Ϟ
— Смысла нет его искать, — проворчал бобр.
— То есть как это? — запротестовала Сьюз. — Он не мог далеко уйти! Нам обязательно нужно найти его! Почему вы думаете, что нет смысла его искать?
— Потому что и так ясно, где он, — ответил бобр. — Вы что, не понимаете? Он ушёл к ней, к Белой Ведьме. Он предал нас!
© К. С. Льюис. «Лев, колдунья и платяной шкаф».

Lily

Наверное, самым правильным решением после посещения больницы было пойти и лечь спать, попытаться спрятаться от всего, что происходит вокруг, в уютном сне. Но я не могла. Меня тянуло к одному месту – месту, с которого все началось, к корням старого дерева. Может, туда придет тот милый олень, я снова посижу с ним. Этого мне хотелось.
Поэтому я побрела по снегу, даже не позаботившись о мантии или нечто подобном. После сегодняшнего дня мне было просто плевать на такие глупые вещи, как холод. Что такое холод против дыхания смерти, которое щекочет твое лицо?
Я упала на колени в пещерку, наблюдая за острой гладью озера, отказываясь замечать колючий ветер, снег, падающий на ресницы, и облачка пара, выпархивающие изо рта. Это было все как-то неважно.
Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Пожалуй, самое жуткое мое переживание было…я даже не могла назвать его. Может, инцидент с беднягой Еленой. Ничего такого страшного в моей жизни не происходило. Я ведь всегда боялась риска; даже не прыгнула с парашютом, как меня ни умоляли родители.
Но сегодня… Мне казалось, что сегодняшний день изменил меня. Я даже не могла заплакать, чтобы как-то излить впечатления от происходящего. Только тупое понимание того, что Мэри – инвалид, вызвало мои слезы. Сейчас глаза были сухие, даже слишком.
Когда вспыхнул огонь… я всегда боялась огня. Моя мама была романтичной, вот и зажигала свечи, когда читала, или когда ужинала, или когда сидела на балконе, и укоризненно посматривала на меня, когда я раздраженно щелкала выключателем.
Но я никогда не сталкивалась со стихией в открытой форме. Да, когда мне было лет двенадцать, на Лондон набежал ураган, но мы закрылись дома и просто наблюдали, как деревья мотались из стороны в сторону. Но я не стояла на ветру, я просто следила за ним.
Дожди я тоже не любила – они были такие мокрые, холодные, противные. И запах такой поднимали… нехороший. Я все время кашляла от него, хотя всем он нравился; все называли его запахом свежести, не чувствуя примесей грязи и какой-то затхлости.
Поэтому я никогда не понимала смысл выражения «разгул стихии». В этом была какая-то ирония судьбы, ведь сейчас я узнала это.
Я сидела с Джеймсом, и он что-то говорил мне – теперь я не помнила, мое сознание вытеснило его слова из-за случившегося. И потом двери загорелись, и первым делом я послала туда водное заклинание, думая, что это все маленькая неприятность, но я была неправа. Когда огонь не стал затухать, а пополз к людям, Поттер очень злобно выругался и попытался ухватить меня за запястье, но я заметила Северуса, в ступоре стоявшего около дверей, и у меня что-то замкнуло в голове. Я ринулась в пламя, чтобы оттащить этого идиота, который, как потом оказалось, всего пару секунд назад болтал с Беллатрисой.
Это было ужасно. Возможно, он не видел, но я-то видела – милая девочка, пуффендуйка, та, которая уступила Сириусу место в очереди в наше первое свидание, жутко замахала руками и свалилась в огонь – лицом; она даже не визжала. Но мне тогда стало так плохо… я до сих пор помню это мерзкое ощущение тошноты, липкая тяжесть страха и что-то еще… я видела, как горю сама, и это было хуже всего. Потом представила, как погибают все те, кто мне дороги, и просто начала плакать.
Еще этот отвратительный дым. Я воочию видела, как хлопья сажи оседают на мои легкие, не дают мне дышать, лишают живительного воздуха, и я просто могла подчиняться теплым рукам Северуса, утыкаясь головой в его свитер и орошая его слезами. Кажется, что он тоже плакал – мои волосы на затылке становились все более и более влажными.
Я просто понимала, что скоро умру, или задохнусь, или сгорю, или еще чего похуже, и Господи, как это было жутко. Ну а потом люди начали кричать, вопить, и мне стало по-настоящему страшно, меня выворачивало наизнанку – так я боялась.
А потом закричал Люпин, и я подумала, что он горит, и вообще перестала соображать, что происходит, по крайней мере, до тех пор, пока Джеймс не пролетел пару метров по воздуху, спасая наши никчемные жизни. И тогда – как глупо, до какой степени глупо…
Я поняла, что действительно люблю его.
Это абсурд; почему мы должны попасть в какую-то бредовую ситуацию, чтобы осознать прописную истину, которую отрицали много лет? Когда его швырнуло о стол, я вроде как поняла, какой была дурой. Что это все – далеко не влюбленность, и что мне больше всего хочется, чтобы выжил он; а на себя мне как-то плевать, даже появилось какое-то равнодушие к перспективе собственной смерти – тогда главным был именно Джеймс. Смутно помню, что снова рыдала над ним, что Блэк крепился, пытаясь острить, как я его ударила. Я была вроде как в тумане, а мой мозг выбивал лишь одну мысль, лишь одно имя – Джеймс, Джеймс, Джеймс.
По-моему, мы ругались, по-моему, Сев нас разнимал, по-моему, я пыталась выглядеть сильной, по-моему, они несли Джеймса, а он оставлял на белоснежном снегу кровавые, багровые пятна, и, по-моему, сзади нас бар превращался в пепел.
Когда второй этаж рухнул… громкий звук привел меня в чувство, вывел из оцепенения. Я медленно шла, думая о том, просто тупо вдалбливая себе в голову одну мысль: сегодня я не умру. Никто не умрет больше. Нас всех спас Джеймс, и теперь он страдает.
А потом мы увидели Хогсмид. И тогда я действительно начала соображать, пытаясь сообразить, в чем дело, почему случилось все так, как случилось, почему они не спалили всю деревню.
А потом раздались взрывы. Когда отбросило Северуса… я почувствовала, как от сердца откалывается огромный кусок. Я подумала, что он умер, хотела бросить к нему, но Сириус не давал – мы лежали в снегу, я прижимала к себе тело Джеймса, и мы просто ждали. Непонятно чего.
Потом появился профессор Дамблодор, и вначале он принес больше разрушений, чем Пожиратели. Просто начал что-то выкрикивать и фигачить заклинаниями по площади диаметром в пять метров. Потом он увидел нас и успокоился – и взрывы сразу прекратились. Землю подрывал Гойл – по крайней мере, мне так показалось – он испуганно смотрел на Хагрида, который тащил его своими огромными ручищами за шкирку из ближайшего угла.
Прежняя Лили бы потеряла сознание, но я тогда… не знаю, что на меня нашло. Кинулась к Северусу, а он как ошалелый бормотал что-то про ежиков в голубых шортах, то есть он был в относительном порядке, просто в беспамятстве.
И мы отконвоировали два тела, двух самых дорогих мужчин в моей жизни, в Хогвартс, к мадам Помфри, где я узнала все, что случилось.
Про жертвы, про характер огня, про возможные мотивы, про состояние дорогих мне людей… про Мэри. Про репортеров, назойливых, как комары, про визит Министра Магии. Про официальные извинения перед гостями.
Что касается мотивов – одним из «самых нелогичных», как пропищал Министр, заявлений было то, что удар Беллатрисы был направлен на какого-то человека именно из следующих людей: я, Сев, Сириус, Джеймс. Все они думали, что дело в Сириусе, в Северусе, в Джеймсе, наконец; все исключали меня, а я была, напротив, самым логичным объяснением.
Но я им этого не сказала. Они бы ответили, что я просто девушка, студентка Хогвартса, умолчали бы о том, что я грязнокровка, дурно влияющая на особ голубых кровей.
Они, к слову, приняли решение, что дело в учениках нашей школы и попытке Пожирателей нас припугнуть, что являлось чушью. Нет, вполне неплохое объяснение для кучки старых пердунов из Министерства, и для раздраженного Дамблодора с профессор Макгонагалл.
- Эй.
Я подняла голову. Надо мной возвышался мрачный Сириус, в одной рубашке, тоже наплевавший на холод – в его взгляде была какая-то пустота. Мне кажется, что такой оттенок безысходности светился в глазах каждого, выжившего после пожара.
- Сириус.
Он опустился на снег рядом со мной, внезапно усмехнулся каким-то своим мыслям и сказал:
- Замерзнешь.
- Ерунда.
Мрачная улыбка коснулась его губ.
- Лили Эванс теперь все нипочем?
- Что-то вроде этого.
- Сегодня было…
Я перебила его.
- Не хочу говорить про сегодня. Это довольно тяжело.
Он передернул плечами.
- Как… - мне пришлось сглотнуть. – Как Ремус?
- Луни послал сову из больницы. Будет все время с Мэри.
Ей повезло, что у нее есть он. Ремус, я была уверена в этом, поможет ей пережить все, что случилось.
Мне очень хотелось отвлечься от кошмара, который свалился на наши головы, поэтому я задала вопрос, который, в сущности, меня давно интересовал.
- Почему вы все время зовете его Луни?
- Это долгая, безумно интересная, смешная, дурацкая и где-то печальная история, Лили. История нашей четверки.
Я улыбнулась.
- Он что, лунатик? Бродит по ночам?
Почему-то он вздрогнул.
- Знаешь, твой нос.
- Что – мой нос?
- Каким-то образом он попал в дела, которые его не касаются.
Я закатила глаза.
- Ты так галантен, Сириус.
- Я такой милашка, иначе бы Эшли со мной не встречалась.
- Как она среагировала на то, что ты был там?
- Визжала где-то двадцать минут, а потом залила меня всего слезами.
- В этом вся она.
- Сколько ты ее знаешь?
- С первого курса.
- А. Мне казалось, вы и раньше дружили. Типа подружки-волшебницы с пеленок.
- Нет. Она живет в Бостоне, ты же знаешь.
- Вообще-то нет. Я даже не знаю, когда у нее день рождения.
Я снова закатила глаза.
- Дай угадаю, вы говорили только о великом Сириусе.
- У нас… у нас странные отношения.
- Насколько странные? – просила я недовольно. Эшли была счастлива, даже не заикаясь о том, что их отношения «странные».
- Просто странные и все. Ладно. Я о другом хотел поговорить.
- О чем же? – спросила я все так же недовольно. Ненавидела, когда люди меняли тему разговора.
- Ну, о Джиме.
Я внутренне напряглась. Все было так сложно, что даже не хотелось впутывать в это дело еще и Сириуса, хотя, если разобраться, он вроде был частью наших отношений тоже.
- И что?
Он вздохнул.
- Ты ему нравишься.
Я громко фыркнула.
Серьезно? Сириус хотел поговорить со мной о том, что я якобы нравлюсь Джеймсу? В смысле, это же глупо. По всему тому, что произошло, можно было сделать только один вывод – я Поттеру определенно точно не нравилась. Ну, в романтическом смысле. Несмотря на все мои глупые чувства к нему… я не знала. Просто чувствовала, что он не считает меня кандидатом на вечные спутники жизни.
- Не нужно демонстрировать иронию, Эванс. Я вроде как… знаю. Уверен в этом. В том, что ты ему серьезно нравишься.
- Прости, но я ничего глупее не слышала, - с долей отчаяния сказала я. Я только что успокоилась из-за этого всего, и снова кто-то начинал поднимать эту тему. Наверное, я не должна была быть такой слабой в медпункте – кидаться ему на шею и все такое. Я просто не могла удержаться – после понимания того, что он мне невероятно дорог.
- Нет. Знаешь, если он узнает об этом разговоре, он прибьет меня. Но ты ему действительно нравишься.
- Почему все такие милые? – с какой-то непонятной мне яростью спросила я. – У меня складывается впечатление, что единственным существом, которое было со мной честным, был олень!
Он напрягся.
- Олень?
- Ладно, можешь считать меня сумасшедшей и все такое, но я теперь разговариваю с животными, потому что мне больше некому довериться, потому что все те, кто меня окружают, носят маски!
- С какими такими животными ты разговариваешь?
Я не могла уловить его интонацию. Она была какой-то… настороженной, что ли. Немного пораженной даже, и это меня раздражало. Он считает меня свихнувшейся, ну и черт с ним. Я ведь реально разговаривала с тем милым оленем и не собиралась этого отрицать, как бы глупо это не выглядело.
- Я не психованная. Просто я сидела именно здесь, и тут появился олень, и мне показалось, что он меня понимает. Типа заколдованное животное. – Я фыркнула, представив, какой тупой он сейчас меня считает. – Послушай, после всего, что случилось, мне плевать, будешь ли ты считать меня ненормальной или нет.
- Я не считаю тебя ненормальной. Просто… олень. – Он хмыкнул. – Это может быть интересным.
Я не понимала, и из-за этого начала раздражаться.
- Хочешь сдать меня в больницу святого Мунго?
Он покачал головой.
- Ладно, неважно. Вернемся к тому… к тому, что тебе следует знать.
- После всех прошедших событий мне неинтересно, кому я нравлюсь, а кому нет, Сириус. Я думаю, что эти двадцать четыре часа изменили все. Знаешь, мне кажется, что пожар был несколько месяцев назад – но не сегодня с утра.
- Просто я считаю это важным. То, что у Джима есть чувства к тебе. Я об этом пытался спросить в Хогсмиде, помнишь?
- Если честно, нет. – Я пожала плечами. Я действительно не помнила, чтобы он намекал на что-то подобное.
- Ладно, неважно, - снова сказал он. – Просто ты ему нравишься, сильно.
Я вспомнила проникновенную речь Нарциссы насчет нашего будущего; это стало моим щитом. Чувства к Джеймсу, долгий процесс осознания этих чувств – я так устала от всего этого; понимание, что слова Блэка наверняка правда, уже не приносило волнения. Все это было… мелко. По-настоящему мелко.
- Меня это не интересует, говорю же тебе.
- Не строй из себя сильную женщину, Лили. Ты девушка, и не нужно притворяться, что ты взрослее. У тебя есть права впадать в депрессию или быть нежной. Как ты там сказала? В общем, не носи маски.
- Я не ношу маски. – Я злилась. Наверное, в какой-то степени он был прав – я притворялась жесткой ради других, и в том числе ради себя.
- Если честно, я не знаю, что там произошло на этом Балу, понимаешь? Но с тех пор прошло меньше недели, а вы ведете так себя, как будто ненавидите друг друга. Точнее, ты себя так держишь. Ну, мы с Лу…Ремусом наблюдаем за ним. Ты ему нравишься. Возможно, это дерьмо – я его лучший друг и все такое, но, похоже, у него духу не хватает сказать это. Просто… не знаю. Черт. У меня в голове каша из-за всего, что происходит, но, пожалуйста, не совершай глупостей, типа, не начинай встречаться с Нюниусом или нечто вроде этого. Я понимаю твою ревность к Нарциссе но, как бы это с моей стороны странно не звучало, ей Джеймс не нужен. Так что ты… разберись в своих чувствах и помирись с ним. Ладно? В смысле, я не требую нежных отношений, а-ля Ромео и Джульетта, просто… поговорите. Пожалуйста.
- Ты не знаешь, о чем говоришь, - сдавленно ответила я. Ну вот. Я опять собиралась заплакать. Образ сильной Лили рушился на глазах. Как бы я не уверяла себя, что впала в нигилизм, на самом деле ничего такого не случилось. Я оставалась все той же, только более понятливой. И понимающей.
- Вероятно, я знаю не всего. Но одно я знаю точно - ты ему нравишься, как ни одна девушка не нравилась. Вы достойны лучшего.
- Кто из нас конкретно достоин лучшего, Сириус? – язвительно спросила я.
Он замялся.
- Вы вдвоем. Ты хороший человек, Лили. И он тоже.
- Ладно, - сказала я, чтобы он отвязался. У меня не было желания признаваться Джеймсу в своих чувствах и ждать, что он сделает то же самое. Я не хотела испытывать новую боль. – Я поговорю с ним завтра. По душам. Его же выписывают?
Похоже, он мне не поверил.
- Да, выписывают.
- Я поговорю с ним завтра, - повторила я. – Доволен?
- Не нужно это делать ради меня, - насупился он.
Здесь я решила промолчать. Все равно я не собиралась обсуждать нашу любовную канитель завтра с Поттером.
- Почему ты назвал ваши отношения с Эшли странными? – вклинилась я. В конце концов, у подруги всегда все было «замечательно», ну а я так увлеклась собственной путаницей, что даже не расспрашивала ее.
- Это все из-за сна, - внезапно сказал он.
- Сна?
Может, мне не одной снятся вымышленные дети?
- Мне очень часто снится один и тот же… Никому не говори, особенно Эшли, поняла?
Я кивнула.
- О Боже, Эванс. Знаешь, это так странно – я рассказываю тебе вещь, в которую не посвятил ни лучших друзей, ни свою девушку. Просто… В общем, я вижу такую яркую картину. Солнечный день, зеленая травка, голубое небо, лето – просто райская погода. И чистая красивая улица. Очень похоже на Италию, на один из ее приморских городов. Впрочем, плевать. Суть не в этом.
Я заметила, что он сцепил пальцы в замок и сильно их сжал – признак сильной нервозности. По-моему, я погладила его по плечу.
- Я нахожусь в своем собственном теле. В смысле, не наблюдаю со стороны или типа того. Просто вижу, как Эшли бежит впереди. Босиком. И в длинной такой юбке, которая с узором из цветов. Она смеется.
Он вздрогнул.
- Теперь каждый день я вижу эту картину - каждый божий день. Счастливая Эшли впереди, ее смех и мой смех. А потом мне кажется, что назревает что-то ужасное, и я начинаю кричать. Она стоит на дороге и смеется, не слыша меня. И потом ее сбивает машина.
Меня немного затошнило, и я попыталась успокоить нас обоих.
- Это сон, Сириус.
Неожиданно вспомнился еще один такой сон, где я видела своего воображаемого ребенка, точную копию Джеймса. В наших снах часто всплывают вещи, которые нас волнуют; вероятно, Сириус боится потерять Эшли.
- Это не просто сон. Я словно оказываюсь в реальности, Лили. – Он нервничал. – И сон не меняется на протяжении стольких дней. – Он пару раз выдохнул и добавил, - я не хочу запускать ее в свою жизнь так глубоко. Чтобы мы поехали куда-то вместе. Я не хочу. Потому что я очень сильно… мне она очень сильно нравится, и я не хочу, чтобы она погибла. Из-за меня.
Я покачала головой, пытаясь избавиться от тревожного ощущения.
- Глупости. Мне тоже снился один… сон. Он был таким реальным. Но он не сбудется. Я просто…знаю. Он не может сбыться.
- Расскажи – откровенность за откровенность.
Я съежилась. Мне просто не хотелось говорить ему. Он был лучшим другом Джеймса, он был парнем, и мы с ним никогда особо не общались. Слишком далекий человек для таких разговоров.
- Нет, прости. Я не могу. Это не только моя тайна.
Да, это была тайна Джеймса, о которой он не подозревал, но Сириусу не нужно было знать это.
- Ладно, - он пожал плечами. – Так ты сходишь к нему?
Я проигнорировала его.
- Что ты будешь делать? С Нарциссой?
- А что я могу поделать? – спросил он с горечью. – Ничего.
- Она твоя сестра.
- Я знаю. Но от этого факта она не вернется быстрее.
Я вяло передернула плечами. На возвращение Нарциссы мне было откровенно плевать.
- Поздно уже, - сказала я, указывая рукой на темное небо. – Я пойду, Сириус. Спасибо за… за откровенность.
- Ты изменилась, - сказал он. – Знаю, это глупо, но ты ведешь себя немного по-другому, хотя прошла всего половина дня.
- Мне кажется, что все будет по-другому. Этот пожар… жертвы… Мэри… я не понимаю, Сириус. – Слова полились из меня нескончаемым потоком. – Дамблодор предположил, что удар был направлен на кого-то из нас четверых, но я и верю, и не верю в это. Потому что… если это действительно так… то почему… Если это так, то я думаю, что удар был направлен именно на меня, но зачем?
Слезы, которые я тщательно пыталась сдержать, закапали по щекам.
- Они унесли столько жизней незачем, и я теперь не знаю, что делать, потому что… потому что все изменилось. Дорогие мне люди повреждены, и я тоже повреждена, только… я не знаю…
- Рана в душе, - завершил Сириус обеспокоенно, неловко обнимая меня за плечи. Он вел себя, как старший брат, и мне это было по-настоящему нужно. Я мечтала оказаться в кольце рук Джеймса, но с ним всегда существовало взаимное притяжение и дурацкие, ненужные воспоминания; Северус пытался найти отблески романтики в этом, а Сириус был просто Сириусом.
Мне было так плохо! Действительно плохо, потому что в огне сегодня горели люди, я видела их лица, слышала их крики, и свитер Северуса, пахнущий пылью и гарью, не спасал от жестокой реальности.
Это все оставило свой отпечаток на моей душе, и я понимала, что никогда не стану прежней хохотуньей Лили. Все было слишком сложно сегодня.
Заливая слезами мантию Сириуса, я осознала одну вещь. Я почувствовала себя в депрессии. Как ничтожная слабая девчонка, эти слезы, осознание того, что произошло, действительно погрузили меня в депрессию.

Мама послала меня в винный погреб, чтобы принести любимую бутылку хорошо выдержанного вина для отца. Мне было весело – было хорошее настроение, и солнце на небе светило так ярко. Я начала быстро спускаться по лестнице, оставив дверь широко распахнутой.
А потом один из слуг, почувствовав непорядок, захлопнул ее.
Я до сих пор помню ощущение безнадежности, когда я сидела на сыром полу и смотрела в крохотное окошко на высокой стене. Лучи солнца проникали в подвал, но я не могла вернуться к солнцу, к небу, к счастью. Я была заперта и не могла выбраться.
Я даже не дергала дверь, потому что понимала, что это бесполезно. В конце концов за мной пришла мама и вытащила меня, когда меня всю трясло от того самого ощущения безнадёжности.

И сейчас мне казалось, что я снова сижу в подвале, смотрю на окошко и ничего не могу сделать, даже не пытаюсь. Просто сижу и плачу, и жду, когда придет кто-то, кто сможет меня спасти и вытащить из подвала.
Наконец я отстранилась от Сириуса и неловко ему улыбнулась.
- Извини. Похоже, у меня была истерика.
Он тоже улыбнулся.
- Ничего страшного. Ты еще не знаешь, как бесилась Нарцисса в детстве.
- Ты никогда не любил Беллатрису, верно?
Он ухмыльнулся.
- Мы все время норовили выдернуть друг другу волосы.
- Мило.
- Ты не представляешь себе, как.
Я лениво побрела по снегу от него; на ледяном воздухе слезы норовили застыть на замёрзших щеках. Колючий ветер упрямо играл с моими волосами, и я с трудом передвигалась к распахнутым дверям Хогвартса. Погода словно уловила то, что произошло сегодня, и теперь кричала на жалких людей, которые это все устроили.
Мне хотелось упасть в свою кровать и ни о чем не думать, заснуть и проснуться в новом дне, где не было никаких пожаров. Но я не могла. Это было не в моей власти – повернуть время вспять.
Мерлин грустно взглянул на меня, не сказав ни слова. Наверняка узнал все подробности от болтливых директоров в кабинете Дамблодора – ни один из них не держал язык за зубами. Я вошла в остывшую гостиную; всегда зажжённый камин был потушен, и мне пришлось затратить несколько секунд, чтобы языки пламени заплясали вновь. Мне было лень идти в свою комнату, принимать душ и задыхаться от подступающих мыслей, поэтому я так и осталась на еще прохладном полу, прижимаясь к холодному меху шкуры на полу.
И незаметно для себя, я, пытаясь отвлечься от мыслей и наблюдая за огнем, заснула.

Мне снился дом с бесконечной паутиной коридоров. Я бродила по нему, тщетно пытаясь отыскать выход и задыхаясь от безысходности, и, в конце концов, натолкнулась на библиотеку. В ней было окно, и я выпрыгнула из него, попадая почему-то в новую комнату. В ее углу стояло высокое кресло, и человек, сидящий в ней, был скрыт объятиями темноты. В его ногах сидела женщина, и я узнала ее: это была Беллатриса, и она с обожанием смотрела на тень, восседающую в этом высоком кресле. Затем она перевела взгляд безумных глаз на меня, и перед глазами все завертелось. Я была в новой комнате, всего с одной широкой кроватью, и на ней рыдала девушка с длинными золотистыми волосами. Почему-то я поняла, что это была Нарцисса. Я попыталась подойти к ней и спросить, в чем дело, но прежде чем сделала шаг, попала в новую комнату, и она горела. Вновь огонь поглощал меня, и я закричала, желая вырваться из объятий этого жуткого сна, и, наконец, у меня получилось...

Я тяжело дышала. За окном брезжил рассвет; дрожь мелкой волной пробегала по телу. Глупый, глупый сон. Как я сказала Сириусу? Всего лишь сон, и нечего из-за него дрожать.
Сейчас я по-прежнему чувствовала себя, словно в подвале. Я была в депрессии; события прошедшего дня, которые были правдой, давили меня с мощью парового катка. Мне нужно было отвлечься, например, сходить в медпункт и помочь мисс Помфри, и поговорить с Севом, и увидеть Джеймса. Мне это было действительно нужно. Возможно, это приблизило бы тот момент, когда кто-нибудь придет и выпустит меня из подвала.
Я обнаружила, что все еще нахожусь во вчерашней одежде; конечно, не в той, которую я одевала в злополучный Хогсмид. В той, в которой помогала в госпитале, но она все равно пропахла огнем, медикаментами, потом и безысходностью.
Когда теплые струи воды брызнули на меня, я попробовала вернуться к здравому смыслу. Я, как всегда, постаралась привести мысли в порядок, восстановить логику, подумать над тем, что произошло, но мне не хотелось. Не хотелось ворошить все, что вчера было кучей свалено в дальний уголок сознания. Мне нужно было найти себе динамическую работу и раствориться в ней без остатка, на время забыть о произошедшем. Это помогало.
Поэтому я переоделась и уже через пятнадцать минут приоткрыла дверь госпиталя. Откуда меня мгновенно вытолкала мадам Помфри с белыми щеками; я даже не успела спросить, в чем дело. Мне и оставалось остаться на пороге и ждать объяснений, которые последовали с неожиданной стороны.
- Лили.
Я обернулась. Сзади стоял вполне здоровый Джеймс, если не считать лиловых разводов на щеке, которые даже придавали ему некую мужественность; словно медаль, данную за то дело, которое он совершил.
- Не нужно тебе туда.
- Почему? – сказала я, не поздоровавшись. Я не смущалась рядом с ним; просто нахлынули воспоминания, и мне было тяжело.
Он поманил меня за собой, и я послушно двинулась за ним.
- Ну, если начистоту, то твой друг пропал.
- Друг?
- Северус.
Я сразу заметила, что он произнес настоящее имя вместо презрительного «Нюниус», а потом до меня дошел весь смысл его слов.
- Пропал?!
Тошнота прильнула к горлу; я сглотнула тугой комок и посмотрела на него.
- Он исчез ночью. Помфри не может его найти.
- Но куда он мог…
- Догадайся, - перебил он меня. Взгляд чудных карих глаз устремился в мои глаза.
Я начала лихорадочно думать, и сознание услужливо выдвинуло самую мерзкую версию, которая могла существовать.
- Нет…. – прошептала я. – Я знаю его, Джеймс. Он бы никогда так не поступил! Я действительно знаю его и мне…
Я остановилась, потому что он закачал головой.
- Куда он еще мог пойти, Лили? Только к Пожирателям.
- Нет, - возразила я яростно. – Я знаю его! Это – Сев, я знаю, что он бы никогда так не поступил, никогда. Я знаю!
- Но к этому пришли все взрослые. Ты только подумай, - он сделал пару глубоких вздохов. – Видимо, его впечатлил пожар.
Я не хотела признавать этого. Это не было правдой, я была уверена! Я, черт возьми, была уверена в том, что он никогда не предал бы меня, и я знала, что пожар заставил его ненавидеть Пожирателей. Я знала это, и ошибочные суждения других людей не могли сбить меня с толку.
- Это неправда, - уверенно сказала я, пару раз моргнув, чтобы согнать непрошеные слезы.
- Он ушел ночью! Ушел за пределы Хогвартса!
- Откуда ты знаешь? Может, он все еще здесь.
Он схватил мою ладонь и сжал ее обеими руками.
- Послушай, неважно, почему, но я уверен в этом. Я точно знаю, что его нет в Хогвартсе. Его нет, я знаю это на все сто процентов, Лили.
- Да откуда? – взбесилась я, вырывая руку.
- Я знаю! – воскликнул он в ответ, яростно смотря на меня. – Его здесь нет.
- Неужели? Даже можешь представить доказательства?
- Послушай, я не могу объяснить тебе. Это не только моя тайна. Но мои источники уверены в этом, Лили. Это точно. Его здесь нет.
Я фыркнула, и он тихо выругался.
- Он ушел. И это действительно так. И у нас есть только один вариант, куда, в связи … предыдущими событиями, понимаешь?
Снова слезы полились с невероятной скоростью. Пожар, Мэри, сны, а теперь и это… как будто Вселенная вознамерилась сломать меня.
- Но это неправда, понимаешь? Это неправда. Он бы никогда не предал меня. Никогда бы не предал нас! Это Северус. Он бы никогда так не сделал, - я начала истошно всхлипывать, ненавидя себя за слабость, и сразу же успокаиваться – Джеймс обнял меня и крепко прижал к груди. Видимо, всем моим истерикам предназначалось случаться на мужских плечах.
Мне казалось, что свет в окошке подвала начал исчезать…
- Дамблодор уверен в этом. В том, что он присоединился к Пожирателям. Они все ушли с территории Хогвартса, и вряд ли вернутся, - с горечью сказал Джеймс. – Я понимаю твои чувства, ведь на тебя слишком много свалилось, но ты справишься, верно? Ты справишься…
Я только и могла, что вздыхать великолепный запах корицы и мяты, чувствовать его тепло и заливать слезами рубашку. Я говорила, что мне было плохо? Это было ничто по сравнению с тем, что мой лучший друг предал меня, в чем я начала убеждаться. Теперь я видела подозрительные нотки в каждом поступке Северуса, и это убивало меня.
Кажется, Джеймс куда-то повел меня, но я только и могла, что волочить ноги и вдыхать его великолепный запах, упорно думая, что все, что вокруг происходит – идиотская шутка Дамблодора. Но я не могла поверить в этом. Просто не могла.
Я опустилась на что-то мягкое, он провел по моему лбу и через несколько секунд исчез, но потом появился вновь, с чем-то, истончающим тонкий аромат кофе.
- Пей, - тихо сказал Джеймс, и я вытерла слезы с мокрых ресниц, жадно вдыхая запах кофе и обжигаясь горячей горькой жидкостью. Он принес меня в свою комнату – я поняла, что это была его комната и комната его друзей. Три свободные кровати, дьявольская куча плакатов, неутомимый беспорядок – этому хотелось улыбнуться, если бы я вспомнила, как это.
- Как ты?
- Ужасно. Прости. Наверное, ты считаешь меня истеричкой и все такое.
- Ну, ты мне нравишься со всеми недостатками.
В изумлении я уставилась в теплые карие глаза и сразу отвела взгляд.
- Это слишком для меня, Джеймс. Особенно сейчас.
- Извини. Все, что произошло, ужасно. Действительно ужасно.
Я вздрогнула. Несмотря на одеяло, опутывающее ноги, и жаркую жидкость, мне было холодно, но он, будто угадав мысли, подсел рядом и обнял одной рукой.
- Я не верю в то, что он ушел.
Он пожал плечами.
- Эй, он еще вернется. Должен же, верно? – он переменил тактику, явно настроившись заставить меня поверить во все хорошее.
Я вяло передернула плечами, с наслаждением вдыхая его аромат. Его теплая рука обвивала мои плечи. И мне было хорошо. Свет в оконце начал показываться вновь, потому что с Джеймсом было… спокойно. Никакого безумного притяжения и шуточек. Мы просто молчали, и это согревало меня. Ощущение теплоты между нами.
- Ты молодец. Ты тоже помогла во время… пожара.
Воспоминания настигли меня с новой силой, и я покачала головой.
- Пожалуйста, не надо. Давай не будем вспоминать о том, что произошло.
- Хорошо.
Он аккуратно убрал волосы с моего лица и тепло улыбнулся.
- Эй. Все восстановится. Ты сильная.
Я замотала головой; вчерашняя бравада рухнула. Я не чувствовала себя сильной. Я была ничтожной.
- Как ты держишься? – спросила я у него. Он был даже способен шутить, и это говорило о многом.
Он хмыкнул.
- Тебе лучше этого не знать.
- Даже не знаю, что предположить в данной ситуации.
Я даже слабо улыбнулась ему; свет в оконце все разгорался.
- Мне кажется, что я веду себя глупо. Постоянно плачу и мне так… тяжело. А теперь еще и это. Как будто все вокруг нереально, ведь Господь не может дать нам того, чего мы не вынесем; а я не могу вынести этого, просто не могу.
- Серьезно, ты верующая? – спросил он, чуть скривившись. – Ну ладно. Нет, ты не ведешь себя глупо. Одна девушка… не помню, как ее зовут, но смысл в том, что она пыталась порезать себе вены. Ее нашли профессора, когда она только начала истекать кровью. Так что твои невинные слезы – пустяки.
- Откуда ты все знаешь?
Он пожал плечами.
- Умею слушать.
- Да тебя только сегодня выписали!
- У меня есть информаторы.
Я хмыкнула и устроилась поудобнее.
- Просто ужасно глупо… то, что я впадаю в депрессию. Это… не сказать, чтобы не повод, навалилось слишком много, но все равно как-то по-детски.
- Ну, если бы я впал в депрессию, тебе было бы легче?
Я слегка усмехнулась.
- Не совсем.
- Лили, это не глупо. Иногда людям трудно справиться с навалившимся. Кто-то режет вены, а кто-то плачет; и сейчас это не признак слабости.
- Только после пожара мне показалось, что я больше никогда не заплачу, но потом…
- Тебе сейчас нужно отдыхать и стараться ни о чем не думать. Серьезно, это помогает. – Он перестал обнимать меня и поднялся с кровати.
- Ты куда? – спросила я с недовольством – мне вновь стало холодно.
- Сейчас вернусь.
Спустя полминуты он вновь появился в комнате; вытерев слезы, я как следует разглядела то, что он притащил.
- О нет, - простонала я, - пожалуйста, Джеймс. Только не это.
Он ухмыльнулся и покачал перед моим носом бутылкой янтарного огневиски.
- Да здравствует алкоголь.
- Вот твой способ, да?
Он присел на кровать.
- Ну, нечто вроде. – Протягивая мне полную бутылку, он обезоруживающе улыбнулся. – Давай же, Лили. Это помогает.
В конце концов, я знала, что алкоголь действительно помогает, и да, каким бы безрассудным способом не было пьянство, мне невероятно хотелось на несколько часов забыть обо всем, что случилось.
Огневиски опалил горло, пока я делала жадные глотки. Он был согретым – ведь был единственным напитком, который был вкуснее именно горячим – и приятное ощущение растекалось по груди.
Он хмыкнул и отобрал у меня бутылку.
- Не увлекайся. Эй, у меня есть идея – жуткая банальщина, но тем не менее.
- Озвучивай.
- Давай сыграем в чертовы искренние 20 вопросов, м?
- Ну уж нет. Только не с тобой.
- Я оскорблен!
Я уставилась на него. Я даже знала, какими будут его вопросы, вот почему не собиралась подписываться. К тому же, сейчас был не тот случай для этой веселой игры – и уж точно не вкупе с пьянством.
- Да ладно, Эванс. Не будь занудой.
Его возвращение к небрежному «Эванс» подстегнуло меня.
- Черт с тобой. Я согласна.
Губы расплылись в ухмылке.
- Вот и хорошо. Помни, что отвечать нужно честно.
Я кивнула, подписывая себе смертный приговор.
- Для начала. Первый. – Он отхлебнул из бутылки и с наслаждением вздохнул. – Любимый цвет?
- Ты серьезно?
Я ожидала чего-то пошлого, такого, ну, в духе Поттера. Но никак не вопроса о любимом цвете!
Он засмеялся.
- Вопрос о сексуальном опыте будет позднее, не волнуйся.
Мне пришлось закатить глаза.
- Ну, вообще-то, я не знаю. Бирюзовый, наверное. Никогда не задумывалась о любимом цвете. Но бирюзовый очень красивый. Теперь я. – Я даже улыбнулась. – Ну а твой?
- Сочно-зеленый, - не задумываясь, сказал он. – Такой, какой бывает трава весной. Невероятно красивый оттенок. Теперь…мм… любимая книга?
Я накрутила локон на палец.
- «Поющие в терновнике» самая любимая; я могу перечитывать ее вечно. Знаешь, у меня даже есть потрепанный томик, принадлежащий когда-то моей маме.

Примечание от автора: и мне плевать, что у них сейчас 1977 год, а именно год издания этой самой книги, томик все равно потрепанный и принадлежавший маме. Небольшие пространственно-временные вакуумы у меня получаются, по правде.

- Да ладно, - буркнул он. – Меня особенно радует финал, знаешь. Гребаная писательница убила всех, до кого могла дотянуться. Я предпочитаю хэппи-энды.
- Ты читал? – воскликнула я и сразу же улыбнулась. Довольно трудно было себе представить Поттера, задумчиво уткнувшегося в книгу, которая завоевывает сердца дам.
Он слегка порозовел и слабо улыбнулся.
- Моя мама настоящий тиран. Клянусь, это она меня заставила. И я ненавижу эту книгу. Особенно ее героев. И особенно Ральфа. Если ты священник, то будь, черт возьми, священником и типа того, а не путайся на стороне с главной героиней, какой бы лапочкой она не была.
Над его угрюмыми отпирательствами захотелось рассмеяться.
- Ну, знаешь, Джеймс, любовь толкает людей на разные поступки.
Он закатил глаза.
- Серьезно? На какие? Секс на острове и сваливание в другую страну?
- Эй, у него было большое будущее, он не мог его упускать.
- Любовь толкает людей на разные поступки, Лили, - передразнил он меня. – Дурацкая книга с множеством смертей. Мне было реально жаль только папашу, который сгорел заживо, а остальные смерти по-настоящему тупые.
Я надула губы.
- Да что ты?
- Один молится Богу, чтобы тот его убил, спасает немок и тонет сам, хотя идеальный пловец. У его только что признанного отца от этого разрывает сердце. Третий бегает за бабочками и становится подстреленной уткой. Четвертый растерзан диким вепрем, потому что, блин, не догадался свалить. Пятая так настраивает себя, что умирает. Если честно, полная чушь.
Я слегка стукнула его.
- Прекрати! Книга замечательная!
- Назови замечательной «Джен Эйр», и я, клянусь, придушу тебя.
- Но это тоже хорошая книжка!
- Я листал ее. Единственное, что в ней есть хорошего – строчки из другой книги.
- И кто из нас зануда? Ладно, какая твоя любимая книга, умник?
- Я зачитываюсь Шерлоком.
- Ну ладно, эта книга хорошая.
- Что я слышу?
- Прекрати. Я не оспариваю каждое твое слово!
- Оспариваешь, и действительно каждое.
- Вот и нет!
- Ну и что я говорил?
Я покраснела.
- Ты все утрируешь.
Он закатил глаза.
- Следующий вопрос. – Он выдержал значительную паузу. – Извини меня, конечно, но мне нужно это знать. Тот поцелуй… - Мое сердце екнуло. – Тебе понравилось?
Черт побери, конечно, я ждала нечто вроде этого, но переход был слишком быстрым. И эта игра была просто игрой, никак не подходящей для обсуждения подобных вопросов. Но он сейчас хотел услышать мой искренний ответ, и да, черт возьми, черт возьми, в глубине души я жаждала его реакции, а также его ответа на аналогичный вопрос.
Я неловко съежилась, стараясь смотреть куда угодно, только не в теплые глаза, которые вновь вызвали у меня глубокое чувство нежности к этому человеку. Любви. Каким образом это вообще произошло? Почему человек, которого я ненавидела, нет, не так – испытывала яркое презрение – спустя какой-то месяц так крепко въелся в мое сознание?
Или он сделал это раньше, просто ему нужно было быть при смерти, чтобы вызвать у меня чувства? И да – испытывает ли он хоть что-нибудь ко мне, или ему нужно только превосходное тело Лили?
Пожалуй, это волновало меня довольно сильно. После смертей и прочего груза, который камнем тянул меня на дно, не давал приоткрыть окошко подвала – меня действительно волновал этот вопрос. Потому что он был связан с человеком, который в данный момент заставлял меня верить в то, что я вылезла из подвала, что ни в какой я не депрессии; с человеком, заставившим меня улыбаться и закатывать глаза, и смеяться, и чувствовать некую радость.
- Это самое… - сказала я, чувствуя себя эдакой дубиной. – Ну… Это…
Он посмотрел на меня непонимающе, да и я не вполне себя осознавала. Казалось, что из моего лексикона пропали все связанные выражения, и остались одни лишь односложные слова. Пришлось сделать пару глубоких вздохов и робко улыбнуться, все еще стараясь не смотреть ему в глаза.
- Да.
Его теплая рука коснулась подбородка и повернула мою голову к нему. Он держал меня довольно крепко, и так, что большой палец касался нижней губы, что вызывало неуемную дрожь, бегущую по телу – от кончиков пальцев до корней волос на голове.
Я по-прежнему тщательно отводила взгляд, внезапно найдя интересным пятнышко на ковре, и буквально ощущая его требовательный взгляд на себе. Я даже не догадывалась, что теплые карие глаза могут прожигать так.
- Лили, - сказал он тихо, голосом, который я слышала лишь однажды – когда он говорил те острые слова в туалете, про то, что он навеки мой. Что-то было новое в интонациях, трепетное, такое, что заставляло волосы вставать дыбом. Что-то слишком непохожее на Поттера, напоминающее о чем-то волнующем, чудесном. Этот голос мог заставить последовать меня за его обладателем в любую точку мира, и это и пугало, и восхищало одновременно.
- Посмотри в мои глаза.
Так обманчиво мягко он сказал это, но я кожей чувствовала стальные нотки.
Знаете, от этого действительно бежали мурашки по коже. Нечто страшное, как бывает в детских страшилках, когда из-за угла выползает монстр со слизью на коже и глазами без зрачков, и шепчет, чтобы бедный ребенок встретился с ним взглядом.
Но все-таки несколько по-другому.
Я все еще чувствовала себя глупо, не поднимая на него глаз. Ну, да, только что я призналась в том, что мне понравился его поцелуй, Боже, ну что в этом такого? Несомненно, мне не раз нравились поцелуи парней, а Поттер был искусен в этом. Какого черта мне боязно сказать то, что мне понравилось и после этого не трусить, глядя в его глаза?
Поэтому я очень медленно взглянула на него, в его теплые карие зрачки с золотыми отблесками зажжённой лампы. В их выражении было нечто странное, что-то, что превосходно сочеталось с голосом. Я уже сравнивала это выражение с тем, как язычники смотрят на идолов, и да, оно вновь было. Как будто я Богиня.
Что, конечно, не было правдой.
Он легко улыбнулся, и еще одна Лили внутри меня лужицей растеклась, как мороженое на жарком солнце, потому что его улыбка была по-настоящему доброй, милой и отнюдь не поттеровской, и это безмерно радовало.
- Я даже знаю твой ответный вопрос, Лили. И, да – мне очень понравилось.
Молчание.
Есть молчание, тугое и вязкое, как остывший густой кисель, молчание, размазанное по воздуху; но существует иного рода паузы. Просто паузы, когда всем собеседникам действительно хорошо; вообще, эти паузы даже не могут быть названы паузами, потому что они такие теплые и приятные, согревающие кожу, точно весеннее солнце.
От его слов по телу пробежались приятные мурашки. Да, казалось, ему понравился поцелуй – ну и что тут такого? Ты целуешься, наверное, неплохо. Естественно, ему понравилось.
Но в то же время… это был не просто сокурсник. Это был именно Джеймс, человек, который мне нравился, в которого я была влюблена, которого я… ну да, черт побери. Любила. И ощущение того, что ему тоже нравится, когда мы целуемся – ах да, он же помнит только один поцелуй – было ирреальным.
Его глаза странно светились, и я чувствовала, что краснею. Почему с ним я вела себя, как маленькая девчонка, не в силах унять предательский румянец, не в силах остановить быстро потеющие ладони? Почему я действительно расплывалась, пока он так на меня смотрел? Почему все протекало, будто первая глупая влюблённость?
И все-таки, несомненно, я любила его. Когда я упорно внушала себе, что он мне отвратителен, потом – с таким же упорством – то, что да, ладно, он нравится мне, и наконец - хорошо, я влюблена… я ведь все равно чувствовала дрожь, румянец и прочие неприятности. Но сейчас ко всему этому примешалась здравая доля серьезности и еще чего-то, какого-то взрослого чувства, которое я пока не понимала.
Как глупо. Это вызывало эйфорию и странное ощущение краткости момента – эфемерность. Две неповторимые «Э» в моей жизни. Переплетенные между собой. Девиз.
Он просто смотрел на меня. Я понимала всю хрупкость момента – «Эфемерность» начала быстро расти, закрывая собой «Эйфорию», и я вздохнула. И потянула головой в сторону, чтобы его рука безвольно упала на одеяло.
- Ну, - сказала я довольно сердито, - ты помнишь только один поцелуй?
Он быстро отвел взгляд, и я почувствовала. Вот оно. Я приперла его к стенке.
- Давай же. Это все-таки гребаная честная двадцатка вопросов.
По-моему, алкоголь ударил мне в голову, потому что ее кололо миллионами различных иголочек, и душа отрывалась от тела, как воздушный шар от земли.
Он вяло передернул плечами.
- Давай не будем об этом сейчас, ладно?
- Ну почему же? – спросила я зло, чувствуя, как закипают слезы в уголках глаз. Снова. – Скажи мне правду. Ты помнишь то, что происходило на башне?
- Лили…
- Ох, две отговорки. «Лили» и «Я напился в хлам».
- Да что с тобой?
Действительно, что со мной? Я неплохо приложилась к бутылке, воспоминания захлестнули меня, мне стало обидно, и да – ты сам напомнил про поцелуй. Ты сам во всем виноват.
- Нет, что с тобой? – спросила я, вставая. Наверное, я очень быстро менялась за сегодняшнее утро: внешне спокойная Лили – истерящая Лили – успокаивающаяся Лили – немного выпивавшая Лили – влюбленная Лили – злая Лили. Наверняка он был удивлен. Может, снова выявил шизофрению. – Просто скажи мне.
- Сказать что?
- Ты. Помнишь. Что. Происходило. На. Башне.
Я разжевывала каждое слово, чувствуя горечь у себя на языке.
- Я…
Тупиковая ситуация. Было ясно, что он отчаянно искал выход из сложившейся ситуации, и тем самым еще более толкал меня к правдивому ответу. Он помнил.
Он тоже встал с кровати, качая головой.
- Послушай…
Я отступила на шаг и приподняла брови.
- Я просто жажду ответа, Поттер.
- Сядь, - сказал он. – Пожалуйста, просто сядь и выслушай меня, ладно?
Он вел себя со мной, как с умалишенной, кем я, по сути, и являлась. Это его мягкое «ладно?», точно предназначенное для глупого маленького ребенка.
Я упрямо, назло ему, осталась стоять, скрестив руки на груди. Волна огневиски внутри меня бушевала, и внезапно захотелось петь, плакать и смеяться одновременно. Я покачнулась, но постаралась восстановить равновесие.
Он запустил руку в волосы, оставаясь типичным Поттером, и сам опустился обратно на кровать.
- Да, я помню.
У меня было такое ощущение, что оконце захлопнулось, и я осталась в кромешной темноте. Камнем я падала в пучины депрессии, и сейчас мне было в разы хуже, чем раньше.
- Ты козел.
Это было все, что я смогла выдавить из себя.
Он покачал головой.
- Нет, ты… я… у меня… у меня есть свои причины, чтобы не подпускать к себе… Черт. Дело не в этом. Ты мне нравишься, потому что ты… нравишься мне такой, какая ты есть, но я… это трудно объяснить. Лунатик понимает, наверное, один только он. Это нечто вроде… Читала «Красавицу и чудовище»?
Сумбурный поток его слов я принимала с какой-то холодностью и непониманием, и на последнюю фразу рассеянно кивнула.
- Чудовище там. Да. Оно не принимает человеческой любви в какой-то степени потому, что боится ее, не может ее принять. Я… черт побери, это глупо, но Луни сравнил меня с ним. Вчера. Я… пойми, черт, - он усмехнулся каким-то своим мыслям, - я в жизни не влюблялся, и я не хочу. Мне это не нужно – мне не нужна влюбленность или нечто вроде. Но ты… ты мне нравишься. Но я не привык к серьезным отношениям и прочей хрени. Это все… трудно. Бродяга и твоя подружка, и Лунатик с еще одной твоей подружкой – они ведут себя так странно. Любовь делает их слабыми. А я … черт, черт, черт. Ты понимаешь?
О да.
Я понимала.
Я понимала, что он действительно был слабым трусом. В любовных отношениях. Он просто боялся их, вот в чем дело. В конце концов, его отношения с Нарциссой были просто поцелуями и сексом; вряд ли они доверяли друг другу, или разговаривали об общих проблемах. У них все было просто, потому что сложного он боялся.
Дело было в том, что я хотела именно сложного с ним. Никаких перепихов во имя того, что мы числимся, как парень и девушка. Я хотела действительно отношений, о которых можно было мечтать. Взаимосвязанных, полных настоящей любви и ценного доверия.
И, да – я любила его. Сколько раз я призналась себе в этом? В том, что я люблю его. И хочу, чтобы он, черт побери, тоже меня любил; я не хотела довольствоваться его симпатией. Мне нужна была его любовь тоже, и я хотела вдохнуть ее аромат.
Возможно, я приучу его любить, как и Чудовище.
Он ведь смотрит на меня так. Заботится. В глубине он влюблен в меня. И я ошибалась – это имеет значение.
Когда-нибудь он скажет мне, что любит меня.
Поэтому я сказала:
- Да. Я понимаю. И, если тебе так трудно, давай сделаем пару шагов назад. Давай будем друзьями. Не напрашиваюсь на цену твоей дружбы с Сириусом или с Ремусом… но мы могли бы дружить. Серьезно.
Он слабо улыбнулся.
- Первая подруга Джеймса Поттера? Знаешь, я согласен.
Я подошла к нему и присела рядом с ним. И крепко обняла за шею, вдыхая аромат корицы и мяты.
Это будет трудно.
Но, если он Чудовище - нужно научит его любить меня.
Слезы собрались в уголках глаз.
Почему он не может быть простым парнем, с которым не было бы так сложно?
Почему я должна любить именно его?
Почему я вообще это осознала?
В который раз за день я позволила себе разреветься.

Следующие дни сливались в один.
Это реально было худшим Рождеством, да и не было Рождеством вовсе. Никакого праздничного настроения в Хогвартсе не существовало – учителя ходили с посеревшими лицами, учеников было немного, а лазарет весь пропитался дымом и кровью. Мадам Помфри с несколькими помощниками, и мной в том числе, выхаживала пострадавших, и каждый из них, морщась, расставался с ожогами.
До нас долетели известия, что Министерство пыталось закрыть глаза на произошедшее, но возмущению людей не было предела, и чиновникам пришлось изобразить видимость активных поисков Пожирателей, после чего был пойман всего один преступник – дрожащий парень лет двадцати. В тот злополучный день он находился в Хогсмиде в толпе Пожирателей, и одна из жительниц запомнила его лицо. Министерство разыграло целое представление с жестким судом и злыми магами в мантиях. Позже его отправили в Азкабан, а физиономию – на главную страницу «Пророка».
Всю правду мне шептала мадам Помфри, в свою очередь, узнававшая последние новости от директора. Насколько я видела, Дамблодор был очень, очень разозлен сложившейся ситуацией, и каждый раз в коридорах он ходил с нахмуренным лицом.
За все каникулы мне поступило лишь одно письмо от человека, который меня очень сильно волновал. Она черкнула всего пару строк неуверенным почерком, который так отличался от прежней каллиграфии.

Лили,
выиграла спор с Целителями. Возвращаюсь Хогвартс с Ремом в начале семестра. Безумно люблю вас всех и скучаю. Не волнуйся за меня – все лучше, чем было.
Миллион воздушных поцелуев,
Мэри.

Письмо лежало в ящике моей тумбочки и пахло Мэри – теплым ароматом домашней выпечки, и на нем были разводы от слез. Разводы и от ее, и от моих рыданий.
Мне было ее так жаль. Она, как никто другой, не заслуживала этого. Это была Мэри – она храбрилась, пытаясь перебороть отчаяние, которое, я была уверена, наполняло ее.
Джеймс показывал мне не более развернутое письмо Ремуса, в котором было всего-то пять слов, и даже без подписи.

Сохатый,
в Хогвартс через неделю.

Мы ждали их. Каникулы почти заканчивались, и я невыносимо по ним скучала. Я была и рада, и не рада одновременно: Мэри вырвалась сюда, в Хогвартс, но как ей будет тяжело. Клеймо инвалида самое крепкое; от него не избавишься.
От Северуса не было новостей, и я с тоской понимала, что они все правы. Он точно не погостить уехал; он ушел к Пожирателям навсегда. Во мне теплилась надежда, но она была такой легкой, как струйка дыма, почти развеянная по ветру. Он ушел.
И нет смысла его искать.
Сейчас я все больше и больше сближалась с Джеймсом; я проводила с ним максимум времени, и в каждом его жесте, слове была непонятная мне нежность. Он был аккуратен и невероятно мил со мной; он старался вытащить меня из этого жуткого подвала, и это почти получалось.
Свет в окошке разгорался, и я верила, что когда-нибудь все наладится.
Когда-нибудь.
Другие видели тайные знаки, там, где их не было. Совсем недавно я мыла руки в туалете, и незнакомая мне девушка с Когтеврана, на год или два младше меня, сказала:
- Привет! А вы что, с Поттером, что, встречаетесь?
Я посмотрела на нее, как на идиотку, и сказала:
- Нет. Конечно, нет.
Она глупо захихикала и убежала.
Но, наверное, так думали все, кто был в Хогвартсе в это время. Он не отступал от меня ни на шаг, все время находился рядом, и шептал шутки на ухо, и разговаривал, и не флиртовал ни с одной девушкой. Он сжимал мою ладонь, обнимал меня – как утверждал сам, по-дружески, но действительно был очень мил со мной. Он вел себя, как парень – потому что всегда был рядом. Тогда, когда я нуждалась в нем, а именно двадцать четыре часа в сутки.
Многое изменилось, и это – в первую очередь. Теперь меня мучили кошмары, наподобие того, которой снился в первую ночь после Хогсмида, и он, ночуя у меня на диванчике, врывался в комнату и прижимал к теплой груди, целовал в макушку и заставлял меня чувствовать себя маленькой девочкой. Он действительно не отходил ни на шаг, и это было восхитительно для меня.
И с каждой секундой я все больше и больше привязывалась к нему, любила его. Это было неизбежно, потому что теперь он был Джеймсом. Всегда. Он расстался с маской, и я наслаждалась его истинным лицом.
И вытягивал меня из депрессии. С ним было легче забыть о том, что случилось, он заставлял меня забыть одним своим присутствием. И ему я должна была сказать самое честное «спасибо» на всем свете. Потому что он был… рядом.

Это был последний день каникул. Я читала в своей комнате, почти увлеченная древними рунами, как вдруг услышала стук в портрет. Учебник соскользнул с колен, когда я встала, чтобы открыть, зная, что там Джеймс.
И была права. Но в нем было все не так: лицо буквально серое, брови упрямо сощурены, и каждый мускул напряжен. На щеках ходили желваки.
- Эй, - сказала я хрипло и прочистила горло. – Что случилось?
Он протянул мне то, что держал в руке, и я аккуратно перехватила. Газета.
- Что такое? – спросила я, держа ее задней стороной, и начиная медленно переворачивать.
И резко выдохнула.
С главной страницы «Пророка» на меня смотрел Северус. Он был ох как зол на этой фотографии, и за его спиной маячила Беллатриса – я узнала ее по безумному взгляду.
А заголовок…
ШАЙКА ПРЕСТУПНИКОВ, ИМЕНУЮЩАЯ СЕБЯ ПОЖИРАТЕЛЯМИ СМЕРТИ, ОБЪЯВИЛАСЬ В ОТКРЫТУЮ!
И ниже краткие, сухие, бьющие в сердце предложения:
Бывшие ученики Хогвартса применяли Непростительные заклятья к маглам.
Наряд Министерства магии прибыл на место преступления практически сразу.
Уважаемая чета Смитов, Энн и Луис, погибли.
Так называемые «Пожиратели» трансгрессировали прямо на глазах у чиновников.
И здесь, крупным планом, Северус.
От моего сердца откололся очень крупный кусок. Слезы застилали глаза, и я видела только слово «погибли», и имя моего бывшего лучшего друга в списке замеченных. Одним из первых.
В тот момент я поняла, что у меня больше нет друга.
И словно груз соскользнул с моих плеч, и я почти приблизилась к выходу из подвала.
Потому что я не собиралась расстраиваться из-за него.
Потому что я его возненавидела.