Семьдесят две секунды.

Многое может произойти за это время. Например, я могу успеть проговорить «я тебя люблю» сто пятьдесят девять раз. Спуститься и подняться по всем лестницам особняка три раза. Девяносто один раз прыгнуть ноги вместе ноги врозь. Четырнадцать раз проговорить английский алфавит. Десять раз написать «шустрая бурая лиса перепрыгнула ленивую собаку десять раз». (П. п.: английская панграмма или разнобуквица, фраза, в составлении которой использованы все или почти все буквы алфавита. В оригинале звучит так: «The quick brown fox jumped over the lazy dog».) Семьдесят две секунды могут не показаться долгим сроком. Но для меня семьдесят две секунды сродни жизни.

– Как это я не могу пойти? – Поинтересовалась Пенни, когда я снял с крючка кожаную куртку.
– Папочке нужно кое с кем повидаться, но я жду, что ты поможешь Лале нянчиться с дядей Эмметтом тётей Элис в моё отсутствие.
Я наклонился, чтобы наши взгляды оказались на одном уровне.
Дочка перекривила рот, затем улыбнулась:
– Я не могу нянчиться с ними. Она такие большие.
– Ладно, ну, тогда, может, поиграй с ними, чтобы не набедокурили. Ты же знаешь, что дядя Эмметт безумствует, когда папочка отсутствует дома и не может проконтролировать его.
Пенни хихикнула:
– Он не безумный!
– Ещё какой, – я вскинул брови. – Дядя Эмметт съедает все мои фруктовые перекусы, когда меня тут нет.
– Папочка, – дочь хлопнула меня по плечу, – фруктовые перекусы мои.
Я изобразил удивление:
– Твои? Нет, ты явно ошиблась, Пеннилав. Фрукты на перекус – мои.
– Мои.
– Уверен, Лала покупает их мне.
– Нет! – Дочка хихикнула, а её лицо осветилось неподдельной радостью. – Лала покупает их мне.
Пенни радостно кивнула, а я нагнулся чмокнуть её в щёчку.
– Хорошо. Они твои, но ты делишься со мной. Скоро увидимся. Люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, папочка.
Дочка стиснула меня в объятиях, затем ускакав к сборищу взрослых.
Я схватил ключи, когда откуда ни возьмись появилась Элис, напугав меня.
– Я могу поехать с тобой.
Я отрицательно помотал головой.
– Останься тут. У меня нет автобуса, знаешь ли.
– Хорошо, – поражённо согласилась она, померкнув улыбкой. – Э-э, я не хочу тебя злить, так что скажу…
– Где моя капелька Фейс? (П.п.: игра слов: вера – faith, «фейс».)
Ласково пропела Эсме, открывая парадную дверь. Вместе с Карлайлом они вошли в дом, а я сурово посмотрел на свою сестру.
Элис оробела.
– Я ненароком сказала им, что еду к тебе.
– Элис, – простонал я.
Так и знал, что, если разрешу приехать ей, то она растреплет всё родственникам.
– Приветики! Ты уже уезжаешь? – Эсме пошла к нам, заключая меня в приветливые объятия.
– Бабушка! – Пенни примчалась по коридору вслед за перевозбуждённой Пироженкой.
– Вот моя красавица! – Эсме выпустила меня из объятий и взяла на руки мою дочь.
Я обошёл их, чтобы убрать собаку, которая практически атаковала моего дядю.
– Пироженка, а ну прекрати! – Я легонько шлёпнул её, чтобы та прекратила прыгать на ногу дяди.
Карлайл наклонился и приласкал собачку по голове, крайне ублажив глупого щенка.
– Элис сказала, что нормально, если мы приедем. Так ведь? – Карлайл неспроста заподозрил неладное.
Я приветственно обнял его. Незачем ругаться из-за этого.
– Нормально. – Я заметил многочисленные пакеты из магазина. – Надеюсь, это не для жильцов этого дома.
Карлайл пожал плечами.
– Бонус иметь внуков. Эсме не может остановиться. – Он кивнул на жену. Эсме не услышит жалоб от меня. – О, Эдвард! Да брось! Уж кто-то, а ты не можешь чихвостить меня насчёт баловства кого-либо.
А я и не винил себя. Раздражающее животное у моих ног свидетельство моей бесконтрольной потребности угождать моим любимым. Я вздохнул.
– Я уезжаю. Вернусь через часок.
– Будем ждать тебя, – отозвалась Эсме. – Верно, Фейс?
– Ага!

Я чмокнул Пенни в лоб и вышел наружу. Пускай тишина станет желанным облегчением, но я покидал сумасшедший дом и ехал на кладбище. Не самая приятная альтернатива.

Кладбище Лэйквью располагалось к востоку от озера Вашингтон. Громадное кладбище, больше, чем то, на котором захоронены мои родители в Чикаго. За ним хорошо ухаживали: деревья и кусты всегда подстрижены и подрезаны. Много открытого пространства, а по пути попадалось достаточно занимательных статуй. Здесь сохранились старые могилы, датируемые 1872 годом. Брюс Ли похоронен здесь вместе с сыном.

Припарковавшись, я выпрыгнул из машины. Мне не нравилось бывать на кладбище, я всегда чувствовал себя лучше, уходя оттуда. Приход сюда означал, что я никогда не забуду. Я тряхнул головой. Как будто можно забыть. Никогда.

Некоторые события нашей жизни незабываемы. Как и некоторые люди. Я прошёл по пути, который вёл к нужной мне могиле. Вина кольнула меня, когда я миновал надгробие с цветами. Я никогда не приносил цветы. Знал, что они завянут через день-другой, а бедному смотрителю придётся их выбросить. Я не единственный посетитель. Иногда я находил цветы у этой могилы от других людей, пришедших почтить память усопшего. Я знал человека, который приходил чаще меня. Я приходил дважды в год. В каждую из дат, выгравированных в надгробии.

Я редко навещал могилы своих родителей в Чикаго. В большинстве своём из-за расстояния между городами и отсутствия причины бывать в Чикаго. Последний раз я был там весной 2012 года. Я привёл с собой Изабеллу на «знакомство» с моей матерью. В тот день жена научила меня говорить с мёртвыми. Помню, как она нервничала.

– Так ветрено. Неудивительно, что они зовут это место городом ветров.
– Это не так уж плохо, Изабелла.
– У меня волосы в полном беспорядке? – В сотый раз она пыталась пригладить волосы, заправить их за уши.
Я поймал её руку.
– Милая, никто не будет глазеть на твои волосы. Здесь никого, кроме нас.
Изабелла качнула головой, дивясь собственной глупости.
– Ты прав. И почему я нервничаю. Не то чтобы твоя мать не одобрит наши отношения.
– Если бы моя мать не захотела, чтобы мы встречались, то наслала бы на тебя гигантскую волну тогда на Фиджи. Думаю, всё хорошо.
Изабелла хохотнула, вызвав у меня улыбку.

Мы прошли к месту под дикой яблоней. Мои родители были похоронены бок о бок, хотя я старался не заострять внимание на стороне отца. У них было общее надгробие. На материнской стороне было выбито «Любимая жена, мать, сестра». На стороне отца – его имя, дата рождения и смерти. Прискорбно, как будто я мог испытывать жалость к человеку, который пытался убить меня.

Изабелла никогда не выпускала моей руки, пока мы стояли у могилы матери.

– Я всегда теряюсь, когда прихожу сюда, – признался я.
– Ты не говоришь с ней?
– Не знаю, что сказать.
Правда. Чего не знает умершая мать? Если существует рай, наверное, она уже наблюдает за мной оттуда?
– Просто поговори с ней. Вот так. – Изабелла отпустила мою ладонь и присела на корточки.
– Здравствуйте, миссис Мэйсен. Меня зовут Белла, и я люблю вашего сына. Он весьма удивительный парень. Хороший человек. Вам стоит знать об этом. Уверена, приходя сюда, он не хвастается. Он любит говорить о своих деньгах и мозгах, однако его сердце – вот, что значит больше всего. У него прекрасное сердце.
Изабелла владела моим сердцем. Если оно прекрасно – только потому, что всецело принадлежит Изабелле. Я упал на одно колено и снова взял любимую за руку.
– Привет, мама. – Глупо болтать с травой. – Это Изабелла. Моя жена. Я остепенился. Как и Элис. У нас всё хорошо… наверное.
Странно разговаривать с мёртвым человеком. Я оглянулся на Изабеллу. Она улыбнулась и сжала мою руку.
– Свадьба была красивой, – добавила она. – Обе. Точнее, три. У нас с Эдвардом было две свадьбы, потому что первую мы сыграли в одиночку, несомненно, вы в курсе, как Элис отнеслась к этому.
Не сдержавшись, я засмеялся. Да, мы сыграли две свадьбы. Одну для себя и одну – для всех. Первая моя любимая. Ничто не затмит тот день.
– Я женился на невероятной женщине, мам. Ты бы полюбила её, потому что она так сильно похожа на тебя.
В горле запершило. Мама полюбила бы Изабеллу. Эсме очарована ею, а мама с Эсме редко расходились во мнениях. Щёки жены порозовели. Изабелла не выносила комплиментов.
Несколько минут мы молчали, волосы Изабеллы трепетали на ветру. Весенний день в Чикаго выдался довольно тёплым. Благодаря бризу погода была сносной. Я сконцентрировался на пальчиках Изабеллы, переплетённых с моими, и вслушивался в щебетание птиц в деревьях.
– Эдвард делает меня невероятно счастливой. Я хотела, чтобы бы знали это. Обещаю, я позабочусь о нём.
Мама обрадовалась бы таким известиям. Ей хотелось, чтобы я стал человеком, который приносил бы счастье окружающим. Стал достойной личностью. Она была бы счастлива, узнав, что я живу с женщиной, поклявшейся провести со мной всю жизнь. Я не заслужил Изабеллу. Хотелось верить, что мама гордилась бы мной. Я, Элис – мы её наследие. До встречи с Изабеллой я не осознавал важность этого.
– Я скучаю по тебе, – прошептал я, удивлённый эмоцией, пропитавшей мои слова.
Я встал и притянул Изабеллу за собой. Зашагал прочь, но она не сдвинулась с места.
– А что насчёт него? – Жена глянула на могилу отца и выжидательно посмотрела на меня.
– А что насчёт него?
– Разве ты не хочешь что-нибудь сказать ему?
Я мотнул головой. Нечего тут говорить. Мысли были, я просто не хотел делиться ими с отцом. Он не заслужил их.
– Хочу сказать пару слов. Тебе необязательно говорить, если не хочешь, – Изабелла выпустила мою ладонь и обошла могилу. Она не переставала изумлять меня. А я не уйду, не узнав, что она хотела сказать человеку, ненавидевшему меня.
– Я подожду здесь.
Изабелла кивнула и присела.
– Привет, я Белла. Хотела сказать пару слов. Во-первых, мне жаль. Должно быть, случилось нечто страшное, отчего вы стали таким ужасным. Вы лишились возможности любить двух невероятных людей. Ваши дети достойны вашего внимания и любви. Также я хочу поблагодарить вас. Спасибо, что подарили вашей жене детей, хотя не желали их появления. Каждый день я пожинаю плоды вашего решения. Так что… да, спасибо вам.
Изабелла уже поднималась, когда я тоже опустился на корточки.
– Эмн, и я надеюсь, ты в аду, но, наверное, жестоко так говорить, поэтому я также надеюсь, что ты не там. Ну, вот и всё.
Шокированный, я встал, Изабелла переместилась обратно ко мне. Схватила меня за руку. Я ошеломлённо уставился на жену.
– А ты ведь что-то с чем-то, знаешь это?
– А ты ведь что-то с чем-то, знаешь это? – отпарировала она.
– Тебе жаль, и ты благодарен? Ты это хотел сказать своему отцу?
– Катись в ад, но как-то постеснялся.
Изабелла миленько сдвинула брови.
Я хрипло рассмеялся.
– Ты слишком добра, особенно к тем, кто того не заслуживает, дорогая.

Я поцеловал Изабеллу в голову и повёл к машине. Я смолчал, но отчасти надеялся, что отец не в аду. Конечно же, по большей части я думал обратное – давайте начистоту, в отличие от моей жены, я не настолько добр.

Я подошёл к нужной могиле, приютившейся за раскидистой ивой. В воздухе стоял аромат дождя. Я надеялся, что он не начнётся до моего ухода. Я не захватил зонт, несмотря на то, что лило почти каждый день. Возле массивного надгробия я сделал глубокий вздох. Смёл пожухлые коричневые листья с его основания. Я заказал дорогой вертикальный памятник. Без зловещих ангелочков, излишних узоров, подходивший умершему.

– Это я, – заявил я. И всё-таки глупо разговаривать с могилой. – С днём рождения. Знаю, праздновать его не твоё. Как и быть в центре внимания.
Я застегнул куртку до конца, засунув холодные руки в карманы спереди.
– Мне есть, что рассказать тебе. Ты удивишься, как быстро растёт Фейс. Она такая высокая. С трудом верится, что она была крохой.
Я всегда начинал разговор с Фейс. Не знаю почему. Наверное, о ней говорить проще всего.
– Она до того умна, что порой пугает меня. Ей нравится смотреть передачи по «Дискавери» и задавать мне вопросы о том, как люди создают компьютеры и карандаши. Ей любопытно всё. Жду дня, когда поставит меня в тупик, а он близок. Рано или поздно она задаст мне вопрос, на который у меня не будет ответа, а мой имидж парня-всезнайки разобьётся в пух и прах.
Хохотнул я, зная, что это правда.
– Отцовство – странная вещь. Я никогда не представлял, насколько это удивительный и сложный опыт. Было бы приятно, если бы ты или кто-то ещё наставил меня на путь истинный. Все говорят, что я всё делаю правильно – это ласкает слух. Думаю, Пенни станет выдающейся женщиной, вопреки моему влиянию. Сомневаюсь, что стоит все лавры приписывать себе.
Я глянул в небесную высь, проверяя, низвергнут ли тучи воду на меня. Небо темнело с каждой минутой. У меня немного времени.
– Я мелю вздор. Прости. Следует перейти к делу, верно? Я по-прежнему скучаю по тебе. Ты не представляешь, сколько людей пыталось заполнить брешь, оставленную тобой в моей жизни, но тебя нельзя заменить. Я думал об этом. Даже рассматривал несколько человек. В итоге решил, что никто из них тебе не под стать. Ты был больше, чем моя правая рука. Ты был мне другом. Моим доверенным лицом. Люди вроде тебя вокруг не слоняются.
Я дотронулся до прохладного гранита, пробегаясь пальцами по надгробию. Никто не мог возместить мне потерь. Некоторые люди невероятно значимы. Обладают невосполнимой уникальностью.
– Сегодня я размышлял о своём отце. О том, что он ничему меня не научил. Может, я и перенял у него пару вредных привычек, однако он никогда не воспитывал меня. Никогда не давал советов, не старался заставить меня усомниться в принципах, чтобы в дальнейшем я не действовал спонтанно. Это твоя заслуга, Алек. Ты заменил мне отца. Мне так повезло, что ты был в моей жизни. Мужчины подобные тебе и Карлайлу дали мне понять, что общая ДНК ещё не делает тебя отцом. Титул отца человек заслуживает через любовь и поступки к своим детям. Ты не представляешь, насколько важно мне было смириться с этим.

В самом деле, мне не отблагодарить Алека за его нрав и за то, что он сделал меня частью своей семьи. Он всегда поддерживал меня, даже когда я был занозой в его заднице. Со мной нелегко сработаться, а до знакомства с Изабеллой я вёл себя ещё хуже. Алек уважал меня и заботился, когда мне было не до приличий. Я приложил усилия, чтобы не принимать жизнь как должное. В той машине тогда с лёгкостью мог оказаться я. Частенько я чувствовал, что должен Алеку свою жизнь.

– Сегодня знаменательный день.
Небо озарила молния. Дерьмо. Меня накроет дождём. Поднялся ветер. Я проклинал себя, что не взял зонт.
– Уверен, ты в курсе. Думаю, вы с моей мамой приглядываете за мной оттуда. Надеюсь, за отцом вы тоже присматриваете.
Закапал дождь – пора возвращаться в машину, пока я не промок до нитки.

Я побежал через кладбище и запрыгнул в машину, а затем с неба хлынул дождь. Я включил фары и дворники. Гремело и сверкало. Сегодня знаменательный день. Сегодня моя жизнь снова изменится. Я прислонился головой к рулю. Алек с Карлайлом подготовили меня к этому дню больше, чем думают. Тьма не омрачит сегодняшний день. Не то что в день рождения Пеннилав.

– Мистер Мэйсен, почему бы вам не пройти к дочери? – Высокая, стройная медсестра попыталась отодвинуть меня от Изабеллы.
– Я не оставлю жену! Что происходит?

Доктора переговаривались и суетились. Сновали и кричали насчёт кровяного давления и отёка лёгких. Изабелла перестала кашлять, но её губы окропила кровь. У меня закружилась голова. Она умирает. Им нужно это предотвратить. Изабелла не должна умереть.

Я пообещал ей, то не передам опеку над нашей дочерью приёмной семье. Пообещал моей сестре, тёте, дяде, что у всех них будет возможность участвовать в жизни этого ребёнка, вне зависимости от исхода событий. Я поклялся им. Заключил сделку, но Изабелла тоже обещала. Изабелла обещала не умирать. Обещала.

– Вколите нитропресс.
(П.п.: сосудорасширяющий препарат.)
Медсёстры вводили лекарства в капельницу Изабеллы.
– Изабелла, – позвал я жену, отталкивая медсестёр между нами.
Мне нужно взглянуть на неё.
– Не вздумай бросать меня. Слышала меня? Изабелла!
– Выведите мистера Мэйсена, пожалуйста, – сказал кто-то из врачей.
Я не уйду. Они не могут заставить меня. Двое, мужчина и женщина, встали по обе стороны от меня, положив руку мне на плечо.
– Изабелла!
Она не смотрела на меня. Её глаза закатились. Аппарат, следящий за пульсом, запищал. Долгий писк. Я посмотрел туда и увидел ровную линию.
– Остановка сердца!
– Начинайте реанимацию и принесите каталку для тяжелобольных.

В палате, словно при медленной съёмке, закрутился вихрь активности, а моё сердце замерло. Взгляд метался между женщиной на столе и ровной линией пульса на экране. Она мертва. Мой самый худший страх воплотился в жизнь. Мертва. Миллион мыслей пронёсся в моей голове, как торнадо по открытому полю, вихрь непонимания и боли.

Я люблю тебя.

Я не вынесу этого.

Не выживу.

Ты обещала.

Я ненавижу тебя.

Ты сказала, что твоя любовь пересилит смерть.

Убейте меня.

Я люблю тебя.

Я не могу потерять тебя.

Забери меня с собой.

Не уходи.

Я же говорил, что это случится.

Я никогда не прощу тебя.

Я люблю тебя.

Как ты могла?

Это не должно было случиться.

Я хотел вечности с тобой.

Даже вечности недостаточно.

Отпущенного нам времени недостаточно.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Многое может случиться за семьдесят две секунды. За это время миллион мыслей пронёсся в моей голове. Я тысячу раз мог умереть. Я могу потерять любовь всей моей жизни.

Семьдесят две секунды как целая жизнь.

Изабелла мертва. Её сердце остановилось. Она перестала дышать. Она нарушила своё обещание.

Я наблюдал, как врачи прикладывали плоские электроды к её груди и били шоком её больное сердце, отчего её торс приподнялся от больничной койки. В ужасе я смотрел, как ревели датчики. Медсёстры пытались вывести меня из палаты, уводя от единственного смысла существования.

– Давайте проведаем вашу дочь, мистер Мэйсен. Ваша дочь нуждается в вас.

Моя дочь? Моя дочь нуждается во мне? Она убила Изабеллу. Мы убили её. Я и этот ребёнок. Мы убили самое лучшее, что случилось со мной в этой жизни.

Разряд опять прошиб тело жены. Я содрогнулся от звука.

– Нормальный синусный ритм.
Произнёс кто-то, и на мониторе высветилась ломаная линия. Машина снова запикала, отбивая каждый удар сердца Изабеллы.
– Повезли её в операционную, – скомандовал теперь главный кардиолог.

Семьдесят две секунды. Моя жена была мертва семьдесят две секунды. Затем ожила.

Часы на приборной панели показали начало пятого. Чуть меньше десяти миль меня отделяло от следующего пункта назначения. Там я пробуду пятнадцать минут. Я вовремя. Даже немного раньше прибуду.

Я вытащил телефон и напечатал сообщение.



Я улыбнулся, зная, какую получу реакцию. Я набрал ещё одно сообщение.



Я не был уверен, что из-за стольких отвлечений Изабелла включит свой телефон до моего прибытия. На всякий случай я решил уведомить её. Без неё я потерян. Даже на несколько коротких недель. Чёрт, семьдесят две секунды и без того долго.



Выдохнули? Эта история учит вере, даже когда света не видно. Какие мысли? Чувства? Говорят, в Москве открылась «расфигачечная», где каждый может вынести эмоции на недвижимом имуществе. Я не фанат насилия, но если надо выговориться, фигачьте тут и на форуме.

Предыдущая глава || Следующая глава