Эдвард.

Я чувствую, как ее ладонь поглаживает мою грудь, я знаю эту ладонь, но ощущение все равно кажется чуждым. Я не открываю глаз, пытаясь заставить себя не думать ни о чем (и ни о ком), кроме ощущения ее ладони на моей коже. Я не открываю глаз, воображая, что мою кожу щекочут каштановые волосы, а не светлые, которые я увижу, если распахну глаза. Мои глаза плотно зажмурены, потому что я знаю, что распахни я их, я увижу не пару желанных карих глаз, а пару светло-голубых, в которые смотрю уже на протяжении пяти лет.

Я ненавижу себя за это, но не прекращаю воображать. Я изменяю ей, хотя никогда даже не прикасался к Белле.

– Доброе утро, милый, – бормочет она, и я открываю глаза. Звук ее голоса резко возвращает меня в сознание. Я опускаю взгляд на светлые волосы Ирины, разметавшиеся по моей груди. Внезапно возникает чувство, будто мне на грудь упала наковальня. При воспоминании о моих недавних мыслях, мое пробуждение происходит от чувства вины.

– Доброе, – отвечаю я, выдавливая вялую улыбку. Я начинаю вырываться из ее объятий, потому что чувство ее тела, прижатого к моему, лишь подогревает чувство вины.

Она хмурит брови и на мгновение надувает губы. Но это быстро проходит, и она невозмутимо просовывает руку под одеяло и прямиком в мои боксеры, где обхватывает пальцами мой тут же опавший член. Я закрываю глаза, не в силах столкнуться с разочарованием, которое неизбежно увижу в ее глазах. Ее ладонь отчаянно потирает мою плоть, что делает часто в последнее время, и, как и всегда, я хватаю ее запястье, останавливая.

– Не надо, – тихо говорю я, поглядывая на часы. – Тебе надо идти в комнату к Тане, она ждет тебя.

Она издает разочарованный вздох и слезает с меня. Воспользовавшись этой возможностью, я выпрыгиваю из постели и направляюсь прямиком в смежную ванную.

Изначально планировалось, что она приедет сюда с Таней и остальными подружками невесты в последний вечер, а я поеду сюда с семьей сегодня. Я жалею, что согласился на просьбу Ирины остаться с ней здесь. Жизнь с моими родителями оставляет нам мало возможности уединиться, на что Ирина часто жалуется, но с недавних пор я стал благодарен за это. Стыдно признать, но в последнее время я стал часто пользоваться этой удобной отговоркой. Кажется, будто по мере того, как мой интерес к нашей сексуальной жизни угасал за последнее месяцы, ее – наоборот возрос в геометрической прогрессии. Пока в последнее время она и вовсе не перестала пытаться склонить меня к сексу. А теперь она хочет его постоянно.

Я познакомился с Ириной в медицинском колледже на первом году обучения. Мой сосед по комнате Энди всегда увивался за девчонками. Я потерял счет свиданиям, на которые он тащил меня с собой, потому что по какой-то причине студентки медицинского колледжа, казалось, были не способны сходить на первое свидание, не прихватив подругу. К сожалению, Энди ходил только на первые свидания, поэтому между нами установилась крепкая связь.

Соседка Ирины, чье имя мне уже не вспомнить, была готова наброситься на Энди буквально в ресторане, и в итоге они ушли посреди ужина, меня и встревоженную Ирину наедине. Со мной такое произошло впервые на одном из этих мучительных свиданий, но к счастью, все сложилось хорошо, потому что мне действительно понравилась Ирина.

Мы обменялись номерами телефонов и пообещали созвониться ближе к вечеру, но я не ожидал увидеть ее снова. У Ирины же были другие планы. Как-то в пятницу вечером, когда я закопался в чтении учебных книжек, она позвонила мне ни с того ни с сего и пригласила поесть пиццу. После этого мы стали встречаться и поняли, что отлично вписываемся в жизни друг друга.

У нас были похожие расписания, мы оба были первокурсниками, понимали тяготы выбранного учебного пути. Мы окунулись в приятную рутину, виделись дважды в неделю, а потом вместе проводили весь день и всю ночь на выходных.

Порой я задумываюсь, кончилось ли бы все это провалом, если бы не Карлайл. Пока я не привел ее домой в первый раз, наши отношения можно было назвать легкими, возможно, даже серьезными. Мы наслаждались обществом друг друга и, казалось, больше ни в чем не нуждались. Мы занимались своими делами, и были так заняты учебой, что у нас попросту не было времени, чтобы анализировать наши отношения или просто присесть и подумать, подходим ли мы друг другу.

Карлайл боготворил ее с самого начала. Ирина была единственным, что он одобрял в моей жизни. Он больше обрадовался, когда узнал, что она моя девушка, чем когда меня приняли в медицинскую школу. Меня это, конечно, не удивило, учитывая то, кем был отец Ирины – Елизар Денали, один из самых уважаемых хирургов-кардиологов Сиэтла.

Карлайл никогда не был доволен своим местом в жизни. Да и моим тоже, если уж на то пошло. Он беспрестанно давил на меня, пытаясь заставить меня специализироваться на хирургии, и его разочарование оттого, что я не поддался, проявлялось отчетливо и ясно. И часто. Порой я задумывался, не думал ли он, что сможет погреться в лучах славы оттого, что воспитал меня, своего приемного сына, так хорошо, что я стал хирургом.

Когда я один единственный раз вступился за себя, я дал ясно понять, что хочу быть терапевтом, и отказался от предложения об интернатуре в Вирджинии Мейсон. Когда я сообщил об этом Карлайлу по телефону, он перестал со мной разговаривать. Но когда я привел домой Ирину, он возобновил наши отношения, пребывая в восторге оттого, что я нашел, как он сказал, «подходящую пару». На какое-то время я даже приободрился, чувствуя, что Карлайл впервые мной гордится. Ничто из того, что я делал прежде, не вызывало у него гордости, а я жаждал этого.

Приглашения в Форкс начали распространяться на всю семью Ирины. Не успел я оглянуться, а семья Денали вплелись в нашу жизнь как шелковые нити в вышитые подушки. И не было возможности порвать с Ириной, не испортив при этом прекрасную картину.

Но значение имело только то, что я наконец-то что-то делал правильно. Я учился на врача, моему отцу понравилась моя девушка, и на какое-то время я действительно поверил, что я был именно тем, кем хотел быть.

Ирина взбунтовалась под прессом учебы в медицинской школе и бросила на третьем году обучения. Ее отец снял ей квартирку и стал оплачивать проживание, казалось, семья Ирины не возлагала на нее никаких надежд. Я ей завидовал, я знал, что столкнусь лицом к лицу со взрывной волной разочарования Карлайла, если не исполню своего обязательства стать врачом.

Я не мог сказать, что мне нравилось изучать медицину, но знал, что он будет разочарован, если я выберу другую карьеру. Карлайл хотел создать наследие Калленов в медицинском сообществе. Как Эммету с Элис удалось избежать давления, мне не понять. Но тогда Ирина постоянно напоминала мне, что мой отец нами гордился. Как же иронично, что я так усердно пытался впечатлить его выбором карьеры, а его больше всего впечатлило мое случайное знакомство с подходящей девушкой.

Эсми устроила грандиозную вечеринку, когда я окончил учебу, и, конечно же, семейство Денали присутствовало. Карлайл всю ночь не переставал трещать о том, что это одна большая «семья», и что он гордится, что я привел их в нашу жизнь. Оглядываясь назад, я понимаю, что он ни разу не сказал, что гордится моими научными достижениями. Но опьяненный его одобрением, я сделал Ирине предложение в несвойственной для меня, продуманной манере. Все были в восторге, и Карлайл не в последнюю очередь.

Мы устроили шумную, светскую свадьбу в Сиэтле. Затем я получил работу в Форксе, и мы переехали к моим родителям, чтобы у нас было время и деньги для самих себя. Моя жизнь устроилась.

– Мы уже несколько месяцев не занимались любовью, – ворчит она.

Ее голос пугает меня. Бритва падает в раковину с громким стуком.
– Что? – переспрашиваю я, делая вид, что отвлекся. И хотя я подозревал, что тема всплывет, я совершенно не знаю, что ей ответить.

– Ты слышал меня, Эдвард, я устала притворяться, что это не имеет значения. Имеет.

В ее голосе отчетливо слышится раздражение, как и всякий раз, когда между нами разгорается этот спор.

Я вожу бритвой по плотно сжатой челюсти.
– Слушай, прости, – я мельком поглядываю на нее, она уже одета и идет к двери. Руки скрещены на груди, а выражение ее лица безгранично несчастно. – Я просто устал, – бормочу я.

– Да? В последнее время ты всегда усталый, Эдвард, – огрызается она.

Смывая остатки пены с подбородка, я вынимаю затычку из раковины и облокачиваюсь на столик, глядя, как вода уходит в слив.
– Давай не будем сегодня ругаться, – вздыхаю я. – Сегодня свадьба твоей сестры. Ты должна быть там по уши в шампанском и салфетках «Клинекс».

Она уходит с резким стоном раздражения и захлопывает за собой дверь.

Я чувствую себя дерьмом.

Отталкиваясь от стола, я возвращаюсь в спальню. Надеваю спортивные штаны и футболку, хватаю спортивную сумку, решив, что тренировка будет сейчас как раз кстати.

Два часа спустя я возвращаюсь в комнату и обнаруживаю там Ирину, сидящую на краю кровати. Ее светлые волосы заплетены в одну из этих сложных причесок, которые не позволяют прикоснуться к волосам или пропустить пряди сквозь пальцы. Красивые черты ее лица подчеркнуты мягким макияжем, она выглядит милой. Белый пушистый халат плотно запахнут на ней, а ноги обнажены.

– Я тут подумала, что загляну проведать, как ты, – тихо говорит она, не глядя на меня.

Бросая сумку на пол, я сажусь рядом с ней.
– Красиво выглядишь.

Она фыркает.
– Ага, просто удивительно, на что способен фунт макияжа и плойка для завивки. Жаль, что все это не заставит твоего мужа тебя хотеть.

– Прости за то, что было утром, – смиренно извиняюсь я.

Она смотрит на меня широко распахнутыми, грустными глазами.
– Я просто не понимаю, что происходит, Эдвард. Ты все время такой холодный, ты вообще больше не хочешь заниматься любовью. Я чувствую себя невидимкой. – Ее глаза блестят от подступающих слез.

– Не плачь, – тихо прошу я, беря ее косметичку, что лежит рядом с ней на кровати. – У тебя тут есть салфетки? – спрашиваю я, расстегивая молнию.

– Нет! – срывается она, вырывая косметичку у меня из рук и крепко прижимая ее к себе. Она прикладывает пальцы к веку под глазами и смаргивает слезы. – Я в порядке. Мне не нужно твое сочувствие, Эдвард. Я лишь хочу, чтобы ты сказал мне, что не так.

Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, я беру ее за руку.
– Прости, просто я… нервничаю на работе, она выматывает меня… – И это правда. С тех пор как я начал практиковать, каждый день становится все утомительнее, все труднее нацепить улыбку, даже деньги уже не приносят удовлетворения. Чем больше я стараюсь успокоить ее, тем неубедительнее звучат мои слова. – Давай просто хорошо проведем день. Ты несколько месяцев ждала этого дня. – Я обхватываю ее щеку ладонью и наклоняюсь к ней, но она отодвигается.

– Нам нужно поговорить, – предупреждает она. – Я знаю, что что-то не так. Но ты прав. Сегодня неподходящий день. Давай попробуем получить от него удовольствие, поговорим завтра.

Я нежно целую ее в губы, испытывая бóльшее облегчение, чем имею право.

Я смотрю на часы.
– Семья скоро приедет. Я встречаюсь с ними внизу. Мне пора одеваться.

– Да, Таня будет в истерике. Я лучше пойду, – говорит она, удивив меня неожиданным поцелуем в щеку.

Гостей в шикарных нарядах нетрудно заметить среди непримечательно одетых завсегдатаев. Моя семья сидит за большим круглым столом, разговаривает. В центре стола стоит поднос с сэндвичами и кофейник.
Эсми первой замечает меня, встает поприветствовать и целует в щеку, когда я подхожу к ней.

– О Эдвард, мне нравится, как ты выглядишь в смокинге, – улыбается она, с гордостью глядя на меня, приглаживая лацканы, которые и так безупречны. – Ты так красив, можешь отвлечь внимание от невесты.

– Спасибо, Эсми, – смеюсь я. – Будто бы кто-то способен отвлечь внимание от Тани. Ну, возможно, ты единственное исключение. Выглядишь ослепительно.

Она широко улыбается и садится обратно.

Раздается череда приветствий, после которой я занимаю свое место напротив Элис и Беллы.

Белла поднимает голову, и наши взгляды встречаются, пока я выдвигаю себе стул. Грудь чуть сжимает от воспоминания о моем сне, пока я сажусь, не в силах разорвать зрительный контакт. Грудь сжимает от тревоги при виде нее, да при том, о чем я думал этим утром. Если я не научусь это контролировать, не найду способ пережить это, она станет моей смертью.

– Где Ирина? – спрашивает Элис, глядя через плечо.

Ее голоса достаточно, чтобы разрушить чары, и, оторвав взгляд от лица Беллы, я смотрю на сестру.
– Она с Таней. Они одеваются или вроде того, – отвечаю я, не в силах совладать с предательским взглядом, мечущимся к Белле, которая сидит и все еще смотрит на меня.

Элис пододвигает свой стул ближе к столу, снова привлекая к себе мое внимание.
– Какое у Тани платье? Наверняка красивое, она так прекрасна. Думаю, она выбрала что-нибудь обтягивающее, может быть, с…

– Элис! – стону я, вскидывая руку. – Я понятия не имею, на что похоже ее платье, я не присутствовал на примерке.

– Готов поспорить, что хотел бы, – смеется Эммет. – Боже, Гарретт – удачливый муд… – он замолкает глядя на Эсми. – Парень.

– Ну ты и извращенец, Эммет, – жалуется Элис.

– Неужели вы трое не можете хотя бы притвориться взрослыми всего на день? – огрызается Карлайл, вставая из-за стола. Он смотрит на Эсми. – Я вижу, Елизар и Саша приехали, ты идешь?

Он протягивает руку, и Эсми, с улыбкой взяв ее, идет за ним среди плотно расставленных столов к людям, на которых Карлайл хочет произвести впечатление больше всего на свете. Хотя зачем он утруждается – для меня загадка. Он уже знает, что я не намерен развивать карьеру, а он в своей ушел уже так далеко, как только мог.

Возможно, он думает, что если он сейчас засветится с этими людьми, которые сейчас находятся на пике своей карьеры, то это каким-то образом скажется и на нем, и он станет выглядеть более важным, чем является на самом деле.

– Чего это он так ощетинился? – спрашивает Эммет, беря сэндвич с подноса и запихивая его в рот.

– Он хочет произвести хорошее впечатление на коллег Елизара. Знаешь, каким он становится, – говорит Элис, передразнивая акцент Карлайла и морща нос.

– Я чувствую себя не в своей тарелке, – тихо говорит Белла, глядя на Элис. – Мне, наверное, не следовало приходить.

Белла надела красное платье, которое каким-то непостижимым образом делает ее еще красивее, чем она есть. Она ослепительна, но я ее знаю, – ей комфортнее в джинсах и кроссовках, поэтому я не удивлен увидеть, как она теребит подол платья.

– Перестань его дергать! – ругается Элис, хмуро глядя на нее. – Оно не станет на дюйм длиннее оттого, что ты его тянешь!

Эммет хохочет от ее слов, и остальные трое вменяемых людей за столом синхронно закатывают глаза.

– Надо была надеть черное, – жалуется Белла. – Оно было длиннее и с рукавами.

– Да, и оно было старомодное. Даже моя мама слишком молода, чтобы носить то платье, Белла, – вздыхает Элис.

Я позволяю себе порассматривать ее пару мгновений. Она невероятно красива. Не вызывающе, как Таня. Ее красота естественна. И сегодня она сделала макияж и прическу, как и большинство женщин заколов волосы наверх, но волосы так обрамляют ее лицо… она самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. В платье, открывающем плечи, она выглядит старше, чем обычно, и мне приходится заставить себя отвести взгляд, пока мои чувства к ней не поглотили меня снова.

– И конечно, ты должна была прийти, – упрекает Элис с хихиканьем. – Ты моя пара! Белла совсем не выглядит не в своей тарелке, правда, ребята? – озорно продолжает Элис. – Она прекрасна.

Белла улыбается ее словам, но улыбка быстро сходит с ее лица, и она с волнением прикусывает нижнюю губу.

Эммет широко улыбается.
– Ага, ты наконец выглядишь как девушка, Белла, тебя хорошо обработали.

– Заткнись! – отвечает Белла шутливо, и улыбка снова расцветает на ее лице. У меня во рту пересыхает, когда очаровательный румянец окрашивает ее бледные щеки.

Она встречается со мной взглядом и вскидывает бровь на мгновение.

Сглотнув, я тянусь за сэндвичем.
– Ты выглядишь прекрасно, – соглашаюсь я и отправляю сэндвич в рот, чтобы не сказать больше.

Она слегка изгибает губы в улыбке, и я отвожу взгляд. Сэндвич чуть ли не встает поперек горла, и я отворачиваюсь, глядя через плечо в никуда, просто чтобы смотреть куда угодно, но только не на нее.

К столу подходят родители с еще одной парой. Пара молодая, возможно, всего на пару лет старше меня, и я уже знаю, что грядет.

– Я бы хотел познакомить вас с моей семьей, – с энтузиазмом начинает Карлайл. Мы все одновременно встаем. – Ребята, это доктор Маршалл и его жена Фиона. – Он поворачивается ко мне. – Доктор Маршалл получил очень хорошее место детского хирурга в больнице Сиэтла.

– Мои поздравления, – любезно отвечаю я, пожимая руку сначала ему, а потом его жене. – Я Эдвард, – заканчиваю я, раз уж Карлайл не потрудился представить меня, восторгаясь достижениями незнакомца.

Вот так всегда с Карлайлом, он так и не простил мне отказ от предложения интернатуры в Вирджинии Мейсон. И хотя самого его устраивает должность главврача в форкской больнице, он явно считает, что я должен подняться выше. Он не упускает шанса напомнить мне, кем бы я мог стать, всякий раз вонзая этот нож все глубже. Сегодня я, по крайней мере, был к этому готов. Я знал, что на свадьбе, где соберется вся элита врачебной науки, будет немало молодых врачей, которыми он мог бы меня подразнить.

– Это мой второй сын, Эммет, – продолжает отец, замолкая, пока они пожимают руки. – А это наша малышка Элис, – с гордостью улыбается он, а сама Элис раздражена оттого, что ее назвали малышкой.

Я с умеренным удивлением замечаю, что он ни слова не говорит о нашем жизненном положении, несмотря на то, что с радостью поделился с нами положением доктора Маршалла. После знакомства наступает неловкая тишина, которую нарушает блистательный доктор Маршалл.

– А это ваша вторая дочь, я полагаю? – интересуется он, протягиваю руку Белле.

– Нет, это Белла, она… подруга Элис, – пренебрежительно отвечает отец.

Я злюсь, видя, как напрягается Белла. Он всегда так с ней, напоминает, что не особо ее жалует, но терпит ради Элис. Если бы он хотя бы десять минут провел, разговаривая с Беллой, как и я, то понял бы, что она не такая, какой пытается казаться, создавая дурную репутацию. Я узнал о ее «репутации» только после нашей первой смущающей встречи (о которой мне совсем не нравится думать), но поскольку Элис начала приводить ее домой больше года назад, мне представилась возможность узнать и ее и то, что она самая добрая, интересная девушка, что я встречал.

А еще она сильная, и выражение ее лица становится беззаботным так же быстро, как стало напряженным, и она ослепительно улыбается.
– Очень приятно с вами познакомиться, – улыбается она. – И поздравляю с, – она хитро поглядывает на Карлайла, – отличной должностью в больнице.

Выражение лица Карлайла становится грозным, он сжимает челюсти. Очевидно, что ему не нравится, что посторонний человек единственный кроме меня поздравил доктора Маршалла с успехами в карьере. И ясно, что Белле прекрасно известно об этом, потому что она делает комплимент Фионе и садится с довольной ухмылкой.

Собравшись, Карлайл снова обращается к паре.
– Прекрасное место для свадьбы. Милый сад, правда, Эсми?

Начинается самый скучный на свете разговор, и я испытываю облегчение, когда Карлайл наконец уводит их от стола.

– Знаешь, не стоит его заводить, Белла, – хмыкает Эммет.

– Я и не заводила, – возражает она с улыбкой. – Я думала, что веду себя вежливо, – пожимает плечами она с напускной невинностью.

– О мой Бог! – ахает Эммет. – Глянь на стойку. – Он ударяет меня по руке тыльной стороной ладони. – Блондинка у бара.

– Я ее знаю! – говорит Элис, проследив за его взглядом. И это все, что Эммету надо услышать, чтобы потащить ее к бару.

– О господи, надеюсь, он скоро найдет девушку, – смеется Белла. – Он как ходячий гормон.

– Не думаю, что здесь есть девушка, способная удержать его внимание дольше пары часов, – замечаю я.

Она смеется громким, гортанным смехом.
– А если есть, то жду не дождусь, когда познакомлюсь с ней.

Она прекращает смеяться так же быстро, как начала.
– Он прав, – говорит она, и я озадаченно вскидываю бровь. – Эммет, он прав. Мне не стоит злить твоего отца.

– Он вел себя грубо, – говорю я. – Он это заслужил.

– Все равно, – она пожимает плечами.

Глядя ей за спину, я вижу, что мои родители возвращаются. Наверное, выражение моего лица красноречиво, потому что она оборачивается, прослеживает за моим взглядом, и поворачивается обратно с гримасой.

– Пойдем отсюда, – предлагаю я, вставая. – Я слышал, тут милый сад, – добавляю я с язвительной улыбкой.

К счастью, дождь уже закончился, и мы идем по тропинке к другой стороне здания, в сады. Замечая мурашки на ее коже и дрожь, сотрясшую ее тело, я скидываю пиджак и отдаю его ей.

Она укутывается в него и глубоко вздыхает. Ее глаза закрываются, а губы приоткрываются. Я стискиваю челюсть и отвожу взгляд.

– Возможно, это был не лучший путь для побега, – говорю я.

– Зачем он это делает? – спрашивает она, игнорируя мои слова.

– Прости, он груб с тобой. Просто он всегда так сосредоточен на том, чтобы навязывать всем свою идеальную картинку, – объясняю я. Он всегда так делал. Я помню, как он хмурился, когда я впервые попал в семью. Я был бледным, тощим рыжеволосым мальчишкой в очках. Я не сочетался с любителем спортивных машинок Эмметом и хорошенькой малышкой Элис. И даже сейчас он порой смотрит на меня, словно меня не должно быть на семейных фотографиях.

– А я порчу идеальную картинку, – говорит она. Меня никогда не перестанет удивлять, что она все время держит руку на пульсе. Ее мысли в точности повторяют мои, а иногда мне кажется, что она единственный человек в моей жизни, кто чувствует так же, как я. Кто понимает мое чувство неполноценности и несчастья, которое с каждым днем становится все сильнее. Она понимает эти эмоции слишком хорошо, потому что из многочисленных наших разговоров я узнал, что она чувствует то же самое.

– Ему не много надо. У него в голове есть эта картинка, и он думает, что все мы должны ее воплощать. Поверь мне, ты не единственное пятно на его пейзаже, – говорю я.

Она отмахивается от моих объяснений.
– Я не об этом говорила. Почему он все время пытается заставить тебя чувствовать себя неполноценным?

– Он не пытается, – возражаю я, прекрасно зная, что она права.

– Ой да брось! – фыркает она. – Помнишь хэллоуиновскую вечеринку у твоих родителей? Он притащил того парня, только чтобы ткнуть тебя носом в то, что тот совершил свой первый херов обход в больнице. Неужели он, правда, думал, что ты воспримешь его всерьез, когда он разодет в графа Дракулу и знакомит тебя с чертовой тыквой?

– Полагаю, что нет, – смеюсь я.

– Я серьезно, – вздыхает она.

– Да, ты серьезна. Слишком серьезна, – замечаю я.

Она вскидывает руки в поражении.
– Ладно, ты не настроен на глубокомысленную беседу, поняла. Но я хочу, чтобы ты знал, что я рядом, если тебе нужно будет с кем-то поговорить.

– Спасибо, – тихо отвечаю я.

– Правда, Эдвард. Ты всегда рядом, и я рада, если могу ответить тем же.

– Я знаю, но я не должен позволять тебе.

– Почему? Из-за Ирины?

Я встаю перед ней, и она смотрит на меня. Помоги мне, Боже! Но она самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел, что-то в ней просто пленяет меня. И это выходит за рамки простого физического влечения. Я не могу объяснить это или дать этому название, но всякий раз, когда я смотрю на нее или говорю с ней, что-то во мне встает на свое место, и я чувствую, будто могу бросить все на свете и всегда испытывать это чувство.

Есть в ней что-то такое. Она полностью доверяет мне свои самые сокровенные мысли, и просто невозможно не ответить ей взаимностью. Когда я с ней, когда мы говорим, я могу быть искренним, не боясь сказать что-то, что разочарует ее. Но я все равно испытываю чувство вины за то, что могу поделиться с ней чем-то, в чем не могу признаться Ирине. Желание Карлайла проецировать идеальные картинки сказалось на мне сильнее, чем мне хотелось бы.

– Это не просто какая-нибудь сопливая «моя-жена-меня-не-понимает» история, Белла, но в то же время неправильно обсуждать с тобой то, что я никогда не обсуждал с ней, – вздыхаю я, засовывая руки в карманы.

Она слегка прикасается к моей руке.
– Ты знаешь, что можешь мне доверять, правда? Я никому не рассказывала о проведенном с тобой времени.

Образы, которые порождают ее слова, режут словно ножом.
– Белла, мы просто разговариваем, ничего больше.

Она бледнеет, и я вижу, что обидел ее, но она быстро приходит в себя и вздергивает подбородок.
– Я знаю.

С того самого момента, когда Элис впервые привела ее домой, я был свидетелем того, как она выносила колючие замечания Карлайла, и не мог не восхититься силой ее характера. Чем ближе я ее узнавал, тем отчетливее видел что-то, что словно бы отражало чувства, которые я распознавал в себе. Но мы по-своему справлялись со своим разочарованием. Белла бунтовала, требуя внимания, а я делал наоборот.

Эмоциональные шрамы Беллы похожи на мои. Она чувствует себя отвергнутой отцом и нежеланной для матери, я могу понять ее в этом. Но не мои биологические родители привили мне чувство неполноценности, а мой отчим Карлайл, это полностью его заслуга.

Никогда не имело значение, что я делал: занимался бейсболом, получал хорошие оценки, учился в медицинской школе. Всякий раз я лишь сталкивался с отсутствующим выражением его лица, выражением, всегда напоминавшим мне, что его заставили взять меня в семью. Я до недавних пор не понимал, как долго жил пытаясь заработать его одобрение. Когда я задумываюсь, сколько времени убил на того, кто никогда не полюбит меня как родного сына, я не могу сдержать злости.

До встречи с Беллой эти чувства были похоронены глубоко во мне, я никогда не смел признаваться в них даже самому себе, не говоря уже о том, чтобы озвучивать их. Сперва я испытал облегчение, когда понял, что не одинок в своих чувствах. Я впервые не чувствовал себя виноватым или неблагодарным из-за того, что чувствую.

Однако за последнюю пару месяцев мои чувства к Белле резко изменились, и как бы упорно я ни пытался противиться им, они все усиливаются и крепнут. Я стал с нетерпением ждать встречи с ней. Я наслаждался ее обществом больше, чем следовало, и моя тяга к ней стала неоспорима. В последнее время мои чувства к ней развиваются и крепнут в геометрической прогрессии, и я замечаю, что постоянно думаю о ней, да еще и в таком ключе, в каком не должен бы. Теперь я едва ли могу находиться рядом с ней, не испытывая к ней совершенно примитивного желания.

Направление, которое приняли мои мысли, начинает меня беспокоить. Я смотрю на нее и не впервые, мне прекрасно знакомы ее мельчайшие физические особенности, которые я вообще не должен замечать. Она надела туфли на высоких каблуках, которые будто бы подчеркивают мышцы ее голени, формируя мягкий, изящный изгиб, напрягающийся при каждом шаге. Мои пальцы чешутся от желания пройтись по ее гладкой коже, а член дергается в унисон.

– Нам надо возвращаться, – внезапно говорю я и, развернувшись, иду обратно по дорожке.

Она возвращает мне пиджак, пока мы не подошли к входу, и не говорит больше ничего, когда мы входим в широкие двери. Мы снова играем свои роли… что, по крайней мере, мне делать становится все труднее.

---