Я так волнуюсь.

Стадион уже наполняется людьми, и мы ждем детей. Ученики Хогвартса появятся вторыми – первыми были те, что учатся за границей. Они шли вместе со своими родителями, и я им так завидовала…

Мы стоим сейчас возле своих мест и ждем, когда же появятся наши детки.

А еще мне ужасно стыдно. Не могу смотреть на Виктора.

Ненавижу чувствовать себя виноватой. Хотя я уверена, никто не любит чувствовать себя сволочью. Но я – отдельный разговор.

Вчера я умудрилась обидеть всех своих мужчин. И того, с кем живу, и того, с кем рассталась.

Всю ночь меня мучили угрызения совести (вот уж не думала, что она у меня еще есть). Перед глазами поочередно всплывали лица Гарри и Виктора, причем оба были такие несчастные…

Конечно, перед Гарри мне стыдно чуточку меньше, чем перед Виктором. В случае с Крамом я чувствую себя полной идиоткой. Такое ощущение, что я просто нагло воспользовалась им для удовлетворения своих желаний (хотя такое обычно делают мужчины), а потом бросила.

Он все еще надеялся…

Мамочка, он все еще ждал, что я передумаю.

Но я и так слишком поздно все это оборвала. Нужно было сделать это сразу же после того, как почувствовала, что все начало меняться. А когда я почувствовала?

Когда Джейми сказал: «И что, этот Крам – звезда квиддича? Да папа в сто раз лучше него держится на метле, хотя он и аврор!». Это был намек. Алу Виктор тоже не нравился, но как-то по-тихому, а это было еще хуже. Насчет Лили я вообще молчу – та при виде Крама забивалась куда-нибудь в темный угол или пряталась за спины братьев, хотя моя девочка никогда не была стеснительной или излишне скромной.

Я все поняла и сразу же решила, что моим детям не подойдет такой отец. Такой мужчина, которого они не уважают, не понимают и не воспринимают, даже как друга матери – как бы он ладил с ними? Как бы я с ними жила после этого?

Мерлин, а ведь он столько прождал.

Теперь он сидит недалеко от нас вместе с другими иностранцами, которые приехали сегодня…

Я смотрю прямо перед собой, стараясь не попадать глазами в сектор иностранных представителей, а то станет еще хуже. Да, я эгоистка.

Прямо передо мной в данный момент появляются наши…

Вот и Хогвартс пожаловал!

Их стало так много. Когда учились мы, в школе было гораздо меньше детей, но сейчас…

Я не могу найти своих и поэтому обращаюсь за помощью к мужу:

- Ты не видишь наших?

Это первые слова, которые я ему сказала за сегодняшний день. Да, мы с утра не разговариваем. Точнее, со вчерашнего вечера. Ничего удивительного.

Гарри прищуривается и прижимает очки к носу:

- Вроде нет. Они там все такие одинаковые. Их одели в форму?

Когда дети подошли к секторам, вся эта масса бросилась врассыпную в поисках родителей.

Рядом со мной раздается голос Оливера:

- Варианна, не задуши их!

Я оглядываюсь на него и, проследив за его взглядом, вижу Варианну, его жену, которая уже крепко обнимает своих девочек. Она не выдержала и побежала детям навстречу. Тоже соскучилась.

Я бы тоже побежала, но мои «мужики» мне этого не простят. Скажут еще, что я их опозорила со своими нежностями. Так что – стоим насмерть. Гарри нетерпеливо ерзает рядом со мной и тоже все выглядывает наших детей.

Пока их еще не видно, я говорю Оливеру:

- Варианна уже нашла ваших, да?

Олли счастливо расплывается в улыбке и кивает:

- Ну, как видишь. А где твои мимзики?

Да, в первый раз он увидел моих детей, когда они кувыркались в нашем саду.

«Как мимзики в траве»…

Все втроем, кстати, несмотря на то, что Лили было всего два года. С тех пор он называет их мимзиками.

Гарри недовольно косится на него и отворачивается. Понятно, ему такое обращение к детям не нравится. Его это всегда немного злило.

Словно отвечая на вопрос Вуда, из толпы выделяется маленькая фигурка в красной мантии и бежит ко мне.

- Мамочка!

Я перешагиваю через переднюю скамью, чтоб вылезти и не потревожить всех остальных, и иду к ней навстречу.

- Лили!

Лили несется ко мне с таким счастливым лицом, что я сразу же обо всем забываю. Мы сталкиваемся почти на середине лестницы и долго обнимаемся, я даже на пару минут подняла ее на руки. Она уже слишком велика для этого, и пара минут – это максимум, на что я способна.

Когда я опускаю ее вниз, она крепко обнимает меня за шею и торопливо шепчет:

- А папа тоже с тобой?

- Да, - шепчу я в ответ. – Идем к нему, он недалеко.

- Эй, а мы, значит, никто, да? – позади нас раздается изрядно огрубевший голос Джейми.

- Папа вон там, - я наскоро показываю Лили местоположение папы и оборачиваюсь к сыновьям.

- Привет, мам, - Джейми опережает меня и обнимает со спины.

- Привет, мам, - вторит ему Ал и тоже тянется ко мне.

Мои мальчики. Мои совсем уже взрослые мальчики.

Я просто, молча, обнимаю каждого по очереди и иду вместе с ними к нашим местам.

Лили уже висит на шее у Гарри, лицо которого сияет почти такой же улыбкой, как лицо Джейми. Они очень похожи. Джейми всегда был так похож на Гарри, что даже если бы я захотела забыть мужа – все равно не смогла бы. Его маленькая копия всегда напоминала мне о том, как хмурится, улыбается и вообще выглядит мой муж. Сейчас это хорошо, а тогда… иногда это бывало в тягость.

Мы подходим совсем близко, и парни кивают отцу прежде, чем поздороваться «по-мужски» - с размаху хлопнуть ладонью об отцовскую руку и встряхнуть ее так, что я внутренне удивляюсь тому, как у Гарри еще плечо осталось на месте.

- Здорово, - улыбаясь, кивает им Гарри.

Между тем, Лили уже перешла к Оливеру. Его она любит едва ли не больше всех своих родных дядей. Разве что Рон у нас вне конкуренции.

- У-у-уливер! - восторженно тянет дочь и обнимает его за шею. – Дядя Уливер, я по тебе скучала!

- Я тоже, малышка, - смеется Оливер.

На то, чтоб перездороваться и успокоиться, у нас уходит еще несколько минут – пока подошла Варианна с детьми, пока Рон и Гермиона со своими…

Наконец, все успокоились, и я вижу краем глаза, что Лили что-то шепчет на ухо Гарри, а через пять секунд он лезет в карман и достает оттуда деньги. Ясно, она уже приглядела себе лавку с мороженым.

- Лилс, не ходи одна, потеряешься, - басит Джейми и выходит за ней следом.

Ал естественно один сидеть среди взрослых тоже не собирается. Наша троица уходит за мороженым для Лили. Мальчики мороженого не любят, но прогуляться не против. Как обычно.

- Он что – называет ее Лилс? – переспрашивает Варианна.

Я рассеянно киваю:

- Ага, ему так удобнее. Она не возражает.

Жена Оливера еще не слышала, как сама Лилс называет ее мужа…

Ничего страшного, сам виноват. Нечего было дразнить ее Лилипутией.

Это все – дурные последствия от чтения книг Свифта.

Не могу передать, как я благодарна Гарри за то, что он решил не показывать детям, что мы в ссоре. У него отлично получается.

Я отворачиваюсь от знакомых, чтоб еще раз посмотреть на Виктора. Да, я мазохистка, что уж с этим поделать. Каждый раз говорю себе не смотреть в ту сторону, каждый раз мучаюсь, как увижу его, а все равно поворачиваюсь!

Черт, он смотрит прямо на меня! Вот черт…

Я вежливо киваю и даже улыбаюсь. Если уж попалась на месте преступления, нужно выглядеть красиво.

Гарри смотрит туда, куда и я, и тоже улыбается Виктору. Да что с ним такое? Он что, решил поиграть в ревнивого мужа? Это что – шутка такая?

Я подталкиваю мужа и шепчу:

- Дай выйти.

Гарри вздыхает и отодвигает колени, чтоб я могла вылезти из ряда по-человечески. И на том спасибо.

Мне срочно нужно в туалет. Умыться хотя бы что ли…

Не встретив по дороге никого из знакомых, я рано подумала об удаче. Ненавижу, когда кто-то не вовремя проявляет заботу, и вопросы: «Тебе нехорошо?», «Что случилось?», «Я могу тебе чем-то помочь?» - ненавижу тоже.

Вид у меня неважный, как показало мне зеркало. Вот уж что точно не обманет – это зеркало. Когда хочешь выглядеть хорошо, оно обязательно покажет, что ты выглядишь на пол кната. Ничего, зато честно.

Сегодня как раз такой день. Мне нужно выглядеть солнечно и счастливо, потому что приехали дети, и потому что закончилась эта эпопея со стадионом, и скоро я вернусь к своим привычным будням. А зеркало показывает мне старую развалину с опухшими глазами. С чего бы? Я ведь вчера даже не плакала…

Холодная вода помогает секунд на десять – все равно я отчаянно краснею, и с этим бороться бесполезно. Не могу же я весь праздник провести у раковины в туалете!

Я оставляю в покое этот несчастный кран и иду обратно.

Так уж вышло, что туалет всегда находится рядом с раздевалками. В данном случае они пустуют, потому что для детей-участников выстроены другие – временные раздевалки.

Вот в одну из таких пустых комнатушек меня и втягивает Виктор.

Я даже не успеваю отреагировать. Да что там! Я даже рассердиться не успеваю – он уже сжимает меня так, что мое лицо впечатывается в его плечо. Я даже не успела разглядеть его, как следует. Хотя зачем мне это? Я и так везде его узнаю.

- Раз только ради секса, ладно. Как хочешь, Джинни, просто секс – я согласен. Пусть все будет, как раньше? Я согласен, Джинни.

Что за бред?

- Вик…

- Ты не хочешь серьезных отношений, у тебя дети, ты боишься – я все понял. Целый год без тебя… целый год. Я не буду больше давить на тебя, обещаю. Хочешь… хочешь будем, как раньше, встречаться? Только… ты же не с кем. И я не с кем.

До меня, кажется, доходит.

Доходит так, что я начинаю плакать. Ненавижу себя за это, но плачу.

- Виктор, ну, прости меня, пожалуйста. Все уже закончилось, понимаешь?

Он мотает головой и целует меня в шею. И вся наша пятилетняя конспирация летит к чертовой бабушке – даже дверь не закрыли, как следует.

- Ну, Вик, ну, ты что? Я же… - что я несу, что я несу?! Идиотка! – Прости, все уже изменилось.

Я говорю слова, заготовленные год назад – так, на всякий случай. Тогда, год назад, я ожидала, что он придет и начнет делать то, что он делает сейчас. Он не пришел тогда, зато он явился сейчас, когда я совершенно не готова к таким признаниям.

- Ты не с ним, я понял. Вчера говорил с ним и понял, что вы не вместе. Ты же одна?

Он помнит. Помнит, как тогда, шесть лет назад, мы встретились. Тогда я согласилась на эту историю, потому что была одна, и он это знал. Не потому, что меня так тянуло к нему, не потому, что мне так нужен был этот чертов секс (ну, разумеется, он был нужен, но не настолько же!), а потому, что мне было одиноко, и я хотела чувствовать себя нужной кому-то.

Я и сейчас одна, но что-то изменилось.

От его прикосновений меня бросает в жар – в физическом плане все осталось, как есть, но сейчас не время. Совсем не время для этого.

- Виктор, - я стараюсь говорить строго и упираюсь в его плечи, чтоб отстраниться и спасти свою кожу от засосов – Виктор, хватит, сейчас не время. Мы же взрослые люди, мы же… ты же все понимаешь. Там люди, скоро уже начнется… Это же раздевалка!

Последний аргумент действует на него отрезвляюще. Да, мне очень-очень хочется продолжения. Я тоже по нему скучала, я тоже думала о том, что можно все послать к черту и начать встречаться, как раньше. Да, у меня горят щеки, и я испытываю трудности с дыханием. Мне тоже очень жарко.

Но даже если бы я смогла забыть обо всем, что происходит на стадионе – чисто гипотетически – я все равно не стала бы заниматься этим в раздевалке. Он это знает.
В грязном, вонючем, затхлом помещении – нет уж. Может, меня и называют шлюхой, но на такое я не способна. Нет.

- Прости…

Я оправляю блузку и отступаю на шаг – для безопасности.

- Нужно идти, - говорю я, уже толкая дверь.

Виктор хватает меня за руку и останавливает:

- Но… подумай, Джинни. Просто подумай. Я буду здесь еще неделю после праздника, ты можешь, если захочешь… если захочешь.

Меня разрывает между желанием броситься к нему и желанием сбежать куда подальше.

- Мы же все решили, Вик.

В этой системе я работаю палачом.

***

Когда она вернулась, вид у нее был еще хуже, чем до того, как ушла. Дети уже сидели рядом со мной, и Лили предлагала мне попробовать кусочек ее мороженого.

Джинни смотрит на нас и улыбается:

- Впустите маму?

Дочь кивает и отодвигается вглубь, а я опять двигаю колени.

- Что случилось? – я не могу не спросить ее, хотя знаю, что она не ответит.

- Ничего.

Вопреки своему «ничего» она шмыгает и украдкой вытирает слезы. Дурочка, детей напугает.

- Мам, - шепотом, заговорщически тянет Лили и подзывает ее поближе.

Мне нужно совсем немного напрячь слух, чтоб понять, что она говорит.

- Мам, а Джейми сегодня будет выступать, - восторженно шепчет дочка и радостно хихикает в кулачок.

Джеймс, сидящий рядом с ней, реагирует мгновенно:

- Все уже рассказала, да?

Наверное, он не хотел, чтоб Джинни знала обо всем.

- Что рассказала? – Лили невинно хлопает ресницами.

- А, иди ты, - обижается Джейми.

Он такой же простофиля, как и Рон. Лили – такая же хитрюшка, как Джинни.

Альбус хмыкает и тянется за спиной Джеймса к Лили, чтоб показать ей большой палец.

Лили довольно кивает и улыбается еще шире.

Я понимаю ее желание гордиться братом. Джеймс уже совсем взрослый, такой высокий и сильный – ей хочется похвастать матери, что он не хуже остальных.

Я с трудом выдерживаю вступительную часть. Речь Кингсли о том, как мы рады всех приветствовать, как мы долго к этому готовились, и о том, как мы надеемся на дружбу народов, я стараюсь не слушать. Он и сам – человек дела, а не слова, ему, наверное, еще хуже. Но я - не он и искренне этому рад. Поэтому я могу просто сидеть с важным видом, который только недавно научился на себя напускать, и делать вид, что мне интересно.

Когда внизу собираются корзинки с розами, и по углам поля вырисовываются мои и ее ребята, мы с Джинни разом напрягаемся, ожидая самого худшего.

Все идет отлично.

Конечно, с высоты трибун все это выглядит потрясающе, иначе не сказать, но я все время вспоминаю тот проклятый взрыв и всю нервотрепку, которая за ним последовала.
Джинни, я уверен, тоже не может спокойно смотреть на все это дело.

Лили восторженно приподнимается и охает:

- Как красиво!

Я перевожу взгляд на дочь и сам не замечаю, как начинаю улыбаться. Смотреть на нее куда приятнее, чем любоваться раскладными рисунками. Джинни тоже смотрит на нее.
Лили, не отрываясь, следит за жестянками.

Наконец, декоративная часть подошла к концу, и на поле появляется Оливер со своими пушкарями. Он громко и четко объясняет правила конкурсов и соревнований, а его ребята показывают наглядно, как все это должно выглядеть. Для вратарей отдельные виды испытаний, для загонщиков – отдельные. Только для ловцов все одно – поймать снитч, опередив соперника.

Так же, как незаметно исчез Оливер, со скамьи выскальзывает Джейми.

Лили успевает прилепить ему на штанину заранее приготовленный веревочный узелок – на удачу. Он так взволнован, что ничего не замечает.

Джинни провожает сына встревоженным взглядом и наклоняется ко мне:

- У него в этом году хорошая метла, как думаешь?

- Да, хорошая. Если он за две недели еще ничего с ней не сделал, то ему на сегодня хватит.

Она толкает меня вбок и тихо смеется:

- Он стал намного аккуратнее.

Наверное, с ней что-то случилось, раз она так беззаботно разговаривает со мной. Даже когда дети нас не видят.

- Ну, тогда волноваться не о чем, - заключаю я.

Наш Джейми загонщик. Как он сам говорил еще с третьего курса – «Моя работа - для настоящих мужчин». В форме он удивительно напоминает Фреда. Не Джорджа, а Фреда. Такая же постановка тела, резкие движения и рискованность маневров.

Когда он выбивает бладжер прямым курсом в сына Малфоя, Альбус вскидывает руки в отчаянном жесте:

- Обещал же не трогать его! – раздосадовано шипит Ал.

Лили опять вскакивает и стучит по спинке передней скамьи кулачком:

- Он же упадет!

Джинни успокаивающе гладит ее по спине и говорит:

- Нет, не упадет. Эти бладжеры не такие тяжелые, как школьные. На праздник заказаны бладжеры из спрессованного картона, Скорп не упадет. Правда, очки с него все же снимут.

Джейми поворачивается в нашу сторону и виновато пожимает плечами, мол: «Извините, не хотел».

- Так мы тебе и поверили, - возмущенно и даже с какой-то обидой отвечает Лили, хотя он ее не слышит.

Интересно, а почему Ал не участвует? Он же ловец.

Джейми делает еще два удара и набирает недосягаемое количество очков – теперь он безоговорочный победитель.

Лили и Альбус вопреки всему очень за него рады. Малышка с визгом обнимает Альбуса, а он хохочет:

- Я же говорил! А ты сомневалась!

Сын Малфоя странным образом занимает второе место, а польский мальчик – третье.

Скорпиус Малфой – загонщик. Причем, если судить по тому, что он попал на соревнования – один из лучших. Да и выглядел он весьма неплохо. Его отец, наверное, тоже должен был быть загонщиком.

Старший сын возвращается на место и сразу же получает подзатыльник от Альбуса.

- Эй! – Джейми не успел увернуться и теперь возмущается.

- Ты обещал не трогать своих, - объясняет ему свои действия младший.

- Он не свой. Ну, ладно, свой, но это же были не командные соревнования! И потом он занял второе место – тоже неплохо.

- Он и так был бы вторым! – кидается на него дочь. – А ты его еще бладжером шваркнул! Теперь он проиграл тебе тридцать очков!

- А мог бы двадцать пять, - тоненьким голосом передразнивает ее Джейми.

Джинни дергает всех троих по очереди, по принципу от ближнего к дальнему:

- Хватит, дома поговорите.

Домой мы идем вместе с Оливером и его семьей. Варианна идет рядом с Джинни и хвалит Джеймса, хотя, по-моему, она не очень понимает, в чем вообще заключались соревнования. Жена вежливо кивает и благодарит ее.

Лили вертится рядом с ними, а мальчики идут со мной. Оливер со своими девочками и мальчиком идет позади всех.

- Я наказан, - вдруг выдает Альбус. – Я все еще ловец, но наказан. Повезло, что хоть как зрителя выпустили.

Вот оно что…

- За что наказали?

- Ничего серьезного.

За «ничего серьезного» не наказывают так строго, мне ли не знать. По части школьных наказаний лучше меня специалиста нет.

- Если ничего серьезного, ладно.

Я не хочу давить на него. Все-таки он и Джейми еще не воспринимают меня, как отца, после моего возвращения. Я даже удивляюсь тому, что они вообще со мной разговаривают.

- На самом деле мы оба были наказаны, - вступает в разговор старший из сыновей. – Просто лучший загонщик неожиданно заболел, и у них не было выбора. Послали меня. А Алу не повезло.

- Да ну? – Ал иронично хмыкает. – Я не уверен, что хотел бы во всем этом участвовать, Джейми.

- Ну, и хорошо, - улыбаясь, заключает Джеймс.

Ал продолжает, уже обращаясь ко мне:

- Просто я думаю, что тебе было интересно, почему я не был заявлен.

- Да, мне было интересно, - киваю я.

А теперь мне стало интересно, за что тебя так наказали, сын. Но если ты не хочешь говорить – заставлять не буду. Я, конечно, и сам могу это узнать – одно письмо в школу, и мне сделают подробную выкладку твоего поведения за все годы обучения, но и этого я тоже делать не буду. Тебе уже тринадцать, в этом возрасте я тоже творил черт знает что.

Единственное, что меня беспокоит – это то, что Ал очень серьезный. Он ничего не делает, не подумав. Значит, и проблемы у него в школе тоже не шуточные.

Так что я считаю своим занудным долгом сказать тебе:

- Но если любому из вас будет нужна моя помощь, вы всегда можете ко мне обратиться. Я всегда готов помочь.

Сыновья дружно кивают и идут дальше.

Вуды идут к нам в гости. Мы об этом договорились еще до начала праздника. Не сказать, чтоб я был в восторге…

Когда мы приходим домой, Джинни провожает Варианну в гостиную, а сама идет на кухню.

Ее главное правило для гостей я помню.

«На кухне не должно быть никого, кто не Поттер и не Уизли!»

Но, насколько мне известно, на кухню допускаются далеко не все Поттеры и Уизли. Лили это не особо волнует – она вприпрыжку бежит за матерью и кричит:

- Мама, не начинай без меня!

Джинни все утро провела на кухне, делая заготовки для семейного обеда, так что на кухне они пробудут недолго. Надеюсь.

Да, я не хочу сидеть в гостиной вместе с Оливером, его женой и его детьми. А еще я не хочу больше разговаривать с сыновьями без нее. Это очень сложно.

Пока мы рассаживаемся по креслам, а дети бухаются там, где кому больше нравится, в гостиную влетает поднос, а следом – Лили.

На подносе чай и булочки.

- Это вам на пока. Мама сказала, чтоб все съели.

- И выпили, - добавляет Джейми, за что тут же получает диванной подушкой по голове.

Дочь, довольная собой и вообще своей жизнью, убегает обратно, а мы остаемся и радостно принимаемся за чай. Уже четвертый час пополудни, и все мы проголодались. Я-то уж точно.

Когда она успела испечь булочки, я не знаю. Наверное, она делала это ночью, потому что утром я видел только овощи и курицу. Но булочки не покупные, это я знаю точно.

- Давно мы не пили мамин чай, - вздыхает Джейми и тянется за чайником.

- Ага, я тоже, - соглашается Оливер. – Совсем заработались.

- Ваша Доротея вас загоняла, - манерно жалуется его жена.

Варианна – высокая брюнетка, стройная и белолицая. Как с обложки. Она, наверное, на полголовы выше моей жены. Оливер вообще-то и сам не маленький. И дети у них тоже рослые.

- Луньес? – уточняет Ал, между делом защищая свою чашку от кусочка сахара, который, чуть было, не угодил в нее, пока девочки Оливера занимались своим чаем. Они очень шумные, и их очень много.

- Да, Луньес. Она у нас одна такая.

- Волшебница Страны Оз, - добавляет Джейми.

- Ничего, скоро ее не будет, - это уже Ал.

Тишина, повисшая следом за его словами, пугает сына до того, что он замирает на месте.

- Я что-то не то сказал? – осторожно спрашивает он, глядя на Вуда.

- Не будет? – запоздало переспрашивает Оливер.

Одна из близняшек делает большие глаза и объясняет:

- Ее снимают с должности, ты разве не знал? Вся школа знает…

- С должности кого? – глупо продолжает Оливер.

- И главного тренера, и главы отдела Магических видов спорта, - поясняет вторая.

- На первое место, наверное, назначат тебя, - как-то грустно тянет та, что говорила первой.

Оливер давится горячим чаем, и жена заботливо похлопывает его по спине.

- Меня?

- Ага, - еще более грустно кивает его дочь.

- Говорят, что тебе нужно только немного поднатужиться, и ты будешь даже лучше, чем она, - совсем добивает отца вторая девочка.

Мне искренне жаль Альбуса. У него такой вид…

Отмолчавшись, Вуд, наконец делает глубокомысленное заявление:

- Поднатужиться – будет лужица.

Все, за исключением Варианны, начинают хохотать. Даже я.

- Ее давно уже хотят убрать, - говорит Оливер, глотнув еще чаю. – Но серьезных разговоров еще не было.

- А теперь пошли, - возражает только что вошедшая в гостиную Джинни.

Она присаживается на ручку кресла, в котором сижу я, и я чувствую, что от нее пахнет томатным соусом и печеной курицей. И еще чем-то, чего я не могу разобрать.

Джинни спокойно продолжает:

- Ее снимают сразу после праздника. С завтрашнего дня. Временным тренером назначен мой бывший тренер, но это временно. Не позже, чем через два месяца выберут другого. Поэтому она и бесилась.

- А ты откуда знаешь? – удивляется Вуд.

- А я, между прочим, по основной профессии – журналист, - Джинни показывает ему язык и уходит обратно на кухню.

Мне кажется, что кухня сейчас служит для нее убежищем. Потому что уходит она с явным облегчением.

Я не ошибся. Она моталась на кухню за всякой ерундой и через каждые пять минут. К концу вечера у меня уже рябило в глазах от ее полосатого фартука.

И поэтому, когда Вуды укатили к себе домой, она сразу же сбежала в свою норку с горой посуды наперевес. Лили, конечно, бросилась за ней.

Я сидел в гостиной с сыновьями и ждал ее, пока не пришла Лилс и не сказала, что мама прямиком из кухни отправилась спать.

Это странно.

***

Это трусливо, позорно и все такое, но я не могу больше.

Я сижу и реву у себя в спальне, забившись в угол большой кровати и уткнувшись лбом в согнутые колени.

Такой сволочью я не чувствовала себя очень давно.

И я думаю о том, что нужно написать Виктору.

Потому что я помню, как тосковала по нему в первое время. Тосковала по-звериному, до ломки, до слез, все время – и днем, и ночью. Я не могла без него. Но теперь у меня есть работа, дети, муж вот приехал, а у него…

И муж-то у меня – одно название.

Может, если он согласен встречаться, как раньше – может, стоит? Все равно мы по одному…

Зачем мучить и себя и его? Я просто живодерка.

Я оглядываюсь в поисках пергамента, перо уже у меня в руках, но…

Скрипнувшая дверь говорит мне о том, что сейчас в комнату заходит кто-то из детей.
Надо собраться и сделать вид, что все хорошо.

Какой уж тут вид, если все лицо в слезах…

Гарри…

- Джинни, - он тихонько садится на край кровати и смотрит на меня. – Джин, что с тобой?

Я такая сволочь!

Теперь мне стыдно еще и перед ним.

Я плачу еще отчаянней, и муж, осмелев, подается вперед, обнимая меня за голые плечи.

- Ну… прости меня, Джин.

Я отрицательно мотаю головой, не говоря ни слова. Дело не в нем. Не в нем, не в нем. Во мне!

- Хочешь, завтра уедем? – бормочет он. – Помнишь, наш летний домик в Ирландии? Помнишь? Уедем туда на неделю. Ты устала, я устал. Отдохнем ото всех… хочешь?

- Хочу, - непонятно зачем соглашаюсь я.

Нет, понятно зачем. Я просто не хочу его обижать, как обидела Виктора.

Нет, потому что я действительно устала.

Я прижимаюсь к его плечу и всхлипываю:

- Спасибо, Гарри.

Спасибо за то, что не дал мне сделать то, что я хотела.

Это было бы глупой и страшной ошибкой.