Ϟ
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
© У. Шекспир «Ее глаза на звезды не похожи...»


Lily

Почему-то я задыхалась.
Знаете, я всегда думала, что задыхаться от собственной красоты может только Нарцисса. Я всегда явственно представляла, как она наклоняется вперед и целует свое отражение, а потом шепчет нечто вроде «Я прекрасней всех на свете».
Но, когда я смотрела в зеркало, мне действительно не хватало кислорода.
Быть может, причина была в том, что я выглядела невероятно хорошо – даже для себя. Может, в том, что возбуждение от предстоящего празднества накрывало меня с головой.
Может, в том, что я переставляла себе, как будет смотреть на меня Поттер, как огонь будет танцевать в его потрясающих глазах.
Может, в том, как языки пламени от камина неровно освещали мою фигуру, раскрашивая волосы во все оттенки того самого огня.
Зеленое платье было чудесным решением. Как мои глаза, только больше напоминая стекло от бутылки старого сливочного пива.
На любой другой девушке оно бы не удержалось – по крайней мере, девушке, у которой была не слишком большая грудь. Но на мне оно сидело превосходно – надо отдать должное дизайнеру, который сотворил это чудо. У него даже не было бретелек – только глубочайшее декольте, потрясающие изгибы, повторяющие формы моего тела, и небольшая длина.
И туфли. Эшли проела мне все мозги, беспрестанно твердя, что такой высокий каблук очень сексуален, и будет невежливо, если меня «Поттер утащит в свою норку» до приветственной речи Дамблодора.
Не сказать, что я была бы очень против, но я была старостой, а роль старосты – пожелать всем удачи, счастья и любви, и так далее.
А потом можно забиться в норку, ничего, никто не возражает.
О чем я думаю?
В который раз, проводя ладонью по волосам, я прислушивалась к стуку своего сердца. Сейчас я спущусь... вниз... сейчас я увижу его и его реакцию. Я буду танцевать с ним, чувствовать его руки на своих плечах и вдыхать запах корицы...
Стоп, это же Поттер, значит, руки будут на талии.
Лили, это Поттер. На бедрах.
Да.
Так, о чем это я? Вдыхать запах корицы и мяты и знать, что он рядом со мной. Чуть позже чувствовать его губы на своих.
Господи, как я счастлива, что согласилась на эту аферу.
Пойти с парнем на Бал – это афера для тебя, Лили. Блеск.
Я вздохнула и помотала головой, словно это могло разогнать назойливые мысли. Ерунда, конечно, но всегда помогало.
Почти как в своем сне, я осторожно коснулась пальцами рамы и улыбнулась своему отражению.
Я выглядела блестяще, но это только увеличивало возбуждение в душе – почти до тошноты. Но до приятной – насколько тошнота вообще может быть приятной. Знаете, такое ощущение, будто вот-вот случится нечто… важное.
Как будто то, что меня ждет – не важно.
Я сделала несколько глубоких вздохов и сжала пальцы в кулак.
Волосы, забранные наверх черепаховым гребнем, словно горели, и это выглядело довольно грозно, но…
«Убийственно сексуально».
Клянусь, это был самый лестный комплимент в моей жизни.
Я сплела пальцы в замок и снова вздохнула, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Как можно так нервничать из-за одного Бала? Это же просто танцы. А Поттер…
Просто Поттер.
Да.
Точно.
Именно так.
Я нервно накрутила один локон на палец и вздохнула. Сейчас я спущусь вниз, и все будет замечательно – насколько все может быть замечательно с Поттером.
Я немного покружилась перед зеркалом и закусила губу. Хватит прятаться в комнате. Нужно спуститься.
Когда я проходила мимо Скелета, он галантно приподнял шляпу и улыбнулся мне. Улыбающиеся кости выглядели жутковато, но это было очень мило с его стороны, как бы то ни было.
- Удачи, - сказал он, и я улыбнулась ему в ответ.
- Ты напьешься с Полной Дамой и Виолеттой и не пустишь меня.
- Все равно сегодня ты будешь ночевать не здесь, - веско возразил он.
Я пожала плечами.
- Может быть.
Зрачки, плавающие в глазницах, закатились.
- Конечно.
Я засмеялась.
- Болван.
- Как ты смеешь оскорблять самого умного мага Вселенной болваном? – обиженно спросил он.
- Ты не маг, ты его кости.
- Все равно.
Все еще хихикая, я остановилась перед гобеленом, закрывающим проход на лестницу. И вздохнула.
И отвела в сторону тяжелую ткань.
Медленно, чертовски медленно, я спускалась вниз. Шаг за шагом.
Гостиная была практически пуста – чертовы пунктуальные гриффиндорцы наверняка уже собрались в холле перед Большим Залом.
Поттер. Он стоял внизу один, в удивительном смокинге, и, клянусь, никому еще так не шел этот предмет одежды. Воротник накрахмаленной рубашки был слегка ослаблен, и потрясающий черный галстук, вопреки общепринятым устоям, был выпущен из пиджака.
И он смотрел на меня. Просто смотрел, но, черт, от его взгляда все тело будто горело. Много раз меня разглядывали мужчины, но – украдкой, сразу отворачиваясь, когда я ловила эти взгляды. Но только не он. Он будто ощупывал каждый дюйм моего тела и смаковал зрелище, которое получал.
Он смотрел куда угодно, но не в лицо – и от этого кислорода становилось все меньше и меньше, и я уже жалела о таком тугом стянутом корсете.
Я стояла уже на последней ступеньке, когда он внезапно быстрым шагом сорвался с места и протянул мне руку. Свою крепкую, теплую, мускулистую руку, тоже истончающую тонкий аромат корицы, и я с охотой приняла ее.
Какое-то время мы так и замерли – я на ступень выше его, сжимая его ладонь, смотря глаза в глаза, не отрываясь, будто впитывая друг друга.
Его губы зашевелились, но я не слышала – ощущение было такое, словно я нахожусь под водой. Я слегка тряхнула головой, скидывая напряжение.
-… убийственно прекрасно. Как и всегда. – Он уже договаривал, и щеки мои от каких-то чертовых пяти слов загорелись.
- Ты… тоже… очень… красиво... выглядишь, - пролепетала я, понимая, что веду себя глупо, как будто ослеплённая его близостью…
… что и являлось правдой. Я была ослеплена им.
Он слегка потянул мою руку, улыбаясь типично поттеровской улыбкой, и я, наконец, спустилась, держась так близко к нему, вдыхая потрясающий аромат мяты, корицы и чего-то еще… легкого парфюма, слегка островатого, но невероятно прекрасного.
Все происходящее казалось мне чем-то эфемерным... будто сном. Как сахарная воздушная вата. Подует ветер – и она сорвется с липкой палочки, и полетит, повинуясь малейшим велениям воздуха, разрываясь на кусочки.
Я не знала, что может стать таким ветром сегодня, да и не хотела знать. Я хотела лишь наслаждаться вкусом сахарной ваты, пока она была в моей руке.
- Может быть, пойдем? – спросил он, открыто улыбаясь, и залюбовалась им. Не привычная ухмылка – слегка надменная, а-ля я-такой-весь-из-себя-сексуальный-и-вы-дамы-у-моих-ног-и-ты-тоже-эванс, а добрая, широкая улыбка, от которой бабочки в моей душе начинали выделывать что-то невероятное.
Угораздило же меня влюбиться в Поттера. В Хогвартсе столько людей – выбирай, не хочу, но все-таки к нему меня тянуло, будто магнитом.
И эту тягу нельзя было преодолеть.
Я вспомнила, что, когда была маленькой, Петунья подарила мне два магнитика – черных и невзрачных. Это было на мой День рождения, и мы были в ссоре – и ее гордость не позволила сделать мне подарок значимей. Однако он был важен для меня. Я проводила долгое время, высыпая на покрывало разное количество скрепок, кнопочек и прочих металлических штуковин, и водила над ними магнитиками, с улыбкой наблюдая, как очередная скрепка слегка приподнимается и тянется к черной поверхности.
Так было и с первым, и со вторым магнитиком. Но сами они никогда не тянулись к кнопкам, не реагировали на них. Тогда я еще не ходила в школу, не знала о физике и различных магнитных явлениях, поэтому для меня это было загадкой, маленьким чудом в маленьком мирке.
Но стоило двум магнитам оказаться поблизости, как они одновременно тянулись друг к другу, и, снова и снова сердито разжимая их, я не могла постичь их тайны. Почему они не могли не притягиваться друг к другу, но были так холодны к другим предметам? Я воображала их возлюбленными, Ромео и Джульеттой, как называла их Петунья, смеясь.
Потом они внезапно пропали куда-то, и я долгое время скучала по ним. А потом магниты растворились среди других событий и новых впечатлений.
Но сейчас, сжимая теплые пальцы Поттера, я понимала, что мы – магниты. Я – магнит, и он – магнит. Нас тянуло друг к другу, других тянуло к нам, но фактически мы не прижимались к другим так сильно, как друг к другу. Это удивляло – удивляло меня. То, как моя жизнь переплеталась с магнитными метафорами.
И сейчас мы были так плотно сдвинуты друг к другу, как никогда, хотя притяжение существовало всегда. Но в этот миг, когда я шла, погружаясь с головой в его аромат, я понимала, что сейчас оно достигло высшего пика.
Напряжение. Притяжение. Магниты. Теперь я хорошо осознавала, что все мое взросление сопровождалось этими реакциями.
- Можно спросить? – спросил он внезапно, разгоняя тишину и мирное цоканье моих каблуков, и я вздрогнула.
- Да.
- О чем ты думаешь?- он остановился, склонил голову набок, запустил пятерню в волосы, снова взлохмачивая их, крепче сжал мою руку.
Он спрашивает, о чем я думаю. Поттер. Сможет ли он понять всю эту канитель с магнитами? Наверняка нет. Просто рассмеется надо мной, а возможно… Возможно, он испытывает то же самое.
- О магнитах, - ответила я неуверенно, и он изогнул бровь.
- О том, что мы… магниты, - продолжила я, чувствуя себя глупо. – Это трудно объяснить. Просто мы тянемся друг к другу, как два полюса.
Он склонил голову набок.
- Я тоже замечаю это.
Я снова вздрогнула и посмотрела в его шоколадные глаза. Их выражение было…
Словно Поттер внезапно повзрослел. Словно он все понимал, и он действительно понимал все.
- А еще я думаю, какой ты на самом деле. Все время, - добавила я, чуть сжимая его руку. Это было глупо – сказать ему о терзавших меня мыслях.
- Все мы носим маски, верно? – грустно улыбаясь, спросил он. – Ты тоже никогда не бываешь настоящей, Лили, - мое имя словно вылетело у него непроизвольно, и ощущение тепла появилось в моем теле. – Ты играешь роли, заметила? Играешь роли для всех людей в этой школе. Ты ведь, - он покачал головой, - ненастоящая. Все подделки. – Он прикрыл глаза на секунду, будто задумался. – Люди раскрываются только для любимых людей. – Он посмотрел на меня. – Ты думаешь, что знаешь меня. Ты думаешь, что знаешь Нарциссу. – Ее имя вызвало у меня укол ревности. – Ты думаешь, что знаешь Сириуса. Но ты никого не знаешь на самом деле. Даже своего лучшего друга. Никого. Ты не знаешь никого, потому что мы все играем роли. Играем роли Поттера, Эванс, Блэка… но в душе мы остаемся настоящими. И рядом с людьми, которых любим, мы остаемся Джеймсом… Лили… Сириусом. Почему идет такое разделение? Я не знаю, но продолжаю играть свою роль. Ты не знаешь, но тоже играешь роль. То можно назвать политикой… не знаю. Маски есть у всех. – Он посмотрел на меня. – Скажи, рядом с кем ты остаешься настоящей?
Он сказал это все, и, Господи, как он был прав. Я знала, что он прав. И не ждала таких слов от Поттера. Это было не похоже на него... И мне казалось… казалось, что сейчас я видела Джеймса.
С кем я была настоящей? Точно не с ним. «Рядом с людьми, которых любим, мы остаемся Джеймсом… Лили… Сириусом». Но я играла роль для Джеймса – и это было так естественно. Почему? С кем я была настоящей? Я знала ответ.
- Я… настоящая, - я облизала губы. – С друзьями. С Мэри, Эшли, Ремусом… Северусом. – Последнее имя принесло боль. – С ними.
Он пожал плечами.
- А я никогда не бываю настоящим.
Я посмотрела на него, и вспомнила тот день… в Хогсмиде.
- Нет, бываешь. Ты бываешь настоящим, но сразу пытаешься подавить Джеймса.
Он посмотрел на меня с каким-то непонятным, трепещущим чувством.
- Я бы хотел, что бы ты была настоящей со мной.
- Я бы тоже, - тихо ответила я, и эти слова принесли мне чувство облегчения.
Он взял меня за вторую руку и улыбнулся – открыто, по-настоящему.
- Я буду настоящей с тобой, Джеймс, - я тоже улыбнулась ему.
- И я с тобой, Лили. – Внезапно он рассмеялся. – Это будет трудно для тебя. Я отвратителен.
Я засмеялась.
- Не один ты.
Он потянул меня за руку, все еще улыбаясь.
- Пойдем, отвратительная староста.
Я шлепнула его по плечу и хихикнула.
- Пойдем, отвратительный ловец.
И он распахнул двери Большого Зала.

Эшли без умолку говорила. Говорила о том, какая я красивая, какая она красивая, какой Сириус красивый, какой Поттер красивый, как мы смотримся вместе, как Нарцисса смотрела на меня, какой Люциус несчастный, какая Мэри красивая, какой Люпин утончённый…
И так далее. Фактически я отключила свой слух и просто улыбалась в ответ – такой же тактикой воспользовался Поттер. Раз в десять секунд мы смотрели друг на друга и насмешливо улыбались. Если Эшли разогреть, то она могла говорить час без остановки – причем о любой мелочи.
Я хотела танцевать, попивать сливочное пиво из бокалов и снова танцевать, но пока приветственной речи не было, а значит, ничего такого я делать не могла – только стоять и сжимать руку Поттера, как якорь в этом безумии.
«Безумием» я назвала кучу волшебников в маггловских одеждах, которые сновали туда-сюда и глупо смеялись. Балы всегда были полным идиотизмом, но я всегда ходила сюда со своими парнями, поэтому большую часть завязки праздника я целовалась.
Но сегодня я пришла с Поттером. Странный разговор в пустынном проходе дал мне осознание того, что... ну… Поттер – совсем не тот, человек, которого я знала. И сейчас он демонстрировал Джеймса – мне хотелось верить, что он сейчас настоящий – и я понимала, что влюблена была в отголоски этого человека без маски.
Он смеялся, шутил, подначивал меня, но не свысока, как обычно, а вполне по-дружески, но в то же время оставаясь эдаким самодовольным красавчиком – только не в энной степени.
И мне это нравилось, нравилось куда больше, чем обычно – без чувства легкого раздражения. Ну и… это было чудесно, серьезно.
Периферийным зрением я отметила шевеление за столом преподавателей – Дамблодор вставал, дабы начать праздник. Люди сразу прекратили перебежки от одного шведского стола к другому и замолкли.
Голос профессора разливался по Залу.
- Ну что ж, я поздравляю вас с наступающим праздником! Я понимаю, как вы молоды и как вам хочется хорошенько потанцевать и повеселиться…
- Да! – завопил кто-то из толпы, и профессор усмехнулся.
- …Однако прежде я напомню вам, что никакого алкоголя на вечеринке не допускается…
Поттер рядом со мной иронически хмыкнул.
- …. Исключая сливочное пиво. Соблюдайте приличие, - глаза Дамблодора за стеклами очков хитро блеснули, - И, перед тем, как мы попросим приглашенных артистов заиграть, я попрошу наших замечательных преподавателей и старост принести свои поздравления. Ну а я вам желаю сохранять в любой ситуации частичку сумасшествия, и здоровую долю ума!
Профессору немного похлопали.
За последующие пять минут его сменил весь преподавательский штат и старосты. Когда настала моя очередь, я улыбнулась и пожелала всем удачи в наступающем году, встретив аплодисменты.
И Бал начался.
В конце концов, даже волшебникам нравилось отрываться, поэтому чаще всего на Балах не было скучной инструментальной программы. Песни Элвиса Пресли, Луиса Амстронга, Дина Мартина, Бони М сменяли друг друга.*
Первая песня всегда задавала характер последующего праздника – чаще всего это были веселые песни, под которые танцевали все, даже те, кто не умел этого.
Что я, кстати, делать умела – родители еще с четырёх лет отдали меня на бальные танцы. Потом я прекратила профессиональные занятия, но навыки остались, да и желание изредка ходить на мастер-классы тоже.
По нарастающей музыке я узнала мелодию и счастливо улыбнулась, таща Поттера за собой – в центр зала. Он не сопротивлялся.
Sunny.
Boney M.
Песня про любовь – как раз, кстати... в сложившейся ситуации.
Он отвел локон с моего лица и улыбнулся.
Певица запела, и в этот момент абсолютно все задвигались.
До этого я часто наблюдала за Поттером, и знала, что он замечательно танцует. Но знать – это одно, я кружиться в его теплых руках – совсем другое.
Почти неосознанно, я шептала слова песни, однако он их не слышал – слишком громко играла музыка. Да и что бы он подумал, услышав мое «я люблю тебя»?
Да, и он был чертовски хитрым. Несмотря на то, что он не числился моим парнем, он довольно развязно себя вел. В танце его руки «случайно» касались – на долю секунду – всяких мест, до которых ему вовсе не нужно было докасываться. Груди. Бедер. Ягодиц. Поясницы. Потом они внезапно остановились на бедрах, явно не собираясь сдвигаться.
Я шлепнула его по пальцам, и он счастливо улыбнулся. Оптимист.
Он крутил меня, наклонял, любуясь, как волосы рассыпались по плечам и волной вздымались за мной.
Снова неосознанно я пропела «Я люблю тебя», и он заметил, прочитал по губам, и новая счастливая улыбка озарила его лицо. И он тоже начал припевать. Это было настолько комично… и тепло.
Мне было невероятно хорошо.
- Солнышко, верно одно - я тебя люблю, - шептала я, вдыхая запах Поттера, сжимая его пальцы и представляя, что его губы, шепчущие припев, адресуют эти слова мне.
Ощущение было неземное.
В конце песни он весьма эффектно опрокинул меня, крепко держа за руку, так низко, что волосы разметались по полу.
Я смеялась. В такие моменты с ним было так… легко. Никаких сложностей.
Уже играли первые аккорды зажигательного джайва, и он медленно поднял меня, зарылся лицом в волосы. По телу побежали мурашки.
- Потанцуем? – спросила я смущенно, и он кивнул, смотря на меня так…
… с жгучим желанием.
Снова стало трудно дышать.
Следующие полчаса мы танцевали так, что сносило крышу. Хотелось пить, ноги начинали болеть, но мы пребывали на волнах какого-то бесконечного драйва, в собственном мире.
Пока не заиграл песня Луиса Амстронга…
What a Wonderful World.
Слишком медленная песня. Слишком романтичная. Я помнила, как мама с папой танцевали под нее и целовались, и воспоминание об этом залило щеки жаром.
Я обняла его за мускулистую спину, другой рукой робко беря его за ладонь. Вторая его рука также робко, как и моя, скользнула к моей талии и обвила ее.
Мы просто кружились. Никаких невиданных кульбитов, которые мы вытворяли раньше. Просто кружились, но в том, как он зарывался лицом в моим волосы и вдыхал их аромат, в том, как я смаковала запах корицы, прижимаясь лицом к его груди… было что-то невероятно прекрасное.
Я думала. Думала о магнитах и всякой такой ерунде, о том, что я влюблена в него, о том, что ради меня… он пытается быть настоящим, и что настоящий Джеймс мне до безумия нравится. Я думала о том, что за нами наблюдали весь вечер…
… видели искры, проскальзывающие между нами…
… как мне хотелось его поцеловать….
… но этого ждали. В смысле, маленькая принцесса Гриффиндора и принц. Они же должны поцеловаться и переспать друг с другом, потому что они принц и принцесса. Все так думали, абсолютно, но никто не думал о том, что мы можем встречаться, или влюбиться…
… этого никто не ждал. И Настоящая Лили Эванс, которая робко пряталась в моей душе, не хотела целовать Джеймса Поттера на глазах у всех – как маленькое представление…
… поэтому мы кружились. Я знала, что песня подходит к концу, я знала, чего хочу, чего хочет он, но я знала, чего хотят другие – и это мешало. Я же обещала быть Настоящей с ним, так? И была уверена, что настоящая ему не понравлюсь. Слишком сентиментальная, наивная и добрая – не следа от той Лили Эванс, которая и привлекла его внимание.
… но я обещала.
Поэтому, когда смолк последний аккорд песни, когда он посмотрел в мои глаза, и я видел во взгляде тлеющее желание, я сделала самое глупое, что можно было сделать.
Я сказала следующее.
- Мне надо в туалет.
… и ушла.
Он стоял с таким видом, как будто его только что поразило молнией. Просто стоял, приподнимая тонкую бровь и удивленно смотря мне в след.
Я поднялась на третий этаж, рывком распахнула дверь, спугнув рыдающую Миртл, и начала бешено плескать водой себе в лицо.
О боже, я дура.
Полная и бесповоротная.
Я… ну… это было оригинальным ходом.
Будь Лили Эванс в любой ситуации – вот мой принцип. Усложняй все и вгоняй всех в ступор.
Гребаный принцип.
Я услышала, как распахнулась дверь, и вздрогнула.
И повернулась.
Поттер.
- Ну, стоит сказать, что я удивлен? – спросил он с ухмылкой.
- Нет, - ответила я робко.
Пауза.
- Извини.
- Прости, но за что именно ты извиняешься? – он засмеялся, но я видела, что он обескуражен.
Пауза.
- Ну, я вроде как бросила тебя.
- Да что ты?
Он сделал шаг ко мне, а я отступила назад, вжимаясь в стену.
- Просто… объясни. – Он запустил ладонь в волосы и удивленно посмотрел на меня. – То ты вроде как хочешь меня, то нет. То я тебе чертовски нравлюсь, то ты меня ненавидишь. Иногда мне кажется, что у тебя раздвоение личности. Ты ведешь себя странно, честно. Мы говорили о том, какая ты на самом деле, и сегодня я видел тебя настоящей. Но скажи, - он сделал еще один шаг вперед. – Скажи, у настоящей Лили Эванс какое отношение к настоящему Джеймсу Поттеру?
- Положительное, - выпалила я.
Сердце выпрыгивало из ребер.
Он сделал последний шаг, практически прижимаясь ко мне всем телом.
- Ну а именно какое? Чего ты хочешь от настоящего Джеймса Поттера?
Я тяжело дышала, я знала, что ему ответить, но не могла.
Не могла сказать слово «любовь».
- Не знаю, - ответила я срывающимся голосом.
Его рука поднялась и накрыла мою грудь.
Мир вокруг замер.
В тишине туалета я слышала громкий и быстрый стук сердца. И он тоже его слышал. И чувствовал его ритм.
- Не знаешь? – спросил он задумчиво, чуть сжимая мою грудь.
Я едва сдержала стон.
- Нет, - ответила я с непонятным мне вызовом. – Нет, знаю. Я знаю, чего я хочу от настоящего Джеймса Поттер, но, понимаешь ли, настоящий Джеймс Поттер не поймет меня! Никогда.
Он нахмурился и накрутил локон на палец.
- Почему ты так думаешь?
И я начала нести полную ерунду. Мне хотелось… почему-то… задеть его, сказать что-то, что обидело бы его, то, что не было правдой. И я говорила это, примешивая к этим словам частичку правды.
- Потому что настоящий Джеймс Поттер идиот! Ему на самом деле плевать, плевать на настоящую Лили Эванс! Ему ПРОСТО нет дела! И он никогда не поймет, потому что он бесчувственная скотина, - выкрикнула я, чувствуя жар слез на щеках, и замолкая, потому что он вынудил меня замолчать.
Его рука быстро выпустила мой локон и зажала рот, и он навалился на меня всем телом, прижимая к стене, крепко сжимая мою грудь.
Я растворялась в этом грубом, животном ощущении. Он был хищником, а я жертвой, и он вжимал меня в стену так, что все тело горело от ощущения тяжести.
- Никогда, - прошипел он, - никогда не рассуждай о том, о чем понятия не имеешь. – Он медленно убрал руку.
И, словно сорвавшись, словно упав с высокого обрыва, поцеловал меня.
Крепко. Возбуждающе. Словно изливая свою ярость – вжав в стену, не давая шанса вырваться, хотя вырываться мне не хотелось.
Я ответила на его поцелуй.
Земля остановила свое вращение, когда я приоткрыла свои губы – для него, и почувствовала скользящие движения его языка, сводящие с ума, подталкивающие к безумию…
Ощущение того, что никто не зайдет в туалет...
Было невероятным.
Его руки скользили по моему телу, стискивая кожу. Он прикусил мне губу – сильно, и я таяла в этом ощущении боли и страсти. В ответ я прикусила его, и услышала низкий рык, отчего по всем телу разлилось приятное чувство истомы.
…Со своим бывшим, Биллом, у меня все было до сопливости нежно. Он был весь такой сладенький – ему духу не хватало на частичку бурной страсти.
Но Поттер… Он вел себя, как зверь, агрессивно и грубо, и как же мне это нравилось. Я чувствовала, будто связана – я не могла пошевелиться, потому что одна его рука крепко сжимала мои запястья.
Я чувствовала, что задыхаюсь, и…
… его рука сжала мои волосы…
… отстегнула гребень и отбросила его в дальний угол туалета. Я слышала звук, как он разбился…
… потянула голову назад…
… губы соскользнули на шею. Язык медленно провел по бьющейся жилке, я не сдержала стона.
Он отпустил мои руки, и я вцепилась в него.
Схватив меня за талию, он усмехнулся мне в шею - я чувствовала изгиб его губ.
- Что, Лили? Ты этого хочешь? – спросил он хриплым шепотом. – Я хочу этого.
Он сделал паузу, с неожиданной болью в голове добавил:
- И еще кое-что, но ты не поймешь.
Мне было трудно дышать. Я поняла, что мои руки сжимают его волосы… невероятно мягкие и густые… я хотела его. Не задумываясь о своих чувствах… я желала ощущать его горячие губы на своих.
- Не только этого, - выдавила я хрипло. – Но и этого тоже.
И он понял.
Его губы скользнули по моей коже, спускаясь ниже, к вырезу платья, и я уже не сдерживала стонов. Что-то было невероятно притягательное в том, как губы человека, в которого я влюблена, двигаются на моем теле.
Я осыпала каждый дюйм его лица поцелуями, и он слегка порыкивал.
Если он был грубым...
Я слегка дернула его волосы, возвращая его поразительное лицо к своему, прижалась к нему губами.
Мы яростно целовались, не заботясь о сохранении кожи на губах, и это было настолько необузданно, настолько великолепно, что я буквально сходила с ума.
Снова его губы скользнули к моей шее, оставляя на ней крошечные поцелуи. Руки сжимали мои плечи почти до синяков, но это лишь распаляло мое желание.
Я чувствовала... насколько тверды его намерения. Он так крепко прижимался ко мне, и это так возбуждало нас обоих. Он порыкивал, и от этих раскатистых звуков я все больше и больше становилась одержимой. Этим запахом. Этим вкусом губ и кожи. Этими поцелуями. Поцелуями со вкусом свежей мяты.
Он начал двигаться, вновь и вновь прижимаясь ко мне бедрами, вколачивая меня в стену, и я почти сошла с ума, остановись, Джеймс...
Его имя сорвалось с моих губ, и он снова зарычал, пальцами пробираясь под вырез моего платья – удивительно глубокий, только не останавливайся...
Молния была расстегнута, и корсет платья все еще был на мне только из-за того, что мы находились так близко друг к другу...
Он медлил, вырисовывая губами узоры на моем лице.
И тут как будто кто-то отвесил мне пощечину. Что я делала? Я была близка к сексу с человеком, в которого была влюблена, с человеком, который что бы там не говорил, но все равно – переспал бы со мной и утратил бы интерес. С человеком, с которым не должно было быть так. С кем угодно, но только не с ним.
Его шоколадные глаза, которые дарили ощущение тепла моей душе.
Зеленые глаза нашего сына, который пришел ко мне во сне в зеркале…
Мои зеленые глаза, которые сейчас были затуманены ощущением того, что он рядом. Это еще не было поводом... поводом быстрого, необузданного секса в туалете во время школьных танцев, особенно тогда, когда он выпил немаленькое количество огненного виски, притащенного им же самим.
Не повод.
Быстро я зажала рукой платье, чтобы оно не сползло к ногам, и посмотрела на него.
А он смотрел на меня.
Шоколадные глаза... В них был огонь, опасный, плескающийся, как лава в кратере вулкана.
Ничего, кроме этого безумного огня.
И еще какое-то чувство… непонятное мне. Чувство, как будто я была для него королевой. Но оно было глубоко – куда глубже пламени.
Я слегка пихнула его руками и заметила, что он в наполовину расстегнутой рубашке – пиджак валялся далеко, в углу туалета.
Я даже не заметила этого.
- Нет, - тихо сказала я, все еще придерживая платье одной рукой и отбрасывая мокрые пряди волос с лица. – Не надо.
- Далеко заходить? – спросил он, и я видела жгучее разочарование в его глазах. – Если ты не хочешь, то не будем.
Он легко пробежался двумя пальцами по моей щеке, но я мотнула головой.
- Нет. Давай я… пойду в Зал, хорошо?
Он смотрел на меня с искренним изумлением.
- Ты издеваешься?
Я не могла представить себе, что он чувствовал. Наверное, разочарование, что не поимел меня, вжав в стену старого туалета.
Но мне не хотелось, чтобы это произошло... так. Так неправильно.
Несмотря на невероятное желание, желание чувствовать его рядом, чувствовать его в себе.
- Нет, вовсе нет. Просто я пойду, ладно? – я быстро застегнула молнию и кинула полный сожаления взгляд в угол туалета – там лежал разбитый гребень.
Посмотрела на Поттера с сожалением.
- Прости.
Он хмыкнул и обогнул меня, немного отодвинув в сторону. Ощущение горячей руки на моем плече было невероятным.
Я видела, как он возбужден, и не понимала, как он вернется в Зал. Наверное, не вернется. Он медленно застегнул рубашку – в дверях, сжал пальцами косяк и тяжело вздохнул.
Господи, я последняя сука.
- Знаешь, какие мысли посещают меня в последнее время? – не поворачиваясь, спросил он.
- Что у меня шизофрения? - робко спросила я, и услышала его смешок.
- И это тоже. – Он обернулся. – Последние три года… мне приходит в голову мысль…
Я смотрела в его глаза, и в них, помимо огня, я видела нечто похоже… не знаю. Мне всегда казалось, что язычники так смотрели на своих богов. Нечто похожее на обожание… почитание… не знаю. Чувство было едва заметно, но я его видела.
- …Лили, я навеки твой. Ты – ничья.
Стоя в коридоре, он снова посмотрел на меня.
- Наверное, так будет всегда.
Он ушел, хлопнув дверью, а я продолжала смотреть туда, где он только что стоял и произносил эти слова.
«Я навеки твой, ты – ничья».
Я сползла по стене и спрятала лицо в ладонях.
Как он смотрел на меня – как на Богиню. Как шептал эти слова – опасные. Которым было так трудно поверить. Которые не были правдой. Потому что мы – магниты. Потому что он навеки мой, а я – навеки его. Навсегда. Но это не имеет значения. Потому что все будет так, как сказала Нарцисса.
И ощущение того, что в простых жизнях все так сложно, заставило меня расплакаться.
Потому что я сильно влюблена в него. И я – не ничья.
И, возможно, он тоже влюблен в меня.
Но это не имеет значения.

Первым делом, которое я сделала, вернувшись в Большой Зал и попав в атмосферу счастья…
Я подошла к столу с запрещенной едой и напитками, в том числе огневиски, схватила бутылку и начала пить. Во-первых, меня мучила жажда. Во-вторых, я хотела избавиться от ощущения тоскливой сложности.
- Лили? – неуверенно спросила Эшли у меня за спиной, поглаживая по плечу. – Если не секрет, то где ты была вместе с Поттером полтора часа? И почему ты хлещешь огневиски так самоотверженно? Оно ведь крепкое и…
- Заткнись, - сказала я. – Заткнись и послушай меня. Час назад я почти отдалась Поттеру в заброшенном туалете, а потом снова его послала. Мне показалось, что он тоже влюблен в меня, но меня мучают слова Нарциссы. Сейчас мне немного нехорошо, и я хочу взять эту бутылку и унести ее наверх Астрономической Башни и встретить восход солнца.
Эшли сочувственно погладила меня по плечу, с удивлённым выражением лица. По-моему, она думала, что я в бреду.
- Иди, солнышко.
- Спасибо, - ответила я. И ушла.
Я любила площадку Астрономической Башни. Магия звезд и неба чувствовалась, когда я сидела на ее каменном полу. Я часто туда приходила – когда мне было плохо. Раньше.
Там я тоже снимала маску.
Меня не волновало, что на улице зима, что за окном метель, что там чертовски холодно, и в моем платье я могу превратиться в сосульку. Мне просто хотелось очутиться там, усесться на ледяной бортик и посмотреть вдаль, на звезды. Просто хотелось и все.
О тепле позаботится огневиски.
К моему удивлению, дверь на площадку была распахнута. Меньше всего я хотела слышать причитания профессора Синистры, поэтому я развернулась и медленно пошла по коридору обратно, пока не услышала…
- Садись, чего уж там.
Резко обернулась, вглядываясь в темноту, сквозь кружащийся снег, и едва различила мужской силуэт… я знала этот голос, и знала, кому принадлежит силуэт.
Я сделала шаг, туда, на ледяную площадку Башни, и колючий ветер затрепетал мое платье. Волосы взметнулись вверх, и я поежилась, крепко сжимая бутылку огневиски.
И присела рядом с Поттером.
Мне было… неловко. Неловко после всего того, что случилось, после первого поцелуя, после тех слов, жгучих слов, после понимания того, что мы так близки и так далеки друг от друга.
Он сидел в расстегнутом пиджаке, флегматично осушая запыленную бутылку медовухи, делая один медленный глоток за другим. Рядом стояла непочатая бутылка напитка красноватого цвета. По-моему, это был ром.
- Холодно? – спросил он, смотря вдаль, на ярко пылающую звезду.
Я кивнула, чувствуя толпу крупных мурашек.
Он молча снял пиджак и накинул на мои плечи.
- Невеселое Рождество, верно?
Я глотнула огневиски, и мне стало немного теплей.
- Скорее… сумбурное.
Я вдохнула вечный запах корицы и мяты, смешанный с терпким привкусом алкоголя. Он был еще пьяней, чем тогда, в туалете.
- В чем его сумбурность?
Я посмотрела на тонкий полумесяц.
- В наших с тобой отношениях. В... помнишь, что я говорила о магнетизме?
- Мы тянемся друг к другу, как два полюса.
Он процитировал мои слова, и это произвело впечатление на меня.
- Да… но с этим не так все просто. Теория о магнетизме опровергается жизненными аксиомами. В смысле… магниты могут притягиваться, но потом они потеряются. Они никогда не останутся вместе, потому что… ну… так угодно людям.
- Изящная метафора, если сравнить твое изречение с моей и твоей жизнью, - ответил он, отсалютовав мне почти пустой бутылкой медовухи.
- Джен тоже не могла остаться с мистером Рочестером, - сказала я тихо, обращаясь скорее к самой себе. Не могла, но осталась…
Может, я тоже услышу бестелесный голос Поттера, плывущий над Хогсмидом?
- Уверен, это тоже было бы изящной метафорой, если бы я знал, о чем речь.
- Знаешь, когда ты выпьешь, ты становишься… искренней. И милей.
- Я буду пить каждую секунду, если тебе это нравится, солнышко, - улыбнулся он.
- Лучше не стоит, а не то твоя печень обретет черную дыру.
- Какая разница? Черная дыра в моей печени никого не интересует, даже меня, солнышко.
Насколько мило он произносил это слово. Солнышко.
Он был изрядно пьян, но до ужаса мил.
Понимая, что я делаю ошибку за ошибкой…
…но остаюсь искренней…
… я ответила.
- Меня интересует черная дыра в твоей печени.
Его пиджак пах корицей и туалетной водой. Казалось, будто он обнимает меня – тепло и уютно. Окутано этим запахом.
Он посмотрел на меня с печальной улыбкой.
- Серьезно, солнышко? С чего бы это?
Так трудно было ответить, что все с того, что я влюблена в него.
- Ну, я отношусь к тебе хорошо.
- Более чем, магнитик. Особенно если вспомнить сегодняшний вечер.
Я залилась краской, а он засмеялся – все еще с ноткой печали.
- Почему всем так нужно ощущение того, что ты возбудила Джеймса Поттера, мм? Даже тебе?
Я замотала головой – отчаянно и быстро.
- Не в этом дело, Джеймс. Не в этом… Ты понял… это не так. Мне это ощущение не нужно.
- Хотелось бы мне верить тебе, солнышко. Но не получается.
- Но это правда, - возразила я, понимая, что вот-вот заплачу. Он так неправильно понял все это… так неправильно.
- Ты заключала пари на меня, солнышко, - он снова улыбнулся печальной улыбкой. – На пятом?
Щеки горели.
Господи, это было правдой, и до сих пор мне было невероятно стыдно, несмотря на одно смягчающее обстоятельство.
- Я отказалась от него. От пари. Меня до сих пор Катрина высмеивает.
- Я никогда не заключал пари на тебя.
Веский довод.
Почему… почему все происходит так?
Почему?
- Джеймс… я… - я сглотнула, вытирая горячие слезы. Я чувствовала себя довольно мерзко. – Джеймс…
Я влюблена в тебя. Я хочу встречаться с тобой. Мне снился наш сын. Мне кажется, что ты влюблен в меня. Я надеюсь и лелею это. Я отказалась от пари на тебя, потому что не хотела завлечь тебя так, как предлагала Катрина – в форме легкой шуточки. Мне хочется забыть слова Нарциссы, но я не могу. Мне хочется верить твоим словам, но я не могу тоже. Мне хочется целоваться с тобой, заниматься любовью, не чувствуя себя виноватой, или подлой. И я не могу справиться с теорией магнетизма.
- Мне трудно… трудно объяснить свое отношение к тебе, потому что я запуталась, Джеймс.
Внезапно он обнял меня.
- Я тоже запутался, солнышко. И ты играешь гораздо большую роль в моей жизни, чем роль сексуальной сокурсницы.
- Ты тоже играешь... важную роль для меня, - ответила я тихо.
Внезапно он засмеялся – только искренне, от души.
- Солнышко, я хочу все больше усложнить.
Я устало положила голову ему на грудь.
- Как?
Быть может...
...он скажет, что влюблен в меня.
Быть может.
- Я могу бы предложить нам переспать, но, знаешь, это сделает наши отношения нереальными. Поэтому… я в первый раз в жизни говорю эту х*йню. Давай будем друзьями?
Наверное, я почувствовала разочарование.
Ну и… надежду, наверное.
- Только помни, что друзья не лапают друг друга. И не лезут целоваться.
- Не уверен, что хочу быть просто друзьями.
Я засмеялась.
- Ну, у нас и так много сложностей. Пара-тройка ничего не ухудшат. Будем друзьями.
- Я счастлив, солнышко.
Он взял в руки ром и задумчиво посмотрел на этикетку.
- Знаешь, солнышко, я действительно хочу тебя, так, что схожу с ума. Но не только это… Я не могу объяснить, но мне хочется, чтобы ты была рядом.
Сердце буквально остановилось.
- Это называется собственичество, Джеймс.
- Обычно это называют любовью, - еле слышно ответил он, и я чувствовала, как мне все трудней и трудней дышать.
Любовью.
Это называют любовью.
«Я навеки твой, ты - ничья».
- Знаешь, я пишу стихи.
- Брось, - сказала я дрожащим голосом. – Ты пьян.
Наверное, потому и шепчешь то, что я мечтала услышать.
Он открыл бутылку и сделал хороший глоток рома.
- Послушаешь?
- Давай, - сказала я, сжимая ткань его пиджака. – Послушаю.
- Её глаза на звёзды не похожи - в них бьётся мотыльком живой огонь.
Ещё один обычный вечер прожит, а с ней он каждый раз другой.
Её упрёки - вестники прохлады, как скошенная в августе трава.
И пусть в её словах ни капли правды, она божественно права!
Её сиянье затмевает солнце, и замерзает кровь в её тени...
Такое счастье дорого даётся - венец, откуда ни взгляни.
Любой валет в её большой колоде падёт, как жертва ревности слепой…
Она одна и от меня уходит давно проторенной тропой.

Слезы текли по моим щекам.
Он влюблен в меня... влюблен в меня... влюблен в меня….
Больше мыслей у меня не было. Я чувствовала счастье, состояние, снова граничащее с воздушной ватой.
- Иногда так трудно разобраться в себе, солнышко, - сказал он печально. – Мне часто кажется, что я не могу сделать ни одного не лживого утверждения про себя. Я так долго бываю в маске, что забываю свое лицо за ней.
- Красивое стихотворение, - сказала я, спустя несколько минут, всхлипывая.
Он засмеялся.
- Я посвятил его тебе, солнышко. Иногда, когда нам на что-то не хватает смелости, нужно напиться, замечала?
Я тихо улыбнулась и допила огневиски.
- Ты мне очень нравишься, Джеймс.
- И ты мне, солнышко, - ответил он непривычно нежно.
Сахарная вата.
Дальше была сахарная вата, сотканная из краткого блаженства. Блаженства, которое было под влиянием медовухи, огневиски и рома.
Было ли это блаженство правдой?
Мы не знали.
Все казалось невероятно правильным, когда мы сидели на площадке Астрономической Башни, допивали ром, целовались и осознавали, что это лучшее Рождество.
Все казалось правильным.
Когда он провожал меня до комнаты, легко целовал на прощание.
Когда я ложилась со счастливой улыбкой в кровать, чувствуя окутывающий аромат корицы.
Когда я думала о нем.
Все казалось правильным, пока длилось чертово действие алкоголя.
Вот только жаль, что алкоголь не мог раскрасить всю нашу жизнь.
И стало больно.
Потому что утром я проснулась, вспоминая каждый миг вчерашнего вечера.
Потому что утром я шла по коридорам и увидела его с Нарциссой.
Потому что утром только я помнила все.
Потому что он забывал все, что происходило под действием алкоголя.
Потому что вчерашним вечером управлял ром.
А не его чувства ко мне.
Потому что все не было правдой.
Потому что на самом деле ничего такого не было.
Эфемерность.

*И не спрашивайте меня, как это так оно получилось в середине семидесятых Давайте не будем обращать внимания на дату выхода песен. Это совершенно не важно и портит антураж.
**Примечание от автора: безжалостный плагиат Би-2, я дико извиняюсь.