Проснувшись и взглянув на часы, которые висели на стене как раз напротив его кровати, Невилл Лонгботтом очень испугался, резко соскочил с постели, но запутался в одеяле и с грохотом свалился на пол. И было отчего испугаться. Часы показывали без четверти десять, а это значило, что Невилл проспал завтрак и половину первого урока. Торопливо одеваясь, он ругал своих друзей, которые не разбудили его в положенное время, разными нехорошими словами. Невилл понимал - если бы его бабушка знала, что он знаком с такими словами, то непременно умерла бы от огорчения и еще долго переворачивалась в гробу. Представив эту картину, он еще больше расстроился. Уже завязывая галстук, он вдруг понял, почему его друзья поступили так. Спокойствие и умиротворение окутало Невилла. Немного расстраивало то, что он невольно огорчил свою бабушку, хотя она, как надеялся Невилл, об этом и не узнает. Теперь, когда он вспомнил, что в его расписании первый урок отсутствует, а значит, это время можно провести на свое усмотрение, Невилл не спеша завязывал шнурки на ботинках и радовался, что никто не разбудили его на завтрак. Чуть-чуть печалило то, что он хотел угостить своих друзей за завтраком великолепными шоколадными пирожными, что выслала ему бабушка. Но Невилл был оптимистом в глубине души, где-то очень глубоко, поэтому решил порадовать всех сладостями за обедом. Выходя из спальни, он прихватил коробку с пирожными, чтобы не возвращаться за ней во время обеда.

Невилл понимал, что он заявится на второй урок, которым в его расписании значилась Защита от темных искусств, минут так за тридцать до начала занятия, и, скорее всего, ему придется в одиночестве сидеть в классе ненавистного профессора Снейпа, но это уже не волновало его, и он смело вошел в класс. Каково же было его удивление, когда он заметил Гермиону, которая сидела за первой партой и с увлечением что-то читала. Да и компания слизеринцев тоже была тут. Это, конечно, не так обрадовало Невилла, как присутствие Гермионы, но сознание того, что он не один сейчас будет сидеть в этом сумрачном классе, все-таки ободряло.

- Привет, Гермиона, - весело сказал Невилл, усаживаясь рядом с ней.

Гермиона вздрогнула, оторвалась от чтения и, посмотрев на него, расплылась в довольной улыбке.

- Привет, Невилл. Рада тебя видеть, – искренне заявила она.

Ее искренности не было предела. Уже минут десять она усиленно делала вид, что читает, хотя книга была занимательная и поучительная, но то, что в классе находились слизеринцы, а в частности Забини и Малфой, ее сильно напрягало и отвлекало от чтения. Когда она вошла в класс, их компания уже сидела за своими местами. Первым желанием Гермионы было развернуться и уйти, но, понимая, что такой поступок будет выглядеть глупо и даст повод для ехидных слизеринских взглядов, которым она подвергалась весь предыдущий день, она гордо прошагала к своей парте и, достав книгу, приступила к чтению. Поэтому появление Невилла ее очень обрадовало.
Обрадовало оно и слизеринцев. Присутствие Гермионы действовало на многих из них раздражающе. Дафна Гринграсс неожиданно поняла, что она ревнует Драко к Грейнджер. Откуда и почему взялось это чувство, Дафна объяснить не смогла, но ревность захлестнула ее. Панси Паркинсон тоже ревновала. Но ее ревность была другого порядка. Еще тогда, в «Трех метлах», ей показалось, точнее, она была уверена, что Блейз поведал Грейнджер какую-то тайну из своей жизни. Как ни старалась Панси, он не захотел сказать, о чем разговаривал с Гермионой, и уверял, что то, что он рассказал там же в пабе Драко и Дафне, и есть правда. То, что Грейнджер теперь знала о ее друге больше ее самой, задевало Панси. Драко Малфой тоже пытался заглушить в себе ревность. Однако он и не называл это чувство, которое сейчас испытывал, ревностью. Скорее, он определил это как презрение и брезгливость. Ему была отвратительна мысль, что Грейнджер сама полезла к Забини с поцелуями и добилась бы своего, если бы им не помешала мелкая Уизли. Он не хотел в это верить, но слова Блейза, когда тот описывал их неоднозначные позы в баре, все еще вспоминались ему и давили на его больное самолюбие. Он опасался, что не выдержит и выскажет этой, как оказалось, продажной шлюшке — ведь, со слов Блейза, она потребовала у того оплатить заказ — все, что он о ней думает. А мысли у него были до отвращения плохие. Блейз же жутко боялся неадекватности, которую может проявить Грейнджер как женщина. Он был уверен, что Гермиона, как чопорная гриффиндорка, не начнет сейчас выяснять с ним отношения, расспрашивать подробности его субботнего признания, не устроит скандал из-за того, что он представил их встречу как свидание. А вот как поведет себя Грейнджер как женщина, он не знал, поэтому боялся нестандартных выходок с ее стороны. Миллисента умело сделала вид, что она не испытывает никакого дискомфорта из-за присутствия Грейнджер. И ей это удалось. Никто не заподозрил ее в том, что она дрожит от страха, думая, что Рон наверняка поделился с Гермионой пикантными подробностями субботнего вечера и Грейнджер сейчас начнет надсмехаться над ней из-за этого.

- Как дела? – вежливо поинтересовалась Гермиона у Невилла, когда молчание слишком затянулось.

- Ты представляешь, я сегодня, когда проснулся, так испугался… - тут же отозвался Невилл. Его тоже тяготило молчание, а в первую очередь какая-то напряженная атмосфера, создавшаяся в комнате.

Но Невилл не успел поведать о своих страхах, так как дверь класса с грохотом открылась и на пороге появилась запыхавшаяся Джинни, которая целеустремленно влетела в класс.

- О, Гермиона, Невилл, привет! – воскликнула она, поравнявшись с друзьями. - Вы не видели профессора Снейпа?

- Нет, не видели, – ответила Гермиона. – А зачем он тебе?

- О! Это ужасная история! – начала Джинни. - Этот тупица Билл испортил зелье, которым сегодня следует полить Черный мох. Вы только представьте, он перепутал корень Валерьяны с корнем Белладонны! Теперь зелье испорчено, а если сегодня им не полить этот мох, то последствия необратимы. Вы ведь это понимаете!

Гермиона и Невилл синхронно закивали головами, подтверждая, что они в курсе необратимости последствий.

- Хорошо, что профессор Стебль сжалилась над нами и договорилась с профессором Снейпом, что он одолжит ей немного этого зелья. Вот я и пришла забрать зелье. Так Снейп здесь?

- Не знаю, - вместе ответили Невилл и Гермиона.

- Подожду его здесь, - резюмировала Джинни.

- О, девчонки, угощайтесь, - Невилл вспомнил про свою коробку с пирожными и решил, что сейчас самое время угостить ими подруг.

Компания слизеринцев от нечего делать уже давно молча наблюдала за гриффиндорцами. Как только Невилл озвучил свое потрясающее предложение и открыл коробку, а Джинни и Гермиона с энтузиазмом начали рассматривать ее содержимое, Панси с отвращением прошептала:

- Фу, он угощает их пауками…

- Причем сушеными, - дополнил Блейз.

- Только магглы едят пауков! – поделилась информацией Дафна.

- При чем тут пауки? – одновременно и удивленно спросили Миллисента и Драко.

Они недоуменно уставились на Панси, Блейза и Дафну, а их мысли были примерно одинаковы.

«Неужели эта чокнутая шайка гриффиндорцев заставляла их есть пауков?» - мысли Миллисенты в этом направлении остановились на этой фразе. Драко же успел придумать еще некоторые предположения.

«Откуда вообще взялось такое предположение? Неужели кто-то из них видел, как эти сумасшедшие едят пауков? То есть, мне повезло, что тогда в библиотеке Грейнджер ела пирожные… причем очень эротично».

Драко понял, что про «эротично» он вспомнил зря. Образ Грейнджер, которая слизывает крем со своих пальцев, некстати возник перед его внутренним взором. Чувства и ощущения вернулись, главным образом в паху. Драко очень хотелось избавиться от этого неудобства.

«Подумай о чем-нибудь другом… очень противном и отталкивающем», – подсказало решение проблемы сознание.

«Лучше посмотри, как она ест пауков… наверное, это тоже весьма сексуально», – шептало подсознание.

Драко решил воспользоваться этими двумя советами сразу.

«Дафна – дура. Она серьезно считает, что магглы едят пауков. А еще думает, что я ее могу любить… Ненавижу тупых дур! – подумал он с отвращением. - Хорошо, посмотрю, как Грейнджер ест пауков… может, это отталкивающее действие затмит ее образ с пирожными».

Пока Драко советовался со своим внутренним Я, Миллисента недоумевала, Панси и Блейз ужасались, а Дафна думала плохо про всех магглов, Гермиона и Джинни любовались содержимым коробки Невилла, чем еще больше смущали слизеринцев.

- О, какая прелесть! – восхищенно воскликнула Джинни. – Наверно, вкусно?

- Я не знаю. Я еще не пробовал, – скромно ответил Невилл.

- Тебе бабушка это приготовила? – спросила Гермиона.

- Да. Угощайтесь, - подвигая коробку к девушкам, подтвердил парень. – Берите! И я тоже возьму.

Джинни первая вынула пирожное из коробки и откусила.

- Восхитительно! – подытожила она.

Гермиона, а затем и Невилл тоже взяли по пирожному и приступили к дегустации.

Слизеринцы молча наблюдали за ними.

«Лучше бы это были пауки», – страдальчески подумал Драко.

«Опять Гермиона и пирожные! О боже! Бедный мальчик…» - простонало его подсознание.

«Интересно, все парни с Гриффиндора пытаются произвести впечатление на девушек, угощая их пирожными?» – задумалась Миллисента.

«Надо же, какое разнообразие. То пауки, то пирожные, и все в одной коробке. Фу…» – удивилась Панси.

«Конечно! Лонгботтом ведь не маггл! Поэтому в коробке и не пауки», – пришла к изумительному выводу Дафна.

«Что там, в баре, сказал Малфой? Кажется, что-то типа того, что он не вынесет еще и коробки. А это значит, что он уже когда-то видел такую картину. Грейнджер или Уизли весьма эротично поедают пирожное. Скорее всего, таким захватывающим зрелищем его порадовала Грейнджер. Не думаю, что на него произвела бы впечатление мелкая Уизли. Хотя она тоже очень эротично слизывает с губ крем», – размышляя, Блейз внимательно посмотрел на Драко и утвердился в своей версии. Такой смущенный румянец на щеках друга он видел впервые.

- Невилл, ты же у нас гений в травологии, - через несколько минут начала разговор Джинни.

- Что есть, то есть, - гордо подтвердил тот.

- Невилл, ты не мог бы помочь мне? – взмолилась она.

- А что нужно сделать?

- Просто зайди в теплицу номер пять и посмотри своим профессиональным взглядом на мою грядку Черного мха, а потом выскажи свое мнение по поводу этого убожества. А главное, посоветуй, как его спасти.

- Хорошо. Мне нетрудно. Я зайду сегодня вечером.

- Нет, сегодня я не могу тебя сопровождать, а мне хотелось бы присутствовать при оглашении приговора. Давай лучше встретимся и сходим в теплицу во вторник вечером.

- Нет… - протянул Лонгботтом. – Во вторник я не смогу. У меня дела.
Невилл так отчаянно покраснел, что Джинни ужасно захотелось выведать, какие такие у него дела во вторник, хотя она и предполагала, судя по его виду, что дела эти сердечные.

- Какие дела?

- Я… мне… мне нужно в библиотеку, - промямлил Невилл. – Книгу взять... по древним рунам, – зачем-то уточнил он.

- Но ты же не посещаешь Древние руны, - удивилась Гермиона.

- А я… так, для общего развития, - пробормотал Невилл и еще больше покраснел.

- Но ведь взять книгу в библиотеке — это минутное дело, поэтому после этого ты можешь и мне уделить внимание, - настаивала Джинни.

- Но я… - Невилл еще больше стушевался. - Потом пойду в совятню. Мне нужно отправить бабушке письмо. Поблагодарить ее за эти вкуснейшие пирожные, – уже более уверенно закончил он.

Невилл, конечно, не понимал, почему Ханна попросила его сходить в библиотеку и взять книгу по Древним рунам, хотя сама могла это сделать, ведь это на самом деле минутное и безопасное дело. Но ему было приятно, что девушка попросила его оказать ей эту услугу. Они договорились, что Невилл передаст ей книгу во вторник вечером в совятне. Уже несколько дней Невилл думал, что если бы Ханне не понадобилась эта книга, то ему пришлось бы придумывать благопристойный предлог, чтобы встретиться с ней. Он искренне радовался, что их встречи происходят нечаянно или по делу, как, например, встреча во вторник. Ведь то, что она просила его принести эту книгу… чистая случайность. Невилл от души верил в это.

Джинни, с одной стороны, умиляло то, как Невилл относится к своей бабушке, но, с другой, она не могла понять, почему написание письма бабушке нельзя перенести на другой день.

- Ты мог бы написать бабушке в другой день, - озвучила она свои мысли.

- Джинни, что ты привязалась к человеку, - ввязалась в разговор Гермиона.

– Может быть, у Невилла свидание во вторник.

С какой стати она предположила такое, Гермиона и сама не поняла, но, посмотрев на парня, она пришла к выводу, что, скорее всего, права. Невилл отчаянно покраснел, опустил взгляд, заёрзал на стуле и подавился пирожным.
Если бы слизеринцы в данный момент тоже ели пирожные, то тоже бы непременно подавились. Дафна и Миллисента - от удивления, что у Лонгботтома может быть свидание, потому как плохо представляли, какая девушка на такое согласится. Панси, Блейз и Драко - от сознания того, что, по всей вероятности, слова Забини по поводу того, что именно Лонгботтом поднял записку Драко, адресованную незнакомке, верны.

- Хорошо, хорошо… - успокаивающе сказала Джинни, когда Невилл перестал кашлять. – Будем считать, что письмо бабушке очень важное и его непременно нужно написать во вторник. Тогда, может быть, в четверг?

- Да, в четверг я смогу, - тут же согласился Невилл. – Я вырастил самый большой урожай Черного мха в свое время! – гордо продолжил он.

- Гарри, что-то случилось? Почему ты так смотришь на меня? – вдруг воскликнула Джинни.

Пока Невилл боролся с кашлем, а внимание Джинни и Гермионы было обращено только на него, слизеринцы же пребывали в своих ошеломленных мыслях, в класс вошли Рон Уизли и Гарри Поттер. Но все были увлечены своими делами и никто не обратил на них внимания. Теперь Рон и Гарри стояли посередине класса и молча, не отрываясь, смотрели на Джинни и Гермиону.
После вопроса Джинни присутствующие, наконец, повернулись в их сторону и, разумеется, с интересом начали разглядывать Гарри, пытаясь понять, что же с ним случилось на этот раз.

Гермиона отметила, что он смотрит только на Джинни и, кажется, не услышал ее слов. Такой взгляд, каким сейчас смотрел Гарри на Джинни, Гермиона назвала бы голодным. Он смотрел на губы девушки, на ее пирожное, и казалось, что сейчас кинется и заберет это надкусанное пирожное из ее рук и съест его здесь же.

«Господи, какое же трудное детство было у Гарри, - сочувственно подумала Грейнджер. – Наверно, его лишали сладостей, и ему приходилось лишь наблюдать, как их ест Дадли».

Вдруг Гермиона поняла, что видела такой взгляд у кого-то еще. Такой же голодный. Память услужливо предоставила ей образ. Она сидит в библиотеке, ест пирожные, никого не трогает, а когда поворачивается, то видит за своей спиной Драко Малфоя, который смотрит на нее таким же взглядом, каким сейчас Гарри смотрит на Джинни. Тогда она на это не обратила внимания, но сейчас очень удивилась своему открытию.

«Странно… Неужели Малфоя в детстве тоже лишали сладостей? – задалась она вопросом, проведя сравнение. – Вроде бы богатая семья, единственный сын. Хотя… кто их поймет… этих Пожирателей смерти! Может быть, они применяют к своим детям такое изощренное наказание! Изверги! А вот Рона, видимо, баловали сладостями, – взглянув на Рона, продолжила размышления Гермиона.
- Он, по крайней мере, не выглядит голодным. Но смотрит на меня, как будто в первый раз увидел. И, по-моему, он чем-то напуган».

Рон и правда был потрясен и напуган. Когда они с Гарри вошли в класс, он первым делом обратил внимание на слизеринцев, в частности, на Миллисенту. Воспоминания с новой силой нахлынули на него, хотя Рон и пытался забыть встречу с ней и ему казалось, что это удалось. Но сейчас, когда он снова увидел ее, его тело как бы престало подчиняться. Он почувствовал, что румянец заливает лицо, губы расплываются в улыбке, появляется напряжение в паху. Но, не получив хотя бы ответного взгляда, Рон немного напрягся, а когда заметил, что Миллисента заинтересованно и не отрываясь смотрит на Невилла, то возбуждение прошло, улыбка пропала, а румянец сменился бледностью. Рон неожиданно для себя почувствовал, что очень хочет подойти к Невиллу и сильно ударить его по лицу. Чтобы как-то отвлечься, Уизли начал разглядывать остальных присутствующих. Наблюдения привели его в шок. Все присутствующие в аудитории парни смотрели на Джинни и Гермиону, которые продолжали есть пирожные, похотливыми взглядами. Он с интересом посмотрел на Гермиону и в очередной раз ужаснулся. Он понял, что единственное сильное чувство, которое он сейчас испытывает по отношению к ней, наблюдая за тем, как она облизывает крем с губ, это забота.

«Хорошо, что она подкрепилась, а то за завтраком так мало съела», – это была первая мысль, которая посетила его при взгляде на нее.
Раньше Рон был уверен, что Гермиона очень нравится ему, как девушка. Но теперь… теперь он к своему ужасу понял, что относится к Гермионе так же, как к Джинни.

Рон занервничал. Он не хотел, чтобы так происходило. Он вспомнил, что чувствовал на свидании с Миллисентой.

Он вспомнил, как ему было холодно, как он злился, дожидаясь ее у дверей
«Кабаньей головы». Он стоял чуть поодаль от входа, с коробкой пирожных в руках, кутаясь в теплый шарф, и не мог понять, какие чувства в нем преобладают. Или ненависть к Миллисенте, которая обещала и не пришла, и к Гермионе, которая заставила его пойти на эту авантюру, сыграв на его больном месте - желании выглядеть и поступать как настоящий мужчина, или же радость, что Булстроуд не пришла и избавила его от необходимости что-то придумывать, чтобы отвязаться от нее. Прождав полных полчаса, замерзший и уставший от таких долгих раздумий, Рон уверенно развернулся и пошел прочь от «Кабаньей головы», но не успел он сделать и пары шагов, как его окликнули. И сейчас Рон понял, что такие сильные чувства, какие он испытал, повернувшись, заметив Миллисенту и поняв, что это она его позвала, он не испытывал никогда. Радость, ужас, благодарность, недовольство, желание убежать и желание обнять ее - все это смешалось в Роне в тот момент. Как потом выяснилось, Миллисента пришла даже раньше его и испытывала те же чувства, что и Рон, но опасение, что он или не придет или придет со всеми своими друзьями, чтобы посмеяться над ней, преобладали над всеми остальными. Поэтому она, спрятавшись за углом соседнего здания, наблюдала за Роном. В процессе разговора она рассказала парню, что вглядывалась и замечала каждое изменение его мимики, поведения и действий. Это помогло ей определить, что Рон пришел один и на самом деле пришел на свидание с ней. Когда они это обсудили, то пришли к выводу, что их свидание началось правильно. То, что Рон ждал, а Миллисента наблюдала, дало им время обдумать сложившееся положение и поверить в искренность или нужность. Рон вспомнил, что когда они зашли в паб и выбрали столик, неловкость и взаимное недоверие по-прежнему сковывали их, как он, боясь ее обидеть, робко протянул ей коробку с пирожными и тихо сказал:

- Это тебе.

Он опять ошибся в Миллисенте. Он ожидал негативного отклика, а получил искреннюю заинтересованность и благодарность. Рон вспомнил, как девушка со смущенной улыбкой открыла коробку, как достала из нее пирожное и как откусила от него кусочек.

- Очень вкусно, - медленно сказала она. – Это точно не из «Сладкого королевства». Чувствуется домашний вкус. Это твоя мама готовила?

Он только и смог выдавить из себя:

- Да, мама…

В тот момент Рон находился в смятении. Он никогда не думал, что вид того, как девушка ест пирожное, может возбудить его. Даже в страшном сне ему не снилось, что Миллисента Булстроуд может своими действиями вызвать у него эрекцию. Но тогда, наблюдая, как она облизывает губы и пальцы от крема, он хотел лишь одного… ее. Он бы так и сидел, сглатывая слюну, старясь, чтобы дыхание было ровным, и молчал, но Миллисента, съев третье пирожное, хриплым голосом спросила:

- Ты не мог бы спросить у своей мамы рецепт этих пирожных?

С этих слов началось их общение. Рон рассказал ей все, что знал о приготовлении этих пирожных, Миллисента поведала ему рецепты блюд, которые готовит она сама. Затем разговор перешел на обсуждение меню их семей. Рона поразило то, что девушка ни разу не пробовала луковый суп, а Миллисента выразила изумление, что он не знает, что такое рататуй. У нее получилось более подробно и более вкусно описать процесс приготовления, зато Рон более эмоционально смог рассказать о вкусе еды, не только той, что готовит его мать, но и той, что подают в Хогвартсе. Это был самая душевная, самая теплая, самая интересная и самая увлекательная беседа, в которой он участвовал за последнее время. Рон говорил о вещах, которые ему нравятся, которые он любит; его собеседница разделяла его взгляды и могла поддержать и оживить разговор, в котором отсутствовали интриги и загадки, не было нравоучений и подколов. Парень не опасался быть непонятым или осмеянным, не ждал поучительных речей или подозрений во всеобщем заговоре. Рон с Миллисентой вместе наслаждались пирожными и чаем, который им принесла неразговорчивая официантка. Рон старался не смотреть на слизеринку, потому что при каждом взгляде на нее ему хотелось наклониться к ее губам и слизать с них крем. Неожиданно Булстроуд протянула к нему руку и провела пальцем по его губам.

- У тебя здесь крем, - хрипло сказала она и слизала крем с пальца.

Рона захлестнули эмоции. Ничего более экспансивного ему не доводилось испытывать. В одном этом действии он уловил и заботу, и желание, и доверие. После этого беседа продолжалась в более доверительном и интимном русле. Они обсудили то, как каждый из них ждал прихода другого в «Кабанью голову», затем поделились друг с другом страхами и переживаниями, которые терзали их до этого до свидания. И, наконец, Миллисента задала вопрос, которого Рон не ждал, но подсознательно боялся.

- А почему ты пригласил меня на свидание?

Он помнил, как растерялся, покраснел, отвернулся и замолчал, а затем неожиданно для себя ответил:

- Ты давно мне нравилась… и я почему-то решил это сделать. Это был какой-то отчаянный и безрассудный поступок.

- Я тебе верю… - не задумываясь, ответила она.

Это был самый гадкий момент в их беседе. Рон почувствовал себя последней скотиной. Он понимал, что ничем не обязан девушке, но почему-то ему казалось, что он предал ее доверие.

- После того, что произошло с Гойлом около библиотеки, я уже ничему не удивляюсь, - хихикнула Миллисента.

- А что произошло с Гойлом? – тут же отозвался Рон, чтобы как-то перевести тему.

Миллисента с энтузиазмом поведала о приключениях Гойла и их последствиях. С первых же ее слов Рон понял, о чем идет речь. Было интересно взглянуть на произошедшее с другой стороны, так сказать, со стороны пострадавших. До глубины души его поразили последствия их карточного розыгрыша, жертвой которого стал Гойл. То, что после этого тот увлекся чтением книг, Рон поставил в плюс клубу «Левый ботинок», и это немного ослабило его чувство вины перед Миллисентой.

- А ты случайно не знаешь, почему она накинулась на Грегори с поцелуями? – невинно поинтересовалась Булстроуд. – Все-таки подружка ваша.

Этот вопрос вернул Рону уже угасающие терзания совести, но, несмотря на это, он доблестно ответил:

- Нет, не знаю. Я сам в шоке от твоего рассказа.

Потом Миллисента попросила Рона ни с кем не делиться полученной информацией, на что он клятвенно пообещал этого не делать. Хотя поначалу он все-таки хотел поведать друзьям об изменениях, случившихся с Гойлом, но его совесть прошептала ему, что это будет нарушением данного обещания, и, соответственно, он в очередной раз предаст доверие Миллисенты. Чуть позже… где-то через часов двадцать, на помощь совести пришел разум, и Рон понял, что если он кому-нибудь хотя бы упомянет об услышанном им от Миллисенты, то тут же возникнет вопрос, а откуда такие сведение известны ему. Разум и совесть Рона объединились, и о признании Миллисенты не узнал никто из его друзей. Рон понимал, что коалиция совести и разума очень поможет ему в дальнейшем общении со слизеринкой.

А в том, что общение с ней продолжится, Рон был уверен на сто процентов. Хотя в конце их субботнего свидания ничто не предвещало того, что кто-то из них предложит еще раз встретиться. Было лишь стеснение и неловкость. Когда Рон сказал, что через минут сорок его ожидают Джинни и Гермиона, Миллисента насупилась и замолчала. Он растерялся, не зная, что делать дальше. Официантка принесла им сливочное пиво, попробовав которое, Рон догадался, что в пиво точно добавлено огневиски, а также вспомнил, что никакого пива они не заказывали. Он вопросительно посмотрел на все еще стоящую около их столика официантку.

- Я знаю, кто вы, – вздохнув, ответила та. - Я три года назад закончила Хогвартс. Училась на Слизерине. И тогда… когда училась, - она выразительно посмотрела на Миллисенту, - думала точно так же, как ты и твои друзья. А сейчас… а сейчас я поняла, что все это бренно. И я очень рада, что вы двое… два представителя противоположных сторон… вместе. Не нужно спорить! – быстро добавила она, наверное, заметив, что и Рон и Миллисента хотят поспорить с ее последним высказыванием. – Я заметила, как вы друг на друга смотрели. Не сомневайтесь! Вы не равнодушны друг к другу. Не спорьте со своей природой! Предрассудки ложны. Не чините своему сердцу препятствий. Выпейте пива, я его специально для вас принесла.
В процессе этого монолога, как заметил Рон, официантка часто прикасалась к цепочке, которая была у нее на шее. Присмотревшись, он подметил, что на цепочке висел крестик, такой же, какой был у Гермионы и братьев Криви. Он знал, что это маггловский католический крестик, символизирующий приверженность носящего его к маггловской религии. Уже потом пытливый ум Рона подсказал ему, что, скорее всего, официантка чистокровная волшебница, раз училась на Слизерине, а католический крестик – подарок ее возлюбленного, который, вероятно, был или магглорожденным, или магглом, поэтому им с Миллисентой и довелось прослушать такую душещипательную и философскую речь. Но на тот момент эта речь сподвигла их только к тому, чтобы выпить принесенное официанткой пиво. А то, что ее слова оказались верны, Рон понял благодаря Джинни.

Рон как сейчас помнил тот ужас, который он испытал, когда приоткрыл дверь «Кабаньей головы», чтобы покинуть сие заведение вместе с Миллисентой. Тогда он отчетливо услышал голос своей сестры, которая, по всей видимости, стояла на улице около этого паба и громко давала инструкции какому-то парню.

- …и когда мы зайдем туда, ты сделай устрашающее лицо и молча следуй за мной, понял? Ох, сними ты эту дурацкую шапку! Хорошо, не делай устрашающее лицо, а то кажется, что ты больной. Просто молчи и следуй за мой!

Разум, который уже тогда активизировался, подсказал Рону, что сейчас Джинни и ее не очень устрашающего вида парень войдут сюда и увидят его в компании с Миллисентой Булстроуд. Уже потом Рон удивлялся своим действиям, а тогда он просто молниеносно действовал, не задумываясь. Справа около входной двери он заметил неприметную дверь, метнулся к ней, приоткрыл и понял, что это кладовка, в которую посетители ставят свои метлы. Схватив Миллисенту, которая удивленно наблюдала за его действиями, за плечо, он втолкнул ее в эту каморку. Как только они заскочили внутрь, закрыв за собой дверь, в паб вошла Джинни. Об этом Рон догадался по громкому возгласу официантки, которая обслуживала их столик:

- О, мисс Уизли, приветствую вас в нашем заведении. Проходите, вас ждут.

По всей видимости, Джинни растерялась от такого радушного приема, потому что то, что она пробормотала в ответ, Рон не услышал. Зато он услышал шепот Миллисенты:

- Мы понравились той девушке, которая принесла нам такое замечательное пиво! Определенно! Я думаю, что нам следует оставаться тут, пока она громко не попрощается с твоей сестрой.

Миллисента оказалась права. Ждать им пришлось долго - так показалось Рону. Все-таки находиться в ограниченном пространстве с девушкой, которая тебя возбуждает, имеет свои последствия и преимущества. Рон уже не помнил, кто первый, он или Миллисента, прильнул к губам другого, но точно знал, что таких отчаянных, таких возбуждающих, таких доверительных, таких нежных, таких страстных поцелуев у него еще никогда не было. Адреналин, страх, понимание того, что это неправильно, что противоречит всем принципам и взглядам, придавали этим поцелуям особую остроту. Где-то на задворках сознания Рон понимал, что если он позволит себе больше, например, не только будет перебирать ее волосы и гладить ее по спине, а попытается провести рукой по ее бедрам или положить ладонь на ее грудь, то все метлы, которые находятся в этом помещении, упадут, и посетители, услышав звуки, заглянут сюда, поэтому они просто целовались, пытаясь дополнительно не двигаться, отдаваясь ощущениям.

Рон не знал, сколько бы выдержал эту экзекуцию, когда хочется, но нельзя, но, на его счастье, они опять услышали довольно громкий возглас официантки:

- До свидания, мисс Уизли, приходите к нам еще.

Дальше послышалось шипение его сестры:

- Отойдем отсюда подальше, тогда можешь нацепить свою дебильную шапку…

И затем стук закрывающееся двери…

Еще минут десять после этого Рон и Миллисента простояли в кладовке для метел. Нет, они больше не целовались. Они просто смотрели друг другу в глаза. Рон перебирал ее волосы и обнимал ее за талию, она нежно проводила пальцами по его щеке. Они оба понимали, что продолжение следует... оно неизбежно.

Как-то само собой получилось, что, когда они покинули бар, Рон попросил о следующей встрече, она согласилась, а он выразил опасения, что не сможет скрывать эти встречи от своих друзей, которые точно не одобрят их. Миллисента же научила его, как нужно отвечать на возможные вопросы и как замалчивать информацию или врать друзьям о предстоящих свиданиях.
Часть того, что они условились говорить окружающим, Рон применил почти сразу же. Джинни и Гермиона ждали его у Визжащей хижины, и как только сестра отошла он них, Грейнджер сразу же задала ему вопрос:

- Как прошла встреча с Булстроуд?

- Как я и предполагал. Я сделал так, что мы поругались около дверей «Кабаньей головы». Я наговорил гадостей, она ответила тем же и убежала.

- Тогда где же ты был все это время? Почему не пришел к нам в «Три метлы»? – резонно заметила Гермиона.

- Я ходил по улицам… туда-сюда, – страдальчески ответил он. - Ты бы слышала, что эта Булстроуд мне наговорила. Я пытался восстановить душевное равновесие и свою самооценку.

- То есть, ты ей так и не преподнес пирожное? – кивнув в сторону коробки, которою держал в руках Рон, спросила Гермиона.

- Нет, не успел. Я сам все съел. Чтобы восстановить свою самооценку и душевное равновесие!

К сожалению, Рон не понял, что немного переиграл, потому что Гермиону немного озадачили эти слова, так не свойственные Рону, тем более повторенные дважды. Но, к счастью, она решила не заострять на этом свое внимание.

- Это хорошо, что так получилось, – облегченно произнесла Гермиона. – Я очень переживала. Я думала, что Джинни увидит тебя с этой девицей в «Кабаньей голове» и устроит скандал. А если учесть, что ты вряд ли промолчишь о том, что это я тебя сподвигла пойти с ней на встречу… в общем, попало бы нам обоим.

- Джинни ходила в «Кабанью голову»? - с наигранным ужасом спросил он.

Рона не только интересовало, почему Джинни посещала это сомнительное заведение, но ему также хотелось узнать, с кем она туда ходила. Ещё это был отличный способ сменить тему. Ему очень хотелось узнать имя обладателя дурацкой шапки и неустрашающей физиономии, чтобы хорошенько врезать в последнюю за такой безрассудный поступок, как приглашение его сестры в такое опасное место.

- Их, ее и ее партнера по заданию по травологии, профессор Стебль попросила забрать у бармена «Кабаньей головы» ингредиенты для зелья.

Дальше Гермиона поведала ему все, что знала об этом парне, чем успокоила Рона. Беседа о Джинни помогла парню немного отвлечься от произошедшего в пабе…

Все это Рон пытался забыть, но сейчас воспоминания пронеслись мгновенно. Ужас от всего, что происходило тогда, и всего, что происходит сейчас, обуял его. Он понял, что так не должно быть. Что он не должен был возбуждаться от поцелуев с Миллисентой, да и самих поцелуев не должно было быть, а он должен был сейчас с вожделением смотреть на Гермиону и хотеть ее поцеловать. Но так было, и что со всем этим делать дальше, Рон не знал.

Может быть, Рон пришел бы к какому-то решению, но от раздумий его отвлекла Лаванда, которая стремительно вошла в класс и радостно прощебетала, подходя к парте, где сидели Невилл и Гермиона:

- Всем приветик! Почему все такие задумчивые? Что вы делаете? О, это пирожные! Я возьму?

- Да, конечно! Угощайся, - тут же отозвался Невилл, который растерянно смотрел на друзей, не понимая, что происходит.

Лаванда взяла пирожное, облизнулась и медленно откусила. Прикрыв глаза и томно вздохнув, она неспеша начала жевать, при этом постоянно нетерпеливо облизывая губы.

- М-м-м… как вкусно, - прошептала Браун.

Сняв пальцем с пирожного немного крема, она медленно поднесла палец к губам, как бы невзначай уронив капельку крема в ложбинку между грудей.

– Ох, какая неприятность, - наигранно воскликнула она, взглянув на крем у себя на груди.

Демонстративно убрав эту каплю крема, при этом размазав ее чуть ли не до подбородка, она поднесла палец к губам и начала эротично посасывать его, при этом глядя на Рона.

Все, кто был в этот момент в классе, наблюдали за действиями Браун, кто с восхищением, кто с отвращением, кто с возбуждением, кто с интересом, некоторые с недоумением, а кто-то и с ревностью.

Первой отвела взгляд от Лаванды Гермиона. Она почему-то первым делом посмотрела на Рона, и то, что она увидела, ей не понравилось. Голодный взгляд. Но теперь Гермиона поняла истинный его смысл. Вожделенный. Рон смотрел на Браун не отрываясь, следил за каждым ее движением, и казалось, что он сейчас начнет сглатывать слюнки или же кинется и слижет остатки крема с ее декольте.

Миллисента заметила больше признаков возбуждения и вожделения у Рона, чем Гермиона, потому что была более подробно осведомлена о них. Но в отличие от Гермионы, Булстроуд не смогла справиться с бушующими эмоциями. Ревность, злость, гнев и несправедливость бытия захлестнули ее. Миллисента поняла, что вряд ли совладает со своими чувствами, а также поняла, что у нее два выхода - или вцепиться в волосы наглой сопернице или сбежать. Она выбрала второе. Соскочив с места, она побежала к выходу, толкнув Рона плечом, отчего тот чуть не упал. Выбежав в коридор, не забыв гневно хлопнуть дверями, она дала волю слезам, оплакивая непостоянство мужчин и свою наивность.

Гермиона не придала значения выходке Миллисенты, потому что пребывала в своих неутешительных мыслях. Алчный взгляд Рона навел ее на размышления, и, проанализировав все то, что она видела за последнее время, она определилась в том, что ее первоначальные выводы были ложны. Она поняла, что неверно интерпретировала взгляды Гарри и Малфоя. Совсем не пирожное они хотели отнять у них с Джинни. Поняла, что жажда обладания, какой-то животный инстинкт размножения, похоть или страсть струились во взгляде Гарри, который все еще смотрел на Джинни, и во взгляде Малфоя тогда в библиотеке, когда она ела эти пресловутые пирожные.

Пока Грейнджер размышляла над очевидным, Джинни тоже заметила, какое впечатление производит выступление Лаванды на парней, и пришла к таким же выводам, что и Гермиона. С одной стороны ей было приятно, что Гарри наконец-то смотрит на нее с интересом, но с другой - ее это оскорбило. С отвращением положив недоеденное пирожное в коробку, она громко сказала:

- Пожалуй, я потом его доем.

- И я тоже, – поддержала Гермиона и вернула надкушенное лакомство обратно в коробку.

Лаванда продолжала свое театральное представление. Все ее движения и слова были похожи на спектакль. Гермионе показалось, что она уже где-то такое видела или читала…

- Не может быть! – воскликнула она, поняв, что ей совсем не показалось. – Это и правда работает!

- А ты как думала? – неожиданно для всех ответила на ее возглас Панси. – Еще как работает! – добавила она и расхохоталась.

- Это вы о чем? – настороженно спросил Блейз.

Всех остальных тоже заинтриговало происходящее, даже больше, чем прелести Лаванды в креме, поэтому все присутствующие переводили взгляд с Панси на Гермиону в предвкушении продолжения их беседы.

- Помните, я вам рассказывала о зелье для улучшения вкуса еды? – обращаясь к Драко и Блейзу, начала Панси. – Так вот, дальше автор этой книги пишет что-то типа… если зелье не получилось, стоит попробовать другую тактику, которая отвлечет вашего кавалера от отвратительно варева. Дальше поэтапно расписано то, что сейчас нам продемонстрировала Браун. Еще там описано, как такое можно проделать не только с кремовыми пирожными, но и, например, с супом или творогом.

- Эту книгу нужно запретить! – в сердцах воскликнул Забини.

- Гермиона, не думала, что ты читаешь такие книги! – удивленно пробормотала Лаванда, немного разочаровавшаяся от того, что ее секретную тактику узнало так много народа, в том числе и Гермиона, которая может поделиться этим открытием с Роном.

- Я… - растеряно начала Грейнджер. – Мне…

- Она писала по этой книге эссе по Истории магии, - расхохотавшись, ответила за Гермиону Панси.

- А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросила Браун.

- Мы вместе его писали, - быстро нашлась с ответом Гермиона, потрясенно смотря на Панси. – Профессор Бинс поставил нас в пару.

- О, нет! – все еще смеясь, воскликнула Паркинсон. – Это не я, а Миллисента.

- Эм… - немного замялась Гермиона, но, быстро сообразив, что ответить, уже более уверенно продолжила: - Точно, это Миллисента. Да, я и Булстроуд вместе писали эссе по этой книге. Я просто путаю вас все время,
- она махнула рукой в сторону Панси. – Для меня все слизеринцы на одно лицо.

Заметив, как вытянулись лица слизеринцев от последнего ее заявления, Гермиона поняла, что немного переусердствовала и что сейчас ей ответят не в самых лестных выражениях.

- Тут еще одно пирожное осталось! – вдруг воскликнул Невилл, который не очень понимал суть беседы и решил перевести ее в более понятное ему русло. – Кто-нибудь еще хочет пирожного?

- А ты подари его своему возлюбленному! – злобно воскликнула Панси.

- Какому возлюбленному? – недоуменно уточнил Лонгботтом.

- Как какому? Профессору Снейпу, разумеется! – хохотнув, Панси взмахнула палочкой, и пирожное из коробки перелетело на стол к профессору.

За время этого диалога в классе прибавилось народу. Ученики Слизерина и Гриффиндора, которые тоже посещали занятия по Защите от темных искусств, торопились на урок, но, входя в класс и замечая перепалку, останавливались за спинами Поттера и Уизли, которые так и стояли посередине класса в проходе между рядами парт.

Все присутствующие замерли в ожидании дальнейшего развития событий. И события не заставили себя ждать…

- Поттер, Уизли! – неожиданно для всех раздался голос профессора Снейпа.

Присутствующие оглянулись и, кто к своему удивлению, кто к радости, кто к ужасу, кто в ожидании дальнейших приключений, увидели профессора Снейпа, остановившегося за спинами стоящих в проходе между партами.

- …Вы что, потерялись в пространстве? – между тем продолжал профессор, не обращая внимания на взгляды собравшихся. – Хотя вряд ли вам знакомо слово «пространство». Скажу более понятным для вас языком. Вы совершенно отупели и забыли, что такое парты и как ими пользоваться? Десять баллов с Гриффиндора за то, что намеренно мешаете учащимся занять свои места.

Ученики во главе с Поттером и Уизли мгновенно расселись по партам. Снейп прошествовал к своему столу, но не успел сесть на свой стул, как в тишине класса раздался громкий голос Джинни Уизли:

- Профессор Снейп, профессор Стебль просила меня забрать… - говоря это, Джинни смело приближалась к преподавательскому столу.

- Можете не продолжать, мисс Уизли. Сейчас я принесу зелье, - профессор уже было отвернулся от стола, но внезапно остановил свой маневр и вернулся в исходное положение.

- Что это? – указывая на пирожное, лежащее на столе на каких-то бумагах, ошеломленно спросил он.

- Это вам передали подарок, - торжественно объяснила Панси.

- Оно отравлено? – тоном, не трепещем возражений, уточнил Снейп.

- Не знаю, - после секундного замешательства ответила Панси, - это вам от…

- Это вам профессор Стебль передала, - перебила Панси Джинни, - в благодарность за зелье. И, разумеется, оно не отравлено! Кушайте на здоровье!

Профессор Снейп, скептически посмотрев на пирожное, развернулся и скрылся за дверью, ведущей куда-то в комнатку за иконостасом.

- Не знала, что гриффиндорцы умеют так отчаянно врать, - язвительно сказала Панси, обращаясь к Джинни.

- Конечно, не умеют! – тут же отозвалась она. – Если бы я была слизеринкой, я бы ответила, что это ты преподнесла профессору такой подарок, и намекнула бы, что не исключаю наличия в нем приворотного зелья!

Пока Панси придумывала достойный ответ, в класс вернулся профессор и, молча отдав графин с зельем, махнул рукой в направлении двери, дав понять Джинни, что на этом ее миссия в этом классе закончена.

Джинни промямлила:

- Спасибо, профессор, - и покинула класс.

Как только за ней закрылась дверь, профессор невозмутимо продекламировал:

- Итак, отбросим бренное. Начнем урок. Страница сто двадцать третья. Читаем, вникаем, затем расскажете мне, кто что понял. Сто двадцать третья страница находится чуть дальше пятьдесят восьмой, на которую вы сейчас смотрите, Поттер, и определенно раньше двести тринадцатой, на которой вы, Уизли, остановили сейчас свой бессмысленный взгляд. И точно чтобы увидеть, а тем более прочитать сто двадцать третью страницу, нужно открыть книгу, а не смотреть на обложку глупым взглядом, мисс Браун!
После таких подробных объяснений все ученики нашли страницу, на которую указывал профессор, и приступили к чтению. Но…

Но не все вникали в смысл прочитанного, как некоторые и не старались этого сделать…

Лаванда не обращала внимания на написанное, потому что эйфория от того, что она смогла заинтересовать Рона, не проходила. Она заметила его плотоядный взгляд, она поняла смысл этого взгляда, она убедилась, что Уизли возжелал ее. Она уяснила, что если немного поднажать на парня в таком же сексуально-эротическом смысле, то Рон падет или к ее ногам или чуть выше. И вместо того, чтобы читать учебник, Лаванда думала, как сделать так, чтобы желаемое случилось как можно скорее.

Рон же был счастлив. Счастлив оттого, что его возбуждает не только не очень симпатичная слизеринка, но и такая сексуальная блондинка, как Лаванда. Немного расстраивало его то обстоятельство, что он столько лет ошибался, думая, что ему нравится Гермиона, но сейчас Грейнджер устраивала его и как друг, ведь у него появились целых две кандидатуры, на которых он может испробовать свое природное обаяние. Рон погрузился в обдумывание своих дальнейших действий в этом направлении.

Гарри Поттер вряд ли видел буквы в учебнике, потому что перед его мысленным взором была лишь Джинни, одежду которой заменял мягкий, пушистый, вкусный крем.

Джинни в это время неслась по коридорам школы, торопясь в теплицы, чтобы не упустить момент полива Черного мха чудозельем. Она обдумывала, какими бы словами рассказать профессору Стебль о том, что та якобы преподнесла Снейпу пирожное. Джинни даже придумала эти слова, но так и не сказала их, потому что увлеклась поливкой грядок.

Блейз радовался. Это был первый раз в их школьной жизни, когда он и его друзья пришли на урок за двадцать минут до его начала, благодаря чему увидели и услышали много интересного, возбуждающего и наводящего на размышления. Забини был доволен, что это он убедил товарищей провести эти незабываемые двадцать минут в классе, а не как все хотели — в гостиной у камина. Свою настойчивость он обосновал тем, что их жизнь однообразна и пора что-то менять, начав хотя бы с того, чтобы сменить место их дружеских посиделок. Теперь он думал, что, по всей видимости, в нем проснулся дар предвидения…

Дафна была расстроена тем, что такая замечательная мелкая пакость Панси не удалась, а также с опасением поглядывала на Драко, подозревая, что ему понравилось представление Браун и у нее может появиться еще одна соперница, которую нужно опасаться больше Грейнджер. Но по его ожесточенному выражению лица она поняла, что ей нечего опасаться.
Драко и правда был очень зол. Из всего произошедшего он понял, что именно Лонгботтом поднял его записку, адресованную незнакомке, и это значит, что завтра в коридоре около Печального рыцаря он увидит этого недоноска. И Драко принял решение! Он пойдет на эту встречу. Делая вид, что проходил мимо, он вступит в перепалку с Лонгботтомом, а затем приложит того каким-нибудь изощренным заклинанием или просто разобьет ему нос, чтобы не повадно было подбирать чужие письма с пола.

Панси Паркинсон поражалась своему открытию. Все то, что сейчас произошло, навело ее на потрясающую мысль о том, что гриффиндорцы не такие уж белые и пушистые, невинные и честные. Только что на ее глазах они продемонстрировали качества, которых, как предполагается, не может быть у гриффиндорцев. Браун умело соблазняла, Грейнджер не краснея врала, причем врала даже друзьям, Джинни Уизли мгновенно сориентировалась в ситуации и тоже, не моргнув глазом, соврала; Поттер и Уизли, забыв все правила приличия, откровенно пялились на своих одногруппниц, и даже Лонгботтом додумался обольщать девушек пирожными с кремом. Панси была так потрясена этим открытием, что тоже плохо вникала в написанное в книге.

Невилл Лонгботтом, как и многие в классе, не читал заданное. Он наблюдал за Снейпом и размышлял, написать ли бабушке о том, что ее пирожное пробовал и профессор зельеварения. А, судя по тому, что он видел, профессору пирожное очень понравилось.

Профессор Снейп вначале с недоверием, а затем с упоением ел пирожное, которое, как ему показалось, имело вкус и запах тех пирожных, что готовила его мать. Профессор недоумевал, почему это профессор Стебль решала вдруг порадовать его этим кулинарным совершенством. На протяжение многих лет они взаимовыгодно сотрудничали, он варил по ее просьбе зелья, она снабжала его имеющимися в ее теплицах растениями. И почему именно сейчас она решила отблагодарить его таким способом, было непонятно. Но не это было основным, о чем беспокоился профессор. Он раздумывал, стоит ли как-то ответить на сей непонятный жест, а если и стоит, то как. Может быть, просто сказать ей спасибо или же в следующий раз сварить в два раза больше зелья, чем она попросит, или же послать ей цветы с благодарственной запиской…

Гермиона единственная из присутствующих самозабвенно погрузилась в чтение. Пока многие были поглощены своими мыслями, другие пытались понять то, о чем читают, а профессор Снейп ел пирожное и думал о мотивах поведения профессора Стебль, Гермиона Грейнджер прочитала сто двадцать третью страницу, а затем и сто двадцать четвертую, и даже сто двадцать пятую… и даже поняла суть прочитанного.