым квадратом парковке, мужчина предлагает мне свою руку. Ухмыляется, крепко сжав пальцы, когда берусь за его ладонь. И даже на кассе, где уже знакомая нам Ирина интересуется, какой кофе мы бы хотели, Эдвард меня не отпускает. Не чурается нашей позы и переплетенных рук, а значит, и мне не следует. Без толики стеснения подступаю к нему на шаг ближе, прижавшись плечом к плечу – черное на черном, кожа куртки на материи пальто – мы отлично совпали.
На Унтер-ден-Линден этим утром оживленно. Рабочий день, туристический сезон, ясная погода – все звезды сходятся в одном месте. Мы сворачиваем на боковую улицу, залитую поздним осенним солнцем, оставаясь в удобном уединении. И пусть гремучий, яркий, блестящий от лобовых стекол машин проспект всего в паре шагов, здесь очень уютно. Монументальные здания с колоннами и богатой лепниной у окон возвышаются с обеих сторон, скрывая маленький проспект от любопытных глаз. Нет суеты и тревоги. Только вечный берлинский камень, смелые солнечные лучики и, само собой, аромат кофе. Эдвард не изменяет своему американо, и я, предпочитая сегодня быть ближе к нему, беру себе такой же.
- Знаешь, благодаря тебе я определенно стал больше гулять, - чуть жмурясь от солнечного света, Эдвард довольно подставляет ему лицо. Его светлая кожа кажется еще белее на солнце.
- Я тоже, - пробую горячий напиток, мягко отодвинув пластиковую крышечку, и улыбаюсь. Не думала, что после такого напряженного утра смогу так спокойно улыбаться. – В твоей компании, скажу тебе, это еще и жутко приятно.
- Интересная фраза – «жутко приятно».
- Несочетаемое порой вполне сочетаемо.
Он посмеивается этому забавному умозаключению, потирая пальцами мою ладонь. Асфальт сменяется брусчаткой, но мне кажется, мы оба этого не замечаем.
- В этом году в Берлине очень солнечная осень.
- Да. И вполне теплая, если сравнивать с прежней.
Эдвард отпивает кофе, продемонстрировав мне свой античный профиль на фоне монументальных зданий. Картина, достойная запечатления.
- Я надеюсь, следующая неделя тоже не подведет.
Теперь Эдвард неглубоко вздыхает. Я не сразу улавливаю перемену его настроения. Он чуть замедляет нас, терпеливо дожидаясь, пока посмотрю на него. Аромат американо становится сильнее.
- В субботу утром я лечу в Мэн, Белла. Я давно не видел сыновей и есть кое-какие сложности со старшим. Следующую неделю я пробуду там.
Неожиданное заявление.
Эдвард следит за моей реакцией. Не столь навязчиво и заметно, но все же. И я не совсем понимаю, что именно он хочет увидеть.
- Надеюсь, все в порядке?..
- Да. Подростковый возраст, мы все это проходили.
- Хорошо. Я рада, что ты увидишь детей. Они наверняка ужасно соскучились.
Это не выглядит… нелогичным, вопиющим сегодня. Оно и в принципе им не является, но если прежде тема, едва ли не запретная, вызывала одно горьковатое смятение, будто лезу не в свое дело, сейчас ничего подобного нет. Эдвард прав, дети – самая логичная и последовательная часть его жизни, и, что немаловажно, неизменная. Я это приняла.
- Думаю, Белла, - голос Каллена звучит немного удивленно, но я вижу, это приятное удивление, - я все же соскучился больше.
Улыбаюсь, и эта улыбка, легкая, спокойная, зеркально отражается у мистера Чек-Поинта. Со своим американо, расслабленным выражением лица и глазами, залитыми солнечной нежностью, он совершенно обворожителен.
- Я уверена, вы отлично проведете время.
- Спасибо. Я вернусь к пятнице, у «Порше» запланирован брифинг с крупным клиентом и мне нужно там быть. В следующую субботу, выходит, мы сможем возобновить наши прогулки.
- Ты планируешь так быстро выйти из джет-лага?
- У меня есть неплохое средство, - не переставая улыбаться, что окончательно раскрашивает эту прогулку, Эдвард поднимает мою руку, легко целуя ладонь. Каким бы простым и постоянным ни был этот жест в его исполнении, мне не привыкнуть. Смущаюсь, но румянец не жжется, просто теплый. Октябрь, выходит, лучший месяц в году.
- Мне жаль, что я не смогу сходить с тобой в «Lemke» до начала Октоберфеста, как мы договаривались.
- Это не страшно, - отмахиваюсь от мысли про пивоварню, чье посещение в принципе не слишком заботит меня, - в Берлине есть куда более приятные места.
- Не поспоришь, - усмехается Эдвард, легко обнимая меня за талию. Вопросительно смотрит полсекунды и, убедившись, что я не против, как следует привлекает к себе.
Нет ничего более занятного и по-домашнему привычного, чем гулять в его компании по узкому центральному проспекту. Американо, который мне прежде не нравился, Берлин, что я так долго не любила, сама осень – самое паршивое время года, еще и Октоберфест с его неприятными рабочими моментами… все это теряется, затухает, перестает иметь особый смысл. Если это не влюбленность, то что? Я поглядываю на Эдварда, с легкой задумчивостью допивающего свой кофе, и не могу подобрать верного ответа. И как могла думать в начале о том, чтобы поставить точку в этих встречах, прервать их? Наше пятое маленькое свидание, а я и не уверена, что прежде в моей жизни этих прогулок в его обществе не было. Так органично они вплелись в реальность.
- Эдвард?
Он оборачивается ко мне, и глубокий, синий взгляд светится не столько от внешнего солнца, сколько изнутри. Красиво и неимоверно радостно.
- Да, Schönheit.
- Я не хотела бы поднимать эту тему снова, но мне нужно спросить: ты подтвердишь полиции, что Керр – не сталкер?
Уголок его губ слегка опускается, но в целом все неплохо.
- Если они снова спросят меня, да. Как раз эту неделю, возможно, полторы, он будет под их контролем, пока идет проверка.
Легкий отзвук нервозности стараюсь скрыть в благодарности тона. Повседневно поправляю ворот его пальто, будто бы только он меня и занимает.
- Спасибо тебе большое.
- Не за что.
Эдвард, чуть опустив голову, легко целует мой висок. Выходит у него не менее повседневно, я даже не рдеюсь.
- Я скажу честно, Белла, мне спокойнее, что правила таковы – в мое отсутствие он к тебе не приблизится.
- Можно считать это плюсом, - намереваясь закончить все это на позитивной ноте, глажу его руку на собственной талии. Игнорирую, что пальцы у Эдварда сжаты в некрепкий, но кулак.
- Это абсолютно не мое дело, - сдержанным, но все же строгим тоном произносит он, - однако два месяца назад, если я правильно помню твои слова – почему вы расстались? Он что-то сделал тебе?
- Попытайся поверить мне, Эдвард, Керр никогда не угрожал мне, и по самому своему определению не в состоянии. Мы расстались, потому что этого захотела я. У нас были разные планы на эту жизнь.
Мистер Каллен неопределенно кивает, благодарный за мою откровенность. Он ничем не показывает этого, даже не старается обнять меня ощутимее, но я подспудно чувствую, что хотел бы услышать больше. И, так как при его появлении мои прежде болезненные воспоминания о тех отношениях стали всего лишь прошлым опытом, я могу поделиться кое-чем еще.
- Керр довольно непостоянный человек, у него много амбиций, но мало терпения, - погладив руку Эдварда снова, рассказываю я, - мне, если честно, хотелось чего-то более серьезного, долгоиграющего. Ответственного подхода, можно и так сказать. За два года, что мы встречались, к такому итогу мы практически не приблизились.
- Серьезных намерений, ты имеешь в виду. Свадьбы?
Я неопределенно качаю головой, невольно закусив губу. Напрягаюсь, и Эдвард, само собой, это чувствует. Вот теперь привлекает ближе к себе. И не дает избежать прямого взгляда, не принуждая, но прося посмотреть на него.
- Все в порядке, Изабелла. Это более чем правильно - ожидать от мужчины серьезных поступков и ясных намерений. В этом и заключается личностная зрелость.
- Путь до свадьбы – та еще дистанция, - бормочу в ответ я. Мы останавливаемся в небольшом тупичке, так кстати попавшегося по пути, и Эдвард мягко убирает с моего лица спавшую прядку. Глаза его практически мерцают.
- Я бы хотел, чтобы наша дистанция оказалась не слишком запутанной и изматывающей. Я говорил, Белла, и могу повторить, что отношусь к тебе со всей серьезностью. И благодарен, что ты дала нам возможность попробовать.
- В этом и все дело, - резюмирую, робко, но все же искренне ему улыбнувшись, - мне это нравится. Особенно та зрелость, с какой ты подходишь к каждой нашей встрече. И знаешь, ты тот еще романтик, Эдвард.
- Моя откровенная Красота, - черты его лица смягчаются, наполнившись очевидным любованием. Воодушевляющая картина. – Я рад, что мы поговорили об этом. Спасибо за твой рассказ.
- Спасибо тебе, как слушателю, - посмеиваюсь, разворачивая нас в обратную сторону, к оживленной Унтер-ден-Линден. – И как человеку, с которым мне так хорошо.
Он действительно благодарен за мою честность. И еще красивее, когда вот так улыбается, довольно и раскрепощенно. У глаз крошечные морщинки радости, а на губах – игривая усмешка. Эдвард целует меня, усилив кофейный вкус и аромат в моем окружении и, само собой, наполнив его особыми нотами. Мерцающего, дымчатого вожделения.
- Ты очаровательна, Sonne, - напоследок сообщает мне. А затем мы неспешно возвращаемся на паркинг у Чек-Поинта Чарли.



Один из столпов всей моей берлинской жизни – пятницы в кофейном баре «Сияние». Не имею ни малейшего представления, как бы удалось с наименьшими потерями провести в этом городе прошлый год, не приходи я сюда каждую неделю за теплой атмосферой, приятными разговорами и вкусным кофе. С наступлением пятничного утра знала, что вот он, лучший в неделе день, простой и бесхитростный, лишенный тяжелых вечерних разговоров, с готовым планом и отличной компанией. С Элис, как с единственной подругой, я могла – и могу до сих пор, слава богу – поделиться чем угодно. И, в отличие от наших нелегких отношений с Керром, Элис, даже при условии, что не считает меня правой, всегда поддержит. Возможно, немного отругает потом, позже, когда страсти улягутся, но в ключевой момент – будет на моей стороне. Воодушевляющее чувство – знать человека, к которому можно обратиться с любой проблемой. Теперь их постепенно становится двое.
Я придерживаю веселой пожилой фрау тяжелую дверь бара, и Элис, заприметив меня еще у входа, приветственно машет с нашего традиционного столика у окна. Улыбчивый бариста, проследив за ее взглядом (мне кажется, Элис ему нравится), кивает мне.
- Добрый вечер!
- Добрый вечер, - добродушно отвечаю ему, устраивая пальто на вешалке невдалеке от входа. А затем иду к Элис, что уже поднимается из-за столика в нетерпении обнять меня. Секунд десять, не меньше, меня не отпускает, легко раскачиваясь из стороны в сторону. Хватка у подруги сегодня что надо.
- Привет-привет, - обнимаю ее за талию, чуть наклонив голову к черным, собранным в изящную маленькую косу волосам, - я вижу, ты соскучилась.
- Ужасно, - бормочет Элис, но тон у нее скорее возбужденный и жизнерадостный, нежели грустный, я расслабляюсь, - а разве ты нет?
Теперь в звонком голосе подруги звучит притворный гнев.
- Страшно, - усмехаюсь, поспешно успокаивая ее покрепчавшими объятиями, - здорово, что пятница все же наступила.
- Всегда радуюсь ей, как Рождеству, - резюмирует Элис, все-таки отпуская меня и отступая обратно к своему коричневому стулу.
Мы синхронно присаживаемся за маленький круглый столик, а на улице тем временем зажигается внешняя подсветка здания. Солнце не так давно село, и темнота, пока еще не густая, неспешно вступает в свои права. Невольно подмечаю взглядом все черные, спешащие вокруг площади машины, кругом объезжающие Телевизионную Башню, но тут же отгоняю эти мысли. Сегодня у меня вечер с Элис – нечестно по отношению к ней витать в облаках.
Мой черед заказывать нам напитки. Порадовавшись, что Элис остается за столиком, у милого рыжеволосого бариста прошу два флет-уайта и карамельные тарталетки. Молодой человек, пробивая наш чек, выглядит задумчивым и смятенным. Но потом неглубоко вздыхает и, протягивая мне сдачу, решается. Спрашивает, как зовут мою подругу.
Знал бы он об Эммете, что на данный момент безраздельно занимает сердце Элис… или ее интерес – или и то, и то. Но я все-таки отвечаю на его вопрос, подбадривающе улыбнувшись. Быть может, спросил бы чуть раньше, получил бы более вероятный шанс.
Когда присаживаюсь обратно на свое место, Элис, со сложенными на груди руками, откидывается на спинку стула. На ее губах бродит интригующая, довольная улыбка, а глаза задорно блестят. Энтузиазма, с чем бы он ни был теперь связан, Элис не занимать.
- Думаю, у тебя есть какая-то отличная новость, - смеюсь ее попытке сдержать возбужденное ликование, выкладывая ложечку, салфетку и пакетик сахара в ровную линию возле себя.
- Я думаю, не только у меня, - заговорщицки подмигивает она, - но об этом чуть позже. Расскажи мне, как твои дела в целом, Белла?
Еще одно небольшое составляющее установившейся кофейной традиции. Мы делимся друг с другом основными новостями, пока готовятся напитки, прямо как по таймингу. Прежде чем перейти к неким особым темам, мы посвящаем друг друга в саму суть прошедшей недели.
В моей рабочей жизни новостей не так много, но я все же делюсь с Элис своими соображениями о будущем журнала, жалуюсь на необходимость посещения пивоварен в Октоберфест и не советую приходить в одну из кондитерских в районе Телевизионной башни.
Элис рассказывает мне про университет – с ее педантичностью характеристик преподавателей, программы и подробными описаниями корпусов мне кажется, я уже бывала в кампусе и училась там сама – и новые вехи своей работы. Тезисы приняли. Конкурсные номера утвердили. К следующим выходным будет известно имя победителя – спонсорского стипендиата и лучшего студента курса в тоже время.
- На следующей неделе, в пятницу, основной день конкурса. Мы будем в кампусе до поздней ночи, Белла, - будто только что вспомнив об этом, виновато говорит Элис. Ее энтузиазм чуть затухает, а взгляд тоскливо окидывает атмосферный кофе-бар, - зато потом у меня будет еще больше свободного времени.
Я утешающе ей улыбаюсь. Похоже, следующая неделя пройдет под слоганом самодостаточности – и Эдвард, и Элис заняты. Порадую Эммета и разгребу, наконец, все рабочие завалы? Стоит попробовать.
- Это важно для тебя, и я горжусь, что ты участвуешь в таком масштабном событии, - говорю, мягко погладив ее руку, - Элис, это же чудесно! К тому же, когда победишь, будет двойной повод для праздничной встречи здесь.
- Если я выиграю.
- «Если» даже не рассматривается.
Мы обе смеемся, а затем Элис мило отшучивается. Но я действительно уверена, что ее работа будет одной из лучших, если не самой. Тот запал и вовлеченность, с какой отдается университетской жизни, вызывает во мне белую зависть. Я никогда не любила так сильно то, чем занимаюсь. Может, Элис одна из немногих, кто первый поистине самостоятельный выбор в жизни – с учебой – сделал правильно?
Бариста приносит флэт-уайт и тарталетки на маленьком круглом подносе. Старается придать себе смелости, но в улыбке чувствуется нотка смущения, а на его гладковыбритых щеках – капля румянца. В чашке Элис он нарисовал три очаровательных цветка из кофейно-молочной пенки.
Подруга хлопает в ладони, завидев такой необычный и сложный рисунок, благодарно оглянувшись на парня.
- Du bist ein echter Künstler (вы настоящий художник).
Немецкий, уже как дань традиции, тайный для меня язык. Не уверена, что бариста это понимает, зато для Элис отличный шанс потренироваться. На немецком она всегда говорит с радостью в голосе и оживленным, светлым лицом. Еще одно необычное состояние, которого мне не доводилось испытывать.
- Ich bin froh, dass es dir gefallen hat. Du heißt Alice, nicht wahr? (Я рад, что вам нравится. Вас зовут Элис, неправда ли?)
Чуть более уверенного в себе парня, довольного реакцией подруги и ее, заинтересованную в немецком диалоге, оставляю под предлогом ванной комнаты. Мою руки, поправляю у зеркала волосы и невольно вспоминаю среду, когда практически в это же время готовилась к встрече с Эдвардом.
Неделя – небольшой срок, но мне действительно будет его не хватать. Опасающаяся этого тонкого, хрупкого чувства привязанности прежде, сейчас я не боюсь. Эдвард доказал, что заслуживает моего доверия, и я, по сути, активно пытаюсь ему верить. А еще бесценны те эмоции, что возникают в момент его звонков или сообщений. Думаю, немного времени на нашу переписку у него найдется. И надеюсь, что с мальчиком, в чем бы он ни провинился, все будет в порядке. Так просто ведь Эдвард не сорвался бы в США среди недели…
За моей спиной появляется девушка, намеренная сегодня так же побывать у умывальника, и я уступаю ей, наскоро вытирая руки бумажным полотенцем.
К моменту моего возвращения бариста у нашего столика уже нет.
- Как немецкая практика? – интересуюсь, забирая к себе флэт-уайт как ни в чем не бывало.
Впрочем, Элис не проведешь. Она чуть морщится, самодовольно качнув головой.
- Тут не только немецкая, но и донжуанская получилась. Ты сказала ему, как меня зовут?
- Он смотрел на тебя с самого прихода, - признаюсь, стараясь понять, злится Элис или нет, - в конце концов, в этом ведь ничего плохого?
- Он милый. Но Эммет занимает лидирующую позицию, - она отпивает свой кофе, разрушая картинку цветочков, - я сказала ему, что у меня есть парень, и, кажется, теперь моя кофейная пенка не будет такой красивой.
- По крайней мере, он попытался, - в знак примирения поднимаю свою кофейную чашку, ожидая того же от Элис, - за пятницу? С ее официальным началом!
Мы чокаемся, умудрившись не расплескать ни капли молока от напитков. Кофе сегодня хорош.
- Не глядя на осень, в воздухе так и витает любовь, - философски замечает Элис, глянув за окно. Темнота уже вполне ощутимая, горят все фонари на площади. – Не так ли?
- У тебя что-то новое на фронте с Эмметом? – не до конца понимая хитринку в ее взгляде, уточняю я.
- Мы договорились созвониться завтра. А как дела у тебя? Как поживает «Страж счастья»?
- Элис, - смешливо протягиваю, отставив чашку от греха подальше, - ты уж очень необычно его называешь.
- И все же?..
- Все неплохо. По крайней мере, я хочу в это верить.
- И ты проверяла его, как мы обсуждали в музее?
- Попыталась. О нем мало информации. Но мы договорились, что в дальнейшем будем все спрашивать друг у друга лично.
- По виду не скажешь, что он такой скрытный… хотя это здравое решение, наверное. Значит, он честный.
Элис задумчиво отпивает флэт-уайт, а я, надкусив тарталетку, внезапно акцентирую внимание на ее первой фразе.
- По виду?..
Будто бы ребенок, уличенный в чем-то запретном, Элис нервозно усмехается. Но глаза сияют без капли раскаяния, скорее с интригующим подтекстом внутри. Хмыкнув, она смело, весело мне кивает.
- Это вышло случайно, но да, я видела его.
- Где ты его видела? Как?..
Берлин – маленький город, Эдвард оказался прав? Но ведь не настолько же! Я никак не могу сопоставить факты.
- Скажем так, при участии Эммета. В четверг он не мог до тебя дозвониться, а какое-то заказное письмо нужно было отдать срочно. В общем, у полицейского участка, здесь, на площади, я видела твоего Эдварда.
Мое изумление, не совсем уверенная, как его расценивать, Элис встречает слегка виноватой улыбкой.
- Ты злишься?
- Скорее, недоумеваю. Но от Эммета можно ждать чего угодно, - несколько нервно усмехаюсь, поворачивая чашку кофе в руках по часовой стрелке. Нужно выяснить, какое заказное письмо и почему для Эдварда? Он знает, что Каллен заявил на Керра?
- И… что? Что ты скажешь? – неопределенно интересуюсь у нее.
- Он очень статный и привлекательный мужчина, - с готовностью признает Элис, смакуя каждое слово. Видимо, я зря опасалась, что мужчины старше тридцати и отношения с ними ее напрягают. – Видно, что он серьезный человек, уверен в себе, обеспечен, опять же. Хотя было бы странным не иметь стабильного дохода к сорока годам. Ему ведь около сорока?
- Да, Элис.
- Я считаю, это очень здорово, что вы встречаетесь, - подчеркивает последнее слово она, пристально глядя мне в глаза, - после этого глупого Керра тебе совершенно точно нужен зрелый мужчина. А еще, уверена, ты ему очень нравишься. При упоминании тебя он так красиво улыбался.
Я краснею, ничего не могу с собой поделать, а Элис подмечает. Мягко посмеивается, обеими руками сжав мои ладони. Теперь у нее очень добрый взгляд. Мне кажется, у одного человека такой я уже видела.
- Это очень необычно… если честно.
- Но, судя по твоей реакции, более чем взаимно.
Дабы немного унять румянец, переключаю внимание на едва тронутый десерт, откусываю от тарталетки еще кусочек. Элис, отпуская мои руки, делает пару глотков кофе. Однако все так же внимательно за мной наблюдает. Правда, с ухмылкой человека, знающего, что такое влюбленность.
- Мы, кстати, обсудили кондитерскую с отличными тарталетками. Он ведь из Шарлоттенбурга? Сказал мне, что недавно перебрался. Мой отчим тоже живет там, когда он в Берлине, очень красивый район. Тебе нравится?
- Я пока еще не была там. Но он у меня уже был.
Изумленная Элис изгибает брови, хитро поглядывая в мою сторону. Придвигает к себе чашку с кофе, готовая слушать. Ни в школе, ни после нее у меня не было столь очевидных девичьих посиделок с подругой, где можно было бы говорить о парнях, своих чаяниях и прочих романтичных глупостях. Забавно, что наверстать могу сейчас, с Элис, едва начав отношения с человеком на семнадцать лет меня старше. Берлин открывает передо мной совершенно новую жизнь.
- На самом деле, Элис, это немного неприятная история.
- Но закончилось-то все хорошо?
Я удовлетворяю ее интерес. В скудных подробностях, освещая лишь самое основное, рассказываю о наших ночных похождениях в четверг – меня, Эдварда и Керра, совершенно лишнего персонажа этой сказки, - и последствиях, что они принесли с собой. Элис слушает, все больше удивляясь.
- Он думает, что Керр преследует тебя?
- Он в этом уверен, - вздыхаю, подмечая, что кофе почти закончился, - он ведь и вызвал полицию. Давно обо мне так не беспокоились.
- У него целый ворох хороших качеств. Тебе повезло встретить такого человека, но еще больше повезло ему – с тобой.
- Прямо как телевизионное шоу. Ты можешь быть отличной ведущей.
- Да ладно тебе, Белла, не смущайся, - она по-доброму мне улыбается, легко тронув щеку. Просит на себя посмотреть. – Во всем и всегда есть плюсы и минусы, но это отлично, когда плюсов больше. Мне, например, очень радостно, что он так о тебе заботится.
Я неопределенно киваю ей. В какую-то секунду хочется рассказать больше, еще больше, о всех уникальных сюрпризах Эдварда, его поведении в целом, его словах, его действиях… но сдерживаюсь. Даже при условии, как мне нравится этот мужчина, и даже принимая во внимание, что Элис его уже видела, все-таки мы в начале истории. Длинная дистанция, а не спринт, словами Каллена. Пусть так и остается – по крайней мере, пока.
- Меня смущает один момент… у него есть дети, Элис.
Подруга, ненадолго замолчав, затем все же мудро отвечает:
- Конечно. Хуже было бы, если бы их не было, не считаешь? А так он не станет торопить тебя с вашими общими детьми.
- Ты далеко заглядываешь, - смятенно бормочу. Но картинка синеглазого малыша – очень яркая, подобная вспышке – перед взглядом проносится. Поспешно отгоняю ее, слегка качнув головой.
- Все равно это еще один плюс. Ты увидишь его во всех ипостасях, отцовской в том числе. И можешь сделать более осознанный выбор.
- Я не думала, что, только закончив с Керром, снова… начну все это.
- Керр – дурак, теперь мы имеем весомое этому подтверждение, полиция Берлина тоже в курсе, - отметает разгоряченная Элис, сдвигая наши чашки на центр столика и придвигаясь ближе ко мне, - оставь его и прекрати о нем думать. У тебя есть новый предмет воздыхания, во всем превосходящий бывшего парня.
Я мягко смотрю на нее, так воинственно настроенную, но в то же время искренне заботящуюся обо мне. Люди, подобные Элис, встречаются в жизни не так часто. Я ценю ее дружбу, и, наверное, даже рада, что, пусть и заочно, но с Эдвардом она познакомилась. Теперь сможет лучше понять меня, если встанет необходимость чем-то поделиться.
- С тобой не поспоришь, Элис.
Она самодовольно улыбается.
- И не пробуй даже, - шутливо предупреждает.
Мы заказываем еще кофе, заканчиваем с тарталетками. И Элис, откинувшись на спинку стула, оглядывая уютный бар, резюмирует наш долгий и насыщенный событиями диалог:
- Все-таки без отношений с ровесниками жизнь куда лучше.
Я смеюсь, напоминая ей, что Эммету всего двадцать девять. И мы переключаемся на их завтрашний запланированный разговор, от которого Элис столь многого ждет.

До метро мы сегодня едва ли не добегаем из-за внезапно начавшегося дождя. Октябрь все-таки напоминает о своем незримом присутствии, предостерегая, что красота опавших листьев и теплое солнце - это лишь его милость, а не обычное положение дел.
В переходе на станцию новая реклама «Порше», добравшаяся и сюда. Я отпускаю Элис на ее уходящий к Зоосаду поезд, торопливо попрощавшись и пожелав удачи на историческом конкурсе, а сама останавливаюсь. Быструю, спонтанную фотографию отправляю главному ныне контакту из моей телефонной книги. Только теперь, увидев новый «Coupe» в знакомом тысячу раз месте, понимаю, что эту неделю без него мне действительно будет грустно – к хорошему быстро привыкаешь.

Пятница, 3 октября. Моя история сообщений.
Я, 23.25:
«Маркетинг-отдел «Порше» не дает о тебе не думать. Счастливого пути, Эдвард. Береги себя».

Ответного сообщения не приходит. Половина двенадцатого, стало быть, вполне логично. Но как только я поднимаюсь по ступеням перехода, оказываясь во власти осеннего дождя, телефон звонит.
- Привет, - с радостью встречая номер абонента, улыбаюсь мелким холодным каплям. И почти сразу же чувствую укол вины. – Я надеюсь, я не разбудила тебя?
- Привет, Schönheit. Напротив, - голос у него мягкий, но сосредоточенный, словно бы откуда-то издалека. Мне кажется, говорит Эдвард по динамику громкой связи, - я бы не хотел уезжать, не попрощавшись. Ты не дома?
- Я на Alexanderplatz. До дома минут пятнадцать.
- Мне не очень нравится, что в полночь ты одна на Alexanderplatz. Я могу забрать тебя?
Тон у него немного родительский, строгий, но меня сегодня это умиляет. Оглядываюсь на яркую иллюстрацию «Порше» за спиной, довольно усмехнувшись. Какая-то магия, ей богу.
- Жду тебя у метро.
Не больше, чем через три минуты, матово-черный автомобиль останавливается в небольшом тупичке-съезде у станции. Его аварийные огни отлично заметны на ночной площади.
Неожиданное завершение моего пятничного кофе с Элис выглядит забавным, но приятным. Я сажусь в «Порше», захлопнув дверь, и почти сразу же все составляющие – аромат цитрусов, музыка Баха, и Эдвард, чье присутствие ощутимо физически – вызывают стойкую, жизнерадостную улыбку. Мистер Чек-Поинт, обернувшись ко мне, тоже улыбается. Обвивает мою ладонь и кладет на свое колено, некрепко сжав пальцы. Выруливает на круговое движение у Телевизионной Башни.
- Ты уже ехал сюда, когда я написала? – наблюдаю за мелькающими огнями фонарей, освещающими его профиль, пока мужчина смотрит на дорогу. У него теплые пальцы и умиротворенное выражение лица. На губах то и дело бродит не пропадающая улыбка.
- Я собирался урвать прощальный поцелуй, Белла, это да, - хмыкает он, - но почему-то не думал, что ты не дома.
- По пятницам я пью кофе в «Сиянии» с подругой. Давняя традиция.
- Я рад, что с подругой.
- Друг у меня тоже есть, - хитро отвечаю, погладив материю его брюк свободным большим пальцем. Эдвард нажимает на газ, ускоряясь и проезжая площадь. Башня теперь у нас за спиной.
- Друг хотел бы быть единственным другом, - негромко предупреждает он. Почему-то теперь не улыбается.
- Конкурентов у него нет, - утешаю, чуть больше повернувшись в сторону мужчины. Теперь обзор идеальный. Эдвард, быстро глянув на меня, сам себе посмеивается. Довольно.
- Я уже по тебе соскучился, Schönheit. Что буду делать через неделю?
Эти слова – отражение моих – согревают, а нежность, затаенная внутри, бесценна. Глажу его пальцы в своих, ни на миллиметр не сдвинувшиеся с колена.
- Вернешься за причитающимися поцелуями.
Эдвард мелодично смеется, паркуясь у моего тесного, узкого подъезда. Не перестану удивляться тому, как легко управляется с машиной. Мне определенно стоит взять у него пару уроков – или все дело в том, что Эдвард, как непосредственный создатель авто, знает особые фокусы?
Он поворачивается ко мне, мягко улыбаясь в полутьме затихнувшего салона, и я понимаю, что на все остальное мне сейчас плевать.
- Эдвард, - катаю на языке его имя, потерявшись в глубоком синем взгляде. Мужчина оглаживает мое лицо, без спешки и резких движений проскользив пальцами по скуле, щеке и подбородку. Не обделяет вниманием волосы, легко тронув мочку уха, и победно улыбаясь моему немного сбившемуся дыханию. А затем, не заставляя просить, наклоняется ближе и целует. Опять же – глубоко, пронзительно, ласково. Несколько бесконечно долгих, удивительных раз.
Хочет уже отстраниться, но я не позволяю. Кладу обе руки на его плечи, обнимаю, притягивая к себе. И возвращаю для еще нескольких поцелуев, кратких, но пьянящих. Легкость, что поселяется во всем теле, очень кстати.
- Не собираешься отпускать меня? – нежно смеется Эдвард, приглаживая мои волосы. Успокаивающий, настраивающий на нужный лад жест.
- С каждым разом это все сложнее, не буду скрывать - все же разжимаю руки, усмехнувшись, и возвращаюсь на свое место. Эдвард, чей горящий взгляд никак не вяжется с ласковыми прикосновениями и говорит больше, чем готов признать его обладатель, в темном салоне более чем заметен. Ему по нраву мои слова.
- Для меня тоже, - признается. – Но какую-то часть себе точно можно оставить.
Он поворачивает мою ладонь, раскрывая пальцы. Кожи касается тонкая ткань небольшого красного мешочка. В салоне, чей мрак разбавляют только отблески фонарей, сложно разглядеть его как следует.
Эдвард, будто читая мои мысли, зажигает неяркую лампочку у переднего сиденья. Легко тронув хрупкий бантик мешочка, раскрывает его. Я осторожно достаю содержимое наружу.
Две серебряные птицы, одна чуть больше и выше, с широкими крыльями, а другая меньше и ниже, более изящная, с маленькими крылышками, спаянные телами друг с другом. Подвеска.
Я поднимаю взгляд на Эдварда, ожидающего моей реакции.
- Это?..
- Сокол и ласточка, - негромко отзывается мужчина, с долей смятения глянув на подвеску, - мне бы хотелось, чтобы у тебя было что-то от меня. В Мэне было много индейских общин и они верили, что обереги – не пустая вещь. Ты бы могла принять это свои оберегом?
- Очень красиво, спасибо. Я с радостью приму ее.
Мягко обвожу пальцами крошечную пару птиц, особое внимание уделив широким крыльям сокола, которые прикрывают большую часть тела ласточки. Не только романтики, но и символизма Эдварду не занимать. Птица на том же расстоянии полушага от маленькой пташки, на котором Эдвард шел за мной в первые разы в «Старбаксе».
- Сокол по всем канонам охотится на ласточек, но даже соколы бывают разные, - поясняет Эдвард, наблюдая за тем, как рассматриваю подвеску, - я обещаю, Белла, что никогда не причиню тебе зла.
Прикрываю глаза, улыбнувшись этой фразе. Самой невозможности того, что обещает не делать.
В этот раз сама целую его, подавшись вперед. Очерчиваю контур щеки, легко играя с темными волосами на его затылке. И, отстранившись всего на сантиметр, чтобы услышал меня, говорю:
- Спасибо тебе огромное. Я это знаю.
Эдвард предлагает мне устроиться на своем плече, погладив волосы, и я с удовольствием принимаю эту идею. Сказала ему чистую правду утром, мне невероятно спокойно, когда он настолько близко. Мы оба, надеюсь, довольные ощущением близости, смотрим на маленьких птиц, что держу на ладони, поворачиваю из стороны в сторону и разглядываю с разных ракурсов.
- У меня нет оберега для тебя, Эдвард, но я прошу тебя как следует о себе позаботиться. Пообещаешь мне?
- Ты можешь использовать поцелуй, - предлагает он, неглубоко вздохнув, - будет отличным оберегом.
Поднимаю голову, посматривая на него, довольного, с усмешкой. Соглашаюсь.
- Вот теперь обещаю, - умиротворенно говорит Эдвард. Глаза его мерцают. - Спасибо.
Пятнадцатью минутами позже, когда все же выхожу из салона, крепко сжав подвеску в ладони, понимаю, что дождь закончился. Пахнет мокрым асфальтом и прелой листвой. Каллен, опустив стекло у пассажирского сидения, очаровательно мне улыбается. Не могу удержаться. Еще раз коротко, быстро его целую.
- Счастливого пути.
- До встречи, Белла.
Не изменяя внезапно создавшейся традиции, Эдвард активирует зажигание лишь тогда, когда закрываю за собой дверь подъезда. Мигнув фарами, «Порше» стремительно покидает мой двор, скрываясь на неосвещенной части проспекта.



Не глядя на насыщенную событиями прошлую неделю, выходные выдаются достаточно спокойными. В субботу, не изменяя прежнему распорядку, завтракаю у Бурака менеменом и пью черный чай из тюльпаноподобной турецкой армуды. Созваниваюсь с родителями, сперва с мамой, а затем и с отцом, чей юбилей будет в следующую среду. Мы мило болтаем о житейских мелочах, не акцентируя внимание на подробностях личной жизни друг друга. Я рассказываю матери о Тиргартене, который наконец посетила, а отцу – о несмолкающей ночной жизни Alexanderplatz, вокруг которой всегда много разговоров, но мало правды. В жизни родителей все спокойно. Наверное, за исключением того, что дети нынешней жены отца задумали какой-то особый сюрприз на его день рождения, и он переживает, как бы они не подарили ему нечто, связанное с высотой – ее он до дрожи боится.
Отчасти я рада, что у него и у мамы все неплохо сложилось, несмотря на развод и прочие атрибуты неудавшегося брака. Но в то же время, находясь в Берлине, я исключена из семейной жизни и не уверена, что буду принята обратно. Поль, как бы мама ни хотела остаться жить во Франции, намерен вернуться в США уже в начале января. Папа и вовсе за всю жизнь не покидал пределов великой Америки. Мы не встречаем вместе праздники, а на дни рождения обмениваемся посылками и открытками, которые даже не подписываем от руки. Почему-то меня начинает занимать, добавляя в будни грусти, это обстоятельство. Возможно, виной всему предстоящая неделя без привычных встреч с людьми, приносящими оптимизм моему маленькому миру. Надо не забыть попросить у Эммета больше работы.
К вечеру, отказавшись от законного выходного времени, принимаюсь за новую статью о недавно открывшейся кофейне в районе Шарлоттенбурга. Временами ловлю себя на мысли, отвлекаясь, как на самом деле встретились Эдвард и Элис, и что каждый из них на самом деле подумал. Интересно, что сам Эдвард и словом не обмолвился об этом. Возможно, он просто не знает, что Элис моя подруга.
Качаю головой, наливая себе чай покрепче. Изо всех сил стараюсь сфокусироваться на десертной базе новой кофейни. Кажется, она заказывает десерты у какого-то именитого кондитера, не зря ведь открылась в таком респектабельном районе.

Суббота, 4 октября. Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.20:
«Ну что же».
Фотография, что к сообщению прикреплена, представляет собой приветственную табличку в аэропорту Портленда «Добро пожаловать в Мэн. Добро пожаловать в нашу Америку!».

Я улыбаюсь, отложив статью, и поспешно набираю свой ответ.

Моя история сообщений.
Я, 20.21:
«Добро пожаловать домой, мистер Чек-Поинт».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.21:
«Спасибо. Надеюсь, у тебя добрый и приятный вечер, Белла».

Моя история сообщений.
Я, 20.22:
«С тобой он бы был приятнее. Но да, у меня все хорошо. Как прошел полет?»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.23:
«В работе. Но знаешь, отличный способ сконцентрироваться на задаче – некуда шагнуть дальше собственного кресла».

Не поспоришь. Но в самолете верх моей эффективности – здоровый сон. Не люблю дальние перелеты.

Моя история сообщений.
Я, 20.23:
«После продуктивного полета неделя свободы будет заслуженной. Хорошего тебе отдыха, Эдвард».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 20.24:
«Это своеобразный, но приятный отдых. Danke. Чуть позже я еще надоем тебе изображениями Мэна».

Моя история сообщений.
Я, 20.24:
«Буду ждать».

Добавляю к последнему сообщению маленький смайлик поцелуя, так полюбившийся мне среди всей их выборки, и пару секунд еще продолжаю улыбаться в экран. Вздыхаю и блокирую мобильный. Итак, новая кофейня Шарлоттенбурга. И кто дал ей такое название – «Вечная жизнь»? Как минимум странно.

Воскресенье всецело посвящаю работе. Эммет не может нарадоваться моей продуктивности, но настроение у него в принципе хорошее, судя по голосу. Видимо, вчерашний разговор с Элис удался.

В понедельник, понадеявшись, что тяжелее день уже не станет, как-никак, начало недели, беру себя в руки и иду в «Lemke». К двенадцати дня, выбрав наименее загруженную дату, время и зал. Мой одинокий небольшой столик притаился за углом деревянной колоны, очень удобно наблюдать за другими посетителями, при этом оставаясь не слишком заметной. Веселому официанту, сразу же предложившему мне их собственный, уникальный сет крафтового пива, прошу принести мне самое немецкое, что есть в меню. Заранее утешаю себя, что могу лишь попробовать, а то и просто оценить внешний вид блюд, если совсем невмоготу.
Я. Ненавижу. Немецкую. Кухню. Благо, в сет «самого немецкого» входит и говяжья печень с яблоками. Посмеиваюсь ее появлению, сделав памятную фотографию. В Мэне еще слишком рано, но Эдвард сможет прочесть мое сообщение в любое удобное ему время.

Понедельник, 6 октября,
Моя история сообщений.
Я, 13.02:
«Что-то меняется, а что-то вечно».

Отправляю. И пробую, стараясь никуда не спешить, каждое блюдо. Оставляю говяжью печень напоследок – все равно она в лидерах. Интересно, если бы Эдвард все же пошел со мной, заказал бы то же самое? Выбрал бы какой-то сорт пива? При мне он ни разу не пил алкоголь, но при мне же и ни разу не был без машины. Я внезапно понимаю, что совсем ничего не знаю о его вкусах. Это нужно будет исправить.
Ближе к ночи, когда возвращаюсь домой, от мистера Чек-Поинта все же приходит ответ. Я как раз выхожу из душа, когда мобильный мигает, уведомляя о новом сообщении.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 21.23:
«Хорошо, когда приятные вещи не исчезают из жизни. Рано или поздно мы доберемся до «Lemke» вместе, Изабелла. Как твои дела?»

Моя история сообщений.
Я, 21.25:
«Все в порядке. Обычные будни обычного ресторанного Берлина. Как твои?»
Ловлю себя на том, что потираю пальцами подвеску с соколом и ласточкой, что теперь, на тонкой серебристой цепочке, ношу на шее.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 21.26:
«Обычный осенний Портленд, то еще зрелище. Но зато как никогда уютно в доме».

Моя история сообщений.
Я, 21.27:
«У тебя из окон виден лес или океан? Рекламные брошюры только так себе штат Мэн и представляют».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 21.28:
«И то, и другое. Я надеюсь, вид тебе понравится. В следующий раз я намерен приехать сюда с тобой».

Прикрепленное фото наглядно иллюстрирует его слова. Из большого панорамного окна с черной рамой открывается вид, насколько хватает глаз, и на буйствующий зеленью лес (не глядя на осень), и на океан, чьи волны, пенящиеся белыми барашками, налетают на скалистый берег. Крайне живописно, мне кажется, я могла бы смотреть на этот пейзаж часами. Правда, существовала бы опасность впасть в меланхолию, если бы была там одна, как здесь.
Изгибаю бровь, еще раз перечитывая слова о его намерениях. Не уверена, что готова ехать в Мэн. Даже при условии, что это его родной штат, а Портленд – его родной город, и история Эдварда мне необычайно интересна, все же его семья живет там… а готова ли я встречаться с его семьей – и буду ли готова к следующей поездке – большой вопрос. Скорее нет, чем да. Успокаиваю себя, что прошло еще мало времени с нашей встречи. Логично. Логично ведь, да?..

Моя история сообщений.
Я, 21.30:
«Спасибо за виртуальную экскурсию. Очень красиво».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 21.31:
«Так и есть. С завтрашнего дня природу мне придется изучать на собственном опыте. Мы с детьми идем в поход. Думаю, связи в лесу не будет».

Эдвард, отправляющийся в поход, упоительное зрелище. Как дитя города, не бывавшее даже в пригороде, не то что в дикой местности, я совершенно не представляю себе поход и все, что с ним связано. Еще и с детьми, сколько бы лет им ни было. Теперь знаю наверняка, Эдвард человек смелый.

Моя история сообщений.
я, 21.32:
«Это ведь безопасно, правда?»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 21.32:
«Мы не в Монтане, так что вполне. Мне приятно твое беспокойство, Schönheit, но все в порядке. В детстве отец часто брал нас в походы, надеюсь, я еще не растерял навыки».

Моя история сообщений.
я, 21.32:
«В любом случае, будь осторожен».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 21.33:
«Обещаю. Ты тоже, Белла. Доброй ночи».

Забавно, что подробности жизни Эдварда открываю с помощью переписки в Whatsapp. Необычный опыт. Вбиваю в поисковике Гугл «леса Мэна» и любуюсь первозданными природными красотами, стараясь представить их себе в том цвете и количестве, что предлагает интернет. Статью о нападении волков на туристов пролистываю. Новости, прежде всего, должны быть позитивными. Портленд, в конце концов, входил в топ городов для жизни в США. И раз Эдвард бывал в походах с семьей, знает свое дело и готов пойти на это, чтобы провести время с сыновьями, мне беспокоиться не о чем. Надеюсь, что так.

Вторник и среда пролетают одним днем. Пивоварни, в преддверии фестиваля соревнующиеся друг с другом за клиентов, кофейни, кондитерские, необычные кафе. Я перевыполняю план, и в то же время справляюсь с редактурой прошлых статей, какие Эммет едва успевает присылать после проверки. Продуктивность теперь мое второе имя. Босс интересуется, что именно со мной случилось, на что я кратко отвечаю ему, что эту неделю сконцентрирована исключительно на работе. Эммет удовлетворен.
От Эдварда по-прежнему никаких вестей – онлайн он был в понедельник вечером.

В четверг, после обеда, когда возвращаюсь домой из очередного места для ревью от «Bloom Eatery», на мобильный приходит сразу несколько сообщений.

Четверг, 7 октября,
Моя история сообщений.
Элис, 15.27:
«Белла! Эммет прислал мне белые примулы и клубничные профитроли. И даже при условии, что без тебя здесь не обошлось, я очень счастлива. ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВА. Мы готовимся к конкурсу и совсем нет времени поговорить, но так и знай, когда встретимся, я тебя расцелую. P.S. Эммет душка».

Моя история сообщений.
Эммет, 15.29:
«Белла, завтра на Warschauer Straße открывается новое заведение напротив Истсайдcкой галереи. Уникальное место для ценителей эстетики и творчества настенных граффити. Не спрашивай, кто эти люди, они так себя позиционируют, хоть эти вещи не совместимы. Нам предложили пригласительный на восемь вечера, на само открытие. Я могу на тебя рассчитывать? У тебя есть планы на завтрашний вечер?».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 15.29:
«Schönheit, леса вокруг Портленда – незабываемое зрелище. Тебе нужно это увидеть. Мы все живы и здоровы, но дети, думаю, будут спать до воскресенья. Как ты и как Берлин? Я соскучился».

Я захожу в кофейный бар «Сияние», мимо которого так кстати проходила, и прошу у бариста капучино. Постепенно отогревающимися в тепле бара пальцами отвечаю сперва Элис. Пишу, что рада за нее, желаю удачи на конкурсе и обещаю как следует все обсудить после ее очевидной победы. Затем принимаю предложение Эммета, так как планов у меня нет. Тем более описание заведения у Истсайдской галереи звучит интересно. Босс обещает доставить мне пригласительный с курьером.
И только потом, закончив со всеми иными сообщениями, пробуя свой отменный капучино, отвечаю Эдварду. Он прислал мне целую россыпь фото природных красот невдалеке от своего города. Гораздо лучше, чем предлагает Гугл. Настоящая природа.

Моя история сообщений.
Я, 15.47:
«Это почти Нарния, ваши леса. С возвращением в городскую жизнь. И ты планируешь спать до воскресенья? Я тоже скучала»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 15.51:
«Как минимум в субботу я уже планирую быть с тобой, Schönheit, так что спать до воскресенья мне не суждено. Все в порядке?»

Моя история сообщений.
Я, 15.52:
«Будни стали насыщеннее. Завтра открытие кафе в Истсайдской галерее, у меня пригласительный. К тому же завтра, наконец, пятница. Разве ты прилетаешь в субботу?»

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 15.53:
«Я прилетаю завтра. Но не могу сказать, когда закончится мероприятие с клиентом. В субботу я в твоем распоряжении».

Моя история сообщений.
Я, 15.53:
«Отлично. Буду ждать субботы. Хорошего тебе полета, Эдвард».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 15.54:
«А тебе отличной пятницы, но будь осторожна. До встречи, моя радость».

Я еще некоторое время смотрю на экран мобильного, на черным по белому выведенную фразу «моя радость», что греет душу. Возможно, в Мэн я с Эдвардом как-нибудь и поеду.
Допиваю капучино, тоскливо глядя на площадь за большими окнами. Сегодня мы с ней один на один – и почему нельзя перелистнуть календарь так, чтобы после четверга сразу наступала суббота?

Пятница не задается как-то сразу. С утра отправившись разведать обстановку у Истсайдовской галереи, побывав в местной пекарне и возвращаясь домой, забываю в поезде U1 свою сумку. Не имею представления, каким именно образом не забираю ее с сидения, когда в тесном вагоне стараюсь поскорее пробиться к выходу, но факт остается фактом. Телефон и кредитка у меня, а вот id-card, к сожалению, нет. Идея зарегистрировать новую симкарту оказалась провальной – салон связи оказался закрыт, а удостоверение личности к черту потеряно. Там еще и мои новые визитки были…
К тому моменту, как я обнаруживаю потерю, звонить в официальные учреждения уже поздно. С надеждой на то, что какой-нибудь добрый самаритянин догадается отнести мою сумку в полицию и уже оттуда я получу звонок, собираюсь на открытие кафе в Истсайде. Место интересное, и, думаю, заведение будет пользоваться успехом.
Отправляю сообщение Эдварду с вопросом, как он долетел. Ответ не приходит.
Отваживаю себя от лишнего беспокойства и подкручиваю локоны, достав из недр спальной тумбочки плойку, когда телефон внезапно начинает звонить. Стало быть, Эммет хочет уточнить детали? Странно, но все же.
Но нет. Номер мне печально знаком и сейчас совершенно ни к месту. Я думаю, отвечать или нет, секунд пять. Но так как телефон не умолкает, решаю, проще все же ответить. Сдерживаться-то мне точно не обязательно.
- Да, Керр.
- Белла, здравствуй, - голос у него взволнованный и немного растерянный, - послушай, я просто хочу извиниться. Не бросай трубку. Я не уверен, что мне можно звонить тебе, но встречаться не стоит точно. Мы можем немного поговорить?
- У меня дела этим вечером, Керр. Извинения приняты.
- Минутку, пожалуйста. Я на самом деле вел себя не лучшим образом и мне жаль, что пришел к тебе пьяным, Белла. Но ведь это не повод… обвинять меня в сталкерстве? Разве же я сталкер?
- Мы уже разрешили этот вопрос, разве нет? Эдвард опроверг, что ты преследуешь меня.
- Я так и знал, что он на меня заявил… - голос у него грустный, недовольный, но в то же время жесткий.
- У него были свои причины. Керр, я правда спешу.
- Хорошо. Так или иначе, Белла, я прошу прощения, - меняет тон, теперь он почти меланхоличный, торопливый, - я благодарен за то, что ты не стала настаивать на обвинении и твой новый… знакомый тоже. Я больше тебя не побеспокою.
- Отлично. Я желаю тебе удачи, Керр. И хорошего вечера пятницы.
Кладу трубку, отрывисто сбросив вызов. Делаю несколько глубоких вдохов. Успокаиваюсь, снова включая плойку. С локонами точно стоит закончить.
На открытии кафе много богемных лиц. Я выбираю неброское синее платье, что так удачно дополняет подвеска-оберег от Эдварда, и подвожу глаза синей подводкой. Тушь, легкие румяна, немного рубиновой помады – ничего лишнего. Я не выделяюсь на фоне основной публики, но соответствую ей. Правда, в недлинном платье, а, соответственно, и колготках, прихожу одна – на улице уже холодно.
Частная вечеринка предсказуемо начинается шампанским, затем – репродукцией известных граффити Берлинской стены на стенах кафе, а после – сквозь широкие прозрачные окна левой стены, демонстрации самой галереи под открытым небом по ту сторону автомобильного проспекта. Выглядит неплохо, любителям такого рода искусства точно понравится. Я мысленно делаю пометки, подмечая детали интерьера в виде графитовых подсвечников и пустых стен помещения. Вся фокусировка должна быть на Берлинскую стену – вдоль окон расставлены столики, а чуть на отдалении – барная стойка. Там я и пробую фирменный коктейль с лакричными нотками. От второго бокала отказываюсь.
Меню составлено неплохо, есть из чего выбрать, хотя основной упор сделан на необычные аперитивы. Хозяева, судя по всему, рассчитывают прежде всего на конференции искусствоведов и встречи художников, частных клубов. Туристы, само собой, тоже будут, но в меньшем количестве – немецкой кухни в заведении принципиально не подают. За это ставлю им личный плюс в карму.
Ближе к десяти мой мобильный оживает. Я торопливо достаю его из сумки, но снова просчет – номер не определен.
- Да?..
- Isabella, ich habe deine Tasche gefunden.
- Я не говорю по-немецки, извините.
- Изабелла, меня зовут Лилли Шрээ. Я работаю на линии U1 и у меня ваша сумка.
Накрываю динамик ладонью, чтобы лучше слышать в окружении техно-музыки кафе, и резко поднимаюсь с кресла, на котором сижу. Мужчина и женщина, устроившиеся за столиком рядом, удивленно оборачиваются.
- Лилли, я была бы очень благодарна, если бы вы отдали мне сумку. Я могу заплатить. И могу приехать за ней, куда скажете.
- Платить точно не нужно. Я заканчиваю работу через двадцать минут, буду на станции Kottbusser Tor. Вы можете подъехать?
- Конечно же. Я буду там, черное пальто, синее платье. Позвонить вам, когда приеду? – пробираюсь к выходу в надежде, что в гардероб не будет большой очереди. Насколько помню, станция, что называет Лилли Шрээ, четвертая на линии. Благо, желающих уходить, помимо меня, пока нет. Начинается заявленная шоу-программа и приносят новые коктейли. Боги, зачем им эти коктейли… кто составлял их рецепт?
- Да, звоните, - резко обрывает разговор Лилли, когда на ее стороне появляются чьи-то голоса. Отключает звонок.
Метро недалеко от кафе, но идти вдоль остатков Берлинской стены, пусть и разрисованных лозунгами свободы, пусть и подсвеченных, немного неуютно. Людей немного, в основном не успевшие сделать фото туристы, и погода откровенно портится. Мне кажется, градусы уходят в минус. На асфальте видны маленькие белые снежинки – их острые края чересчур правильные.
На самой станции еще мрачнее. Я сажусь в вагон поезда, заняв безопасное место прямо посередине, но подальше от дверей, и тщетно стараюсь согреться. Зачем надевать платье на вечернее мероприятие? В Берлин, не до конца принявшего осень, сразу же приходит зима – иначе такую погоду мне не описать.
Станция Kottbusser Tor объявлена следующей. Никогда не была на ней и в принципе ничего не слышала. День экскурсий, не иначе. Хорошо хоть в метро тепло.
Зря я писала Лилли о том, как буду выглядеть – помимо меня, на станции из полупустого вагона никто не выходит. Сама она, судя по всему, в желтой шапке и зеленой куртке, ждет у лифтов. Рыжие волосы выбиваются из-под шапки, глаза необычайно голубые, но словно бы какие-то заторможенные. Правда, бейджик, хоть и приколотый к куртке не совсем ровно, на месте. Не приходится даже звонить.
- Здравствуйте, Белла, - мягко приветствует меня она. – Вы успели, здорово.
- Да, я старалась. Я могу забрать сумку?
- Она у моего мужа, на верхней площадке. Это он нашел ее, когда осматривал вагоны. Мы можем подняться? Полиция считает, здесь продают наркотики, и если отдать вам сумку тут, могут быть проблемы.
Ломаное объяснение, хоть и отчасти логичное. Что-то внутри меня скукоживается, намекая, что лучше уходить отсюда. Однако, если я уйду, а сумка действительно у них? По виду Лилли вполне обычная жительница города, знает про район и повседневность полиции. Я придумываю лишнее. Подняться, забрать сумку и вернуться обратно – и ничего сложного. Если бы она хотела ограбить меня, уже провернула бы – на станции никого, а камер я не вижу.
- Не переживайте, - почувствовав мое смятение, Лилли касается моего плеча, - поезд через пять минут, вы как раз успеете обратно.
И я иду за ней. Лестница из бетона, подобная сотне других берлинских лестниц, которыми пестрит старейшая ветвь городского метрополитена, стены с белой плиткой и черными разводами, чуть надломанные перила. Мусор есть, но его немного. Свет тоже есть, хоть изредка мигает. Не самая приятная станция, но уж точно не кажется криминальной. Какой это вообще район города? Может быть, я и вовсе недалеко от центра?..
Черт, мне стоило познакомиться с Эдвардом раньше. Полтора года в Берлине, а я до сих пор ориентируюсь лишь в определённых районах.
Кстати об Эдварде. На экране мобильного уведомление о новом сообщении – три минуты назад.

Пятница, 8 октября,
Моя история сообщений,
Чек-Поинт Эдвард, 22.01:
«Schönheit, извини за тишину. Полет прошел нормально, встреча только что закончилась. Если ты не слишком устала, мы можем увидеться».

Не успеваю ответить, потому что мы уже выходим на улицу. Лилли оборачивается, задержавшись взглядом на моем телефоне, но потом поворачивает голову обратно. Приветственно машет мужчине, ожидающем у разбитого фонарного столба при спуске к станции. Невысокий, но коренастый. Ледяной ветер нещадно треплет его длинные, как и у Лилли, рыжие волосы.
- Ваша, фрау, - он оценивающе смотрит на меня с ног до головы, и от этого взгляда по спине невольно бегут мурашки.
Недоверчиво забираю у него сумку, все такую же, как утром, самую реальную из того, что есть вокруг. Снег по-прежнему идет, снежинки падают чаще, и вокруг темного района только переход на станцию светится грязно-желтым светом. Мне нужно на этот чертов поезд как можно скорее.
- С-спасибо, - с легкой заминкой забираю сумку, даже не собираясь проверять ее содержимое. Сейчас потеря id-card не кажется чем-то вопиющим, к черту ее. – Давайте я все-таки заплачу.
Мужчина мне смущенно, криво улыбается. Лилли качает головой.
- Не стоит.
- Ладно… хорошо. Тогда я пойду. Спасибо вам большое.
Они мило кивают мне вслед. Но чтобы спуститься в метро, прежде нужно повернуться к ним спиной. И сделать четыре, не больше, шага. Я успеваю сделать два.
На третьем чувствую мягкие, почти детские руки на своей талии – раз, и в кармане нет ни телефона, ни кошелька. А на четвертом, толком еще не догадавшись, что происходит, переход вдруг отдаляется от меня как в резкой перемотке. Чувствую лицом кирпичи ближайшего здания, шероховатые, твердые и грязные. Ударяюсь о них, но не ощущаю боли. А вот пальцы, правда уже отнюдь не мягкие, на бедрах чувствуются вполне явно. Незнакомец, если верить стойкому табачному аромату и мужскому одеколону, даже не старается расстегнуть пуговицы моего пальто – просто поднимает его, вместе с платьем, закидывая на спину. И только теперь, будто прежде нереальное, глупое кино стало действительностью, понимаю, что происходит.
Дергаюсь и брыкаюсь, но ему, похоже, так даже больше нравится. Без особых усилий разворачивает меня к себе лицом, теперь затылком ударяя о кирпичи. Они не гладкие и это больно. Снежинки сыплются чаще, но я все равно узнаю его лицо – и эти чертовы рыжие волосы, змеями развивающиеся на октябрьском ветру. Лилли рядом не видно, мы одни.
О господи.
Господи, господи, господи.
Цепенею от страха. Попросту не знаю, что мне делать. Одно дело – с Керром, дома, пьяным, более или менее знакомым, понятным, в конце концов. Другое дело – здесь. Он ведь точно не отпустит меня… или отпустит?.. Потом-то точно отпустит… потом! Черт!
Мужчина, верно оценив ужас в моих глаза, улыбается.
- Хорошенькая, - комментирует, обвивая пальцами мои локоны. Больно дергает их, довольный, когда вскрикиваю. – И голос громкий. Отлично.
- У меня есть деньги. Отпустите меня и берите все деньги.
Он не прекращает улыбаться. В этой улыбке я вижу свой просчет – деньги-то его помощница – или кто она там, черт подери, уже забрала. Не нужны ему эти деньги.
- Что вы хотите? Все, что вы хотите. Только отпустите.
Похоже на мольбу. Ему определенно это по вкусу. Он накручивает мои волосы на свою ладонь полностью, как следует. Неустанно тянет вниз, не делая резких движений. У меня саднит кожа. Вторая его рука переходит на мое лицо, когда начинаю плакать – и от боли, и от страха. Не отвечаю за эти слезы, они просто текут. Он размазывает их по коже, изредка растирая между пальцами.
- Не будем растягивать, - вдруг решает, выше подняв низ моего платья, - можешь кричать, но не смей молчать. Понравится – ограничимся одним разом. Это все правила.
Заглянув в его глаза, горящие, совершенно не вяжущиеся с угрожающим тоном, я внезапно явственно понимаю, что это конец. Мне не сбежать и никуда от него не деться. Шансы вырваться сводятся к нулю, а шансы ждать помощи и вовсе уходят в минус. Его запах, пот, табак – я чувствую все так обостренно, будто рецепторы вот-вот атрофируются. Руки по-прежнему держат мои волосы, мое лицо. И все его тело рядом, прижато к моему. И кирпичи сзади. И снег. Снег, снег, снег!..
Вырываюсь, бьюсь в его руках, но даже ладони мои не держит, только смеется. Я не уверена, что смогу в принципе больше слышать смех. Я ненавижу его смех.
- Не молчи, - напоминает.
Мне не ударить его ногой, держит крепко. Но рукой… я просчитываю свои шансы, с непонятно откуда взявшимся, отчаянным хладнокровием. Пропускаю вдохи, но просчитывать успеваю. И понимаю, как только принимается грубо целовать мою шею, что либо сейчас, либо никогда.
Отведя ладонь как можно дальше, размахиваюсь. И бью, с надеждой, что не напрасно, в самое солнечное сплетение.
Удается. Не анализирую, не думаю, не просчитываю больше. Просто вижу, что удается. Ровно одна секунда полной потерянности и отсутствия дыхания. Один удар – одна секунда. Я дергаюсь влево, воспользовавшись тем, что ниже, и проскальзываю мимо его рук. Он хватается за кирпичную стену, то ли меня надеясь остановить, то ли стремясь найти опору чтобы вдохнуть воздуха. Оборачивается мне вслед, и глаза, чертовы безумные, голубые глаза, наливаются кровью.
Я бегу что есть мочи. Я никогда прежде так не бежала – без разбору, без мыслей, на особенной скорости. В полную темноту неизвестного района, изворачиваясь от кирпичных стен, встающих перед глазами, бегу, хотя задыхаюсь. Слышу его голос сзади, его тяжелый бег следом. Или это не он? Или кажется? Я не знаю. Я не могу думать и прислушиваться, я могу только бежать.
И я не знаю, сколько я бегу. Но в один момент, когда понимаю, что сейчас упаду от нехватки воздуха, обреченно оглядываюсь вокруг. Хоть капля света, хоть дверь, хоть что-нибудь…
И я вижу. Два окна, горящие совсем неярко, одна дверь, что приоткрыта. Огонек сигареты. Силуэт. Мужчина? Женщина? Я не знаю. Я поворачиваю к нему, потому что делать мне больше нечего.
Перебегаю дорогу, в последний момент успев перед проезжающей без фар машиной, и кидаюсь к курящему человеку как к последнему спасителю. Он дергается в сторону, завидев меня. Выпускает из рук сигарету.
- Помогите, - хрипло, сорванно молю его, в надежде повысить голос выше шепота, - помогите, пожалуйста, помогите мне…
Он молчит, все еще не в силах принять факт моего внезапного появления. Я подаюсь внутрь, сама себе открываю дверь. Еще трое мужчин, все молодые, не старше тридцати, оборачиваются из-за стола. Маленькая комната, желтые обои, кипящий на плите чайник. Я едва дышу, и мне кажется, что все это – как декорации. Свет слишком яркий. Люди слишком близко. И запах… какой странный запах…
Приникаю к стене у самой двери, обхватываю себя руками.
- Помогите мне!..
Мужчина, который курил, возвращается в комнату. Кажется, он больше всех владеет собой, ибо меня уже видел.
- Was ist hier los? Ist das eine Vision?
Господи. Немецкий. Пожалуйста, только не немецкий.
- Я не говорю… я не говорю, - изо всех сил стараюсь вдохнуть глубже, но легкие стянуты, тело дрожит и выходит скверно.
Братия за столом о чем-то переговаривается. Один из них, в синей футболке – и как одет так легко, ведь жутко холодно! – подходит ко мне. Останавливается на расстоянии двух шагов, слегка покачиваясь. Да он пьян – глаза мутные.
- Английский. Я могу. Что сделать.
Я смотрю на него таким взглядом, что молодой человек вдруг краснеет. Перестает покачиваться.
- Телефон, - тщетно стараясь собраться с мыслями, крепче обхватываю себя руками, больно щипаю за плечи, чтобы не потерять сознание, не позволить сейчас отключиться от недостатка воздуха, - умоляю, телефон.
Они снова переговариваются. Любитель покурить, порывшись в кармане, достает мне старую «nokia». Я так рада видеть ее, что сперва не могу попасть пальцами по клавишам. Номер. Мне надо всего лишь набрать номер. Я ведь помню его номер, правда? Господи, я умоляю тебя, дай мне вспомнить его номер.
Первая попытка – мимо. Вторая – мимо. На третьей идут гудки. Отвечает незнакомый женский голос, недовольный и на немецком. Я сбрасываю.
- Кому звонить? Скорая? – мой курящий собеседник, отодвинув ворот кофты, достает и свой мобильный.
- Нет, не скорая, я сейчас… я…
Бью по клавишам, а они не поддаются. Всего несколько цифр, боже. Несколько цифр.
И снова – мимо. И снова – не туда.
- Надо звонить, полиция, - предлагает третий мужчина, поднимаясь из-за стола. Он на ногах почти не держится.
Тот, что с сигаретой, кричит на него, размахивая руками. Видимо, полицию нельзя даже предлагать. Видимо, они не пьяны. Видимо, это наркотики.
Я отчаянно вбиваю цифры в телефон. По-прежнему не могу как следует вдохнуть и это очень мешает.
Гудок. Гудок. Гудок.
- Ja?
О господи. Я забываю, как дышать в принципе. Это его голос. Как давно я не слышала его голос.
- Э-э…
Один вдох и одно слово. Мне нужно только одно слово.
На том конце, кажется, намерены повесить трубку. Эдвард раздраженно говорит «алло», а я тщетно деру грудь пальцами. Расстегиваю, разрываю пуговицы пальто. Сползаю по стене вниз.
- Эдвард, помоги мне.
Так резко и собранно. Как будто розыгрыш. Судя по всему, я плачу. Мужчины склоняются надо мной и на их лицах испуг и сострадание, не глядя на все мутные взгляды.
- Белла? – у него же в тоне и сталь, и неверие. - Помочь тебе? Где ты? Чей это телефон?
- Пожалуйста.
Я не могу говорить полными, четкими предложениями – Эдвард быстро понимает это. У него меняется голос – как пультом щелкнули. Теперь там только собранная серьезность.
- Скажи мне, где ты находишься. Я сейчас же приеду.
В этой серьезности я слышу строгость. Парадоксально, но от нее начинаю плакать сильнее. И дыхание, так и не вернувшееся в норму, окончательно летит к чертям.
- Белла, послушай меня, - он слышит эти слезы и мои попытки вдохнуть, говорит мягче и как-то нежнее даже, - ничего не бойся, скажи мне. Я не могу приехать, когда не знаю, куда мне ехать. Просто адрес и все.
Отличная идея. Адрес. Я поднимаю глаза на мужчин, столпившихся рядом уже всей своей компанией, возвышающихся надо мной. Дрожу, кусаю губы, и продолжаю плакать. Но не молчу.
- Где мы? – обращаюсь к ним, отчаянно выговаривая каждое слово, - где мы, скажите мне!
Они беспомощно переглядываются.
- Эдвард… они не говорят… я не знаю, они не говорят…
- Дай им трубку, дай кому-нибудь трубку, Schönheit.
Я протягиваю телефон в пустое пространство перед собой. Его никто не берет.
Я умоляюще смотрю на ближайшего ко мне мужчину, того, что дал телефон, того, кто знает пару английских слов.
- Пожалуйста, скажите ему… пожалуйста!
Он не хочет, отказывается, качая головой. Но потом ему становится меня жаль. И он все же забирает собственный мобильник обратно. Лицо сосредоточенно и напуганно одновременно.
Их с Эдвардом разговор, само собой немецкий, короткий, с обилием восклицаний со стороны парня, мне неведом. Как на миражную картинку я смотрю на всю обстановку прямо перед собой, стараясь не сойти с ума окончательно. Мне нельзя сходить с ума сейчас. Еще немного осталось…
Парень, что-то пробормотав Эдварду, тянет телефон обратно мне. Облизываю губы, почему-то совсем соленые, мокрые, с железной отдушкой, что есть мочи прижимая мобильный к уху.
- Белла, я буду через десять минут. Никуда не уходи, даже не двигайся, если можешь, - от напряжения тон подрагивает, но Эдвард что есть силы его сдерживает, - я приеду и заберу тебя, договорились? Они не причинят тебе вреда. Ты в безопасности. Пожалуйста, подожди меня. Ты можешь меня подождать?
- Д-да.
- Хорошо, Белла, - слышу, как на заднем плане раздается металлический звук, хлопок двери, отзвук шагов на лестнице, - десять минут.
Телефон отключается. Я возвращаю его парню. Облокачиваюсь на стенку и плачу – теперь уже навзрыд.

Комментарии и обсуждения - залог скорого продолжения.
- ФОРУМ-
Спасибо за прочтение!