- Чем займешься? – спрашивает Гарри, наливая себе вторую чашку кофе. – Ты же сегодня вроде как на свободе.

Я и сама не знаю, на что хотела бы потратить сегодняшний день. Нужно бы сходить в редакцию и продолжить то, что не было завершено вчера, но почему-то мне совсем не хочется возвращаться в тот кабинет. По крайней мере, сегодня я туда точно не пойду.

- Не знаю, - вполне честно отвечаю я и задумчиво смотрю в окно.

Наверное, я поеду к маме. Нужно посмотреть, как у нее идут дела, помочь с особо сложной работой…

Зайду к Варианне и Оливеру. Его хотят назначить главным тренером сборной вместо Доротеи, но он почему-то отказывается. Хотя я знаю, почему. Место главного тренера, конечно, почетное, но работа очень хлопотная. Подопечных гораздо больше, ответственности – тоже. Ни того, ни другого Оливер никогда не боялся, но если займет такую должность сейчас – времени на семью у него совсем не останется. Олли – замечательный отец.

- Джинни? – Гарри вопросительно смотрит на меня, с любопытством заглядывая мне в глаза. – Джинни, с тобой все в порядке?

Вчера он так перепугался, что со мной случится что-нибудь серьезное, что до сих пор еще не отошел.

Я торопливо киваю, чтоб его успокоить.

- Да, Гарри, со мной все в порядке.

- Может, ты сегодня дома посидишь? Отдохнешь, выспишься…

Может, и посижу.

- Не знаю, - со вздохом отвечаю я.

С ним творится что-то странное. Он стал слишком внимателен, слишком добр ко мне, слишком… хмм… нежен?

- А ты что будешь делать? – улыбаюсь я. – Теперь, наверное, работать станет скучно. Опять будешь ловить мелких хулиганов?

Гарри тяжело вздыхает, снимает очки и прижимает ладонь к глазам.

- Нет, в ближайшую неделю скучать не придется. Эти братья успели убить человека, проживавшего на территории Англии. Это уже моя юрисдикция. Я не могу просто так взять и отойти в сторону. Я должен поехать в Берлин и выяснить кое-какие детали. Дополнить список пунктов обвинения, допросить каждого из них. С тем, кто напал на тебя, я еще не беседовал.

Я верчу в руках чашку с остывшим кофе и смотрю на то, как темная жидкость образует небольшую воронку.

- По-моему, он не умеет разговаривать, - после некоторого раздумья говорю я.

Гарри тихо смеется:

- Почему ты так решила?

- Потому что за время драки он ни звука не проронил. Даже после того, как я порезала ему бедро. Он вообще молчал, как рыба.

- Да? А Робби сказал, что Зигфрид все-таки успел переброситься с тобой парой слов.

- И какие же слова он мне сказал?

- Ну, по рассказу Робби ты крикнула: «Да что вам надо?», а он ответил «Мне нужны вы, миссис Поттер». Разве нет?

Черт. Наверное, мне действительно отшибло память после того, как он сбил меня с ног, и я ударилась головой об пол.

- Да, было такое.

- Ну, значит, мне есть о чем с ним потолковать.

- Ну, да. И вообще это же твоя работа, почему бы и нет, - на этот раз смеюсь уже я.

***

Говорить с Зигфридом нет никакого удовольствия. Я знаю, что идейным вдохновителем он не был никогда, но почему он молчит? После пятнадцати минут безуспешных попыток разговорить его, у меня складывается впечатление, что он действительно ничего не знает. Вообще ничего.

Разговаривать с Юргеном гораздо интереснее.

Поначалу Хорст не хотел меня к ним подпускать, но теперь все в порядке. Именно Юрген сказал, что будет разговаривать только со мной. Ни с одним членом немецкого Аврората разговаривать Юрген не хочет. Если не хочет – его не заставить. Можно дать ему веритасерум, но потом будут проблемы.

После неудачного допроса младшего брата я перехожу к старшему.

Он как будто уже и ждал меня.

- Добрый день, мистер Поттер.

- Добрый день, Юрген. Как поживаешь?

- Бывало и лучше.

- Понимаю.

Парень поднимает взгляд и, глядя мне прямо в глаза, говорит:

- Давайте сразу к делу. Я не просто так решил поговорить именно с вами, мистер Поттер. Вы мне очень интересны. Я отвечу на все ваши вопросы, если они будут касаться дела, но промолчу во всех случаях, когда ваш интерес покажется мне неуместным. Но я хочу, чтоб и вы ответили на некоторые мои вопросы. Буду откровенен. Мы с братом впервые находимся в этих стенах. До вас еще никому не удавалось поймать даже одного из нас. Итак, вам интересно, с какой целью я убил Нильса, а мне интересно, в каких местах я допустил ошибки. Я расскажу вам все, что пожелаете.

Разговор будет долгим.

Немного подумав, я решаю согласиться. Я точно знаю, что эти поганцы найдут способ сбежать из тюрьмы. То, с каким выражением он говорил об этом месте, не оставляет никаких сомнений в том, что он хочет покинуть эти стены как можно скорее. Оказавшись на воле, он все равно узнает то, что хочет. А вот я, допустим, некоторых вещей могу и не узнать. Наши специалисты в кровь расшиблись, выясняя, каким проклятьем мог быть убит Нильс Кристенсен. Никаких следов убийца не оставил. Да и пустая коробка от предполагаемой посылки – улика сомнительная. А уж мотивы преступления мне и вовсе непонятны.

- Хорошо, - киваю я. – Спрашивай, ты первый.

В конце концов, главное – это знать, когда остановиться. Он тоже не собирается отвечать на все мои вопросы.

- Ваша жена. Нас она очень заинтересовала. Она имеет какое-то отношение к мистеру Уизли из увеселительного магазина?

То, что девичья фамилия моей жены – Уизли – ни для кого не секрет. Но парни еще очень молоды, да и выросли за границей.

- Он ее родной брат.

- Теперь многое становится яснее. Я имею в виду, ваше появление на похоронах. Ваша очередь.

- Что плохого тебе сделал Нильс Кристенсен?

- Ничего. Просто он жил по соседству с моим убежищем и был легкой мишенью. К тому же я много раз входил с ним в контакт – делал разные покупки, разговаривал. Он был слишком любопытен.

- То есть у тебя не было вообще никакого мотива?

- Мотив был. Мне нужен был человек, на котором можно было бы проверить, как работает заказанная технология.

- Хорошо. Спрашивай.

Юрген устраивается поудобнее и поджимает губы. Видно, что он раздумывает над тем, как правильнее задать вопрос.

- Как вы вышли на мистера Кристенсена? Я был очень аккуратен, но вы почему-то все равно связались с ним еще до его смерти. Думаю, если бы вы не нашли его раньше, то его смерть вообще прошла бы стороной, никак вас не задев.

Здесь он прав. Я уже думал об этом. Если бы Кристенсен не был фигурантом нашего расследования, я бы даже не узнал о том, что он умер. В его честь даже некролог не подготавливался.

- Мистер Кристенсен – старый знакомый мистера Уизли. После странного визита, который, по всей видимости, нанесли именно вы, скрывшись под внешностью Нильса, мистер Уизли был крайне озадачен. Я поговорил с ним и выяснил детали, приведшие меня к Кристенсену.

- Вы имеете в виду, что я неправильно повел себя в магазине?

- Я имею в виду, что Джордж Уизли знал Нильса Кристенсена, вот и все.

- Ваша жена приходится сестрой мистеру Уизли, который был знаком с мистером Кристенсеном… интересная цепь связей.

- Каким проклятьем был убит Нильс?

- Никаким. Я сделал это ядом. Достаточно одного прикосновения – и человек умирает.

- Что за яд?

- Этого я вам не скажу.

- Это касается дела.

- Не только. Я сам изобрел состав этого яда и потому не намерен выдавать вам свои секреты. Помните, я сказал, что отвечу на все вопросы, которые покажутся мне приемлемыми? Это вопрос я таким не считаю.

Замечательно.

- Хорошо. Твоя очередь.

- Этот парень… тот, что был все время вместе в вашей женой. Кто он такой?

- Это один из моих подчиненных.

- Он выглядит совсем иначе. Я имею в виду, что он не похож на аврора.

Я ухмыляюсь. Все так думают. Внешнее спокойствие и даже какая-то индифферентность Робби наталкивают всех остальных на неправильные мысли. На самом деле Ричардсон куда сложнее, чем это представляют все остальные.

Как я понял, братья допустили ошибки в трех местах. В первый раз – придя в магазин Джорджа. Во второй раз – приняв облик Джорджа, который знаком мне не только как хозяин магазина. В третий раз – недооценив Робби.

Но, как по мне – это были просто технические ошибки. На самом деле они просто не должны были разделяться.

Я смотрю на него и удивляюсь тому, как они похожи. Конечно, Зигфрид крупнее и заметно сильнее Юргена, но в целом…

Лица у них вообще почти одинаковые. Светлые волосы, бледная кожа, голубые глаза, тонкий профиль – они выглядят, как настоящие аристократы. Но, черт возьми, он даже сейчас ведет себя, как воспитанный молодой человек! За таким спокойствием прячется так много, что лучше не знать.

Надо же, как они похожи. И мимические движения, и манеры, даже взгляд – и тот схож. Они никогда не расставались.

Разумеется, я не должен восхищаться теми, кто успел совершить так много злодеяний за столь короткую жизнь, но нечто вроде уважения они мне все-таки внушают.

Вопрос за мной.

- Как вы добились такого необычного эффекта оборотного зелья? Я имею в виду, что и Нильс и Джордж в твоем исполнении выглядели куда моложе, чем есть на самом деле.

- Это побочный эффект. Я разрабатывал оборотный состав, который не вступал бы во взаимодействие с жидкостью, что лежит в пузырьке, в вашем левом кармане.

В моем левом кармане действительно лежит пузырек для нейтрализации оборотного.

- В общем-то мне удалось достичь желаемого эффекта. Но измененный состав зелья стал работать иначе. Он менял облик соответственно частям тела чужого человека, но при этом сохранялся наш истинный возраст. Отличное средство для тех, кто хочет вернуть себе молодость на полчаса или увидеть на пять минут, каким он будет в старости. Его можно было бы использовать на ярмарках в качестве платной забавы для всяких бездельников.

Я выяснил все, что меня интересовало. Остальное я могу узнать в ходе остаточной работы.

- У меня больше нет вопросов.

Юрген подается торсом вперед и кладет руки на столешницу.

- У меня последний вопрос. Можно?

Я киваю.

- Давай.

- Вы любите вашу жену? Просто смысл наших угроз, казалось, даже не доходил до вас. Вы ведь даже не пытались спрятать ее.

- Моя жена – не твоего ума дело. Скорее всего, вы просто ее недооценили.

Да, Джинни – последняя промашка братьев. Она оказалась куда активнее и самостоятельнее, чем полагается быть женам крупных шишек. Джинни вообще – открытый вызов всем кисейным барышням.

***

Когда я возвращаюсь домой, мне не приходится пользоваться камином. Рабочий день закончился намного раньше, чем обычно, как и говорила Джинни. По крайней мере, никаких происшествий не было. Я успел заглянуть в Косую Аллею и купить себе чернил и пергаментов.

Иногда все-таки приятно пройтись пешком.

Входная дверь открыта. Ну, конечно, все опасности миновали, можно жить нараспашку! Когда она уже научится соблюдать хоть какие-то меры предосторожности?

Я тихо вхожу и складываю все вещи на комод. Она в гостиной – оттуда доносятся звуки «La Vie En Rose» Луи Армстронга.

То, что она уже дома, не может меня не радовать. Ненавижу сидеть один.

Я вхожу в гостиную и вижу, что Джинни самозабвенно танцует, повернувшись спиной к двери. Она одета в простое синее платье, у нее распущены волосы, и она выглядит такой расслабленной, что даже мне становится хорошо. Ее босые ноги, все еще маленькие, как у ребенка, неторопливо делают шаги и повороты – Джинни хорошо танцует. Она двигается плавно и красиво, мне еще не приходилось видеть ее в таком настроении. Хорошо бы видеть ее лицо.
Я стою, прислонившись плечом к дверному косяку, и тихо наблюдаю за ней. Я краду у нее этот танец – иначе не сказать.

Когда вступает вокальная партия, и хриплый низкий голос Армстронга наполняет каждый уголок комнаты, Джинни начинает подпевать. Она поднимает руки к волосам и собирает их на затылке – ей, наверное, жарко. Через несколько секунд она опускает руки, и волосы опять рассыпаются по ее плечам и спине. Она поет, подстраиваясь под голос певца и явно наслаждаясь песней.

Я даже не думал, что под столь медленную композицию можно танцевать в одиночку. Она делает невозможное.

Впрочем, сейчас ее руки принимают законную позицию вальсирующих, и она уже танцует с невидимым партнером. Она кружится с закрытыми глазами и улыбается.

- А меня возьмете? – я, наконец, решаюсь подать голос. – Возьмете меня третьим?

Я говорю, уже находясь за ее спиной и беззастенчиво обнимая ее за талию. Джинни вздрагивает и разворачивается в моих руках.

- Привет, - почти радостно отвечает она. – Третьим примем. Тем более, мой партнер уже уходит.

Она смеется и кладет руку мне на плечо.

Я никогда не умел танцевать. В смысле, я знал все движения чисто технически, но никогда не умел делать их так, чтоб они выглядели, как нормальный танец. Наверное, из-за этого наш вальс очень скоро скатывается в простое топтание по кругу. Удивительно, как она вообще позволила мне испортить такой момент.

Джинни смеется, запрокинув голову и прикрыв глаза. Мне хочется прижаться к ее открытой шее губами и вдохнуть ее запах. Это будет слишком.

Она все еще не теряет надежды на то, что мы продержимся до конца песни, и упорно продолжает двигаться. Я чувствую, как скользит шероховатая ткань платья по ее гладкой коже. Мы находимся так близко друг от друга, что когда она начинает говорить, я могу ощутить ее дыхание у себя на лице. Танцующие пары соблюдают дистанцию, а для нас – все законы не писаны.

- Проголодался? – выдыхает она.

Все равно. Мы – муж и жена. Если я ей так уж противен, она могла выгнать меня уже давно.

Я в наглую тянусь за боковым замочком ее платья и отвечаю:

- Очень.

- Тогда пойдем на…

Слова повисают в воздухе, когда я запускаю руку в открытую прореху замка и прижимаю ее к себе, скользя ладонью по ее спине.

- Гарри, ты…

Она опять недоговаривает. Я склоняюсь к ее шее и делаю то, о чем мечтал пять секунд назад – прижимаюсь к ней губами.

Кончики ее пальцев леденеют, и руки начинают дрожать.

- Ты серьезно? – она пытается отстраниться и посмотреть на меня.

Я удерживаю ее, одновременно изучая ее тело под платьем. Мы совсем остановились.
Она всегда была так близка и в то же время недосягаема, что я даже подумать не мог о том, что когда-нибудь вновь прикоснусь к ее обнаженному телу. Я тяжело дышу и молчу. Мне нечего сказать. И я не хочу, чтоб она спрашивала, что я делаю. У нас трое детей – она должна знать, чем я в данный момент занимаюсь.

Джинни судорожно вздыхает, когда я комкаю подол ее платья, задирая его наверх, чтоб стянуть его полностью. Она послушно поднимает руки и пропускает синюю ткань, пока я снимаю его через голову.

- Я скучал по тебе, - шепчу я.

Я действительно скучал. По ее голосу, когда она глухо стонет от моих прикосновений, по ее рукам, когда они невзначай касаются меня, пока она расстегивает мою рубашку, я скучал по ее волосам, которые щекочут мою грудь.

Мне безумно нравится касаться ее. Я не могу остановиться. Это уже и не нужно.

Простыни совсем свежие – они даже похрустывают под ее спиной, когда я укладываю ее на нашу постель. Она так доверчиво смотрит на меня, словно в первый раз решается на близость с собственным мужем.

Ее губы все такие же, какими я их помню. Ее руки все так же ласковы, и нежны, как и раньше. Я не могу поверить, что отдал это богатство кому-то другому.

Я едва дышу, ощущая терпкое удовольствие, смешанное с желанием. Оно плавится под пальцами, тает на губах и испаряется с нашим дыханием. Оно стекает ее слезами, которые дрожат на ее ресницах, когда я склоняюсь над ней и провожу рукой по ее щеке.

И я в первый раз ощущаю всепоглощающую гордость в тот момент, когда в глубине ее тела зарождается дрожь. Я прижимаю ее к себе, я хочу ощутить, как эта сладкая дрожь разойдется волнами по ее животу и бедрам. Она замирает в моих руках, а потом, удивленно распахнув глаза, тихонько всхлипывает и обнимает меня за плечи. Она не издает ни звука, но по ее телу проходит последняя волна, и она, зажмурившись, прячет лицо, отворачиваясь в сторону.

И ничего уже не имеет значения.

Я люблю ее.