Стоило нам войти в дом семьи Райзада, как внутри меня образовался неимоверный груз, который с каждым шагом всё увеличивался и увеличивался, затрудняя дыхание, а сердце колотилось как ненормальное.

— Кхуши… — услышала я совсем рядом голос Арнава.

Его ладонь с силой сжала мою, а малышка на его руках улыбнулась мне одной из самых светлых улыбок, которую я видела в жизни.

— Как ты мог?! — услышали мы истеричный крик Анджали.

Та боль, что сквозила в её тоне, ощущалась физически.

Было видно, что Арнав борется с желанием пойти и защитить сестру пока от неведомого мне врага, но, судя по лицу, АСР знал обидчика и в то же время не хотел оставлять меня одну.

— Иди... — только и сказала я. – Уложи Амалу отдохнуть и узнай, что там случилось, а я пока побуду здесь. Не думаю, что потеряюсь в этом доме. Если что — позовёшь, я подойду.

Едва заметно кивнув, он, перескакивая сразу через две ступени, побежал на второй этаж. На площадке, отдав девочку на руки подошедшему слуге и прошептав ему что-то на ухо, скрылся за дверью, откуда доносились голоса.

Было странно находиться здесь спустя столько лет отсутствия. А ведь когда-то этот дом являлся и моим вторым домом.

Столько всего произошло. Столько перевернувших жизнь мгновений. В памяти вихрем мелькало множество воспоминаний: от радостных до все еще раздирающих душу и сердце, несмотря на годы, проведённые вдали от этих стен.

На террасе до сих пор стояли горшки с десятками растений. Весь дом, как и обычно, был богато обставлен. Всё вокруг так и кричало о статусе этой семьи, и в своём убранстве он сильно контрастировал с домом Арнава, да и моим во Франции. Но такова была индийская культура.

Культура, некогда родная для меня, но сейчас… Да, я была близка к Индии, но чем дольше времени проводила вдали от Европы, тем яснее понимала, что Индия стала мне мала.

— Да! Я больше не могу выносить! Неужели ты не догадалась и всё принимала за чистую монету? О-о-о, я смотрю, ты ещё и братца своего подключила?! Шикарно! — услышала я до ужаса знакомый и до омерзения неприятный голос Шьяма.

Тут одна из дверей на втором этаже с силой распахнулась, и из неё буквально вылетел разъярённый как тысяча чертей Шьям. Однако, стоило ему заметить меня, и он остановился как вкопанный.

Но через пару мгновений молчания губы этого зверя растянулись в улыбке, больше напоминающей оскал, и он двинулся ко мне.

— Рад видеть тебя! — поприветствовал меня он.

— Здравствуй, — не скрывая своего недоброго отношения, сказала я.

— Как прекрасно, что и ты здесь!

Я лишь иронично приподняла бровь, слушая в свой адрес столь лестные речи. Но, судя по выражению лица, он не лгал, что немало удивило.

— Ты, наверное, слышала наш семейный разговор? — продолжил мужчина. — Так сказать, нашу историю.

Я лишь промолчала, впрочем, кажется, это обрадовало Шьяма ещё сильнее – улыбка стала шире, а глаза недобро загорелись.

Медленно спустившись с лестницы, он сделал несколько шагов в мою сторону.

— А хочешь, я расскажу тебе самую интересную историю из всех? — по-змеиному прошипел он, подходя ко мне непозволительно близко.

На губах этого монстра появилась ухмылка злодея, а всё внутри меня заледенело от одного лишь взгляда на него.

Вот его большая рука с приторной нежностью отвела мой выбившийся локон и заправила за ухо, меня же передёрнуло от подобного жеста, а может, это происходило и потому, что от него несло алкоголем.

— Я противен тебе, да? — поинтересовался он.

Последовало молчание. Секунда. Две. Три. Четыре. Пять. А затем до сознания донеслись слова, которые будто разорвали меня на куски. Резко. Без шансов на выживание. Беспощадно вырывая сердце из груди.

— Это я убил твою семью, — с издевательским блаженством в голосе сказал он. – Я заказал убийство твоей семьи!

«Я-я-я!» – эхом разнеслось в голове.

«Мама!» — вспыхнул в сознании звонкий голос мальчика – моего мальчика и ничьего больше.

Перед глазами, словно призрак из далёкого прошлого, забегал мальчуган двух лет. На его алых губах улыбка, но в глазах раздирающая не то сердце, не то саму душу боль.

«Люблю, тебя, моя маленькая», — прошептал совсем другой голос: глубокий, обволакивающий, заставляющий и наставляющий жить.

— Смешно, не правда ли? — отходя от меня и вовсю хохоча, заявил Шьям.

В его карих глазах плескалось безумие, и кажется, что я увидела в глубине зрачков рубиново-красный оттенок крови.

Я же продолжала стоять, как прикованная к полу. Боясь шевельнуться, вздохнуть, заплакать, закричать, потому что думала, что рассыплюсь. Или меня просто разорвёт от раздирающей в клочья боли.

«Я всегда буду с тобой», — ещё раз послышался голос из прошлого.

«Мама, я так люблю тебя! Ты пахнешь печеньем, а папа — виноградом», — хихикая и целуя меня в перепачканную мукой щёку, настаивал сын.

И я в очередной раз сходила с ума, раз ощутила на своей щеке легкий поцелуй с запахом карамели.

«Слушай, мы с Пьером поговорили и решили, что нам нужна ещё одна девушка в семье. Нас должно быть поровну, ты как на это смотришь?» — яркой вспышкой пронеслось очередное воспоминание.

Мне навеки хотелось остаться в забытьи, в этом коконе из счастливых мгновений. Здесь было хорошо. Здесь был мой муж, мой ребёнок, вся моя жизнь – счастливая жизнь.

Но судьба не давала мне и этой возможности, вновь и вновь возвращая к удушающей реальности. Мой разум был здесь, но сердцем я находилась далеко от всего происходящего. А может, в эти самые мгновения я медленно лишалась сердца? Ведь с каждой секундой этого ада на Земле оно кровоточило всё сильнее.

— А знаешь, ты должен благодарить меня, Арнав! Я тебе помог. Ведь если бы не я, она бы в жизни не бросила своего французишку, и ты бы так и остался одиноким дьяволом во плоти. Потому что она была с ним слишком счастлива! До безумия, до умопомрачения, — расхаживая из стороны в сторону, как загнанный тигр в клетке, заявлял этот ублюдок. — Хотя, впрочем, ты бы видел, как она страдала, когда Филиппа и Пьера не стало. Эта дамочка даст фору любому мазохисту. Сколько раз ты пыталась покончить с собой? Семь? Восемь? А может, все десять? Она медленно умирала, а я смотрел на это и ликовал. Потому что она заслужила это. Её раздирало изнутри в клочья, она вопила, билась в агонии. А когда она страдала, то ты, мой друг, занимался сексом с каждой, кто тебе позволял, чтобы забыться. А может, ты просто хотел найти похожую девочку с глупой косичкой на башке?

— Заткнись ублюдок! Замолчи! — словно раскат грома, услышала я слова Арнава за спиной.

До меня, как через стену, доносился его голос. Мощный, уверенный.

Потом я почувствовала его прикосновение к моей руке. Он смотрел на меня с неимоверной любовью, а я же чувствовала, что умерла. Стала безжизненной оболочкой самой себя. Если раньше думала, что умерла тогда, в морге, то глубоко ошибалась, потому что по-настоящему сердце у меня разрывалось сейчас.

— Кхуши, — произнесло сразу несколько голосов: Нани, Арнав, Анджали и Эн-кей.

Я же не могла им ответить, потому что боялась: стоило мне сказать хоть слово, как я точно умерла бы. Казалось, всё, что бы я сейчас ни сделала, будет сродни смертельной инъекции.

Но, едва придя к этому выводу, я начала лелеять надежду на то, что если всё-таки заговорю, то умру, и моим мучениям придёт конец.

— Кхуши! Ну скажи хоть что-нибудь! Кхуши! Скажи! Кхуши, я люблю тебя! Кхуши! — встряхивая меня словно тряпичную куклу, кричал Арнав, пытаясь дозваться, но всё безрезультатно.

Его голос разбивался о стену без всякой надежды быть услышанным.

Мой взгляд был прикован лишь к одному человеку в этой комнате.

Я хотела вылить на обидчика сотню гневных слов на всех языках мира, но, взглянув на его змеиное, перекошенное дьявольским удовольствием лицо, не смогла сказать ничего кроме как: — За что?

Мой голос был тихим, сродни шёпоту, на что-то более громкое элементарно не хватало сил.

Подобным голосом я не говорила никогда: сломленным, безжизненным, в нём даже не ощущалось боли, которая ядом сжигала всё внутри.

Ответом стало молчание и взгляд карих, теперь полных ужаса глаз. Его истерический смех утих, а на лице проступил страх.

Я сделала один шаг, легонько отодвигая Арнава рукой. Ещё один. Ещё один. Еще и ещё. Пока не встала лицом к лицу с причиной своей смерти. Пусть не физической, но моральной уж точно.

Его глаза теперь выдавали панику, мои же явно были мертвы.

— За что? — повторила я, не повысив голос ни на тон.

Молчание.

Я задала очередной вопрос, раздиравший мое сердце сильнее всего.

— Их за что? — не скрывая боли, спросила я.

Ответом оставалась всё та же удушающая тишина. Сердце уже не сбивалось с ритма в ожидании приговора, а затихло. А если оно и билось, то я этого не ощущала.

Внутри же меня расползалась дыра. Все усилия, что я прилагала, дабы залатать раны, нанесённые прошлым, одним махом пошли коту под хвост. И это было сродни убийству. Самоубийству. Незримая кровь, пролитые слёзы, счастливые или грустные воспоминания смешались в один смертоносный коктейль.

А в глазах Шьяма плескался только животный ужас. Я не знала, что он увидел во мне такого страшного, да и не хотела этого знать. Я не желала знать ничего. Не хотела ни видеть, ни слышать кого бы то ни было на этом свете.

В это мгновение всеми фибрами души я молила богов мира, чтобы что-то произошло, и я просто умерла. Я хотела с головой окунуться в вечное забвение.

— За что… — сказать последнее слово не позволяла боль, но, сделав усилие, я всё же произнесла его: — Ребёнка?

Я безумно любила Филиппа, но в ушах стоял полный адской боли предсмертный крик сына.

Его звонкий голосок разрезал мои сердце и душу, словно искусно заточенное лезвие.

Кажется, в этом безумии я даже была способна почувствовать, с какой силой и неимоверным желанием сохранить жизнь сыну муж прижимал ребёнка к себе. Каких огромных усилий ему стоило самому не закричать от безумной боли, поэтому его голос скорее напоминал мученический стон.

— Я хотел видеть, как ты умираешь! Как жизнь капля за каплей выходит из твоего тела. Как ты кричишь от боли, и поверь мне, ты доставила мне истинное удовольствие, — с гордостью ответил Шьям, всматриваясь в мои глаза, словно ища какую-то награду.

И, видимо, найдя её, широко улыбнулся.

А мне показалось, что давно угасшие за пучиной времени воспоминания вспыхнули, словно на помосте показались ещё палачи.

Я вспомнила себя в первые несколько лет после гибели Филиппа и Пьера.

Кожа покрывалась мурашками от истошных, безумных, доводящих до хрипоты криков. Нет, это далеко не крики, это было сплошное безумие, вакханалия.

«Я больше не могу!» – кричала я тогда, то с неимоверной силой цепляясь за плечи друга — Пьера, который так же сжимал меня в тисках своих рук, чтобы я не навредила себе ещё больше, то ударяя его по всему, до чего могла дотянуться.

Некогда ухоженная и с такой любовью и трепетом обставленная детская больше не напоминала её.

Голые стены: не было картин, фото, со стен свисали разорванные обои. Повсюду валялись стёкла. И когда они впивались в кожу, я не чувствовала этого, а если и ощущала, то уж точно не бежала обрабатывать рану, наоборот, видела струйку крови и надеялась, что это позволит мне умереть, тем самым закончив мучения.

«Кхуши, поздравляю, вы — беременны», — с лучезарной улыбкой сказала мне моя врач-гинеколог.

В тех моих глазах я видела только счастье.

«Правда?» — сказала я с придыханием, не веря своим ушам.

Женщина лишь кивнула и нежно погладила меня по руке.

«У Пьера же скоро день рождения?» — спросила она, припоминая.

А я лишь качнула головой, не в силах поверить своему счастью.

«Через пять дней», — одновременно смеясь и плача ответила я.

«Ну вот и прекрасно. Подарите мужу и сыну хорошую новость. Я уверена, они обрадуются».

Радости они так и не испытали. Не успели, как и я. Не смогла сохранить. Не сумела.

А затем в ноздри ударил неприятный запах больницы.

Ранее казалось, что я не помнила ничего из тех дней, когда оказалась в клинике из-за случившегося выкидыша. Но, видимо, сегодня разум решил вернуть меня в прошлое окончательно, предоставляя до ужаса идеально чёткие картинки, ясность которых будет способно приглушить лишь время. И для этого мне понадобятся не год и не два, а целое десятилетие и, может быть, даже не одно.

Мои глаза закрыты, но даже через опущенные ресницы пробивался яркий слепящий свет. Все внутри разрывалось от ужасающей боли такой силы, что каждый вздох давался с трудом, десятки, если не сотни невидимых и безжалостных игл впивались в тело. И каждая новая волна ощущалась в разы острее, чем предыдущая.

Через какое-то мгновение боль оказалось такой силы, словно меня переехал каток, а затем я услышала душераздирающий вопль. Свой. Я кричала настолько сильно, что несколько человек, стоявших рядом, в страхе отступили от моей постели.

— А хочешь услышать небольшое дополнение к рассказу? — вновь окуная меня в ужасающую реальность с головой, поинтересовался Шьям.

«Не хочу! — кричало всё моё нутро. — Пожалуйста, хватит!» — умоляла душа, но моё тело уже перестало подчиняться приказам и всё так же продолжало безмолвно стоять, не проронив ни слова.
Поэтому он продолжил.

— Знаешь, откуда я взял деньги на свою затею? — задал он очередной вопрос.

Я же готовилась принять следующий удар в спину. Потому что иначе быть не могло.

— Она, — с придыханием заявил он, указывая взглядом за меня.

Прилагая неимоверное усилие, я повернулась и увидела в нескольких метрах от себя плачущую навзрыд Анджали.

Если я и ожидала получить удар в спину, то в эту самую секунду в меня всадили не нож, а огромный топор.

— Что? — вновь раздался голос Арнава. — Сестра, скажи, что это не правда! Пожалуйста!

Его голос, восклицания других членов семьи Райзада надоедливым посторонним шумом отдавались в голове.

Я же просто стояла и смотрела на Анджали и не могла поверить в происходящее. По моим щекам безостановочным потоком хлынули слёзы, а в глазах отразилось очередное «за что?».

— Я не знала, что он хотел сделать… — плача начала Анджали. – Кхуши, я действительно не знала, клянусь тебе! — тяжело спускаясь по лестнице, говорила она.

Стоило ей поравняться со мной, как она захотела дотронуться до моей щеки ладонью, но моя рука совершенно произвольно сжала протянутое запястье девушки, останавливая.

— Почему? Что я тебе сделала? Я всё время оберегала тебя, защищала твою семью. Я охраняла тебя от боли, а ты… — практически прорычала я, всё сильнее сжимая её руку своей.

— Я клянусь, что не знала, Кхуши… пожалуйста, поверь мне! Умоляю! Кхуши! — срывая голос, ответила она, словно стараясь докричаться до какой-то части меня, но всё напрасно. – Арнав, ну ты же мне веришь? Чоте, поверь мне, пожалуйста!

— И с Абхой я тоже должен тебе поверить? — ледяным тоном спросил Арнав.

— Я просто хотела, чтобы в твоей жизни появился смысл, но не знала, что Абха – сестра Шьяма. Я сама узнала об этом несколько дней назад. Я бы никогда не причинила тебе боль, Чоте!

— Но ты причинила! — ударяя кулаком по стене, прокричал он. – Я бы всё равно убедил Абху не делать аборт! Заплатил бы любые деньги, и что-то мне подсказывает, что она согласилась бы на подобные условия, а моя дочь просто была бы со мной с самого рождения, и я не делил бы её с женщиной, которой ребёнок вовсе не нужен! Но как ты могла дать деньги на подобное?! Как, сестра?!

— Как мило, обожаю, когда вокруг такая идиллия. Да, Абха – моя сестра, правда, сводная, и я тоже узнал о ней лишь несколько лет назад, но надо отдать сестрице должное — она очень долго скрывала мои тайны, хоть и сдалась под конец. Но даже здесь стоит её похвалить, я изрядно измотан совместным проживанием с вашей семейкой. Да-да, представляете?! — вновь оглушая гостиную смехом, исповедовался Шьям. — Я ненавижу детей, дорогая. Да и иметь выводок от инвалидки, пусть и богатой – это отвратительно. Ты даже не представляешь, каких моральных усилий мне стоило каждую ночь спать с тобой. А знаешь, что самое ужасное для тебя? Нет, даже не то, что я убил нашу дочь. Нет, милая, а то, что Кхуши действительно была права в каждом слове, когда рассказывала нашей семье, что это я спланировал похищение Арнава!

Воспоминания пятнадцатилетней давности лавиной пронеслись перед глазами. Хоть то и было давно, но боль до сих пор ощущалась, словно это случилось вчера. Сколько пришлось пережить в то время: страх, отчаянье и даже смерть.

Хотя, может, мне и стоило погибнуть тогда на том чёртовом обрыве? Умереть и не испытывать, всё, через что я прошла вместе с Арнавом, а потом и без него. Умереть с ощущением его рук на своём теле, когда мы остались один на один в заброшенном сарае, и с воспоминанием о светлячках, спрятанных в разбитом глиняном горшке, и думах о том, сказал ли он правду, когда признавался мне в любви.

— Заткнись, ублюдок! — словно гром вновь раздался крик Арнава, мужчина в несколько шагов преодолел расстояние между собой и шурином и кулаком ударил его в лицо.

Один удар. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый.

Казалось, они были бесконечными. Но затем Эн-кей все-таки смог оторвать АСР от Шьяма.

Арнава трясло от гнева. А Шьям так и продолжал лежать на полу, захлебываясь смехом и изредка переводя дыхание. Складывалось ощущение, что впервые в жизни он смог дышать свободно.

— Ох, если бы я знал, что говорить правду так прекрасно, то давно бы это сделал! Жаль, что ты, моя дорогая королева, не нашла эти записи и переписку раньше, — с искренней радостью и даже каким-то дьявольским воодушевлением, пролепетал этот зверь. — Слушайте, а можно мне рассказать последнюю правду? Ну, перед тем, как наш любимый Эн-кей откроет двери для полиции?

Я была так погружена в себя, что даже не заметила, как друг переместился к парадным дверям.

Впрочем, это наблюдение оказалось слишком незначительным, ведь изнутри меня продолжало разрывать на куски. Уверенно стоя на ногах, я, тем не менее, медленно угасала. Секунда за секундой. В голове крутилось множество мыслей: искреннее желание убить себя… убить Шьяма, я думала о богине, которую любила и поклонялась столько лет. Чем я заслужила подобное? В какой момент моя чаша с грехами перевесила добродетель?

В эту секунду я была готова умереть сама, отдать сердце, душу, пройти бесконечное количество кругов ада, чтобы вернуть свою семью. Почему такие люди, как Шьям, несмотря на совершаемое, живут и не проходят через подобные испытания, и единственное, что их ждёт, — это порицание в "другом" мире?

А некоторые вынуждены гореть здесь, словно в аду, при этом ещё и страшась гнева Всевышнего!

Было ли это справедливо? Не знаю… И от этого незнания не становилось легче.

Я хотела прокричать на весь мир, что не хочу слышать последнее, о чём желал поведать нам Шьям, но язык словно прирос к нёбу. Да и сил не было даже чтобы просто помотать головой.

Поднявшись, сделав несколько уверенных шагов и вновь поравнявшись со мной, этот монстр произнёс с издёвкой:

— Это из-за меня у твоего отца произошел инсульт.

Фраза заставила бы любого другого вздрогнуть от ужаса, но я так и продолжала стоять неподвижно: не видела перед собой никого и ничего. Не видела, как в дом ворвался наряд полиции, до меня только донёсся звук открывшейся двери и быстрые шаги нескольких человек.

— Весело, правда?! Я просто не дал ему принять лекарство. Мелочь, но какие губительные последствия! — ликовал дьявол. — Но я не мог позволить ему рассказать всю правду, тогда не мог!

Почему-то меня не удивило его последнее признание. Наоборот, теперь кусочки мозаики сложились в единую картину, позволяющую увидеть каждую деталь из прошлого под иным углом: по крайней мере, теперь ясно, что именно пытался донести до меня Шаши, понятен каждый его взгляд, обращённый на Шьяма, каждая попытка что-то сказать.

Расклад сложился окончательно. Не было пробелов, но внутри зияла пустота: страшная, вглядывающаяся в самое сердце и разъедающая всё на своём пути.

И теперь даже самые счастливые мгновения были очернены. Все те, кого я любила, все те, кого я, как мне казалось, оберегала, погибли из-за меня же. Мой муж, мой сын, мой отец – все они пострадали из-за меня.

И как жить с подобным? Я не знала, да и хотела ли жить сейчас? Не было смысла. Он находился там – за чертой.

Что-то подсказывало, что родные и близкие не держали на меня зала, простили, но себя я простить уже не могла. Да и не смогу, наверное, никогда.

— Кхуши, — услышала я один смутно знакомый голос.

Голос полный мольбы – Нани. Её мягкие черты исказила мука, а нежная рука коснулась моей щеки.

Взглянув в мудрые глаза этой женщины, я увидела в них надежду о прощении. Она просила простить? За что?

— Прости нас, детка, пожалуйста… — со слезами молила она. – Прости за то, что наша семья причинила тебе такую боль.

Шьям, Анджали, в прошлом — Арнав.

Сжав тёплую руку Нани и не проронив ни слова, я направилась к входным дверям. Звук ударов каблуков об пол эхом раздавался в груди.

— Кхуши, стой! — услышала я за спиной голос Арнава и буквально через секунду почувствовала, как сильные руки коснулись моих плеч. — Прости меня, я не хотел, чтобы всё так получилось. Я не знал о том, что Шьям решит рассказать всё. Мне известно только про Шаши и ребёнка Анджали, клянусь! Пожалуйста, прошу тебя, не уходи…

Я посмотрела в мужские глаза, по телу прошла дрожь. Казалось, он совсем постарел. Его черты осунулись, губы и голос дрожали, в волосах показалась седина: лишь пара волосинок, но это было так.

— Я… — не скрывая боли, попыталась сказать я хоть что-то, – я хочу побыть одна.

Помотав головой, Арнав прижал меня к себе. А я не могла обнять его в ответ. Не было сил, чтобы поднять руки. За один день из меня выкачали всё! Абсолютно всё! До капли.

Подняв взгляд, я вновь столкнулась с глазами той, от кого меньше всего ожидала получить удар, — Анджали.

Её тело дрожало, а губы то и дело шептали «прости». А через пару мгновений на лестнице раздался топот, и вбежал мальчик, который сбежал с лестницы и вцепился в руку матери. Сын, безумно похожий на неё: огромные глаза, мягкие черты лица.

Её извинения были искренними, но сытый голодного никогда не поймёт.

Немного отодвинувшись, Арнав вновь посмотрел на меня в надежде, что передумаю, но я лишь отрицательно помотала головой.

— Ты не виноват в том, что произошло со мной после отъезда. Я сама так решила, и если бы мне дали возможность что-то исправить, то я бы не стала ничего менять, — вновь призналась я, как можно нежнее касаясь его щеки.

«Разве что кроме одного — села бы с ними в эту чёртову машину!» — подумала я.

— Пожалуйста, можно я хотя бы отвезу тебя домой?

— Нет. Не надо. Я прекрасно доберусь сама.

— Кхуши! Я действительно ничего не знала! Он только сказал, что деньги были нужны ему для разбирательства! — вновь прокричала Анджали.

Впервые я видела на лице Арнава злость, обращённую к сестре.

Я не хотела слушать оправдания. И так слишком многое выяснила сегодня, то, чего не пожелала бы узнать даже самому злейшему врагу.

— Богиня простит… — ответила я, не скрывая безразличия. – А мне бы теперь попробовать простить саму себя.

Не произнося больше ни слова, я покинула дом Райзада в надежде, что дома меня не будет ждать очередное испытание, с которым, как была уверена, сегодня я не справлюсь и сломаюсь окончательно.

Предыдущая глава