Ты там, где свет, а я — где боль,
Где силы нет владеть собой,
Где жизнь — струна, и ей длина —
Обрывок сна...
(Город 312)

Это было поистине мучительно.
С того дня, когда она впервые пришла к нему в комнату, прошло уже две недели, и их Гермиона провела, как на вулкане: поведение и настроение Драко невозможно было предугадать. Он исчезал и появлялся, ничего не объясняя — то избегал её, делая вид, что они не знакомы, то набрасывался с поцелуями.
Всё это совпало с началом последнего учебного семестра, и, как следствие, огромной нагрузкой по учебе, от которой Гермиона уже успела отвыкнуть за месяц, проведенный в параллельном мире. Кроме того, ночные кошмары, начавшие преследовать её в ночь перед возвращением, только усилились. Теперь часто снилась грядущая война. Её неумолимость и скорое начало чувствовались уже сейчас. По утрам стало страшно открывать утренние газеты, потому что в каждой из них было написано о новых схватках Авроров и Пожирателей; операциях и унесенных жизнях, что сильно давило на психику Гермионы, напоминая: в другом мире эти люди могли быть живы. Возможно, именно поэтому в своих снах она вынуждена была убивать, теперь уже по-настоящему, а не словами, вписанными в книгу. Каждый вечер становился пыткой, потому что ложиться спать было страшно, но усталость брала своё. Всё же заснув, Гермиона непременно погружалась в кровавый ад — каждый раз новый, но всегда пугающий и жестокий. Утром вскакивала в холодном поту и заставляла себя идти на уроки, хотя учёба теперь тоже была не в радость.
Несколько раз Гермиона думала позвать к себе Драко и попросить его остаться с ней на ночь, потому что была уверена — с ним кошмары уйдут. Но решиться на такое пока не могла, ибо вряд ли после этого они будут просто спать. Осознание того, что скоро, наверное, придется перевести их отношения на новый уровень, пугала и завораживала одновременно. Но Гермиона не хотела торопить события, так как до сих пор не разобралась, что было у Малфоя на уме.
***
Гермиона села на своё место в Большом зале, налила кофе и отхлебнула, найдя взглядом Драко, который сидел в другом конце и размазывал еду по тарелке. Они не разговаривали уже три дня, и она успела соскучиться. Малфой же избегал её, не желая объяснять, что случилось.
— Приятного аппетита, — пожелал Гарри, опустившись рядом.
— Спасибо. И тебе, — улыбнулась ему Гермиона, стараясь выглядеть бодро и не показывать другу, как тяжело ей приходится, потому что ему явно было не легче. В последние дни Гарри стал молчаливым и угрюмым, всё чаще проводил вечера в одиночестве. Несколько раз Гермиона пыталась поговорить и предложить свою помощь, но он отнекивался, ссылаясь на то, что не хочет беспокоить их с Роном без крайней необходимости. Она не настаивала, потому что теперь, как никто другой понимала, что есть вещи, о которых легче молчать. А лишние обсуждения того, что, вероятно, совсем скоро им придётся вступить в войну, вряд ли бы кому-то помогли.
Почтовые совы, принесшие утренние газеты, влетели в зал. Через секунду Гермиона держала в руках их посылку — новый выпуск «Ежедневного пророка". Тяжело вздохнула и принялась листать. Новостей о войне становилось всё больше. Взгляд Гермионы зацепился за фразу:
"Схватка Авроров с Пожирателями Смерти закончилась победой первых. Ещё одна база приспешников Сами-знаете-кого обезврежена, однако не обошлось без жертв. В битве погибло пятеро авроров: Эндрю Аллес, Фредерик Паркинсон…"Недочитанная газета упала на стол, испачкавшись в джеме от круассана, а перед глазами Гермионы возникло лицо девушки с длинной косой.
Не переживай хотя бы из-за меня… Если Фред там жив, то всё правильно. И мне ни капли не страшно…» — мелодичный голос зазвенел в ушах, преломляясь.
Кларисса Рейвери — та, кто пожертвовал собой ради любимого человека. Была готова умереть, чтобы он жил, но всё оказалось напрасным.
Зал наполнился какофонией голосов, а щеки Гермионы запылали. Она поняла, что не сможет находиться здесь больше ни минуты — нужно было побыть одной.
— Что с тобой? — голос Гарри, заметившего смятение Гермионы, прозвучал для той как сквозь толстый слой ваты.
— Ничего страшного, — она резко обернулась, наскоро сжала его руку и выдохнула:
— Не переживай, я скоро вернусь.
Последние моральные силы ушли на этот спокойный тон, потому что последнее, что Гермиона хотела сейчас сделать — это расстроить Гарри. Только оказавшись в коридоре, она смогла дать волю раздирающим душу чувствам. Нашла ближайшую нишу, забралась туда с ногами, обхватила колени и закрыла глаза. Захотелось стать маленькой девочкой, которая ещё не знает, что такое выбор и чувство вины.
Видимо, она задремала, потому голос Клариссы стал более отчетливым, и они с Фредом, держась за руки, вышли из серого тумана, в котором вдруг оказалась сама Гермиона. Она точно знала, что он несет с собой смерть, подобно тем струям из серебряного кубка.
— Убийца, — сказала Кларисса ледяным голосом. — Ты убила нас всех, и будешь расплачиваться за это вечность…
— Вечность… вечность… вечность… — повторило эхо, а туман окутал Гермиону, забирая силы и лишая рассудка.
Тяжело дыша, она выпрямилась, больно ударившись головой о верхнюю часть ниши, ставшей временным убежищем. Судя по всему, первый урок придётся пропустить…
***
Вечером она обмакнула перо в чернильницу и всё-таки решилась написать Драко.
"Привет.
Сегодня прочитала в газете, что погиб Фредерик Паркинсон. Знаешь, эта новость окончательно выбила меня из колеи.
Мне очень плохо, и я хочу поговорить. Давай увидимся?"
Ответ пришел почти сразу:
"Привет.
Я тоже читал эту новость, очень жаль Фредерика… Но прекрати винить себя! Уж тут ты точно ни при чём.
Насчет же встречи… Сейчас не самое лучшее время, извини".
Гермиона скомкала записку и разрыдалась, вдруг почувствовав себя никчемной и никому не нужной.
Не лучшее время?! Почему, когда ей так нужна поддержка, у него «не лучшее время"?..
Ночью Гермиона не спала, в очередной раз накачавшись кофе и теперь занимая себя уроками и рисованием, вот только вдохновения для творчества не было, а учеба вдруг стала искренне противна.
Гермиона боялась, что если ничего не изменится, совсем скоро она сойдет с ума.

***
Она повертела в руках колбу с красной жидкостью, которую несколько дней назад тайком забрала у Драко, когда тот ненадолго вышел из комнаты.
При других обстоятельствах никогда бы не стала так делать, но было необходимо выяснить правду, которую Малфой старательно скрывал.С Драко творилось что-то неладное: с каждым днем он выглядел всё хуже и постоянно пил жидкость из колб. Хотя и старался делать это тайно, Гермиона знала, что есть два вида употребляемой им гадости. Первая — красная, а вторая — похожа на чай.
Все попытки расспросить его, что это, Драко пресекал на корню, при этом они приводили его в такое бешенство, что Гермиона решила не подвергать риску свою безопасность и психическое здоровье Малфоя, изучив их самостоятельно.
Забрав по одной колбе из каждого ящика, она выбрала время и отправилась в лабораторию для самостоятельных занятий, чтобы проанализировать состав зелий. За три дня она побывала там уже четыре раза. Посещения были связаны с определенными трудностями, потому что лаборатория являлась общественной, а Гермиона занималась отнюдь не учебой. Рон очень не вовремя потерял Карту Мародеров, которая сейчас была бы весьма кстати. Именно поэтому Гермиона, используя пока ещё не утраченную Мантию Невидимку, ходила в лабораторию после отбоя.
Первое зелье оказалось сильнодействующим успокоительным, и это удалось выяснить почти сразу. Второе же стало главной головоломкой, занимающей теперь все мысли Гермионы. Состав не удалось определить полностью, но было ясно одно: зелье запрещенное, невероятно сильное и сваренное специально для Малфоя. Кроме того, в нём обнаружилось очень сильное галлюциногенное вещество, что тоже не вызывало энтузиазма. Однако, Зелье явно было не просто наркотиком, а чем-то куда более сложным. Гермиону беспокоило даже не то, чем именно, а то, зачем Драко его принимал. Однако прежде чем прийти и задать ему прямой вопрос, она решила собрать побольше фактов и тем самым лишить его возможности в очередной раз отмахнуться.
Сейчас Гермиона прошла в лабораторию, зажгла светильник, наложила заглушающее заклятие, заперла дверь, но всё же решила не снимать мантию. Конечно, все меры предосторожности окажутся малоэффективными, если кто-то решит прийти сюда осознанно, но так, по крайней мере, оставалось меньше шансов нарваться на Филча.
Вздохнув, Гермиона зажгла горелку, и капнула зелье на стекло, решив в очередной раз попытаться разделить его на компоненты и рассмотреть их под увеличительным прибором.

***
Драко вытащил Карту Мародеров и развернул её на столе. Всё-таки хорошо, ему хватило ума не проболтаться о ней Гермионе и не раскрыть свой план до конца, остановившись на последнем письме, не упомяная ни об Оборотном Зелье, ни о разговоре с Уизли, ни о Карте. В последнее время этот артефакт стал своеобразным развлечением, вносящим хоть немного разнообразия в грязно-серые будни.
Несколько раз он выбирался гулять по Хогсмиду, изучил все скрытые проходы и потайные места в замке. Однако больше всего ему нравилось наблюдать за Гермионой: смотреть на имя на карте и представлять, что она делает, например, сидя в своей комнате или гостиной Гриффиндора. Теперь Драко всегда знал, где Гермиона находилась и с кем общалась, и это давало приятное ощущение контроля. Она часто гуляла по вечерам в одиночестве, а Малфою нравилось заставать её врасплох, выходя из темноты и сжимая в объятиях или возникая на пути тогда, когда та меньше всего ожидала его увидеть.Первое время слежка была лишь забавным вечерним ритуалом, и Драко, с удовольствием отмечая, что Гермиона теперь практически не общается со своими друзьями, закрывал карту и ложился спать. Но потом всё изменилось, потому что последние три вечера она проводила отнюдь не в комнате.
Непонятно зачем Гермиона Грейнджер ходила в лабораторию для самостоятельных занятий. После отбоя. Сначала он думал, что она просто со свойственным для себя фанатизмом подошла к учебе, но сегодня засомневался в этом, поняв, что её дипломный проект связан с Рунами, а не с Зельями, профессор Снейп же задал на следующее занятие всего лишь эссе.
А у него пропало две колбы. Ещё неделю назад Драко пересчитывал их и решил, что успокоительного хватит до конца недели, а сегодня понял, что на воскресенье остался один флакон вместо привычных двух. Засомневавшись, проверил и Зелье Подготовки. Исходно в коробке было двадцать колб, выпил он восемь, а осталось одиннадцать.
Страшная догадка заставила Драко вздрогнуть. Сердце пропустило пару ударов, а на лбу выступил холодный пот.
Она бы не стала… Это же Грейнджер, гриффиндорка.
Хотя, теперь уже всё возможно.
В последнее время состояние Драко сильно ухудшилось, он часто срывался, пропадал, не желая показываться Гермионе в самом плачевном из своих состояний. А она задавала вопросы, пытаясь докопаться до истины. Но мысль о том, что придется раскрыть ужасную, низкую правду, приводила Малфоя в панику.
Для неё он хотел быть кем угодно: снобом, властным аристократом, эксцентричным и опасным эгоистом, но не рабом Лорда, готовым в любой момент лишиться рассудка.
Наскоро сложив карту, Драко бросил её в ящик стола и поспешно покинул комнату, молясь, чтобы его догадка оказалась ложной.

***
У неё почти получилось: под действием огня, специального раствора и нескольких заклинаний ещё два ингредиента злополучного зелья были определены. Состав всё больше походил на запрещенное Зелье Подчинения, сходное по действию с заклинанием Империю, но всё-таки существенно отличался.
Гермиона нахмурилась. Уйдя с головой в работу, она напрочь забыла о безопасности, но сейчас вдруг показалось, что за дверью кто-то был. Замерла одной позе, надеясь, что это была лишь игра воображения, но дверь вдруг жалобно заскрипела.
Внутренне сжавшись и боясь обернуться, Гермиона взмолилась, чтобы это оказался лишь Филч, совершающий вечерний обход, а её защитное заклятие не дало трещину.
Но это был не Филч.
— Я знаю, что ты здесь. — Голос Драко разорвал тишину и резанул по ушам Гермионы, заставив ту нервно сглотнуть. Это было началом конца. И хотя сама она всё ещё была невидима, на столе находилась зажженная горелка, а зелье, пусть и перелитое в другой флакон, стояло рядом.
Драко направлялся прямо к ней, и Гермиона поняла, что отходить бессмысленно: пусть и в балетках, она всё равно не сможет ступать бесшумно в гробовой тишине ночного замка.
В следующий момент Малфой протянул руку вперед и схватил край мантии, резко потянул на себя с такой силой, что практически разорвал ткань. Гермиона лишилась последней защиты и теперь, сощурившись, уставилась на Драко через плечо. Выпавшие из конского хвоста пряди лезли в глаза, мешая обзору, но она всё равно смогла рассмотреть его лицо, искаженное злобой. Взгляд, подобный тому, что был сейчас, видела ранее лишь однажды: осенью в кабинете Рун, в ту злополучную встречу, о которой Гермиона предпочитала не вспоминать.
Она стояла, не в силах пошевелиться, лишь только сердце стучало в висках. Малфой резким и широким движением смёл со стола всё, что на нём находилось. Послышался звук бьющегося стекла, и красная жидкость разлилась по полу. Ещё не потухшие угли из горелки, оказавшись в ней, задымились, и комната наполнилась резким сладким запахом. Гермиона заметила его давно: когда впервые испаряла зелье, и поэтому специально надевала защитную маску. Но сейчас той не было, а дыма оказалось гораздо больше, поэтому глаза заслезились.
— Что, солнце, понравилось играть в шпионку? — прошипел Драко приторным голосом, одновременно с этим резко развернув Гермиону к себе. Он схватил её плечи, с силой сжав их.
— Я хотела понять, что происходит, — произнесла она чуть охрипшим голосом, собрав остатки мужества, чтобы не отвести взгляд.
— И что, поняла?! — рявкнул он, усилив хватку. Гермиона стиснула зубы. — Я уже говорил: это не твоё дело!
— Пусти! — Гермиона начала вырываться, извиваясь всем телом, в тщетных попытках сбросить его руки. — Мне больно!
— Пустить, говоришь?! — Он оскалился. — С какой стати я должен прислушиваться к твоим просьбам, когда тебе на мои плевать?
— Я не хотела ничего плохого! — выплюнула Гермиона. — Я уже говорила: что бы там ни было, я приму это. Но я хочу знать!
Руки Драко вдруг исчезли, и кожа запылала от приливающей крови. Гермиона понадеялась, что он прислушался, когда почувствовала, как Малфой схватил её за волосы и резко потянул вверх, заставив снова посмотреть на себя.
Голова кружилась от запаха подожженного Зелья, который был настолько неприятным, что к горлу подкатила тошнота. Зрачки Малфой расширились. Несколько мгновений он молча смотрел на неё, как будто не узнавая, а потом взгляд изменился. В нём появилось что-то новое. Страх? Желание? Отвращение?
Драко поморщился, будто Гермиона вдруг стала ему противна, и резко оттолкнул её от себя. Равновесие, как душевное, так и физическое, было утеряно. В ушах зазвенело, и через мгновение она поняла, что сидит на полу у самой стены. Острая боль пронзила ногу в области голеностопа: по-видимому, Гермиона повредила ту во время падения.
Головокружение и тошнота усилились в несколько раз. Гермиона готова была расплакаться и по-прежнему не понимала: почему? Что такого она сделала, чтобы заслужить подобное обращение…
— Встань! — прорычал Малфой, грубым движением заставив Гермиону подняться на ноги и пригвоздив к стене. Нога отозвалась ужасной резью, и слезы всё-таки брызнули.
— Мы играем на разных сторонах, друг против друга! — выдохнул Драко. — Однажды не получится игнорировать это. Ты понимаешь?
Гермиона кивнула, мечтая лишь о том, чтобы он отпустил. Этот Малфой пугал её: в нём не было ничего от того Драко, к которому она привязалась. И если раньше он иногда срывался и кричал, то сейчас осознанно причинял физическую боль. И чутьё подсказывало, что это ещё не конец.
— Тогда пусти меня! — потребовала она с надрывом. — Я больше не стану вмешиваться в твою жизнь. Обещаю!
— Так легко уйти не получится, — Малфой зло усмехнулся. — Ты и так сделала всё, что могла, — отрезал Драко. — И теперь я даже не знаю, что хочу больше, убить тебя или… — глаза сверкнули желанием, и он не договорил, накрыв её губы болезненным и агрессивным поцелуем. Гермиона почувствовала солоноватый вкус крови и поняла, что он прокусил ей губу. А ещё ей стало нечем дышать. Грудь сдавило, а перед глазами всё пошло разноцветными пятнами, искрящимися и рассыпающимися.
Малфой не заботился о том, чтобы ей было приятно, но, кажется, наоборот, стремился сделать как можно больнее. Наконец Драко прервал поцелуй, уткнулся ей в шею и разорвал блузку. Спину царапнул холодный камень, по телу волной прошла дрожь. Гермиона жадно втянула воздух, отравленный парами Зелья и оттого обжигающий горло, закашлялась и застонала.
Слезы текли по щекам, и она дернулась, в очередной раз попытавшись освободиться, но окончательно поняла, что это бессмысленно.
Вдруг стало по-настоящему страшно, и Гермиона молилась о том, чтобы произошло чудо, и он остановился. Но часы показывали час ночи, а на помещение было наложено заглушающее заклятие, поэтому вряд ли кто-нибудь решил бы заглянуть сюда.
"Только не так…» — пульсировала в голове отчаянная мысль. Гермиона не хотела, чтобы это произошло в таких условиях: с обезумевшим Малфоем, у грязной стены в лаборатории.
Лишь бы только он отпустил…
Но это было не единственным желанием. Какая-то извращенная, испорченная часть её сознания не хотела, чтобы он останавливался, что пугало Гермиону ещё сильнее; как и то, что тело реагировало на прикосновения, даже столь грубые и болезненные.
— Хватит! Прекрати! — закричала Гермиона, сотрясаясь от бьющей её дрожи, но Малфой в который раз проигнорировал это.
Её палочка валялась на столе буквально в нескольких метрах и могла бы помочь, если бы Гермиона не вынула ту из кармана полчаса назад.
Драко на мгновение отстранился и прикоснулся к ремню своих брюк. Гермиону накрыла паника. Во многом, именно она дала необходимые силы, активировав разум и толкнув на следующий поступок: нагнуться и схватить волшебную палочку Драко, находящуюся во внутреннем кармане валявшегося под ногами пиджака. Он явно не ожидал такого, поэтому даже не успел опомниться прежде чем Гермиона произнесла «Impedimenta". Его отбросило на несколько шагов назад, но Малфой удержался на ногах, потому как врезался в стол и схватился за него. С силой тряхнул головой, закашлялся и поморщился, как будто от яркого солнца, а потом его лицо просветлело. Драко посмотрел на разлитое на полу зелье, осколки от колб, уже потухшую горелку и упавший стул. Перевел взгляд на Гермиону, увидев, что по её подбородку стекала капля крови, на шее красные следы, а блузка разорвана.
— Прости… — одними губами произнес Малфой, явно растерявшись, но Гермионе было всё равно. По-прежнему держа его на прицеле, она подошла к кафедре, схватила свою палочку, нагнулась, нащупала на полу мантию-невидимку и полубоком, не сводя глаз с Драко, направилась к двери.
— Подожди! — попросил Малфой надломленным голосом.
— Не подходи ко мне! — осадила его Гермиона. — У тебя серьезные психологические проблемы, Малфой! — выплюнула она. — Но больше не смей отыгрываться за мой счёт!
Сказав это, швырнула его волшебную палочку в угол лаборатории. Так, чтобы у Драко не было времени достать её, пока сама Гермиона ещё здесь. Резко встряхнув головой, выбежала из лаборатории, на ходу размазывая по щекам обжигающие слезы; надела мантию-невидимку, и содрогаясь от холода и пережитого стресса, побежала в свою комнату.

***
— Послушай, я был не в себе! И не хотел сделать тебе больно!
Малфой опять появился из ниоткуда. Гермиона прижала к себе книги, подсознательно пытаясь поставить между собой и Драко хоть какой-то барьер.
— Ты слишком часто не в себе, — отрезала она. Он уже третий раз пытался начать этот разговор, но у Гермионы не было моральных сил вести его. За эту неделю она проспала в общей сложности чуть больше суток. Кошмары снова изменились: теперь в них чаще всего был Драко. Воображение порождало многочисленные варианты того, что могло бы быть, не останови она его заклятием в тот злополучный вечер. Гермиона просыпалась в ужасе, но с осознанием того, как сильно ей его не хватает. Однако решила покончить с этим. Её разум всегда был сильнее сердца, а это значит, что можно будет перечеркнуть всё, что было, и вернуться к нормальной жизни. Нужно лишь немного времени. Силы воли. Самовнушения…
— У меня есть на то причины. Я могу попробовать объяснить, — не отступал Драко.— Твои внутренние демоны меня больше не интересуют, — холодно бросила Гермиона.
— Пожалуйста, выслушай меня. Это не займет много времени. Всего лишь пять минут. — В голосе Малфоя слышалась столь несвойственные для него просящие нотки. Гермиона пожала плечами, а затем кивнула:
— Хорошо, я слушаю.
Поняла, что легче согласиться, чтобы покончить с этим раз и навсегда.
Малфой растерялся под её пристальным взглядом. Наверное, впервые в жизни он вынужден был мучительно подбирать слова.
— Понимаешь… У меня были проблемы с отцом. Помнишь ведь, что у нас сейчас не самые тёплые отношения. И это зелье… — Он опустил глаза, так и не договорив.
— Это зелье что?.. — Гермиона нахмурилась.
— Я… Оно… — Малфой действительно был в смятении. На лице отразилась паника. Гермиона чётко поняла: он не расскажет.
— Понятно, — произнесла она. — На самом деле, не так уж и важно. Просто ты не тот, кто мне нужен. Я хочу надёжности, а не сумасшествия. И проблема не только в том, что случилось в лаборатории: ты такой всегда. — Но всё ведь не может оборваться вот так… — Рука Драко вдруг опустилась к ней на плечо, и по телу прошел электрический разряд. — После того, что было… — выдохнул Малфой. Гермиона забыла, как дышать, всего лишь поймав его взгляд, однако через мгновение собралась с силами:
— А что было? — с горечью начала она. — Иногда думаю, не приснился ли мне тот мир, где ты был совсем другим. Те дни стерлись из нашей жизни, сменившись этими. Ты знаешь, что четыре дня назад было двадцать третье января? В этот день в том мире ты выбросил в окно кольцо, подаренное Роном. И в него же чуть не покалечил меня из-за какого-то зелья. Я до сих пор с трудом наступаю на больную ногу. Та реальность — иллюзия. Её не было, вот и всё… — Гермиона сглотнула. В тоне слышались нотки истерики, и каждое слово давалось с трудом, но ей нужно было договорить. — А здесь ты всё тот же сумасшедший, что угрожал мне в кабинете Рун. Не думай, что я забыла… — слезы всё-таки подступили слишком близко, отчего щеки покраснели, стало нестерпимо жарко, а голос, перестав подчиняться, зазвенел.
— То есть это конец? — зло спросил Драко.
"Нет!» — кричал внутренний голос, но Гермиона знала, что должна сказать другое. Так будет лучше… Проще. Жизнь и без того слишком сложна, чтобы превращать её в минное поле. А с Драко Малфоем только так: никогда не знаешь, чего ожидать в следующий момент.
И порванная связка при неудачном падении — это самое легкое, чем можно было отделаться при общении с ним.
Но заставить себя сказать «да» Гермиона так и не смогла, лишь с усилием кивнула, избегая смотреть на Драко. Медленно обошла его и направилась прочь.
— Ну и иди к чёрту! — заорал Малфой ей вслед. В надломленном голосе было столько отчаяния, что сердце Гермионы сжалось, но она не обернулась. Он не смог даже достойно принять её решение: этот человек точно не тот, кто ей нужен.
Вот только по щекам текли слёзы.

***
Перед тем, как войти в камин, Луна Лавгуд крепко обняла отца и выдавила улыбку. Это были худшие каникулы в её жизни, но ему лучше было об этом не знать.
Она уехала домой на следующее утро после бала, наскоро собрав вещи и надеясь не встретить никого из тех, кто стал свидетелем её морального падения. Почему-то теперь попытка влиться в школьную элиту воспринималась Луной именно так.
Это была непростительная слабость. Пойдя на поводу у бесплотных мечтаний, она сделала то, за что теперь себя презирала.
Но самый сильный удар, конечно же, нанёс Блейз Забини. Луне до сих пор хотелось рыдать каждый раз, когда она вспоминала о том, как он целовал ту девушку в откровенном платье.
Не желая обжигаться больше, Луна приняла решение отныне действовать только так, как подсказывает интуиция и никому не позволять нарушать зону её личного комфорта.
Однако в теории всё оказалось проще, чем на практике. Все каникулы Луна провела дома, имитируя беззаботность и веселье, потому что не желала расстраивать отца.
Теперь же она возвращалась в школу. После добровольного заточения, внешний мир снова стал казаться враждебным.
Идя по коридору, Луна ловила себя на мысли, что чувствует себя очень неуютно под чужими взглядами. Но она сама выбрала образ, способный перечеркнуть предрождественский кошмар. Теперь Луна Лавгуд, как и раньше, стала «девочкой со странностями", которой не было дела до чужого мнения.

***
Блейз чувствовал себя уставшим, хотя учёба ещё только началась. Все каникулы он провел в школе, слоняясь без дела и наблюдая за тем, чтобы Драко Малфой ненароком не покончил жизнь самоубийством в очередном порыве.
Догадаться, что происходило с его лучшим другом, было несложно, но Малфою нравилось думать, что это тайна, поэтому Блейз не спешил его разубеждать. Но Драко был не основной заботой Забини: чаще всего его мысли занимала Амелия.
Болезнь прогрессировала, и было ясно, что совсем скоро сдерживать её станет невозможно.
Блейз скучал по сестре и очень хотел вернуться домой, но мать настояла на том, чтобы он провёл каникулы в школе, потому что так ей удастся избавиться от переживаний хотя бы о его благополучии. Очевидно, она боялась, что Блейза может постичь участь Драко, а отказывать Тёмному Лорду не решался пока никто.
Когда начался семестр, и ученики снова вернулись в школу, наполнив её привычной суетой, стало чуть легче справляться с навалившимися проблемами, ведь появилась возможность развлечь себя хоть чем-то, но привычный флирт и девушки на одну ночь не приносили удовлетворения.
Иногда он вспоминал о Луне, но старался отогнать чувство вины, которое возникало при воспоминании о случае в Рождество.
Блейз забыл бы о нём довольно быстро, если бы не одно «но". Луна Лавгуд изменилась, вернувшись к привычному имиджу. В ней не осталось ничего от красавицы в серебряном платье, с которой Блейз танцевал балу, но появилось что-то другое: непосредственность, сочетающаяся с внутренней силой и неугасающим светом в глазах.
Луна Лавгуд напомнила Блейзу Амелию. Наверное, у них всегда было что-то общее, но раньше он не обращал на это внимания, попросту не замечая странную девочку с Рейвенкло.
Окончательное осознание того, почему Луна никак не желала покидать его воспоминания, пришло неожиданно. Блейз гулял по территории школы и дошёл практически до Запретного леса, когда увидел её.
Луна сидела на снегу, скрестив ноги, и кормила мясом фестралов. Блейз не был точно уверен, потому что не мог их видеть, но догадывался.
Самым удивительным было то, что она разговаривала с этими существами, как будто они могли её понять.
Несколько минут он стоял в отдалении, наблюдая за этой картиной. Видел, как менялось лицо Луны, становясь то серьёзным, то весёлым. А потом она вскочила на одного из них и взлетела. Со стороны это было странное зрелище: хрупкая фигурка держалась в воздухе сама по себе.
Наверное, ещё год назад, он бы посмеялся над подобной картиной и не преминул сказать что-нибудь неприятное, но сейчас вдруг вспомнил, как несколько месяцев назад Амелия, сжав своей маленькой ладошкой его руку, повела в конюшню, чтобы познакомить со своим любимым жеребцом. Как Блейз узнал позже, тот прискакал к воротам поместья сам, по-видимому сбежав от предыдущих хозяев. Сестра увидела его случайно и впустила. Несмотря на юный возраст, она была прекрасной наездницей. У неё вообще была особая, странная даже для волшебницы, связь с животными. До того, как обнаружилась болезнь, Амелия очень много времени проводила на природе, периодически принося домой раненых птиц или котят, и, что удивляло больше всего, разговаривала с ними, как с живыми людьми и искренне любила. Однажды Блейз не выдержал и наложил на поместье защитное заклятие, чтобы никакая живность не могла попасть туда и навредить сестре.
После случая с жеребцом он очень сильно поругался с матерью, упрекая её в том, как можно было позволить больной дочери скакать галопом на непроверенном коне. Кроме того, ранее тот наверняка принадлежал кому-то другому, и, вполне вероятно, разыскивался предыдущим хозяином. Но Амелия утверждала, что жеребец стал её спасением от одиночества и любимым другом, поэтому Блейзу пришлось смириться.Смотря на Луну Лавгуд, летающую на фестрале, наплевав на все школьные правила и явно чувствующую себя в своей стихии, Блейз вдруг на мгновение почувствовал себя так, будто попал домой, и Амелия снова рядом.
Вдруг страшно захотелось поговорить с Луной, как он обычно говорил с сестрой, но Блейз понимал, что после случившегося на балу она не захочет его видеть.
Но всё же, несколько минут спустя вышел из своего укрытия и решил сделать то, что не делал ещё ни разу в жизни: попросить прощения.

***
Увидев Блейза, Луна нервно вздрогнула и чуть не потеряла равновесие. Фестрал, видимо почувствовав смятение своей наездницы, спикировал к земле.
Слегка шатаясь, она сошла на землю и постаралась придать лицу серьезное выражение.
— Ты здорово летаешь, — сказал Блейз и улыбнулся.
— Я знаю. — Луна нахмурилась и развернулась, погладив фестрала по спине и шепнув, что тот может идти.
— В твоей жизни случилось что-то плохое? — серьезно спросил Блейз. — Раз ты их видишь…
Луна сглотнула, вспомнив о своей невосполнимой потере, а потом перевела взгляд на Блейза, пытаясь понять, что происходит: никогда раньше он не интересовался её жизнью.
— Тебе правда хочется это знать? — спросила она глухо.
— Да.
— Но я не буду рассказывать. Я больше тебе не доверяю… — ответила Луна прямо. Впрочем, она никогда не любила лгать.
Блейз нахмурился, а затем произнёс:
— Я знаю, что поступил отвратительно. Мне не стоило оставлять тебя на балу. Я хочу попросить прощения.
Она смотрела на него и не верила в услышанное: Блейз Забини просил прощения у Луны Лавгуд…
С неба валил снег, опускаясь на волосы и ресницы и создавая ощущение нереальности происходящего. Она вдруг почувствовала себя героиней волшебной сказки и поняла, что больше ни капли не злилась.
— Хорошо, мир. Но это в последний раз… — улыбнулась Луна и зачем-то протянула мизинец, как маленький ребёнок.
Он хмыкнул и сцепил их пальцы, а она вдруг звонко рассмеялась. Через мгновение они хохотали уже вместе.

***
Драко почти не появлялся на занятиях. Гермиона видела его мельком лишь несколько раз. Она и сама не искала встреч — скорее старательно их избегала. Образ парня, с которым она провела месяц в другом мире, постепенно стал размываться в памяти, превращаясь в воспоминание.
Настоящий Малфой теперь был измученным, нелюдимым юношей, который забросил учёбу, ходил по замку, словно приведение, и постоянно пил Зелья или огневиски.
Гермиона чувствовала свою вину за то, что он стал таким, ведь именно её решение толкнуло его в пропасть.
В первые дни вечерами она очень часто садилась и перечитывала письма от Валентина или самого Драко, всматриваясь в очертания букв и смахивая непрошенные слёзы. Несколько раз даже брала пергамент, отчаянно желая написать невероятной длины письмо, изложив в нём все свои мысли и сомнения, и сказать, что готова пойти за Драко куда угодно, даже во тьму, если только он позволит вернуться и согласится принять её помощь.
Однако Гермионе всегда удавалось усмирить подобные порывы, убеждая себя в том, что примирение не изменит сущности его характера и обреченности их отношений. Он останется всё тем же: ненадежным, сумасшедшим и пугающим. Пусть от его прикосновений кружилась голова, поцелуи заставляли желать большего, а мысли о том, что было бы, не останови она его в ту ночь, лишали покоя — всё это не меняло сути. Между ними раскрылась непреодолимая пропасть, хотя ещё недавно казалось, что её можно просто перешагнуть. Как бы там ни было, Гермиона не хотела приносить себя в жертву. Не о такой жизни она мечтала: не о том, чтобы всю жизнь промучиться с человеком, который не может себя контролировать. Ей нужен был тот, кто мог бы защитить, а не от кого придётся защищаться.
Время накладывало бинты на кровоточащие раны, и каждым следующим утром боль становилась чуть меньше. Нужно было продержаться до конца школы: дальше станет легче, потому что его вид и взгляды перестанут быть живым напоминанием.
Гермиона была уверена, что справится, пока однажды вечером чей-то голос не остановил её около входа в гриффиндорскую гостиную.
— Гермиона Грейнджер? Привет! — Блейз Забини как всегда выглядел очень самоуверенно, хотя в его глазах читалась растерянность. Гермиона внутренне напряглась: что может понадобиться здесь лучшему другу Малфоя?
А ведь её жизнь только начала входить в привычное русло: наладились отношения с друзьями, зелье «Сон без сновидений» удалось модифицировать до такой степени, чтобы оно справлялось и с её кошмарами. Гермиона перестала читать утренние газеты, решив, что война неизбежно придёт, но пока есть время, не стоит истязать себя страхами и неизбежными плохими новостями — лучше просто наслаждаться последними днями нормальной жизни.
Вот только в ней не было ничего нормального… И этот день грозил стать очередным тому доказательством.
— Привет, — Гермиона слабо кивнула, стараясь не выдать Забини своего волнения.
— Я бы не пришел, но Драко… — Блейз запнулся. — … понимаешь, перебрал с алкоголем или не знаю, с чем ещё. В общем, сейчас он сидит в беседке за замком и зовет тебя. Я пытался подействовать на него или хотя бы перенести в здание. Но он сопротивляется… Можно было бы пойти в больничное крыло или к Снейпу, но начнутся разборки. А у нас выпускной курс, да и ситуация неспокойная. Вот я и подумал: может быть, ты…Гермиона молча выслушала рассказ Блейза, скрестив руки на груди и с каждым следующим словом хмурясь всё сильнее.
"Жизнь Драко Малфоя больше меня не касается» — хотела произнести она, уже открыла рот, чтобы озвучить мысль, но вместо этого взволнованно проговорила:
— Сейчас я возьму пальто…
Бездна снова открылась. Двухнедельные усилия, литры успокаивающего чая и пролитых слёз — всё оказалось напрасно: она, как и раньше, неслась к нему на помощь по первому зову.
Через пять минут уже сидела на холодных камнях рядом с Драко и пыталась привести его в чувства. Рядом валялись пустые бутылки огневиски, колбы от красного зелья и успокоительного. Сам Малфой выглядел хуже, чем когда-либо: кости, обтянутые посеревшей кожей, впавшие щеки, тёмные круги под огромными на фоне исхудавшего лица глазами. Складывалось ощущение, что в эти две недели он почти ничего не ел. Конечно, Гермиона и сама практически полностью лишилась аппетита, но всё-таки её состояние не было столь удручающим. Возможно, просто потому, что она заставляла себя есть усилием воли.
— Ты пришла… — охрипшим голосом прошептал Драко.
— Пойдем в Замок, — мягко, но настойчиво потребовала Гермиона. На глаза наворачивались слёзы. — Что ты делаешь с собой?.. — на выдохе произнесла она.
— Ничего. Просто терять мне уже нечего, — отозвался Драко, нащупал на полу бутылку огневиски и отхлебнул.
Гермиона зажмурилась, надеясь собраться с мыслями. Её жизнь походила на дежа-вю. Уже второй раз она пытается привести в чувства пьяного Малфоя.
Шикарная история великой любви. Именно о таком она мечтала всю жизнь…
— Пожалуйста, пойдём в замок! — повторила Гермиона строго. — Я не хочу сидеть на морозе.
— Тогда можешь идти, — сухо ответил Драко.
— Прекрати! — в отчаянии выкрикнула Гермиона, схватив его за грудки. — Хватит, слышишь?! То, что между нами всё кончено, ещё не повод убивать себя. Будь сильным в конце концов!
— Не выйдет. — Он усмехнулся. — Я слабый по жизни.
— Это неправда.
— Правда. Разве не поэтому ты ушла? Я действительно не подхожу тебе. А теперь можешь идти.
— Я не уйду хотя бы потому что не могу бросить человека одного в таком состоянии. Любого, не только тебя.
— Всё играешь в благородство, Гермиона? — Драко попытался улыбнуться, но вышло натянуто. — Хорошо, я пойду с тобой. Ты проводишь меня до комнаты и уйдешь, а потом всё будет, как раньше. Какой смысл? Ведь вскоре я снова окажусь здесь…
— Не пытайся продавить меня, используя жалость! — отрезала Гермиона. Она окончательно запуталась и теперь не знала, что испытывала: вину, сострадание или злость.
— Я и не пытаюсь. — Драко пожал плечами. — Ты же помнишь, я не терплю жалости.
— Тогда перестать быть жалким! Если хочешь, если ты действительно хочешь, я могу не уходить. Побуду с тобой. По крайней мере, какое-то время, — начала Гермиона, проклиная себя за эту фразу и опрометчивый поступок. Если сейчас дать слабину, то всё закрутится заново. Более того, он решит, что может вести себя как угодно, а потом просто изобразить страдальца, и она сразу растает. — Только сначала дай мне несколько обещаний. — Тон был требовательным и спокойным, хотя внутри всё дрожало.
— Каких именно?— Ты больше не будешь пить всякую дрянь, станешь нормально питаться, расскажешь мне, что за зелья употребляешь, начнёшь посещать занятия, перестанешь быть слабаком и научишься мне доверять, а не прятаться, отказываясь давать объяснения… — Она загибала пальцы, активно придумывая новые условия.
— Без проблем. — Драко хмыкнул и быстро добавил: — Я всё сделаю!
Глаза загорелись энтузиазмом. Гермиона удивленно на него посмотрела. Слишком быстрым и отчаянным казалось это согласие, но выбирать не приходилось: нужно было доставить Малфоя в Замок.
— Я не переживу этот кошмар ещё раз, поэтому если не справишься, о лучше скажи сразу… — она вздохнула.
— Справлюсь, — уверенно ответил Малфой, чуть улыбнувшись. Пошатываясь, встал на ноги, а затем протянул ей руку. Гермиона приняла её, хотя и чувствовала себя очень неуверенно: она уже отвыкла от его прикосновений.
Когда они дошли до входа, Драко вдруг сказал:
— Давай пойдем к тебе.
— Что? — Гермиона непонимающе на него уставилась.
— Не хочу спускаться в подземелья… К тому же, я никогда не был в спальнях гриффиндора.
— Но я… — она смешалась, не зная, что сказать. Он издевался? Там Гарри и Рон, которые только недавно перестали задавать лишние вопросы, позволив хрупкому доверию вновь установиться в их дружбе. А Драко хотел вновь всё испортить.
— Пожалуйста, — он чуть сильнее сжал руку и заглянул в глаза, обезоруживая одним лишь взглядом.
— Может, лучше Выручай-комната? — спросила она не слишком уверенно.
— Нет… — протянул Малфой. — Я хочу посмотреть, как ты живешь. А то так нечестно: ты у меня была, а я у тебя — нет.
— Между прочим, я тебя ещё не совсем простила.
— Но Гермиона… — Драко развернул её к себе и переплёл их пальцы. — Я дал тебе кучу обещаний, а ты не можешь выполнить одну маленькую просьбу.
— Хорошо, — она сдалась, хотя была точно уверена, что ещё сотню раз пожалеет об этом решении. Впрочем, на своей территории ей действительно будет комфортнее. Только сначала надо как-то туда дойти.
Отбой был примерно двадцать минут назад, поэтому скорее всего в Гостиной Гриффиндора никого не было, однако стоя перед входом, Гермиона всё равно еле сдерживалась, чтобы не попросить Драко подождать, пока она вынесет мантию-невидимку. Ругая себя за опрометчивое согласие, уже начавшее приносить проблемы, Гермиона собрала волю в кулак и решила, что мнение окружающий — последнее, что должно сейчас беспокоить. Однако, заходя в Гостиную, она всё равно внутренне сжалась. Ожидания оправдались — та была почти пуста. Вот только у камина сидели Гарри и Рон… Услышав звук отодвигающейся картины, оба обернулся на звук. — Что он здесь делает?! — последний тут же вскочил со своего места.
— Я объясню потом, — отрезала Гермиона, потащив Драко в сторону комнаты и проклиная себя за необдуманную авантюру. И зачем только она согласилась?
Походка была уверенной, хотя и торопливой, а лицо — равнодушным, но цепкие, удивленные взгляды друзей обжигали.
Малфой зачем-то приобнял её за талию, а потом, уже у самой двери, обернулся через плечо и, посмотрев на Рона, самодовольно усмехнулся.
Как только та закрылась, Гермиона уперлась руками в бока и гневно взглянула на Драко. — И чего ты хотел этим добиться?
— Ничего, — усмехнулся Малфой и уже разлегся на кровати и теперь лукаво смотрел на Гермиону. Для ещё не до конца реабилитированного в её глазах человека, он явно вёл себя слишком нагло.
— А по-моему, твои цели весьма прозрачны… Зачем ты портишь мои отношения с друзьями?!
— Вот видишь, какая ты догадливая, — Драко хмыкнул. — Просто хочу, чтобы ты была только моей.
Гермиона фыркнула и запустила в него подушкой. Она не могла разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, подобные заявления выводили из себя, заставляли испытывать неловкость, были верхом дерзости и самоуверенности. Особенно если учитывать, что формально они всё ещё в ссоре. Но с другой стороны, каким бы диким это ни казалось, ей нравилось слышать от него подобные фразы. «Быть только его…". Интересно, какого это? И хотя сейчас даже сам Драко не имел в виду ничего подобного, в сознании Гермионы вдруг вспыхнула картина двухнедельной давности, когда она, придавленная к стене, чувствовала на себе его прикосновения. Действительно ли хотелось, чтобы он остановился?
Щеки залила краска, и Гермиона выпалила на одном дыхании:
— Я пока ещё не твоя! — Резко отвернулась, принялась копаться в тумбочке, услышав, как Малфой шумно выдохнул и насмешливо произнес:
— Это только пока.
— Если сейчас же не прекратишь этот разговор, я тебя выгоню! — отрезала Гермиона, вытащила из тумбочки лекарства и бросила их Малфою: зелье от отравлений, очищающее организм, успокаивающий настой и снотворное.
— Выпей и ложись спать.
— А ты?
— А я на полу.
— Так не пойдет. — На его губах снова заиграла улыбка. Гермиона закатила глаза:
— Ложись спать! — приказным тоном бросила она. Раздражение нарастало, смешиваясь с щекочущем наслаждением от того, что он снова рядом, как и раньше — невыносимый, но такой желанный. — Не заставляй меня жалеть о том, что вообще позволила тебе прийти сюда, — добавила Гермиона, стараясь не выдать своего смятения ни голосом, ни взглядом.
— Я хочу, чтобы ты была рядом.
— Много хочешь.
— Да прекрати уже! Знаю, я перешел границу, но честное слово — этого не повторится. Я помню, что обещал тебе в «несуществующем мире". Только когда сама захочешь… Но я очень скучал.
— Я тоже… — Гермиона вздохнула. — В любом случае, мне надо дописать эссе. А там посмотрим.
Через три часа, когда всё задание было сделано, глаза слипались от усталости, а Малфой крепко спал, обняв её подушку, Гермиона всё-таки не выдержала и забралась под одеяло, наслаждаясь теплом его тела и понимая, какой глупой была, пытаясь бороться с собой.
Вот только это не отменяло того, что Малфой был совсем не тем, кто ей нужен.
Данная мысль стала последней, что посетила сознание, прежде чем Гермиона Грейнджер погрузилась в сон.

***
Малфой проснулся от того, что боль Подготовки стала невыносимой, как будто Лорд был очень близко. Зелья под рукой не оказалось, зато на груди, ровно дыша, спала Гермиона. Ресницы подрагивали, а руки обнимали его: как раньше — в том мире, который, по её же словам, был иллюзией. Драко закрыл глаза, восстанавливая в памяти события прошедшего вечера. Зачастую с утра события меняют оттенок, и то, что казалась возможным и правильным, становится вдруг пустым и нелепым. Так вышло и в этот раз: вчера Малфой, будучи в не совсем адекватном состоянии, дал Гермионе несколько совершенно невыполнимых обещаний. Сейчас понимал, что вряд ли будет в силах сдержать большинство из них. До сих пор не представлял, как сможет рассказать о Подготовке, тем более что за прошедший месяц понял окончательно — её исход очевиден и неумолим.
Совсем скоро он не сможет бороться. Опасный туман обволакивал разум сильнее с каждым днём, и иногда Драко просыпался, свято веря, что его единственная цель в жизни — сражаться за идеи чистой крови: те самые, которые он уже давно не разделял. В такие моменты было сложно контролировать свои действия.
"Ты не тот, кто мне нужен» — надломленный, полный слёз и страдания голос ворвался в воспоминания, когда Драко опустил глаза и смахнул с лица Гермионы прилипшую прядку. Она была права — их союз обречён. Даже если поначалу получится справляться с приступами жестокости и отвращения ко всем, в чьих жилах течет маггловская кровь, это не изменит главного: он станет слугой Лорда.
Вспомнил, почему оказался в беседке, где нашёл его Блейз Забини. С утра отец прислал письмо. Среди множества общих фраз Малфой уловил одну важную мысль: правительственная армия терпит поражение. Люциус отчаянно призывал перейти на нужную сторону, пока ещё не поздно. Вот только Драко не хотел быть ни на чьей стороне.
Вчера Гермиона просила его быть сильным. И он бы, наверное, смог… Но каждый день до тех пор, пока Поттер не убьёт Лорда, Малфой вынужден будет бороться с собой. А если не убьёт? Если проиграет? Тогда участь Драко будет решена, и боль, которую принесёт Гермионе его падение, не сравнится с той, что грозила сейчас. Она не заслужила этого.
Так есть ли смысл? И нужен ли ей, девушке, достойной самого лучшего, он вот такой — сломленный, измученный и почти сдавшийся? Она хотела защиты и поддержки. Но как он может постоять за неё, когда не в силах спасти даже себя?
Драко выбрался из-под одеяла и поёжился, в глубине души осознавая, что всё это — лишь предлоги, а истинная причина была в том, что он страшно боялся. Ответственности, первых настоящих чувств и того, чем придется ради них рискнуть.
А ведь вчера был готов на всё: под влиянием алкоголя и отчаянного желания почувствовать её тепло, верил, что сможет свернуть горы. Натягивая брюки, Малфой думал, что лучше уйти сейчас, пока такое возможно — оставить её спящую, хрупкую и родную. Пока объятия не стали капканом, а нити ещё можно разорвать. Чем раньше это произойдёт, тем легче будет пережить.
Драко был уверен, что Гермиона справится, хотя и корил себя за то, что принесёт ей очередную порцию страданий.
Но он знал, что должен уйти. Так будет лучше для всех.