4 апреля, вторник

Вот война добралась и до нас.

Вчера, когда мы после уроков собрались в гостиной и увлеченно обсуждали недавний матч по квиддичу, Джеймса вызвал к себе Дамблдор. Лили проводила его своим фирменным взглядом: «Что ты еще успел натворить?!» На что он недоуменно пожал плечами. Да правда ведь — ничего такого мы в последнее время не делали. Во всяком случае, ничего, за что можно попасть на ковер к директору. Мы посмотрели ему вслед и растерянно переглянулись: не может же быть, чтобы раскрылись мародерские прогулки под луной? Тогда бы вызвали всех.

Так мы и сидели, строили предположения, ждали, болтали, ждали, ждали, ждали… А Джим все не возвращался, и это уже становилось подозрительно: не мог же Дамблдор продержать его у себя столько времени. Оставалось заключить, что случилось что-то плохое.

Первым терпение потерял Сириус:

— Пойду поищу его, — объявил он в пространство.

Лили так умоляюще на него посмотрела – явно хотела пойти с ним, но Сириус покачал головой. Все поняли: если что – Сириус справится и один, а их вызвать всегда успеет. Лили вздохнула, но настаивать не стала, только закусила губу и резко отвернулась к камину.

Теперь мы ждали уже Сириуса. Разговоры заглохли: слишком тревожно всем было. Еще недавно беззаботная атмосфера стала напряженной, пропитанной нехорошим предчувствием. Я с трудом подавляла желание вскочить и начать метаться из угла в угол – просто не выношу такие ситуации, когда ничего не могу сделать. Ремус пытался занять себя уроками, но за все время ни разу не перевернул ни одной страницы.

Ну да – как можно вникнуть в учебник, когда такое творится?

Питер посматривал на всех по очереди, не в силах решить, как себя вести. Мэри пыталась пару раз заговорить о чем-нибудь постороннем, но никто ее не поддержал, и, отойдя к окну, она принялась тихонько барабанить пальцами по стеклу. Честно говоря, это немного нервировало, но я мужественно промолчала. Что касается нас с Лили, мы просто сидели и смотрели в огонь. Говорят, что, глядя на огонь, человек может ни о чем не думать. Не знаю, кто — как, а у меня что-то не очень получалось. Справедливости ради стоит заметить, что мысли мои были довольно-таки однообразны, а точнее — она была одна: «Что там происходит?! Где они?» Зато прогнать ее я не могла, как ни пыталась.

Когда зашуршал портрет, открывая вход, и в гостиной появились Джеймс и Сириус, мы все чуть ли не подпрыгнули и уставились на них. А у них были такие лица… Убитые – по-другому не скажешь. Я еще ни разу не видела у Сириуса такого откровенно несчастного выражения – обычно он все негативные эмоции прячет за светской маской либо за улыбкой. А на Джеймса просто смотреть было страшно. В ответ на наши испуганно-вопросительные взгляды Сириус едва слышно произнес:

— Родители Джима погибли вчера.

Мэри тихо вскрикнула, мы с Лили судорожно вздохнули, и тишина стала звенящей. Странное чувство: в первую секунду я до конца не поняла смысла прозвучавших слов, в следующую — пыталась убедить себя, что мне показалось, что это какая-то ошибка. А когда известие по-настоящему дошло до сознания, стало страшно и больно. Нет, не получается у меня выразить то, что я почувствовала в то мгновение: выходит как-то слишком долго и совсем не так.

Наши мальчики опустились на диван. Я молча обняла Сириуса, уткнувшись лицом ему в плечо, и только поэтому почувствовала, что он мелко дрожит. Хуже всех, конечно, было Джиму, но… Я ведь знаю, как много для Сириуса значили мистер и миссис Поттер. Люди, которые приютили его, когда он сбежал из дома, которые любили его, как родного, и которых он сам глубоко любил и уважал. Он так сильно стиснул меня в объятиях, что я невольно ойкнула. Наверное, это было именно то, что ему было нужно в тот момент, потому что вскоре я почувствовала, что он расслабился и вздохнул свободнее.

Если бы я только могла отвести от тебя все беды! Но все, что я могу, это просто быть рядом. Вот когда по-настоящему понимаешь, как ужасна собственная беспомощность.

Рядом Лили с Джеймсом сидели в точно такой же позе. Так и провели остаток вечера, почти не разговаривая. И все-таки я видела, что мальчикам стало легче оттого, что мы все здесь.

Страшный был день…

А сегодня Джеймс в сопровождении МакГонагалл отправился на похороны. До сих пор Сириус не отходил от Джеймса ни на секунду и казался совершенно спокойным. Но теперь, на уроках, когда Джима не было рядом, а Ремус с Питером, сидевшие сзади, не видели его лица, у него сделался настолько потерянный вид, что у меня больно сжалось сердце. На зельях я ничего не слушала и даже не потрудилась развести огонь – просто не в силах была отвести взгляд от Сириуса. Вопреки обыкновению, он ни разу не взглянул в мою сторону, даже будто специально отворачивался к окну, за которым сияло солнце и пели птицы. Ну, все понятно с ним – хочет скрыть, насколько ему на самом деле плохо и больно. Зря стараешься, милый, я все равно все чувствую. Как же мне помочь тебе?

Спасибо большое Мэри – настоящий друг и понимающий человек – все сделала вместо меня, да так, что Слизнорт ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил.

А после зельеварения Сириус с Лили сбежали, чтобы отправиться к Джеймсу. Сказали: его нельзя оставлять одного. И это правильно. Но мне-то теперь что делать?

На вопросы профессоров, куда подевались мисс Эванс и мистер Блэк, Ремус выдавал длинную запутанную речь, общий смысл которой сводился к тому, что они очень плохо себя чувствуют. По-моему, ему никто по-настоящему не поверил, но приняли как данность. Вот что Ремус умеет – так это заговорить собеседника: выстраивает столь громоздкие и заумные словесные конструкции, что вскоре перестаешь понимать что-либо вообще и только киваешь. Учителя-то, конечно, на такие фокусы не ведутся, хотя…

Спасибо за комплимент.

Весь день провела как на иголках, не в состоянии заниматься ни уроками, ни чем-то еще. Ремус, в конце концов, не выдержал и за обедом, за которым я не смогла проглотить ни кусочка, тихонько сказал:

— Мы должны быть сильными, Марлин, только так мы сможем их поддержать.

В его глазах я увидела ту же тоску и беспокойство, которые терзали меня, и от этого почему-то стало легче. Ремус слабо улыбнулся и кивнул.

Поражаюсь: как ему это удается – все держать внутри и казаться спокойным и уверенным?

Долгие годы практики сказываются: если бы я не умел держать в узде эмоции, я бы убился давно.

А я никогда так не могла – мне в подобных ситуациях хочется биться головой об стенку.

Вечером ребята не вернулись. Я сидела в гостиной на подоконнике, прислонившись спиной к стеклу, и вздрагивала каждый раз, когда открывался дверной проем.

Ремус с Питером устроились неподалеку, о чем-то тихо переговариваясь. Почти все разошлись по спальням, только пара-тройка студентов доделывала домашние работы. Тишина, уют и спокойствие родной гриффиндорской гостиной, когда потрескивает огонь в камине, а за окном светят звезды в ночном небе. Но сегодня эта привычная обстановка резко контрастировала с той бурей, что бушевала в моей душе, и вызывала совершенно идиотское желание закричать, швырнуть что-нибудь в стену, разбить, только бы разрушить эту невыносимую иллюзию мира и безопасности. Когда мне начало казаться, что еще чуть-чуть, и я не выдержу, передо мной возник серебристый пес – Патронус Сириуса – и сообщил:

— Радость моя, мы останемся на ночь у Джима. Не беспокойся – все в порядке. Утром вернемся. Передай ребятам.

Патронус растаял, а я растерянно посмотрела на этих последних. Оказывается, Питер успел заснуть прямо в кресле. Ремус же задумчиво кивнул сам себе, точно сообщение Патронуса подтверждало его предположения. Вот это меня тоже всегда в нем поражало: складывается впечатление, что он всегда все знает заранее и потому ничему не удивляется.

Правда? Никогда за собой не замечал.

Что ж, ждать было больше нечего, оставалось только пойти спать. Но заснуть я так и не смогла. Три часа ночи, а я все лежу и при свете Люмоса записываю в дневник свои переживания – надо же хоть чем-то заняться, иначе я просто сойду с ума.

5 апреля, среда

Заснула я только под утро, в результате проспала завтрак и опоздала на первый урок. Девчонки почему-то не стали меня будить – ушли одни. Может, Мэри решила, что пусть я лучше прогуляю уроки, зато отдохну нормально? Вполне в ее духе.

Эх, гулять – так гулять. Совершенно не торопясь – а куда спешить, все равно на ЗоТИ уже не успею – я собралась и спустилась в гостиную. Как раз в тот момент, когда я направлялась к выходу, портрет открылся и вошли Сириус, Джеймс и Лили. Вот уж не думала, что можно так истосковаться по человеку всего за один день. Но когда я увидела Сириуса, сердце подпрыгнуло до самого горла, и я, сама не помню, как тут же оказалась в его объятиях. Ребята улыбнулись, правда, не слишком весело, а я облегченно вздохнула: кажется, самое страшное позади.

— Почему не на уроках? – спросил Сириус, и в его вопросе ясно слышалось: «Ты в порядке?»

Невероятный человек – сам в ужасном состоянии, а еще обо мне успевает беспокоиться!

Это он умел, точно! «Рем, ты как?», — а у самого все плечо в крови и еле на ногах стоит.

Я благодарно улыбнулась и пожала плечами с легкомысленным видом:

— Проспала.

Нечего ему знать, что я практически всю ночь глаз не сомкнула, думая о них. Уж, не знаю, поверил ли он моей легкомысленности, но докапываться не стал.

— Тогда подожди еще пару минут – вместе пойдем.

Быстрый взгляд на Джеймса – ощущение, что они о чем-то говорят без слов – и они поднялись к себе, а я уселась на подоконник, пытаясь придумать, чем бы отвлечь мальчиков от тяжелых переживаний. Можно было бы, конечно, замутить какую-нибудь шалость, но сейчас это был точно не метод. Тут нужно было что-то, что полностью заняло бы все их мысли, не оставляя времени думать о другом. И кроме учебы в голову ничего не приходило. Но как засадить за учебники – и надолго – парней, которые школьную программу усваивали с лету?

Идея у меня появилась на трансфигурации, когда Лили, нахмурившись, сосредоточенно махала палочкой, пытаясь превратить кролика в канарейку.

Я посовещалась с ней, привлекла к этому делу Мэри, и после уроков мы целой делегацией подошли к Джеймсу и Сириусу, слезно умоляя помочь нам подготовиться к экзаменам. Те изрядно удивились – особенно странно просьба звучала от Лили. Но та искренне уверяла, что ей не дается трансфигурация, я – что ЗоТИ и зелья, а Мэри – чары. Питер обрадовался и заявил, что ему неплохо бы потренироваться по всем предметам в принципе.

Ремус понимающе улыбнулся – по-моему, он сразу раскусил наш тайный замысел.

Да, очень тайный замысел – тоже мне, конспираторы!

Джеймс с Сириусом переглянулись и согласились с обреченным вздохом: объяснять кому-то то, что самим давалось легко, они никогда особо не любили.

В результате мы просидели за учебниками до поздней ночи, пока Джеймс не объявил:

— Все! У меня голова пухнет, давайте расходиться.

Можно себя поздравить – я добилась, чего хотела: ребята полностью сосредоточились на обучении нас бестолковых, оживились, и из их глаз исчезла мировая скорбь. Еще несколько недель в подобном ритме, и боль потери перестанет быть такой острой, отойдет на задний план.

5 мая, пятница

Месяц не вылезаем из учебников. Кто бы мог подумать, что Мародеров можно сподвигнуть на такое? Да и меня тоже, если уж на то пошло. Однако они даже не сопротивлялись особо – видимо, поняли, что интенсивная учеба спасает от тоски. Подготовку к экзаменам перемежаем посиделками у озера всей компанией и поцелуями, которые тоже отлично отвлекают.

Ребята уже настолько пришли в себя, что начали шутить и смеяться, как прежде. Постоянно переругиваются и подкалывают друг друга, порой спорят до хрипоты по самым дурацким поводам, но никогда по-настоящему не ссорятся. В общем, вернулись, наконец, наши дорогие Сохатый и Бродяга. Мы с Лили тихо радуемся – да и гордимся собой, чего уж там!

Веселья добавляет мой Черныш, который всегда со мной: он так забавно меняет окрас, если его попросить! Да и вообще он очень забавный. Мы – то есть я, Лили и Мэри – наперебой его тискаем и умиляемся. Парни ржут над нами, а сами втихую подкармливают его всякими вкусностями и учат дурацким командам. Нет, правда дурацким. Вот, Сириус, к примеру, научил Черныша облаивать слизеринцев. Когда я возмутилась по этому поводу, Ремус со смешком заметил:

— Радуйся, что только лаять, а не что-нибудь похуже.

Сириус с Джеймсом переглянулись с абсолютно одинаковым выражением на лицах: «Идея!», и Рем обреченно добавил:

— Зря я это сказал…

А сам усиленно прятал улыбку – я ж видела! Обозвала их детьми-переростками, но, честно говоря, мне стало любопытно. Пару дней спустя Черныш уже не лаял на представителей враждебного факультета, а мочился на их ботинки. Вот есть ум у этих двоих?! Хотя выражения лиц несчастных слизеринцев были очень смешные…

Ну, придурки – я ж говорил! Но было весело, надо признать.

Лили чуть не убила обоих, сказала, что они безответственные дураки, и что в случае чего отвечать придется мне – собака-то моя. На что Сириус возразил:

— Во-первых, в случае чего, — он сделал особое ударение на этих словах, - мы сразу скажем, что это наших рук дело. Во-вторых, никто не додумается нас обвинять – собаки всегда метят территорию. Кто ж виноват, что тут слизеринцы на пути попались?

После этого смеялись все, включая Лили, хотя она все еще была недовольна. На самом деле, глупая шутка, неизящная, но я сейчас даже таким рада.

24 июня, суббота

Едем домой. После вчерашней бессонной ночи ребята дремлют под перестук колес Хогвартс-экспресса. Лили смотрит в окно, рассеянно перебирая вихры Джеймса, устроившегося головой на ее плече. Но, по-моему, она тоже спит, только с открытыми глазами. Одна Мэри на удивление бодрая – что-то читает. Поди, очередной любовный роман – она их любит. Черныш лежит у моих ног, свернувшись клубочком. А я, как всегда, пишу дневник, время от времени поглядывая на устроившегося рядом Сириуса. Кажется, могла бы провести целую вечность, просто любуясь на него. Иногда поезд поворачивает так, что солнце начинает светить ему в глаза, и тогда он забавно морщится, но не просыпается. Я поднимаю свою тетрадку, чтобы тень падала на его лицо, и Мэри едва слышно фыркает. Вот ведь — вроде занята своей книгой, но при этом все вокруг замечает! Я показываю ей язык и улыбаюсь. Странное у меня сегодня настроение: грустное и счастливое одновременно, а еще чуть-чуть тревожное.

Наверное, это будет последняя запись: не думаю, что у меня будет время и желание продолжать дневник теперь. Да и, честно говоря, давно пора бросить это детское занятие.

Итак, вчера у нас был выпускной бал. Все девчонки, конечно же, были озабочены своими нарядами, и последние экзамены проходили одновременно с лихорадочными поисками в волшебных каталогах и обсуждениях платьев с подругами. Уж насколько я к этому равнодушна, и то не могла удержаться. Однако утомляет эта кутерьма невероятно! Последний экзамен – это была трансфигурация – я встретила с облегченным вздохом, и – вот честно! – мне уже было наплевать, какую оценку я получу. Хотя, учитывая нашу усиленную подготовку, вряд ли мне поставят меньше чем «Выше ожидаемого». А когда сова из магазина мадам Малкин принесла мне заказанное платье, расслабилась окончательно. Теперь можно было просто наслаждаться жизнью, неспешно готовясь к празднику.

Парни постоянно о чем-то тихонько совещались, никого не подпуская к себе в эти моменты. Лили посматривала на них с опасением, я – с любопытством. Было кристально ясно, что они готовят что-то на выпускной бал. Как мы ни пытались дознаться, они молчали и загадочно улыбались. Даже Питер, никогда не умевший держать язык за зубами, и то не проговорился. Накануне бала я начала чувствовать, что еще немного – и лопну от любопытства. Пыталась усыпить внимание Сириуса и разузнать все между поцелуями, когда мы гуляли у озера, но номер не прошел. Он только посмеялся, а я обиженно надулась. Теперь уже он принялся целовать меня, стараясь вымолить прощение, и я тут же растаяла. Правда, так ничего и не узнала. Пришлось смириться и ждать вечера.

Мэри шла на бал со своим хаффлпаффцем, поэтому упорхнула из комнаты раньше нас всех, мы даже ее наряд разглядеть как следует не успели. Лили была просто великолепна в воздушном зеленом платье, которое будто дымкой окутывало ее фигуру, к тому же прекрасно сочеталось с глазами и оттеняло волосы. Давно замечала, что рыжим очень идет зеленый. Впрочем, и я неплохо выглядела в платье из красного атласа, облегающем до бедер, а дальше расходящемся пышными тяжелыми складками. У меня с детства слабость к пышным юбкам.

— Можем чувствовать себя королевами, — с улыбкой заявила Лили, подмигнув мне в зеркале.

С полным правом: вы обе в тот вечер были великолепны!

Я-то уж точно почувствовала себя королевой, когда, спустившись в гостиную, поймала восхищенный взгляд Сириуса. Неужели он правда считает меня такой красивой, как говорит? Уж кто был неотразим, так это он. Девчонки оборачивались на него с риском свернуть шею и вообще глаз не сводили, что начинало порядком злить.

— Не обращай внимания, — шепнул мне Сириус на ухо, когда мы вошли в Большой зал и опять все повернулись в его сторону.

Легко сказать – не обращай внимания! Но я подавила вспыхнувшее раздражение и решила не портить себе праздник. В конце концов, Сириус со мной – и это самое главное.

Большой зал изменился до неузнаваемости. Факультетские столы исчезли, отчего он казался еще больше, чем обычно, а вместо них то тут, то там стояли небольшие круглые столики, как в кафе, с едой и напитками. На зачарованном потолке сверкали первые звезды, а сам зал освещался мягким пульсирующим сиянием, цвет его плавно менялся, перетекая из одного в другой, обливая присутствующих живой радугой.

— Зацените, девушки, — похвастался Джеймс, — наше личное изобретение!

Мы тут же выразили положенный восторг – было от чего!

Правда, в зале мы оставались недолго: послушали напутственную речь Дамблдора, попробовали угощение, немного потанцевали, и решили, что гораздо интереснее будет провести вечер на улице. Не мы одни такие были: кто-то бродил напоследок по школьным коридорам, кто-то отправился во двор подышать свежим воздухом. Подозреваю, что были и такие, кто уединился в укромных уголках, разбившись на парочки. Мы не стали разделяться – гуляли всей компанией.

Ночь была удивительно тихой, только теплый ветерок слегка шевелил волосы, а небо сверкало россыпью звезд. Настроение было под стать: какое-то умиротворение и покой, слизеринцы — и то не вызывали обычного раздражения. С некоторыми из них мы даже мило поболтали, встретившись во дворе.

А потом парни запустили волшебный фейерверк, и воздух заполнился драконами, фениксами, скачущими по воздуху единорогами… Были там еще какие-то существа, названия которых я даже не знаю. Но это был не простой фейерверк – у этих фантазеров простого не бывает! – когда очередная огненная картинка гасла, вместо нее на землю сыпались конфеты, блестки, мелкие монеты, всякая разная ерунда с сюрпризами – кому как повезет. Я вот поймала шарик, который в моих руках взорвался красивейшим цветком. Тут начался настоящий бедлам – все кричали, смеялись, прыгали, пытаясь поймать что-нибудь поинтереснее. Мародеры наслаждались триумфом. На их довольных физиономиях ясно читалось: «Шалость удалась!»

Последняя…

Когда фейерверк иссяк и царящий вокруг гвалт поутих, ночное небо осветилось радужной надписью:



Но и это было еще не все. Следом словно из-под невидимого пера появились слова:

«Спасибо всем нашим учителям за терпение, понимание и знания, которые вам удалось-таки вбить в наши головы. Простите, что часто трепали вам нервы, но признайте – с нами было весело! Отдельное спасибо нашему дорогому декану – профессор МакГонагалл, мы Вас очень любим и надеемся, что через несколько лет Вы будете учить и наших детей».

О, это была поистине гениальная идея, поступившая, как ни странно, от Джима.

Вот это я понимаю – прощание так прощание! Наверняка профессорам было очень приятно прочитать такое. Лили, хоть и не учительница, и то умилилась:

— Какие вы милые… иногда.

А с каким ехидством это было сказано!

Мародеры переглянулись с довольными ухмылками и раскланялись на бурные аплодисменты, зазвучавшие со всех сторон.

Где-то около полуночи, когда первоначальное веселье поутихло, Сириус заявил:

— А пойдемте купаться!

Идея была принята единогласно и с большим энтузиазмом. Правда, поначалу мы, девушки, с недоумением посмотрели на свои нарядные платья, но меня осенила гениальная идея трансфигурировать их в купальники. И мы помчались к озеру.

Вопреки моим опасениям вода оказалось теплой-теплой, как парное молоко. Мы плавали наперегонки, прыгали в воду с толстой ветки старой ивы, поднимая целый фонтан брызг, плескались друг на друга. В общем, дурачились по полной. Как только обитателей озера с ума не свели? Накупавшись, высушив себя и придав нарядам первоначальный вид, мы отправились бродить по хогвартским коридорам, чтобы попрощаться с замком.

Чудесный был вечер, по-настоящему волшебный…

В спальни вернулись только утром, да и то лишь для того, чтобы переодеться и собрать чемоданы. На вокзале меня охватила ностальгическая грусть: все-таки семь лет мы здесь провели, и это были замечательные семь лет. А что-то нас ждет за пределами школы?

Война и смерть нас ждали…

Мэри задремала над своим романом. Сириус улыбается во сне. Да и у меня глаза сами закрываются. Все. Заканчиваю.



Ремус закрыл магловскую тетрадь в синей обложке и спрятал лицо в ладони.

Зачем он пришел в этот дом, в эту комнату? Все здесь напоминало о Сириусе: гриффиндорское знамя и фотография четырех мальчишек на стене, разбросанные вещи, раскрытая книга на кровати, недопитая чашка кофе на столике…

Войдя в комнату, Ремус долго не мог сдвинуться с места: казалось, что вот сейчас хлопнет дверь, и он услышит голос друга:

— Лунатик, что с тобой?

Ощущение было столь ярким и реалистичным, что Ремус потерял счет времени, напряженно вслушиваясь в звуки старого дома. Но нет. В старинном особняке рода Блэк царила мрачная тишина – хозяин больше не вернется сюда. И, опустившись на колени, Ремус завыл, как раненный зверь, вцепившись пальцами в волосы. Почему? Почему Сириус? Судьба точно издевалась над ним, вернув друга и вновь забрав его всего лишь через два года.

Тогда-то Ремус и заметил тетрадь, лежавшую на тумбочке рядом с кроватью. Он сам не знал, чем она привлекла его взгляд. Наверное, тем, что этой магловской вещи было не место в доме чистокровных аристократов.

Раскрыв тетрадь, Ремус вздрогнул и едва подавил желание отбросить ее подальше. Однако, начав читать, уже не мог остановиться. Он знал, что Марлин вела дневник, но не подозревал, что Сириус сохранил его после ее смерти. В этих строчках, написанных целую вечность назад юной, веселой девчонкой, так живо вставало прошлое! Перелистывая страницы, Ремус как наяву видел своих друзей, ушедших навсегда. Джеймс… Лили… Марлин… Сириус… Какими беспечными они тогда были, какими счастливыми!

Снова захотелось завыть, но Ремус только закусил до крови губу и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

Прости, друг, прости за все: за то, что поверил в предательство, за то, что не попытался помочь, за то, что не смог уберечь… Надеюсь, вы с Марлин встретились там, и теперь, наконец-то, счастливы.