Наскоро одевшись, я буквально уже через минуту стоял у комнаты Амалы, распахнув дверь, обнаружил плачущую навзрыд дочь, в пол-оборота сидевшую на своей кровати и с силой сжимавшую в крохотных ручках мобильный телефон.

— Амала… — сказал я как можно спокойнее, чтобы не напугать её.

Стоило её имени сорваться с моих губ, как дочь резко повернулась и небольшой ночник, который я оставлял включённым, позволил мне увидеть заплаканное лицо дочери, а в огромных детских глазах отражались лишь печаль и страх.

— Солнышко, что случилось? — поинтересовался я, подойдя к постели и присев на корточки.

Ответом мне осталась лишь молчание, потупленный взгляд и бесшумно капающие слёзы.

Всё внутри сжималось от ощущения беспомощности. Взгляд то и дело метался по любимому лицу, по комнате, из телефона до меня доносились монотонные гудки сброшенного вызова.

— Родная, что случилось? — еще раз я попытался добиться объяснения, приподнимая пальцем за подбородок крохотное личико и тем самым заставляя дочь посмотреть на меня. — У тебя что-то болит? Приснился кошмар? Что?

Я ожидал услышать что угодно, мысленно надеялся, что одно из моих предположений окажется верным, но, судя по непрекращающимся рыданиям дочери, ошибался.

Впрочем, когда я уже хотел привлечь её к себе, чтобы успокоить, она прижалась ко мне сама. Маленькое тело то и дело вздрагивало в моих руках, а без того сильный плач стал надрывным.

В следующую секунду я услышал, как в комнату вошла Кхуши. Тихо подойдя к нам, она с явной тревогой смотрела то на меня, то на Амалу.

— Что случилось? — практически шёпотом спросила она.

Единственное, что я мог сделать, это пожать в недоумении плечами.

— Извините меня, тётя Кхуши, — наконец-то подала голос дочь, немного отодвинувшись от меня и теперь глядя на Кхуши.

По щекам малышки всё ещё текли слёзы, но уже реже.

Взглянув на любимую, я понял, что та явно не понимала, за что ей нужно прощать мою дочь.

— За что? — ошарашено поинтересовалась она, присев на краешек кровати и изучающее глядя на Амалу.

В ответ дочь отдала ей её сотовый телефон.

Я же окончательно перестал понимать суть происходящего, да и Кхуши, кажется, тоже.

— Ты плакала только потому, что взяла мой телефон? — недоумевала она, погладив девочку по голове. — Ничего страшного.

Меня же интересовал совершенно другой вопрос, и я намеривался его задать сию же минуту:

— Зачем ты взяла телефон?

В моём голосе не было ни намёка на осуждение. Хотя, признаться честно, я откровенно удивился тому, что дочь без спроса взяла чужую вещь. Это не укладывалось в голове, но я надеялся разобраться с этим позднее.

В ответ на меня вновь посмотрели два полных слёз озера.

От одного подобного взгляда становилось не по себе. Всё равно, что смотреть, как твоего ребёнка раздирают в клочья, а ты ничем не можешь ему помочь.

— Я хотела взять твой, но не нашла, — заикаясь на каждом слове от рыданий, начала она. – Потом я нашла телефон тёти Кхуши, — продолжила она все ещё не поднимая головы. — Я хотела позвонить маме. Позвонила. И она сказала… — она вновь замолчала.

Но стоило её взгляду встретиться с моим, как всё внутри рухнуло. Словно на меня обрушилась вся печаль мира — столько в её маленьких глазах было горя.

— Она сказала, чтобы я больше никогда ей не звонила, — выпалила она на одном дыхании и, разрыдавшись, вновь прижалась ко мне.

Я же готов был поступиться принципами и разорвать ту тварь на куски. Если раньше я испытывал гнев, то он не шёл ни в какое сравнением с той яростью, что клокотала во мне сейчас. Внутри будто взорвался вулкан.

— Я её убью, — уже не единожды за этот вечер произнёс я, готовый собственными руками придушить эту женщину, и с каждым мгновением моя решимость крепла...

Взглянув на Кхуши, я отметил её взгляд, другой, словно она не верила в то, что мать способна отказаться от ребёнка. Словно, что-то внутри неё перевернулось с ног на голову.

Она медленно пропускала через пальцы волосы Амалы, будто они были сокровищем. Руки спокойно и едва ощутимо иногда поглаживали малышку по спине, утешая и даря поддержку.
В её глазах не было слёз, которые, признаться, я ожидал увидеть, припоминая былую восприимчивость девушки, но ни одна капелька так и не скатилась по нежной щеке. Но взгляд от этого не стал менее сочувствующим, а даже наоборот.

— Милая, может, мама имела в виду не это, или… я не знаю… — из последних сил старалась найти Абхе оправдание Кхуши. – Может, это было сказано не тебе?

Я лишь саркастически улыбнулся подобным теориям.

Моё предположение о нелюбви Абхи к дочери получало подтверждение.

Это всё равно, что оправдывать пойманного на месте преступления убийцу, и что-то внутри меня подсказывало, что эти слова были обращены именно к Амале.

Но я всё-таки решил дать этой женщине последний шанс, хотя, скорее всего, давал надежду малышке.

— Да, милая, давай я сейчас сам позвоню твоей маме и всё узнаю, может, она действительно говорила это не тебе? Помнишь, как я не посмотрел, кто звонил, и назвал тебя чужим именем?

Припомнив тот случай, я надеялся успокоить дочь, и, судя по стихшему плачу, мне это удалось.

— Хорошо, — осипшим голосом сказала она, потирая глаза своими маленькими ручками.

— Вот и отлично, — откликнулась Кхуши, улыбнувшись девочке самой искренней улыбкой. – Давай пока папа будет разговаривать, мы с тобой пойдём умоемся и подышим свежим воздухом, хорошо? И ты как раз немножко успокоишься, ладно?

Ответом стала несмелая улыбка и кивок.

— Солнце, я обещаю тебе, что в любом случае всё будет хорошо. Ты мне веришь? — спросил я, целуя кроху в солоноватую и влажную от слёз пухленькую щёчку.

И вновь кивок.

Подхватив девочку на руки, Кхуши уже на выходе из спальни обронила тихое: — Удачи, — и закрыла за собой дверь.

И что-то мне подсказывало, что удача уж точно не будет лишней. Правда, вот кому она пригодится в этом разговоре больше, оставалось вопросом.



Стоило мне умыть малышку и присесть с ней на диван в гостиной, как крохотные ручки опоясали мою талию, и девочка всем телом прижалась ко мне.

Любая другая на моём месте ликовала бы от счастья. Ведь я так давно не ощущала подобного проявления чувств от ребёнка. Это всё равно, что, находясь долгое время в захламлённой квартире, глотнуть свежего воздуха. Но у меня отчего-то закололо в груди.

— Тётя Кхуши, а если она говорила это именно мне? — с вселенской грустью едва прошептала Амала.

Мне бы хотелось успокоить её и сказать, что такого не может быть. Но за эти два дня моя вера в материнскую любовь претерпела сильнейшие изменения.

— Я не знаю, милая, что тогда, — решила признаться я, при этом ещё сильнее прижав кроху к себе.

— Я же хорошо себя веду. Я люблю маму, — с горячей решимостью настаивала она, уверенно глядя на меня.

В эту секунду она так напомнила мне Арнава. Эта схожесть во взгляде, интонации, мимике приводила в ступор.

— Я знаю, моя маленькая, — уверяла её я, легонько целуя в волосы цвета вороного крыла и с упоением вдыхания цветочный запах. — Знаешь, может, твою маму нужно просто научить любить?

— Как так? — непонимающе спросила она, всматриваясь своими огромными глазами, кажется, в самое сердце. — Вы же взрослые. Вы всё должны уметь.

Я лишь грустно улыбнулась этому предположению.

— Иногда мы забываем, как это делать, — любить иногда не просто.

— Почему?

И, как ни странно, я действительно задумалась над её вопросом. Он был до безумия элементарным, но отчего-то я не могла на него ответить. В голове вертелся миллион замороченных фраз про жизненные обстоятельства, боязнь вновь ощутить боль и тому подобное. Да, я могла бросаться этими словами в компании взрослых людей, зная, что они меня поймут, но не ребёнка.

Поэтому, чтобы не породить очередную порцию вопросов, на которые, я, вероятно, не смогу ответить, я смухлевала.

— Не знаю, Амала… — прошептала я, в очередной раз целуя девочку в макушку и прижимая к себе, всё же всё ещё продолжая верить в предположение, что Абха не хотела причинить своей дочери такую сильную боль, и её слова относились к другому человеку. — Не знаю, милая.

Мой голос звучал спокойно и как можно тише, но всё внутри переворачивалось от боли.

Я не знаю сколько мы сидели вот так, прижавшись друг к другу, но через некоторое время я поняла, что девочка уснула.

Её глаза закрылись, а дыхание было спокойным и размеренным.

А стоило мне увидеть в дверном проёме злое и одновременно грустное лицо Арнава, как я подумала, что это даже хорошо, что Амала спала.

Стоило поймать его взгляд, как я приложила палец к губам, прося не шуметь.

Впрочем, судя по его виду, было понятно, что он и не собирался этого делать.

Бесшумно пройдя в комнату и тихо присев на диван, Арнав устало потёр переносицу и, прикрыв глаза, откинулся на спинку.

Впрочем, через пару мгновений измученный взгляд впился в меня болезненной хваткой.

— Ну что? – после некоторого молчания спросила я.
Не сказав ни слова, Арнав только кивнул, а его рука нежно сжала крохотные пальчики Амалы.

Всё было понятно и без слов. Ранее высказанное Арнавом предположение по поводу Абхи было до ужаса верным.

— Она там такого наговорила, — ошеломлённым тоном сказал Райзада. — И если всё, что она сказала, – правда, то я просто…

Казалось, его разом покинули все силы. Он превратился в измученного жизнью мужчину. Горевшие ранее глаза потухли, а тело, которое всегда излучало жизнь и уверенность, словно состарилось и стало больным.

— Но что произошло? — всё ещё не понимая, к чему он ведёт, поинтересовалась я.

Кажется, даже время остановилось. Такое за эти дни происходило уже не в первый раз, но если ранее эти ощущения предвещали что-то хорошее, то сейчас, казалось, что это были мгновения перед гибелью.

Именно так я чувствовала время тогда, в морге, когда санитары собирались откинуть белые простыни с тел сына и мужа.

— Это Анджали уговорила её не делать аборт, и Абха сказала, что тогда с лестницы именно Шьям скинул Анджали, когда она была беременна первым ребенком, — словно на исповеди выпалил Арнав.

Моё сердце рухнуло в пятки. И единственное, что я смогла почувствовать, — потрясение!
Было видно, каких трудов стоило ему сидеть просто так. Черты лица исказила гримаса боли и отвращения.

Но что-то внутри подсказывало — это далеко не последние новости, которые он узнал из разговора.

— Но это ведь ещё не всё?

Ответом тал лишь кивок и взгляд карих глаз, заставляющий сердце болезненно сжаться не то от боли, не то от нехорошего предчувствия.

— Шьям… — начал он, но затем замолчал, будто не веря в то, что говорит. — Кхуши… чёрт. Нет, этого не может быть…

— Чего не может быть?

— Мы должны поехать ко мне домой.

В его тоне не было ни намёка на вопрос или просьбу, только констатация факта.

— Зачем? – не скрывая тревоги, задала я очередной вопрос. – Арнав, что происходит? Ты меня пугаешь.

В гробовом молчании мужчина приподнял мою руку и коснулся её губами.

— Верь мне, — только и сказал он, оторвавшись от моей ладони.

Жуткое предчувствие охватывало всё сильнее и сильнее, и я уверена, что мои глаза были не способны скрыть страх, сковавший каждую клеточку моего тела.

Не проронив ни слова, мужчина обхватил моё лицо ладонями и, замешкавшись всего на секунду, поцеловал меня.

И странно, но внутри меня зародилось ощущение, будто Арнав Сингх Райзада дарил мне прощальный поцелуй.

Предыдущая глава