Гермиона бежала по лестнице, едва сдерживая слёзы. Она заверила Гарри, что с ней всё будет хорошо, и она справится, как всегда, но так ли это?

Гермиона в тайне всё же надеялась, что Рон остынет, и всё вернётся на круги своя: разговоры с друзьями ни о чём, совместные планы и весёлые прогулки. Но Рон имеет право обижаться, ведь она сделала ему больно, даже не спросив, что он чувствует к ней. Ну вот, глаза уже застилает пелена слёз, которые невозможно незаметно сморгнуть. Нет, нельзя, чтобы её кто-нибудь увидел в таком состоянии, нужно найти подходящее место, а уж там реветь, на сколько хватит сил.

Гермиона как раз шла мимо прохода, который вёл к комнате Драко. Мысленно выругав себя, она завернула в коридор.

Темнота заволакивала её без остатка, обещая успокоение и безопасность; она расплакалась, не боясь быть замеченной, потому что здесь темно, и редко ходят люди. Гермиона даже не заметила, как дошла до двери, ведущей в комнату Драко. Она остановилась, вытерла слёзы и беззастенчиво толкнула ручку, даже не постучав для приличия.

Драко в помещении не оказалось, но это её не расстроило, возможно, так даже лучше. Гермиона уселась в кресло и уткнулась лицом в ладони.

Воспоминания вспыхивали перед глазами, словно молнии: знакомство со странным рыжим мальчиком, опасное приключение, после которого он признал в ней друга, первая ссора, первый поцелуй. Гермиона не могла остановить слёз, не могла успокоиться, а поэтому не услышала, что в комнате она уже не одна.

Как странно знать, что тебя кто-то любит, но ты не можешь ответить взаимностью. Ты — целая вселенная для этого человека, смысл чьей-то жизни, а для тебя этот он лишь случайный знакомый. И сразу становится жалко эту несчастную душу, которая так горько любит, но правильно ли будет давать ложный шанс и призрачную надежду? Если внутри нет ничего, кроме жалости и сочувствия, возможно ли таким способом сделать влюблённого счастливым, или станет только хуже? Может быть, его стоит отпустить, пусть попытается найти счастье, ведь рано или поздно он поймёт, что такая любовь истощает все жизненные ресурсы. Нужно позволить влюблённому пережить эту боль и превратить чувства в приятное воспоминание. Ибо это не трагедия и не конец вселенной, а просто маленькая потеря любви, которая многому научила.

Драко покидал астрономическую башню, рассуждая о любви и счастье. Он шёл медленно, каждую новую мысль пропуская через душу в попытке найти ответы на свои многочисленные вопросы. Любовь. Да он и не любил никогда, чтобы делать какие-то выводы и строить теории. Всё, что он знал о любви, было поверхностным и размытым. Спроси его кто-нибудь о важности этого чувства в его жизни, он бы только неоднозначно пожал плечами.

Астория любила Драко все эти годы, а он не догадывался об этом, словно тогда ещё был слеп.

Нет, всё же слепота заключается не в физической неспособности видеть вещи, а в том, что мы не замечаем что-то, что предстаёт перед нами изо дня в день. Если бы Драко раньше не был так близорук и ограничен, он смотрел бы на этот прекрасный мир по-другому. Почему прозрение приходит слишком поздно?

«Цени что имеешь, Драко, и не гонись за призраками прошлого. Открывай для себя эту жизнь каждый день. Пусть день этот скучный и однообразный, всегда можно найти что-то новое, даже в кружке горячего чая, если наслаждаться ароматом чайных листьев и впитывать в себя тепло», — философствовал Драко, шагая по тёмному коридору.

Он уже подошёл к своей комнате, но нащупал пустое пространство вместо закрытой двери, Драко удивился и прежде, чем войти внутрь, прислушался к звукам.

Кто-то плакал и плакал так отчаянно, что стало невыносимо слушать эти частые всхлипывания. Он даже подумал: не сидит ли там несчастная Астория, оплакивая свои чувства? Но только она не знает, где находится его комната.

Драко бесшумно вошёл и замер на пороге, думая, что его уже заметили, но гостья продолжала самозабвенно предаваться рыданиям. Ему очень хотелось узнать, кто же это, и он кашлянул.

Гермиона вырвалась из плена слёз, испугавшись внезапного звука. Она подняла заплаканные глаза и увидела Драко.

— Извини, я сейчас уйду, — смущённо проговорила она, вставая с кресла. — Я просто шла мимо.

«Гермиона», — снова мысленно наслаждался её именем Драко.

— Не уходи, — тихо сказал он, делая шаг ей навстречу, — лучше расскажи, почему ты плакала.

— Я сама виновата в этом, вот и плачу из-за совершённой глупости.

— Гермиона Грейнджер сделала какую-то глупость? Не верю.

— Я же не каменное изваяние, чтобы быть идеальной.

— Каменное изваяние не может быть идеальным, оно не живое, рушится с годами. А причину своих слёз можешь скрывать, конечно, если тебе так легче, — Драко сделал ещё два шага к Гермионе.

— Я сказала Рону, что не люблю его, и он обиделся, — снова едва не плакала она.

— И это всё?

— А что ещё нужно? Я, возможно, потеряла его навсегда.

— Ну, когда говоришь такие слова, они не могут быть восприняты иначе. Конечно, он обиделся, но кто сказал, что ты его потеряла?

Гермиона перестала всхлипывать и серьёзно посмотрела на Драко. То, что он говорил, удивляло. Он утешает её? А Драко, тем временем, сделал последние несколько шагов навстречу к ней и оказался очень близко.

— Может быть, ты обрела что-то новое? — прошептал он, склонившись над её лицом.

Дыхание Гермионы участилось, и она сбивчиво выдыхала, отчего пряди волос, спавшие на лоб Драко, раскачивались и били его по глазам.

— Что, например? — спросила она, тоже переходя на шёпот.

— Тебе больше незачем врать ему и притворяться, что любишь, ты теперь вольна делать то, что захочешь сама.

— А чего я хочу?

— Возможно, того же, чего и я?
Любовь. Возможно, пришло время её познать и убедиться в том, каким могуществом она обладает?

Драко чувствовал — он сам не мог понять как, — что Гермиона сгорает от нетерпения и ждёт, когда он её поцелует, но он специально не делал этого, дразня её своим жарким шёпотом и растягивая удовольствие. Он наслаждался её сбитым дыханием, слушал, как она касается кончиками пальцев ворота мантии, и ждал, он ждал, когда она сама его поцелует.

Драко долго не хотел себе признаваться, но он уже давно ждал этого поцелуя. Всё, что было между ними, не может не закончиться поцелуем, как в девичьих романах, и он вот-вот почувствует тепло её губ. Драко оказался прав, и Гермиона сама потянулась к нему. Она сначала осторожно поцеловала его верхнюю губу, словно бы боялась обжечься, едва коснувшись её, а потом, не почувствовав ответа, остановилась и замерла. Драко победно усмехнулся и обнял её, не отпуская от себя, хотя Гермиона даже не пыталась вырваться. Теперь она решила его подразнить, и, как только он наклонился к её губам, она закрыла ладонью рот. Драко поцеловал её пальцы.

Это могло бы продолжаться бесконечно, но Драко осторожно убрал её руку и поцеловал в такие трепетные губы. Гермиона ответила на поцелуй и обняла его, сжимая в руке его платиновые волосы.

В тусклом свете свечей терялись чёткие очертания, и сонная обстановка навевала соответствующие мысли. В больничном крыле находилось три человека, два из которых твёрдо стояли на каменном полу, а третий лежал на кровати и держался здоровой рукой за сердце. Мадам Помфри наполнила кубок желтоватой жидкостью и протянула его Дамблдору.

— Не стоит так экспериментировать со своим здоровьем, профессор, вам уже не пятнадцать
лет, — отчитала его целительница, словно несмышленого ребёнка, который вместо того, чтобы рисовать красками, съел их.

— Всё хорошо, Поппи, этот эксперимент прошёл весьма удачно и больше не повторится, — заверил её Дамблдор, улыбаясь в седую бороду.

Он выпил содержимое кубка, даже не поморщившись, хотя вкус, надо признать, был преотвратнейшим. Когда школьная целительница удалилась, что-то недовольно бормоча себе под нос, Дамблдор обратился к Снейпу, стоявшему всё это время возле окна:

— Северус, сколько у нас осталось времени?

Снейп в очередной раз посмотрел на старика с непониманием. Столько лет он служит ему верой и правдой, а Дамблдор лишь использует его, как верного слугу, не способного ни возразить, ни отказаться от участия во всём этом безумии.

Неужели он действительно такой суетный и не видит бесполезность задуманного? Всё ему не сидится на месте, а ведь в его возрасте, что нужно старику?

Верно, хороший слушатель, чашка горячего чая и долгие зимние ночи перед камином. Но Снейп всё же с благодарностью относился к Дамблдору за то, что он верил ему до самого конца, а поэтому готов был пойти на самую безрассудную глупость.

— Два дня, — монотонно ответил Снейп, разглядывая пейзаж за окном.

— Замечательно! — воскликнул Дамблдор, и лицо его озарилось искренней радостью ребёнка, которому пообещали купить понравившуюся игрушку.

«Нет, не смотря на его мудрость и жизненные достижения, возраст неумолимо берёт своё», — подумал Снейп, переводя взгляд на беззаботного директора.

Хоть Дамблдор был необычайно доволен таким поворотом событий и радел за возвращение зрения Малфою-младшему, Снейп же опасался, что Драко воспримет этот способ самым наихудшим образом. Извлечение сердца из тела покойной Нарциссы далось для него очень тяжело, и Снейп после этого всю ночь разговаривал во сне с явившейся к нему миссис Малфой. Она поначалу долго смотрела в его чёрные глаза и молчала; лицо её не выражало никаких эмоций. Только когда Снейп положил руку в карман мантии, а потом достал горячее, ещё пульсирующее сердце, она прикрыла глаза и неодобрительно покачала головой:

— Как ты мог? — прошептала она, положив руку на вскрытую грудную клетку.

Снейп попятился назад, уронив сердце на пол, но Нарцисса не собиралась так просто покидать его.

— Это для Драко, — оправдывался Снейп, — ему нужно вернуть зрение.

Но Нарцисса не хотела его слушать, в её глазах читалось разочарование и ненависть.

— Какова же будет его реакция, когда узнает, что именно ты сделал для его исцеления? — всё так же шептала она.

Шёпот этот, казалось, был громче самого отчаянного крика, он затаился в голове Снейпа, он сводил с ума и сбивал с ног. Ещё немного, и он умолял бы её о смерти, но пробуждение стало его спасением. Впрочем, спасение это было временным, ведь, как только он снова уснул, Нарцисса была первой, кто пришёл к нему во сне.

— Северус, всё в порядке? — послышался спокойный, но всё-таки заботливый голос Дамблдора.

А он и не заметил, как задумался.

— Да, профессор, всё прекрасно, — всё так же монотонно ответил Снейп.

О чём думают во время поцелуя? Гермиона, например, думала о том, что поступает неправильно, и хотела, очень хотела прервать поцелуй, но не смогла. Ей было стыдно, как будто рядом стоял Рон и наблюдал за ними. Как можно спокойно целовать Драко Малфоя, человека, с самого детства пытающегося унизить и высмеять её? Впрочем, она не могла полностью отдаться во власть своим чувствам, каждую секунду повторяя себе, что поступает глупо. Драко же не думал совсем, он только впитывал в себя новые ощущения и жар, исходящий от губ Гермионы. Никаких мыслей не было о том, что она грязнокровка, и ему не следует даже давать прикасаться к себе. Это казалось настолько естественным, что даже если бы перед ним внезапно возник призрак отца, Драко бы с радостью представил ему свою девушку Грейнджер. Нет, он вовсе не видел её в роли своей девушки или невесты, просто так было бы правильнее её представить.

Когда поцелуй приелся им обоим, Драко выпустил Гермиону из объятий и вытер ладонью губы.

— Зачем ты это делаешь со мной? — сказал он.

Гермиона не могла ответить, так как была крайне смущена самим поцелуем и словами Драко. Пока она стремительно заливалась румянцем, в дверь постучали.

Гермиона и Драко, не сговариваясь, одновременно обернулись на звук. Она с подозрением косилась на дверь, а он прислушивался. Кто-то тяжело дышал и хрустел костяшками пальцев. Любопытство заставило Драко подойти к двери, а Гермиона, тем временем, решила спастись бегством и трансгрессировала в свою комнату.

Неожиданный визитёр без приглашения вошёл в комнату, едва Драко успел приоткрыть дверь.

— Малфой, мне нужно поговорить с тобой, — сказал гость.

— Просто день сюрпризов какой-то, — пробормотал Драко.

Голос Рона Уизли невозможно было не узнать, вот и Драко сразу понял, что это именно рыжий друг позорно сбежавшей Гермионы. Конечно же, он слышал характерный звук трансгрессии.

— И о чём же ты хочешь поговорить со мной?

— О Гермионе.

Драко усмехнулся и негромко хмыкнул.

Рон без приглашения уселся в кресло и стал рассматривать ногти на руке, не решаясь посмотреть на Драко. Когда он услышал о его слепоте, он почти удовлетворился таким дополнением к победе и сказал:

"Наконец, Малфой получил то, что действительно заслужил".

Теперь же ему было как-то не по себе смотреть на немощного искалеченного Малфоя. Хотя жалости он по-прежнему не испытывал, и ему просто было противно, но он пришёл сюда с определённой целью, и поэтому нужно что-то сказать. Только вот что?

— Уизли, ты в гостях, не забывай об этом, — напомнил ему Драко, раздражаясь его присутствием.

— Малфой, ты можешь хотя бы один раз сказать правду? — Рон проигнорировал его слова, переходя к делу.

— Смотря, о чём ты спросишь.

— Что у тебя с Гермионой?

— Что у меня может быть с Грейнджер? — снова усмехнулся он.

Собрав весь свой гнев и спрятав его в самый дальний уголок, Рон спокойно продолжил:

— Не притворяйся, я знаю, что вы проводите слишком много времени вместе, и что-то между вами изменилось.

— Возможно.

— Тогда я переспрошу: что у тебя с Гермионой?

— Если ты думаешь, что мы собрались сбежать и тайно обвенчаться, то тебе следует вернуться в свою комнату, взять пергамент и написать любовный роман о двух врагах. Правда, Уизли, ну у тебя и фантазия, — насмехался Драко.

— Это, видимо, твоя фантазия, Малфой, — съязвил Рон.

— Ну, да, скрытое желание, — саркастически добавил Драко.

— Я просто хотел предупредить, что не оставлю Гермиону, и если понадобится, встану у тебя на пути.

— Не утруждай себя, Уизли, Грейнджер для меня лишь временный собеседник.

— Правда? — с надеждой спросил Рон.

— Можешь догнать её и поползать перед ней на коленях, мне всё равно.

— Догнать? Она что, была у тебя и всё рассказала?

— Ну, она же такая доверчивая, — пожал плечами Драко и невольно улыбнулся.

— Тебе она ведь нравится, Малфой, это же ясно и слепому, — ухмыльнулся Рон, посмотрев, наконец, на Драко.

— Тебе пора, Уизли, — голос Драко больше не был насмешливым, и в нём теперь звучал металл.

Рон пожал плечами и ушёл, оставив Драко наедине со своими путающимися мыслями.